– Ну вот! – вроде бы взбодрился Грищенко от того, что не он один провалил заказ. – Их голыми руками не возьмешь!
На другом конце провода Олег Сергеевич Канаев положил трубку.
– Посмотрим, – спокойно произнес он.
А в кабинете у Семена Борисовича Заборовский разгружал хозяйственную сумку, выкладывая акции прямо на полированный стол.
– Здесь опись, все точно, можете проверить…
Храмцов махнул рукой.
– Проверим, не беспокойся. Сложи все в шкаф, и ведомость туда же…
– Хорошо, хорошо… На завод налоговики наехали, менты накатили, землю роют. По моим сведениям, пока ничего не нарыли.
– Вот это молодец! Разнюхивай все что можешь, с людьми знакомься, укрепляй контакты, влезай в коллектив поглубже. Это потом пригодится.
– Сделаю, Семен Борисович! – Заборовский даже руку к груди приложил, словно давал самую верную клятву.
Но в кабинет уже вошел хмурый Олег Сергеевич. Заборовский понял, что он здесь лишний, и поспешно распрощался.
А Колотунчик раздал долги и с чистой совестью подошел к Андрею, предложил пойти отметить. Тем более что «тут за углом даги хорошим спиртом торгуют и недорого». Это он всегда предлагал, а Андрей всегда отказывался. Колотунчик обижался: «Ну, конечно, – ты же у нас белая кость…»
Андрей уже подумывал о том, что надо пойти разок с Колотунчиком. Чтобы отвязался.
Вместо дагов он направился в универсам, который принадлежал армянскому бизнесмену и назывался «Манхэттен». Более уместным было бы название «Гарлем». Не потому, что покупатели или продавцыв универсаме были чернокожими – обыкновенными они были, а потому, что обшарпанные стены и мигающие лампы дневного света вызывали ассоциации с подземным переходом в негритянском квартале.
В «Манхэттене» Андрей и увидел Лену. Точнее, тогда он не знал ее имени. Он взял упаковку «Жиллет», пену для бритья «Нивея», лапшу «Доширак» и подошел к кассе. Впереди стояла стройная девушка, в джинсах и желтой стеганой курточке она трогательно походила на цыпленка. Говоров рассмотрел только маленькое ушко с капелькой-сережкой и завиток пшеничных волос из-под маленькой шляпки-фуражки да ощутил волнующий аромат духов. И его как толкнуло: наверняка красивая! Вот бы обернулась! И она действительно на миг обернулась. И действительно оказалась красивой! Тонкий профиль, большие глаза, четко очерченные губы…
Кассирша – толстая тетка с усами – неразборчиво назвала сумму. Женщина расплатилась и направилась к двери. Андрей смотрел ей вслед.
– Мужчина, – сказала кассирша. – Ты чего – уснул?
– Извините, – произнес Андрей. В нем все напряглось.
«Сейчас я ее догоню… Догоню и познакомлюсь. Сейчас!»
В этот момент в кассовом аппарате кончилась лента. Усатая кассирша меняла ее долго… невероятно долго. Катастрофически долго. Когда Андрей выскочил на улицу, женщины уже не было.
Дома Говоров поужинал и вопреки многолетней привычке мыть посуду сразу же не стал этого делать, а прошел в комнату и лег на диван. Подумал: из-за какой-то кассовой ленты… Уж лучше бы я пошел квасить с Пашкой, колотунчики!.. А глаза у нее карие. Карие у нее глаза…
– Что-то долго…
– Сиди – жди!
– Тебе хорошо в пальтишке, а я замерз…
– Ща согреешься…
На почти пустой парковочной площадке остановился черный «Форд» – по нынешним временам самая крутая иномарка, да еще новенькая! Дверь открылась, из «Форда» неспешно вылез коммерческий директор «Сельхозмаша» Фёдоров. Он в длинном кожаном пальто, в надвинутой на глаза шляпе. Он считает, что похож на Марлона Брандо, и держаться старается как «крестный отец»: неспешно, солидно и властно.
Коммерческий идет, по-хозяйски осматривается, радуется благостному виду: дом элитный, квартир на тридцать, место хорошее, кругом асфальтовые дорожки, аккуратные газоны, тополя, ни мусора, ни гопников. Хотя сегодня какие-то алкаши собрались за бутылками… Но что тут поделаешь: сейчас полстраны пьет, да и всегда пили, он на заводе насмотрелся. Пока сидят тихо и никому не мешают, пусть – бухло закончится, и разойдутся.
Вдруг один алкаш падает и начинает биться в конвульсиях. Допился! Фёдоров ускоряет шаг. Но наперерез, размахивая руками, бросается дружок упавшего:
– Николай Егорович, помогите, Коляну плохо!
Вот тебе раз, откуда он меня знает? Наверное, работяги с завода… Пройти мимо неудобно, на весь «Сельхозмаш» ославят!
– Чем помочь? Что я тебе, доктор! Жрать надо меньше! – бурчит он, но сворачивает с дорожки и направляется к упавшему.
– Так ничего такого не пили, обычный магазинный портвейн! – отчаянно жестикулирует второй алкаш. – Вы просто гляньте, если надо, хоть в «скорую» звякнете. Мы же у вас работаем, в шестом цеху!
Малышев или Вайс стопроцентно ничего бы не заподозрили, но в голове у Уркагана звякнул тревожный звоночек. Что делают заводские алкаши в этом районе, где ни одной общаги и ни одной панельной пятиэтажки? Какого хрена они приехали сюда из привычной среды обитания? И почему третий алкаш стоит и выжидающе смотрит на него, вместо того чтобы откачивать другана? Да и «больной» перестал биться, лежит, а закрытые глаза подергиваются – значит, моргает! Притворяется, сука! Шухер!
Уркаган резко развернулся, и удар какой-то железякой вскользь пришелся по шляпе, «больной» схватил его за ногу, дернул, свалил на землю. Третий подскочил, замахнулся толстой суковатой палкой. Только не на того нарвались! Фёдоров выдернул из кармана модную и редкую штуковину – газовый пистолет «Перфекта», пальнул в одного, другого… Испугались, не поняли, что к чему, схватились за рожи. Он вскочил на ноги, добавил еще по выстрелу, а мнимому больному, пока тот поднимался, со всего маху съездил ногой по морде – только челюсти лязгнули!
Он бы, конечно, расправился со всеми по законам зоны, но облако газа расползлось и накрыло его самого. Глаза стало жечь, будто перец попал, затошнило… Фёдоров отскочил в сторону и, протирая слезящиеся глаза, побежал к подъезду. «Алкаши», кашляя и отплевываясь, бросились в другую сторону.
«Интересно, сколько ей лет… Двадцать пять? Двадцать восемь? Не больше… Почему я ее раньше не видел? Не пересекались или не обращал вни-мания?»
Она настолько завладела мыслями, что он даже стал уговаривать себя:
«Ну что ты как пацан прямо? Ну, девушка. Ну, красивая. Мало ли девушек на свете!»
«На такой и жениться можно…»
«Так, может, она замужем!»…
Он прервал диалог сам с собой. А действительно, было у нее кольцо обручальное?
Андрей начал вспоминать – ведь видел же ее руки, когда она расплачивалась, видел. Он напрягал память, но так и не вспомнил, было ли у незнакомки кольцо. Сережку-капельку в мочке маленького ушка запомнил, а вот на кольцо не обратил внимания.
Тогда он попытался вспомнить, какие продукты были у нее в корзинке. Ведь по продуктам тоже можно определить. Путем дедукции, как Шерлок Холмс!
Так, у нее была бутылка молока – это точно. Йогурты были… Четыре штуки. Кажется, четыре штуки. И половинка хлеба. И упаковка спагетти… А больше ничего не помню, хотя там еще много всякого было. Относительно много… Ну, и какие из этого можно сделать выводы? А никаких. Ни-ка-ких. Все, проехали. Встретились и разошлись. А шансы на повторную встречу в городе с миллионным населением не особо высоки. Хотя они есть. Стоп! Да ведь она почти наверняка живет рядом: продукты чаще всего покупают рядом с домом…
От этой мысли Говорову стало жарко.
Гарант на экране говорил об успешном ходе реформ.
Говоров быстро оделся. Он надел светлую сорочку, повязал галстук. Завязывать галстук его учил отец. Потом Андрей надел свой единственный костюм. Он был куплен еще в студенчестве, на пятом курсе, и с тех пор надевался всего с десяток раз, последний – на встречу выпускников. Даже ромбик еще висит на лацкане. Снять, что ли? А чего стыдиться? Высшего образования? Им гордиться нужно. Пусть неучи стыдятся! Достал из шкафа парадно-выходную кожаную куртку – купленную в секонд-хенде, но вполне приличную. Он оглядел себя в зеркале и остался доволен.
Может, так и надо одеваться? А то ходит, как чучело…
Почти бегом Андрей Говоров спустился на улицу.
Он около часа прогуливался около «Манхэттена», замерз на холодном ветру, но незнакомка так и не появилась. И он вернулся домой. Но пережитое приключение приятно взбудоражило кровь!
По пустым дорогам две красные машины пожаротушения, под синими проблесковыми маячками, долетели до станицы за двадцать минут. Но изготовившимся к борьбе с огнем расчетам делать было уже нечего: от небольшого деревянного дома остались только дымящиеся головешки с пробегающими тут и там искрами, которые успешно гасил мелкий осенний дождик.
Старший расчета обошел пепелище, поддел ногой в тяжелом ботинке открытую канистру, из которой остро пахло бензином.
– Поджог!
– Ничего, смотри, какую сзади домину строят! – сказал кто-то из бойцов. – Может, хозяин сам и запалил, чтобы страховку получить!
Старший расчета усмехнулся.
– Дурак ты, Ваня! Тогда бы канистру на виду не оставили. И какую страховку за такой курятник получишь?
– Ладно тебе по старой избушке слезы лить! – махнул рукой Фёдоров. – Вот я, если бы не отбился, сейчас бы лежал в больнице…
– Или в морге! – подлил масла в огонь Вайс.
– Не. Убивать они не хотели, хотели ливер отбить. Пугают, короче! – коммерческий директор угрожающе оскалился.
– А что бы нам не включить «ответку» и придавить их чуток?
Генеральный, прищурившись, посмотрел на Фёдорова и с сарказмом спросил:
– «Консорциум»? В Москве?
– Зачем же вы так, Юрий Сергеевич, я же не идиот, – уткнувшись взглядом в полированную столешницу, медленно, сдерживая напряжение в голосе, сказал Фёдоров. – До Москвы мы не дотянемся. А до их представителей – вполне! Они прекрасно устроились, гуляют в «Адмиральском причале», а их сраная «Артемида» вообще арендует у нас помещение! Кстати, бывший партком!
– Что за «Артемида» и с какого бодуна нас должна интересовать какая-то мелкочленная фирма? – раздражённо спросил Малышев.
– Да с такого, что они активно скупают наши акции. Под самым нашим носом! Кто с ними договор аренды подписывал?
– Так откуда я знал… – генеральный так хватил по столу тяжёлым кулаком, что рамка с фотографией его супруги с внуками завалилась на спину, будто в обморок упала. – Гнать их к такой матери…
– А основания? Договор на год заключили, – недовольно сказал Фёдоров.
– Ты-то куда смотрел?
Фёдоров обычно спокойно относился к наполеоновским замашкам Малышева, но сегодня тот явно перешёл грань. И не очень глубоко запрятанный Уркаган выглянул наружу.
– Ты, Юра, базар фильтруй! Сам накосячил, на меня стрелки не переводи! – он тяжело, исподлобья, глянул на генерального. – Не я у нас вроде безопасностью ведаю. А больше всех знаю! И вас… просвещаю! А твой родственничек чем занимается?
На такой прямой наезд в другой ситуации Малышев отреагировал бы бурно, но сейчас он и сам понимал, что Фёдоров прав.
Это был давний конфликтный вопрос: начальником службы безопасности «Сельхозмаша» в своё время генеральный назначил свата – Просвиркина, бывшего кабинетного мента, звёзд ни с неба, ни на погоны не нахватавшего, да и на новой работе ничем себя не проявившего. Составил график дежурств и довольно строго следил за исполнением, прикупил новую чёрную форму с яркими жёлтыми надписями «Секьюрити»… Ну, без большого, правда, успеха, пытался насадить трезвость на рабочих местах… Вот, пожалуй, и всё.
А Фёдоров уже тогда настаивал: на этом месте должен быть крученый-перекрученый боец, который и с ментами поладит, и с бандитами общий язык найдет. Но раньше и Просвиркин справлялся…
– Ладно, Егорыч, проехали, с этим охламоном я разберусь, – сбрасывая обороты, примирительно сказал генеральный, ставя фотографию на место. – Давай по делу. Что делать с ними будем?
– Тут и думать нечего, – процедил Уркаган. – Кровью умоются, суки!
Малышев всплеснул руками.
– Может, не надо так резко?
Фёдоров-Уркаган глянул так, что генеральный поперхнулся.
– На зоне если тебя козлом назвали, а ты смолчал, значит, и стал козлом! И покатился вниз, до самого петушатника! Ответка должна быть сильней наезда, только тогда они почувствуют до самых костей и поймут… Кстати, ты у них следующий на очереди. Нас попугали, не вышло – надо главного валить!
Малышев закашлялся и долго не возвращался к разговору, явно выигрывая время.
– А почему мы акции не скупаем? – наконец, спросил он.
– Это ты, в натуре, сильный вопрос задаёшь, – недобро осклабился Фёдоров.
– Мастеров вызовем, руководителей участков, поставим задачу, – вмешался Вайс. – Можно самим в цеха пойти, с рабочими поговорить…
– Точно, вот это правильно, – оживился Малышев, и они стали обсуждать, как лучше организовать этот процесс. Оба испытывали удовлетворение от того, что «съехали» с темы крови. Пусть этим Фёдоров занимается, недаром он Уркаганом зовется…
Глава 3
На другом конце провода Олег Сергеевич Канаев положил трубку.
– Посмотрим, – спокойно произнес он.
А в кабинете у Семена Борисовича Заборовский разгружал хозяйственную сумку, выкладывая акции прямо на полированный стол.
– Здесь опись, все точно, можете проверить…
Храмцов махнул рукой.
– Проверим, не беспокойся. Сложи все в шкаф, и ведомость туда же…
– Хорошо, хорошо… На завод налоговики наехали, менты накатили, землю роют. По моим сведениям, пока ничего не нарыли.
– Вот это молодец! Разнюхивай все что можешь, с людьми знакомься, укрепляй контакты, влезай в коллектив поглубже. Это потом пригодится.
– Сделаю, Семен Борисович! – Заборовский даже руку к груди приложил, словно давал самую верную клятву.
Но в кабинет уже вошел хмурый Олег Сергеевич. Заборовский понял, что он здесь лишний, и поспешно распрощался.
* * *
На «Сельхозмаше» наконец дали аванс. Андрей к этому времени был уже почти «на нуле». На черный день у него имелись запасы гречневой крупы, сахара и чая – пару недель можно продержаться. А на самый черный день отложены еще двадцать долларов. Смешно, конечно, – заработок итальянской уборщицы за половину рабочего дня. Почему именно итальянской, он и сам не знал. Следовало рассчитаться с долгами – он и ребятам должен, и у Любани занимал. Только тогда от аванса почти ничего не останется. Придется им еще подождать. Хотя и неудобно.А Колотунчик раздал долги и с чистой совестью подошел к Андрею, предложил пойти отметить. Тем более что «тут за углом даги хорошим спиртом торгуют и недорого». Это он всегда предлагал, а Андрей всегда отказывался. Колотунчик обижался: «Ну, конечно, – ты же у нас белая кость…»
Андрей уже подумывал о том, что надо пойти разок с Колотунчиком. Чтобы отвязался.
Вместо дагов он направился в универсам, который принадлежал армянскому бизнесмену и назывался «Манхэттен». Более уместным было бы название «Гарлем». Не потому, что покупатели или продавцыв универсаме были чернокожими – обыкновенными они были, а потому, что обшарпанные стены и мигающие лампы дневного света вызывали ассоциации с подземным переходом в негритянском квартале.
В «Манхэттене» Андрей и увидел Лену. Точнее, тогда он не знал ее имени. Он взял упаковку «Жиллет», пену для бритья «Нивея», лапшу «Доширак» и подошел к кассе. Впереди стояла стройная девушка, в джинсах и желтой стеганой курточке она трогательно походила на цыпленка. Говоров рассмотрел только маленькое ушко с капелькой-сережкой и завиток пшеничных волос из-под маленькой шляпки-фуражки да ощутил волнующий аромат духов. И его как толкнуло: наверняка красивая! Вот бы обернулась! И она действительно на миг обернулась. И действительно оказалась красивой! Тонкий профиль, большие глаза, четко очерченные губы…
Кассирша – толстая тетка с усами – неразборчиво назвала сумму. Женщина расплатилась и направилась к двери. Андрей смотрел ей вслед.
– Мужчина, – сказала кассирша. – Ты чего – уснул?
– Извините, – произнес Андрей. В нем все напряглось.
«Сейчас я ее догоню… Догоню и познакомлюсь. Сейчас!»
В этот момент в кассовом аппарате кончилась лента. Усатая кассирша меняла ее долго… невероятно долго. Катастрофически долго. Когда Андрей выскочил на улицу, женщины уже не было.
Дома Говоров поужинал и вопреки многолетней привычке мыть посуду сразу же не стал этого делать, а прошел в комнату и лег на диван. Подумал: из-за какой-то кассовой ленты… Уж лучше бы я пошел квасить с Пашкой, колотунчики!.. А глаза у нее карие. Карие у нее глаза…
* * *
…Если глядеть со стороны, то картинка была самая что ни на есть идиллическая и привычная: вечер, закатное осеннее солнце, прохладный ветерок, под голыми тополями, чуть в сторонке от асфальтовой дорожки, ведущей к новой одноподъездной «свечке», расположились на ящиках трое алкашей вполне интеллигентного, но потрепанного вида – три бутылки портвейна и три маленькие упаковки чипсов. Хорошо сидят, выпивают и ведут обычный разговор о судьбах русского народа и евоных перспективах… Лишь изредка в их беседу вкрадываются непонятные фразочки типа:– Что-то долго…
– Сиди – жди!
– Тебе хорошо в пальтишке, а я замерз…
– Ща согреешься…
На почти пустой парковочной площадке остановился черный «Форд» – по нынешним временам самая крутая иномарка, да еще новенькая! Дверь открылась, из «Форда» неспешно вылез коммерческий директор «Сельхозмаша» Фёдоров. Он в длинном кожаном пальто, в надвинутой на глаза шляпе. Он считает, что похож на Марлона Брандо, и держаться старается как «крестный отец»: неспешно, солидно и властно.
Коммерческий идет, по-хозяйски осматривается, радуется благостному виду: дом элитный, квартир на тридцать, место хорошее, кругом асфальтовые дорожки, аккуратные газоны, тополя, ни мусора, ни гопников. Хотя сегодня какие-то алкаши собрались за бутылками… Но что тут поделаешь: сейчас полстраны пьет, да и всегда пили, он на заводе насмотрелся. Пока сидят тихо и никому не мешают, пусть – бухло закончится, и разойдутся.
Вдруг один алкаш падает и начинает биться в конвульсиях. Допился! Фёдоров ускоряет шаг. Но наперерез, размахивая руками, бросается дружок упавшего:
– Николай Егорович, помогите, Коляну плохо!
Вот тебе раз, откуда он меня знает? Наверное, работяги с завода… Пройти мимо неудобно, на весь «Сельхозмаш» ославят!
– Чем помочь? Что я тебе, доктор! Жрать надо меньше! – бурчит он, но сворачивает с дорожки и направляется к упавшему.
– Так ничего такого не пили, обычный магазинный портвейн! – отчаянно жестикулирует второй алкаш. – Вы просто гляньте, если надо, хоть в «скорую» звякнете. Мы же у вас работаем, в шестом цеху!
Малышев или Вайс стопроцентно ничего бы не заподозрили, но в голове у Уркагана звякнул тревожный звоночек. Что делают заводские алкаши в этом районе, где ни одной общаги и ни одной панельной пятиэтажки? Какого хрена они приехали сюда из привычной среды обитания? И почему третий алкаш стоит и выжидающе смотрит на него, вместо того чтобы откачивать другана? Да и «больной» перестал биться, лежит, а закрытые глаза подергиваются – значит, моргает! Притворяется, сука! Шухер!
Уркаган резко развернулся, и удар какой-то железякой вскользь пришелся по шляпе, «больной» схватил его за ногу, дернул, свалил на землю. Третий подскочил, замахнулся толстой суковатой палкой. Только не на того нарвались! Фёдоров выдернул из кармана модную и редкую штуковину – газовый пистолет «Перфекта», пальнул в одного, другого… Испугались, не поняли, что к чему, схватились за рожи. Он вскочил на ноги, добавил еще по выстрелу, а мнимому больному, пока тот поднимался, со всего маху съездил ногой по морде – только челюсти лязгнули!
Он бы, конечно, расправился со всеми по законам зоны, но облако газа расползлось и накрыло его самого. Глаза стало жечь, будто перец попал, затошнило… Фёдоров отскочил в сторону и, протирая слезящиеся глаза, побежал к подъезду. «Алкаши», кашляя и отплевываясь, бросились в другую сторону.
* * *
Дворник Говоров сидел дома перед телевизором. На экране гарант конституции говорил о борьбе с коррупцией… Андрей смотрел на волевое лицо, решительно вздернутые седые брови, но совершенно не воспринимал смысла чеканных слов. Он думал о девушке, которую мельком видел в «Манхэттене» три дня назад.«Интересно, сколько ей лет… Двадцать пять? Двадцать восемь? Не больше… Почему я ее раньше не видел? Не пересекались или не обращал вни-мания?»
Она настолько завладела мыслями, что он даже стал уговаривать себя:
«Ну что ты как пацан прямо? Ну, девушка. Ну, красивая. Мало ли девушек на свете!»
«На такой и жениться можно…»
«Так, может, она замужем!»…
Он прервал диалог сам с собой. А действительно, было у нее кольцо обручальное?
Андрей начал вспоминать – ведь видел же ее руки, когда она расплачивалась, видел. Он напрягал память, но так и не вспомнил, было ли у незнакомки кольцо. Сережку-капельку в мочке маленького ушка запомнил, а вот на кольцо не обратил внимания.
Тогда он попытался вспомнить, какие продукты были у нее в корзинке. Ведь по продуктам тоже можно определить. Путем дедукции, как Шерлок Холмс!
Так, у нее была бутылка молока – это точно. Йогурты были… Четыре штуки. Кажется, четыре штуки. И половинка хлеба. И упаковка спагетти… А больше ничего не помню, хотя там еще много всякого было. Относительно много… Ну, и какие из этого можно сделать выводы? А никаких. Ни-ка-ких. Все, проехали. Встретились и разошлись. А шансы на повторную встречу в городе с миллионным населением не особо высоки. Хотя они есть. Стоп! Да ведь она почти наверняка живет рядом: продукты чаще всего покупают рядом с домом…
От этой мысли Говорову стало жарко.
Гарант на экране говорил об успешном ходе реформ.
Говоров быстро оделся. Он надел светлую сорочку, повязал галстук. Завязывать галстук его учил отец. Потом Андрей надел свой единственный костюм. Он был куплен еще в студенчестве, на пятом курсе, и с тех пор надевался всего с десяток раз, последний – на встречу выпускников. Даже ромбик еще висит на лацкане. Снять, что ли? А чего стыдиться? Высшего образования? Им гордиться нужно. Пусть неучи стыдятся! Достал из шкафа парадно-выходную кожаную куртку – купленную в секонд-хенде, но вполне приличную. Он оглядел себя в зеркале и остался доволен.
Может, так и надо одеваться? А то ходит, как чучело…
Почти бегом Андрей Говоров спустился на улицу.
Он около часа прогуливался около «Манхэттена», замерз на холодном ветру, но незнакомка так и не появилась. И он вернулся домой. Но пережитое приключение приятно взбудоражило кровь!
* * *
Каждый день в Тиходонске регистрируется три или четыре пожара. Летом, когда сушь, – больше, осенью и зимой – меньше. Как правило, это локальные возгорания, которые быстро ликвидируются и не влекут большого ущерба. Поэтому, когда дождливой ночью в СВПЧ-4[4] поступил звонок из Кулибинки: «Горит дом!», пожарные удивились – событие было нехарактерным. Но когда имеешь дело со стихией, трудно ожидать какой-либо упорядоченности.По пустым дорогам две красные машины пожаротушения, под синими проблесковыми маячками, долетели до станицы за двадцать минут. Но изготовившимся к борьбе с огнем расчетам делать было уже нечего: от небольшого деревянного дома остались только дымящиеся головешки с пробегающими тут и там искрами, которые успешно гасил мелкий осенний дождик.
Старший расчета обошел пепелище, поддел ногой в тяжелом ботинке открытую канистру, из которой остро пахло бензином.
– Поджог!
– Ничего, смотри, какую сзади домину строят! – сказал кто-то из бойцов. – Может, хозяин сам и запалил, чтобы страховку получить!
Старший расчета усмехнулся.
– Дурак ты, Ваня! Тогда бы канистру на виду не оставили. И какую страховку за такой курятник получишь?
* * *
– Это же, считай, мое родовое гнездо! Отец все обустраивал, деревья сажал, лавочки ставил! – Вайс чуть не плакал.– Ладно тебе по старой избушке слезы лить! – махнул рукой Фёдоров. – Вот я, если бы не отбился, сейчас бы лежал в больнице…
– Или в морге! – подлил масла в огонь Вайс.
– Не. Убивать они не хотели, хотели ливер отбить. Пугают, короче! – коммерческий директор угрожающе оскалился.
– А что бы нам не включить «ответку» и придавить их чуток?
Генеральный, прищурившись, посмотрел на Фёдорова и с сарказмом спросил:
– «Консорциум»? В Москве?
– Зачем же вы так, Юрий Сергеевич, я же не идиот, – уткнувшись взглядом в полированную столешницу, медленно, сдерживая напряжение в голосе, сказал Фёдоров. – До Москвы мы не дотянемся. А до их представителей – вполне! Они прекрасно устроились, гуляют в «Адмиральском причале», а их сраная «Артемида» вообще арендует у нас помещение! Кстати, бывший партком!
– Что за «Артемида» и с какого бодуна нас должна интересовать какая-то мелкочленная фирма? – раздражённо спросил Малышев.
– Да с такого, что они активно скупают наши акции. Под самым нашим носом! Кто с ними договор аренды подписывал?
– Так откуда я знал… – генеральный так хватил по столу тяжёлым кулаком, что рамка с фотографией его супруги с внуками завалилась на спину, будто в обморок упала. – Гнать их к такой матери…
– А основания? Договор на год заключили, – недовольно сказал Фёдоров.
– Ты-то куда смотрел?
Фёдоров обычно спокойно относился к наполеоновским замашкам Малышева, но сегодня тот явно перешёл грань. И не очень глубоко запрятанный Уркаган выглянул наружу.
– Ты, Юра, базар фильтруй! Сам накосячил, на меня стрелки не переводи! – он тяжело, исподлобья, глянул на генерального. – Не я у нас вроде безопасностью ведаю. А больше всех знаю! И вас… просвещаю! А твой родственничек чем занимается?
На такой прямой наезд в другой ситуации Малышев отреагировал бы бурно, но сейчас он и сам понимал, что Фёдоров прав.
Это был давний конфликтный вопрос: начальником службы безопасности «Сельхозмаша» в своё время генеральный назначил свата – Просвиркина, бывшего кабинетного мента, звёзд ни с неба, ни на погоны не нахватавшего, да и на новой работе ничем себя не проявившего. Составил график дежурств и довольно строго следил за исполнением, прикупил новую чёрную форму с яркими жёлтыми надписями «Секьюрити»… Ну, без большого, правда, успеха, пытался насадить трезвость на рабочих местах… Вот, пожалуй, и всё.
А Фёдоров уже тогда настаивал: на этом месте должен быть крученый-перекрученый боец, который и с ментами поладит, и с бандитами общий язык найдет. Но раньше и Просвиркин справлялся…
– Ладно, Егорыч, проехали, с этим охламоном я разберусь, – сбрасывая обороты, примирительно сказал генеральный, ставя фотографию на место. – Давай по делу. Что делать с ними будем?
– Тут и думать нечего, – процедил Уркаган. – Кровью умоются, суки!
Малышев всплеснул руками.
– Может, не надо так резко?
Фёдоров-Уркаган глянул так, что генеральный поперхнулся.
– На зоне если тебя козлом назвали, а ты смолчал, значит, и стал козлом! И покатился вниз, до самого петушатника! Ответка должна быть сильней наезда, только тогда они почувствуют до самых костей и поймут… Кстати, ты у них следующий на очереди. Нас попугали, не вышло – надо главного валить!
Малышев закашлялся и долго не возвращался к разговору, явно выигрывая время.
– А почему мы акции не скупаем? – наконец, спросил он.
– Это ты, в натуре, сильный вопрос задаёшь, – недобро осклабился Фёдоров.
– Мастеров вызовем, руководителей участков, поставим задачу, – вмешался Вайс. – Можно самим в цеха пойти, с рабочими поговорить…
– Точно, вот это правильно, – оживился Малышев, и они стали обсуждать, как лучше организовать этот процесс. Оба испытывали удовлетворение от того, что «съехали» с темы крови. Пусть этим Фёдоров занимается, недаром он Уркаганом зовется…
Глава 3
Экономика и криминал
Вечером в дверь позвонили. Андрей открыл.
– Здорово, дружище!
На пороге стояли слегка хмельные Виталик Егоров и Костя Игнатьев. В пакетах у них приятно позвякивало.
– Гостей принимаешь?
– Да, принимаю, – неуверенно сказал Говоров. Он не собирался пить, но не выгонять же друзей. – Только пить я не буду, – честно предупредил он.
– Так и мы не будем пить, – так же честно ответил Егоров. – У нас только пиво!
Они прошли на кухню, открыли бутылки и принялись потягивать ячменный напиток.
– Ну, как тебе наша вечеринка? – начал Игнатьев. – Мне до сих пор противно.
– Да я как-то о ней и не вспоминал, – ответил Андрей.
– А мы слышали, тебя бросили эти уроды! – запальчиво произнес Виталик. – Цуранов и его дружки в машину не посадили! Вот сволочи!
Андрею стало скучно. Ребята чувствовали себя неудачниками, это обижало, чтобы компенсировать обиду, они были настроены обсасывать каждую деталь ужина в «Медее», поддерживая «своего» и вместе с ним растаптывая значимость «чужих».
– Да там места не было, – сказал Говоров. – Я сам не сел.
Ему не хотелось подливать масла в огонь.
– Все равно сволочи! – повторил Виталик.
– Пиво хорошее, – сказал Говоров. – Раньше такого не было. Помните – жидкое, цвета кошачьей мочи… Его еще водой разбавляли…
– Да не о пиве речь! – завелся Костя. – Речь о том, что вокруг нас происходит! Торгашество всегда низким делом считалось, за спекуляцию в тюрьму сажали, а сейчас они в почете… Бизнесмены фуевы! Дураки и двоечники прекрасно устроились в жизни, разбогатели, а отличники бедствуют – разве это правильно? Недоумки и приспособленцы жируют, а нормальные мужики грязные скаты ремонтируют! Это же противоестественно! Кому оно выгодно?
Виталик поднял стакан с пивом:
– Ясное дело кому! Какие-то враги нарочно перевернули жизнь наоборот, поставили все с ног на голову. Невежды стали начальниками, бездари – кандидатами наук. К чему это приведет?
– Но ведь это не только у нас, – примирительно сказал Говоров. – Про принцип Питерса слышали?
– Что за принцип?
– Суть его вот в чем. Управленец справляется с работой, его продвигают выше, и здесь справляется – продвигают на следующий уровень… А там уже не тянет, потому что превысил свои возможности, свой уровень компетентности. Здесь его и оставляют. Значит, на каждом уровне руководства сидят некомпетентные люди! Это общемировая закономерность!
Игнатьев помотал головой.
– У нас еще хуже: продвижение определяется не положительными, а отрицательными качествами! Кумовство, подкуп… Начальники – бездари и подчиненных подбирают под стать себе – дураков и подхалимов…
Говоров зевнул.
– Обсуждать и критиковать все молодцы, а реально что-то сделать – кишка тонка!
– Что-то ты мне сегодня не нравишься, – нахмурился Егоров. – Ты почему-то этих защищаешь… Оправдать любого можно. Вон, адвокаты убийц выгораживают…
Андрей развел руками.
– Да никого я не защищаю. Что думаю, то и говорю.
Егоров прищурился.
– А вот если бы ты стал начальником? Небось играл бы по их правилам? И на бывших друзей свысока бы смотрел?
– Ты что, пришел поссориться? – раздраженно спросил Говоров. – Зачем глупости говоришь? Я по чужим правилам играть никогда не буду!
– А твои правила в той игре не котируются, – хмыкнул Игнатьев. – Ты вон в шахматы хорошо играешь. А если с шахматными правилами сядешь в «очко» играть, что получится?
Андрей вздохнул.
– Вот то-то! Ничего хорошего не получится. Проиграешься в пух и прах. И зарежут в подворотне, – торжествующе засмеялся Егоров.
– Вот почему я не играю в «очко», – сказал Говоров. – И потому же никогда не стану начальником.
– Слушай сюда, мужики! – сказал Игнатьев, разливая очередную бутылку. – На заводе какая-то возня началась, акции сельхозмашевские скупают. Я же, когда там работал, тоже акции получал, только толку от них не было. Даже выбросить хотел! А вчера сосед – Сашка Попцов из слесарного – продал свои и купил телевизор! Может, и мне продать? Или подождать, пока дороже станут? Как считаешь, Говор, ты же на заводе лучше меня все знаешь?
– Я бы подождал.
– А если подешевеют? Или вообще перестанут покупать?
– Всякое может быть, – обтекаемо сказал Андрей. – Я от заводских дел отошел, какие у дворника дела? Виталик, у тебя для меня халтурки нет – проводку провести, розетки поставить?
– Здорово, дружище!
На пороге стояли слегка хмельные Виталик Егоров и Костя Игнатьев. В пакетах у них приятно позвякивало.
– Гостей принимаешь?
– Да, принимаю, – неуверенно сказал Говоров. Он не собирался пить, но не выгонять же друзей. – Только пить я не буду, – честно предупредил он.
– Так и мы не будем пить, – так же честно ответил Егоров. – У нас только пиво!
Они прошли на кухню, открыли бутылки и принялись потягивать ячменный напиток.
– Ну, как тебе наша вечеринка? – начал Игнатьев. – Мне до сих пор противно.
– Да я как-то о ней и не вспоминал, – ответил Андрей.
– А мы слышали, тебя бросили эти уроды! – запальчиво произнес Виталик. – Цуранов и его дружки в машину не посадили! Вот сволочи!
Андрею стало скучно. Ребята чувствовали себя неудачниками, это обижало, чтобы компенсировать обиду, они были настроены обсасывать каждую деталь ужина в «Медее», поддерживая «своего» и вместе с ним растаптывая значимость «чужих».
– Да там места не было, – сказал Говоров. – Я сам не сел.
Ему не хотелось подливать масла в огонь.
– Все равно сволочи! – повторил Виталик.
– Пиво хорошее, – сказал Говоров. – Раньше такого не было. Помните – жидкое, цвета кошачьей мочи… Его еще водой разбавляли…
– Да не о пиве речь! – завелся Костя. – Речь о том, что вокруг нас происходит! Торгашество всегда низким делом считалось, за спекуляцию в тюрьму сажали, а сейчас они в почете… Бизнесмены фуевы! Дураки и двоечники прекрасно устроились в жизни, разбогатели, а отличники бедствуют – разве это правильно? Недоумки и приспособленцы жируют, а нормальные мужики грязные скаты ремонтируют! Это же противоестественно! Кому оно выгодно?
Виталик поднял стакан с пивом:
– Ясное дело кому! Какие-то враги нарочно перевернули жизнь наоборот, поставили все с ног на голову. Невежды стали начальниками, бездари – кандидатами наук. К чему это приведет?
– Но ведь это не только у нас, – примирительно сказал Говоров. – Про принцип Питерса слышали?
– Что за принцип?
– Суть его вот в чем. Управленец справляется с работой, его продвигают выше, и здесь справляется – продвигают на следующий уровень… А там уже не тянет, потому что превысил свои возможности, свой уровень компетентности. Здесь его и оставляют. Значит, на каждом уровне руководства сидят некомпетентные люди! Это общемировая закономерность!
Игнатьев помотал головой.
– У нас еще хуже: продвижение определяется не положительными, а отрицательными качествами! Кумовство, подкуп… Начальники – бездари и подчиненных подбирают под стать себе – дураков и подхалимов…
Говоров зевнул.
– Обсуждать и критиковать все молодцы, а реально что-то сделать – кишка тонка!
– Что-то ты мне сегодня не нравишься, – нахмурился Егоров. – Ты почему-то этих защищаешь… Оправдать любого можно. Вон, адвокаты убийц выгораживают…
Андрей развел руками.
– Да никого я не защищаю. Что думаю, то и говорю.
Егоров прищурился.
– А вот если бы ты стал начальником? Небось играл бы по их правилам? И на бывших друзей свысока бы смотрел?
– Ты что, пришел поссориться? – раздраженно спросил Говоров. – Зачем глупости говоришь? Я по чужим правилам играть никогда не буду!
– А твои правила в той игре не котируются, – хмыкнул Игнатьев. – Ты вон в шахматы хорошо играешь. А если с шахматными правилами сядешь в «очко» играть, что получится?
Андрей вздохнул.
– Вот то-то! Ничего хорошего не получится. Проиграешься в пух и прах. И зарежут в подворотне, – торжествующе засмеялся Егоров.
– Вот почему я не играю в «очко», – сказал Говоров. – И потому же никогда не стану начальником.
– Слушай сюда, мужики! – сказал Игнатьев, разливая очередную бутылку. – На заводе какая-то возня началась, акции сельхозмашевские скупают. Я же, когда там работал, тоже акции получал, только толку от них не было. Даже выбросить хотел! А вчера сосед – Сашка Попцов из слесарного – продал свои и купил телевизор! Может, и мне продать? Или подождать, пока дороже станут? Как считаешь, Говор, ты же на заводе лучше меня все знаешь?
– Я бы подождал.
– А если подешевеют? Или вообще перестанут покупать?
– Всякое может быть, – обтекаемо сказал Андрей. – Я от заводских дел отошел, какие у дворника дела? Виталик, у тебя для меня халтурки нет – проводку провести, розетки поставить?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента