Страница:
Катю привез сюда ее молодой муж Саша, объяснивший свое желание провести медовый месяц именно здесь свой давней мечтой. Он сказал, что кто-то из его друзей уже проводил тут свой свадебный отпуск и остался доволен. И хотя Саша не отличался особой впечатлительностью и вообще был человеком сдержанным и немногословным, но даже он, переступив черту, отделявшую территорию замка от остального мира, присвистнул, оказавшись в атмосфере глубокой старины, где все дышало покоем, умиротворением, где каждая травинка в парке, каждый цветок на расписанных старинных тарелках, каждая вышитая фигурка на потускневших от времени гобеленах, каждый прогретый на солнце кирпич были бережно сохранены и несли в себе частицу истории Германии. Даже вертела, на которых жарились к ужину фазаны и цесарки, были настоящими, средневековыми.
Молодожены занимали гостиничную комнату в одной из башен, откуда открывался вид на расположенный внизу, под сводами замковой стены, городок Раушенбург и окружающие его подернутые голубовато-зеленой дымкой густые хвойные леса.
– Я рад, что тебе здесь хорошо. И это здорово, что я приехал сюда не один, а с тобой. Ты настоящее украшение этого замка и моей жизни, конечно.
Катя смотрела на Сашу, слушала его, и всякий раз ей становилось не по себе при мысли о том, что еще совсем недавно она не знала этого человека. Вышла замуж неожиданно для себя, и самое неприятное – боялась признаться себе в том, что чувство, испытываемое ею по отношению к мужу, пугало ее своей стихийностью, отсутствием того, что принято называть здравым смыслом. Она потеряла рассудок, когда увидела его, улыбавшегося ей. Получалось, что одной его улыбки оказалось достаточно, чтобы она ответила ему удивленно-восторженным и несколько растерянным взглядом и согласилась на знакомство. До встречи с Сашей слишком многое произошло в ее жизни: она успела приобрести не очень-то веселый опыт, дело даже чуть не дошло до самого страшного. Как могло случиться, что ей, прежде считавшей привлекательными мужчин зрелых, опытных, понравился молодой парень, чуть постарше ее, хотя и не лишенный истинно мужских качеств? Да, в нем не было того спокойствия и снисходительности, которые так действовали на нее и заставляли волноваться всякий раз, когда она видела Льва Иосифовича. Его покровительственные манеры, стремление подчинить себе слабую, влюбленную в него школьницу Катю Николаеву – все это превращало ее в безвольное, но удивительно счастливое существо. Но зато в Саше было много такого, чего она не чувствовала в своем первом любовнике и что нравилось ей не меньше, если не больше. Саша был энергичным, быстрым в движениях, приятно резким, немного грубоватым, в нем было много пылкости, страсти, и он казался открытым, близким, почти родным. И получалось, что она ошибалась, когда считала, что ей может нравиться лишь один тип мужчин. Оказывается, она не знала мужчин вообще, и, кто ведает, может, после Саши у нее будет возможность оценить и других мужчин? Но эти мысли являлись ее тайной, закрытой для всех остальных жизнью. Мало ли о чем может думать необремененная заботами молодая женщина?
Сейчас же ее мучил один-единственный вопрос: останется ли Саша таким же нежным и страстным и дальше, не остынет ли к ней, как остыл пресыщенный Лев Иосифович, будет ли он любить ее так же сильно, как сейчас, будет ли о ней так заботиться? Каждый день, проведенный вместе с Сашей, пока что свидетельствовал о том, что она нашла идеального мужчину. Он каждое свое движение, каждый поступок словно соизмерял с ее желаниями и был крайне предупредителен, что даже немного пугало. Если раньше к ее вещам не имел права прикасаться никто, кроме, скажем, мамы, то теперь Саша сам укладывал ее чемодан, спрашивал, следует ли взять в дорогу зонтик, говорил, что непременно надо положить теплый свитер и носки – в Германии могут пойти дожди. Саша сам мыл ее, расчесывал ее волосы и, казалось, не мог оторваться от нее – так он был влюблен. Редко говорил о любви, но если уж говорил, то слова эти ценились Катей особо, и она всякий раз замирала от счастья, услышав, что она любима, она – единственная, лучше ее никого нет и не может быть, для Саши она – вся жизнь.
Сложная дорога в Германию, с аэропортами и таможнями, с унизительными проверками, показалась Кате волшебным сном – настолько легко ей было рядом с всезнающим и заботливым мужем. Он знал, куда пойти, что сказать, что сделать, был щедрым, покупал ей все, чего бы она ни пожелала, и это при том, что поначалу ей казалось, что у Саши мало денег. Тема денег. Катя так и не поняла, откуда они у него появились. Свадьбу справили пышно, дорого, даже роскошно. Она знала, что Саша дал какую-то сумму ее отцу, который занимался приготовлениями к торжеству, но сколько именно – понятия не имела. Хотелось бы, конечно, вообще не думать о деньгах, тем более что они все же были, она это чувствовала, если бы не бесконечные мамины вопросы и придирки. Маме казалось, что Саша беден, у него ничего нет, раз он не живет в Москве. И она была очень удивлена, когда он заявил, что в свадебное путешествие они отправятся в Германию, в замок, билеты уже заказаны и все оплачено. «Может, он бандит?» – однажды сказала мама, глядя с какой-то безысходной тоской на Катины сборы в дорогу, словно прощаясь с ней. «Мама, ты что такое говоришь?! Ты хочешь нас поссорить?» Катя была в ужасе от маминого предположения. «Но ты пойми, мы же с отцом ничего о нем не знаем, ну совершенно ничего! Какой-то городок на Волге, какая-то автомастерская… А кем были его родители? Из какой они среды?» Какая среда! Его родителей уже нет в живых. Отец умер, когда Саша был совсем маленьким, а мать – в прошлом году. И, как показалось Кате, Саша еще не пришел в себя после такой потери, тяжело переживал, хотя старался казаться сдержанным. Катя говорила об этом маме, но ей до смерти женщины, которую она не знала и чья жизнь представляла интерес лишь в плане социального положения, не было дела. И вообще, в отличие от Катиного романа с Львом Иосифовичем, когда родители проявили себя в высшей степени участливыми и понятливыми людьми, простили ей все и помогли выкарабкаться из темного облака депрессии, появление в Катиной жизни Саши было воспринято родителями холодновато: чувствовалось, что они чего-то недоговаривают – они не хотят Сашу, не доверяют ему и вообще считают, что его желание жениться на Кате продиктовано исключительно корыстными целями. Это было обидно, больно, тяжело. Поэтому, когда свадьба все же состоялась и Катя с Сашей наконец-то оторвались от ее родителей, от Москвы и от всего, мешавшего им быть вдвоем, девушка испытала смутное чувство тревоги из-за первых блаженных дней, проведенных ими в замке. Все было слишком хорошо, слишком красиво, слишком долгое время они находились в постели, слишком вкусно их кормили – все было как-то слишком, чтобы продолжаться дальше. Вот откуда появился страх возможного разочарования в том, кого Катя уже любила и к кому начала привязываться: страх потерять и его, и ту сладость общения с мужчиной, который стал ее мужем, то есть каким-то образом принадлежал ей.
Замком «Зоммерберг» владела женщина по имени Лора Бор. Катя познакомилась с ней на следующий день после приезда. Невысокая, сухонькая женщина в простом сером платье и с цветным шифоновым шарфом, повязанным на шее. Аккуратная стрижка, бледное лицо, строгий взгляд и дежурная улыбка, обращенная к гостям. Замок, как рассказал им экскурсовод на плохом русском языке, достался Лоре Бор по наследству. Сын хозяйки, Михаэль, студент, время от времени приезжавший помочь матери, показался Кате более современным и веселым, в отличие от своей мрачной матери. Все уже знали, что Михаэль много времени проводит в Раушенбурге, где у них с матерью дом и два маленьких отеля, что он любит выпить, покуролесить, а на заднем сиденье его роскошного «Крайслера» валяется пачка штрафных квитанций за превышение скорости. Высокий, светловолосый, в джинсах и майке, он появлялся то в кухне, чтобы отдать какие-то распоряжения матери, то в гараже (где Саша в первый же вечер договорился об аренде старенького «Рено»), то на заднем дворе, чтобы заколоть к ужину цесарку или петуха. В замке было не очень много персонала: повар и посудомойка, водитель, автомеханик (он же – мастер на все руки), конюх, сторож и русская женщина Таня – уборщица. Катя познакомилась с ней, когда та пришла к ней в комнату с пылесосом и вежливо спросила, может ли она начать уборку комнаты.
– Вы – русская?! Знаете, это так приятно – услышать родную речь! И давно вы здесь работаете?
Таня, женщина лет сорока, русоволосая, с мягким голосом и внимательными карими глазами, улыбнулась и сказала, что приезжает сюда на лето на заработки. Сама она то ли с Украины, то ли с Поволжья, где осталась ее семья – муж и двое детей.
– Значит, вы работаете, а они ждут, когда вы привезете им деньги? – удивилась Катя. – Как странно!
– Почему же странно? Сейчас многие так живут.
Заметно было, что этот разговор ей неприятен. Катя поняла это и извинилась. Она вышла из комнаты, чтобы не мешать Тане убираться. Но потом почему-то постоянно думала о ней. Представляла себе, что это она сама приезжает в чужую страну на заработки, чтобы убирать комнаты, туалеты, выполнять всю самую неприятную и грязную работу. Так получалось, что на Тане лежала уборка всего замка! Значит, ей хорошо платили.
Саша подошел сзади и обнял ее. Катя закрыла глаза и счастливо вздохнула. Да, она была счастлива, как никогда. И еще она ужасно жалела, что в ее жизни был Лев Иосифович. Если кто-то когда-нибудь расскажет Саше об этой, кажущейся сейчас неприглядной и даже пошловатой истории, кто знает, как он отнесется к этому? Может, станет ее презирать, если вообще не бросит. Может, лучше самой… От этой мысли ей даже стало дурно. Глупости! Ничего она ему не скажет. И он никогда и ничего не узнает. Достаточно того, что он и так понял, что у нее до него кто-то был. И, слава богу, не стал задавать идиотских вопросов.
Они спустились вниз, в кухню, где их уже ждал накрытый стол. Таня, с которой они столкнулись в дверях, сказала, что в замке они теперь одни, одна пожилая чета из Голландии сегодня утром уехала, а новые гости появятся лишь через неделю.
– Дорогие молодожены, можете представить себе, что этот замок принадлежит только вам. Здесь будет тихо, все предоставлено в ваше пользование. Хотите, можете покататься на лошадях или покормить кур на заднем дворе, объехать на машине окрестности, побывать в Раушенбурге, сделать покупки в магазинах, попить пива в знаменитой пивной «Красная башня». Кстати, вы еще не были там? О, вы многое пропустили. Во-первых, это заведение расположено в настоящей башне, вернее, в ее нижней части, наверх ведет винтовая лестница, и если вы подниметесь на площадку, оттуда открывается потрясающий вид на озеро. Я уж не говорю о пиве: оно подается в старинных, расписанных вручную бокалах, и, конечно, о жареных свиных колбасках.
Катя, слушая Таню, подумала – не так уж и плохо ей здесь живется, вдали от семьи, подальше от проблем и от наверняка пьющего мужа. Если бы у женщины был нормальный муж, любящий ее, способный обеспечивать семью, разве он отпустил бы жену так далеко да еще и на такую тяжелую работу?!
– Спасибо. Обязательно поедем в эту пивную, – улыбнулся Саша, да так нежно (как показалось Кате), что она испытала неприятное чувство ревности. А она-то думала, что так улыбаться он может только ей.
Но уже в машине, когда Саша положил ей руку на колено, затем привлек к себе и поцеловал, обдавая ее своим теплом и желанием, она простила ему эту улыбку, обращенную к русской служанке. Именно! Таня – служанка, и этим все сказано. Просто женщине скучно, вот она и пристает со своими советами к русским туристам. И нечего больше вспоминать ни ее, ни то, каким взглядом посмотрел на нее Саша.
Саша! Машина тронулась, и Катя, слегка повернув голову, залюбовалась мужем. Светлые густые волосы, растрепанные ветром, рвущимся в открытое окно, немигающие глаза, смотрящие прямо вперед, нежные губы, впалые щеки, высокие скулы. Он очень красив, просто потрясающе хорош, иначе она никогда бы не влюбилась. И он не идет ни в какое сравнение со Львом Иосифовичем! Он молодой, чувственный, но не порочный, он в постели ведет себя не как пресыщенный и утомленный жизнью старый ловелас, каким после долгих маминых внушений казался Кате сейчас ее первый любовник, а как восторженный, постоянно открывающий для себя что-то новое и приятное молодой здоровый мужчина. И пахнет от него не дорогим одеколоном, а свежестью, сладковатым запахом табака и теплой, чистой кожей.
Машина катила вдоль гладкой дороги, казавшейся голубоватой в ярком утреннем солнечном свете. Темный густой лес по левую сторону благоухал сыроватым хвойным духом, справа возвышались красноватые стены замка «Зоммерберг».
– Ты бы хотела здесь жить? – не поворачивая головы и продолжая смотреть вперед, спросил Саша и, как показалось Кате, слегка улыбнулся. Возможно, своей мечте.
– Здесь красиво… конечно. Но я воспринимаю и этот замок, и эту страну словно какой-то необыкновенный аттракцион, как роскошно проведенные каникулы, нечто в обычной жизни недозволенное, понимаешь? Мне кажется, что люди здесь не настоящие, что все они – на работе. И все искусственное, зрительный обман. Даже эта дорога, ровная, как лента, не говоря уже о самом замке, – все это словно киношное.
– Ты никак еще не можешь поверить в то, что все это – самое настоящее? Что этот замок – не бутафория, я правильно тебя понял? – Саша повернулся наконец к ней, и снова его ладонь сжала ее колено. – Нет, дорогая моя, ты должна привыкнуть к мысли, что это просто другая страна, где все не так, как у нас. Да и вообще, странно, ты же москвичка, успела много красивого увидеть. Москву сейчас не узнать. Я-то думал, что тебя уже ничем не удивить… Так хотела бы здесь жить?
– Где именно? В замке или в Раушенбурге?
– Нет, не в замке, конечно. Это уж точно нереально. Замок – музей, а в музеях может жить только Лора… как ее…
– Лора Бор.
– И еще ее сынок, этот Михаэль.
– Да уж, повезло им, такой замок достался в наследство.
– А я бы не хотел, чтобы меня всю жизнь окружали чужие, можно сказать, посторонние люди… туристы. Хотя бизнес, конечно, неплохой.
– Ты просто так спросил о Германии? – Катя затаила дыхание. Вот бы услышала мама их разговор! Удивилась бы. Хотя желание жить в этой стране может навсегда остаться только желанием.
– Нет, не просто так. Мы же с матерью – немцы и всю жизнь мечтали переехать сюда жить. Не в Раушенбург, конечно, просто в Германию.
– Ты – немец?
– Да. У меня и документы есть, подтверждающие то, что я немец.
– Но твоя фамилия…
– Такая же, как теперь у тебя, – Миллер.
– А я думала, ты – еврей.
– Нет, дорогая, я – немец! Отец тоже был немцем с Поволжья. Многие наши родственники переехали в восьмидесятых годах сюда, а мама почему-то боялась. Она считала, что без знания языка нам придется трудно, она не сможет найти работу. Словом, она была нерешительной и очень скромной женщиной. Будь она сейчас жива, увидела бы, от какой жизни отказалась, и пожалела бы о своем решении остаться в России.
– Ты действительно подумываешь о том, чтобы жить здесь? А как же Москва? Мои родители? – вдруг забеспокоилась она. – Подожди, я что-то не понимаю…
– Ладно. Потом поговорим. Вот осмотришься, подумаешь и скажешь мне, хотела бы ты жить в Германии или нет.
Всю оставшуюся дорогу до города она молчала. Пыталась осмыслить услышанное. Когда же машина въехала в тенистую, засаженную высокими пирамидальными тополями аллею и впереди показалась круглая красная башня с большой желтой вывеской внизу с изображенными на ней полной кружкой пенистого пива и усатым толстяком, прижимавшимся румяной щекой к кружке, Катя решила: не стоит забивать себе голову бреднями своего, как оказалось, увлекающегося и склонного к авантюрам мужа. Надо расслабиться и наслаждаться настоящим.
– Холодное пиво! Свиные жареные колбаски! – Она выразительно произнесла эти слова и сглотнула слюну. – Мы вроде бы только что ели. Но от пива я не откажусь.
Пивная «Красная башня», стильное заведение, красные кирпичные стены которой словно продолжали тему замка «Зоммерберг». Даже очаг в стене, украшенный вычищенными до блеска розоватыми медными сковородками и кастрюлями, деревянными и глиняными мисками, связками подсушенного красного перца и гирляндами чеснока, напоминал кухню замка. Вот только дубовые массивные столы со скамьями вдоль стен, в отличие от более изысканной ресторанной мебели, и еще крепкий и стойкий запах свежего пива отличал пивную от замковой кухни, где пахло жареным мясом и почему-то – подгоревшим молоком.
Девушки в длинных суконных юбках, бархатных зеленых и красных жилетках, надетых поверх белоснежных кружевных рубашек, разносили посетителям подносы с огромными прозрачными кружками, наполненными пивом, огромные блюда с жареным мясом и колбасой, глиняные миски с картофельным салатом и вареной капустой. Посетители, как показалось Кате, были в основном туристы, просто и удобно одетые, с тем безмятежным выражением лиц, которое бывает лишь у людей, настроившихся на получение удовольствия и полное безделье. Местные жители, решила Катя, в этот утренний час, скорее всего, на работе и появятся здесь не раньше шести-семи часов вечера, чтобы поужинать в обществе приятелей, отдохнуть, познакомиться с какой-нибудь жаждущей развлечения туристкой или просто чтобы убить вечер.
Они устроились возле окна, представлявшего собой грубоватый рубиново-зеленый витраж. К ним подошла официантка и положила на стол меню.
– Хорошо, что здесь есть фотографии того, что они предлагают. – Катя принялась разглядывать меню. – Хочу пива, свиных ребрышек.
– А я – колбасу, пиво и…
– Ты же за рулем!
– Будем надеятья, что местная полиция относится благосклонно к русским туристам. Да я просто уверен, что здесь все пьют пиво с утра до ночи.
– Ты становишься легкомысленным, и это пугает меня, – осторожно заметила Катя. – Все-таки мы в чужой стране.
– Подумаешь, заплатим штраф, – отмахнулся Саша и закурил. – А здесь мило. Полно туристов. Судя по всему, это немцы или голландцы.
– Штраф… У тебя много денег? – все же решилась спросить Катя и при этом покраснела. Ей даже стало жарко.
– У меня есть деньги, – не поднимая глаз, ответил Саша. – Я понимаю, твои родители решили почему-то, что я нищий и вообще женился на тебе, чтобы жить в Москве.
Он вдруг посмотрел на нее пристально, затем взял ее руку в свою и сказал спокойно и с достоинтвом:
– Я люблю тебя, Катя. И если ты любишь меня, то должна верить мне, понимаешь? Верить и во всем положиться на меня. Я теперь твой муж и отвечаю за тебя. Я – мужчина, ты – женщина. Ты можешь не работать, заниматься домом и детьми, или, наоборот, своей карьерой, но знай – я рядом, я всегда тебе помогу. Главное, не растрачивай свои чувства на разного рода подозрения, ревность, мелкие ссоры. Если тебе что-то непонятно, если тебя что-то мучает или ты в чем-то не уверена – скажи. Я тебе все объясню. Надо уметь договариваться. Что же касается денег – они у меня есть. Думаю, в скором времени их будет еще больше. И, если ты все же захочешь, мы купим себе дом или квартиру – здесь.
К ним подошла официантка, приветливо улыбнулась. Они сделали заказ.
– Ты прав, – сказала Катя, когда девушка отошла от их столика. – Мы должны договариваться. Но я еще не привыкла к тебе, ты должен это понять. Мы так мало знаем друг друга. И я ревную тебя. Ко всем. Мне стыдно, но это так.
– Я тоже ревную. Но молчу же, – Саша вновь положил ладонь на ее руку. – Что еще?
– Я ничего не знаю о твоей семье, о том, кем были твои родители.
– Отца я своего не знаю, он умер, когда я был совсем ребенком. Мама была портнихой. Мы всегда жили скромно, но благодаря маминым золотым рукам ни в чем особо с сестрой не нуждались.
– С сестрой? У тебя есть сестра?
– Да, но она старше меня, замужем, у нее двое детей, она живет в соседнем городе, не с нами.
– Ты меня с ней познакомишь?
– Обязательно. И с другими родственниками. У нас нормальная семья, так что не переживай. Главное – это наши отношения. Ведь так?
– Так.
Им принесли свинину, колбасу, пиво.
– Ты сегодня так посмотрел на эту русскую горничную… служанку, уборщицу Таню, – она все же сказала это.
– Она – русская, – пожал плечами Саша. – Мне было приятно услышать русскую речь. Вот и все.
– Я понимаю, она много старше нас, но красивая… Она понравилась тебе?
– А тебе Михаэль?
Они оба рассмеялись. Все это глупо, глупо! К черту ревность. Им хорошо вдвоем и больше никто не нужен.
Вечером, возвращаясь с конюшни, где они смотрели лошадей и Саша договаривался об утренней прогулке в сопровождении конюха, так случилось, что потом Саша спустился в кухню, точнее, в ту часть кухни или ресторана, где находился бар, а Катя решила подняться к себе, надеть свитер. Поднимаясь в башню по узкой винтовой лестнице, она вдруг услышала голоса. Остановилась и прислушалась. Ей было интересно и любопытно все происходившее вокруг нее. К тому же один голос, как ей показалось, принадлежал Тане. Катя спустилась на площадку и сделала несколько шагов по направлению к хозяйским апартаментам. Она знала, что на втором этаже живут Лора с сыном, а под лестницей, в большой просторной комнате рядом с библиотекой, – Татьяна.
Осторожно ступая по ковру, Катя приблизилась к огромному шкафу, забитому чучелами птиц, которые просматривались за толстыми мутными стеклами, и спряталась за ним, сгорая от желания послушать, о чем же так громко спорит, явно что-то доказывая, Татьяна. Да, это была она, и разговаривала на повышенных тонах с кем-то, кого Катя, понятное дело, не видела, но почему-то очень хотела разглядеть. До нее доносились обрывки фраз – «Ты сначала мне что обещал, а… (далее следовало непристойное слово, обращенное явно к мужчине)?», «…Только и знаете, что под юбку лезть…», «У тебя, молодого жеребца, одно на уме…», «…Молчишь? Что, сказать нечего?»
И тут она услышала быструю тихую речь. Голос принадлежал Михаэлю. Он блеял, объясняя что-то, словно извинялся перед Татьяной.
– Цвай! Понял, кретин? Две тысячи евро, так-то вот. И не делай вид, что не понимаешь, о чем я говорю. Я сама лично видела, как ты с этой бабой из Калининграда говорил почти на чистом русском в «Красной башне». Я же там была вчера, и ты видел меня, но все равно не подошел. Ты – самый настоящий трус! Психопат. Две тысячи, понял? Завтра же!
Михаэль что-то сказал, после чего Татьяна как-то нехорошо, жирненько хохотнула, слегка взвизгнув. Катя, понимая, что парочке не до нее, решила все же проверить свои предположения. А вдруг это не Михаэль?
Она вышла из-за шкафа, подкралась к двери, приникла к щели и увидела: Михаэль прижал Татьяну к стене, руки его скользили под ее юбкой. Он был возбужден. Лицо его – красное, потное.
– А сейчас, сучонок, сто евро. Сегодня пойду туда снова, посмотрю, один ты будешь или с этой дурындой. Ну… – Она вдруг оттолкнула парня от себя и шлепнула ладонями по его плечам. – Денежки! Сто евро!
Михаэль дрожащими руками вытаскивал из всех карманов купюры. Сунул их Татьяне в вырез кофты, после чего принялся целовать ей шею, щеки…
Катя прибежала в башню сама не своя. Словно это ее сейчас тискал Михаэль. Так вот каким образом, оказывается, зарабатывает денежки русская служанка!
Надо было спуститься вниз, к Саше, но она почему-то не могла. Села, прижав к груди свитер, в кресло, не в силах пошевелиться. С закрытыми глазами вспоминала каждую деталь того, что увидела в комнате Тани. Почему? Зачем? Почему именно она? Немолодая, потасканная женщина. Что он в ней нашел? Он весь дрожал, он так ее хотел…
Катя умылась холодной водой. Надела свитер и спустилась в бар. Саша сидел за столиком и листал журнал.
– Пришла? – Он улыбнулся, встал и усадил ее рядом с собой на бархатный диванчик. – А я уже успел соскучиться. У тебя все в порядке?
– Да. Только… Хотя… нет, ничего. Все хорошо.
– И все же?
– Да так. Встретила Лору Бор. Все думаю: богатая женщина, а так скромно одевается.
4. Раушенбург
Молодожены занимали гостиничную комнату в одной из башен, откуда открывался вид на расположенный внизу, под сводами замковой стены, городок Раушенбург и окружающие его подернутые голубовато-зеленой дымкой густые хвойные леса.
– Я рад, что тебе здесь хорошо. И это здорово, что я приехал сюда не один, а с тобой. Ты настоящее украшение этого замка и моей жизни, конечно.
Катя смотрела на Сашу, слушала его, и всякий раз ей становилось не по себе при мысли о том, что еще совсем недавно она не знала этого человека. Вышла замуж неожиданно для себя, и самое неприятное – боялась признаться себе в том, что чувство, испытываемое ею по отношению к мужу, пугало ее своей стихийностью, отсутствием того, что принято называть здравым смыслом. Она потеряла рассудок, когда увидела его, улыбавшегося ей. Получалось, что одной его улыбки оказалось достаточно, чтобы она ответила ему удивленно-восторженным и несколько растерянным взглядом и согласилась на знакомство. До встречи с Сашей слишком многое произошло в ее жизни: она успела приобрести не очень-то веселый опыт, дело даже чуть не дошло до самого страшного. Как могло случиться, что ей, прежде считавшей привлекательными мужчин зрелых, опытных, понравился молодой парень, чуть постарше ее, хотя и не лишенный истинно мужских качеств? Да, в нем не было того спокойствия и снисходительности, которые так действовали на нее и заставляли волноваться всякий раз, когда она видела Льва Иосифовича. Его покровительственные манеры, стремление подчинить себе слабую, влюбленную в него школьницу Катю Николаеву – все это превращало ее в безвольное, но удивительно счастливое существо. Но зато в Саше было много такого, чего она не чувствовала в своем первом любовнике и что нравилось ей не меньше, если не больше. Саша был энергичным, быстрым в движениях, приятно резким, немного грубоватым, в нем было много пылкости, страсти, и он казался открытым, близким, почти родным. И получалось, что она ошибалась, когда считала, что ей может нравиться лишь один тип мужчин. Оказывается, она не знала мужчин вообще, и, кто ведает, может, после Саши у нее будет возможность оценить и других мужчин? Но эти мысли являлись ее тайной, закрытой для всех остальных жизнью. Мало ли о чем может думать необремененная заботами молодая женщина?
Сейчас же ее мучил один-единственный вопрос: останется ли Саша таким же нежным и страстным и дальше, не остынет ли к ней, как остыл пресыщенный Лев Иосифович, будет ли он любить ее так же сильно, как сейчас, будет ли о ней так заботиться? Каждый день, проведенный вместе с Сашей, пока что свидетельствовал о том, что она нашла идеального мужчину. Он каждое свое движение, каждый поступок словно соизмерял с ее желаниями и был крайне предупредителен, что даже немного пугало. Если раньше к ее вещам не имел права прикасаться никто, кроме, скажем, мамы, то теперь Саша сам укладывал ее чемодан, спрашивал, следует ли взять в дорогу зонтик, говорил, что непременно надо положить теплый свитер и носки – в Германии могут пойти дожди. Саша сам мыл ее, расчесывал ее волосы и, казалось, не мог оторваться от нее – так он был влюблен. Редко говорил о любви, но если уж говорил, то слова эти ценились Катей особо, и она всякий раз замирала от счастья, услышав, что она любима, она – единственная, лучше ее никого нет и не может быть, для Саши она – вся жизнь.
Сложная дорога в Германию, с аэропортами и таможнями, с унизительными проверками, показалась Кате волшебным сном – настолько легко ей было рядом с всезнающим и заботливым мужем. Он знал, куда пойти, что сказать, что сделать, был щедрым, покупал ей все, чего бы она ни пожелала, и это при том, что поначалу ей казалось, что у Саши мало денег. Тема денег. Катя так и не поняла, откуда они у него появились. Свадьбу справили пышно, дорого, даже роскошно. Она знала, что Саша дал какую-то сумму ее отцу, который занимался приготовлениями к торжеству, но сколько именно – понятия не имела. Хотелось бы, конечно, вообще не думать о деньгах, тем более что они все же были, она это чувствовала, если бы не бесконечные мамины вопросы и придирки. Маме казалось, что Саша беден, у него ничего нет, раз он не живет в Москве. И она была очень удивлена, когда он заявил, что в свадебное путешествие они отправятся в Германию, в замок, билеты уже заказаны и все оплачено. «Может, он бандит?» – однажды сказала мама, глядя с какой-то безысходной тоской на Катины сборы в дорогу, словно прощаясь с ней. «Мама, ты что такое говоришь?! Ты хочешь нас поссорить?» Катя была в ужасе от маминого предположения. «Но ты пойми, мы же с отцом ничего о нем не знаем, ну совершенно ничего! Какой-то городок на Волге, какая-то автомастерская… А кем были его родители? Из какой они среды?» Какая среда! Его родителей уже нет в живых. Отец умер, когда Саша был совсем маленьким, а мать – в прошлом году. И, как показалось Кате, Саша еще не пришел в себя после такой потери, тяжело переживал, хотя старался казаться сдержанным. Катя говорила об этом маме, но ей до смерти женщины, которую она не знала и чья жизнь представляла интерес лишь в плане социального положения, не было дела. И вообще, в отличие от Катиного романа с Львом Иосифовичем, когда родители проявили себя в высшей степени участливыми и понятливыми людьми, простили ей все и помогли выкарабкаться из темного облака депрессии, появление в Катиной жизни Саши было воспринято родителями холодновато: чувствовалось, что они чего-то недоговаривают – они не хотят Сашу, не доверяют ему и вообще считают, что его желание жениться на Кате продиктовано исключительно корыстными целями. Это было обидно, больно, тяжело. Поэтому, когда свадьба все же состоялась и Катя с Сашей наконец-то оторвались от ее родителей, от Москвы и от всего, мешавшего им быть вдвоем, девушка испытала смутное чувство тревоги из-за первых блаженных дней, проведенных ими в замке. Все было слишком хорошо, слишком красиво, слишком долгое время они находились в постели, слишком вкусно их кормили – все было как-то слишком, чтобы продолжаться дальше. Вот откуда появился страх возможного разочарования в том, кого Катя уже любила и к кому начала привязываться: страх потерять и его, и ту сладость общения с мужчиной, который стал ее мужем, то есть каким-то образом принадлежал ей.
Замком «Зоммерберг» владела женщина по имени Лора Бор. Катя познакомилась с ней на следующий день после приезда. Невысокая, сухонькая женщина в простом сером платье и с цветным шифоновым шарфом, повязанным на шее. Аккуратная стрижка, бледное лицо, строгий взгляд и дежурная улыбка, обращенная к гостям. Замок, как рассказал им экскурсовод на плохом русском языке, достался Лоре Бор по наследству. Сын хозяйки, Михаэль, студент, время от времени приезжавший помочь матери, показался Кате более современным и веселым, в отличие от своей мрачной матери. Все уже знали, что Михаэль много времени проводит в Раушенбурге, где у них с матерью дом и два маленьких отеля, что он любит выпить, покуролесить, а на заднем сиденье его роскошного «Крайслера» валяется пачка штрафных квитанций за превышение скорости. Высокий, светловолосый, в джинсах и майке, он появлялся то в кухне, чтобы отдать какие-то распоряжения матери, то в гараже (где Саша в первый же вечер договорился об аренде старенького «Рено»), то на заднем дворе, чтобы заколоть к ужину цесарку или петуха. В замке было не очень много персонала: повар и посудомойка, водитель, автомеханик (он же – мастер на все руки), конюх, сторож и русская женщина Таня – уборщица. Катя познакомилась с ней, когда та пришла к ней в комнату с пылесосом и вежливо спросила, может ли она начать уборку комнаты.
– Вы – русская?! Знаете, это так приятно – услышать родную речь! И давно вы здесь работаете?
Таня, женщина лет сорока, русоволосая, с мягким голосом и внимательными карими глазами, улыбнулась и сказала, что приезжает сюда на лето на заработки. Сама она то ли с Украины, то ли с Поволжья, где осталась ее семья – муж и двое детей.
– Значит, вы работаете, а они ждут, когда вы привезете им деньги? – удивилась Катя. – Как странно!
– Почему же странно? Сейчас многие так живут.
Заметно было, что этот разговор ей неприятен. Катя поняла это и извинилась. Она вышла из комнаты, чтобы не мешать Тане убираться. Но потом почему-то постоянно думала о ней. Представляла себе, что это она сама приезжает в чужую страну на заработки, чтобы убирать комнаты, туалеты, выполнять всю самую неприятную и грязную работу. Так получалось, что на Тане лежала уборка всего замка! Значит, ей хорошо платили.
Саша подошел сзади и обнял ее. Катя закрыла глаза и счастливо вздохнула. Да, она была счастлива, как никогда. И еще она ужасно жалела, что в ее жизни был Лев Иосифович. Если кто-то когда-нибудь расскажет Саше об этой, кажущейся сейчас неприглядной и даже пошловатой истории, кто знает, как он отнесется к этому? Может, станет ее презирать, если вообще не бросит. Может, лучше самой… От этой мысли ей даже стало дурно. Глупости! Ничего она ему не скажет. И он никогда и ничего не узнает. Достаточно того, что он и так понял, что у нее до него кто-то был. И, слава богу, не стал задавать идиотских вопросов.
Они спустились вниз, в кухню, где их уже ждал накрытый стол. Таня, с которой они столкнулись в дверях, сказала, что в замке они теперь одни, одна пожилая чета из Голландии сегодня утром уехала, а новые гости появятся лишь через неделю.
– Дорогие молодожены, можете представить себе, что этот замок принадлежит только вам. Здесь будет тихо, все предоставлено в ваше пользование. Хотите, можете покататься на лошадях или покормить кур на заднем дворе, объехать на машине окрестности, побывать в Раушенбурге, сделать покупки в магазинах, попить пива в знаменитой пивной «Красная башня». Кстати, вы еще не были там? О, вы многое пропустили. Во-первых, это заведение расположено в настоящей башне, вернее, в ее нижней части, наверх ведет винтовая лестница, и если вы подниметесь на площадку, оттуда открывается потрясающий вид на озеро. Я уж не говорю о пиве: оно подается в старинных, расписанных вручную бокалах, и, конечно, о жареных свиных колбасках.
Катя, слушая Таню, подумала – не так уж и плохо ей здесь живется, вдали от семьи, подальше от проблем и от наверняка пьющего мужа. Если бы у женщины был нормальный муж, любящий ее, способный обеспечивать семью, разве он отпустил бы жену так далеко да еще и на такую тяжелую работу?!
– Спасибо. Обязательно поедем в эту пивную, – улыбнулся Саша, да так нежно (как показалось Кате), что она испытала неприятное чувство ревности. А она-то думала, что так улыбаться он может только ей.
Но уже в машине, когда Саша положил ей руку на колено, затем привлек к себе и поцеловал, обдавая ее своим теплом и желанием, она простила ему эту улыбку, обращенную к русской служанке. Именно! Таня – служанка, и этим все сказано. Просто женщине скучно, вот она и пристает со своими советами к русским туристам. И нечего больше вспоминать ни ее, ни то, каким взглядом посмотрел на нее Саша.
Саша! Машина тронулась, и Катя, слегка повернув голову, залюбовалась мужем. Светлые густые волосы, растрепанные ветром, рвущимся в открытое окно, немигающие глаза, смотрящие прямо вперед, нежные губы, впалые щеки, высокие скулы. Он очень красив, просто потрясающе хорош, иначе она никогда бы не влюбилась. И он не идет ни в какое сравнение со Львом Иосифовичем! Он молодой, чувственный, но не порочный, он в постели ведет себя не как пресыщенный и утомленный жизнью старый ловелас, каким после долгих маминых внушений казался Кате сейчас ее первый любовник, а как восторженный, постоянно открывающий для себя что-то новое и приятное молодой здоровый мужчина. И пахнет от него не дорогим одеколоном, а свежестью, сладковатым запахом табака и теплой, чистой кожей.
Машина катила вдоль гладкой дороги, казавшейся голубоватой в ярком утреннем солнечном свете. Темный густой лес по левую сторону благоухал сыроватым хвойным духом, справа возвышались красноватые стены замка «Зоммерберг».
– Ты бы хотела здесь жить? – не поворачивая головы и продолжая смотреть вперед, спросил Саша и, как показалось Кате, слегка улыбнулся. Возможно, своей мечте.
– Здесь красиво… конечно. Но я воспринимаю и этот замок, и эту страну словно какой-то необыкновенный аттракцион, как роскошно проведенные каникулы, нечто в обычной жизни недозволенное, понимаешь? Мне кажется, что люди здесь не настоящие, что все они – на работе. И все искусственное, зрительный обман. Даже эта дорога, ровная, как лента, не говоря уже о самом замке, – все это словно киношное.
– Ты никак еще не можешь поверить в то, что все это – самое настоящее? Что этот замок – не бутафория, я правильно тебя понял? – Саша повернулся наконец к ней, и снова его ладонь сжала ее колено. – Нет, дорогая моя, ты должна привыкнуть к мысли, что это просто другая страна, где все не так, как у нас. Да и вообще, странно, ты же москвичка, успела много красивого увидеть. Москву сейчас не узнать. Я-то думал, что тебя уже ничем не удивить… Так хотела бы здесь жить?
– Где именно? В замке или в Раушенбурге?
– Нет, не в замке, конечно. Это уж точно нереально. Замок – музей, а в музеях может жить только Лора… как ее…
– Лора Бор.
– И еще ее сынок, этот Михаэль.
– Да уж, повезло им, такой замок достался в наследство.
– А я бы не хотел, чтобы меня всю жизнь окружали чужие, можно сказать, посторонние люди… туристы. Хотя бизнес, конечно, неплохой.
– Ты просто так спросил о Германии? – Катя затаила дыхание. Вот бы услышала мама их разговор! Удивилась бы. Хотя желание жить в этой стране может навсегда остаться только желанием.
– Нет, не просто так. Мы же с матерью – немцы и всю жизнь мечтали переехать сюда жить. Не в Раушенбург, конечно, просто в Германию.
– Ты – немец?
– Да. У меня и документы есть, подтверждающие то, что я немец.
– Но твоя фамилия…
– Такая же, как теперь у тебя, – Миллер.
– А я думала, ты – еврей.
– Нет, дорогая, я – немец! Отец тоже был немцем с Поволжья. Многие наши родственники переехали в восьмидесятых годах сюда, а мама почему-то боялась. Она считала, что без знания языка нам придется трудно, она не сможет найти работу. Словом, она была нерешительной и очень скромной женщиной. Будь она сейчас жива, увидела бы, от какой жизни отказалась, и пожалела бы о своем решении остаться в России.
– Ты действительно подумываешь о том, чтобы жить здесь? А как же Москва? Мои родители? – вдруг забеспокоилась она. – Подожди, я что-то не понимаю…
– Ладно. Потом поговорим. Вот осмотришься, подумаешь и скажешь мне, хотела бы ты жить в Германии или нет.
Всю оставшуюся дорогу до города она молчала. Пыталась осмыслить услышанное. Когда же машина въехала в тенистую, засаженную высокими пирамидальными тополями аллею и впереди показалась круглая красная башня с большой желтой вывеской внизу с изображенными на ней полной кружкой пенистого пива и усатым толстяком, прижимавшимся румяной щекой к кружке, Катя решила: не стоит забивать себе голову бреднями своего, как оказалось, увлекающегося и склонного к авантюрам мужа. Надо расслабиться и наслаждаться настоящим.
– Холодное пиво! Свиные жареные колбаски! – Она выразительно произнесла эти слова и сглотнула слюну. – Мы вроде бы только что ели. Но от пива я не откажусь.
Пивная «Красная башня», стильное заведение, красные кирпичные стены которой словно продолжали тему замка «Зоммерберг». Даже очаг в стене, украшенный вычищенными до блеска розоватыми медными сковородками и кастрюлями, деревянными и глиняными мисками, связками подсушенного красного перца и гирляндами чеснока, напоминал кухню замка. Вот только дубовые массивные столы со скамьями вдоль стен, в отличие от более изысканной ресторанной мебели, и еще крепкий и стойкий запах свежего пива отличал пивную от замковой кухни, где пахло жареным мясом и почему-то – подгоревшим молоком.
Девушки в длинных суконных юбках, бархатных зеленых и красных жилетках, надетых поверх белоснежных кружевных рубашек, разносили посетителям подносы с огромными прозрачными кружками, наполненными пивом, огромные блюда с жареным мясом и колбасой, глиняные миски с картофельным салатом и вареной капустой. Посетители, как показалось Кате, были в основном туристы, просто и удобно одетые, с тем безмятежным выражением лиц, которое бывает лишь у людей, настроившихся на получение удовольствия и полное безделье. Местные жители, решила Катя, в этот утренний час, скорее всего, на работе и появятся здесь не раньше шести-семи часов вечера, чтобы поужинать в обществе приятелей, отдохнуть, познакомиться с какой-нибудь жаждущей развлечения туристкой или просто чтобы убить вечер.
Они устроились возле окна, представлявшего собой грубоватый рубиново-зеленый витраж. К ним подошла официантка и положила на стол меню.
– Хорошо, что здесь есть фотографии того, что они предлагают. – Катя принялась разглядывать меню. – Хочу пива, свиных ребрышек.
– А я – колбасу, пиво и…
– Ты же за рулем!
– Будем надеятья, что местная полиция относится благосклонно к русским туристам. Да я просто уверен, что здесь все пьют пиво с утра до ночи.
– Ты становишься легкомысленным, и это пугает меня, – осторожно заметила Катя. – Все-таки мы в чужой стране.
– Подумаешь, заплатим штраф, – отмахнулся Саша и закурил. – А здесь мило. Полно туристов. Судя по всему, это немцы или голландцы.
– Штраф… У тебя много денег? – все же решилась спросить Катя и при этом покраснела. Ей даже стало жарко.
– У меня есть деньги, – не поднимая глаз, ответил Саша. – Я понимаю, твои родители решили почему-то, что я нищий и вообще женился на тебе, чтобы жить в Москве.
Он вдруг посмотрел на нее пристально, затем взял ее руку в свою и сказал спокойно и с достоинтвом:
– Я люблю тебя, Катя. И если ты любишь меня, то должна верить мне, понимаешь? Верить и во всем положиться на меня. Я теперь твой муж и отвечаю за тебя. Я – мужчина, ты – женщина. Ты можешь не работать, заниматься домом и детьми, или, наоборот, своей карьерой, но знай – я рядом, я всегда тебе помогу. Главное, не растрачивай свои чувства на разного рода подозрения, ревность, мелкие ссоры. Если тебе что-то непонятно, если тебя что-то мучает или ты в чем-то не уверена – скажи. Я тебе все объясню. Надо уметь договариваться. Что же касается денег – они у меня есть. Думаю, в скором времени их будет еще больше. И, если ты все же захочешь, мы купим себе дом или квартиру – здесь.
К ним подошла официантка, приветливо улыбнулась. Они сделали заказ.
– Ты прав, – сказала Катя, когда девушка отошла от их столика. – Мы должны договариваться. Но я еще не привыкла к тебе, ты должен это понять. Мы так мало знаем друг друга. И я ревную тебя. Ко всем. Мне стыдно, но это так.
– Я тоже ревную. Но молчу же, – Саша вновь положил ладонь на ее руку. – Что еще?
– Я ничего не знаю о твоей семье, о том, кем были твои родители.
– Отца я своего не знаю, он умер, когда я был совсем ребенком. Мама была портнихой. Мы всегда жили скромно, но благодаря маминым золотым рукам ни в чем особо с сестрой не нуждались.
– С сестрой? У тебя есть сестра?
– Да, но она старше меня, замужем, у нее двое детей, она живет в соседнем городе, не с нами.
– Ты меня с ней познакомишь?
– Обязательно. И с другими родственниками. У нас нормальная семья, так что не переживай. Главное – это наши отношения. Ведь так?
– Так.
Им принесли свинину, колбасу, пиво.
– Ты сегодня так посмотрел на эту русскую горничную… служанку, уборщицу Таню, – она все же сказала это.
– Она – русская, – пожал плечами Саша. – Мне было приятно услышать русскую речь. Вот и все.
– Я понимаю, она много старше нас, но красивая… Она понравилась тебе?
– А тебе Михаэль?
Они оба рассмеялись. Все это глупо, глупо! К черту ревность. Им хорошо вдвоем и больше никто не нужен.
Вечером, возвращаясь с конюшни, где они смотрели лошадей и Саша договаривался об утренней прогулке в сопровождении конюха, так случилось, что потом Саша спустился в кухню, точнее, в ту часть кухни или ресторана, где находился бар, а Катя решила подняться к себе, надеть свитер. Поднимаясь в башню по узкой винтовой лестнице, она вдруг услышала голоса. Остановилась и прислушалась. Ей было интересно и любопытно все происходившее вокруг нее. К тому же один голос, как ей показалось, принадлежал Тане. Катя спустилась на площадку и сделала несколько шагов по направлению к хозяйским апартаментам. Она знала, что на втором этаже живут Лора с сыном, а под лестницей, в большой просторной комнате рядом с библиотекой, – Татьяна.
Осторожно ступая по ковру, Катя приблизилась к огромному шкафу, забитому чучелами птиц, которые просматривались за толстыми мутными стеклами, и спряталась за ним, сгорая от желания послушать, о чем же так громко спорит, явно что-то доказывая, Татьяна. Да, это была она, и разговаривала на повышенных тонах с кем-то, кого Катя, понятное дело, не видела, но почему-то очень хотела разглядеть. До нее доносились обрывки фраз – «Ты сначала мне что обещал, а… (далее следовало непристойное слово, обращенное явно к мужчине)?», «…Только и знаете, что под юбку лезть…», «У тебя, молодого жеребца, одно на уме…», «…Молчишь? Что, сказать нечего?»
И тут она услышала быструю тихую речь. Голос принадлежал Михаэлю. Он блеял, объясняя что-то, словно извинялся перед Татьяной.
– Цвай! Понял, кретин? Две тысячи евро, так-то вот. И не делай вид, что не понимаешь, о чем я говорю. Я сама лично видела, как ты с этой бабой из Калининграда говорил почти на чистом русском в «Красной башне». Я же там была вчера, и ты видел меня, но все равно не подошел. Ты – самый настоящий трус! Психопат. Две тысячи, понял? Завтра же!
Михаэль что-то сказал, после чего Татьяна как-то нехорошо, жирненько хохотнула, слегка взвизгнув. Катя, понимая, что парочке не до нее, решила все же проверить свои предположения. А вдруг это не Михаэль?
Она вышла из-за шкафа, подкралась к двери, приникла к щели и увидела: Михаэль прижал Татьяну к стене, руки его скользили под ее юбкой. Он был возбужден. Лицо его – красное, потное.
– А сейчас, сучонок, сто евро. Сегодня пойду туда снова, посмотрю, один ты будешь или с этой дурындой. Ну… – Она вдруг оттолкнула парня от себя и шлепнула ладонями по его плечам. – Денежки! Сто евро!
Михаэль дрожащими руками вытаскивал из всех карманов купюры. Сунул их Татьяне в вырез кофты, после чего принялся целовать ей шею, щеки…
Катя прибежала в башню сама не своя. Словно это ее сейчас тискал Михаэль. Так вот каким образом, оказывается, зарабатывает денежки русская служанка!
Надо было спуститься вниз, к Саше, но она почему-то не могла. Села, прижав к груди свитер, в кресло, не в силах пошевелиться. С закрытыми глазами вспоминала каждую деталь того, что увидела в комнате Тани. Почему? Зачем? Почему именно она? Немолодая, потасканная женщина. Что он в ней нашел? Он весь дрожал, он так ее хотел…
Катя умылась холодной водой. Надела свитер и спустилась в бар. Саша сидел за столиком и листал журнал.
– Пришла? – Он улыбнулся, встал и усадил ее рядом с собой на бархатный диванчик. – А я уже успел соскучиться. У тебя все в порядке?
– Да. Только… Хотя… нет, ничего. Все хорошо.
– И все же?
– Да так. Встретила Лору Бор. Все думаю: богатая женщина, а так скромно одевается.
4. Раушенбург
День был солнечным и теплым, воздух казался наполненным янтарной пылью, а лес, такой прежде мирный, тихий и всегда готовый поделиться своей прохладой, в ту минуту, когда Кристина Эш выходила из машины с Йоханом, показался ей мрачным, полным тайных захоронений, а сухие и блестящие хвойные иголки под ее ногами – оранжевыми от подсохшей крови.