Страница:
– Леш, не суетись, давай немного посидим-поговорим… Меня интересуют Лукашина, Зеленцова и Петрова. Они еще у тебя? . – А где ж им быть-то? Что-то их не торопятся забирать, думаю, что я похороню этих красоток за свой счет…
Так ведь и без штанов можно остаться…
«Он родился циником», – подумала Юля, поднимаясь со стула и молча следуя за шагающим в глубь коридора Чайкиным: он вел ее показывать интересующих ее «личностей».
Сначала пахнуло холодом, затем вспыхнул свет, и Юля обнаружила себя в небольшой комнатке-холодильнике. Тусклый желтый полукруг освещал стеллаж с прямоугольными большими ящиками с массивными металлическими ручками, за которые Леша брался привычным движением, чтобы выкатить что-то наподобие лежака с телом.
Юля увидела расположенных на разных уровнях стеллажа мертвых женщин, чьи разбитые лица не могли не вызвать неподдельного ужаса, и она содрогнулась, внезапно ощутив нечто напоминающее боль…
– Все, что можно было, – им отбили… Непонятно, что такого могли натворить эти несчастные, за что их можно было так отделать. Могу сказать определенно, что, когда их бросали в реку там или пруд, они были уже почти трупы… У одной отбиты полностью почки, у всех сломаны ребра, у Лукашиной так вообще свернута челюсть, а у Зеленцовой смотри что сделали с носом… Но больше всего, заметь, досталось внутренним органам, не женщины – а отбивные котлеты…
Про сотрясение мозга я уж вообще молчу, хотя открытых черепно-мозговых травм нет… Какое зверство!
Юля отметила, что Чайкин, обычно относящийся к своим «клиентам» более философски или даже абстрагированно, поскольку пропускать через свой мозг и душу все страдания, выпавшие на долю покойных, означало бы расписаться в своем непрофессионализме и заработать себе хроническое психическое заболевание, – даже циник и балагур Чайкин и то не смог остаться равнодушным к этому ужасающему проявлению садизма.
– Ты сказал, что женщины были почти труп., Это как?
– Каждая из них могла скончаться от полученных травм…
– Ты хочешь сказать, что если бы их все же в таком состоянии доставили в больницу, то их можно было бы спасти?
– Гарантировать я, понятное дело, ничего такого не могу, но и исключать тоже нельзя… В принципе, женщины-то молодые, хотя у всех троих проблемы с печенью…
– То есть с алкоголем?
– Да уж, праведницами их назвать трудно… Но все равно жаль, честное слово…
– Скажи, Леша, они были изнасилованы?
– Нет. Больше того, ни одна из них перед смертью, во всяком случае в течение суток, а то и двух, не имела контакта с мужчиной.
– И последнее: по характеру нанесенных ударов и травм можно сказать, что женщины были избиты одними и теми же приемами?
– О нет, об этом не может быть даже и речи… Их били, судя по всему, как попало и, как бы это поточнее выразиться, непрофессионально. Мне даже в голову пришла мысль, что… Хотя ладно, не буду ничего говорить. Это уже не входит в мою компетенцию…
– А может, все-таки скажешь?
– Просто я подумал, может, это дело рук подростков, мальчиков, которые избрали себе объектами для битья вот этих… падших женщин, чтобы потренироваться… Потому что взрослые мужчины бьют обычно в какие-то определенные, «больные» места, чтобы «отключить» свою жертву… А здесь налицо стихийные удары, куда ни попадя, хотя и довольно сильные… Послушай, Земцова, а может, тебе уже что-нибудь известно обо всем этом, а я здесь перед тобой распинаюсь?…
– Нет, Леша, мне абсолютно ничего не известно. Просто пропала одна девушка, причем хорошая, в отличие от этих «синюшек», вот я и подумала, что неплохо было бы узнать, чем сегодня дышит наш родной город…
– Ну и как, узнала?
– Лучше бы не знать… Да, кстати, ты не занимался еще Захаром Олениным?
– Ты и про него тоже знаешь? Надо же, и когда ты только все успеваешь?
Он у меня в зале сейчас лежит, ждет меня, поджидает… Хочешь взглянуть?
– Надо взглянуть… Тем более что им кое-кто заинтересовался…
Чайкин провел Юлю в прохладный полутемный зал – морг находился в полуподвальном помещении – и включил свет. Там на одном из столов лежало тело молодого мужчины. Юля, остановившись перед ним и стараясь не смотреть на лицо, которое сильно потемнело и деформировалось из-за совершенно чудовищной раны на черепе в области темени, идущей к затылку, оценила стройные ноги и торс, принадлежащие не так давно Захару Оленину. Да и прочие его органы говорили о немалых достоинствах…
– Красавчик, – хмыкнул Чайкин, и Юля невольно улыбнулась тону, каким это было сказано. Он явно недолюбливал красивых мужчин, считая их незаслуженно облагодетельствованными судьбой в этой жизни. Уверенные супермены, совершенно не мучаясь угрызениями совести, пользовались благосклонностью чужих жен и разрушали чужие семьи; одной из таких была в свое время и его семья. Жена Леши Чайкина бросила его, променяв некрасивого и вечно занятого на столь специфичной работе мужа на смазливого и чистенького преподавателя какого-то техникума.
– Да уж действительно, он был красив… И кому понадобилось раскраивать ему топором голову? Кстати, кто-нибудь приходил по его душу? Я имею в виду родственников или знакомых, друзей, наконец?
– Кажется, должна приехать какая-то женщина, она звонила утром, рыдала в трубку… Но что-то вот не едет…
– Можно, я позвоню от тебя?
Юля быстрым шагом вышла из зала, но, перед тем как взять трубку, вдруг спросила у Чайкина:
– У меня к тебе просьба: все, что касается Оленина, делай в двух экземплярах, хорошо? Один человек приехал, все мечтал с ним поговорить… Мало ли… Особенно меня интересует, что Оленин ел перед смертью, состояние его здоровья, не пил ли, то есть не злоупотреблял ли алкоголем…
Затем она набрала номер телефона Сазонова.
– Петр Васильевич, хотите, чтобы я поработала с вами на Оленина? Можете не отвечать… Так вот, у меня к вам просьба: дайте мне, пожалуйста, ключи от его квартиры и разрешение, пусть даже устное, на посещение… Ваши ребята там ведь уже поработали? Глядишь, я остатки подберу… И еще: я звоню от Леши Чайкина, он говорит, что ему звонила какая-то женщина насчет Оленина, плакала в трубку… Вы не знаете, кто это может быть?
– Знаю. Подружка его, Лена. Она заявилась на квартиру вечером, когда тело Оленина уже увезли, а в квартире были мои люди. Так вот эта Лена – кстати, совсем девчонка, – когда она узнала, что Захара убили, устроила настоящую истерику, рыдала, как мне потом рассказывали, навзрыд. Думаю, это она и звонила Чайкину… Но, Юля, зачем тебе Оленин?
Она поняла его вопрос. Он мог бы прозвучать приблизительно так: кто тебя нанял и кто будет оплачивать твою работу? И не ответить на этот вопрос она не имела права, поскольку Сазонов и та оперативная информация, которой он обладал, ей наверняка пригодятся. А за нее нужно будет расплачиваться Крымову, как у них заведено. Поэтому она, продумав хорошенько ответ, сказала с расстановкой, делая ударение на каждом слове:
– Есть человек, который может заинтересояаться этим делом. Я могу, конечно, ждать, пока он все же дозреет до того, чтобы обратиться официально к нам, но время будет упущено, а у меня появились кое-какие мысли…
– Ты хочешь сказать, что в нашем городе есть человек, которого волнует дело Захара Оленина? Это кто же?
– Олег Шонин. Брат Инны Шониной, убитой ровно год тому назад. Он приехал из Москвы, крупный бизнесмен, вы и сами его знаете…
– Приезжай за ключами… – услышала она и, усмехнувшись, положила трубку.
Леша, который наблюдал за ней в течение всего разговора и который был в курсе сложившейся системы отношений между агентством Крымова и государственными органами, подмигнул Юле.
– Ну что, порядок?
– Порядок будет, когда мы его с тобой наведем… Мне пора, а ты работай… Я вечером позвоню…
– Юль, ты это… не говори Наде, что кормишь меня, она обидится…
Юля пожала плечами: она бы нисколько не расстроилась, если бы ее любовника кто-нибудь подкармливал. Да вот только любовника у нее теперь нет.
В кабинете Сазонова она очнулась от своих невеселых мыслей и пришла в себя.
– Олег Шонин… – проговорил, думая о чем-то своем, Петр Васильевич, – ну что ж, Шонин так Шонин…
Почти не глядя, он протянул Юле связку ключей, она поблагодарила его и собралась было уже выйти из кабинета, чтобы не отвлекать его, как вдруг он шумно вздохнул:
– Чую сердцем, не зря он приехал… Знаешь, Земцова, пока тебя не было, а я ждал тебя, не скрою, я постоянно думал о том, зачем к нам в город приехал Шонин… А что, если это он сам и убил любовника своей погибшей сестры?
– Да вы что, Петр Васильевич… Как же он мог убить Оленина, если в момент убийства он находился со мной в одном купе?
Сазонов кашлянул в кулак и как-то по-мальчишески улыбнулся, чем вызвал улыбку и у Юли.
– Это же надо – в одном купе! Зато теперь, когда мне стало об этом известно, я начинаю понимать, откуда у тебя уверенность в том, что он может обратиться к вам за помощью…
– Ни о какой уверенности не может быть и речи, – поспешила заверить его Юля, подстраховываясь на случай, если вдруг Шонин передумает и захочет забрать у нее свои деньги. Ведь документа подтверждающего, что она приняла от него эту сумму, у нее не было, а это снимало с Шонина всякую ответственность. Кроме того, Юля прекрасно знала: когда речь идет о крупных суммах денег, верить никому нельзя. Шонин может переиграть ситуацию еще двадцать раз. Быть может, тоска по сестре, вызванная его пребыванием в ее квартире, толкнула его на этот довольно-таки странный поступок… Ведь все-таки прошел год. Разве можно спустя столько времени найти следы, ведущие к убийце, да еще если учесть при этом, что самый близкий друг Инны Шониной – Захар Оленин убит?
– Вы говорили с ним на эту тему? – Сазонов и не заметил, как начал открыто вести допрос, чем вызвал немалое смущение с отчаянием смотрящей на него Земцовой.
– Петр Васильевич, мы, разумеется, говорили с ним о гибели его сестры, и Шонин высказал желание найти убийцу, но это еще не говорит о том, что он заявится ко мне с минуты на минуту с пачкой денег и наймет меня… Вы понимаете, что я имею в виду?
– Понимаю. Ты хочешь подготовиться к его приходу? – Сазонова так и распирало любопытство. – Хочешь выудить из меня любую информацию, которая может пролить свет на отношения Оленина с Шониной?
– Совершенно верно, – ответила ему Юля, теряя интерес к разговору и ловя себя на мысли, что она вот уже четверть часа как пытается сэкономить деньги Крымова, ведь Шонин заплатил ей, и теперь осталось только провести психологически верную беседу с Крымовым, чтобы объяснить ему, что клиент хочет иметь дело только с ней, с Юлией Земцовой. И как ни ударит это по самолюбию Крымова, он просто вынужден будет согласиться на это, поскольку на его стол ляжет не одна тысяча долларов, реальные деньги, которые можно потрогать, – что может быть важнее для Крымова. Ради денег он позволит ей вести расследование самостоятельно и даже вынужден будет помогать ей, давая советы, людей и дешевые талоны на бензин.
– Ну ладно, не буду тебя больше мучить, ты и сама знаешь, что делаешь… Только вот в следующий раз будь повнимательнее и перед тем, как уйти от меня, попроси печать… Квартира-то опечатана… Вот, держи, – Сазонов достал из ящика стола круглую печать райотдела милиции. – Как будешь уходить из квартиры Оленина, опечатаешь как положено… Все поняла?
– Поняла. Спасибо. – Она действительно забыла о существовании печати, поскольку до этого дня они с Шубиным вскрывали опечатанные квартиры, как профессиональные взломщики, при этом работая так чисто, что после их ухода никому и в голову бы не пришло, что в квартире кто-то побывал. Но так, с круглой печатью в кармане, оно как-то спокойнее.
Оказавшись на улице, она вздохнула с облегчением: ей показалось, что она пробыла в кабинете старшего инспектора уголовного розыска несколько часов.
Над головой светило солнце, воздух дрожал от зноя, было душно, чувствовалось приближение грозы. По пыльному асфальту прохаживались словно уменьшившиеся в размерах от жары сизо-розовые голуби, воробьи жадно пили воду из лужи образовавшейся перед газоном с какими-то пестренькими цветами. Не цветы, а так, чахлые постки, напоминающие вольготно растущий сорняк.
В машине Юля связалась по сотовому телефону с Шониным.
– Олег, это Юля Земцова. У меня ключи от квартиры Оленина.
Через полчаса она забрала его из гостиницы и привезла в Фонарный переулок, где находилась квартира Захара Оленина.
Старый четырехэтажный дом, подъезд, пропахший кошками и вареной капустой, массивная дверь, обитая рыжей клеенкой.
– Почему в таких старых домах пахнет старой жизнью? – Юля аккуратно поддела ногтем полоску бумаги с печатью, открыла ключами дверь, распахнула ее и некоторое время стояла молча, всматриваясь в открывшуюся перед ней перспективу коридора. Темно-коричневое, почти черное пятно с размазанными краями вызвало тошноту.
– Кровь… – услышала она голос Олега, стоящего у нее за спиной. – Хоть бы помыл кто… Мерзость какая…
– Да кто же помоет, если он один жил? Разве что милиция приведет какого-нибудь пятнадцатисуточника и заставит замыть пятно…
– А как же квартира? Кому достанется квартира?
– Практичный вопрос, ничего не скажешь… Вы бы закрыли за собой дверь, чтобы любопытные не заглядывали…
Захлопнулась дверь – и они остались каждый наедине со своими мыслями и ассоциациями. Смерть еще гуляла по квартире, укрывая своим кровавым крылом сумрачные лица людей, пытающихся проникнуть в ее тайну.
Захар Оленин жил не как обыкновенный человек, каким пытался представить его Петр Васильевич Сазонов. То, что он занимал типовую малогабаритную однокомнатную квартиру и брился по утрам (или вечерам) бритвой «Жиллетт», а в кухонном буфете у него стояла банка из-под самого распространенного и, можно сказать, ставшего дежурным кофе «Нескафе», еще ни о чем не говорило. Квартира Оленина была просто набита такими предметами, какие редко где вообще встретишь.
Так, на широкой двухспальной кровати,! занимавшей почти треть комнаты. Юля увидела шесть китайских подушечек в наволочках из гофрированного шелка, в книжном шкафу пылились дорогущие альбомы с репродукциями известных европейских художников, причем датированные последними годами и купленные наверняка в Москве, если вообще не за границей, настолько великолепно они были изданы. В секретере Олег Шонин, который так же, как и Юля, молча обследовал комнату в поисках вещей, которые могли принадлежать Инне, обнаружил шкатулку, полную золотых и серебряных вещей. В основном это были мужские перстни, массивные, с темными полудрагоценными камнями, цепочки, браслеты, часы, брелоки, запонки…
Кроме того, там же хранились деньги, преимущественно в долларах и немецких марках.
– Петр Васильевич, – позвонила Юля Сазонову, чтобы избежать дальнейших проблем и неприятностей, которые могли таиться за этими новенькими купюрами, – здесь много драгоценностей и денег… Вы не изъяли их, я вижу…
– Не переживай, мы сделали опись… Видишь ли, мои люди заняты сейчас поисками родных Оленина… Так что работай спокойно…
Она положила трубку и вернулась к Олегу, который в это время стоял на табурете и высматривал что-то на антресолях.
– Вы знаете. Юля, здесь около тридцати рулонов обоев, причем самого высшего качества, потолочные плиты, новые выключатели, дверные ручки… Это целое состояние… Сколько ручек? Около двенадцати… Я понимаю, что вы этим хотите сказать… Я тоже об этом подумал: все это куплено не для этой квартиры… Но для какой?
– Это надо снова обращаться к Сазонову и просить его узнать, не является… вернее, не являлся ли Оленин собственником какой-нибудь еще квартиры…
– А что, если он положил глаз на квартиру Инны?
– Там что, кто-то был? Вы что-нибудь увидели?
– Да нет, просто так сказал… Знаете, всякое в голову лезет… Но этот жук действительно собрался ремонтировать какую-то квартиру, это ясно как день…
В маленьком чемоданчике, найденном под обувной полкой в прихожей, они нашли пачку поздравительных открыток и записок, написанных Оленину некой Верой.
Из текстов выходило, что эта женщина любила Оленина и каждый раз, поздравляя его то с днем рождения, то с годовщиной их знакомства, то с выздоровлением, непременно что-нибудь дарила.
«Захар, как я рада, что ты наконец-то выздоровел и у тебя закончилась твоя проклятая ангина. Посылаю тебе через соседского мальчика Антона виноград и вот эту милую штуковину… Я сейчас очень занята, у меня через полтора часа самолет, но, как только прилечу в Москву, сразу же позвоню тебе, и ты расскажешь мне, понравились ли тебе мои подарки… Целую нежно, твоя Вера».
– Мне почему-то кажется, что эти письма и записки написаны рукой довольно зрелой женщины… – сказал Олег, перечитывая записку. – Она любила его, причем очень сильно… Вот только кто она, эта Вера, и как ее найти? Она могла бы много чего рассказать о нем…
– Да, мне тоже кажется, что она старше Захара… Но у меня из головы не идет Лена, которая устроила здесь истерику и потом позвонила Чайкину в морг…
Кстати, надо бы ему перезвонить… Может, Лена уже была там?
Она беседовала с Чайкиным всего пару минут. – Нет, за ним никто не приезжал и никто не справлялся по телефону, когда можно забрать тело…
Странно, правда? Где же Вера, которая так любила его, а когда он погиб, даже не появляется?… Обратите внимание, Олег, что вот эти последние записки типа «Я была у тебя в 19 ч. Позвоню в 20.30. Целую. Вера» датированы прошлым месяцем, а это говорит о том, что они встречались практически до последнего времени… Разве что эта Вера снова уехала по своим делам и просто не знает, что случилось с ее любовником…
– А может, он собирался ремонтировать ее квартиру?
– Может, и так… – Юля вошла в ванную комнату и вскоре позвала туда Олега:
– Здесь висит женский купальный халат, ночная сорочка… две расчески на полочке…
Олег вошел в ванную и тоже увидел несколько предметов женского туалета.
– Вот и разберись, кому принадлежат эти вещи: Вере или Лене? Но то, что Захар, встречаясь пусть даже и с обеими женщинами, жил один, очевидно… В квартире беспорядок, вряд ли такое было бы возможно, если бы здесь жила та же Вера… или Дена… Надо срочно их найти. Посмотрим, что даст экспертиза, ведь в квартире был убийца и мог оставить отпечатки пальцев или что-нибудь такое, над чем сейчас бьются люди Сазонова… Надо также найти топор… Кстати, почему они решили, что удар нанесен именно топором? Так, а это что такое? – Она сняла с пластмассового крючка, находящегося на стене ванной комнаты, шелковую грязную веревку с петлей на конце. – Смотрите, какая-то черная шерсть или волосы…
Юля достала из сумочки новый полиэтиленовый пакетик, несколько штук которых всегда носила с собой для подобных случаев, раскрыла его и осторожно, стараясь не смахнуть черные волоски, застрявшие в переплетениях шелковых нитей, опустила туда веревку.
На полочке ванной комнаты лежала пачка презервативов, какие-то мази, лекарства, которыми обычно пользуются мужчины, делящие свою постель со случайными женщинами… Здесь же, в ванной, под стопкой чистых полотенец Юля нашла несколько порнографических журналов… Она хотела по-быстрому запрятать их снова на полку, чтобы не травмировать Олега образом плейбоя, каким был, судя по всему, бывший жених или возлюбленный его сестры, но Олег все равно увидел и впервые за все время их знакомства выругался…
– Не понимаю, что она нашла в нем… – только и мог сказать он, когда они вернулись в комнату и Юля продолжила осматривать бельевой шкаф.
Примерно четверть часа спустя она обнаружила под ворохом белья коробку со слайдами.
– Я не думаю, что вам надо видеть это, – сказала она довольно жестко, устраивая на журнальном столике проекторный аппарат и разворачивая на стене экран, найденный ею на кухне, за дверью. – Задерните шторы и подождите меня на кухне… Мне кажется, я знаю, что это…
Но Олег не ушел. Когда в комнате стало темнее и на экране замелькали увеличенные снимки обнаженных девушек и довольно откровенные сексуальные сцены, участником многих из которых был и сам Захар Оленин, Юля услышала, как хлопнула дверь. Олег все-таки не выдержал. Вышел. Защелкали кадры, Юля попыталась понять, не было ли на снимках Инны, но так ничего и не поняла, поскольку многие девушки были либо в масках, либо на глазах их были черные повязки… И никакого насилия. Все, что происходило на экране, явно делалось с обоюдного согласия.
Вот только женщины, которая могла бы быть старше Оленина, Юля так и не увидела.
В основном демонстрировали свои стройные худенькие тела совсем юные девушки.
Коробку со слайдами Юля положила в свою сумку.
– Вы увидели там Инну? – осмелилась он спросить его уже на кухне, где Олег курил, глядя отсутствующим видом в окно.
– Нет, ее там не было. Но она могла там быть.. И кто знает, сколько у него таких слайдов?
«И таких девушек?»
– Быть может, его убили именно из-за этих снимков? Пришел разъяренный муж одной из этих девиц и по пьяной лавочке зарубил его… Ограбление исключается… Мне вообще трудно понять убийцу, который решился на такое… и при этом не счел нужным прихватить с собой столько дорогих вещей и денег…
– Значит, убийца был принципиальный, а то и вовсе совестливый. Ведь если бы я его убивал, я бы тоже не притронулся к его грязным вещам и деньгам…
А вам не приходило в голову, что эти доллары могли быть заработаны примерно таким же образом, как их зарабатывают… женщины… проститутки?
– Не знаю. Постараюсь найти этих девиц, и думаю, что сделать это будет не так уж трудно…
– Но ведь в городе больше миллиона жителей… Как же вам это удастся?
– Видите ли, женщины, способные сниматься в таком виде, вряд ли ограничивались обществом Захара… Ведь большинство женщин – нормальные, семейные… А может, они проститутки, тогда разыскать их будет еще проще… Вы мне скажите, мы не зря с вами пришли сюда?
Олег посмотрел на нее так, словно не понял вопроса.
– Вы что, хотите спросить меня, не раздумал ли я искать того, кто убил Инну?…
– Вы меня извините, но мне необходимо точно знать, работать мне в этом направлении или нет. Если да, то работа предстоит большая, с огромными затратами, мне придется поднять весь город в поисках этих девиц и всех тех женщин, которые были знакомы с Олениным… Возможно, что Инну убила женщина…
– Женщина?
– Да. Это тоже не исключается. Ревность – один из мощных эмоциональных рычагов… Кроме того, возможно, потребуется эксгумация трупа… Вы готовы к этому? Ведь мне тогда потребуется обращаться в прокуратуру и в другие органы…
И еще: вы можете вновь написать заявление о возбуждении уголовного дела, хотя это уже чистая формальность, поскольку скорее всего вам в этом будет отказано по многим причинам… Я говорю вам об этом, чтобы вы знали…
– Я готов. Мне важно знать, что произошло тогда, год назад… И еще… я очень, очень жалею, что не встретился с вами раньше…
– Вы не должны так говорить и не должны обольщаться на мой счет. Не скрою, мне многое уже удалось за то недолгое время, что я работаю у Крымова, но повторяю: никаких гарантий… Если понадобится, я отчитаюсь перед вами потом за каждый потраченный рубль. Крымов научил нас считать и экономить… В одном можете не сомневаться: если только существует что-то, за что можно уцепиться в вашем деле, я непременно буду идти до конца, сколько бы времени и сил мне для этого ни понадобилось. В конце концов, это моя работа, и она мне нравится. А теперь нам надо уходить отсюда. Вот только позвоню Сазонову и доложу, что мы уходим… Да, еще квартиру опечатать надо…
Так ведь и без штанов можно остаться…
«Он родился циником», – подумала Юля, поднимаясь со стула и молча следуя за шагающим в глубь коридора Чайкиным: он вел ее показывать интересующих ее «личностей».
Сначала пахнуло холодом, затем вспыхнул свет, и Юля обнаружила себя в небольшой комнатке-холодильнике. Тусклый желтый полукруг освещал стеллаж с прямоугольными большими ящиками с массивными металлическими ручками, за которые Леша брался привычным движением, чтобы выкатить что-то наподобие лежака с телом.
Юля увидела расположенных на разных уровнях стеллажа мертвых женщин, чьи разбитые лица не могли не вызвать неподдельного ужаса, и она содрогнулась, внезапно ощутив нечто напоминающее боль…
– Все, что можно было, – им отбили… Непонятно, что такого могли натворить эти несчастные, за что их можно было так отделать. Могу сказать определенно, что, когда их бросали в реку там или пруд, они были уже почти трупы… У одной отбиты полностью почки, у всех сломаны ребра, у Лукашиной так вообще свернута челюсть, а у Зеленцовой смотри что сделали с носом… Но больше всего, заметь, досталось внутренним органам, не женщины – а отбивные котлеты…
Про сотрясение мозга я уж вообще молчу, хотя открытых черепно-мозговых травм нет… Какое зверство!
Юля отметила, что Чайкин, обычно относящийся к своим «клиентам» более философски или даже абстрагированно, поскольку пропускать через свой мозг и душу все страдания, выпавшие на долю покойных, означало бы расписаться в своем непрофессионализме и заработать себе хроническое психическое заболевание, – даже циник и балагур Чайкин и то не смог остаться равнодушным к этому ужасающему проявлению садизма.
– Ты сказал, что женщины были почти труп., Это как?
– Каждая из них могла скончаться от полученных травм…
– Ты хочешь сказать, что если бы их все же в таком состоянии доставили в больницу, то их можно было бы спасти?
– Гарантировать я, понятное дело, ничего такого не могу, но и исключать тоже нельзя… В принципе, женщины-то молодые, хотя у всех троих проблемы с печенью…
– То есть с алкоголем?
– Да уж, праведницами их назвать трудно… Но все равно жаль, честное слово…
– Скажи, Леша, они были изнасилованы?
– Нет. Больше того, ни одна из них перед смертью, во всяком случае в течение суток, а то и двух, не имела контакта с мужчиной.
– И последнее: по характеру нанесенных ударов и травм можно сказать, что женщины были избиты одними и теми же приемами?
– О нет, об этом не может быть даже и речи… Их били, судя по всему, как попало и, как бы это поточнее выразиться, непрофессионально. Мне даже в голову пришла мысль, что… Хотя ладно, не буду ничего говорить. Это уже не входит в мою компетенцию…
– А может, все-таки скажешь?
– Просто я подумал, может, это дело рук подростков, мальчиков, которые избрали себе объектами для битья вот этих… падших женщин, чтобы потренироваться… Потому что взрослые мужчины бьют обычно в какие-то определенные, «больные» места, чтобы «отключить» свою жертву… А здесь налицо стихийные удары, куда ни попадя, хотя и довольно сильные… Послушай, Земцова, а может, тебе уже что-нибудь известно обо всем этом, а я здесь перед тобой распинаюсь?…
– Нет, Леша, мне абсолютно ничего не известно. Просто пропала одна девушка, причем хорошая, в отличие от этих «синюшек», вот я и подумала, что неплохо было бы узнать, чем сегодня дышит наш родной город…
– Ну и как, узнала?
– Лучше бы не знать… Да, кстати, ты не занимался еще Захаром Олениным?
– Ты и про него тоже знаешь? Надо же, и когда ты только все успеваешь?
Он у меня в зале сейчас лежит, ждет меня, поджидает… Хочешь взглянуть?
– Надо взглянуть… Тем более что им кое-кто заинтересовался…
Чайкин провел Юлю в прохладный полутемный зал – морг находился в полуподвальном помещении – и включил свет. Там на одном из столов лежало тело молодого мужчины. Юля, остановившись перед ним и стараясь не смотреть на лицо, которое сильно потемнело и деформировалось из-за совершенно чудовищной раны на черепе в области темени, идущей к затылку, оценила стройные ноги и торс, принадлежащие не так давно Захару Оленину. Да и прочие его органы говорили о немалых достоинствах…
– Красавчик, – хмыкнул Чайкин, и Юля невольно улыбнулась тону, каким это было сказано. Он явно недолюбливал красивых мужчин, считая их незаслуженно облагодетельствованными судьбой в этой жизни. Уверенные супермены, совершенно не мучаясь угрызениями совести, пользовались благосклонностью чужих жен и разрушали чужие семьи; одной из таких была в свое время и его семья. Жена Леши Чайкина бросила его, променяв некрасивого и вечно занятого на столь специфичной работе мужа на смазливого и чистенького преподавателя какого-то техникума.
– Да уж действительно, он был красив… И кому понадобилось раскраивать ему топором голову? Кстати, кто-нибудь приходил по его душу? Я имею в виду родственников или знакомых, друзей, наконец?
– Кажется, должна приехать какая-то женщина, она звонила утром, рыдала в трубку… Но что-то вот не едет…
– Можно, я позвоню от тебя?
Юля быстрым шагом вышла из зала, но, перед тем как взять трубку, вдруг спросила у Чайкина:
– У меня к тебе просьба: все, что касается Оленина, делай в двух экземплярах, хорошо? Один человек приехал, все мечтал с ним поговорить… Мало ли… Особенно меня интересует, что Оленин ел перед смертью, состояние его здоровья, не пил ли, то есть не злоупотреблял ли алкоголем…
Затем она набрала номер телефона Сазонова.
– Петр Васильевич, хотите, чтобы я поработала с вами на Оленина? Можете не отвечать… Так вот, у меня к вам просьба: дайте мне, пожалуйста, ключи от его квартиры и разрешение, пусть даже устное, на посещение… Ваши ребята там ведь уже поработали? Глядишь, я остатки подберу… И еще: я звоню от Леши Чайкина, он говорит, что ему звонила какая-то женщина насчет Оленина, плакала в трубку… Вы не знаете, кто это может быть?
– Знаю. Подружка его, Лена. Она заявилась на квартиру вечером, когда тело Оленина уже увезли, а в квартире были мои люди. Так вот эта Лена – кстати, совсем девчонка, – когда она узнала, что Захара убили, устроила настоящую истерику, рыдала, как мне потом рассказывали, навзрыд. Думаю, это она и звонила Чайкину… Но, Юля, зачем тебе Оленин?
Она поняла его вопрос. Он мог бы прозвучать приблизительно так: кто тебя нанял и кто будет оплачивать твою работу? И не ответить на этот вопрос она не имела права, поскольку Сазонов и та оперативная информация, которой он обладал, ей наверняка пригодятся. А за нее нужно будет расплачиваться Крымову, как у них заведено. Поэтому она, продумав хорошенько ответ, сказала с расстановкой, делая ударение на каждом слове:
– Есть человек, который может заинтересояаться этим делом. Я могу, конечно, ждать, пока он все же дозреет до того, чтобы обратиться официально к нам, но время будет упущено, а у меня появились кое-какие мысли…
– Ты хочешь сказать, что в нашем городе есть человек, которого волнует дело Захара Оленина? Это кто же?
– Олег Шонин. Брат Инны Шониной, убитой ровно год тому назад. Он приехал из Москвы, крупный бизнесмен, вы и сами его знаете…
– Приезжай за ключами… – услышала она и, усмехнувшись, положила трубку.
Леша, который наблюдал за ней в течение всего разговора и который был в курсе сложившейся системы отношений между агентством Крымова и государственными органами, подмигнул Юле.
– Ну что, порядок?
– Порядок будет, когда мы его с тобой наведем… Мне пора, а ты работай… Я вечером позвоню…
– Юль, ты это… не говори Наде, что кормишь меня, она обидится…
Юля пожала плечами: она бы нисколько не расстроилась, если бы ее любовника кто-нибудь подкармливал. Да вот только любовника у нее теперь нет.
* * *
В машине, вспоминая почему-то Крымова вместо всех тех кошмарных трупов, которые она только что видела, Юля с грустью призналась себе в том, что она, в сущности, никогда и не любила Крымова. Это он сам внушил ей мысль о том, что она в него влюблена. Что в поисках крепкого мужского плеча, на которое ей так хотелось опереться, она потеряла свою внутреннюю свободу и, главное, ту силу, которая позволяла ей долгие годы перед замужеством жить вполне самодостаточной жизнью, не ощущая своей уязвимости. До Крымова ее жизнь мало чем отличалась от жизни в девичестве, и это при том, что она была замужем за Земцовым. Он не стал для нее тем мужем, той крепостью, за спиной которого она ощутила бы в полной мере свою защищенность и, главное, зависимость, причем зависимость приятную, о которой она так всегда мечтала. Просто в ее жизни появился человек, с которым она вместе завтракала, обедала, ужинала, а потом ложилась в постель…В кабинете Сазонова она очнулась от своих невеселых мыслей и пришла в себя.
– Олег Шонин… – проговорил, думая о чем-то своем, Петр Васильевич, – ну что ж, Шонин так Шонин…
Почти не глядя, он протянул Юле связку ключей, она поблагодарила его и собралась было уже выйти из кабинета, чтобы не отвлекать его, как вдруг он шумно вздохнул:
– Чую сердцем, не зря он приехал… Знаешь, Земцова, пока тебя не было, а я ждал тебя, не скрою, я постоянно думал о том, зачем к нам в город приехал Шонин… А что, если это он сам и убил любовника своей погибшей сестры?
– Да вы что, Петр Васильевич… Как же он мог убить Оленина, если в момент убийства он находился со мной в одном купе?
Сазонов кашлянул в кулак и как-то по-мальчишески улыбнулся, чем вызвал улыбку и у Юли.
– Это же надо – в одном купе! Зато теперь, когда мне стало об этом известно, я начинаю понимать, откуда у тебя уверенность в том, что он может обратиться к вам за помощью…
– Ни о какой уверенности не может быть и речи, – поспешила заверить его Юля, подстраховываясь на случай, если вдруг Шонин передумает и захочет забрать у нее свои деньги. Ведь документа подтверждающего, что она приняла от него эту сумму, у нее не было, а это снимало с Шонина всякую ответственность. Кроме того, Юля прекрасно знала: когда речь идет о крупных суммах денег, верить никому нельзя. Шонин может переиграть ситуацию еще двадцать раз. Быть может, тоска по сестре, вызванная его пребыванием в ее квартире, толкнула его на этот довольно-таки странный поступок… Ведь все-таки прошел год. Разве можно спустя столько времени найти следы, ведущие к убийце, да еще если учесть при этом, что самый близкий друг Инны Шониной – Захар Оленин убит?
– Вы говорили с ним на эту тему? – Сазонов и не заметил, как начал открыто вести допрос, чем вызвал немалое смущение с отчаянием смотрящей на него Земцовой.
– Петр Васильевич, мы, разумеется, говорили с ним о гибели его сестры, и Шонин высказал желание найти убийцу, но это еще не говорит о том, что он заявится ко мне с минуты на минуту с пачкой денег и наймет меня… Вы понимаете, что я имею в виду?
– Понимаю. Ты хочешь подготовиться к его приходу? – Сазонова так и распирало любопытство. – Хочешь выудить из меня любую информацию, которая может пролить свет на отношения Оленина с Шониной?
– Совершенно верно, – ответила ему Юля, теряя интерес к разговору и ловя себя на мысли, что она вот уже четверть часа как пытается сэкономить деньги Крымова, ведь Шонин заплатил ей, и теперь осталось только провести психологически верную беседу с Крымовым, чтобы объяснить ему, что клиент хочет иметь дело только с ней, с Юлией Земцовой. И как ни ударит это по самолюбию Крымова, он просто вынужден будет согласиться на это, поскольку на его стол ляжет не одна тысяча долларов, реальные деньги, которые можно потрогать, – что может быть важнее для Крымова. Ради денег он позволит ей вести расследование самостоятельно и даже вынужден будет помогать ей, давая советы, людей и дешевые талоны на бензин.
– Ну ладно, не буду тебя больше мучить, ты и сама знаешь, что делаешь… Только вот в следующий раз будь повнимательнее и перед тем, как уйти от меня, попроси печать… Квартира-то опечатана… Вот, держи, – Сазонов достал из ящика стола круглую печать райотдела милиции. – Как будешь уходить из квартиры Оленина, опечатаешь как положено… Все поняла?
– Поняла. Спасибо. – Она действительно забыла о существовании печати, поскольку до этого дня они с Шубиным вскрывали опечатанные квартиры, как профессиональные взломщики, при этом работая так чисто, что после их ухода никому и в голову бы не пришло, что в квартире кто-то побывал. Но так, с круглой печатью в кармане, оно как-то спокойнее.
Оказавшись на улице, она вздохнула с облегчением: ей показалось, что она пробыла в кабинете старшего инспектора уголовного розыска несколько часов.
Над головой светило солнце, воздух дрожал от зноя, было душно, чувствовалось приближение грозы. По пыльному асфальту прохаживались словно уменьшившиеся в размерах от жары сизо-розовые голуби, воробьи жадно пили воду из лужи образовавшейся перед газоном с какими-то пестренькими цветами. Не цветы, а так, чахлые постки, напоминающие вольготно растущий сорняк.
В машине Юля связалась по сотовому телефону с Шониным.
– Олег, это Юля Земцова. У меня ключи от квартиры Оленина.
Через полчаса она забрала его из гостиницы и привезла в Фонарный переулок, где находилась квартира Захара Оленина.
Старый четырехэтажный дом, подъезд, пропахший кошками и вареной капустой, массивная дверь, обитая рыжей клеенкой.
– Почему в таких старых домах пахнет старой жизнью? – Юля аккуратно поддела ногтем полоску бумаги с печатью, открыла ключами дверь, распахнула ее и некоторое время стояла молча, всматриваясь в открывшуюся перед ней перспективу коридора. Темно-коричневое, почти черное пятно с размазанными краями вызвало тошноту.
– Кровь… – услышала она голос Олега, стоящего у нее за спиной. – Хоть бы помыл кто… Мерзость какая…
– Да кто же помоет, если он один жил? Разве что милиция приведет какого-нибудь пятнадцатисуточника и заставит замыть пятно…
– А как же квартира? Кому достанется квартира?
– Практичный вопрос, ничего не скажешь… Вы бы закрыли за собой дверь, чтобы любопытные не заглядывали…
Захлопнулась дверь – и они остались каждый наедине со своими мыслями и ассоциациями. Смерть еще гуляла по квартире, укрывая своим кровавым крылом сумрачные лица людей, пытающихся проникнуть в ее тайну.
Захар Оленин жил не как обыкновенный человек, каким пытался представить его Петр Васильевич Сазонов. То, что он занимал типовую малогабаритную однокомнатную квартиру и брился по утрам (или вечерам) бритвой «Жиллетт», а в кухонном буфете у него стояла банка из-под самого распространенного и, можно сказать, ставшего дежурным кофе «Нескафе», еще ни о чем не говорило. Квартира Оленина была просто набита такими предметами, какие редко где вообще встретишь.
Так, на широкой двухспальной кровати,! занимавшей почти треть комнаты. Юля увидела шесть китайских подушечек в наволочках из гофрированного шелка, в книжном шкафу пылились дорогущие альбомы с репродукциями известных европейских художников, причем датированные последними годами и купленные наверняка в Москве, если вообще не за границей, настолько великолепно они были изданы. В секретере Олег Шонин, который так же, как и Юля, молча обследовал комнату в поисках вещей, которые могли принадлежать Инне, обнаружил шкатулку, полную золотых и серебряных вещей. В основном это были мужские перстни, массивные, с темными полудрагоценными камнями, цепочки, браслеты, часы, брелоки, запонки…
Кроме того, там же хранились деньги, преимущественно в долларах и немецких марках.
– Петр Васильевич, – позвонила Юля Сазонову, чтобы избежать дальнейших проблем и неприятностей, которые могли таиться за этими новенькими купюрами, – здесь много драгоценностей и денег… Вы не изъяли их, я вижу…
– Не переживай, мы сделали опись… Видишь ли, мои люди заняты сейчас поисками родных Оленина… Так что работай спокойно…
Она положила трубку и вернулась к Олегу, который в это время стоял на табурете и высматривал что-то на антресолях.
– Вы знаете. Юля, здесь около тридцати рулонов обоев, причем самого высшего качества, потолочные плиты, новые выключатели, дверные ручки… Это целое состояние… Сколько ручек? Около двенадцати… Я понимаю, что вы этим хотите сказать… Я тоже об этом подумал: все это куплено не для этой квартиры… Но для какой?
– Это надо снова обращаться к Сазонову и просить его узнать, не является… вернее, не являлся ли Оленин собственником какой-нибудь еще квартиры…
– А что, если он положил глаз на квартиру Инны?
– Там что, кто-то был? Вы что-нибудь увидели?
– Да нет, просто так сказал… Знаете, всякое в голову лезет… Но этот жук действительно собрался ремонтировать какую-то квартиру, это ясно как день…
В маленьком чемоданчике, найденном под обувной полкой в прихожей, они нашли пачку поздравительных открыток и записок, написанных Оленину некой Верой.
Из текстов выходило, что эта женщина любила Оленина и каждый раз, поздравляя его то с днем рождения, то с годовщиной их знакомства, то с выздоровлением, непременно что-нибудь дарила.
«Захар, как я рада, что ты наконец-то выздоровел и у тебя закончилась твоя проклятая ангина. Посылаю тебе через соседского мальчика Антона виноград и вот эту милую штуковину… Я сейчас очень занята, у меня через полтора часа самолет, но, как только прилечу в Москву, сразу же позвоню тебе, и ты расскажешь мне, понравились ли тебе мои подарки… Целую нежно, твоя Вера».
– Мне почему-то кажется, что эти письма и записки написаны рукой довольно зрелой женщины… – сказал Олег, перечитывая записку. – Она любила его, причем очень сильно… Вот только кто она, эта Вера, и как ее найти? Она могла бы много чего рассказать о нем…
– Да, мне тоже кажется, что она старше Захара… Но у меня из головы не идет Лена, которая устроила здесь истерику и потом позвонила Чайкину в морг…
Кстати, надо бы ему перезвонить… Может, Лена уже была там?
Она беседовала с Чайкиным всего пару минут. – Нет, за ним никто не приезжал и никто не справлялся по телефону, когда можно забрать тело…
Странно, правда? Где же Вера, которая так любила его, а когда он погиб, даже не появляется?… Обратите внимание, Олег, что вот эти последние записки типа «Я была у тебя в 19 ч. Позвоню в 20.30. Целую. Вера» датированы прошлым месяцем, а это говорит о том, что они встречались практически до последнего времени… Разве что эта Вера снова уехала по своим делам и просто не знает, что случилось с ее любовником…
– А может, он собирался ремонтировать ее квартиру?
– Может, и так… – Юля вошла в ванную комнату и вскоре позвала туда Олега:
– Здесь висит женский купальный халат, ночная сорочка… две расчески на полочке…
Олег вошел в ванную и тоже увидел несколько предметов женского туалета.
– Вот и разберись, кому принадлежат эти вещи: Вере или Лене? Но то, что Захар, встречаясь пусть даже и с обеими женщинами, жил один, очевидно… В квартире беспорядок, вряд ли такое было бы возможно, если бы здесь жила та же Вера… или Дена… Надо срочно их найти. Посмотрим, что даст экспертиза, ведь в квартире был убийца и мог оставить отпечатки пальцев или что-нибудь такое, над чем сейчас бьются люди Сазонова… Надо также найти топор… Кстати, почему они решили, что удар нанесен именно топором? Так, а это что такое? – Она сняла с пластмассового крючка, находящегося на стене ванной комнаты, шелковую грязную веревку с петлей на конце. – Смотрите, какая-то черная шерсть или волосы…
Юля достала из сумочки новый полиэтиленовый пакетик, несколько штук которых всегда носила с собой для подобных случаев, раскрыла его и осторожно, стараясь не смахнуть черные волоски, застрявшие в переплетениях шелковых нитей, опустила туда веревку.
На полочке ванной комнаты лежала пачка презервативов, какие-то мази, лекарства, которыми обычно пользуются мужчины, делящие свою постель со случайными женщинами… Здесь же, в ванной, под стопкой чистых полотенец Юля нашла несколько порнографических журналов… Она хотела по-быстрому запрятать их снова на полку, чтобы не травмировать Олега образом плейбоя, каким был, судя по всему, бывший жених или возлюбленный его сестры, но Олег все равно увидел и впервые за все время их знакомства выругался…
– Не понимаю, что она нашла в нем… – только и мог сказать он, когда они вернулись в комнату и Юля продолжила осматривать бельевой шкаф.
Примерно четверть часа спустя она обнаружила под ворохом белья коробку со слайдами.
– Я не думаю, что вам надо видеть это, – сказала она довольно жестко, устраивая на журнальном столике проекторный аппарат и разворачивая на стене экран, найденный ею на кухне, за дверью. – Задерните шторы и подождите меня на кухне… Мне кажется, я знаю, что это…
Но Олег не ушел. Когда в комнате стало темнее и на экране замелькали увеличенные снимки обнаженных девушек и довольно откровенные сексуальные сцены, участником многих из которых был и сам Захар Оленин, Юля услышала, как хлопнула дверь. Олег все-таки не выдержал. Вышел. Защелкали кадры, Юля попыталась понять, не было ли на снимках Инны, но так ничего и не поняла, поскольку многие девушки были либо в масках, либо на глазах их были черные повязки… И никакого насилия. Все, что происходило на экране, явно делалось с обоюдного согласия.
Вот только женщины, которая могла бы быть старше Оленина, Юля так и не увидела.
В основном демонстрировали свои стройные худенькие тела совсем юные девушки.
Коробку со слайдами Юля положила в свою сумку.
– Вы увидели там Инну? – осмелилась он спросить его уже на кухне, где Олег курил, глядя отсутствующим видом в окно.
– Нет, ее там не было. Но она могла там быть.. И кто знает, сколько у него таких слайдов?
«И таких девушек?»
– Быть может, его убили именно из-за этих снимков? Пришел разъяренный муж одной из этих девиц и по пьяной лавочке зарубил его… Ограбление исключается… Мне вообще трудно понять убийцу, который решился на такое… и при этом не счел нужным прихватить с собой столько дорогих вещей и денег…
– Значит, убийца был принципиальный, а то и вовсе совестливый. Ведь если бы я его убивал, я бы тоже не притронулся к его грязным вещам и деньгам…
А вам не приходило в голову, что эти доллары могли быть заработаны примерно таким же образом, как их зарабатывают… женщины… проститутки?
– Не знаю. Постараюсь найти этих девиц, и думаю, что сделать это будет не так уж трудно…
– Но ведь в городе больше миллиона жителей… Как же вам это удастся?
– Видите ли, женщины, способные сниматься в таком виде, вряд ли ограничивались обществом Захара… Ведь большинство женщин – нормальные, семейные… А может, они проститутки, тогда разыскать их будет еще проще… Вы мне скажите, мы не зря с вами пришли сюда?
Олег посмотрел на нее так, словно не понял вопроса.
– Вы что, хотите спросить меня, не раздумал ли я искать того, кто убил Инну?…
– Вы меня извините, но мне необходимо точно знать, работать мне в этом направлении или нет. Если да, то работа предстоит большая, с огромными затратами, мне придется поднять весь город в поисках этих девиц и всех тех женщин, которые были знакомы с Олениным… Возможно, что Инну убила женщина…
– Женщина?
– Да. Это тоже не исключается. Ревность – один из мощных эмоциональных рычагов… Кроме того, возможно, потребуется эксгумация трупа… Вы готовы к этому? Ведь мне тогда потребуется обращаться в прокуратуру и в другие органы…
И еще: вы можете вновь написать заявление о возбуждении уголовного дела, хотя это уже чистая формальность, поскольку скорее всего вам в этом будет отказано по многим причинам… Я говорю вам об этом, чтобы вы знали…
– Я готов. Мне важно знать, что произошло тогда, год назад… И еще… я очень, очень жалею, что не встретился с вами раньше…
– Вы не должны так говорить и не должны обольщаться на мой счет. Не скрою, мне многое уже удалось за то недолгое время, что я работаю у Крымова, но повторяю: никаких гарантий… Если понадобится, я отчитаюсь перед вами потом за каждый потраченный рубль. Крымов научил нас считать и экономить… В одном можете не сомневаться: если только существует что-то, за что можно уцепиться в вашем деле, я непременно буду идти до конца, сколько бы времени и сил мне для этого ни понадобилось. В конце концов, это моя работа, и она мне нравится. А теперь нам надо уходить отсюда. Вот только позвоню Сазонову и доложу, что мы уходим… Да, еще квартиру опечатать надо…