– относительное (динамическое), абсолютное (статическое), бытийное квазипространство; пространство инобытия [Яковлева 1994];
   – психологическое, географическое, точечное, фантастическое, космическое, социальное [Бабенко, Казарин 2006];
   – реальное (географическое) и ирреальное (инфернальное, астральное, волшебное, мифологическое, фантастическое, фантасмагорическое, сказочное, пространство Зазеркалья) [Папина 2002];
   – открытое и замкнутое, расширяющееся и сужающееся, конкретное и абстрактное, реально видимое и воображаемое [Николина 2003];
   – конкретное, трансформированное, абстрактное, обобщенное [Чернухина 1987];
   – физическое, ментальное и когнитивное [Щукина 2004] и др.
 
   и литературно-художественных моделей времени:
   – циклическое, линейное; бытовое (повседневное), исключительное (надбытовое), рациональное (аналитическое) [Яковлева 1994];
   – календарное, событийное и перцептивное [Золотова 1998];
   – реальное (однонаправленное, непрерывное, равномерное, необратимое; эмпирическое, историческое, календарное) и перцептуальное (ускоренное или замедленное, неоднонаправленное, дискретное и т.д.) [Матвеева 2003];
   – абсолютное и относительное [Виноградов 1972; Логический анализ языка 1997];
   – физическое (исходное, природное: объективное, элементарное, эмпиричное, необратимое, цикличное); метафизическое (философское, обобщенное: категориальное, относительное, рациональное, «квантарное», абстрактное (нереференциальное), условное); субъективное, бытовое (житейское, утилитарное, индивидуальное); духовное (абсолютное, трансцендентное, космопланетарное, сакральное) [Рябцева 1997];
   – циклическое, линейное и разом данное [Степанов 2001; Бабенко, Казарин 2006];
   – реальное (объективное, циклическое, субъективное) и ирреальное (инфернальное, астральное, волшебное, мифологическое, фантастическое, фантасмагорическое, сказочное, время Зазеркалья) [Папина 2002];
   – сюжетное и фабульное, авторское и субъективное время персонажей; бытовое и историческое, личное и социальное [Николина 2003];
   – конкретное, абстрактное, обобщенное, поэтически трансформированное [Чернухина 1987];
   – внешнее, внутреннее, субъективное [Краснухин 1997] и др.;
 
   пространства и времени одновременно:
   – относительные, эмпирические и умопостигаемые, или абсолютные [Панова 2003];
   – субъективное (диктумное; концептуальное) и объективное (модусное; художественное) [Матвеева 2003] и др.
   В научной литературе, посвященной вопросам пространства и времени как концептуальных структур в культуре и искусстве, существует также система устойчивых признаков и свойств данных категорий. Так, пространство имеет набор существенных характеристик, таких, как:
   – антропоцентричность, отчуждаемость от человека, круговая форма организации, предметность, непрерывность и протяженность (близкое – далекое), ограниченность (закрытое – открытое), направленность (горизонтальное – вертикальное), трехмерность (верх – низ, спереди – сзади, слева – справа), включенность пространства во временное движение [Бабенко, Казарин 2006];
   – протяженность, прерывность и непрерывность, трехмерность; форма, местоположение, расстояние, границы между различными системами [Николина 2003].
   Художественное время также обусловлено рядом характерных признаков:
   – одномерность, непрерывность, необратимость, упорядоченность с одной стороны (для реального времени), с другой – многомерность, прерывность, обратимость, дискретность (для художественного времени) [Николина 2003].
   Отметим, что при всем многообразии предлагаемых и уже сложившихся в науке моделей пространства и времени наиболее устоявшимися и признанными считаются открытые и замкнутые, реальные (географические) и ирреальные (воображаемые, ментальные и т.п.) пространственные модели, циклическая и линейная временные модели. Такие модели пространства и времени отражают два восприятия жизни, обусловленные космологическим (философским) и историческим типами сознания, а также двумя образами, двумя символами мировой культуры в целом: окружностью и прямой, кругом и путем. Так, категории пространства и времени в обозначенных моделях предстают как концептуальные и языковые, шире, по замечанию Л.Н. Михеевой, – как лингвокультурологические, т.е. языковыми средствами выражающие представления о пространстве и времени, сформировавшиеся в сознании человека и в культуре. Значимой представляется мысль о том, что в реальности абсолютное различение пространственных и временных моделей, как «типов сознания, не представляется возможным, поэтому условны как само деление, так и характеристики той и другой модели» [Михеева 2006: 34].
   Все это многообразие пространственных и временных типов, моделей, интерпретаций, набор качественных характеристик свидетельствует о сложности структуры, многогранности и универсальности названных категорий в разных областях научного знания и, наконец, о неподдельном интересе к их феномену, сущности проблемы современных исследователей.

Выводы по главе 1

   Обобщение и систематизация теоретических основ научного знания о природе категорий пространства и времени в данной работе обусловили следующие выводы.
   1. Пространство и время относятся к базовым категориям человеческого мышления, которые по-разному преломляются на различных этапах общественного развития, в различных языковых парадигмах, определяя специфику языковой картины каждой конкретной эпохи в целом, концептуальной системы автора, являясь ее важным фрагментом, в частности.
   2. Проблема авторского лингвоментального существования имеет интегративный характер, который может быть выявлен только при междисциплинарном подходе к ней.
   3. В различных областях современной науки уделяется пристальное внимание изучению проблематики пространства и времени; эти исследования весьма разноплановы как по своим непосредственным целям, так и по методикам и исходным концепциям.
   4. Пространственные и временные признаки тесно взаимосвязаны: понятия хронотопа в литературоведении и континуума в лингвистике текста, которые М.М. Бахтин и И.Р. Гальперин ввели для обозначения единства времени и пространства в структуре художественного текста, применимо и к культуре в целом, способствуют восприятию в ней единства пространственного и временного, между которыми может устанавливаться почти синонимическая связь.
   5. С учетом вышеизложенных теоретических предпосылок и обобщений, имеющегося серьезного научно-практического задела в разработке феномена обозначенных смысловых единиц в данном исследовании пространство и время мы будем понимать как лингвокогнитивные категории, которые включают представления, знания о мироустройстве, месте и роли человека в нем, дают основания для описания и анализа способов их речевого выражения и репрезентации в ткани художественного произведения. Понимаемые таким образом пространство и время могут рассматриваться как своего рода методологическая база интерпретации художественного текста в его структурно-смысловой целостности.

Глава 2.
Категория времени в поэзии М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус

Общие сведения

   Общепринято, что одной из ведущих универсальных категорий художественного текста, наряду с текстовым пространством, является категория художественного времени. Само понятие художественное время как термин было введено в контекст гуманитарного знания Д.С. Лихачевым.
   Вслед за рядом авторов предшествующих исследований и научно-теоретических обобщений по феномену художественного текста [Яковлева 1994; Бабенко, Казарин 2006; Болотнова 2007; Маслова 2007; Михеева 2006; Панова 2003] мы рассматриваем текстовое художественное время как модель воображаемого мира, отражающего реальный и представляющего собой некое преломление сквозь призму авторского сознания и мировосприятия, то есть отличающегося многомерностью и образностью. «Художественное время – это и репрезентация реального времени в различном объеме, масштабе, с различных точек зрения, и своеобразный аспект художественно изображенной действительности, и конструктивный элемент текста» [Бабенко, Казарин 2006: 115].
   Данная глава представляет собой попытку интерпретации текстовой категории худо жественное время в творчестве поэтов Серебряного века, М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус, а также языковых средств и способов ее репрезентации, которые способствуют организации темпорального плана авторских поэтических текстов и определяют их временную перспективу.
   Отметим, что в поэтическом тексте названных авторов специфика его темпоральной организации определяется несколькими аспектами: онтологическим или объективным временем, субъективным временем, обработанным в восприятии и преломленным в сознании автора, психологическим временем лирического «эго», осознанием реального исторического времени, а также грамматическим временем. В этой связи нам представляется необходимым уточнить, какое именно время станет объектом нашего внимания. К примеру, в английском и других некоторых языках индоевропейской языковой семьи (немецком, французском), в отличие от русского, существуют две различные лексемы для описания понятий собственно лингвистического времени и феномена времени переживаемого, времени жизни (lived time). Так, в первом случае мы имеем дело с лексемой tense и понятием грамматического времени, во втором – с лексемой time и понятийным аппаратом, который она содержит. Эта своего рода языковая дихотомия является следствием того, что временные значения, помимо глагольных средств, могут выражаться достаточно разнообразно и с помощью других средств (наречиями, существительными, названиями исторических периодов и дат, указанием относительно точного времени, временными дополнениями и т.п.). Итак, семантическое наполнение (план содержания) понятия время намного шире его сугубо лингвистической (грамматической) природы, то есть время как семантическая категория может быть присуще и глаголу, и имени.
   Таким образом, логично будет заключить, что для нас особый интерес как составляющая концептуальной картины мира М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус будет представлять именно время как time (lived time). Гиппиусовское time воссоздается и актуализируется во многом посредством второго, tense. То есть time – фрагмент гиппиусовской картины мира (план содержания), tense – одно из ведущих средств его реконструкции (план выражения). Так, и Е.С. Яковлева отмечает, что «в тех случаях, когда исследователь ставит перед собой задачу описать время с позиций семантики, а не грамматики, time неминуемо сопровождается какими-то аспектами из сферы tense» [Яковлева 1994: 84].
   Следовательно, построение поэтической временной картины мира М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус будет ориентированным на лексику, семантические описания и их толкования, с учетом специфических средств и способов грамматической и структурной временной репрезентации.
   Способы языковой интерпретации категории времени имеют философскую значимость и отражают специфику авторской лингвоментальности. Информация, включающая жизненный опыт автора текста, существующую в его сознании картину мира, энциклопедические и процедурные знания, подвергается процессу переработки, причем механизм переработки индивидуален. В результате возникает особым образом организованный временной план (плоскость), языковое воплощение которого обусловлено авторским идиостилем.

2.1.
Время и темпоральные лексемы в текстовом поле М.И. Цветаевой

   Как известно, время принадлежит к определяющим категориям человеческого сознания, является одной из составляющих картины мира. Оно (время) не только является важнейшим атрибутом категории бытия, но и отождествляется с бытием по многим аспектам своих проявлений. Многоаспектность категории времени позволяет вычленить физический, философский и лингвистические уровни ее определения. Каждый аспект выносит на первый план свою отправную точку в трактовке данной категории, рассматривая ее под своим углом и по своим собственным законам. Э. Бенвенист выделяет три разновидности времени, четко разграничивая сферы их выражения: физическое время с его непрерывностью и бесконечностью линейного пространства; хронологическое время событий; лингвистическое время, отраженное при помощи языка и его формальных средств.
   В данном разделе попытаемся проследить за тем, как, посредством конкретно каких лексем репрезентируется время в текстовом пространстве М. Цветаевой. При этом сразу подчеркнем некую ограниченность выбора лексем, взятых нами для анализа. Мы сознательно уходим от сверхширокого подхода, который предполагает изучение всех слов, в семной структуре которых содержатся разные оттенки концептов «время», «временной отрезок» и др. Например, нами не анализировались такие слова, как лето, осень, зима, весна, называющие времена года, утро, вечер, ночь и др., номинирующие временные отрезки суток и т.п. Постараемся ответить на вопрос: как экспликация категории темпоральности становится стилеобразующей чертой великого поэта, которая изначально заявила о себе как «вне времени»: Время! Я тебя миную. Понятие времени пронизывает смысл многих слов, но, по нашим наблюдениям, у Марины Цветаевой центром «временного пространства» являются имена существительные. Заранее заявим: не наречия и не глагольные формы, которые должны быть «перенасыщены» темпоральностью по грамматико-функциональным и коммуникативно-прагматическим своим функциям, а имена несут в себе тончайшие оттенки временных типов значений. Объектом нашего внимания стали стихотворения поэта, включенные в сборники 1983, 1988, 1990, 1994 гг., – всего было проанализировано 300 стихотворений, в текстах которых присутствуют слова миг, секунда, минута, час, день, год, век, значение темпоральности в которых способно быть маркером как в непосредственно и объективно физическом, астрономическом, так и субъективно-поэтическом проявлениях.
   Лингвистическое время, на психологической ипостаси которого делают акцент ряд лингвистов, в стихотворениях М. Цветаевой, на первый взгляд, есть отрицание и грамматического, и объективного времени. Вместе с тем, это время носит сугубо субъективный характер, так как базируется не на грамматических, а на логических и психологических измышлениях. Лирический субъект Цветаевой, наделенный суммой свойственных только ему ментальных и психологических характеристик, находится в центре самореализации во времени.
   Как известно, основным способом экспликации темпоральности являются временные формы глаголов. Таким центром речевой самореализации является форма настоящего времени. Освещая идиостилевые черты текстов М. Цветаевой, декларативно заявим: в стихах автора форм настоящего времени глаголов встречается крайне редко. Дуализм категории времени, аккумулирующий в себе две взаимодополняющих и взаимопредполагающих оппозиций объективного и субъективного, в стихах поэта отражается в противопоставлении двух планов: прошедшего и будущего. Причем поэт как бы постоянно находится в споре с будущим и прошлым. Если для большинства других поэтов так называемым «маркером» временного аспекта выступают глагольные формы, для Цветаевой, как мы уже отметили, концептуальное значение имеют имена существительные. Субстанциональность («именность») в языковом сознании поэта именно так начинает доминировать над акциональностью (глагольностью); говоря по-иному, для Цветаевой в временном плане важнее не то, что происходило, происходит и будет происходить, а само это время.
 
Через снега, снега
Слышишь голос, звучавший еще в Эдеме?
Это твоя слуга
С тобой говорит,
Господин мой – время.
 
Минута и час в цветаевских текстах
   Уже в своих первых стихотворениях Марина Цветаева активно обращается к временным лексемам; «В зале», состоящем из 24 строк, таких лексем 5 – это сегодня, минута, ныне, прежде, дни.
   Слово минута употребляется поэтом не в своем основном значении (60 секунд), а во 2-м и 3-м значениях (см. толковые словари): в стихотворении «В зале»:
 
Не медлим!
Минута настала!
 
   Есть у М. Цветаевой и стихотворение, так и названное «Минута» (1923).
 
Минута: минующая: мишень!
О, как я рвусь тот мир оставить,
Где маятники душу рвут,
Где вечностью моею правит
Разминовение минут.
 
   Соседствующие вечность и минута доносят до нас идею разминовения минут, которые ничтожны малы: жизнь проходит где-то в стороне, перемалывая нас в прах, но есть другая минута – это минута чтения данного стихотворения, замечательно звучащего рядом редких музыкально упорядоченных слогов, идеально созвучных и рифмованных.
   Почти во всех ее стихах минута – это короткое мгновение, очень важное для личности. Это точка, которая пришла или вот-вот ожидается, после нее что-то должно произойти.
 
«Иду на несколько минут…»
В работе (хаосом зовут
Бездельники) оставив стол,
Оставив стул – куда ушел?
 
   Слово секунда в своих стихах М.Цветаева использует очень мало. Например, из рассмотренных нами 90 стихотворений данная лексема встретилась всего один раз в «Крысолове»:
 
Не пере – через край!
Даже и в мере знай
Меру: вопрос секунд
Zweiel ist ungesund.
 
   И то, как нам представляется, это слово включено больше для рифмовки немецкому слову ungesund.
   Сверхвысокой частотностью обладает слово час. И дело не только в том, что из временных лексем это слово является самым насыщенным в семантическом плане, многозначным, а в том, что именно час для поэта – это тот рубеж, та планка, которая завершает собой определенный цикл в ее творческой жизни. Марина Цветаева, которая еще в 1914 году писала:
 
Не радует ни утро, ни трамвая
Звенящий бег.
Живу, не видя дня, позабывая
Число и век.
 
   Если для большинства людей жизнь измерялась годами, для Марины Цветаевой, позволим себе заявить, жизнь состояла из часов. Каждый час для поэта – это этап, это веха.
   Час как момент радости и благоговения встречается у поэта очень редко. В стихотворении, посвященном воспоминаниям юности, своей поездки во Францию через Альпы, автор восклицает:
 
Держала мама наши руки,
К нам заглянув на дно души,
О этот час, канун разлуки,
О предзакатный час в Ouchy…
 
   Здесь час ассоциируется с моментом счастья, радости.
   Или:
 
Был час чудотворен и полн…
 
   В стихотворении «Ученик» слово час встречается 8 раз в 5 строфах. Последний куплет:
 
Час ученичества!
Но зрим и ведом
Другой нам свет, – еще заря зажглась.
Благословен ему грядущий следом
Ты – одиночества верховный час.
 
   А в «Час души» лексема эта повторяется рекордное количество раз – 22 употребления, причем каждый раз – это начальная форма, т.е. час как субстанция, час как начало.
 
Есть час Души, как час Луны,
Совы – час, мглы – час, тьмы – Час...
Час Души, как час струны
Давидовой сквозь сны. Сауловы.
В тот час дрожи, Тщета, румяна слой!
Есть час души, как час грозы,
Дитя, и час сей – мой.
 
   В «Луне – лунатику» читаем:
 
В час последнего беспамятства
Не очнись.
В час последнего прозрения
Не прозрей…
В час последнего слияния
Не проверь.
 
   Эта лексема, равнозначная в объеме своей семантической наполненности слову время, использована и в другом, без названия, стихотворении:
 
Есть час на те слова.
Из слуховых глушизн
Высокие права
Выстукивает жизнь.
Жарких самоуправств
Час – и тишайших просьб.
Час безземельных братств.
Час мировых сиротств.
 
   В трагедии «Ариадна» это слово выводится на самую сильную позицию и начинает подряд четыре куплета:
 
В час осыпавшихся весен.
В час раздавшихся расселин -.
В час, как все уже утратил,
В час, как все похоронил.
В час, как розы не приметил,
В час, как сердцем поседел.
 
   Такое единоначалие есть не только своеобразная синтаксическая фигура, это соединение элементов антитезы через метафорическую синонимизацию членов перечислительного ряда звучит как предельная обнаженность времени, парадоксально сближающего несовместимые явления.
   «Излюбленное» поэтом это слово выступает заместителем времени и в другом стихотворении, «Занавес»:
 
Сновиденными зарослями (в высоком
Зале – оторопь разлилась)
Я скрываю героя в борьбе с Роком
Место действия – и – час.
 
   В то же время эта лексема может быть истолкована как феномен «остановленного времени», пассивной субстанции.
   Слово час, имеющее, по данным толковых словарей, 6 разных типов значений, в своем основном (первом) значении «мера времени в 60 минут, а также от полуночи в течение суток» у поэта практически не используется. Час – это время, момент наступления, осуществления чего-либо. «Поезд»:
 
Не в этом коробе женских тел
Ждать смертного часа!
Я хочу, чтобы поезд и пил, и пел:
Смерть – тоже вне класса!
 
   Со вторым значением это слово используется у автора крайне редко:
 
Радость что сахар,
Нету и охаешь,
А завелся как – Через часочек
Сладко, да тошно!
 
   Часочек используется автором уже не только в значении 60 минут, а в одном ряду с год(ом):
 
Чтобы помнил не часочек, не годок
Подарю тебе, дружочек, гребешок.
 
   Или в «Сентябре»:
 
Лишь на час – не боле —
Вся твоя невзгода!
Через ночь неволи белый день свободы.
 
   Или же:
 
Прости меня! Не хотела!
Вопль вспоротого нутра!
Так смертники ждут расстрела
В четвертом часу утра.
 
   Это один из редких примеров, где слово час означает конкретный временный отрезок.
   Так называемый «лексический синкретизм», совмещение архаического и современного значений, проявляется как стилистический маркер и в «поведении» временных лексем. Словоупотреблениями с час(ом) Марина Цветаева показывает, что современное значение слова, сосуществующее с архаичным, может не только принизить, но и возвысить смысл слова, значение которого менялось в языке.
   В «Отцам» звучит гимн высоким, благородным душам, которые прошли, проходят вместе с временем, породившим их. Эти «отцы» навеки остались идеалом для благородного поэта:
 
До последнего часа
Обращенных к звезде —
Уходящая раса,
Спасибо тебе!
 
   В текстах Марины Цветаевой неоднократно встречаются фразеологические неологизмы со словом час («Стоят трещотки и псы соседовы»):
 
Юный месяц идет к полуночи:
Час монахов – и зорких птиц,
Заговорщиков час – и юношей,
Час любовников и убийц.
 
   И в данном отрывке и в приведенном выше «Есть час души, как час Луны…» сочетания со словом час представляют собой торжественно-патетические обороты речи в соответствующем лексическом окружении при общей высокой тональности произведения. Возможно, что эти обороты перефразируют церковнославянские сочетания, называющие церковные службы в честь определенных этапов жизни, смерти и воскресения Иисуса Христа (например, час поруганий и предания распятию, час сошествия святого духа на апостолов и т.п.).
 
А не цедче
Разве только часа
Судного...
В ломоту
Жатв – зачем рождаем?
 
   Вспомним свойство, характерное для картины времени религиозных, богослужебных, в частности, евангельских текстов: это противопоставление земного существования, протекающего во времени, и божественного бытия вне каких-либо временных рамок, вне категории времени. Объединяющим понятием является понятие вечности, а точнее – вечной жизни. В евангельском контексте могла, таким образом, происходить сакрализация ряда временных понятий, так как вневременность неизбежно изображалась с их помощью. У поэта XX века Марины Цветаевой две взаимонаправленные тенденции: конкретизация в обозначении отдельных темпоральных явлений и проявление необходимости маркирования абстрактного понятия. В стихотворении «Седые волосы» временные лексемы, органично переплетаясь с другими словами, в которых значение времени, вечности, бренности, тщетности бытия, образуют некий загадочный круг, несущий в себе две противоположные идеи: великой тщеты и бессмертных сил.
 
Это пеплы сокровищ:
Утрат, обид.
Это пеплы, пред коими
В прах – гранит.
Голубь голый и светлый,
Не живущей четой.
Соломоновы пеплы
Над великой тщетой.
Беззаконного времени
Грозный мел.
Значит, бог в мои двери –
Раз дом сгорел!
Не удушенный в хламе,
Снам и дням господин,
Как отвесное пламя
Дух – из ранних седин!
И не вы меня предали,
Годы, в тыл!
Эта седость – победа
Бессмертных сил.
 
   Иногда слова с темпоральной семантикой у поэта становятся элементами литературной реминисценции образов. Марина Цветаева, хронологические рамки для которой весьма условны и прозрачны, договаривает за своих героинь то, о чем умолчали гениальные ее предшественники-поэты. В стихах «Офелия – Гамлету» и «Офелия – в защиту королевы» автор использует эти же лексемы, придавая им уже несколько иной оттенок:
 
– Не было! – Но встанем в памяти
 
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента