Страница:
Маленькие осколки медленно и печально устремились вниз, кувыркаясь в неживом сухом воздухе. Недопитая водка серебристыми каплями покрыла пульт управления.
Антон подошел к моему креслу, схватился за подлокотники, уставился на меня. Он тяжело дышал, глаза покраснели, изо рта отчетливо разило алкоголем.
— Нет, Гера, — прошептал он. — Ты не любишь Статику. Ты не любишь Стазис. Ты любишь лишь свое воспоминание о Марине и все, что с ним связано. Больше ничего. Поэтому я повторяю свое предложение — я тебя высажу на ближайшей цивилизованной планете, дам денег, а оттуда катись ко всем чертям. И передай привет нашей дражайшей мамаше!
— Во-первых, предложение ты мне это сделал в первый раз, — невозмутимо произнес я, — во-вторых, никуда я не покачусь, Антон. Меня вполне официально разыскивают за убийство, которое совершил ты…
Губы у Антона задрожали. Глаза еще больше налились кровью.
— Я… — сказал он и замолчал, хлопая глазами.
Слезы сливались с водкой на полу. Я попытался найти хоть одно визуальное различие, но ничего не вышло.
У меня ведь у самого вместо крови водка.
Антон яростно трахнул кулаком по панели и притих, отвернувшись от меня.
— Это тяжело, Антоша, — сказал я. — Я все понимаю, черт подери! Да, может быть, я в Статике люблю только Марину. Может быть, я уже давно ничего к ней не испытываю, а просто лелею свои драгоценные воспоминания, мать их. Возможно и в Генке я видел только сына, который у нас мог родиться. Может быть, я шизофреник. Может быть у меня алкогольный синдром. Все может быть, Антоша. Но я знаю одно: я должен помочь тебе… хотя бы потому что ты мой брат. И пускай вся Вселенная летит в тартарары. Не это главное.
Я подошел к брату, неловко похлопал по плечу.
— Убивать очень тяжело, — сказал я. — Я это знаю, Антоша. Это против природы человека, чтобы там не говорили торговцы ненавистью и солдафоны, которые ни разу не участвовали в планетарных боях, а за ходом сражения наблюдали из крейсера, защищенные сотнями слоев обшивки и силовыми полями. Важно лишь понимать, что кто бы ни был убитый тобой — он прежде всего человек. Мыслящее существо. Ты сам, если угодно. Я рад, что ты это понимаешь, брат. Спасибо тебе… за это.
Он молчал.
Я тихо прошел мимо застывшего мусоробота к его ящику. На дне я заметил последнюю бутылку водки.
— Помянем ушедших? — спросил я, доставая пластиковые стаканчики.
Брат сел в мое кресло, посмотрел на меня. Глаза у него были сухими.
— Спасибо, Герка, — тихо сказал он.
— Не за что, — сказал я, разливая огненную воду по стаканчикам. — Так я прав насчет Чаки?
Он кивнул:
— Ты и впрямь все мысленно рассчитал?
Я улыбнулся:
— В принципе, да. Только на всякий случай проверил свою догадку, порывшись в навигационных системах яхты.
Максимально дружелюбно, что выдавало в ней нецивилизованную планету.
На посадочной площадке маленького космодрома, где мы приземлились, нас встретил усталый бледнолицый таможенник в помятой серой униформе. Он для порядка полистал документы (паспортов в загашнике у Антона оказалось немало, причем я с удивлением обнаружил, что некоторые заранее были выписаны на мое имя) получил свой законно причитавшийся полтинник и великодушно решил не осматривать яхту. Даже предложил проехаться до здания космодрома на своей машине, на что мы согласились.
Небо затянула сплошная пелена низких клубящихся облаков, дул холодный пронзительный ветер, который продувал все щели машины. Все как всегда, но меня поразил сам автомобиль — старинная (никаких намеков на возможность полета!) обшарпанная двухсотлетней давности колымага. Двигатель наверняка внутреннего сгорания — едкий запах бензина сразу же пронзил мои ноздри и проник в мозг.
— По-моему, я слегка переоценил возможности этой планеты, — прошептал я Антону. Тот лишь пожал плечами, кутаясь в шерстяной свитер.
— В прошлый раз я был здесь летом, — пожаловался брат. — И к тому же не выходил из корабля, пока Хакер и Шон занимались своими делами.
— Времена меняются, — я легко толкнул его в плечо. — К тому же вчера ты слегка перепил, Антошка.
— Топливо не будете заказывать? — все также скучно произнес безликий таможенник.
— У нас дело на Чаки всего на один день, — ответил брат. — Как вернемся, так все и закажем.
— Как пожелаете, — пробубнил таможенник.
Мы подъехали к заградительному посту. Охранник — все такой же хмурый бледный солдатик — даже не посмотрел на ксиву, которую таможенник протянул через окошко и отворил ворота. Мы въехали на стоянку. Машин здесь было мало и в основном все то же старье на бензиновых движках.
Таможенник припарковал свою серую колымагу в самом неприметном углу и повел нас к зданию космодрома — небольшому двухэтажному бетонному строению. Мы вошли в маленькую незаметную дверцу, протопали вслед за таможенником в его кабинет. Здесь под присмотром секретарши в мутно-желтых очках нам пришлось подписать какие-то ничего не значащие бумажки и заполнить по паре анкет. Когда с этим делом было покончено, таможенник устало откинулся в своем кресле и, не открывая глаз, буркнул нам:
— По коридору направо. Окажетесь в зале космодрома. Дальше действуйте по обстановке.
Мы синхронно кивнули, словно китайские болванчики, и повернулись к выходу.
— И еще… — голос таможенника догнал нас уже у дверей. — Судя по документам вы не впервые на Чаки… но на всякий случай — ведите себя тихо, как мышки… нас тут… не слишком-то любят…
Мы вышли в коридор, обдумывая слова таможенника.
— Что он имел в виду? — спросил я у Антона.
Тот оглушительно чихнул, утерся рукавом и буркнул:
— Откуда я знаю, Герыч? У меня есть адрес парня, к которому мы едем, но ничего более… Я ни разу не ступал на эту планету. Шон и Хакер тоже ничего не говорили…
— Он сказал «нас»… — задумчиво проговорил я. — Но, насколько я знаю, чужих на Чаки раз два и обчелся… Чего-то я не пойму…
В холле было чуть оживленнее. Стайка чернокожих ребятишек весело бегала между креслами, их немолодые родители с любопытством рассматривали нас, серое табло горело желтыми строчками. Я совсем не увидел знакомых рейсов — ни одна из планет, на которые можно было улететь отсюда, не принадлежала Земному Сектору. Гомер, Сириус-6… Даже Литц-Ка. Кто в здравом уме сунется к акалоитам в гости? Одно необдуманное слово и ты навеки заточен в каземате чужих. У этих парней очень странные представления о чести и достоинстве…
Остальное все вроде как на обычном космодроме — ларьки, хмурые полицейские. Но меня не покидало чувство тревожности, будто что-то на этой планете было не так. Но что именно, я никак не мог понять. В справочнике я обнаружил лишь общие факты: высокая преступность, миром фактически правят мафиозные синдикаты, наркотики, проституция… Вместе с Гомером мир входил в так называемое Братство Свободных Планет. Все. Но что-то автор справочника все-таки упустил…
Мы подошли к ларьку, где темнокожая продавщица продала нам сигареты, пару местных газет и по бутылке пива.
— Ветрено нынче, — поведал продавщице Антон, но та лишь буркнула что-то невразумительное в ответ и снова уставилась в свой портативный голопроектор.
— Хмурые здесь все какие-то, — пожаловался брат, когда мы выходили через главные ворота.
— Где живет ваш… друг? — спросил я, оглядывая окрестности. Ничего интересного: невысокие домишки, рыночек невдалеке, напротив полным ходом шла стройка. Бледные рабочие в поте лица вкалывали: таскали грузы, карабкались по стропилам, правили кранами. Никаких роботов не было и в помине.
Вот это да!
— В другом конце города, — ответил Антон. — Слушай… Гера, мы словно в каменный век провалились, правда?
Я пожал плечами.
На другой стороне улицы мы заметили несколько неряшливо припаркованных такси. Темнокожий здоровенный полицейский за что-то отчитывал одного из таксистов, приземистого европейца в дрянном поношенном пальто.
— Пошли такси возьмем, — сказал я, заприметив довольно приличную черную «Омега-Ромео».
Мы перешли улицу и медленно двинулись вдоль ряда машин, постепенно приближаясь к месту разборки. Тем временем, полицейский, все более и более распаляясь, стал что-то орать, размахивая своей дубинкой. Мужичок скрючился под его стальным взглядом и стал будто еще меньше.
— Строгие тут порядки… — проворчал брат.
В этот момент нам пришлось убедиться насколько они строгие: дубинка полицейского, сделав полукруг в воздухе, опустилась на голову водителя, и тот, словно подкошенный, рухнул на мостовую. Полицейский для острастки пнул таксиста пару раз по ребрам и только после этого успокоился. Достал блокнот и что-то стал в него записывать. Водитель, зажимая правой рукой кровоточащую рану на лбу, отполз к своей машине и тихо подвывал.
Самое интересное, как прореагировали остальные таксисты — большинство усиленно притворялось, будто ничего особенного не произошло, и только водитель «омега-ромео» — красивый бронзовокожий парнишка — довольно смеялся, наблюдая за сценой и рассказывая что-то в видеофон.
Мы с Антоном остановились с раскрытыми ртами прямо посреди улицы.
— Что-нибудь понимаешь? — спросил брат.
— Может быть, это какой-нибудь преступник? — неуверенно предположил я. — Бабушку задавил… Не на тот свет поехал…
— Ты что несешь? — презрительно воскликнул Антон. — Этот парень всего лишь неправильно припарковался, а коп ему квитанцию выписывает!
Несколько таксистов недоуменно уставились на нас — брат разговаривал слишком громко.
— Тогда что ты скажешь об этом парне? — спросил я, показывая на «омега-ромео». — Он припарковался поперек двух мест для стоянки.
— Черт те что, — выдохнул Антон.
Мы прошли мимо поверженного водителя, встали рядом с «омега-ромео». Водитель на нас внимания не обратил, все продолжал болтать с невидимым собеседником. Язык, которым он пользовался, чем-то напоминал английский, но этот диалект был мне мало знаком. Сплошные шипящие и гортанные звуки и смазанные окончания. Пришлось общаться на всеобщем.
— Извините, — сказал я.
Бронзовокожий красавец даже бровью не повел. Может быть, плохо понимает всеобщий?
— Нам необходимо в район монорельсовиков, — сказал я на английском, — Вы бы не могли…
— Пошла вон, Белоснежка! — не оборачиваясь, ответил водитель на чистом всеобщем.
— Эй, приятель, тебе что, проблемы нужны? — вскипел Антон. — Мы…
Не договорив фразы, брат отлетел к машине, врезался зубами в твердый пластик, разбрызгивая маленькие капельки крови во все стороны. В чем-то даже эстетично и стильно у него это получилось.
Сзади возвышался громадина — коп. Его глазки следили за мной, в руках задумчиво подрагивала шоковая дубинка.
— В чем проблема, Белоснежка? — прорычал он, обращаясь ко мне.
Мой брат поднялся с земли, зажимая рукой рассеченную губу. На «омега-ромео», в том месте, куда он врезался головой, осталась небольшая вмятина.
Бронзовокожий выскочил из машины и завизжал, указывая свободной рукой на царапину:
— Гарри, ты видишь? Эти ублюдки мне машину испортили! Кровью и потом заработанную! Черт, сколько мне приходилось голодать, чтобы ее купить! Сколько дерьма сожрал! Как это называется? А? Столько трудиться и благодаря белозадым ублюдкам — все насмарку! Ее же теперь в приличном обществе не показать! Меня засмеют, Гарри! Засмеют, ты это понимаешь, брат? О, моя бедная тачка! О, эти мерзкие белозадые свиньи!
Полицейский кивнул. Почти ласково посмотрел на меня:
— Не местные, правда?
Я осторожно кивнул.
— Ладно, сделаем поблажку, — притворно вздохнул он. — Гоните по штуке мне и Арчи и валите отсюда. Живо, пока я не передумал!
— Эй, да ремонт мне в полторы обойдется! — рявкнул Арчи, с любопытством наблюдая за моей реакцией. — Я лишнего не беру, но надо и честь знать! А? Ведь так, Белоснежка? Ты ведь понимаешь, что должен мне полторы штуки?
— Тогда по полторы штуки, — согласился коп. — И замнем это дело, правда, Арчи? Люди новенькие… Всякое бывает!
— Я бы на твоем месте пристрелил этих червей, — покачал головой бронзовокожий, — но раз ты сегодня такой добрый… Эх… В конце концов Боженька завещал любить каждую тварь, даже таких вот зверей, вроде них… Ладно уж… простим козлов вонючих…
— Итак? — правая бровь копа взметнулась вверх.
— У меня другая идея, ребята, — прошипел мой брат за спиной. — Вы сейчас же отдадите нам свое оружие и…
Я сделал шаг в сторону, чтобы было легче наблюдать за обстановкой.
В руках Антон сжимал портативный лучевик «Раптор-13».
Я мысленно застонал. О чем он думает?
Вдруг откуда ни возьмись у таксиста в руках возникла монтировка, которая незамедлительно обрушилась на руки брата. В тот же миг в воздухе просвистела дубинка разъяренного полицейского, но я к этому бы готов. Кровь стучала в висках, адреналин мощным потоком поступал в организм, время будто замедлилось: я метнулся вправо, уворачиваясь от дубинки. Перед глазами мелькнула кобура копа с боевым станером. Не долго думая я выхватил оружие из кобуры и выстрелил в первое, что увидел — это оказалось бедро полицейского. Гарри обладал воистину феноменальной физической силой — он еще успел сделать шаг и замахнуться дубинкой прежде чем рухнуть на землю, создав землетрясение в квартале силой в несколько баллов.
Тем временем моему брату не поздоровилось. Здоровой рукой он прижимал к груди безвольно обвисшую правую руку и пятился, гипнотизируя взглядом лучевик, который вдруг оказался в руках у Арчи.
Мой станер выстрелил еще раз, и бронзовокожий красавец успокоился, выбив собственным лицом крошку из асфальта.
— Какого хрена! — заорал я, пряча станер за пазуху. — Проще было заплатить этим козлам! Ты что, Антон?
Лицо у Антона было бледным-бледным, из губы сочилась кровь. Наверняка рука сломана. Тем не менее он нашел в себе силы прошептать:
— Возьмем такси, уедем…
— Какое такси, Антоша? — поинтересовался я, подбирая его лучевик.
Брат оглянулся: действительно, все таксисты спешно покидали площадку, кто по воздуху, а некоторые просто кинулись бежать со всех ног. Напротив темнокожая парочка о чем-то шептала в свои видеофоны, с животным ужасом наблюдая за нами.
Над зданием космопорта я заметил огромный плакат, который изображал седого чернокожего мужика, который с отеческой заботой оглядывал прохожих. Надпись на плакате гласила:
ГОЛОСУЙТЕ ЗА ШАРКИ ДЖОГГИНСА! ВАШ КАНДИДАТ ОТ ПАРТИИ ЦВЕТНЫХ! БЕЛОКОЖИМ УБЛЮДКАМ — МЕСТО В СОРТИРЕ! ХОРОШУЮ РАБОТУ ТОЛЬКО ЦВЕТНЫМ! МЫ ЭТО ЗАСЛУЖИЛИ!
— Что с рукой? — спросил я, поднимая машину в воздух.
— Сломана, — сквозь стиснутые зубы просипел Антон. — Этот ублюдок…
— Тебе к врачу надо, — сказал я, руля наугад среди низких домов. Завернул в какой-то переулок, пронесся над вывешенным прямо на улице бельем. Какая-то толстуха в заляпанном сером платье выкрикнула мне вслед что-то не совсем цензурное. Я не стал прислушиваться — некогда было.
— Нас сразу найдут, — проговорил брат. — Нельзя!
— Тогда надо покинуть планету.
— Мы не сможем вернуться на яхту! — воскликнул Антон. — Они наверняка выяснят, что она наша!
— Я и не говорю, что лететь надо на ней, — сказал я. — Мы полетим в соседний город, где есть космопорт…
— Послушай, Гера, — перебил меня брат, — нам нужно оружие. Без оружия…
— Тихо! — крикнул я. В голове начала созревать идея.
Невдалеке мелькнула надземная линия монорельса. Я пустил машину вниз, в какой-то грязный загаженный двор. Два двухметровых сопляка с интересом наблюдали, как мы выбираемся из машины. Третий, их вожак, оценивающе глядел на тачку. В ее дальнейшей судьбе я уже не сомневался.
Мы выбежали в переулок, где я заметил линию монорельса, пробежали мимо галдящих ребятишек лет шести-семи, мимо мусорных баков, наполненных использованным пластиком, пластмассой, шприцами, дешевыми одноразовыми станерами и прочим хламом. По кривой, резко уходящей вверх, лестнице мы поднялись на остановочную площадку, которая лишь чуть-чуть возвышалась над кирпичными двух и трехэтажными домами.
На остановке застыла невысокая худощавая старушка на старой аэродоске. Доска немного покачивалась под порывами ледяного ветра, но все же стояла довольно устойчиво.
— Послушайте, — обратился я к старушке, — извините, вы нам не подскажите как отсюда можно добраться до какого-нибудь города, где есть космопорт?
— Париж. Как раз сейчас подъедет, — проскрипела старушка. — Примерно полтора часа езды. Вот только улететь оттуда можно только на планеты акалоитов. Это ихний космодром там. И вообще, не советую я вам в Париж ехать. То еще местечко. Говорят, у них в ресторанах скунсов на обед подают. Жареных. Ну кто в здравом уме будет жарить скунсов? Их варить надо!…
В Парижские рестораны ни я, ни брат наведываться не собирались.
— Нормально, — решил я. — Хе… Париж…
— Герман, я не хочу! — резко проговорил брат.
— Тогда я выстрелю в тебя из станера и засуну в вагон, — пообещал я. — Не очень удобный способ перемещения, как ты думаешь?
— Гера!.. — проскрежетал Антон.
— Сядешь на ближайший рейс, — перебил я. — Полетишь на любую планету акалоитов, только оставь в камере хранения записку на мое имя с названием планеты. Про руку молчи. Терпи сколько сможешь, глотай болеутоляющее, только ничего не говори. Раскроешься, когда корабль выйдет в космос. Акалоиты тебе помогут. Как только прибудешь, поселись в какой-нибудь гостинице человеческой зоны и живи тихо, не высовывая нос. Опять же — оставь записку в камере хранения с названием отеля. Все. Если в течение двух недель я не появлюсь, убирайся на Землю. И лучше забудь о Статике навсегда. Так надо. Сечешь?
По упрямому выражению на его лице я понял, что Антон в любом случае так просто не сдастся. Но сейчас я, кажется, победил.
Поколебавшись, он протянул мне свою записную книжку:
— Здесь адрес и имя нужного тебе человека, — сказал брат. — И карточка… на счету около двухсот тысяч. Боюсь, что этого не хватит…
Неподалеку засвистел приближающийся вагон. Резкий ветер сорвал с насиженных мест по-осеннему желтые листья, запахло озоном.
— Плюс у меня еще чуть меньше пятидесяти, — сказал я, начиная понимать.
— Все равно мало, — кивнул Антон. — Гера… тебе придется…
— Иди ты… — сказал я. Окончание фразы потонуло в скрежете останавливающегося вагона, исписанного безграмотными граффити, но Антон похоже прекрасно меня расслышал.
Брат, по-моему, слишком поспешно залез в вагон, даже не удосужившись пропустить вперед старушку.
И не зря.
Моя рука шарила за пазухой в поисках станера — искушение все-таки подстрелить Антона было слишком сильным.
Любимый братишка оставил мне всего два варианта: либо пристрелить продавцов оружия и спокойно присвоить себе взрывчатку, либо ограбить банк. Оба варианта не сулят мне ничего хорошего, хотя бы потому что я — не убийца и не грабитель.
Приближающаяся вой сирены возвестил меня, что я на данный момент нахожусь в розыске, поэтому пришлось срочно покидать открытую всем ветрам и любопытным взглядам площадку.
Я зашел в дешевую парикмахерскую, где за умеренную плату молоденькая рыжеволосая девчонка побрила меня налысо. Кроме того я купил у нее сиреневые контактные линзы и тюбик с мазью для них.
В одном из затхлых дворов я обнаружил уличный сортир, где старательно изорвал куртку, так чтобы мех местами выглядывал наружу. С джинсами ничего сделать не получилось — слишком хорошая ткань и да и сама фирма тоже ничего. Пришлось просто с помощью специальной ленточки, заменяющей кнопку, поменять их цвет с черного на светло-синий.
Неподалеку я нашел магазин «секонд-хэнд», возле которого выстроилась приличная очередь бледных изможденных людей. Некоторые лениво переругивались, другие рьяно обсуждали последние сплетни. Когда разговор зашел обо мне, я поспешно втянул голову в плечи и сгорбился.
— Представляешь, какие-то придурки сегодня утром избили черномазого полицейского и таксиста на уолл-стрит! Прикинь!
— Копа случайно не Гарри звали? Такой здоровый ублюдок, да? Поделом ему! Все время у космодрома тусуется, нашего брата обдирает… Грязный полицейский…
— Я слышал полицейского убили…
— Заткнись, Юджин! Не хватало еще, чтобы кто-нибудь услышал…
— А придурки, что копа подстрелили, местные или как?
— Вроде, да. С северного централа…
— По-моему, один из них живет на триполи-стрит. Мне Айзек рассказывал. Ну, мам, ты же знаешь Айзека, Он в таксопарке работает, начальником. Он еще от белых в депутаты баллотировался, но провалился. Три закона человеческого сообщества, помнишь? Его этот засранец Джоггинс на дебатах обматерил, а Айзек не сдержался и ответил. Еще хорошо, что в тюрьму не загремел. Повезло просто. Откупился кое-как.
— Эй, кто там без очереди лезет?
— Мужчина, Вы куда?
— Бывают же такие наглые люди!
— Просто ужас, какое хамство!
— Соблюдаем очередь, господа!
— Чистка будет…
— Что?
— Мужчина!
— Да благодаря этим придуркам. Теперь-то черномазые рассвирепеют…
Где еще узнаешь быт и нравы планеты, как не отстояв в очереди часа два-три? Я жадно впитывал в себя информацию, пытался запомнить особенности местного диалекта — все, что могло мне помочь выжить на этом пыльном шарике, болтающемся меж звезд. Вглядывался в разбитые, завешенные тряпками, забитые наглухо окна некрасивых двухэтажных домов, в вывешенное между домов белье, чумазых детишек. Нет, национализм не изжит и в наши дни, но сейчас по большей части гнев и ненависть неразумного человечества направлены на чужих, а вовсе не друг на друга. Как могло возникнуть такое общество? А ведь с акалоитами местные власти еще как дружат…
Очередь медленно продвигалась вперед, местное солнце неторопливо покинуло зенит и теперь катилось к западу, иногда являясь людям сквозь частые рваные облака. Ветер немного стих, но все еще было очень холодно. Пару раз мимо нас медленно пролетали чернокожие полицейские на мотоциклах. Они напряженно вглядывались в прохожих, но на очередь почти не обращали внимания.
При виде полицейских толпа примолкала, а потом с новой силой принималась обсуждать увиденное:
— Видела? Ты это видела, Сара? Как он зыркнул-то!
— Господи помилуй…
— Бог всемогущий!…
— Спаси и сохрани…
— Небось этих ищут… Дай Бог, чтобы нашли. Тогда, может быть, все и успокоится.
— Да-да, Сара… Вот именно!
— А, по-моему, ребята молодцы! Я бы на их месте этих копов всех перестрелял!
— Юджин, замолчи, замолчи ради Бога!…
— Не толпиться! Подходите по двое! Одежда дешевая, поэтому не более одного комплекта на рыло! Майка, трусы, рубашка, штаны и свитер для мужчин, все тоже самое плюс лифчик — для женщин!
Здесь все пошло побыстрее. Одежда и впрямь была очень дешевой. Всего за десять евро я стал обладателем широких армейских штанов, застиранной майки, выцветшей розовой рубашки и темно-коричневого вязанного свитера, на удивление приличного. От заплатанных трусов я по зрелому размышлению отказался.
— А можно переодеться? — спросил я у главной продавщицы.
Та яростно зыркнула на меня своими глазищами. Пришлось расстаться с еще одной бумажкой.
Продавщица не сменила гнев на милость, а просто отвернулась и прошептала своей помощнице:
— Рэйчел, отведи парня в примерочную.
Молоденькая пухленькая продавщица поманила меня за собой и повела через лабиринт, образуемый беспорядочно сваленными кучами одежды.
Примерочная оказалась на самом деле переделанным мужским туалетом. Унитаз был вырван с корнем, вместо него на стенку нацепили вешалку и зеркало, однако от запаха никто не удосужился избавиться. Однако жаловаться мне не приходилось, поэтому я быстренько переоделся, вынул из карманов джинсов все необходимое и переложил в новые брюки.
Джинсы было жалко, даже на Земле такие стоили недешево, а уж в этой дыре — тем более! Но ничего не поделаешь — с ними тоже пришлось расстаться.
Куртка и старые джинсы упали в мусорное ведро.
Девушка ждала меня в коридоре, с улыбкой разглядывая мое новое (если его можно так назвать!) одеяние.
— Что смешного? — осторожно спросил я.
— Извините, — сказала она серьезно, — я вас узнала. Вас по телевизору показывали! Вы полицейского избили!
— Ага… — только и смог сказать я, нащупывая оружие.
— Не волнуйтесь! — прошептала девчонка, зачем-то оглядываясь. — Я вас только по джинсам и узнала! Просто моя мама работала в модельном агентстве, и я знаю, что они у вас фирмовые, кучу денег стоят! За такие на нашей планете целое состояние отдадут и еще в выгоде останутся, а…
Антон подошел к моему креслу, схватился за подлокотники, уставился на меня. Он тяжело дышал, глаза покраснели, изо рта отчетливо разило алкоголем.
— Нет, Гера, — прошептал он. — Ты не любишь Статику. Ты не любишь Стазис. Ты любишь лишь свое воспоминание о Марине и все, что с ним связано. Больше ничего. Поэтому я повторяю свое предложение — я тебя высажу на ближайшей цивилизованной планете, дам денег, а оттуда катись ко всем чертям. И передай привет нашей дражайшей мамаше!
— Во-первых, предложение ты мне это сделал в первый раз, — невозмутимо произнес я, — во-вторых, никуда я не покачусь, Антон. Меня вполне официально разыскивают за убийство, которое совершил ты…
Губы у Антона задрожали. Глаза еще больше налились кровью.
— Я… — сказал он и замолчал, хлопая глазами.
Слезы сливались с водкой на полу. Я попытался найти хоть одно визуальное различие, но ничего не вышло.
У меня ведь у самого вместо крови водка.
Антон яростно трахнул кулаком по панели и притих, отвернувшись от меня.
— Это тяжело, Антоша, — сказал я. — Я все понимаю, черт подери! Да, может быть, я в Статике люблю только Марину. Может быть, я уже давно ничего к ней не испытываю, а просто лелею свои драгоценные воспоминания, мать их. Возможно и в Генке я видел только сына, который у нас мог родиться. Может быть, я шизофреник. Может быть у меня алкогольный синдром. Все может быть, Антоша. Но я знаю одно: я должен помочь тебе… хотя бы потому что ты мой брат. И пускай вся Вселенная летит в тартарары. Не это главное.
Я подошел к брату, неловко похлопал по плечу.
— Убивать очень тяжело, — сказал я. — Я это знаю, Антоша. Это против природы человека, чтобы там не говорили торговцы ненавистью и солдафоны, которые ни разу не участвовали в планетарных боях, а за ходом сражения наблюдали из крейсера, защищенные сотнями слоев обшивки и силовыми полями. Важно лишь понимать, что кто бы ни был убитый тобой — он прежде всего человек. Мыслящее существо. Ты сам, если угодно. Я рад, что ты это понимаешь, брат. Спасибо тебе… за это.
Он молчал.
Я тихо прошел мимо застывшего мусоробота к его ящику. На дне я заметил последнюю бутылку водки.
— Помянем ушедших? — спросил я, доставая пластиковые стаканчики.
Брат сел в мое кресло, посмотрел на меня. Глаза у него были сухими.
— Спасибо, Герка, — тихо сказал он.
— Не за что, — сказал я, разливая огненную воду по стаканчикам. — Так я прав насчет Чаки?
Он кивнул:
— Ты и впрямь все мысленно рассчитал?
Я улыбнулся:
— В принципе, да. Только на всякий случай проверил свою догадку, порывшись в навигационных системах яхты.
* * *
Для планеты с царящей анархией, Чаки встретила нас довольно дружелюбно.Максимально дружелюбно, что выдавало в ней нецивилизованную планету.
На посадочной площадке маленького космодрома, где мы приземлились, нас встретил усталый бледнолицый таможенник в помятой серой униформе. Он для порядка полистал документы (паспортов в загашнике у Антона оказалось немало, причем я с удивлением обнаружил, что некоторые заранее были выписаны на мое имя) получил свой законно причитавшийся полтинник и великодушно решил не осматривать яхту. Даже предложил проехаться до здания космодрома на своей машине, на что мы согласились.
Небо затянула сплошная пелена низких клубящихся облаков, дул холодный пронзительный ветер, который продувал все щели машины. Все как всегда, но меня поразил сам автомобиль — старинная (никаких намеков на возможность полета!) обшарпанная двухсотлетней давности колымага. Двигатель наверняка внутреннего сгорания — едкий запах бензина сразу же пронзил мои ноздри и проник в мозг.
— По-моему, я слегка переоценил возможности этой планеты, — прошептал я Антону. Тот лишь пожал плечами, кутаясь в шерстяной свитер.
— В прошлый раз я был здесь летом, — пожаловался брат. — И к тому же не выходил из корабля, пока Хакер и Шон занимались своими делами.
— Времена меняются, — я легко толкнул его в плечо. — К тому же вчера ты слегка перепил, Антошка.
— Топливо не будете заказывать? — все также скучно произнес безликий таможенник.
— У нас дело на Чаки всего на один день, — ответил брат. — Как вернемся, так все и закажем.
— Как пожелаете, — пробубнил таможенник.
Мы подъехали к заградительному посту. Охранник — все такой же хмурый бледный солдатик — даже не посмотрел на ксиву, которую таможенник протянул через окошко и отворил ворота. Мы въехали на стоянку. Машин здесь было мало и в основном все то же старье на бензиновых движках.
Таможенник припарковал свою серую колымагу в самом неприметном углу и повел нас к зданию космодрома — небольшому двухэтажному бетонному строению. Мы вошли в маленькую незаметную дверцу, протопали вслед за таможенником в его кабинет. Здесь под присмотром секретарши в мутно-желтых очках нам пришлось подписать какие-то ничего не значащие бумажки и заполнить по паре анкет. Когда с этим делом было покончено, таможенник устало откинулся в своем кресле и, не открывая глаз, буркнул нам:
— По коридору направо. Окажетесь в зале космодрома. Дальше действуйте по обстановке.
Мы синхронно кивнули, словно китайские болванчики, и повернулись к выходу.
— И еще… — голос таможенника догнал нас уже у дверей. — Судя по документам вы не впервые на Чаки… но на всякий случай — ведите себя тихо, как мышки… нас тут… не слишком-то любят…
Мы вышли в коридор, обдумывая слова таможенника.
— Что он имел в виду? — спросил я у Антона.
Тот оглушительно чихнул, утерся рукавом и буркнул:
— Откуда я знаю, Герыч? У меня есть адрес парня, к которому мы едем, но ничего более… Я ни разу не ступал на эту планету. Шон и Хакер тоже ничего не говорили…
— Он сказал «нас»… — задумчиво проговорил я. — Но, насколько я знаю, чужих на Чаки раз два и обчелся… Чего-то я не пойму…
В холле было чуть оживленнее. Стайка чернокожих ребятишек весело бегала между креслами, их немолодые родители с любопытством рассматривали нас, серое табло горело желтыми строчками. Я совсем не увидел знакомых рейсов — ни одна из планет, на которые можно было улететь отсюда, не принадлежала Земному Сектору. Гомер, Сириус-6… Даже Литц-Ка. Кто в здравом уме сунется к акалоитам в гости? Одно необдуманное слово и ты навеки заточен в каземате чужих. У этих парней очень странные представления о чести и достоинстве…
Остальное все вроде как на обычном космодроме — ларьки, хмурые полицейские. Но меня не покидало чувство тревожности, будто что-то на этой планете было не так. Но что именно, я никак не мог понять. В справочнике я обнаружил лишь общие факты: высокая преступность, миром фактически правят мафиозные синдикаты, наркотики, проституция… Вместе с Гомером мир входил в так называемое Братство Свободных Планет. Все. Но что-то автор справочника все-таки упустил…
Мы подошли к ларьку, где темнокожая продавщица продала нам сигареты, пару местных газет и по бутылке пива.
— Ветрено нынче, — поведал продавщице Антон, но та лишь буркнула что-то невразумительное в ответ и снова уставилась в свой портативный голопроектор.
— Хмурые здесь все какие-то, — пожаловался брат, когда мы выходили через главные ворота.
— Где живет ваш… друг? — спросил я, оглядывая окрестности. Ничего интересного: невысокие домишки, рыночек невдалеке, напротив полным ходом шла стройка. Бледные рабочие в поте лица вкалывали: таскали грузы, карабкались по стропилам, правили кранами. Никаких роботов не было и в помине.
Вот это да!
— В другом конце города, — ответил Антон. — Слушай… Гера, мы словно в каменный век провалились, правда?
Я пожал плечами.
На другой стороне улицы мы заметили несколько неряшливо припаркованных такси. Темнокожий здоровенный полицейский за что-то отчитывал одного из таксистов, приземистого европейца в дрянном поношенном пальто.
— Пошли такси возьмем, — сказал я, заприметив довольно приличную черную «Омега-Ромео».
Мы перешли улицу и медленно двинулись вдоль ряда машин, постепенно приближаясь к месту разборки. Тем временем, полицейский, все более и более распаляясь, стал что-то орать, размахивая своей дубинкой. Мужичок скрючился под его стальным взглядом и стал будто еще меньше.
— Строгие тут порядки… — проворчал брат.
В этот момент нам пришлось убедиться насколько они строгие: дубинка полицейского, сделав полукруг в воздухе, опустилась на голову водителя, и тот, словно подкошенный, рухнул на мостовую. Полицейский для острастки пнул таксиста пару раз по ребрам и только после этого успокоился. Достал блокнот и что-то стал в него записывать. Водитель, зажимая правой рукой кровоточащую рану на лбу, отполз к своей машине и тихо подвывал.
Самое интересное, как прореагировали остальные таксисты — большинство усиленно притворялось, будто ничего особенного не произошло, и только водитель «омега-ромео» — красивый бронзовокожий парнишка — довольно смеялся, наблюдая за сценой и рассказывая что-то в видеофон.
Мы с Антоном остановились с раскрытыми ртами прямо посреди улицы.
— Что-нибудь понимаешь? — спросил брат.
— Может быть, это какой-нибудь преступник? — неуверенно предположил я. — Бабушку задавил… Не на тот свет поехал…
— Ты что несешь? — презрительно воскликнул Антон. — Этот парень всего лишь неправильно припарковался, а коп ему квитанцию выписывает!
Несколько таксистов недоуменно уставились на нас — брат разговаривал слишком громко.
— Тогда что ты скажешь об этом парне? — спросил я, показывая на «омега-ромео». — Он припарковался поперек двух мест для стоянки.
— Черт те что, — выдохнул Антон.
Мы прошли мимо поверженного водителя, встали рядом с «омега-ромео». Водитель на нас внимания не обратил, все продолжал болтать с невидимым собеседником. Язык, которым он пользовался, чем-то напоминал английский, но этот диалект был мне мало знаком. Сплошные шипящие и гортанные звуки и смазанные окончания. Пришлось общаться на всеобщем.
— Извините, — сказал я.
Бронзовокожий красавец даже бровью не повел. Может быть, плохо понимает всеобщий?
— Нам необходимо в район монорельсовиков, — сказал я на английском, — Вы бы не могли…
— Пошла вон, Белоснежка! — не оборачиваясь, ответил водитель на чистом всеобщем.
— Эй, приятель, тебе что, проблемы нужны? — вскипел Антон. — Мы…
Не договорив фразы, брат отлетел к машине, врезался зубами в твердый пластик, разбрызгивая маленькие капельки крови во все стороны. В чем-то даже эстетично и стильно у него это получилось.
Сзади возвышался громадина — коп. Его глазки следили за мной, в руках задумчиво подрагивала шоковая дубинка.
— В чем проблема, Белоснежка? — прорычал он, обращаясь ко мне.
Мой брат поднялся с земли, зажимая рукой рассеченную губу. На «омега-ромео», в том месте, куда он врезался головой, осталась небольшая вмятина.
Бронзовокожий выскочил из машины и завизжал, указывая свободной рукой на царапину:
— Гарри, ты видишь? Эти ублюдки мне машину испортили! Кровью и потом заработанную! Черт, сколько мне приходилось голодать, чтобы ее купить! Сколько дерьма сожрал! Как это называется? А? Столько трудиться и благодаря белозадым ублюдкам — все насмарку! Ее же теперь в приличном обществе не показать! Меня засмеют, Гарри! Засмеют, ты это понимаешь, брат? О, моя бедная тачка! О, эти мерзкие белозадые свиньи!
Полицейский кивнул. Почти ласково посмотрел на меня:
— Не местные, правда?
Я осторожно кивнул.
— Ладно, сделаем поблажку, — притворно вздохнул он. — Гоните по штуке мне и Арчи и валите отсюда. Живо, пока я не передумал!
— Эй, да ремонт мне в полторы обойдется! — рявкнул Арчи, с любопытством наблюдая за моей реакцией. — Я лишнего не беру, но надо и честь знать! А? Ведь так, Белоснежка? Ты ведь понимаешь, что должен мне полторы штуки?
— Тогда по полторы штуки, — согласился коп. — И замнем это дело, правда, Арчи? Люди новенькие… Всякое бывает!
— Я бы на твоем месте пристрелил этих червей, — покачал головой бронзовокожий, — но раз ты сегодня такой добрый… Эх… В конце концов Боженька завещал любить каждую тварь, даже таких вот зверей, вроде них… Ладно уж… простим козлов вонючих…
— Итак? — правая бровь копа взметнулась вверх.
— У меня другая идея, ребята, — прошипел мой брат за спиной. — Вы сейчас же отдадите нам свое оружие и…
Я сделал шаг в сторону, чтобы было легче наблюдать за обстановкой.
В руках Антон сжимал портативный лучевик «Раптор-13».
Я мысленно застонал. О чем он думает?
Вдруг откуда ни возьмись у таксиста в руках возникла монтировка, которая незамедлительно обрушилась на руки брата. В тот же миг в воздухе просвистела дубинка разъяренного полицейского, но я к этому бы готов. Кровь стучала в висках, адреналин мощным потоком поступал в организм, время будто замедлилось: я метнулся вправо, уворачиваясь от дубинки. Перед глазами мелькнула кобура копа с боевым станером. Не долго думая я выхватил оружие из кобуры и выстрелил в первое, что увидел — это оказалось бедро полицейского. Гарри обладал воистину феноменальной физической силой — он еще успел сделать шаг и замахнуться дубинкой прежде чем рухнуть на землю, создав землетрясение в квартале силой в несколько баллов.
Тем временем моему брату не поздоровилось. Здоровой рукой он прижимал к груди безвольно обвисшую правую руку и пятился, гипнотизируя взглядом лучевик, который вдруг оказался в руках у Арчи.
Мой станер выстрелил еще раз, и бронзовокожий красавец успокоился, выбив собственным лицом крошку из асфальта.
— Какого хрена! — заорал я, пряча станер за пазуху. — Проще было заплатить этим козлам! Ты что, Антон?
Лицо у Антона было бледным-бледным, из губы сочилась кровь. Наверняка рука сломана. Тем не менее он нашел в себе силы прошептать:
— Возьмем такси, уедем…
— Какое такси, Антоша? — поинтересовался я, подбирая его лучевик.
Брат оглянулся: действительно, все таксисты спешно покидали площадку, кто по воздуху, а некоторые просто кинулись бежать со всех ног. Напротив темнокожая парочка о чем-то шептала в свои видеофоны, с животным ужасом наблюдая за нами.
Над зданием космопорта я заметил огромный плакат, который изображал седого чернокожего мужика, который с отеческой заботой оглядывал прохожих. Надпись на плакате гласила:
ГОЛОСУЙТЕ ЗА ШАРКИ ДЖОГГИНСА! ВАШ КАНДИДАТ ОТ ПАРТИИ ЦВЕТНЫХ! БЕЛОКОЖИМ УБЛЮДКАМ — МЕСТО В СОРТИРЕ! ХОРОШУЮ РАБОТУ ТОЛЬКО ЦВЕТНЫМ! МЫ ЭТО ЗАСЛУЖИЛИ!
* * *
— Давай в машину, — сказал я, усаживаясь за руль «омега-ромео». Брат послушно упал в кресло рядом, баюкая руку.— Что с рукой? — спросил я, поднимая машину в воздух.
— Сломана, — сквозь стиснутые зубы просипел Антон. — Этот ублюдок…
— Тебе к врачу надо, — сказал я, руля наугад среди низких домов. Завернул в какой-то переулок, пронесся над вывешенным прямо на улице бельем. Какая-то толстуха в заляпанном сером платье выкрикнула мне вслед что-то не совсем цензурное. Я не стал прислушиваться — некогда было.
— Нас сразу найдут, — проговорил брат. — Нельзя!
— Тогда надо покинуть планету.
— Мы не сможем вернуться на яхту! — воскликнул Антон. — Они наверняка выяснят, что она наша!
— Я и не говорю, что лететь надо на ней, — сказал я. — Мы полетим в соседний город, где есть космопорт…
— Послушай, Гера, — перебил меня брат, — нам нужно оружие. Без оружия…
— Тихо! — крикнул я. В голове начала созревать идея.
Невдалеке мелькнула надземная линия монорельса. Я пустил машину вниз, в какой-то грязный загаженный двор. Два двухметровых сопляка с интересом наблюдали, как мы выбираемся из машины. Третий, их вожак, оценивающе глядел на тачку. В ее дальнейшей судьбе я уже не сомневался.
Мы выбежали в переулок, где я заметил линию монорельса, пробежали мимо галдящих ребятишек лет шести-семи, мимо мусорных баков, наполненных использованным пластиком, пластмассой, шприцами, дешевыми одноразовыми станерами и прочим хламом. По кривой, резко уходящей вверх, лестнице мы поднялись на остановочную площадку, которая лишь чуть-чуть возвышалась над кирпичными двух и трехэтажными домами.
На остановке застыла невысокая худощавая старушка на старой аэродоске. Доска немного покачивалась под порывами ледяного ветра, но все же стояла довольно устойчиво.
— Послушайте, — обратился я к старушке, — извините, вы нам не подскажите как отсюда можно добраться до какого-нибудь города, где есть космопорт?
— Париж. Как раз сейчас подъедет, — проскрипела старушка. — Примерно полтора часа езды. Вот только улететь оттуда можно только на планеты акалоитов. Это ихний космодром там. И вообще, не советую я вам в Париж ехать. То еще местечко. Говорят, у них в ресторанах скунсов на обед подают. Жареных. Ну кто в здравом уме будет жарить скунсов? Их варить надо!…
В Парижские рестораны ни я, ни брат наведываться не собирались.
— Нормально, — решил я. — Хе… Париж…
— Герман, я не хочу! — резко проговорил брат.
— Тогда я выстрелю в тебя из станера и засуну в вагон, — пообещал я. — Не очень удобный способ перемещения, как ты думаешь?
— Гера!.. — проскрежетал Антон.
— Сядешь на ближайший рейс, — перебил я. — Полетишь на любую планету акалоитов, только оставь в камере хранения записку на мое имя с названием планеты. Про руку молчи. Терпи сколько сможешь, глотай болеутоляющее, только ничего не говори. Раскроешься, когда корабль выйдет в космос. Акалоиты тебе помогут. Как только прибудешь, поселись в какой-нибудь гостинице человеческой зоны и живи тихо, не высовывая нос. Опять же — оставь записку в камере хранения с названием отеля. Все. Если в течение двух недель я не появлюсь, убирайся на Землю. И лучше забудь о Статике навсегда. Так надо. Сечешь?
По упрямому выражению на его лице я понял, что Антон в любом случае так просто не сдастся. Но сейчас я, кажется, победил.
Поколебавшись, он протянул мне свою записную книжку:
— Здесь адрес и имя нужного тебе человека, — сказал брат. — И карточка… на счету около двухсот тысяч. Боюсь, что этого не хватит…
Неподалеку засвистел приближающийся вагон. Резкий ветер сорвал с насиженных мест по-осеннему желтые листья, запахло озоном.
— Плюс у меня еще чуть меньше пятидесяти, — сказал я, начиная понимать.
— Все равно мало, — кивнул Антон. — Гера… тебе придется…
— Иди ты… — сказал я. Окончание фразы потонуло в скрежете останавливающегося вагона, исписанного безграмотными граффити, но Антон похоже прекрасно меня расслышал.
Брат, по-моему, слишком поспешно залез в вагон, даже не удосужившись пропустить вперед старушку.
И не зря.
Моя рука шарила за пазухой в поисках станера — искушение все-таки подстрелить Антона было слишком сильным.
Любимый братишка оставил мне всего два варианта: либо пристрелить продавцов оружия и спокойно присвоить себе взрывчатку, либо ограбить банк. Оба варианта не сулят мне ничего хорошего, хотя бы потому что я — не убийца и не грабитель.
Приближающаяся вой сирены возвестил меня, что я на данный момент нахожусь в розыске, поэтому пришлось срочно покидать открытую всем ветрам и любопытным взглядам площадку.
* * *
В подобной ситуации, сначала необходимо сменить имидж. Только дураки говорят, что имидж — ничто. Правильно подобранная внешность и модель поведения — это пятьдесят процентов успеха. Остальный пятьдесят от тебя не зависят — это удача. Слепой случай.Я зашел в дешевую парикмахерскую, где за умеренную плату молоденькая рыжеволосая девчонка побрила меня налысо. Кроме того я купил у нее сиреневые контактные линзы и тюбик с мазью для них.
В одном из затхлых дворов я обнаружил уличный сортир, где старательно изорвал куртку, так чтобы мех местами выглядывал наружу. С джинсами ничего сделать не получилось — слишком хорошая ткань и да и сама фирма тоже ничего. Пришлось просто с помощью специальной ленточки, заменяющей кнопку, поменять их цвет с черного на светло-синий.
Неподалеку я нашел магазин «секонд-хэнд», возле которого выстроилась приличная очередь бледных изможденных людей. Некоторые лениво переругивались, другие рьяно обсуждали последние сплетни. Когда разговор зашел обо мне, я поспешно втянул голову в плечи и сгорбился.
— Представляешь, какие-то придурки сегодня утром избили черномазого полицейского и таксиста на уолл-стрит! Прикинь!
— Копа случайно не Гарри звали? Такой здоровый ублюдок, да? Поделом ему! Все время у космодрома тусуется, нашего брата обдирает… Грязный полицейский…
— Я слышал полицейского убили…
— Заткнись, Юджин! Не хватало еще, чтобы кто-нибудь услышал…
— А придурки, что копа подстрелили, местные или как?
— Вроде, да. С северного централа…
— По-моему, один из них живет на триполи-стрит. Мне Айзек рассказывал. Ну, мам, ты же знаешь Айзека, Он в таксопарке работает, начальником. Он еще от белых в депутаты баллотировался, но провалился. Три закона человеческого сообщества, помнишь? Его этот засранец Джоггинс на дебатах обматерил, а Айзек не сдержался и ответил. Еще хорошо, что в тюрьму не загремел. Повезло просто. Откупился кое-как.
— Эй, кто там без очереди лезет?
— Мужчина, Вы куда?
— Бывают же такие наглые люди!
— Просто ужас, какое хамство!
— Соблюдаем очередь, господа!
— Чистка будет…
— Что?
— Мужчина!
— Да благодаря этим придуркам. Теперь-то черномазые рассвирепеют…
Где еще узнаешь быт и нравы планеты, как не отстояв в очереди часа два-три? Я жадно впитывал в себя информацию, пытался запомнить особенности местного диалекта — все, что могло мне помочь выжить на этом пыльном шарике, болтающемся меж звезд. Вглядывался в разбитые, завешенные тряпками, забитые наглухо окна некрасивых двухэтажных домов, в вывешенное между домов белье, чумазых детишек. Нет, национализм не изжит и в наши дни, но сейчас по большей части гнев и ненависть неразумного человечества направлены на чужих, а вовсе не друг на друга. Как могло возникнуть такое общество? А ведь с акалоитами местные власти еще как дружат…
Очередь медленно продвигалась вперед, местное солнце неторопливо покинуло зенит и теперь катилось к западу, иногда являясь людям сквозь частые рваные облака. Ветер немного стих, но все еще было очень холодно. Пару раз мимо нас медленно пролетали чернокожие полицейские на мотоциклах. Они напряженно вглядывались в прохожих, но на очередь почти не обращали внимания.
При виде полицейских толпа примолкала, а потом с новой силой принималась обсуждать увиденное:
— Видела? Ты это видела, Сара? Как он зыркнул-то!
— Господи помилуй…
— Бог всемогущий!…
— Спаси и сохрани…
— Небось этих ищут… Дай Бог, чтобы нашли. Тогда, может быть, все и успокоится.
— Да-да, Сара… Вот именно!
— А, по-моему, ребята молодцы! Я бы на их месте этих копов всех перестрелял!
— Юджин, замолчи, замолчи ради Бога!…
* * *
Наконец, мы оказались внутри магазинчика. Нас встретило хмурое серое помещение, заваленное грудами одежды. Везде дежурили зоркие женщины в скучной болотной униформе. Самая главная то и дело командовала:— Не толпиться! Подходите по двое! Одежда дешевая, поэтому не более одного комплекта на рыло! Майка, трусы, рубашка, штаны и свитер для мужчин, все тоже самое плюс лифчик — для женщин!
Здесь все пошло побыстрее. Одежда и впрямь была очень дешевой. Всего за десять евро я стал обладателем широких армейских штанов, застиранной майки, выцветшей розовой рубашки и темно-коричневого вязанного свитера, на удивление приличного. От заплатанных трусов я по зрелому размышлению отказался.
— А можно переодеться? — спросил я у главной продавщицы.
Та яростно зыркнула на меня своими глазищами. Пришлось расстаться с еще одной бумажкой.
Продавщица не сменила гнев на милость, а просто отвернулась и прошептала своей помощнице:
— Рэйчел, отведи парня в примерочную.
Молоденькая пухленькая продавщица поманила меня за собой и повела через лабиринт, образуемый беспорядочно сваленными кучами одежды.
Примерочная оказалась на самом деле переделанным мужским туалетом. Унитаз был вырван с корнем, вместо него на стенку нацепили вешалку и зеркало, однако от запаха никто не удосужился избавиться. Однако жаловаться мне не приходилось, поэтому я быстренько переоделся, вынул из карманов джинсов все необходимое и переложил в новые брюки.
Джинсы было жалко, даже на Земле такие стоили недешево, а уж в этой дыре — тем более! Но ничего не поделаешь — с ними тоже пришлось расстаться.
Куртка и старые джинсы упали в мусорное ведро.
Девушка ждала меня в коридоре, с улыбкой разглядывая мое новое (если его можно так назвать!) одеяние.
— Что смешного? — осторожно спросил я.
— Извините, — сказала она серьезно, — я вас узнала. Вас по телевизору показывали! Вы полицейского избили!
— Ага… — только и смог сказать я, нащупывая оружие.
— Не волнуйтесь! — прошептала девчонка, зачем-то оглядываясь. — Я вас только по джинсам и узнала! Просто моя мама работала в модельном агентстве, и я знаю, что они у вас фирмовые, кучу денег стоят! За такие на нашей планете целое состояние отдадут и еще в выгоде останутся, а…