Страница:
Старик недобро глянул на упрямого ученика:
– Мой опыт указывает на печень!..
– Пусть юноша попробует меня исцелить! – вдруг властно сказал сановник. – О нем много говорят в городе. Причем только хорошее…
– О нем?! Говорят?! – Мар-Самуил изумленно развел руками и вышел из комнаты. Растерянный Кфир остался с пациентом наедине, ежась под требовательным взглядом.
– Врачуй! – приказал сановник.
Кфир не знал, как это сделать, но положился на ту могучую силу, которая опекала его в последнее время. Он протянул руки с растопыренными пальцами и стал делать пассы над больным местом, бормоча себе под нос самые обычные слова:
– Выгони болезнь и исцели тело… Выгони болезнь и исцели тело…
И снова с перстня сорвалась то ли искра, то ли молния, пациент вздрогнул и тут же воскликнул:
– А ведь действительно, все прошло!
Он быстро оделся и протянул юноше золотую мину[14].
– Я Бенцион Бен Ариф, секретарь первосвященника, если понадоблюсь, ты меня найдешь!
Мар-Самуил не возвращался, и Кфир принял всех, кто стоял в очереди. Причем всем полегчало, и все ушли довольными. В конце приема вновь появился улыбающийся Боаз, держа в руке живую курицу со связанными лапами.
– Это тебе, о не по годам мудрый юноша! – сказал он, склоняясь в поклоне и протягивая курицу Кфиру. – Ты свершил истинное чудо! Смотри!
Он выпрямился, раскрыл рот и оттянул корявым пальцем щеку. Вместо черного полуразрушенного корня из челюсти торчал крепкий белый зуб.
– Не рассказывай об этом никому! – предупредил Кфир. – А то заклинание перестанет действовать и он опять заболит!
– Но я уже рассказал, – огорчился Боаз.
– Скажи, что пошутил. Иначе все станет, как было!
Выпроводив благодарного Боаза и заперев дверь в дом, он поднялся на второй этаж. Мар-Самуил сидел за столом и что-то писал. На ученика он демонстративно не обращал внимания. Но связанная курица закудахтала, и Учитель недовольно повернулся.
– Ты опозорился и понял, что ничего без меня не можешь? – выпалил он заранее заготовленные слова.
Но тут же увидел курицу и протянутую пригоршню монет, поверх которых лежала золотая мина. Столько он не зарабатывал и за год!
– Что… Что это?
– Это твой дневной доход, Учитель! – почтительно произнес Кфир. – Конечно, только благодаря твоим стараниям я смог исцелить этих несчастных. Но они остались довольны!
– Хорошо, что ты это понимаешь, мальчишка! – он ловко сгреб все монеты. – Но тебе, конечно, еще рано вести самостоятельный прием. Хотя я буду разрешать тебе работать под моим руководством…
– Спасибо, Учитель! – почтительно поклонился Кфир.
– А курицу отнеси Деборе! – распорядился Мар-Самуил.
Когда он передавал курицу служанке, их руки встретились. И ее будто ударила бледная фиолетовая молния из перстня с черным камнем. Во всяком случае, хрупкое девичье тело содрогнулось.
– Сегодня я не запру свою дверь и буду ждать тебя в полночь, – то ли эти слова послышались юноше, то ли их действительно произнесли пухлые, чуть шевельнувшиеся губы.
Но он все время вспоминал их, когда, раскинувшись на своей лежанке и заложив руки за голову, лежал без сна, рассматривая невидимый во мраке низкий потолок, все трещины и разводы которого были ему известны. Совсем рядом, за открытой дверью, ждала его молодая женщина, и препятствием на пути к ней был только он сам…
Ну, почему, почему он столь несчастлив, почему не может предаваться самым элементарным радостям жизни?! Из-за глупого детского любопытства попал в рабство, был, как ягненок, подарен старому растлителю и стал его жертвой, испытав всю меру унижения, боли и страдания. Сейчас, когда он обрел свободу и дело, которому готов посвятить всего себя, он по-прежнему несчастен в личной жизни, одинок, унижен и раним, как и раньше.
Тихий стон сорвался с его губ. Он задыхался. И хотя под холстиной, покрывавшей его тело, он был наг, ему хотелось сорвать с себя что-то такое, что давило ему грудь, мешало дышать. Машинально он схватился за перстень, повернул его на пальце, погладил и в исступлении прошептал одними губами:
– Помоги мне, великий хозяин! Сними с меня это проклятье раба и верни мужское естество! Я буду верно служить тебе и дальше!
И в тот же миг крошечная комнатка наполнилась призрачным красноватым светом, ее стены потеряли незыблемость, заколебались и будто раздвинулись – в стороны, вверх и вниз, образуя огромный зал без дна, с полусферическим куполом. А тело его стало словно невесомым, и он уже не мог понять: сон это или явь? Где он находится: по-прежнему лежит ли на своем топчане или парит в этом почти осязаемом зловещем мареве? Которое вдруг стало сгущаться в одном месте, кружиться, разбрасывая искры, уплотняться и, наконец, превратилось в овальный кокон – такой, из которого вылупляются бабочки, только увеличенный в тысячи раз.
Кокон лопнул, его оболочки скользнули вниз, в бушующие желто-красные сполохи невидимого пламени, а перед Кфиром предстало жуткое существо, размером с человека. Оно было похоже на огромную зеленую саранчу с закрученным хвостом, как у обезьян, которых юноша видел в римских зверинцах. Вытянутая морда «саранчи» венчалась длинными, слегка изогнутыми черными рогами, у нее имелась седая козлиная бородка, тонкие, далеко расходящиеся в стороны и загнутые кверху зеленые усы, напоминающие усики винограда… Тысячекратно увеличенное насекомое таращило на Кфира страшные фасеточные глаза, но у него были звериные лапы с огромными острыми когтями…
Раздался странный звук – словно удар в огромный египетский гонг эхом донесся из нубийской пустыни прямо в уши Кфира. Чудовищная помесь насекомого и зверя будто зевнула, оскалив огромную пасть и показывая волчьи клыки. Но странное дело, Кфир смотрел на незваного гостя без тени страха и смятения.
«Кто это? – только и подумал юноша. – Во спасение он явился или на погибель»?
– Как знать, как знать, – услышал он голос незваного гостя, звучащий, как туго натянутая басовая струна. При этом тонкие кожистые губы не разомкнулись и даже не дрогнули. – А кто я – тебе и подавно не постичь. У меня много имен и столько же обличий!
– А зачем ты явился?
– Ты звал на помощь. Я здесь, чтобы спросить: знаешь ли ты ее цену?
Фасеточные глаза излучали испепеляющий пламень, и в то же время были холодны, как иней на зимней слюде окна. Они пронзали Кфира насквозь, читая его израненную душу, как раскрытую книгу.
– Какова же цена? – спросил Кфир, и рот его был так же плотно сжат. – У меня есть деньги…
Страшный гость усмехнулся.
– Нет ничего дешевле того, что можно купить за деньги!
– Тогда что? Душа?..
Усмешка повторилась.
– Ты уже отдал мне свою душу. Тогда, ночью, год назад, когда тебя хотели убить… Разве не так?
Облик пришельца менялся: он то становился покрытым шерстью зверем, то возвращался к виду огромного кузнечика с тонкими лапами насекомого, которые тут же превращались в мощные лапы опасного хищника.
– Так, – понурился Кфир.
Получалось, что ему нечем было расплатиться за свою просьбу.
– Но, может, когда я научусь заклинаниям, я смогу отблагодарить тебя?
Пришелец запрокинул голову и расхохотался – как будто горный обвал прогрохотал рядом и эхом отразился от сферического потолка.
– Тебе не нужно учить заклинания. Они лишь средство для достижения цели. А у тебя на пальце – сама цель. Пеший путник идет в Кейсарию четыре дня, но зачем такой переход тому, у кого есть конь?
Кфир рассматривал перстень. Лев смеялся, камень уже не был черным: он пылал красным огнем, как и все вокруг.
– Только зачем обещать коня тому, у кого целые конюшни? – продолжил незнакомец. – И может ли отблагодарить нищий богача, который щедро подал ему милостыню?
– Что же я должен сделать, чтобы ты избавил меня от беды? – вопросил вконец запутавшийся Кфир.
– Беды не исчезают бесследно. Они равномерно распределены в мире и перемешаны с радостями. Если убрать что-то из одного места, оно должно появиться в другом… Кому передать твою беду?
Тонкие черные губы нечистого еле заметно растянулись в улыбке.
– Все равно, только избавь меня от этого проклятья…
– О нет! Я избавлю тебя от твоей беды, а уж снимать проклятья – не мое дело… Совсем не мое!
Страшные фасеточные глаза вспыхнули адским огнем.
– Прости мою невольную ошибку! – взмолился Кфир. – Я совсем запутался в твоих премудростях…
– Ну ладно…
Огонь погас. Точнее, притух.
– Итак, ты хочешь перевести свою беду на кого-то другого? Отвечай решительно и бесповоротно: да или нет?
– Да-а-а-а! – беззвучно заорал Кфир. – Да-а-а-а!..
И тут же красное свечение стало блекнуть, по страшному образу незваного гостя пробежала рябь, он стал прозрачным, расплылся сначала по краям, потом в центре и вообще растаял. Стены комнаты обрели былую реальность, Кфир по-прежнему лежал на своем деревянном топчане нагим, ночь за окном была так же непроглядна и тиха. «Что это было?» – думал он. Сон? Дурное наваждение? Разум ли мой помутился?
Но нет – никогда раньше он не мыслил так ясно! Он ощутил в себе и другие перемены: стало легко и свободно, откуда-то появились силы, в том числе и та, которая пугала Кфира во время утренних пробуждений в Гноце торчащим стручком десятилетнего мальчика и которая потом пропала на все последующие годы. Она просила выхода, и он тут же вспомнил, что совсем рядом его ждет Дебора. Кфир пружинисто вскочил, нагим выскочил в коридор и через мгновенье толкнул дверь в комнату служанки. Она, как и было обещано, оказалась незапертой. И он жадно накинулся на горячее, изголодавшееся девичье тело…
– Ты как самум в пустыне! – прошептала она. – И вижу, что даже не утомился!
Действительно, он был свеж, бодр и полон сил. Спать не хотелось. Крадучись, как злодей после убийства, он проскользнул в свою комнату, быстро оделся и вышел в коридор, где столкнулся с Мар-Самуилом, который направлялся к себе. Кустистые брови старика взметнулись вверх, а маленькие глазки округлились:
– Ты быстро исправляешься! В такое время и надо просыпаться, ведь у молодых крепкий сон. А меня всю ночь мучили кошмары…
Кряхтя и спотыкаясь, Мар-Самуил карабкался по лестнице, Кфир поднимался следом, глядя на порепанные пятки Учителя, торчащие из дырявых туфель без задников. Старик носил ношеные-переношеные вещи, довольствовался простой едой, не баловал обновками свою дочь. Куда он дел полученные от Кфира немалые деньги, оставалось загадкой. И хотя чернокнижник говорил что-то о высокой цене чудодейственных снадобий, магических знаков и книг, но, по наблюдению юноши, за последний год он и их не покупал. Скорее всего спрятал монеты куда-то или закопал во дворе…
Учитель остановился, отпирая дверь, его туфли оказались как раз напротив глаз Кфира, и он явственно рассмотрел на пяточной кости странный нарост, который напоминал… птичий коготь. Через несколько секунд они заглянули в кабинет и замерли на пороге: разбросанные по полу рукописи, рассыпанные и разлитые снадобья, разбитые склянки… Вся комната в перьях, как будто птицы остервенело бились о стены, окна, потолок…
Кнок растрепанной тушкой лежал под столом, Мурза – рядом с табуретом. Ероза, со сложенными крыльями, как серо-черный сверток валялась на подоконнике. Оборванная веревка бессильно болталась под потолком.
– Что это? – растерянно спросил Кфир. – Кто здесь был?
– Он! – старик вытянул дрожащую руку, показывая в дальний угол. Там бешено крутилась на своей цепи магическая пентаграмма: вначале в одну сторону, потом в другую. В одну, в другую. В одну, в другую…
– Только он мог взбудоражить нашу нежить… Только он!
– Кто?
– Хозяин… Но я ЕГО не вызывал… Да и не является ОН ко мне… Значит…
Мар-Самуил повернулся к ученику. Глаза у старика были изумленно вытаращены.
– Неужели это ты? Ты вызвал ЕГО?
Кфир затряс головой.
– Нет. Он сам явился…
– Что ты у НЕГО просил? Богатства? Власти? Вечной молодости?
Юноша снова потряс головой.
– Тогда чего? – непонимающе смотрел старый чернокнижник.
– Избавить меня от одной беды.
– От бед есть много заклинаний… Но обладателю этого, – сухой палец указал на руку Кфира, точнее, на перстень с черным камнем. – Обладателю этого не нужны заклинания, он и так может получить все, что хочет. Вопрос только в цене, которую придется заплатить. И для этого не надо вызывать САМОГО…
– Откуда вы знаете про перстень, Учитель?
– Из Книги Судеб. В ней прописаны жизни каждого живущего в этом мире. Прошлое, настоящее, будущее…
– И вы видели ее, Учитель? Где хранится эта книга?
Мар-Самуил сделал неопределенный жест, который мог означать нечто вроде «везде и нигде».
– Она появляется там, куда ее вызовет Посвященный. Раньше я нередко листал ее страницы. Но это требует большого напряжения и истощает силы. Последний раз я заглянул туда год назад и узнал, что моим учеником будет Кфир, сын водовоза из Гноца…
– И там написано про меня все?
– Конечно. Как и про каждого из живущих. Только я не стал заглядывать в последнюю страницу моей жизни.
– А моей? – с замиранием сердца спросил Кфир.
Мар-Самуил загадочно улыбнулся, и глаза его, как показалось Кфиру, загорелись каким-то дьявольским огнем.
– В твою заглянул. Но не думаю, что тебе следует знать ее содержание. Живи, пока разрешено, и радуйся жизни… Только будь осторожен с перстнем. Очень осторожен. Это слишком сильное оружие…
Кфир не понял, как нужно проявлять осторожность, но на всякий случай кивнул.
– А сейчас я наведу здесь порядок. Тебе лучше выйти.
Юноша шагнул назад через порог. Дверь закрылась перед его носом. За ней слышались какие-то звуки, возня, что-то похожее на свист ветра и шарканье метлы. Потом раздалось карканье ворона и уханье совы. А вскоре дверь открылась, и Учитель пригласил его войти.
Теперь в кабинете был идеальный порядок. Все снадобья вернулись в свои коробочки и флаконы, рукописные листы ровной стопкой лежали на чистом столе. Перья со стен и потолка исчезли, пентаграмма перестала вращаться, чучела Кнока и Мурзы стояли на своих местах, а Ероза, расставив угловатые крылья, как всегда висела под потолком. Сделать это человеческими руками за те несколько минут, пока песок маленьких часов перетечет из одной колбы в другую, было невозможно. Мар-Самуил, устало прикрыв веки, сидел на своем стуле и как будто дремал. Кфир стоял молча, изумленно осматриваясь по сторонам.
Честно говоря, до сегодняшнего дня он не очень верил в магическую силу Учителя, а оживление чучел считал ловким фокусом. Не верил и рассказам про ночные полеты, хотя сам видел, как в сумерках филин или ворон вылетали из поднятого окна кабинета, а находившийся там Мар-Самуил пропадал и появлялся только после возвращения птицы. Но сейчас он понял, что ошибался: скорее всего старик не врал!
И вдруг неожиданно для себя, подчиняясь непонятному чувству, Кфир спросил:
– Скажите, Учитель, что написано на моей последней странице? Ну, там, в Книге Судеб…
– И не проси! – не открывая глаз, покачал головой тот. – Можешь спросить у… Ты сам знаешь у кого. Но лучше оставаться в неведении…
Кфир вздохнул, пожал плечами. Пожалуй, старик прав. Он подошел к окну, выглянул вниз. Там, дожидаясь приема, нетерпеливо галдели пациенты. Сегодня их было еще больше, чем обычно.
– Пора идти на завтрак, Учитель. Страждущие ждут нас!
– Ты прав, пора идти. – Мар-Самуил открыл глаза и встал. – Не обижайся на мой отказ.
– И не думаю! – сказал он чистую правду. Кфир действительно не хотел знать о своем конце.
В сером рассветном свете черты Деборы лишь угадывались, к тому же длинные, черные как смоль волосы прикрывали почти половину лица. Но Кфир и так знал каждую его линию, каждую морщинку, каждую выпуклость и впадинку ее тела.
– Но что плохого сделал им Учитель?
– Старый Барух говорил, что он четыре раза брал замуж молодых девушек, и все они умерли от старости. А он остается в одном возрасте. Говорят, что ему двести лет…
Он нежно погладил пальцем сочные алые губы.
– Люди склонны все путать. Откуда Барух может знать про четырех жен? Разве он тоже прожил четыре жизни?
– …Сара видела, как днем в его окно залетел ворон с торчащей в крыле стрелой. Потом Мар-Самуил долго болел, и рука у него висела на перевязи, его тогдашняя служанка покупала тмин, который заращивает раны. А на нижнем рынке говорили, что когда римский солдат ранил ворона, тот закричал человеческим голосом!
– Я действительно видел у него окровавленную стрелу… – растерянно произнес Кфир. – Она сломана, чтобы было легче вынуть из раны… Но, возможно, это совпадения…
– Нет, он действительно связан с дьяволом, – жарко зашептала Дебора. – Раньше мне некуда было деваться, но теперь, когда мы вместе… Давай уйдем из этого дома!
– Гм… – предложение поставило Кфира в тупик, он даже не знал, что ответить. – Но как же… Ведь я должен учиться врачеванию…
– Ты уже искусней своего учителя! В Ершалаиме все говорят о молодом чародее, который превзошел лучших лекарей города! Очередь пациентов будет стоять к тебе, где бы ты ни находился!
Дебора вскочила, шлепая босыми ногами, подошла к окну, наклонившись, прильнула к мутной слюде. Кфир тоже сел, с удовольствием рассматривая ее обнаженную фигуру, особенно крепкие ровные ноги и упругие ягодицы.
– Вот их сколько! И все пришли к тебе, а не к нему!
Она подбежала, опустилась к нему на колени, заглянула в глаза, прижалась грудью, потянулась пухлыми губками к губам юноши.
– Зачем тебе нужен прислужник черных сил?!
Кфир тяжело вздохнул и отвернулся.
Позавчера на прием пришел молодой, красивый, атлетически сложенный парень по имени Адам – сын состоятельного купца Еноха. Он был убит горем и поведал о своем несчастье: совсем недавно женился на красавице Юдифи – единственной дочери владельца обширнейших виноградников Иосифа. Уважаемые и влиятельные семьи были рады тому, что породнились, причем не по расчету, как часто бывает, а по истинной любви детей. Но в разгар медового месяца у Адама внезапно пропала мужская сила… Счастливо начавшаяся семейная жизнь дала трещину: новобрачная стала раздражительной и хмурой, ее родители, узнав причину и потеряв надежду в ближайшем будущем понянчить внуков, забрали Юдифь в отчий дом. Трещина превращалась в пропасть: из близких родственников Енох и Иосиф могли стать злейшими врагами!
– Помоги моей беде, чародей! – со слезами на глазах взмолился Адам. – Ты исцелил многих, а сейчас моя судьба в твоих руках!
Вначале Кфир ощутил только сочувствие к ровеснику, страдающему тем же недугом, от которого только недавно избавился он сам. Но, приступив к лечению, сразу ощутил: здесь что-то не так! Делая пассы руками, он не чувствовал связи с энергетическими каналами тела пациента. Язык не поворачивался, чтобы произнести заклинание, перстень не приходил на помощь: он оставался холодным и не испускал целительных фиолетовых молний. Ужасная догадка холодной змеей заползла в душу, но он еще надеялся, что ошибается, только вдруг за спиной Адама появилась призрачная, просвечивающая насквозь чудовищная рожа огромной саранчи. Черные кожистые губы кривились в улыбке, горящий недобрым огнем фасеточный глаз заговорщически подмигивал, изогнутые рога покачивались в такт ее ужимкам.
– Тебя никто не вылечит, – против своей воли сказал Кфир. – Это не болезнь, это проклятье. И не один смертный не сумеет его снять!
Обхватив руками голову, Адам в отчаянии выбежал на улицу. А к вечеру город облетела весть, что сын купца Еноха бросился вниз с высокой скалы и разбился о камни!
– Почему ты никогда не снимаешь накидку? – Дебора выразительно ерзала на коленях, так что юноша ощущал упругость ее ягодиц и жар того, что находилось ниже. А ее руки продолжали гладить и ласкать его тело.
– Давай уйдем, любимый! Мы очень хорошо заживем, когда уберемся подальше от сил зла…
– Не все так просто в этом мире! – раздраженно вскричал Кфир, вскакивая и грубо сбрасывая девушку на топчан. – Что ты знаешь о добре и зле?! Зло пронизывает все вокруг, оно в каждом из нас, и никому не дано от него избавиться!
Дебора заплакала – то ли от того, что ушиблась, то ли от обиды. А он выскочил в коридор и громко хлопнул дверью.
Глава 4
– Мой опыт указывает на печень!..
– Пусть юноша попробует меня исцелить! – вдруг властно сказал сановник. – О нем много говорят в городе. Причем только хорошее…
– О нем?! Говорят?! – Мар-Самуил изумленно развел руками и вышел из комнаты. Растерянный Кфир остался с пациентом наедине, ежась под требовательным взглядом.
– Врачуй! – приказал сановник.
Кфир не знал, как это сделать, но положился на ту могучую силу, которая опекала его в последнее время. Он протянул руки с растопыренными пальцами и стал делать пассы над больным местом, бормоча себе под нос самые обычные слова:
– Выгони болезнь и исцели тело… Выгони болезнь и исцели тело…
И снова с перстня сорвалась то ли искра, то ли молния, пациент вздрогнул и тут же воскликнул:
– А ведь действительно, все прошло!
Он быстро оделся и протянул юноше золотую мину[14].
– Я Бенцион Бен Ариф, секретарь первосвященника, если понадоблюсь, ты меня найдешь!
Мар-Самуил не возвращался, и Кфир принял всех, кто стоял в очереди. Причем всем полегчало, и все ушли довольными. В конце приема вновь появился улыбающийся Боаз, держа в руке живую курицу со связанными лапами.
– Это тебе, о не по годам мудрый юноша! – сказал он, склоняясь в поклоне и протягивая курицу Кфиру. – Ты свершил истинное чудо! Смотри!
Он выпрямился, раскрыл рот и оттянул корявым пальцем щеку. Вместо черного полуразрушенного корня из челюсти торчал крепкий белый зуб.
– Не рассказывай об этом никому! – предупредил Кфир. – А то заклинание перестанет действовать и он опять заболит!
– Но я уже рассказал, – огорчился Боаз.
– Скажи, что пошутил. Иначе все станет, как было!
Выпроводив благодарного Боаза и заперев дверь в дом, он поднялся на второй этаж. Мар-Самуил сидел за столом и что-то писал. На ученика он демонстративно не обращал внимания. Но связанная курица закудахтала, и Учитель недовольно повернулся.
– Ты опозорился и понял, что ничего без меня не можешь? – выпалил он заранее заготовленные слова.
Но тут же увидел курицу и протянутую пригоршню монет, поверх которых лежала золотая мина. Столько он не зарабатывал и за год!
– Что… Что это?
– Это твой дневной доход, Учитель! – почтительно произнес Кфир. – Конечно, только благодаря твоим стараниям я смог исцелить этих несчастных. Но они остались довольны!
– Хорошо, что ты это понимаешь, мальчишка! – он ловко сгреб все монеты. – Но тебе, конечно, еще рано вести самостоятельный прием. Хотя я буду разрешать тебе работать под моим руководством…
– Спасибо, Учитель! – почтительно поклонился Кфир.
– А курицу отнеси Деборе! – распорядился Мар-Самуил.
Когда он передавал курицу служанке, их руки встретились. И ее будто ударила бледная фиолетовая молния из перстня с черным камнем. Во всяком случае, хрупкое девичье тело содрогнулось.
– Сегодня я не запру свою дверь и буду ждать тебя в полночь, – то ли эти слова послышались юноше, то ли их действительно произнесли пухлые, чуть шевельнувшиеся губы.
Но он все время вспоминал их, когда, раскинувшись на своей лежанке и заложив руки за голову, лежал без сна, рассматривая невидимый во мраке низкий потолок, все трещины и разводы которого были ему известны. Совсем рядом, за открытой дверью, ждала его молодая женщина, и препятствием на пути к ней был только он сам…
Ну, почему, почему он столь несчастлив, почему не может предаваться самым элементарным радостям жизни?! Из-за глупого детского любопытства попал в рабство, был, как ягненок, подарен старому растлителю и стал его жертвой, испытав всю меру унижения, боли и страдания. Сейчас, когда он обрел свободу и дело, которому готов посвятить всего себя, он по-прежнему несчастен в личной жизни, одинок, унижен и раним, как и раньше.
Тихий стон сорвался с его губ. Он задыхался. И хотя под холстиной, покрывавшей его тело, он был наг, ему хотелось сорвать с себя что-то такое, что давило ему грудь, мешало дышать. Машинально он схватился за перстень, повернул его на пальце, погладил и в исступлении прошептал одними губами:
– Помоги мне, великий хозяин! Сними с меня это проклятье раба и верни мужское естество! Я буду верно служить тебе и дальше!
И в тот же миг крошечная комнатка наполнилась призрачным красноватым светом, ее стены потеряли незыблемость, заколебались и будто раздвинулись – в стороны, вверх и вниз, образуя огромный зал без дна, с полусферическим куполом. А тело его стало словно невесомым, и он уже не мог понять: сон это или явь? Где он находится: по-прежнему лежит ли на своем топчане или парит в этом почти осязаемом зловещем мареве? Которое вдруг стало сгущаться в одном месте, кружиться, разбрасывая искры, уплотняться и, наконец, превратилось в овальный кокон – такой, из которого вылупляются бабочки, только увеличенный в тысячи раз.
Кокон лопнул, его оболочки скользнули вниз, в бушующие желто-красные сполохи невидимого пламени, а перед Кфиром предстало жуткое существо, размером с человека. Оно было похоже на огромную зеленую саранчу с закрученным хвостом, как у обезьян, которых юноша видел в римских зверинцах. Вытянутая морда «саранчи» венчалась длинными, слегка изогнутыми черными рогами, у нее имелась седая козлиная бородка, тонкие, далеко расходящиеся в стороны и загнутые кверху зеленые усы, напоминающие усики винограда… Тысячекратно увеличенное насекомое таращило на Кфира страшные фасеточные глаза, но у него были звериные лапы с огромными острыми когтями…
Раздался странный звук – словно удар в огромный египетский гонг эхом донесся из нубийской пустыни прямо в уши Кфира. Чудовищная помесь насекомого и зверя будто зевнула, оскалив огромную пасть и показывая волчьи клыки. Но странное дело, Кфир смотрел на незваного гостя без тени страха и смятения.
«Кто это? – только и подумал юноша. – Во спасение он явился или на погибель»?
– Как знать, как знать, – услышал он голос незваного гостя, звучащий, как туго натянутая басовая струна. При этом тонкие кожистые губы не разомкнулись и даже не дрогнули. – А кто я – тебе и подавно не постичь. У меня много имен и столько же обличий!
– А зачем ты явился?
– Ты звал на помощь. Я здесь, чтобы спросить: знаешь ли ты ее цену?
Фасеточные глаза излучали испепеляющий пламень, и в то же время были холодны, как иней на зимней слюде окна. Они пронзали Кфира насквозь, читая его израненную душу, как раскрытую книгу.
– Какова же цена? – спросил Кфир, и рот его был так же плотно сжат. – У меня есть деньги…
Страшный гость усмехнулся.
– Нет ничего дешевле того, что можно купить за деньги!
– Тогда что? Душа?..
Усмешка повторилась.
– Ты уже отдал мне свою душу. Тогда, ночью, год назад, когда тебя хотели убить… Разве не так?
Облик пришельца менялся: он то становился покрытым шерстью зверем, то возвращался к виду огромного кузнечика с тонкими лапами насекомого, которые тут же превращались в мощные лапы опасного хищника.
– Так, – понурился Кфир.
Получалось, что ему нечем было расплатиться за свою просьбу.
– Но, может, когда я научусь заклинаниям, я смогу отблагодарить тебя?
Пришелец запрокинул голову и расхохотался – как будто горный обвал прогрохотал рядом и эхом отразился от сферического потолка.
– Тебе не нужно учить заклинания. Они лишь средство для достижения цели. А у тебя на пальце – сама цель. Пеший путник идет в Кейсарию четыре дня, но зачем такой переход тому, у кого есть конь?
Кфир рассматривал перстень. Лев смеялся, камень уже не был черным: он пылал красным огнем, как и все вокруг.
– Только зачем обещать коня тому, у кого целые конюшни? – продолжил незнакомец. – И может ли отблагодарить нищий богача, который щедро подал ему милостыню?
– Что же я должен сделать, чтобы ты избавил меня от беды? – вопросил вконец запутавшийся Кфир.
– Беды не исчезают бесследно. Они равномерно распределены в мире и перемешаны с радостями. Если убрать что-то из одного места, оно должно появиться в другом… Кому передать твою беду?
Тонкие черные губы нечистого еле заметно растянулись в улыбке.
– Все равно, только избавь меня от этого проклятья…
– О нет! Я избавлю тебя от твоей беды, а уж снимать проклятья – не мое дело… Совсем не мое!
Страшные фасеточные глаза вспыхнули адским огнем.
– Прости мою невольную ошибку! – взмолился Кфир. – Я совсем запутался в твоих премудростях…
– Ну ладно…
Огонь погас. Точнее, притух.
– Итак, ты хочешь перевести свою беду на кого-то другого? Отвечай решительно и бесповоротно: да или нет?
– Да-а-а-а! – беззвучно заорал Кфир. – Да-а-а-а!..
И тут же красное свечение стало блекнуть, по страшному образу незваного гостя пробежала рябь, он стал прозрачным, расплылся сначала по краям, потом в центре и вообще растаял. Стены комнаты обрели былую реальность, Кфир по-прежнему лежал на своем деревянном топчане нагим, ночь за окном была так же непроглядна и тиха. «Что это было?» – думал он. Сон? Дурное наваждение? Разум ли мой помутился?
Но нет – никогда раньше он не мыслил так ясно! Он ощутил в себе и другие перемены: стало легко и свободно, откуда-то появились силы, в том числе и та, которая пугала Кфира во время утренних пробуждений в Гноце торчащим стручком десятилетнего мальчика и которая потом пропала на все последующие годы. Она просила выхода, и он тут же вспомнил, что совсем рядом его ждет Дебора. Кфир пружинисто вскочил, нагим выскочил в коридор и через мгновенье толкнул дверь в комнату служанки. Она, как и было обещано, оказалась незапертой. И он жадно накинулся на горячее, изголодавшееся девичье тело…
* * *
Крик петуха оторвал Кфира от самого приятного занятия на свете. Небо за окном посерело. Дебора была совершенно обессилена, пухлые губы запеклись и растрескались.– Ты как самум в пустыне! – прошептала она. – И вижу, что даже не утомился!
Действительно, он был свеж, бодр и полон сил. Спать не хотелось. Крадучись, как злодей после убийства, он проскользнул в свою комнату, быстро оделся и вышел в коридор, где столкнулся с Мар-Самуилом, который направлялся к себе. Кустистые брови старика взметнулись вверх, а маленькие глазки округлились:
– Ты быстро исправляешься! В такое время и надо просыпаться, ведь у молодых крепкий сон. А меня всю ночь мучили кошмары…
Кряхтя и спотыкаясь, Мар-Самуил карабкался по лестнице, Кфир поднимался следом, глядя на порепанные пятки Учителя, торчащие из дырявых туфель без задников. Старик носил ношеные-переношеные вещи, довольствовался простой едой, не баловал обновками свою дочь. Куда он дел полученные от Кфира немалые деньги, оставалось загадкой. И хотя чернокнижник говорил что-то о высокой цене чудодейственных снадобий, магических знаков и книг, но, по наблюдению юноши, за последний год он и их не покупал. Скорее всего спрятал монеты куда-то или закопал во дворе…
Учитель остановился, отпирая дверь, его туфли оказались как раз напротив глаз Кфира, и он явственно рассмотрел на пяточной кости странный нарост, который напоминал… птичий коготь. Через несколько секунд они заглянули в кабинет и замерли на пороге: разбросанные по полу рукописи, рассыпанные и разлитые снадобья, разбитые склянки… Вся комната в перьях, как будто птицы остервенело бились о стены, окна, потолок…
Кнок растрепанной тушкой лежал под столом, Мурза – рядом с табуретом. Ероза, со сложенными крыльями, как серо-черный сверток валялась на подоконнике. Оборванная веревка бессильно болталась под потолком.
– Что это? – растерянно спросил Кфир. – Кто здесь был?
– Он! – старик вытянул дрожащую руку, показывая в дальний угол. Там бешено крутилась на своей цепи магическая пентаграмма: вначале в одну сторону, потом в другую. В одну, в другую. В одну, в другую…
– Только он мог взбудоражить нашу нежить… Только он!
– Кто?
– Хозяин… Но я ЕГО не вызывал… Да и не является ОН ко мне… Значит…
Мар-Самуил повернулся к ученику. Глаза у старика были изумленно вытаращены.
– Неужели это ты? Ты вызвал ЕГО?
Кфир затряс головой.
– Нет. Он сам явился…
– Что ты у НЕГО просил? Богатства? Власти? Вечной молодости?
Юноша снова потряс головой.
– Тогда чего? – непонимающе смотрел старый чернокнижник.
– Избавить меня от одной беды.
– От бед есть много заклинаний… Но обладателю этого, – сухой палец указал на руку Кфира, точнее, на перстень с черным камнем. – Обладателю этого не нужны заклинания, он и так может получить все, что хочет. Вопрос только в цене, которую придется заплатить. И для этого не надо вызывать САМОГО…
– Откуда вы знаете про перстень, Учитель?
– Из Книги Судеб. В ней прописаны жизни каждого живущего в этом мире. Прошлое, настоящее, будущее…
– И вы видели ее, Учитель? Где хранится эта книга?
Мар-Самуил сделал неопределенный жест, который мог означать нечто вроде «везде и нигде».
– Она появляется там, куда ее вызовет Посвященный. Раньше я нередко листал ее страницы. Но это требует большого напряжения и истощает силы. Последний раз я заглянул туда год назад и узнал, что моим учеником будет Кфир, сын водовоза из Гноца…
– И там написано про меня все?
– Конечно. Как и про каждого из живущих. Только я не стал заглядывать в последнюю страницу моей жизни.
– А моей? – с замиранием сердца спросил Кфир.
Мар-Самуил загадочно улыбнулся, и глаза его, как показалось Кфиру, загорелись каким-то дьявольским огнем.
– В твою заглянул. Но не думаю, что тебе следует знать ее содержание. Живи, пока разрешено, и радуйся жизни… Только будь осторожен с перстнем. Очень осторожен. Это слишком сильное оружие…
Кфир не понял, как нужно проявлять осторожность, но на всякий случай кивнул.
– А сейчас я наведу здесь порядок. Тебе лучше выйти.
Юноша шагнул назад через порог. Дверь закрылась перед его носом. За ней слышались какие-то звуки, возня, что-то похожее на свист ветра и шарканье метлы. Потом раздалось карканье ворона и уханье совы. А вскоре дверь открылась, и Учитель пригласил его войти.
Теперь в кабинете был идеальный порядок. Все снадобья вернулись в свои коробочки и флаконы, рукописные листы ровной стопкой лежали на чистом столе. Перья со стен и потолка исчезли, пентаграмма перестала вращаться, чучела Кнока и Мурзы стояли на своих местах, а Ероза, расставив угловатые крылья, как всегда висела под потолком. Сделать это человеческими руками за те несколько минут, пока песок маленьких часов перетечет из одной колбы в другую, было невозможно. Мар-Самуил, устало прикрыв веки, сидел на своем стуле и как будто дремал. Кфир стоял молча, изумленно осматриваясь по сторонам.
Честно говоря, до сегодняшнего дня он не очень верил в магическую силу Учителя, а оживление чучел считал ловким фокусом. Не верил и рассказам про ночные полеты, хотя сам видел, как в сумерках филин или ворон вылетали из поднятого окна кабинета, а находившийся там Мар-Самуил пропадал и появлялся только после возвращения птицы. Но сейчас он понял, что ошибался: скорее всего старик не врал!
И вдруг неожиданно для себя, подчиняясь непонятному чувству, Кфир спросил:
– Скажите, Учитель, что написано на моей последней странице? Ну, там, в Книге Судеб…
– И не проси! – не открывая глаз, покачал головой тот. – Можешь спросить у… Ты сам знаешь у кого. Но лучше оставаться в неведении…
Кфир вздохнул, пожал плечами. Пожалуй, старик прав. Он подошел к окну, выглянул вниз. Там, дожидаясь приема, нетерпеливо галдели пациенты. Сегодня их было еще больше, чем обычно.
– Пора идти на завтрак, Учитель. Страждущие ждут нас!
– Ты прав, пора идти. – Мар-Самуил открыл глаза и встал. – Не обижайся на мой отказ.
– И не думаю! – сказал он чистую правду. Кфир действительно не хотел знать о своем конце.
* * *
– Я здесь уже два года… Первое время соседи останавливали меня на улице, предостерегали, советовали немедленно покинуть этот дом. А потом стали обходить и меня. Ты заметил, что, не считая часов утреннего приема, вокруг нас всегда пусто? Люди предпочитают пройти по соседней улице, чем приблизиться к жилищу чернокнижника…В сером рассветном свете черты Деборы лишь угадывались, к тому же длинные, черные как смоль волосы прикрывали почти половину лица. Но Кфир и так знал каждую его линию, каждую морщинку, каждую выпуклость и впадинку ее тела.
– Но что плохого сделал им Учитель?
– Старый Барух говорил, что он четыре раза брал замуж молодых девушек, и все они умерли от старости. А он остается в одном возрасте. Говорят, что ему двести лет…
Он нежно погладил пальцем сочные алые губы.
– Люди склонны все путать. Откуда Барух может знать про четырех жен? Разве он тоже прожил четыре жизни?
– …Сара видела, как днем в его окно залетел ворон с торчащей в крыле стрелой. Потом Мар-Самуил долго болел, и рука у него висела на перевязи, его тогдашняя служанка покупала тмин, который заращивает раны. А на нижнем рынке говорили, что когда римский солдат ранил ворона, тот закричал человеческим голосом!
– Я действительно видел у него окровавленную стрелу… – растерянно произнес Кфир. – Она сломана, чтобы было легче вынуть из раны… Но, возможно, это совпадения…
– Нет, он действительно связан с дьяволом, – жарко зашептала Дебора. – Раньше мне некуда было деваться, но теперь, когда мы вместе… Давай уйдем из этого дома!
– Гм… – предложение поставило Кфира в тупик, он даже не знал, что ответить. – Но как же… Ведь я должен учиться врачеванию…
– Ты уже искусней своего учителя! В Ершалаиме все говорят о молодом чародее, который превзошел лучших лекарей города! Очередь пациентов будет стоять к тебе, где бы ты ни находился!
Дебора вскочила, шлепая босыми ногами, подошла к окну, наклонившись, прильнула к мутной слюде. Кфир тоже сел, с удовольствием рассматривая ее обнаженную фигуру, особенно крепкие ровные ноги и упругие ягодицы.
– Вот их сколько! И все пришли к тебе, а не к нему!
Она подбежала, опустилась к нему на колени, заглянула в глаза, прижалась грудью, потянулась пухлыми губками к губам юноши.
– Зачем тебе нужен прислужник черных сил?!
Кфир тяжело вздохнул и отвернулся.
Позавчера на прием пришел молодой, красивый, атлетически сложенный парень по имени Адам – сын состоятельного купца Еноха. Он был убит горем и поведал о своем несчастье: совсем недавно женился на красавице Юдифи – единственной дочери владельца обширнейших виноградников Иосифа. Уважаемые и влиятельные семьи были рады тому, что породнились, причем не по расчету, как часто бывает, а по истинной любви детей. Но в разгар медового месяца у Адама внезапно пропала мужская сила… Счастливо начавшаяся семейная жизнь дала трещину: новобрачная стала раздражительной и хмурой, ее родители, узнав причину и потеряв надежду в ближайшем будущем понянчить внуков, забрали Юдифь в отчий дом. Трещина превращалась в пропасть: из близких родственников Енох и Иосиф могли стать злейшими врагами!
– Помоги моей беде, чародей! – со слезами на глазах взмолился Адам. – Ты исцелил многих, а сейчас моя судьба в твоих руках!
Вначале Кфир ощутил только сочувствие к ровеснику, страдающему тем же недугом, от которого только недавно избавился он сам. Но, приступив к лечению, сразу ощутил: здесь что-то не так! Делая пассы руками, он не чувствовал связи с энергетическими каналами тела пациента. Язык не поворачивался, чтобы произнести заклинание, перстень не приходил на помощь: он оставался холодным и не испускал целительных фиолетовых молний. Ужасная догадка холодной змеей заползла в душу, но он еще надеялся, что ошибается, только вдруг за спиной Адама появилась призрачная, просвечивающая насквозь чудовищная рожа огромной саранчи. Черные кожистые губы кривились в улыбке, горящий недобрым огнем фасеточный глаз заговорщически подмигивал, изогнутые рога покачивались в такт ее ужимкам.
– Тебя никто не вылечит, – против своей воли сказал Кфир. – Это не болезнь, это проклятье. И не один смертный не сумеет его снять!
Обхватив руками голову, Адам в отчаянии выбежал на улицу. А к вечеру город облетела весть, что сын купца Еноха бросился вниз с высокой скалы и разбился о камни!
– Почему ты никогда не снимаешь накидку? – Дебора выразительно ерзала на коленях, так что юноша ощущал упругость ее ягодиц и жар того, что находилось ниже. А ее руки продолжали гладить и ласкать его тело.
– Давай уйдем, любимый! Мы очень хорошо заживем, когда уберемся подальше от сил зла…
– Не все так просто в этом мире! – раздраженно вскричал Кфир, вскакивая и грубо сбрасывая девушку на топчан. – Что ты знаешь о добре и зле?! Зло пронизывает все вокруг, оно в каждом из нас, и никому не дано от него избавиться!
Дебора заплакала – то ли от того, что ушиблась, то ли от обиды. А он выскочил в коридор и громко хлопнул дверью.
Глава 4
Чудеса под Черной скалой
87-й год н. э.
Ершалаим
Дом лучшего лекаря Ершалаима стоял в Верхнем Городе, на самом склоне горы, окруженный прекрасным садом, высокими кипарисами, соснами и раскидистыми тенистыми пальмами. Двухэтажный, сложенный из белого камня, с прозрачным египетским стеклом в окнах, он был виден почти с любой улицы и невольно привлекал всеобщее внимание. Поэтому приезжие из Галилеи или Переи находили его без труда. Даже не владеющим арамейским языком финикийцам, сирийцам, египтянам достаточно было коряво спросить у любого прохожего: ле-ка-арь? И им тут же показывали на глухой забор, из-за которого выступало величественное белокаменное здание. Поток страждущих не иссякал с утра до глубокой ночи, но принимали здесь далеко не всех: только тех, кого приносили рабы в паланкинах, или тех, кто приезжал в каретах, – одним словом, богачей: услуги медицинского светила стоили весьма дорого.
Люд попроще шел по прежнему адресу: в квартал бедноты невдалеке от Нижних Ворот, где практиковал старый Мар-Самуил. Теперь к нему тоже целый день стояла очередь: благодаря знаменитому ученику, тень славы просторного светлого дворца падала на его тесный домишко с подслеповатыми слюдяными окнами. И сам Кфир иногда смотрел с террасы на свою временную обитель, хорошо представляя происходящее там, внутри: как бывший учитель брюзгливо осматривает больных, как читает одни и те же заклинания, как брызгает водой, в которую на ночь опускалась пентаграмма, как от скуки оживляет чучела летучей мыши, ворона и совы…
Впрочем, сейчас он не рассматривал саманный домик под склоном, потому что находился в глубине огороженного высоким забором сада, в отдельно стоящей лаборатории, которая по размерам была не меньше, чем все жилище Мар-Самуила. Сюда можно было попасть и сзади, с дикого пустыря под отвесной Черной скалой, где никогда не ходили люди и тем более не ездили повозки. Но тем не менее и с этой стороны в глухом заборе имелась калитка и двустворчатые ворота для неизвестных посторонним надобностей. Никто не знал, что иногда, по ночам, в них заезжает арба Пинхаса – смотрителя Ершалаимского некрополя. Бывало, что после такого тайного визита Кфир производил очередное удивительное исцеление, сам факт которого, а тем более его секрет, сохранялись в глубокой тайне. Однако пациентами у него были заметные люди, а выздоровление безнадежно больного скрыть невозможно, поэтому по городу ходили восторженные слухи и глухие пересуды, что лекарь Кфир не обходится без помощи нечистого.
Но и светская, и религиозная власть, как римская, так и местная, закрывала глаза на эти сплетни, и на тайные дела, которые творятся ночами под Черной скалой. Больше того, усадьбу Кфира круглосуточно охраняли римские легионеры как важный объект Ершалаимского гарнизона, и ни один посторонний не мог войти сюда без дозволения хозяина. Поэтому банки с сохраняющим раствором, в котором плавали человеческие зубы, глаза, пальцы и другие органы и части тела не скрывались и открыто стояли на длинных полках, протянувшихся вдоль облицованной глазурной плиткой стены.
Так вот, как раз сейчас в своей лаборатории Кфир был занят одним из таких дел, за которое, если оно обнаружится, законом предусмотрена мучительная казнь. Специальной пилой для ампутаций он, со своим ассистентом Ави, отпиливал руку злодею Гершону, который утром был убит стражником при нападении на лавку ювелира в Нижнем Городе.
Удар меча пришелся бывшему каторжнику и моряку прямо в сердце, и это было очень удачно, потому что примерно в то же время огромный нильский крокодил, которым удивлял гостей римский наместник Вителий Гарт, вырвался из огороженного бассейна и принялся метаться по территории поместья.
Садовник в ужасе вскарабкался на пальму, а приземистое зеленое чудовище на низких вывернутых лапах с неожиданной быстротой пробежало по ровно подстриженному газону, аккуратным песочным дорожкам сада и выскочило на ровную брусчатку центральной площади, прямо ко входу во дворец. Стражники, выставив копья, бросились наперерез, но треугольные наконечники отскакивали от обросшей по бокам мхом туши, только царапая бугристую шкуру, еще более толстую, чем надетые на них нагрудники из буйволиной кожи. Мощный зазубренный хвост, пружинисто развернувшись, сбил с ног двоих, а длинные челюсти, щелкнув, как огромный резак на слюдяном карьере, перекусили третьего напополам.
Ершалаим
Дом лучшего лекаря Ершалаима стоял в Верхнем Городе, на самом склоне горы, окруженный прекрасным садом, высокими кипарисами, соснами и раскидистыми тенистыми пальмами. Двухэтажный, сложенный из белого камня, с прозрачным египетским стеклом в окнах, он был виден почти с любой улицы и невольно привлекал всеобщее внимание. Поэтому приезжие из Галилеи или Переи находили его без труда. Даже не владеющим арамейским языком финикийцам, сирийцам, египтянам достаточно было коряво спросить у любого прохожего: ле-ка-арь? И им тут же показывали на глухой забор, из-за которого выступало величественное белокаменное здание. Поток страждущих не иссякал с утра до глубокой ночи, но принимали здесь далеко не всех: только тех, кого приносили рабы в паланкинах, или тех, кто приезжал в каретах, – одним словом, богачей: услуги медицинского светила стоили весьма дорого.
Люд попроще шел по прежнему адресу: в квартал бедноты невдалеке от Нижних Ворот, где практиковал старый Мар-Самуил. Теперь к нему тоже целый день стояла очередь: благодаря знаменитому ученику, тень славы просторного светлого дворца падала на его тесный домишко с подслеповатыми слюдяными окнами. И сам Кфир иногда смотрел с террасы на свою временную обитель, хорошо представляя происходящее там, внутри: как бывший учитель брюзгливо осматривает больных, как читает одни и те же заклинания, как брызгает водой, в которую на ночь опускалась пентаграмма, как от скуки оживляет чучела летучей мыши, ворона и совы…
Впрочем, сейчас он не рассматривал саманный домик под склоном, потому что находился в глубине огороженного высоким забором сада, в отдельно стоящей лаборатории, которая по размерам была не меньше, чем все жилище Мар-Самуила. Сюда можно было попасть и сзади, с дикого пустыря под отвесной Черной скалой, где никогда не ходили люди и тем более не ездили повозки. Но тем не менее и с этой стороны в глухом заборе имелась калитка и двустворчатые ворота для неизвестных посторонним надобностей. Никто не знал, что иногда, по ночам, в них заезжает арба Пинхаса – смотрителя Ершалаимского некрополя. Бывало, что после такого тайного визита Кфир производил очередное удивительное исцеление, сам факт которого, а тем более его секрет, сохранялись в глубокой тайне. Однако пациентами у него были заметные люди, а выздоровление безнадежно больного скрыть невозможно, поэтому по городу ходили восторженные слухи и глухие пересуды, что лекарь Кфир не обходится без помощи нечистого.
Но и светская, и религиозная власть, как римская, так и местная, закрывала глаза на эти сплетни, и на тайные дела, которые творятся ночами под Черной скалой. Больше того, усадьбу Кфира круглосуточно охраняли римские легионеры как важный объект Ершалаимского гарнизона, и ни один посторонний не мог войти сюда без дозволения хозяина. Поэтому банки с сохраняющим раствором, в котором плавали человеческие зубы, глаза, пальцы и другие органы и части тела не скрывались и открыто стояли на длинных полках, протянувшихся вдоль облицованной глазурной плиткой стены.
Так вот, как раз сейчас в своей лаборатории Кфир был занят одним из таких дел, за которое, если оно обнаружится, законом предусмотрена мучительная казнь. Специальной пилой для ампутаций он, со своим ассистентом Ави, отпиливал руку злодею Гершону, который утром был убит стражником при нападении на лавку ювелира в Нижнем Городе.
Удар меча пришелся бывшему каторжнику и моряку прямо в сердце, и это было очень удачно, потому что примерно в то же время огромный нильский крокодил, которым удивлял гостей римский наместник Вителий Гарт, вырвался из огороженного бассейна и принялся метаться по территории поместья.
Садовник в ужасе вскарабкался на пальму, а приземистое зеленое чудовище на низких вывернутых лапах с неожиданной быстротой пробежало по ровно подстриженному газону, аккуратным песочным дорожкам сада и выскочило на ровную брусчатку центральной площади, прямо ко входу во дворец. Стражники, выставив копья, бросились наперерез, но треугольные наконечники отскакивали от обросшей по бокам мхом туши, только царапая бугристую шкуру, еще более толстую, чем надетые на них нагрудники из буйволиной кожи. Мощный зазубренный хвост, пружинисто развернувшись, сбил с ног двоих, а длинные челюсти, щелкнув, как огромный резак на слюдяном карьере, перекусили третьего напополам.