– Ира, ну почему?
– Да потому, что он уже сформировавшийся человек, с определенным опытом. Это он тебе будет указывать, по каким правилам вы станете жить. Может, в семье и будут деньги, да только распоряжаться ими станет он, понимаешь? Я же видела его, разговаривала с ним, у него будто уже все распланировано заранее… Могу себе представить, какой порядок у него в квартире, возможно, у него есть и домработница… Ну не сам же он намывает свои квартиры… Что-то страшно мне за тебя. Вот был бы простой парень, твой ровесник… С ним все заново бы и начинали. В родном городе, где тебе все близко, знакомо, привычно. Поверь мне, это немало. А с этим Борисом… Тебе придется менять город, окружение… Там не будет меня. Не знаю, Оля…
А ей захотелось перемен. Чтобы в другом городе. С другим мужчиной. В другой среде. Другой квартире. Пусть дожди. Пусть даже временное одиночество. Пусть сначала будет трудно. Но они же любят друг друга! Все романы про любовь заканчиваются свадьбой. Пусть и эта история любви тоже закончится пышной свадьбой.
После этого разговора прошел целый месяц, прежде чем Борис снова поднял этот вопрос о продаже квартиры.
Оля была у него дома, они расположились в кровати и ели виноград. Было тепло, тихо, за окном шел дождь. Это были минуты настоящего счастья, когда жизнь впереди представлялась сказочной, полной любви и взаимопонимания.
– Ирина против, – призналась она. – Ни в какую не соглашается. А без нее никак нельзя.
– Да она бы потом сама тебе спасибо сказала!
Он говорил это таким уверенным тоном. И Оле так хотелось верить ему. На его фоне авторитет Ирины терялся.
– Но она все равно никогда не согласится. Это бесполезно. Я знаю свою сестру.
– Может, она и свадьбе нашей не рада? И я ей не понравился? Может, она не хочет тебе счастья? Просто завидует?
Господи! Она об этом даже не подумала. Зависть. Это она, Оля, завидовала ей с самого начала, когда у Иры закрутилось с Виктором Пшеничным. Богатый, молодой, красивый… С какой стороны ни посмотри на них – идеальная пара! Все прямо как в кино! Дорогие подарки, заграничные путешествия, а какие машины! Оля иногда даже заснуть не могла, все представляла себе, как Ирина живет с Виктором, как у них внутри в их большой квартире, о чем они говорят, какую еду едят, какие наряды в шкафу сестры висят… Когда у человека много денег, он все может себе позволить.
После смерти Вити все в жизни Ирины изменилось. Да и она тоже стала какая-то другая. Холодная. Испуганная. Одинокая. Перестала с Олей откровенничать. Отстранилась от нее. Хорошо, что вообще согласилась тогда встретиться с Борисом, принять участие в судьбе Оли. Увидела, поняла, что он классный мужик, серьезный, с деньгами и любит Олю, позавидовала, быть может, тоже ночь не спала, все представляла себе новую жизнь сестры… А тут еще эта идея с продажей квартиры. Конечно, она будет против. «Это же невозможно, чтобы у меня все получилось!»
– Вообще-то, она не завистливая. У нее и так все есть. И за квартиру эту она не держится. У нее знаешь какая квартира… – вздохнула она.
– А я и говорю, что она просто счастью твоему хочет помешать, – сказал Борис, лаская обнаженное колено Оли. – Ее-то так вот никто не гладит, не любит…
– Борь, ну при чем здесь любовь? Мы же о квартире. Просто она считает, что мы с тобой еще недостаточно знакомы. Что нам сначала пожить надо какое-то время вместе, узнать друг друга получше, а потом уже и строить планы – что продавать, что покупать, где жить и так далее…
– Если бы я всю жизнь вот так тормозил, то ничего бы не добился, – сказал Борис. – И к тебе бы тоже не подошел. Решительность – не самое плохое качество для мужчины.
– Но мы в любом случае ничего не сможем без нее сделать! У нас же квартира оформлена на двоих – на меня и на Ирину.
То, что произошло вскоре, она долго будет потом вспоминать как страшный сон.
Буквально через пару дней Борис пригласил ее, одурманенную волшебной перспективой новой петербургской жизни, в кафе, куда через несколько минут пришла женщина, удивительно похожая на Ирину. Разве что постарше, прокуренная насмерть и с гнилыми зубами. Когда она хихикала, на нее было страшно смотреть. Борис представил ее как Полину, сказал, что она в курсе и выполнит все, что от нее требуется. Оля, прижимая к себе сумочку, в которой лежал украденный у сестры паспорт (пришлось переночевать в прекрасной квартире сестры, чтобы раздобыть его и спрятать у себя), все еще сомневалась в правильности своего решения. Но ей стыдно было признаться себе, что в последнее время она странным образом боялась Бориса, что даже ласки его, которые она принимала еще недавно за любовь и страсть, вызывали у нее теперь какое-то отторжение и даже физическую боль.
Выпив по чашке кофе, все трое отправились в регистрационную палату, где их уже поджидал еще один человек, возможно, свой в доску риелтор, глядевший на Бориса по-собачьи преданными глазами. Человек очень ловкий, быстрый, немногословный, но, судя по всему, отлично знавший свое дело. В договорной комнатке появились и покупатели квартиры, граждане по фамилии Елагины. Полина представилась Ириной Виноградовой, сестрой Ольги Виноградовой, лихо расписалась в документе (благо, что незатейливую роспись Ирины мог бы повторить даже первоклассник), и сделка, перепрыгнув закон, состоялась. Денежки Олей были получены, аккуратно пересчитаны и уложены в дорожную сумку. Работа была грубая, дерзкая, отчаянная, подлая. За одно утро Оля с сестрой лишились родительской квартиры. Вернее, не лишились. Чего это они лишились, когда денежки Оля получила, и деньги были настоящими, а не фальшивыми и находились в видимом пространстве. А это означало, что в любой момент она, в сущности, может передумать и, не потратив ни рубля, снова превратить их в квартиру, пусть другую. То есть поезд еще не ушел… Пока еще не ушел… Но уже был готов вот-вот пуститься в далекий туманный Петербург.
На самом же деле все обстояло не так уж и плохо. Полина исчезла где-то по дороге, риелтор вообще растворился в воздухе еще раньше покупателей, а Борис, подхватив свою невесту под локоть, привел ее в ресторан, где они и обмыли продажу квартиры, а заодно и начало новой жизни.
– Мне страшно что-то и холодно, – говорила, передергивая голыми плечами (Борис к тому времени уже приучил ее к ресторанам и открытым вечерним платьям), Оля. – А что, если Ирина хватится своего паспорта?
– А ты прямо сегодня пойдешь к ней за чем-нибудь и незаметно вернешь паспорт на место.
– А что, если она захочет прийти ко мне, а у меня и дома-то нет…
– Покупатели что сказали? Что ты сможешь пожить у себя еще недельку-другую, что им не к спеху, ты же вещи не продала, не вывезла…
– А куда я их вывезу?
– Попроси своих знакомых подержать их у себя до поры до времени. А вообще-то, тебе же ничего не понадобится, дорогая. Как приедем в Питер, купим тебе все новое. Ты не переживай так. Это сейчас ты невеста, а когда мы с тобой распишемся и ты будешь моей законной женой, то мой дом автоматически станет твоим домом, моя мебель – твоей, ну и так далее. Другими словами, когда мы приедем в Петербург, тебе надо будет купить только одежду да какие-то мелочи… Не думаю, что тебе понадобится что-то из твоих старых вещей. Ну, может, фотографии, украшения… То, что дорого твоему сердцу.
Ее так и подмывало спросить его, не опасно ли оставлять сумку с деньгами у него дома, мало ли что… Может, безопаснее хранить их где-нибудь в автоматической камере хранения (как это происходит в фильмах) или банке, до отъезда? На самом деле, едва они вернулись из регистрационной палаты, Ольга думала лишь о деньгах, о том, что они не с ней и что если Борис (тьфу-тьфу-тьфу, только бы он не оказался проходимцем! Господи помоги!) исчезнет вместе с деньгами, то она пропала. И вот теперь, после ресторана, он предлагает ей переночевать снова у Ирины. Это значит, что она всю ночь будет далеко от своих денег. И что деньги будут у Бориса. Если он мошенник, то что ему стоит исчезнуть вместе с ними?
Но выразить открыто свои опасения она, понятное дело, не посмела. И ее, пьяненькую, прямо в вечернем платье, Борис на такси отвез к Ирине.
Ирине Оля сказала, что через три дня они уезжают, что уже и билеты куплены, что она, в сущности, приехала попрощаться. Ирина снова выразила сомнение по поводу этого скоропалительного брака, снова предупредила, чтобы Оля не вступала с ним ни в какие финансовые отношения, не подписывала непонятных документов, не ввязывалась в кредиты и тому подобное, инструктировала как могла, предостерегая о возможной опасности. Оля же, стыдясь себя, даже своего неуверенного голоса, блеяла что-то о своей уверенности в женихе, расхваливала его, не глядя сестре в глаза, сама же с тихим ужасом представляла Бориса в роли жулика и внутренне холодела от того, что ее ожидает, когда она вернется… Пустая квартира и записка от любимого: ну и дура, мол, ты, Оля, плакали твои денежки.
Паспорт она, понятное дело, вернула на место. Ирина ничего не заметила. Сестры легли спать. А утром, наскоро позавтракав (кусок в горло не лез), Оля помчалась к Борису. И разрыдалась, когда он открыл ей дверь. Такой теплый, родной, домашний в шелковом халате, милый… Он обнял ее, спросил, все ли прошло благополучно, не заметила ли сестра пропажи паспорта. Оля успокоила его, сказала, что все в порядке, что она хочет есть, и попросила сварить ей кофе, пока она будет переодеваться. На самом же деле ей хотелось как можно скорее оказаться в спальне, где в платяном шкафу она оставила сумку с деньгами.
Распахнув шкаф, она сначала не могла поверить своим глазам: сумки не было!
Не чувствуя себя, своего тела, как призрак, она вошла в кухню, где Борис варил кофе. Все плыло перед глазами.
– Д-деньги… Они пропали… – прошептала она, чувствуя, как горло ее словно сжимает невидимая рука.
В кухне пахло кофе. Жизнь пока еще не остановилась. За окном пели птицы, от легкого ветра колыхались занавески. С улицы доносился обычный городской шум. И Борис выглядел спокойным и счастливым.
– Ты чего, заяц? – Он подошел к Оле и обнял ее. – Чего ты так испугалась? Пойдем, я покажу тебе твои денежки…
Он привел ее в гостиную, открыл секретер и показал ей ровные стопки денег.
– Да я просто переложил их сюда. Мы же завтра утром едем…
– Как утром? Ты же сказал, что через три дня…
– Завтра, завтра. Вот они, твои денежки. Просто еще раз пересчитал, вот и все! Знаешь, у моего брата была такая история. Он тоже вот так продавал квартиру, получил деньги, вроде все правильно, а когда пересчитал уже дома, оказалось, что не хватает порядка двадцати тысяч…
Но Оля его не слышала. Она стояла и смотрела на пачки денег, аккуратно разложенные по полкам секретера.
Она повернулась и крепко обняла Бориса. Она была благодарна ему за то, что он с ней, что не исчез с деньгами, не обманул ее, что он был ее реальностью и ее будущим.
Они целый день провели вместе. Спали, лежали обнявшись. Приготовили вместе вкусный ужин, поужинали, затем уложили вещи и легли спать. Утром оделись, вызвали такси и поехали на вокзал.
Борис не поскупился, взял СВ, прекрасное купе на двоих. Был ласков, нежен. Сумка с деньгами была надежно спрятана под сиденьем.
Он исчез неожиданно. Когда Оля окончательно успокоилась и чувствовала себя счастливой. Она вышла в туалет, а когда вернулась, поняла, что Бориса нет. Вероятно, он дожидался удобного случая, чтобы в купе, кроме него, никого не было, взял сумку и сбежал. Исчез. Прихватил даже палку колбасы, которая лежала на столике, и бутылку коньяку.
Или же его убили и обокрали. Но это уже сказочка для других юных дур…
Оля же до самого Питера сидела как оглушенная за столиком, смотрела в окно и видела лишь расплывчатый от слез унылый пейзаж собственной глупости…
Откуда ни возьмись полезло: а ведь он предлагал мне продавать мою квартиру, даже не видя ее! Значит, просто знал планировку, знал, что квартира в самом центре города, чудесная «генеральская» сталинка стоит дорого; да и шубку моль побила; и кольца не с брильянтами, а с хрусталем; и платья вечерние ношеные, наверняка он их украл из гардероба какой-нибудь бывшей актрисы… Вот исчез человек, и все вокруг превратилось в большую желтую тыкву… Нет золотой кареты. Нет бального платья. Нет стоматологических курсов. Нет петербургской квартиры. Нет мужа с красивой и загадочной фамилией «Исаковских»…
Есть только горечь предательства да несколько тысяч рублей наличных в сумочке, которых ей хватит, чтобы вернуться домой.
Еще есть стыд и позор.
Еще есть обманутая сестра, которая вряд ли ее простит.
Еще есть желание заснуть и не проснуться…
Через три дня, измученная, опухшая от слез, она вернулась в свой родной город, сразу же поехала к Ирине. Упала на колени и рассказала все как есть.
– У меня больше нет сестры, – сказала Ирина. Она побелела от волнения. Такого же цвета было ее лицо, когда она хоронила Виктора.
Ирина взяла ее за плечи, подняла и выставила вон за дверь.
– Никогда не приходи, не звони, не пиши. Все бесполезно. Ты подлая дрянь, и я тебя ненавижу. Ты продала меня за… – она грязно выругалась и сплюнула. – Пошла вон, идиотка!
Глава 8
– Да потому, что он уже сформировавшийся человек, с определенным опытом. Это он тебе будет указывать, по каким правилам вы станете жить. Может, в семье и будут деньги, да только распоряжаться ими станет он, понимаешь? Я же видела его, разговаривала с ним, у него будто уже все распланировано заранее… Могу себе представить, какой порядок у него в квартире, возможно, у него есть и домработница… Ну не сам же он намывает свои квартиры… Что-то страшно мне за тебя. Вот был бы простой парень, твой ровесник… С ним все заново бы и начинали. В родном городе, где тебе все близко, знакомо, привычно. Поверь мне, это немало. А с этим Борисом… Тебе придется менять город, окружение… Там не будет меня. Не знаю, Оля…
А ей захотелось перемен. Чтобы в другом городе. С другим мужчиной. В другой среде. Другой квартире. Пусть дожди. Пусть даже временное одиночество. Пусть сначала будет трудно. Но они же любят друг друга! Все романы про любовь заканчиваются свадьбой. Пусть и эта история любви тоже закончится пышной свадьбой.
После этого разговора прошел целый месяц, прежде чем Борис снова поднял этот вопрос о продаже квартиры.
Оля была у него дома, они расположились в кровати и ели виноград. Было тепло, тихо, за окном шел дождь. Это были минуты настоящего счастья, когда жизнь впереди представлялась сказочной, полной любви и взаимопонимания.
– Ирина против, – призналась она. – Ни в какую не соглашается. А без нее никак нельзя.
– Да она бы потом сама тебе спасибо сказала!
Он говорил это таким уверенным тоном. И Оле так хотелось верить ему. На его фоне авторитет Ирины терялся.
– Но она все равно никогда не согласится. Это бесполезно. Я знаю свою сестру.
– Может, она и свадьбе нашей не рада? И я ей не понравился? Может, она не хочет тебе счастья? Просто завидует?
Господи! Она об этом даже не подумала. Зависть. Это она, Оля, завидовала ей с самого начала, когда у Иры закрутилось с Виктором Пшеничным. Богатый, молодой, красивый… С какой стороны ни посмотри на них – идеальная пара! Все прямо как в кино! Дорогие подарки, заграничные путешествия, а какие машины! Оля иногда даже заснуть не могла, все представляла себе, как Ирина живет с Виктором, как у них внутри в их большой квартире, о чем они говорят, какую еду едят, какие наряды в шкафу сестры висят… Когда у человека много денег, он все может себе позволить.
После смерти Вити все в жизни Ирины изменилось. Да и она тоже стала какая-то другая. Холодная. Испуганная. Одинокая. Перестала с Олей откровенничать. Отстранилась от нее. Хорошо, что вообще согласилась тогда встретиться с Борисом, принять участие в судьбе Оли. Увидела, поняла, что он классный мужик, серьезный, с деньгами и любит Олю, позавидовала, быть может, тоже ночь не спала, все представляла себе новую жизнь сестры… А тут еще эта идея с продажей квартиры. Конечно, она будет против. «Это же невозможно, чтобы у меня все получилось!»
– Вообще-то, она не завистливая. У нее и так все есть. И за квартиру эту она не держится. У нее знаешь какая квартира… – вздохнула она.
– А я и говорю, что она просто счастью твоему хочет помешать, – сказал Борис, лаская обнаженное колено Оли. – Ее-то так вот никто не гладит, не любит…
– Борь, ну при чем здесь любовь? Мы же о квартире. Просто она считает, что мы с тобой еще недостаточно знакомы. Что нам сначала пожить надо какое-то время вместе, узнать друг друга получше, а потом уже и строить планы – что продавать, что покупать, где жить и так далее…
– Если бы я всю жизнь вот так тормозил, то ничего бы не добился, – сказал Борис. – И к тебе бы тоже не подошел. Решительность – не самое плохое качество для мужчины.
– Но мы в любом случае ничего не сможем без нее сделать! У нас же квартира оформлена на двоих – на меня и на Ирину.
То, что произошло вскоре, она долго будет потом вспоминать как страшный сон.
Буквально через пару дней Борис пригласил ее, одурманенную волшебной перспективой новой петербургской жизни, в кафе, куда через несколько минут пришла женщина, удивительно похожая на Ирину. Разве что постарше, прокуренная насмерть и с гнилыми зубами. Когда она хихикала, на нее было страшно смотреть. Борис представил ее как Полину, сказал, что она в курсе и выполнит все, что от нее требуется. Оля, прижимая к себе сумочку, в которой лежал украденный у сестры паспорт (пришлось переночевать в прекрасной квартире сестры, чтобы раздобыть его и спрятать у себя), все еще сомневалась в правильности своего решения. Но ей стыдно было признаться себе, что в последнее время она странным образом боялась Бориса, что даже ласки его, которые она принимала еще недавно за любовь и страсть, вызывали у нее теперь какое-то отторжение и даже физическую боль.
Выпив по чашке кофе, все трое отправились в регистрационную палату, где их уже поджидал еще один человек, возможно, свой в доску риелтор, глядевший на Бориса по-собачьи преданными глазами. Человек очень ловкий, быстрый, немногословный, но, судя по всему, отлично знавший свое дело. В договорной комнатке появились и покупатели квартиры, граждане по фамилии Елагины. Полина представилась Ириной Виноградовой, сестрой Ольги Виноградовой, лихо расписалась в документе (благо, что незатейливую роспись Ирины мог бы повторить даже первоклассник), и сделка, перепрыгнув закон, состоялась. Денежки Олей были получены, аккуратно пересчитаны и уложены в дорожную сумку. Работа была грубая, дерзкая, отчаянная, подлая. За одно утро Оля с сестрой лишились родительской квартиры. Вернее, не лишились. Чего это они лишились, когда денежки Оля получила, и деньги были настоящими, а не фальшивыми и находились в видимом пространстве. А это означало, что в любой момент она, в сущности, может передумать и, не потратив ни рубля, снова превратить их в квартиру, пусть другую. То есть поезд еще не ушел… Пока еще не ушел… Но уже был готов вот-вот пуститься в далекий туманный Петербург.
На самом же деле все обстояло не так уж и плохо. Полина исчезла где-то по дороге, риелтор вообще растворился в воздухе еще раньше покупателей, а Борис, подхватив свою невесту под локоть, привел ее в ресторан, где они и обмыли продажу квартиры, а заодно и начало новой жизни.
– Мне страшно что-то и холодно, – говорила, передергивая голыми плечами (Борис к тому времени уже приучил ее к ресторанам и открытым вечерним платьям), Оля. – А что, если Ирина хватится своего паспорта?
– А ты прямо сегодня пойдешь к ней за чем-нибудь и незаметно вернешь паспорт на место.
– А что, если она захочет прийти ко мне, а у меня и дома-то нет…
– Покупатели что сказали? Что ты сможешь пожить у себя еще недельку-другую, что им не к спеху, ты же вещи не продала, не вывезла…
– А куда я их вывезу?
– Попроси своих знакомых подержать их у себя до поры до времени. А вообще-то, тебе же ничего не понадобится, дорогая. Как приедем в Питер, купим тебе все новое. Ты не переживай так. Это сейчас ты невеста, а когда мы с тобой распишемся и ты будешь моей законной женой, то мой дом автоматически станет твоим домом, моя мебель – твоей, ну и так далее. Другими словами, когда мы приедем в Петербург, тебе надо будет купить только одежду да какие-то мелочи… Не думаю, что тебе понадобится что-то из твоих старых вещей. Ну, может, фотографии, украшения… То, что дорого твоему сердцу.
Ее так и подмывало спросить его, не опасно ли оставлять сумку с деньгами у него дома, мало ли что… Может, безопаснее хранить их где-нибудь в автоматической камере хранения (как это происходит в фильмах) или банке, до отъезда? На самом деле, едва они вернулись из регистрационной палаты, Ольга думала лишь о деньгах, о том, что они не с ней и что если Борис (тьфу-тьфу-тьфу, только бы он не оказался проходимцем! Господи помоги!) исчезнет вместе с деньгами, то она пропала. И вот теперь, после ресторана, он предлагает ей переночевать снова у Ирины. Это значит, что она всю ночь будет далеко от своих денег. И что деньги будут у Бориса. Если он мошенник, то что ему стоит исчезнуть вместе с ними?
Но выразить открыто свои опасения она, понятное дело, не посмела. И ее, пьяненькую, прямо в вечернем платье, Борис на такси отвез к Ирине.
Ирине Оля сказала, что через три дня они уезжают, что уже и билеты куплены, что она, в сущности, приехала попрощаться. Ирина снова выразила сомнение по поводу этого скоропалительного брака, снова предупредила, чтобы Оля не вступала с ним ни в какие финансовые отношения, не подписывала непонятных документов, не ввязывалась в кредиты и тому подобное, инструктировала как могла, предостерегая о возможной опасности. Оля же, стыдясь себя, даже своего неуверенного голоса, блеяла что-то о своей уверенности в женихе, расхваливала его, не глядя сестре в глаза, сама же с тихим ужасом представляла Бориса в роли жулика и внутренне холодела от того, что ее ожидает, когда она вернется… Пустая квартира и записка от любимого: ну и дура, мол, ты, Оля, плакали твои денежки.
Паспорт она, понятное дело, вернула на место. Ирина ничего не заметила. Сестры легли спать. А утром, наскоро позавтракав (кусок в горло не лез), Оля помчалась к Борису. И разрыдалась, когда он открыл ей дверь. Такой теплый, родной, домашний в шелковом халате, милый… Он обнял ее, спросил, все ли прошло благополучно, не заметила ли сестра пропажи паспорта. Оля успокоила его, сказала, что все в порядке, что она хочет есть, и попросила сварить ей кофе, пока она будет переодеваться. На самом же деле ей хотелось как можно скорее оказаться в спальне, где в платяном шкафу она оставила сумку с деньгами.
Распахнув шкаф, она сначала не могла поверить своим глазам: сумки не было!
Не чувствуя себя, своего тела, как призрак, она вошла в кухню, где Борис варил кофе. Все плыло перед глазами.
– Д-деньги… Они пропали… – прошептала она, чувствуя, как горло ее словно сжимает невидимая рука.
В кухне пахло кофе. Жизнь пока еще не остановилась. За окном пели птицы, от легкого ветра колыхались занавески. С улицы доносился обычный городской шум. И Борис выглядел спокойным и счастливым.
– Ты чего, заяц? – Он подошел к Оле и обнял ее. – Чего ты так испугалась? Пойдем, я покажу тебе твои денежки…
Он привел ее в гостиную, открыл секретер и показал ей ровные стопки денег.
– Да я просто переложил их сюда. Мы же завтра утром едем…
– Как утром? Ты же сказал, что через три дня…
– Завтра, завтра. Вот они, твои денежки. Просто еще раз пересчитал, вот и все! Знаешь, у моего брата была такая история. Он тоже вот так продавал квартиру, получил деньги, вроде все правильно, а когда пересчитал уже дома, оказалось, что не хватает порядка двадцати тысяч…
Но Оля его не слышала. Она стояла и смотрела на пачки денег, аккуратно разложенные по полкам секретера.
Она повернулась и крепко обняла Бориса. Она была благодарна ему за то, что он с ней, что не исчез с деньгами, не обманул ее, что он был ее реальностью и ее будущим.
Они целый день провели вместе. Спали, лежали обнявшись. Приготовили вместе вкусный ужин, поужинали, затем уложили вещи и легли спать. Утром оделись, вызвали такси и поехали на вокзал.
Борис не поскупился, взял СВ, прекрасное купе на двоих. Был ласков, нежен. Сумка с деньгами была надежно спрятана под сиденьем.
Он исчез неожиданно. Когда Оля окончательно успокоилась и чувствовала себя счастливой. Она вышла в туалет, а когда вернулась, поняла, что Бориса нет. Вероятно, он дожидался удобного случая, чтобы в купе, кроме него, никого не было, взял сумку и сбежал. Исчез. Прихватил даже палку колбасы, которая лежала на столике, и бутылку коньяку.
Или же его убили и обокрали. Но это уже сказочка для других юных дур…
Оля же до самого Питера сидела как оглушенная за столиком, смотрела в окно и видела лишь расплывчатый от слез унылый пейзаж собственной глупости…
Откуда ни возьмись полезло: а ведь он предлагал мне продавать мою квартиру, даже не видя ее! Значит, просто знал планировку, знал, что квартира в самом центре города, чудесная «генеральская» сталинка стоит дорого; да и шубку моль побила; и кольца не с брильянтами, а с хрусталем; и платья вечерние ношеные, наверняка он их украл из гардероба какой-нибудь бывшей актрисы… Вот исчез человек, и все вокруг превратилось в большую желтую тыкву… Нет золотой кареты. Нет бального платья. Нет стоматологических курсов. Нет петербургской квартиры. Нет мужа с красивой и загадочной фамилией «Исаковских»…
Есть только горечь предательства да несколько тысяч рублей наличных в сумочке, которых ей хватит, чтобы вернуться домой.
Еще есть стыд и позор.
Еще есть обманутая сестра, которая вряд ли ее простит.
Еще есть желание заснуть и не проснуться…
Через три дня, измученная, опухшая от слез, она вернулась в свой родной город, сразу же поехала к Ирине. Упала на колени и рассказала все как есть.
– У меня больше нет сестры, – сказала Ирина. Она побелела от волнения. Такого же цвета было ее лицо, когда она хоронила Виктора.
Ирина взяла ее за плечи, подняла и выставила вон за дверь.
– Никогда не приходи, не звони, не пиши. Все бесполезно. Ты подлая дрянь, и я тебя ненавижу. Ты продала меня за… – она грязно выругалась и сплюнула. – Пошла вон, идиотка!
Глава 8
18 июня 2011 г.
– Сережа, а они не могли там ничего напутать? Ну и что, что экспертиза? Сам посуди: одно дело – эти следы в холле, другое – на месте преступления… С чего ты решил, что это именно его кроссовки? Почва… Этого просто не может быть, понимаешь? И что теперь будет? Он не убивал, я это точно знаю. Ну не мог он, понимаешь? Либо это хорошо спланированное убийство, и его подставили, как это часто бывает, либо это просто совпадение, и рисунок подошвы кроссовок… Ладно, потом поговорим, при встрече…
Глаша смотрела на Лизу, говорящую с Мирошкиным, и понимала абсолютно все, о чем шла речь.
Мирошкин позвонил и сказал, что на месте преступления, на обочине дороги, ведущей из поселка «Волга» в город, в нескольких метрах от того места, где был обнаружен труп, найдены хорошо сохранившиеся отпечатки спортивной обуви сорок второго размера. Произведя в доме Дмитрия Родионова определенную работу, эксперты обнаружили и в холле, и на лестнице точно такие же следы. Имелись также показания свидетелей, соседей Родионова, о том, что в вечер убийства они видели и слышали Дмитрия и Ирину. Обычно тихая и кажущаяся счастливой пара никогда прежде так не скандалила. Это была не просто сцена ревности, соседка, живущая рядом с Родионовым, утверждала, что лично слышала, как Дмитрий грозился убить Ирину, что обзывал ее самыми последними словами, а потом будто все стихло, и соседка, вероятнее всего, насмотревшись сериалов, решила, что женщину убили. Поэтому люди и не удивились, узнав, что мертвое тело девушки нашли в кустах, неподалеку от дороги…
Глафира принесла и поставила перед Лизой чашку с кофе.
– Ладно тебе, успокойся. Его же еще не арестовали. Подумаешь, отпечатки кроссовок! А может, это та самая женщина-травница, о которой рассказывал Дмитрий, была в кроссовках?
– Нет, они проверяли. Как сказал Мирошкин, весьма тщательно. Выяснилось, что Янина Вильк вообще не носит спортивную обувь и одежду и что никогда никто не видел ее даже в брюках! Что эта женщина – эталон женственности в поселке и носит платья, юбки и исключительно дорогую кожаную обувь – туфли или легкие ботинки (тридцать шестого размера) и что эти следы никоим образом не могут принадлежать ей. Другое дело, что ее сопровождала женщина, некая Татьяна Николаева, вот она-то как раз была в кроссовках, но только у нее нога очень маленькая, вообще редкий размер – тридцать пятый. Словом, эти следы могут принадлежат убийце или же случайному прохожему… Но тогда, спрашивает у меня Мирошкин, каким образом этот случайный человек оказался в доме у Родионова? У человека, который ночью орал на свою девушку, а потом она внезапно замолчала и утром ее нашли мертвой?!
– Она замолчала, на мой взгляд, потому, что Родионов зашел в дом, и ей просто не с кем было разговаривать! Возможно, в этот момент во двор кто-то вошел, с кем она и вышла… Хотя и в это тоже верится с трудом.
– Еще Сергею не понравилось поведение Димы в самом начале. Он просто уверен, что Дима от него прятался. Боялся.
– И как ему видится это преступление?
– Они осмотрели дом, нашли пустую бутылку из-под виски, и Сергей решил, что Дима действительно зашел в дом, выпил, и его потянуло на подвиги. Что он сначала попытался найти Ирину в доме, не нашел, еще больше распалился-разозлился, вышел из дома и, возможно, увидел ее сидящей в беседке, на скамейке. Там вдоль дорожки растут цветы, и на земле обнаружили отпечаток туфли Ирины. К тому же прямо на дорожке, на гравии, три окурка от женских сигарет. Они в губной помаде. И хотя экспертиза этих окурков еще не произведена, но, по мнению Мирошкина, можно смело предположить, что эти сигареты выкурила именно Ирина – цвет помады совпадает с цветом помады, которой были накрашены губы Ирины.
– Оранжевая помада, она и в Африке оранжевая, – усмехнулась Глафира. – Не верю, чтобы Мирошкин уж так хорошо различал все тона помады. Ну что он мог увидеть на трупе? Помаду? Разве что существуют фотографии крупным планом… Хотя кто еще мог там курить?
– Ну, предположил и предположил. Не думаю, чтобы он стал сравнивать ДНК Виноградовой с ДНК на сигаретах. Ладно, Глаша. У меня тут одна идея появилась. Что, если нам произвести некоторую реконструкцию нашей штаб-квартиры (а я нашу контору воспринимаю именно так) и сделать такую, замаскированную, скажем, под книжный шкаф, комнату, куда бы мы могли прятать своих клиентов? Вот, к примеру, Дима. Его точно надо прятать! Причем немедленно! Поселили бы мы его у нас, а там – душ с горячей водой и вообще все удобства. На воле, так сказать, он смог бы помочь нам куда больше, чем находясь в изоляторе. Нет, еще одна головная боль… Вот за что я всегда уважала Мирошкина, так это не за его оригинальность мышления, а за то, что он никогда не гонялся за погонами. Работает себе человек честно и работает. Ну да, у него много «висяков», но он не заводит дела на невиновных, не вешает на подозреваемых всех собак. Он объективен, понимаешь?
– Да, он объективен, Лиза. Он с Мусинцом разговаривал?
– Да, разговаривал…
– Тот ему рассказал о сцене ревности на кухне?
– Рассказал.
– Все как будто сходится, Лиза. Поэтому Мирошкин и засуетился, закружился вокруг твоего Димы.
– Так, ладно, я звоню. Скажу Диме, чтобы срочно приезжал к нам. В крайнем случае, поселю его у тебя. Ты сейчас у нас дама незамужняя, с тебя взятки, что называется, гладки. А ко мне нельзя, у меня ребенок, няня, да и муж может в любую минуту объявиться… Ты как, не против?
– Нет-нет, что ты… Звони!
В это мгновение раздался звонок в дверь. Лиза от неожиданности выронила из пальцев пустую чашку, которая чудом не разбилась о блюдце.
– Я же говорю – надо поменять звонок… Так и заикой можно стать, – Глафира направилась к двери.
– Моя фамилия Салова. Я – Людмила Салова, работаю у Дмитрия Сергеевича Родионова.
На пороге стояла молодая еще, полноватая женщина с перепуганным лицом. Светлый костюм, голубой, под цвет глаз, газовый шарфик на шее. Кудри растрепаны, щеки раскраснелись, вероятно, от быстрой ходьбы.
Глафира, быстро сообразив, кто перед ней, впустила женщину.
– А где сам Дмитрий Сергеевич?
– Да это вообще ужас какой-то! Хорошо, что он успел мне вашу визитку передать…
– Это не моя визитка. Елизавета Сергеевна Травина здесь, прошу! Лиза!
– Елизавета Сергеевна! – Салова бросилась к Лизе. – Дмитрия Сергеевича арестовали. Его увезли! Он и без того был весь на взводе, словно ждал этого, но он никого не убивал! Все это – полный бред! Наша полиция, как всегда, охотится не за настоящими убийцами, а за теми, кто находится поближе. Елизавета Сергеевна, он мне ничего не успел сказать, просто сунул эту визитку и сказал, что вы все знаете.
– Так, стоп. Присаживайтесь, Людмила. Глаша, принеси, пожалуйста, воды. Итак. Давайте с самого начала. Диму… Дмитрия Сергеевича увезли? Кто?
– Полиция, кто же еще! – Людмила вытаращила свои голубые глаза. – Я пекла блины, когда они приехали. Увидела их в кухонное окно. Сразу все поняла.
– Что вы поняли?
– Что за Дмитрием Сергеевичем приехали. Я его предупреждала! Вам, говорю, надо уезжать. Куда-нибудь за границу, подальше отсюда, пока не поздно, пока не подписали эту… подписку о невыезде…
– Думаю, он ее подписал, – невольно вырвалось у Глаши. Она протянула Людмиле стакан с водой. Салова сделала несколько глотков.
– Спасибо… – Она задержала дыхание, приходя в себя. – Значит, так. Вы – адвокат. Пожалуйста, вытащите Дмитрия Сергеевича. Он ни в чем не виноват.
– А вы откуда знаете? Где вы были, кстати говоря, когда Родионов вместе с Ириной Виноградовой вернулись от гостей домой?
– К сожалению, меня не было там, я находилась дома. Поэтому я свидетель – никакой. К тому же я не знаю, когда они вернулись.
– Приблизительно в половине девятого.
– Я была дома, говорю же, где же еще? У меня двое маленьких детей, муж. Я уехала из поселка около шести часов. Все дела переделала и уехала.
– Людмила, раз уж вы пришли, может, ответите на несколько вопросов?
– Да, пожалуйста! Что вас интересует? Дмитрий Сергеевич – самый порядочный человек из всех, кого я когда-либо знала. Но что с девушками ему не везет, это правда…
– Людмила, – осторожно перебила ее Лиза. – Что вы можете рассказать об Ирине?
– Господи… Царство ей Небесное… – женщина быстро перекрестилась. – Да она такая хорошая была. Славная, милая, не знаю… Ко мне хорошо относилась, не командовала, как это иногда бывает… Конечно, она была избалована, считала, что я должна за ней постель убирать, так это и правильно. Меня затем и держат, чтобы я убирала за хозяевами. Может, мне первое время было и непривычно… Знаете, этот наш менталитет… Ну, вроде мы еще не привыкли к тому, что кто-то у нас слуга, кто-то господин. Но каждый человек должен знать свое место. Так вот. Я – знаю. Нет, вы не подумайте, у меня есть, конечно, гордость, и если бы меня оскорбляли, никогда бы не осталась работать в этом доме. Но я быстро привыкла к Ирине. И Дмитрий Сергеевич сказал мне, что они поженятся, и что теперь работы прибавится, и я зарабатывать стану намного больше, и что мне надо будет найти общий язык с няней…
– Какой еще няней? Разве Ирина была беременна?
– Ой, нет, что вы! Это он так, вообще сказал. Ну, зачем люди женятся? Чтобы создать семью, чтобы детей рожать. Я говорю ему, так это же хорошо, что работы прибавится, а то, знаете, иногда все дела переделаю, даже скучно становится… Жила бы в городе, пробежалась бы по магазинам, какое-никакое, а разнообразие, а так – продукты мне теперь доставляют по Интернету. С одной стороны, очень удобно, а с другой – сижу сиднем, пройтись некуда…
– Какие отношения были между Ириной и Дмитрием Сергеевичем?
– Не скажу чтобы прекрасные, но нормальные. Он вообще мужчина суховатый. Лишний раз не улыбнется, не романтик, короче. Да и Ирина была такая же, они подходили друг другу. Но никогда не ругались, не ссорились. Дмитрий Сергеевич практически не повышал на нее голоса.
– Как вы думаете, они любили друг друга?
– Возможно. Во всяком случае, им было вдвоем хорошо. Да и Дмитрий Сергеевич как будто успокоился.
– У него до Ирины были девушки?
– Да, были.
– Он с ними ладил? Как они расставались?
– Вроде бы и ладил, но как-то быстро терял к ним интерес.
– Он делился с вами? Почему это происходило?
– Да, иногда говорил или даже не говорил, а знаете, ворчал, как старик. Вот, мол, все говорят «любовь, любовь», а где она, эта любовь? Вроде бы и девчонка симпатичная, и из хорошей семьи, и говорит, что любит, но такая преснятина, такая скука. Я ему всегда отвечала одно и то же, что, мол, вы, Дмитрий Сергеевич, просто еще не встретили вашу любовь. Уверяла его, что это непременно случится и что эта девушка необязательно будет из хорошей семьи. Что красивая, это да, он же любит все красивое, а потому и девушка у него должна быть очень красивая, вот как Ирина… Как они расставались? Как друзья. Хотя эти девушки, я думаю, переживали расставание болезненно. Думаю, что они любили его.
– Сережа, а они не могли там ничего напутать? Ну и что, что экспертиза? Сам посуди: одно дело – эти следы в холле, другое – на месте преступления… С чего ты решил, что это именно его кроссовки? Почва… Этого просто не может быть, понимаешь? И что теперь будет? Он не убивал, я это точно знаю. Ну не мог он, понимаешь? Либо это хорошо спланированное убийство, и его подставили, как это часто бывает, либо это просто совпадение, и рисунок подошвы кроссовок… Ладно, потом поговорим, при встрече…
Глаша смотрела на Лизу, говорящую с Мирошкиным, и понимала абсолютно все, о чем шла речь.
Мирошкин позвонил и сказал, что на месте преступления, на обочине дороги, ведущей из поселка «Волга» в город, в нескольких метрах от того места, где был обнаружен труп, найдены хорошо сохранившиеся отпечатки спортивной обуви сорок второго размера. Произведя в доме Дмитрия Родионова определенную работу, эксперты обнаружили и в холле, и на лестнице точно такие же следы. Имелись также показания свидетелей, соседей Родионова, о том, что в вечер убийства они видели и слышали Дмитрия и Ирину. Обычно тихая и кажущаяся счастливой пара никогда прежде так не скандалила. Это была не просто сцена ревности, соседка, живущая рядом с Родионовым, утверждала, что лично слышала, как Дмитрий грозился убить Ирину, что обзывал ее самыми последними словами, а потом будто все стихло, и соседка, вероятнее всего, насмотревшись сериалов, решила, что женщину убили. Поэтому люди и не удивились, узнав, что мертвое тело девушки нашли в кустах, неподалеку от дороги…
Глафира принесла и поставила перед Лизой чашку с кофе.
– Ладно тебе, успокойся. Его же еще не арестовали. Подумаешь, отпечатки кроссовок! А может, это та самая женщина-травница, о которой рассказывал Дмитрий, была в кроссовках?
– Нет, они проверяли. Как сказал Мирошкин, весьма тщательно. Выяснилось, что Янина Вильк вообще не носит спортивную обувь и одежду и что никогда никто не видел ее даже в брюках! Что эта женщина – эталон женственности в поселке и носит платья, юбки и исключительно дорогую кожаную обувь – туфли или легкие ботинки (тридцать шестого размера) и что эти следы никоим образом не могут принадлежать ей. Другое дело, что ее сопровождала женщина, некая Татьяна Николаева, вот она-то как раз была в кроссовках, но только у нее нога очень маленькая, вообще редкий размер – тридцать пятый. Словом, эти следы могут принадлежат убийце или же случайному прохожему… Но тогда, спрашивает у меня Мирошкин, каким образом этот случайный человек оказался в доме у Родионова? У человека, который ночью орал на свою девушку, а потом она внезапно замолчала и утром ее нашли мертвой?!
– Она замолчала, на мой взгляд, потому, что Родионов зашел в дом, и ей просто не с кем было разговаривать! Возможно, в этот момент во двор кто-то вошел, с кем она и вышла… Хотя и в это тоже верится с трудом.
– Еще Сергею не понравилось поведение Димы в самом начале. Он просто уверен, что Дима от него прятался. Боялся.
– И как ему видится это преступление?
– Они осмотрели дом, нашли пустую бутылку из-под виски, и Сергей решил, что Дима действительно зашел в дом, выпил, и его потянуло на подвиги. Что он сначала попытался найти Ирину в доме, не нашел, еще больше распалился-разозлился, вышел из дома и, возможно, увидел ее сидящей в беседке, на скамейке. Там вдоль дорожки растут цветы, и на земле обнаружили отпечаток туфли Ирины. К тому же прямо на дорожке, на гравии, три окурка от женских сигарет. Они в губной помаде. И хотя экспертиза этих окурков еще не произведена, но, по мнению Мирошкина, можно смело предположить, что эти сигареты выкурила именно Ирина – цвет помады совпадает с цветом помады, которой были накрашены губы Ирины.
– Оранжевая помада, она и в Африке оранжевая, – усмехнулась Глафира. – Не верю, чтобы Мирошкин уж так хорошо различал все тона помады. Ну что он мог увидеть на трупе? Помаду? Разве что существуют фотографии крупным планом… Хотя кто еще мог там курить?
– Ну, предположил и предположил. Не думаю, чтобы он стал сравнивать ДНК Виноградовой с ДНК на сигаретах. Ладно, Глаша. У меня тут одна идея появилась. Что, если нам произвести некоторую реконструкцию нашей штаб-квартиры (а я нашу контору воспринимаю именно так) и сделать такую, замаскированную, скажем, под книжный шкаф, комнату, куда бы мы могли прятать своих клиентов? Вот, к примеру, Дима. Его точно надо прятать! Причем немедленно! Поселили бы мы его у нас, а там – душ с горячей водой и вообще все удобства. На воле, так сказать, он смог бы помочь нам куда больше, чем находясь в изоляторе. Нет, еще одна головная боль… Вот за что я всегда уважала Мирошкина, так это не за его оригинальность мышления, а за то, что он никогда не гонялся за погонами. Работает себе человек честно и работает. Ну да, у него много «висяков», но он не заводит дела на невиновных, не вешает на подозреваемых всех собак. Он объективен, понимаешь?
– Да, он объективен, Лиза. Он с Мусинцом разговаривал?
– Да, разговаривал…
– Тот ему рассказал о сцене ревности на кухне?
– Рассказал.
– Все как будто сходится, Лиза. Поэтому Мирошкин и засуетился, закружился вокруг твоего Димы.
– Так, ладно, я звоню. Скажу Диме, чтобы срочно приезжал к нам. В крайнем случае, поселю его у тебя. Ты сейчас у нас дама незамужняя, с тебя взятки, что называется, гладки. А ко мне нельзя, у меня ребенок, няня, да и муж может в любую минуту объявиться… Ты как, не против?
– Нет-нет, что ты… Звони!
В это мгновение раздался звонок в дверь. Лиза от неожиданности выронила из пальцев пустую чашку, которая чудом не разбилась о блюдце.
– Я же говорю – надо поменять звонок… Так и заикой можно стать, – Глафира направилась к двери.
– Моя фамилия Салова. Я – Людмила Салова, работаю у Дмитрия Сергеевича Родионова.
На пороге стояла молодая еще, полноватая женщина с перепуганным лицом. Светлый костюм, голубой, под цвет глаз, газовый шарфик на шее. Кудри растрепаны, щеки раскраснелись, вероятно, от быстрой ходьбы.
Глафира, быстро сообразив, кто перед ней, впустила женщину.
– А где сам Дмитрий Сергеевич?
– Да это вообще ужас какой-то! Хорошо, что он успел мне вашу визитку передать…
– Это не моя визитка. Елизавета Сергеевна Травина здесь, прошу! Лиза!
– Елизавета Сергеевна! – Салова бросилась к Лизе. – Дмитрия Сергеевича арестовали. Его увезли! Он и без того был весь на взводе, словно ждал этого, но он никого не убивал! Все это – полный бред! Наша полиция, как всегда, охотится не за настоящими убийцами, а за теми, кто находится поближе. Елизавета Сергеевна, он мне ничего не успел сказать, просто сунул эту визитку и сказал, что вы все знаете.
– Так, стоп. Присаживайтесь, Людмила. Глаша, принеси, пожалуйста, воды. Итак. Давайте с самого начала. Диму… Дмитрия Сергеевича увезли? Кто?
– Полиция, кто же еще! – Людмила вытаращила свои голубые глаза. – Я пекла блины, когда они приехали. Увидела их в кухонное окно. Сразу все поняла.
– Что вы поняли?
– Что за Дмитрием Сергеевичем приехали. Я его предупреждала! Вам, говорю, надо уезжать. Куда-нибудь за границу, подальше отсюда, пока не поздно, пока не подписали эту… подписку о невыезде…
– Думаю, он ее подписал, – невольно вырвалось у Глаши. Она протянула Людмиле стакан с водой. Салова сделала несколько глотков.
– Спасибо… – Она задержала дыхание, приходя в себя. – Значит, так. Вы – адвокат. Пожалуйста, вытащите Дмитрия Сергеевича. Он ни в чем не виноват.
– А вы откуда знаете? Где вы были, кстати говоря, когда Родионов вместе с Ириной Виноградовой вернулись от гостей домой?
– К сожалению, меня не было там, я находилась дома. Поэтому я свидетель – никакой. К тому же я не знаю, когда они вернулись.
– Приблизительно в половине девятого.
– Я была дома, говорю же, где же еще? У меня двое маленьких детей, муж. Я уехала из поселка около шести часов. Все дела переделала и уехала.
– Людмила, раз уж вы пришли, может, ответите на несколько вопросов?
– Да, пожалуйста! Что вас интересует? Дмитрий Сергеевич – самый порядочный человек из всех, кого я когда-либо знала. Но что с девушками ему не везет, это правда…
– Людмила, – осторожно перебила ее Лиза. – Что вы можете рассказать об Ирине?
– Господи… Царство ей Небесное… – женщина быстро перекрестилась. – Да она такая хорошая была. Славная, милая, не знаю… Ко мне хорошо относилась, не командовала, как это иногда бывает… Конечно, она была избалована, считала, что я должна за ней постель убирать, так это и правильно. Меня затем и держат, чтобы я убирала за хозяевами. Может, мне первое время было и непривычно… Знаете, этот наш менталитет… Ну, вроде мы еще не привыкли к тому, что кто-то у нас слуга, кто-то господин. Но каждый человек должен знать свое место. Так вот. Я – знаю. Нет, вы не подумайте, у меня есть, конечно, гордость, и если бы меня оскорбляли, никогда бы не осталась работать в этом доме. Но я быстро привыкла к Ирине. И Дмитрий Сергеевич сказал мне, что они поженятся, и что теперь работы прибавится, и я зарабатывать стану намного больше, и что мне надо будет найти общий язык с няней…
– Какой еще няней? Разве Ирина была беременна?
– Ой, нет, что вы! Это он так, вообще сказал. Ну, зачем люди женятся? Чтобы создать семью, чтобы детей рожать. Я говорю ему, так это же хорошо, что работы прибавится, а то, знаете, иногда все дела переделаю, даже скучно становится… Жила бы в городе, пробежалась бы по магазинам, какое-никакое, а разнообразие, а так – продукты мне теперь доставляют по Интернету. С одной стороны, очень удобно, а с другой – сижу сиднем, пройтись некуда…
– Какие отношения были между Ириной и Дмитрием Сергеевичем?
– Не скажу чтобы прекрасные, но нормальные. Он вообще мужчина суховатый. Лишний раз не улыбнется, не романтик, короче. Да и Ирина была такая же, они подходили друг другу. Но никогда не ругались, не ссорились. Дмитрий Сергеевич практически не повышал на нее голоса.
– Как вы думаете, они любили друг друга?
– Возможно. Во всяком случае, им было вдвоем хорошо. Да и Дмитрий Сергеевич как будто успокоился.
– У него до Ирины были девушки?
– Да, были.
– Он с ними ладил? Как они расставались?
– Вроде бы и ладил, но как-то быстро терял к ним интерес.
– Он делился с вами? Почему это происходило?
– Да, иногда говорил или даже не говорил, а знаете, ворчал, как старик. Вот, мол, все говорят «любовь, любовь», а где она, эта любовь? Вроде бы и девчонка симпатичная, и из хорошей семьи, и говорит, что любит, но такая преснятина, такая скука. Я ему всегда отвечала одно и то же, что, мол, вы, Дмитрий Сергеевич, просто еще не встретили вашу любовь. Уверяла его, что это непременно случится и что эта девушка необязательно будет из хорошей семьи. Что красивая, это да, он же любит все красивое, а потому и девушка у него должна быть очень красивая, вот как Ирина… Как они расставались? Как друзья. Хотя эти девушки, я думаю, переживали расставание болезненно. Думаю, что они любили его.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента