Страница:
Аллен Даллес
Тайная капитуляция
Глава 1
«Необходима строжайшая секретность»
За несколько дней до окончания Второй мировой войны в Европе, вечером 2 мая 1945 г., Уинстон Черчилль неожиданно для всех появился в палате общин. Там царила атмосфера напряженного ожидания. Однако премьер-министр не спешил вмешиваться в кипящие споры. Раззадоривая, по своему обыкновению, аппетит и разжигая тревогу ожидания, он просматривал свои записи, прежде чем попросить разрешения спикера сделать краткое заявление. Затем, без цветистых фраз и риторики, излагая только говорящие сами за себя голые факты, он спокойно объявил о первой крупной капитуляции немцев перед союзниками. Около миллиона человек сдались в Северной Италии. Здесь с нацизмом и фашизмом было покончено. Война на всех европейских фронтах приближалась к концу.
«Фельдмаршал сэр Гарольд Александер, – сказал Черчилль, – только что объявил, что наземные, морские и воздушные силы под командованием генерала фон Витенгофа, германского главнокомандующего Юго-Западным направлением и группой армий «С», согласились на безоговорочную капитуляцию. Акт о капитуляции был подписан во второй половине дня воскресенья 29 апреля в штаб-квартире союзных войск в Казерте двумя немецкими полномочными представителями и генерал-лейтенантом У.Д. Морганом, командиром штаба в ставке союзных войск. Условия капитуляции предусматривают прекращение враждебных действий с полудня по среднему гринвичскому времени 2 мая».
По залу пробежал удивленный шепоток. Члены парламента поняли, что премьер-министр держал эту важную новость в секрете с 29 апреля, когда, как он сам объявил, была подписана капитуляция. И он говорит о ней только теперь, спустя три дня. Чувствуя, что депутаты ждут объяснений, Черчилль добавил, что до последней минуты сохранялась некоторая неопределенность. «Пока не было достоверных сведений о том, что германское верховное командование отдало реальные приказы войскам, фельдмаршал Александер воздерживался от соответствующего заявления».
Затем премьер-министр сделал краткий обзор итальянской кампании. На долгом пути вверх по Апеннинскому полуострову многонациональная армия – американцы, японо-американцы, британцы и войска доминионов, французы, поляки, бразильцы, итальянцы и другие – бок о бок сражалась против упорного врага в трудных условиях гористой местности. Этой армии выпала честь первой принудить немцев к безоговорочной капитуляции. Капитулировавшие войска, сказал Черчилль, состоят из жалких остатков двадцати двух немецких дивизий и шести дивизий итальянских фашистов. Теперь войскам союзников открылись территория всей Северной Италии вплоть до Изонцо, австрийские провинции Форальберг, Зальцбург и Тироль и отдельные участки Каринтии и Штирии. Занят весь южный фланг германских позиций в Альпах. Если у нацистов и были какие-то серьезные намерения удерживать эту горную крепость, то теперь ключ от нее вырван из их рук.
Когда Черчилль завершил свое выступление благодарностями в адрес фельдмаршала Александера, генерала Марка Кларка и подразделений всех стран, входивших в состав союзных сил в Италии, один из членов палаты общин поинтересовался обстоятельствами капитуляции. Он спросил, по собственной ли инициативе сдался немецкий генерал. Черчилль ответил утвердительно и добавил: «Некоторое время переговоры велись сугубо приватно. Надежда на успех то появлялась, то пропадала, но в последние два дня было ясно, что дело идет к концу. Впрочем, у меня и тогда не было уверенности, что в последнюю минуту все не развалится. Поэтому была необходима строжайшая секретность».
С конца февраля 1945 года, без лишней огласки, возглавляемая мною миссия Управления стратегических служб в Швейцарии и немецкие генералы в Италии обменивались эмиссарами и посланиями. На протяжении двух решающих месяцев командующие сцепившимися в схватке противоборствующими армиями поддерживали секретные сношения через мой офис в Берне в поисках возможности закончить бои на итальянском фронте, надеясь, что это послужит прологом к общей капитуляции нацистов в Европе. Мы дали этой операции кодовое название «Восход» и лишь позже узнали, что Уинстон Черчилль, который пристально следил за всеми событиями, уже назвал ее «Кроссворд».
Нашему быстрому успеху препятствовали упрямство и безумие одного человека – Адольфа Гитлера. Несмотря на безнадежное положение своих войск, он не соглашался ни на какие капитуляции ни на каких участках фронта. Его генералы с полным основанием боялись расстаться с жизнью за всякую несанкционированную попытку прекратить кровопролитие. Это означало, что не могло быть и речи о парламентерах с белыми флагами, об открытых или официальных переговорах. Вместо этого секретная разведывательная организация взяла на себя функции установления первых контактов и ведения активных переговоров с противником вплоть до момента, когда акт о капитуляции был готов к подписанию. С согласия фельдмаршала Александера мы стали каналом, по которому поддерживалась связь между союзниками и германским верховным командованием.
В то время уже существовало американское Управление стратегических служб, более известное по аббревиатуре УСС, с ясно очерченным кругом обязанностей и кадровым ядром, готовым действовать в операции по подготовке капитуляции. Этим мы обязаны проницательности и инициативе Уильяма Дж. Донована, создателя и директора УСС.
Донован был прирожденным лидером. Неуемная энергия и беспредельный энтузиазм сочетались в нем с огромным мужеством и работоспособностью. Благодаря своей способности убеждать собеседника Донован был прекрасным переговорщиком.
Донован сделал блестящую военную карьеру во время Первой мировой войны, стремительно поднявшись до полковничьих чинов в славной 69-й дивизии «Сражающихся ирландцев». За воинскую доблесть он был награжден «Почетной медалью Конгресса» и намертво приклеившимся к нему прозвищем Дикий Билл. Между двумя мировыми войнами он стал известным в Нью-Йорке адвокатом и в 1933 г. выставлял свою кандидатуру от республиканцев на пост губернатора против Герберта Лемана, который назвал кампанию Донована самой чистой из всех, что он видел. Но 1933 г. не был счастливым для кандидатов-республиканцев, и Донован пришел вторым, что стало потерей для американской политики, но большой удачей для американской разведки.
Интересы Донована не ограничивались юриспруденцией и политикой. В предвоенные годы он уже вовсю занимался изучением военных вопросов и планировал создание такой разведывательной организации, которая понадобится Америке, как только она вступит в войну, – он уже чувствовал, что это неизбежно. Он всегда предпочитал получать сведения из первых рук и, если где-то возникал вооруженный конфликт, при первой же возможности приезжал туда. Так, он специально ездил в Эфиопию во время итало-эфиопской войны в 1936 г. и в охваченную гражданской войной Испанию в 1936–1937 гг.
Когда в сентябре 1939 г. разразилась Вторая мировая война, Донован был одним из немногих американцев, кто понимал изменившуюся природу современной войны. Еще в 30-х гг. он предвидел глобальный характер грядущего конфликта. Уже тогда он был убежден, что «нетрадиционная», или психологическая, война, как мы сейчас это называем, займет важное место в будущих битвах.
Он полностью разделял взгляды Уинстона Черчилля в отношении ошибочной стратегии времен Первой мировой войны. «Тупая резня политики истощения», как прозвал ее Черчилль, ярко проявилась в англо-французских наступлениях 1915, 1916 и 1917 гг., – за эти три года Франция и Британия потеряли цвет нации. «Битвы, – писал Черчилль, – выигрываются кровопролитием и маневрами. Величие генерала в том, чтобы основной составляющей победы были маневры и как можно меньше – кровопролитие». Он добавлял: «На войне есть много видов маневра, и лишь часть из них производится на поле боя. Есть маневры с глубоким обходом фланга или заходом в тыл. Есть маневры во времени, в дипломатии, в механике, в психологии, и все они отделены от поля боя, но часто играют на нем решающую роль, и цель всех этих маневров – найти для достижения главной цели пути более легкие, чем одно только кровопролитие».
Донован также отвергал идею кровавой окопной войны. Следует принудить противника, считал он, сражаться там, где он слаб, а мы сильны. Следует использовать его слабости и самим определять поле битвы. Он чувствовал, что необычная война и специальные операции обеспечат нам преимущество недовольства в стане врага, проявляющегося в бурном подпольном движении во всех, контролируемых нацистами и фашистами странах.
Донован стремился заставить своих соотечественников осознать опасность, с которой они столкнулись, когда нацистский колосс начал перекраивать карту Европы. К счастью, ему доверял президент Франклин Делано Рузвельт. Кроме того, Донован был в особенно хороших отношениях с секретарем президента по военно-морским вопросам Фрэнком Ноксом. У него часто возникали разногласия с членами Объединенного комитета начальников штабов по поводу роли разведки и проведения особых операций, но и у них он пользовался уважением и в конце концов добился сотрудничества.
Вскоре после падения Франции, жарким августовским днем 1940 г., в разгар «Битвы за Британию», Донован прибыл в Вашингтон, чтобы изложить перед Конгрессом свою точку зрения на закон о военном обучении. Неожиданно его вызвали в Белый дом. Там, на совещании у президента Рузвельта, он обнаружил государственного секретаря Кордела Халла, военного секретаря Генри Л. Стимсона и военно-морского секретаря Фрэнка Нокса. Полковник Донован понятия не имел о причинах вызова. Первым заговорил секретарь Нокс. Не мог бы Донован отправиться в Великобританию и представить президенту отчет о ситуации в этой стране, особенно в отношении следующих вопросов: будет ли Англия в одиночку сражаться с Гитлером, как обещал Черчилль? И есть ли у нее для этого средства? Если они продолжат сражаться, какую наиболее эффективную помощь может оказать им Америка? Донован должен был также собрать информацию о деятельности нацистской «пятой колонны» в Европе, и это, в частности, служило прикрытием для его главной миссии.
Судьба Британии висела тогда на волоске. Франция запросила пощады, и было подписано перемирие. Британия пережила Дюнкерк и спасла большую часть личного состава своих вооруженных сил, но, что касается военного снаряжения и необходимых для ведения войны денежных средств, то здесь она была в отчаянном положении. Президент США должен был решить, и быстро, прибегнуть ли к ленд-лизу, передаче Британии устаревших эсминцев и другим планам помощи. Президент желал получить оценку Донована – не шансов Британии на победу, а ее готовности сражаться, если она получит нужные средства.
После серии переговоров в Лондоне с британскими лидерами Донован вернулся в Соединенные Штаты. Он выразил президенту твердую уверенность в том, что Британия будет сражаться, какими бы призрачными ни были шансы на победу. Донован не брался предсказать, победит ли Британия, но президент мог рассчитывать на решимость британцев. Донован, кроме того, предложил ряд мер для поддержки обороноспособности Британии. Позже эти меры были в основном приведены в действие Управлением по делам ленд-лиза.
Находясь в Британии, он также ознакомился с организацией и методами английской разведки. Донован был убежден, что американское военное планирование и национальная стратегия в целом будут, как никогда прежде, зависеть от разведки и что структура американских спецслужб должна быть полностью перестроена. Британцы также сообщили ему все, что знали об операциях нацистской «пятой колонны», которые сыграли огромную роль при захвате Польши, Бельгии, Голландии и Норвегии. Донован знал, что у Соединенных Штатов не было ни адекватной защиты от вражеской «пятой колонны», ни какой бы то ни было подготовки к наступательным действиям в подобных операциях. Он отчетливо ощущал, что нам необходимо быть во всеоружии на этом фронте.
В сотрудничестве с Эдгаром А. Маурером из чикагской «Дейли ньюс» Донован опубликовал серию статей, чтобы открыть Америке глаза на опасность «пятой колонны». Эти материалы, авторами которых были указаны Донован и Маурер, появились с благословения секретаря Нокса и распространялись по всем странам мира ведущими американскими агентствами новостей.
Поездка в Англию убедила Донована еще и в том, что Средиземноморье скоро станет важнейшим для союзников театром военных действий и что исключительно важно сохранять контроль за линиями коммуникаций в этом регионе. Поэтому он активно включился в разработку операции, которая осенью 1942 года привела к успешной высадке во Французской Северной Африке. Это было именно то, что он отстаивал! Заставить нацистов и фашистов сражаться как можно дальше от родных земель и баз снабжения, вынудить их растягивать линии коммуникаций, чтобы они оказались уязвимыми для растущей морской и воздушной мощи союзников.
Донован не собирался после поездки в Англию долго задерживаться в США. Он убедил Рузвельта в обоснованности своих взглядов и в том, что Средиземноморью суждено стать решающим театром военных действий. Когда 1 декабря 1940 г. Донована вызвали в Вашингтон и президент предложил ему отправиться во вторую миссию, чтобы получить стратегические оценки экономической, политической и военной ситуации в Средиземноморье, он сразу согласился. 6 декабря 1940 г. Донован почти на три с половиной месяца отправился в поездку, во время которой покрыл 22 000 миль пути, преимущественно по воздуху, перемещаясь из одного конца Средиземноморья в другой.
По возвращении в апреле 1941 г. в отчете президенту Донован особо упирал на необходимость внедрения своих идей относительно нашей разведслужбы, и в частности касающихся психологической и политической войны, саботажа и партизанской войны. Донован рассматривал эти средства ведения войны как единое целое и представил план создания организации, которая смогла бы привести их в действие и руководить ими. В специальном разделе его отчета излагалось все, что ему удалось узнать о британских командос во время средиземноморской поездки. Он отмечал, что имперский генеральный штаб после Дюнкерка поставил себе первоочередную задачу – создание специальных сил из британских партизан. На основании этого факта Донован убеждал президента придерживаться аналогичных принципов в США. Чтобы создать, обучить и экипировать армию, способную нанести Германии поражение в открытом бою, требовалось, по мнению Донована, не менее двух лет. Тем временем Америка должна готовиться к использованию методов нетрадиционной войны.
В ту же пору, выступая в Филадельфии, Донован сказал: «Наши ориентиры были неверными. Мы говорили о помощи Британии так, словно она попрошайка у ворот, тогда как на самом деле Британия наш щит, за которым мы имели возможность обуться-одеться и выйти наготове, – и еще она была нашей лабораторией».
Президент Рузвельт назначил специальный комитет при кабинете в составе военного и морского секретарей Стимсона и Нокса и министра юстиции Роберта Джексона, чтобы рассмотреть идеи Донована и рекомендовать план действий. В результате появился Указ от 11 июля 1941 г., подписанный президентом Рузвельтом в качестве президента и главнокомандующего армией и флотом Соединенных Штатов, об образовании Службы координатора информации под руководством Донована. В обязанности координатора входило: «собирать и анализировать всю информацию, имеющую отношение к национальной безопасности; отыскивать в поступающей информации взаимосвязи и представлять результаты президенту, а также тем департаментам и правительственным чиновникам, которые будут указаны президентом».
Заметим, что этот указ не увязывался напрямую с ведением нетрадиционной войны, хотя и предоставлял добавочные полномочия для осуществления, как отмечалось в документе, «дополнительных мероприятий, которые могут способствовать получению информации, важной для национальной безопасности». Несомненно, именно так это было истолковано Донованом. На момент подписания указа мы были формально нейтральными. До Перл-Харбора оставалось еще пять месяцев.
После Перл-Харбора был издан новый указ, по которому Служба координатора информации преобразовывалась в Управление стратегических служб с Донованом во главе. По этому указу, подписанному президентом 13 июня 1942 г., УСС подпадало под юрисдикцию Объединенного комитета начальников штабов. УСС получило, в дополнение к функциям сбора и анализа информации, полномочия «планировать и осуществлять специальные операции по указанию Штаба объединенного командования США». Теперь замыслы Донована по координации сбора стратегической информации были реализованы.
«Специальные операции» на языке разведки означали информационную войну, применение командос, поддержку партизан и использование скрытыми методами всех слабостей империй Гитлера и Муссолини в своих интересах. С включением раздела «специальные операции» в устав УСС вначале была создана разведывательная организация в Соединенных Штатах, объединившая под одной крышей работу по сбору сведений и контрразведку с поддержкой деятельности подпольных групп Сопротивления, саботажа и вообще почти всего, что могло помочь нации, но для чего не приспособлена регулярная армия. Мало кто из людей, которые сегодня горячо оспаривают мудрость таких мероприятий, может вспомнить, под каким высоким покровительством было принято это решение около 25 лет назад и какое внимание уделялось организации УСС и, позднее, ЦРУ.
Донован пригласил самых различных людей из всех слоев общества помогать ему в этой работе: военных и гражданских, администраторов и учителей, банкиров и юристов, бизнесменов и библиотекарей, писателей и издателей, спортсменов и миссионеров, перевоспитавшихся взломщиков сейфов, барменов и капитанов буксиров. Он искал людей, которые уже знали что-то полезное. Не было времени учить этих мужчин и женщин искусству разведки – война не ждала. Ему были нужны те, кто уже обладал специальными знаниями, и он находил их где только можно. Бармена брали не потому, что он хорошо смешивал коктейли, а потому, что он свободно говорил по-итальянски и был как дома на горных перевалах Апеннин. Миссионера – потому, что он знал обычаи и диалекты племен, живущих в Бирме. Специалиста-гравировальщика – потому, что агентам Донована были нужны отлично сделанные документы, чтобы пересекать линию фронта.
По одному из первых организационных планов Донована следовало разместить разведывательные аванпосты в важных дружественных и нейтральных районах Европы. Не тратя лишнего времени, он сумел протолкнуть свой план через Государственный департамент, который распорядился разместить офицеров УСС в Швеции, Швейцарии, Испании, Португалии и Танжере. Часть из них была назначена в американские дипломатические учреждения в этих странах, что, естественно, встретило определенное сопротивление со стороны профессиональных дипломатов, но Донован упорно шел своим путем. Остальные имели более сложные прикрытия.
Я попал в один из первых наборов Донована. Вскоре после Перл-Харбора он предложил мне сотрудничать с УСС и обрисовал свои взгляды на роль УСС в будущей победе. Мы обсудили ситуацию в Европе, особенно в странах, оккупированных нацистами и фашистами, где появились признаки волнений среди недовольного грубой диктатурой населения. На этих районах можно было опробовать его теории информационной и психологической войны. В этом плане меня не пришлось долго уговаривать, поскольку я был полностью согласен с его подходами в целом и понимал важность предстоящей работы.
Донован был моим старым другом. Я был хорошо знаком с ним перед войной, когда он работал в Вашингтоне в Департаменте юстиции, а потом юристом в Нью-Йорке. Донован знал, что в начале Первой мировой войны я учительствовал в школах по всему свету, а потом служил дипломатом в Германии, Австро-Венгрии и Швейцарии. В Швейцарии моей подлинной задачей было снабжать Вашингтон сведениями о происходящем в Германии, Австро– Венгрии и на Балканах.
Первоначально Донован хотел, чтобы я поехал в Лондон работать вместе с ним и Дэвидом Брюсом над укреплением наших связей с британской службой разведки. Но в конце концов я убедил его направить меня в менее броское место, где, однако, мой прошлый опыт должен был сослужить добрую службу, – в Швейцарию.
«Фельдмаршал сэр Гарольд Александер, – сказал Черчилль, – только что объявил, что наземные, морские и воздушные силы под командованием генерала фон Витенгофа, германского главнокомандующего Юго-Западным направлением и группой армий «С», согласились на безоговорочную капитуляцию. Акт о капитуляции был подписан во второй половине дня воскресенья 29 апреля в штаб-квартире союзных войск в Казерте двумя немецкими полномочными представителями и генерал-лейтенантом У.Д. Морганом, командиром штаба в ставке союзных войск. Условия капитуляции предусматривают прекращение враждебных действий с полудня по среднему гринвичскому времени 2 мая».
По залу пробежал удивленный шепоток. Члены парламента поняли, что премьер-министр держал эту важную новость в секрете с 29 апреля, когда, как он сам объявил, была подписана капитуляция. И он говорит о ней только теперь, спустя три дня. Чувствуя, что депутаты ждут объяснений, Черчилль добавил, что до последней минуты сохранялась некоторая неопределенность. «Пока не было достоверных сведений о том, что германское верховное командование отдало реальные приказы войскам, фельдмаршал Александер воздерживался от соответствующего заявления».
Затем премьер-министр сделал краткий обзор итальянской кампании. На долгом пути вверх по Апеннинскому полуострову многонациональная армия – американцы, японо-американцы, британцы и войска доминионов, французы, поляки, бразильцы, итальянцы и другие – бок о бок сражалась против упорного врага в трудных условиях гористой местности. Этой армии выпала честь первой принудить немцев к безоговорочной капитуляции. Капитулировавшие войска, сказал Черчилль, состоят из жалких остатков двадцати двух немецких дивизий и шести дивизий итальянских фашистов. Теперь войскам союзников открылись территория всей Северной Италии вплоть до Изонцо, австрийские провинции Форальберг, Зальцбург и Тироль и отдельные участки Каринтии и Штирии. Занят весь южный фланг германских позиций в Альпах. Если у нацистов и были какие-то серьезные намерения удерживать эту горную крепость, то теперь ключ от нее вырван из их рук.
Когда Черчилль завершил свое выступление благодарностями в адрес фельдмаршала Александера, генерала Марка Кларка и подразделений всех стран, входивших в состав союзных сил в Италии, один из членов палаты общин поинтересовался обстоятельствами капитуляции. Он спросил, по собственной ли инициативе сдался немецкий генерал. Черчилль ответил утвердительно и добавил: «Некоторое время переговоры велись сугубо приватно. Надежда на успех то появлялась, то пропадала, но в последние два дня было ясно, что дело идет к концу. Впрочем, у меня и тогда не было уверенности, что в последнюю минуту все не развалится. Поэтому была необходима строжайшая секретность».
С конца февраля 1945 года, без лишней огласки, возглавляемая мною миссия Управления стратегических служб в Швейцарии и немецкие генералы в Италии обменивались эмиссарами и посланиями. На протяжении двух решающих месяцев командующие сцепившимися в схватке противоборствующими армиями поддерживали секретные сношения через мой офис в Берне в поисках возможности закончить бои на итальянском фронте, надеясь, что это послужит прологом к общей капитуляции нацистов в Европе. Мы дали этой операции кодовое название «Восход» и лишь позже узнали, что Уинстон Черчилль, который пристально следил за всеми событиями, уже назвал ее «Кроссворд».
Нашему быстрому успеху препятствовали упрямство и безумие одного человека – Адольфа Гитлера. Несмотря на безнадежное положение своих войск, он не соглашался ни на какие капитуляции ни на каких участках фронта. Его генералы с полным основанием боялись расстаться с жизнью за всякую несанкционированную попытку прекратить кровопролитие. Это означало, что не могло быть и речи о парламентерах с белыми флагами, об открытых или официальных переговорах. Вместо этого секретная разведывательная организация взяла на себя функции установления первых контактов и ведения активных переговоров с противником вплоть до момента, когда акт о капитуляции был готов к подписанию. С согласия фельдмаршала Александера мы стали каналом, по которому поддерживалась связь между союзниками и германским верховным командованием.
В то время уже существовало американское Управление стратегических служб, более известное по аббревиатуре УСС, с ясно очерченным кругом обязанностей и кадровым ядром, готовым действовать в операции по подготовке капитуляции. Этим мы обязаны проницательности и инициативе Уильяма Дж. Донована, создателя и директора УСС.
Донован был прирожденным лидером. Неуемная энергия и беспредельный энтузиазм сочетались в нем с огромным мужеством и работоспособностью. Благодаря своей способности убеждать собеседника Донован был прекрасным переговорщиком.
Донован сделал блестящую военную карьеру во время Первой мировой войны, стремительно поднявшись до полковничьих чинов в славной 69-й дивизии «Сражающихся ирландцев». За воинскую доблесть он был награжден «Почетной медалью Конгресса» и намертво приклеившимся к нему прозвищем Дикий Билл. Между двумя мировыми войнами он стал известным в Нью-Йорке адвокатом и в 1933 г. выставлял свою кандидатуру от республиканцев на пост губернатора против Герберта Лемана, который назвал кампанию Донована самой чистой из всех, что он видел. Но 1933 г. не был счастливым для кандидатов-республиканцев, и Донован пришел вторым, что стало потерей для американской политики, но большой удачей для американской разведки.
Интересы Донована не ограничивались юриспруденцией и политикой. В предвоенные годы он уже вовсю занимался изучением военных вопросов и планировал создание такой разведывательной организации, которая понадобится Америке, как только она вступит в войну, – он уже чувствовал, что это неизбежно. Он всегда предпочитал получать сведения из первых рук и, если где-то возникал вооруженный конфликт, при первой же возможности приезжал туда. Так, он специально ездил в Эфиопию во время итало-эфиопской войны в 1936 г. и в охваченную гражданской войной Испанию в 1936–1937 гг.
Когда в сентябре 1939 г. разразилась Вторая мировая война, Донован был одним из немногих американцев, кто понимал изменившуюся природу современной войны. Еще в 30-х гг. он предвидел глобальный характер грядущего конфликта. Уже тогда он был убежден, что «нетрадиционная», или психологическая, война, как мы сейчас это называем, займет важное место в будущих битвах.
Он полностью разделял взгляды Уинстона Черчилля в отношении ошибочной стратегии времен Первой мировой войны. «Тупая резня политики истощения», как прозвал ее Черчилль, ярко проявилась в англо-французских наступлениях 1915, 1916 и 1917 гг., – за эти три года Франция и Британия потеряли цвет нации. «Битвы, – писал Черчилль, – выигрываются кровопролитием и маневрами. Величие генерала в том, чтобы основной составляющей победы были маневры и как можно меньше – кровопролитие». Он добавлял: «На войне есть много видов маневра, и лишь часть из них производится на поле боя. Есть маневры с глубоким обходом фланга или заходом в тыл. Есть маневры во времени, в дипломатии, в механике, в психологии, и все они отделены от поля боя, но часто играют на нем решающую роль, и цель всех этих маневров – найти для достижения главной цели пути более легкие, чем одно только кровопролитие».
Донован также отвергал идею кровавой окопной войны. Следует принудить противника, считал он, сражаться там, где он слаб, а мы сильны. Следует использовать его слабости и самим определять поле битвы. Он чувствовал, что необычная война и специальные операции обеспечат нам преимущество недовольства в стане врага, проявляющегося в бурном подпольном движении во всех, контролируемых нацистами и фашистами странах.
Донован стремился заставить своих соотечественников осознать опасность, с которой они столкнулись, когда нацистский колосс начал перекраивать карту Европы. К счастью, ему доверял президент Франклин Делано Рузвельт. Кроме того, Донован был в особенно хороших отношениях с секретарем президента по военно-морским вопросам Фрэнком Ноксом. У него часто возникали разногласия с членами Объединенного комитета начальников штабов по поводу роли разведки и проведения особых операций, но и у них он пользовался уважением и в конце концов добился сотрудничества.
Вскоре после падения Франции, жарким августовским днем 1940 г., в разгар «Битвы за Британию», Донован прибыл в Вашингтон, чтобы изложить перед Конгрессом свою точку зрения на закон о военном обучении. Неожиданно его вызвали в Белый дом. Там, на совещании у президента Рузвельта, он обнаружил государственного секретаря Кордела Халла, военного секретаря Генри Л. Стимсона и военно-морского секретаря Фрэнка Нокса. Полковник Донован понятия не имел о причинах вызова. Первым заговорил секретарь Нокс. Не мог бы Донован отправиться в Великобританию и представить президенту отчет о ситуации в этой стране, особенно в отношении следующих вопросов: будет ли Англия в одиночку сражаться с Гитлером, как обещал Черчилль? И есть ли у нее для этого средства? Если они продолжат сражаться, какую наиболее эффективную помощь может оказать им Америка? Донован должен был также собрать информацию о деятельности нацистской «пятой колонны» в Европе, и это, в частности, служило прикрытием для его главной миссии.
Судьба Британии висела тогда на волоске. Франция запросила пощады, и было подписано перемирие. Британия пережила Дюнкерк и спасла большую часть личного состава своих вооруженных сил, но, что касается военного снаряжения и необходимых для ведения войны денежных средств, то здесь она была в отчаянном положении. Президент США должен был решить, и быстро, прибегнуть ли к ленд-лизу, передаче Британии устаревших эсминцев и другим планам помощи. Президент желал получить оценку Донована – не шансов Британии на победу, а ее готовности сражаться, если она получит нужные средства.
После серии переговоров в Лондоне с британскими лидерами Донован вернулся в Соединенные Штаты. Он выразил президенту твердую уверенность в том, что Британия будет сражаться, какими бы призрачными ни были шансы на победу. Донован не брался предсказать, победит ли Британия, но президент мог рассчитывать на решимость британцев. Донован, кроме того, предложил ряд мер для поддержки обороноспособности Британии. Позже эти меры были в основном приведены в действие Управлением по делам ленд-лиза.
Находясь в Британии, он также ознакомился с организацией и методами английской разведки. Донован был убежден, что американское военное планирование и национальная стратегия в целом будут, как никогда прежде, зависеть от разведки и что структура американских спецслужб должна быть полностью перестроена. Британцы также сообщили ему все, что знали об операциях нацистской «пятой колонны», которые сыграли огромную роль при захвате Польши, Бельгии, Голландии и Норвегии. Донован знал, что у Соединенных Штатов не было ни адекватной защиты от вражеской «пятой колонны», ни какой бы то ни было подготовки к наступательным действиям в подобных операциях. Он отчетливо ощущал, что нам необходимо быть во всеоружии на этом фронте.
В сотрудничестве с Эдгаром А. Маурером из чикагской «Дейли ньюс» Донован опубликовал серию статей, чтобы открыть Америке глаза на опасность «пятой колонны». Эти материалы, авторами которых были указаны Донован и Маурер, появились с благословения секретаря Нокса и распространялись по всем странам мира ведущими американскими агентствами новостей.
Поездка в Англию убедила Донована еще и в том, что Средиземноморье скоро станет важнейшим для союзников театром военных действий и что исключительно важно сохранять контроль за линиями коммуникаций в этом регионе. Поэтому он активно включился в разработку операции, которая осенью 1942 года привела к успешной высадке во Французской Северной Африке. Это было именно то, что он отстаивал! Заставить нацистов и фашистов сражаться как можно дальше от родных земель и баз снабжения, вынудить их растягивать линии коммуникаций, чтобы они оказались уязвимыми для растущей морской и воздушной мощи союзников.
Донован не собирался после поездки в Англию долго задерживаться в США. Он убедил Рузвельта в обоснованности своих взглядов и в том, что Средиземноморью суждено стать решающим театром военных действий. Когда 1 декабря 1940 г. Донована вызвали в Вашингтон и президент предложил ему отправиться во вторую миссию, чтобы получить стратегические оценки экономической, политической и военной ситуации в Средиземноморье, он сразу согласился. 6 декабря 1940 г. Донован почти на три с половиной месяца отправился в поездку, во время которой покрыл 22 000 миль пути, преимущественно по воздуху, перемещаясь из одного конца Средиземноморья в другой.
По возвращении в апреле 1941 г. в отчете президенту Донован особо упирал на необходимость внедрения своих идей относительно нашей разведслужбы, и в частности касающихся психологической и политической войны, саботажа и партизанской войны. Донован рассматривал эти средства ведения войны как единое целое и представил план создания организации, которая смогла бы привести их в действие и руководить ими. В специальном разделе его отчета излагалось все, что ему удалось узнать о британских командос во время средиземноморской поездки. Он отмечал, что имперский генеральный штаб после Дюнкерка поставил себе первоочередную задачу – создание специальных сил из британских партизан. На основании этого факта Донован убеждал президента придерживаться аналогичных принципов в США. Чтобы создать, обучить и экипировать армию, способную нанести Германии поражение в открытом бою, требовалось, по мнению Донована, не менее двух лет. Тем временем Америка должна готовиться к использованию методов нетрадиционной войны.
В ту же пору, выступая в Филадельфии, Донован сказал: «Наши ориентиры были неверными. Мы говорили о помощи Британии так, словно она попрошайка у ворот, тогда как на самом деле Британия наш щит, за которым мы имели возможность обуться-одеться и выйти наготове, – и еще она была нашей лабораторией».
Президент Рузвельт назначил специальный комитет при кабинете в составе военного и морского секретарей Стимсона и Нокса и министра юстиции Роберта Джексона, чтобы рассмотреть идеи Донована и рекомендовать план действий. В результате появился Указ от 11 июля 1941 г., подписанный президентом Рузвельтом в качестве президента и главнокомандующего армией и флотом Соединенных Штатов, об образовании Службы координатора информации под руководством Донована. В обязанности координатора входило: «собирать и анализировать всю информацию, имеющую отношение к национальной безопасности; отыскивать в поступающей информации взаимосвязи и представлять результаты президенту, а также тем департаментам и правительственным чиновникам, которые будут указаны президентом».
Заметим, что этот указ не увязывался напрямую с ведением нетрадиционной войны, хотя и предоставлял добавочные полномочия для осуществления, как отмечалось в документе, «дополнительных мероприятий, которые могут способствовать получению информации, важной для национальной безопасности». Несомненно, именно так это было истолковано Донованом. На момент подписания указа мы были формально нейтральными. До Перл-Харбора оставалось еще пять месяцев.
После Перл-Харбора был издан новый указ, по которому Служба координатора информации преобразовывалась в Управление стратегических служб с Донованом во главе. По этому указу, подписанному президентом 13 июня 1942 г., УСС подпадало под юрисдикцию Объединенного комитета начальников штабов. УСС получило, в дополнение к функциям сбора и анализа информации, полномочия «планировать и осуществлять специальные операции по указанию Штаба объединенного командования США». Теперь замыслы Донована по координации сбора стратегической информации были реализованы.
«Специальные операции» на языке разведки означали информационную войну, применение командос, поддержку партизан и использование скрытыми методами всех слабостей империй Гитлера и Муссолини в своих интересах. С включением раздела «специальные операции» в устав УСС вначале была создана разведывательная организация в Соединенных Штатах, объединившая под одной крышей работу по сбору сведений и контрразведку с поддержкой деятельности подпольных групп Сопротивления, саботажа и вообще почти всего, что могло помочь нации, но для чего не приспособлена регулярная армия. Мало кто из людей, которые сегодня горячо оспаривают мудрость таких мероприятий, может вспомнить, под каким высоким покровительством было принято это решение около 25 лет назад и какое внимание уделялось организации УСС и, позднее, ЦРУ.
Донован пригласил самых различных людей из всех слоев общества помогать ему в этой работе: военных и гражданских, администраторов и учителей, банкиров и юристов, бизнесменов и библиотекарей, писателей и издателей, спортсменов и миссионеров, перевоспитавшихся взломщиков сейфов, барменов и капитанов буксиров. Он искал людей, которые уже знали что-то полезное. Не было времени учить этих мужчин и женщин искусству разведки – война не ждала. Ему были нужны те, кто уже обладал специальными знаниями, и он находил их где только можно. Бармена брали не потому, что он хорошо смешивал коктейли, а потому, что он свободно говорил по-итальянски и был как дома на горных перевалах Апеннин. Миссионера – потому, что он знал обычаи и диалекты племен, живущих в Бирме. Специалиста-гравировальщика – потому, что агентам Донована были нужны отлично сделанные документы, чтобы пересекать линию фронта.
По одному из первых организационных планов Донована следовало разместить разведывательные аванпосты в важных дружественных и нейтральных районах Европы. Не тратя лишнего времени, он сумел протолкнуть свой план через Государственный департамент, который распорядился разместить офицеров УСС в Швеции, Швейцарии, Испании, Португалии и Танжере. Часть из них была назначена в американские дипломатические учреждения в этих странах, что, естественно, встретило определенное сопротивление со стороны профессиональных дипломатов, но Донован упорно шел своим путем. Остальные имели более сложные прикрытия.
Я попал в один из первых наборов Донована. Вскоре после Перл-Харбора он предложил мне сотрудничать с УСС и обрисовал свои взгляды на роль УСС в будущей победе. Мы обсудили ситуацию в Европе, особенно в странах, оккупированных нацистами и фашистами, где появились признаки волнений среди недовольного грубой диктатурой населения. На этих районах можно было опробовать его теории информационной и психологической войны. В этом плане меня не пришлось долго уговаривать, поскольку я был полностью согласен с его подходами в целом и понимал важность предстоящей работы.
Донован был моим старым другом. Я был хорошо знаком с ним перед войной, когда он работал в Вашингтоне в Департаменте юстиции, а потом юристом в Нью-Йорке. Донован знал, что в начале Первой мировой войны я учительствовал в школах по всему свету, а потом служил дипломатом в Германии, Австро-Венгрии и Швейцарии. В Швейцарии моей подлинной задачей было снабжать Вашингтон сведениями о происходящем в Германии, Австро– Венгрии и на Балканах.
Первоначально Донован хотел, чтобы я поехал в Лондон работать вместе с ним и Дэвидом Брюсом над укреплением наших связей с британской службой разведки. Но в конце концов я убедил его направить меня в менее броское место, где, однако, мой прошлый опыт должен был сослужить добрую службу, – в Швейцарию.
Глава 2
Миссия в Швейцарии
2 ноября 1942 г. я вылетел в Лиссабон, первый промежуточный пункт на пути к месту службы в Берне, где меня зачислили специальным помощником министра при американской дипломатической миссии (теперь – посольстве). Моей настоящей задачей, однако, был сбор информации о противнике и негласное оказание возможной поддержки силам Сопротивления, борющимся против нацизма и фашизма в областях, прилегающих к Швейцарии и находящихся под властью Гитлера или Муссолини.
Перед отправлением меня тщательно проинструктировали о целях поездки и предупредили, что я могу не добраться до места службы. США уже находились в состоянии войны с Германией, и я, конечно, не должен был пересекать территории, контролируемые нацистами. В то время единственным способом попасть из Америки в Швейцарию было лететь в Лиссабон, а затем добираться через Испанию и вишистскую Францию в Женеву. Но, уже покинув Нью-Йорк, я узнал, что секретная американо-британская операция «Факел» по высадке в Северной Африке была запланирована на первые дни ноября. В Вашингтоне мы прикинули, что сразу же после высадки нацисты немедленно оккупируют всю вишистскую Францию. Их вынудит к этому военная необходимость держать под контролем французские порты на Средиземном море. Тулон могли оставить французскому флоту.
К несчастью, самолет, которым я летел в Лиссабон, из-за плохой погоды на пару дней задержался на Азорах. Я потерял драгоценное время. Высадка была близка. Из Лиссабона я вылетел в Барселону. Остаток пути через Испанию и вишистскую Францию предстояло проехать поездом. Только 8 ноября я сел на поезд в Барселоне. По пути из Барселоны к французской границе я встретил нескольких друзей-швейцарцев, и мы вместе обедали в Порт– Боу, на последней приграничной остановке, когда к нашему столику подошел швейцарский дипломатический курьер, хороший знакомый моих друзей. «Слышали новость? – воскликнул он в сильном возбуждении. – Американцы и британцы высадились в Северной Африке».
Я находился в нейтральной Испании и еще мог либо при необходимости вернуться, либо двигаться вперед в надежде, что нацисты будут несколько дней собираться с мыслями и решать, что им делать. Однако следовало учитывать, что для начала они могли захватить линии коммуникаций во Франции и останавливать поезда для обысков. Я знал, что мой маршрут проходит вблизи мест, где расквартированы значительные группировки немецких войск. Если нацисты поймают меня в вишистской Франции, лучшее, на что я могу надеяться, – это интернирование до конца войны. Дипломатический паспорт мне мало поможет. Это было трудным решением, но я двинулся вперед. Когда мы переехали границу, в городке Верьер, в вишистской Франции, меня встретили так, будто я был частью американской освободительной армии, которая пришла избавить их от нацистов. Французы были словно в бреду. Они почему-то считали, что американская армия придет из-за Средиземного моря со дня на день. А получилось так, что им пришлось ждать почти два года.
В ту ночь, пока поезд нес меня через Францию, я решил при первых же признаках немецких проверок попытаться выскочить на одной из остановок и укрыться в деревенской местности, а потом установить контакт с французским Сопротивлением и в конце концов, может быть, перебраться через границу в Швейцарию нелегально – «по-черному», как мы это называли.
В Аннемассе, на последней остановке во Франции, где все пассажиры должны были сойти, чтобы предъявить паспорта для проверки, я увидел, что кто-то в гражданском, явно немец, наблюдает за работой французских пограничников. В Вашингтоне мне говорили, что на этой границе могут быть агенты гестапо. Я оказался единственным среди пассажиров, кто не прошел досмотр. Гестаповец аккуратно записал в блокнот мои паспортные данные, а через несколько минут французский жандарм объяснил мне, что только что получен приказ из Виши задерживать на границе всех американцев и англичан и докладывать о них прямо маршалу Петену. Я отвел жандарма в сторонку и произнес самую страстную и, по-моему, самую проникновенную в жизни речь по-французски. Лафайет с Першингом перевернулись бы в гробах, услышав, как я доказываю жандарму, что пропустить меня совершенно необходимо. У меня действительные паспорт и виза, и нет оснований меня задерживать. Я уверял его, что у маршала Петена сегодня масса забот и без меня. Я как бы невзначай показал ему содержимое моего бумажника. Но ни патриотические речи, ни подразумеваемое предложение подзаработать, похоже, на него не подействовали. Он отошел позвонить, оставив меня стоять на платформе. Я начал приглядываться к обстановке, надеясь осуществить свой план и смыться, пока меня не схватили. Это выглядело делом непростым.
Наконец, где-то около полудня, когда поезд вот– вот должен был отправиться в Женеву, жандарм подошел ко мне, спешно указал мне жестом на вагон и прошептал: «Allez passez. Vous voyez que notre collaboration n'est que symbolique». («Проходите. Вы видите, что мы сотрудничаем [с немцами] лишь символически».) Гестаповца нигде не было видно. Позднее я узнал, что каждый день, ровно в полдень, он уходил в ближайшее кафе выпить пива и пообедать. Ничто, включая высадку в Африке, не могло нарушить немецкого распорядка дня. Французские власти изобразили желание звонить в Виши, поскольку им было приказано так делать, но, как только гестаповец оставил свой пост для полуденной сиесты, они стали вольны действовать на собственное усмотрение – и действовали. Через несколько минут я легально пересек французскую границу. Я оказался одним из последних американцев, кому это удалось, – вплоть до освобождения Франции.
Перед отправлением меня тщательно проинструктировали о целях поездки и предупредили, что я могу не добраться до места службы. США уже находились в состоянии войны с Германией, и я, конечно, не должен был пересекать территории, контролируемые нацистами. В то время единственным способом попасть из Америки в Швейцарию было лететь в Лиссабон, а затем добираться через Испанию и вишистскую Францию в Женеву. Но, уже покинув Нью-Йорк, я узнал, что секретная американо-британская операция «Факел» по высадке в Северной Африке была запланирована на первые дни ноября. В Вашингтоне мы прикинули, что сразу же после высадки нацисты немедленно оккупируют всю вишистскую Францию. Их вынудит к этому военная необходимость держать под контролем французские порты на Средиземном море. Тулон могли оставить французскому флоту.
К несчастью, самолет, которым я летел в Лиссабон, из-за плохой погоды на пару дней задержался на Азорах. Я потерял драгоценное время. Высадка была близка. Из Лиссабона я вылетел в Барселону. Остаток пути через Испанию и вишистскую Францию предстояло проехать поездом. Только 8 ноября я сел на поезд в Барселоне. По пути из Барселоны к французской границе я встретил нескольких друзей-швейцарцев, и мы вместе обедали в Порт– Боу, на последней приграничной остановке, когда к нашему столику подошел швейцарский дипломатический курьер, хороший знакомый моих друзей. «Слышали новость? – воскликнул он в сильном возбуждении. – Американцы и британцы высадились в Северной Африке».
Я находился в нейтральной Испании и еще мог либо при необходимости вернуться, либо двигаться вперед в надежде, что нацисты будут несколько дней собираться с мыслями и решать, что им делать. Однако следовало учитывать, что для начала они могли захватить линии коммуникаций во Франции и останавливать поезда для обысков. Я знал, что мой маршрут проходит вблизи мест, где расквартированы значительные группировки немецких войск. Если нацисты поймают меня в вишистской Франции, лучшее, на что я могу надеяться, – это интернирование до конца войны. Дипломатический паспорт мне мало поможет. Это было трудным решением, но я двинулся вперед. Когда мы переехали границу, в городке Верьер, в вишистской Франции, меня встретили так, будто я был частью американской освободительной армии, которая пришла избавить их от нацистов. Французы были словно в бреду. Они почему-то считали, что американская армия придет из-за Средиземного моря со дня на день. А получилось так, что им пришлось ждать почти два года.
В ту ночь, пока поезд нес меня через Францию, я решил при первых же признаках немецких проверок попытаться выскочить на одной из остановок и укрыться в деревенской местности, а потом установить контакт с французским Сопротивлением и в конце концов, может быть, перебраться через границу в Швейцарию нелегально – «по-черному», как мы это называли.
В Аннемассе, на последней остановке во Франции, где все пассажиры должны были сойти, чтобы предъявить паспорта для проверки, я увидел, что кто-то в гражданском, явно немец, наблюдает за работой французских пограничников. В Вашингтоне мне говорили, что на этой границе могут быть агенты гестапо. Я оказался единственным среди пассажиров, кто не прошел досмотр. Гестаповец аккуратно записал в блокнот мои паспортные данные, а через несколько минут французский жандарм объяснил мне, что только что получен приказ из Виши задерживать на границе всех американцев и англичан и докладывать о них прямо маршалу Петену. Я отвел жандарма в сторонку и произнес самую страстную и, по-моему, самую проникновенную в жизни речь по-французски. Лафайет с Першингом перевернулись бы в гробах, услышав, как я доказываю жандарму, что пропустить меня совершенно необходимо. У меня действительные паспорт и виза, и нет оснований меня задерживать. Я уверял его, что у маршала Петена сегодня масса забот и без меня. Я как бы невзначай показал ему содержимое моего бумажника. Но ни патриотические речи, ни подразумеваемое предложение подзаработать, похоже, на него не подействовали. Он отошел позвонить, оставив меня стоять на платформе. Я начал приглядываться к обстановке, надеясь осуществить свой план и смыться, пока меня не схватили. Это выглядело делом непростым.
Наконец, где-то около полудня, когда поезд вот– вот должен был отправиться в Женеву, жандарм подошел ко мне, спешно указал мне жестом на вагон и прошептал: «Allez passez. Vous voyez que notre collaboration n'est que symbolique». («Проходите. Вы видите, что мы сотрудничаем [с немцами] лишь символически».) Гестаповца нигде не было видно. Позднее я узнал, что каждый день, ровно в полдень, он уходил в ближайшее кафе выпить пива и пообедать. Ничто, включая высадку в Африке, не могло нарушить немецкого распорядка дня. Французские власти изобразили желание звонить в Виши, поскольку им было приказано так делать, но, как только гестаповец оставил свой пост для полуденной сиесты, они стали вольны действовать на собственное усмотрение – и действовали. Через несколько минут я легально пересек французскую границу. Я оказался одним из последних американцев, кому это удалось, – вплоть до освобождения Франции.