Слуги поднимают капот рояля, чтоб двигатель не грелся. Один из них чистит молоточки и клапаны пастой «Сигнал», другой натирает педали газа и сцепления кожей зомби. Словом, инструмент к запуску готов.
Как и после завтрака, королева-маманя Мелания садится за клавиши. Она не знает гимна каторжников, как и своего собственного, у нее нет партитуры, но Ла Кавале объясняет, что нужно всего лишь вовремя нажимать на клавиши 24,6-бис, 14,11,29,2,8,19-бис, 12,44,39,17, 48 и 30, чтоб не выбиваться из общего звукового потока. Поскольку Мелания мудрая женщина (она недобрала в 1881 году до получения диплома лишь сорок очков, так как не смогла постичь таблицу умножения из-за удаления миндалин и пропустила по слабости здоровья весь год, что часто случается в королевских фамилиях), по причине природного ума и врожденной интеллигентности (по крови) она все быстро схватывает.
Итак, на сцене дуэт Ла Кавале – Берюрье. Отныне человечество делится на две части: первая – та, что присутствует при выступлении эпохального дуэта, и все остальные. Я рекомендую вам примкнуть к остальным!
Стартером служит Ла Кавале. Она испускает сильно-сольное си-бемоль, затем тремоло в той же тональности. И тут, как тракторный двигатель от пускача, вступает Берю. Он изрыгает несколько гласных и умолкает, затем снова дребезжат стекла от надрыва лучшего в мире контральто.
Впечатление сильное – будто спускают воду из старой ванны.
Коронованный народ начинает смеяться, они получают настоящее удовольствие. Но Толстяк плевать на всех хотел. Закрыв глаза, рука об руку с замечательной Ла Кавале, он бурчит, хрипит, срывается на фальцет, выворачивает желудок, вспучивает живот, надрываетс, зеленеет, затем таращит глаза, снова закрывает, при этом у него отрываются пуговицы брюк и лопается прекрасная крахмальная манишка. Вдруг на очередном фа у него изо рта вываливается вставная челюсть и падает на крышку рояля. Аппарат для терзания бифштексов скользит по крышке розового дерева и падает на клавиатуру. И надо же такому случиться, что именно в этот момент Мелания решается стукнуть по клавише, где лежит, от удивления раскрыв лопасти, вставная челюсть. Мамаша королева берет аккорд, и челюсти смыкаются на монаршем пальце. Мелания взвизгивает! Гости, думая, что так задумано по сюжету, кричат от восторга сильнее королевы.
Но Берю не перекричать, он поднимается на пару тонов выше, что вызывает у присутствующих разные чувства и мысли. На эстраде музыканты корчатся в судорогах. Эдгар Слабуш предвидит крупные неприятности в верхах. Что касается Мелании, то она, бедняжка, сосет палец, стараясь утихомирить боль в ревматических суставах, и пропускает двадцать три ноты. Теперь старушка из предосторожности играет только левой рукой, и правильно делает, поскольку челюсть продолжает угрожающе скалиться. Не может же музыкантша вернуться в свое королевство с опухшим или забинтованным пальцем, а еще хуже – с ампутированным. Хоть протезирование в последнее время и сделало значительный скачок по пути прогресса, но нельзя же держать скипетр деревянной рукой.
Но Берю не унять, не остановить. Легче расслышать пук мухи во время землетрясения, чем всякие там фа-диезы Ла Кавале. Она, конечно, старается изо всех сил, пытается обратить на себя внимание, берет такое оглушительное ля, что любая пилорама облилась бы горючими слезами от зависти, но куда там! Разве этого мажорика переорешь? Нужна дивизия тяжелых танков с прогревом двигателей, и то, я вам скажу, – вряд ли!
Берю покрывает все и вся! Он сеет бурю и, как результат, пожинает ветер! (Я не ошибся – просто на кой черт мне кого-то цитировать!) Он в апогее своей вокальной силы, со вздувшимися венами на шее! Ла Кавале пускает петуха, ее знаменитое контральто тут не проходит. Теперь ей придется восстанавливать голос с помощью лишней пары анальных свечей.
Как прекрасен мой Берю в такой момент! Королева Мелания забыла о своем укушенном пальце, о боли в ушах. Она стоически переносит все! Вот такие они, наши королевы! Они умеют страдать втихомолку. Возьмем, к примеру, Марию-Антуанетту. Разве она орала перед тем, как на ее голову свалился механический топор? Нет! И даже потом она ни слова не произнесла! Ни словечка! Молчание – вот в чем достоинство королей!
Наконец мы доходим до припева – пристегните ремни, поем все вместе!
И вот завершающий обвал! Это конец! Короли, королевы, принцы и президенты сидят со слезами умиления на глазах. Они ужасно растроганы! Они долго будут помнить о Франции и знать, что Франция способна на многое!
Глория смеется, держась за бока, и подходит к нам.
– Ну силен ваш товарищ! Я как бы невзначай говорю ей, мило улыбаясь:
– Два типа, которых вы уложили в комнате Экземы, были добропордочными гражданами и простыми телохранителями.
И что вы думаете? Нет ни заламывания рук, ни проклятий, ни хотя бы гримасы конфуза. Вместо этого она смеется еще сильнее. Меня мороз по коже пробирает.
– Ну и что? Они же хотели вас убить, не так ли?
– И это все, что вы можете сказать?
– Но, Тони, дорогой, вы странный человек – белая ворона, честное слово! И потом, телохранителей для того и нанимают, чтобы они подставляли свою шкуру под пули!
Непостижимая женская логика – она не знает границ!
Берю, из-за потери голоса Ла Кавале, приходится заканчивать песню одному Певица надулась, она обещает подать жалобу в профсоюз крикунов. Она больше не любит Толстяка, никогда ему не простит его господство в вокальной сфере
Присутствующие скандируют «браво» и хлопают от души Король Фарук даже поранил руку об алмазный крест на груди Собственно, это можно отнести к профессиональной травме на производстве, поскольку всякий риск при аплодисментах будет покрыт королевской страховкой. Кстати, адрес королевской страховой компании Лондон, Букингемский дворец
Словом, у всех едет крыша Не спеша. Я даже умудряюсь на время забыть, в каком опасном положении мы все находимся, как вдруг...
Глава 17
Как и после завтрака, королева-маманя Мелания садится за клавиши. Она не знает гимна каторжников, как и своего собственного, у нее нет партитуры, но Ла Кавале объясняет, что нужно всего лишь вовремя нажимать на клавиши 24,6-бис, 14,11,29,2,8,19-бис, 12,44,39,17, 48 и 30, чтоб не выбиваться из общего звукового потока. Поскольку Мелания мудрая женщина (она недобрала в 1881 году до получения диплома лишь сорок очков, так как не смогла постичь таблицу умножения из-за удаления миндалин и пропустила по слабости здоровья весь год, что часто случается в королевских фамилиях), по причине природного ума и врожденной интеллигентности (по крови) она все быстро схватывает.
Итак, на сцене дуэт Ла Кавале – Берюрье. Отныне человечество делится на две части: первая – та, что присутствует при выступлении эпохального дуэта, и все остальные. Я рекомендую вам примкнуть к остальным!
Стартером служит Ла Кавале. Она испускает сильно-сольное си-бемоль, затем тремоло в той же тональности. И тут, как тракторный двигатель от пускача, вступает Берю. Он изрыгает несколько гласных и умолкает, затем снова дребезжат стекла от надрыва лучшего в мире контральто.
Впечатление сильное – будто спускают воду из старой ванны.
Коронованный народ начинает смеяться, они получают настоящее удовольствие. Но Толстяк плевать на всех хотел. Закрыв глаза, рука об руку с замечательной Ла Кавале, он бурчит, хрипит, срывается на фальцет, выворачивает желудок, вспучивает живот, надрываетс, зеленеет, затем таращит глаза, снова закрывает, при этом у него отрываются пуговицы брюк и лопается прекрасная крахмальная манишка. Вдруг на очередном фа у него изо рта вываливается вставная челюсть и падает на крышку рояля. Аппарат для терзания бифштексов скользит по крышке розового дерева и падает на клавиатуру. И надо же такому случиться, что именно в этот момент Мелания решается стукнуть по клавише, где лежит, от удивления раскрыв лопасти, вставная челюсть. Мамаша королева берет аккорд, и челюсти смыкаются на монаршем пальце. Мелания взвизгивает! Гости, думая, что так задумано по сюжету, кричат от восторга сильнее королевы.
Но Берю не перекричать, он поднимается на пару тонов выше, что вызывает у присутствующих разные чувства и мысли. На эстраде музыканты корчатся в судорогах. Эдгар Слабуш предвидит крупные неприятности в верхах. Что касается Мелании, то она, бедняжка, сосет палец, стараясь утихомирить боль в ревматических суставах, и пропускает двадцать три ноты. Теперь старушка из предосторожности играет только левой рукой, и правильно делает, поскольку челюсть продолжает угрожающе скалиться. Не может же музыкантша вернуться в свое королевство с опухшим или забинтованным пальцем, а еще хуже – с ампутированным. Хоть протезирование в последнее время и сделало значительный скачок по пути прогресса, но нельзя же держать скипетр деревянной рукой.
Но Берю не унять, не остановить. Легче расслышать пук мухи во время землетрясения, чем всякие там фа-диезы Ла Кавале. Она, конечно, старается изо всех сил, пытается обратить на себя внимание, берет такое оглушительное ля, что любая пилорама облилась бы горючими слезами от зависти, но куда там! Разве этого мажорика переорешь? Нужна дивизия тяжелых танков с прогревом двигателей, и то, я вам скажу, – вряд ли!
Берю покрывает все и вся! Он сеет бурю и, как результат, пожинает ветер! (Я не ошибся – просто на кой черт мне кого-то цитировать!) Он в апогее своей вокальной силы, со вздувшимися венами на шее! Ла Кавале пускает петуха, ее знаменитое контральто тут не проходит. Теперь ей придется восстанавливать голос с помощью лишней пары анальных свечей.
Как прекрасен мой Берю в такой момент! Королева Мелания забыла о своем укушенном пальце, о боли в ушах. Она стоически переносит все! Вот такие они, наши королевы! Они умеют страдать втихомолку. Возьмем, к примеру, Марию-Антуанетту. Разве она орала перед тем, как на ее голову свалился механический топор? Нет! И даже потом она ни слова не произнесла! Ни словечка! Молчание – вот в чем достоинство королей!
Наконец мы доходим до припева – пристегните ремни, поем все вместе!
Монархи восторженно мычат, надрывая глотки. Они, похоже, балдеют от самого сюжета песни.
Эхма, твою мать,
Век свободы не видать,
Каторжники мы-ы-ы!
И вот завершающий обвал! Это конец! Короли, королевы, принцы и президенты сидят со слезами умиления на глазах. Они ужасно растроганы! Они долго будут помнить о Франции и знать, что Франция способна на многое!
Глория смеется, держась за бока, и подходит к нам.
– Ну силен ваш товарищ! Я как бы невзначай говорю ей, мило улыбаясь:
– Два типа, которых вы уложили в комнате Экземы, были добропордочными гражданами и простыми телохранителями.
И что вы думаете? Нет ни заламывания рук, ни проклятий, ни хотя бы гримасы конфуза. Вместо этого она смеется еще сильнее. Меня мороз по коже пробирает.
– Ну и что? Они же хотели вас убить, не так ли?
– И это все, что вы можете сказать?
– Но, Тони, дорогой, вы странный человек – белая ворона, честное слово! И потом, телохранителей для того и нанимают, чтобы они подставляли свою шкуру под пули!
Непостижимая женская логика – она не знает границ!
Берю, из-за потери голоса Ла Кавале, приходится заканчивать песню одному Певица надулась, она обещает подать жалобу в профсоюз крикунов. Она больше не любит Толстяка, никогда ему не простит его господство в вокальной сфере
Присутствующие скандируют «браво» и хлопают от души Король Фарук даже поранил руку об алмазный крест на груди Собственно, это можно отнести к профессиональной травме на производстве, поскольку всякий риск при аплодисментах будет покрыт королевской страховкой. Кстати, адрес королевской страховой компании Лондон, Букингемский дворец
Словом, у всех едет крыша Не спеша. Я даже умудряюсь на время забыть, в каком опасном положении мы все находимся, как вдруг...
Глава 17
Это привычка такая – обожаю заканчивать главу на самом интересном месте. У читателя появляется желание скорее перевернуть страницу или выбросить книгу...
Но действительно, как я только что сказал, вдруг слышится шум, перекрывающий пение нашего соловья Берю. Будто подземный взрыв в шахте. Такое бывает, когда где-нибудь в зале настраивают музыкальную аппаратуру и дуют в микрофон, чтобы попробовать звучание. Обычно в таких случаях с усилением не стесняются, так что у счастливчиков, сидящих в зале, вянут уши.
«Алло! Алло!» – раздается будто с планеты Марс
Берю произносит «квак» и замолкает. Монархи перестают отбивать ладоши, а королева-мать слюнявит палец, укушенный свободолюбивой челюстью.
Мы все поднимаем головы, поскольку голос звучит откуда-то сверху, как всякий уважающий себя сверхъестественный голос.
И тут я обнаруживаю в центре огромной люстры громкоговоритель. Среди хрустальных висюлек динамик почти незаметен, но издает звуки, вызывающие звон подвесок. Граждане присутствующие шушукаются, задают друг другу вопросы типа «Что это такое?» да «Откуда взялось?» Все устремляют взгляды на Окакиса, который вновь впадает в транс. Обиженный невниманием Берю, как всегда кстати, заявляет, что неприлично, мол, затыкать рот певцу, да еще его масштаба. Это все равно что пощекотать эквилибриста под куполом цирка как раз в момент подготовки прыжка через шест. В таких случаях часто бывает смертельный исход. А у теноров может застрять в глотке неосторожно пущенный ре-минор, и тогда он задыхается насмерть, так что и кислородная подушка не поможет.
Но Толстяк не успевает закончить свой монолог, поскольку голос из поднебесья, поражающий воображение своей силой и уверенностью, вновь бьет по барабанным перепонкам.
– Алло! Алло! Пусть все замолчат, сохраняют спокойствие и внимательно слушают, что я скажу!
Пауза. Королева Мелания осеняет себя крестным знамением. Это вообще относится к привилегиям королей и королев – осенять всех крестным знамением, особенно если имеется крест под рукой.
– Что это все, в конце концов, значит? – вскрикивает Окакис. – Кто тут установил динамик?
Вновь звучит голос:
– Господин Окакис, подойдите к чаше с цветами в углу салона за статуей Дианы. Внутри вы найдете микрофон, возьмите его, тогда нам будет легче общаться друг с другом.
Но любопытная ситуация, дорогие мои, – гостей это абсолютно не колышет. Наоборот, они находят такой оборот событий забавным, думая, что речь идет об очередном розыгрыше, фарсе – словом, гвозде программы! Они с удовольствием устраиваются поудобнее в ожидании продолжения спектакля. Только у троих присутствующих ощущается некоторая слабость в коленках: Глории, Окакиса и вашего покорного слуги. Они-то как раз понимают всю серьезность положения. Во всяком случае, им наконец удастся узнать (кстати, вам тоже) развязку всей истории.
Окакис спешит в указанное с небес место и действительно находит микрофон. Он берет его дрожащей рукой и, как неопытный певец-любитель, подносит ко рту:
– В чем дело?
– Господин Окакис собственной персоной? – вопрошает голос.
– Да, – неуверенно произносит лишенный судов судовладелец.
– Очень рад вас слышать, господин Окакис. Организация «Зет» шлет вам свои наилучшие пожелания.
– Что за шутки? – взвизгивает грек.
– Вы сейчас быстро поймете, что мы вовсе не шутим!
– Кто вы?
– Разве вы не слышали? Я же вам сказал – организация «Зет».
– Где вы?
– На борту подводной лодки примерно в трехстах метрах от вашего причала. Если вы посмотрите в нашу сторону, то в ярком свете луны легко нас увидите и поймете, что я не лгу.
Толпа снимается с места и устремляется на террасу. Признаюсь, поскольку обещал вам рассказывать все начистоту, я тоже бегу вместе со всеми.
И правда, в море на рейде виднеется темная масса, по очертаниям очень похожая на субмарину. Да, собственно, так и есть, поскольку бортовые огни в рубке и по корпусу не дадут спутать такое судно ни с чем другим.
Голос, выдержав паузу, вновь обращается к присутствующим:
– Позволю себе выразить искреннее уважение к столь высокому обществу. В бинокль я вижу короля Фарука, господина Бипланна, его величество Омона Бам-Тама, а также других знаменитых особ. Теперь возвращайтесь на свои места.
Невозможно поверить, но этот резкий голос с призвуком металла, усиленный с помощью электроники, обладает большой гипнотической силой.
– Господин Окакис, – вновь льется сквозь хрусталь люстры, – прошу вас, вас лично и ваших знатных гостей, выслушать сейчас мои объяснения. В 1945 году подводная лодка военно-морского флота США на своем борту несла атомную бомбу для доставки на одну из баз в Тихом океане. Бомба была предназначена для наших новых японских друзей. Это я говорю специально для вашего гостя его превосходительства Нету Метро Киото. (Тут голос умолкает и слышится идиотское хмыканье.)
Вот теперь до гостей наконец доходит, что это не шутка и не розыгрыш, и они бледнеют за рекордно короткий срок. Чтобы получить такой быстрый результат, понадобилось бы несколько тонн самого эффективного отбеливателя.
Голос прокашливается, при этом слушатели вынуждены зажимать ушные раковины чем придется. Затем продолжает:
– Подводная лодка была подбита недалеко от Кокпинока японским крейсером. Пущенная с корабля торпеда попала в корпус, и лодка затонула. Следующей ночью лодка вновь всплыла благодаря мужеству и воле экипажа, задраившего пробоину в балласте... Однако подводная лодка была слишком повреждена, чтобы продолжать путь, поэтому командир дал приказ бросить якорь у атолла и захоронить атомную бомбу среди кораллов, что и было исполнено... (Вновь пауза, во время которой мы слышим характерное бульканье и отрыжку, усиленную динамиком, поскольку наш невидимый диктор решил промочить себе горло.) Надеюсь, вам все ясно из сказанного? Тогда я, с вашего позволения, продолжу. Так вот, бомбу спрятали на острове, и лодка с трудом пошла к эквадорским берегам. Но, увы, ей не суждено было дойти до порта, поскольку другая подводная лодка, на этот раз немецкая, торпедировала ее рано утром.следующего дня. Все члены экипажа погибли, за исключением одного... Я являюсь тем спасшимся членом экипажа. Вместе с мятежными матросами, поднявшимися против нынешнего общества, мы образовали организацию «Зет».
Голос умолкает. Среди приунывших слушателей начинается тихий ропот. Господин Педе хнычет, Эдгар Слабуш просит соединить его со своим правительством, королеве Мелании срочно требуется возвратиться домой, а генерал фон Дряхлер потирает ручонки при мысли о том, что именно немецкая подлодка потопила ту проклятую субмарину.
Толстяк, забыв об осторожности, подходит ко мне и спрашивает:
– Это что, бред или как?
– Боюсь, что нет, Толстяк.
– Полагаю, самые умные из вас уже поняли, о чем идет речь, – вновь гудит голос. – Вам пришла в голову не слишком удачная идея, господин Окакис, построить свой дворец из «Тысячи и одной ночи» на этом острове. (Снова прокашливание, так что из люстры с красивым звоном сыплются хрустальные подвески...) Все, кто слышит меня, сосредоточьтесь и не впадайте в истерику. Сейчас я сообщу вам главное. В настоящий момент вы все находитесь над атомной бомбой. Мощность ее не меньше той, что была сброшена на Хиросиму. В течение долгих месяцев под покровом ночи мы, со своей стороны, также готовились к приему. Но по-своему! Господин Окакис, это будет самым большим фейерверком, поскольку мы заминировали бомбу и установили взрыватель с дистанционным управлением, поэтому можем взорвать ее с большого расстояния.
Вопль пробегает по нашим рядам, будто на стадионе, когда из тоннеля на дорожку выскакивают марафонцы.
Слабонервная Алоха Келебатуза падает в обморок. Ла Кавале ищет глазами диван пошире, чтобы сделать то же самое. Господин Педе прижимает к груди свою высохшую бабушку, давно потерявшую нить происходящего, и кричит о своем нежелании отдавать Богу душу за просто так, у него-де слишком высокий пост, чтобы позволить себе подобные шутки, не говоря уже о связях в высших сферах и паре долматинов дома, которые без своего хозяина помрут от тоски.
– Спокойно! Спокойно! – призывает громкоговоритель. – Послушайте меня! Если мы взорвем бомбу, то остров будет буквально стерт с лица земли. Не будет ни вас, ни шикарной обстановки, которая вас окружает. Бежать вам тоже не удастся, поскольку в вашем распоряжении осталось лишь несколько маленьких лодочек, на которых мы испортили моторы. А на веслах вам понадобится не меньше суток, чтобы достаточно удалиться от эпицентра взрыва... Итак, если не договоримся, то ровно через сорок пять минут мы нажимаем на кнопку и остров прекращает свое существование.
Это называется разогреть атолл, как говаривали в эпоху ядерного испытания на атолле Бикини. Грустное дело, честно говоря! Думайте что хотите, но осознавать себя сидящим задницей на атомной бомбе не очень весело. Вот вам, пожалуйста, и новая ситуация. Если б я хоть на секунду мог представить, что со мной такое случится! Поспешно пытаюсь ухватиться за малейшую надежду, повторяя про себя, что, наверное, это чья-то чудовищная шутка, фарс! Но мой природный ум уверяет меня в обратном. Параллельно со строительными работами проводились и другие, и обнаруженный на дне труп интенданта в сетке-рабице служит тому доказательством! Ящики, найденные на дне, очевидно, не что иное, как звуковое оборудование, обеспечивающее работу микрофонов, тайно установленных прямо в зале приемов. Вы подумайте только, подводная лодка! Мощь организации
«Зет» приведет в трепет кого угодно!
Нервозность достигает своего апогея. Все кричат, плачут, умоляют, протестуют, угрожают, сквернословят и выкрикивают: мол, я принц, я королева, я богат, я генерал, а я просто светлость, аристократ или звезда! И никто из них не хочет отправляться к благородным праотцам. Есть такие, кто предлагает немедленно поднять восстание, бороться и не сдаваться, а некоторые советуют вступить в переговоры с противником, обвести врага вокруг пальца, заставить отступить или перековаться в мирных граждан. Слабаки рвутся утопиться, амбициозные – возвыситься. Одни затягивают «Отче наш», другие грозят кулаком в горизонт, уверяя, что «им это так просто не пройдет!». Каждый за себя и сам по себе в общем бедламе. Но нависшая катастрофа скоро объединяет всех в какофонический хор: протестанты и католики, мусульмане и израелиты (из элиты), буддисты, ученики Конфуция, страдающие за Далай-ламу печенью, запорами, простатитом, литературным поносом, европейцы и вегетарианцы. Нестройный хор империи страха! Паника среди крыс тонущего корабля! Свергнутые со своих тронов через черный ход монархи всех мастей чувствуют себя брошенными, отвергнутыми, бредущими в страшном болоте с задранными штанинами. Конец династиям, господа! Голубая кровь свертывается, как и всякая другая. Если эта проклятая бомба чихнет, сливки вселенной и их услужливые рабы моментально объединятся в форме одного атомного гриба.
Я смотрю на Антигону. Уткнувшись лицом в мой смокинг, она дрожит, как птенчик, которому показывают мультфильмы «Том и Джерри». Глория в задумчивости закуривает сигарету – она обмозговывает свою дальнейшую карьеру спец агента. Я подмигиваю ей и говорю:
– Зато мы теперь знаем, что к чему, а, куколка?
Что касается Берю, то он находит момент вполне подходящим, чтобы налить себе большой бокал шампанского. Пьет с шумом спускаемой в унитазе воды, затем громко отделывается от излишнего углекислого газа и так же громко заявляет, как всегда к месту:
– Господа и дамы, похоже, морская прогулка их величеств закончится на облаках! – Потом радостно улыбается и развивает свою демократическую мысль: – Хорошо бы, эти облака пролились дождем на Париж! Тогда бы вновь зацвела резеда в садах!
Некоторое время голос молчит, давая возможность коллективным страстям во дворце как следует накалиться.
Несчастный Окакис хватает микрофон и кричит:
– Но что вы от нас хотите? Снова с треском включается громкоговоритель, и усиленный киловаттами голос изрекает:
– Мы как раз собирались вам это сказать, господин Окакис. Но вам придется прибыть к нам на борт... В точности следуйте нашим инструкциям. Возьмите лодку в порту и гребите к нам. Пусть вас сопровождает или ваша жена, или кто-либо из ваших детей. Не пытайтесь предпринимать самостоятельных действий, потому что мы будем за вами следить. На вас будет направлен прожектор, а заодно и пулемет. Один неверный шаг – и мы будем стрелять.
– Да что вам от меня нужно?
– Когда подниметесь к нам на борт, мы обязательно сообщим вам об этом. Немедленно исполняйте то, что я вам сказал. Если все пройдет хорошо и мы будем удовлетворены, бомба взорвана не будет! Все!
И динамик с треском отключается. Окакис выпускает из рук микрофон и в отчаянии плюхается в кресло.
– Это ужасно, это безумие! – стонет он. Я подхожу к нему.
– Сделайте, как они просят.
Все хором душевно настаивают на том же:
– Да, да, поезжайте к ним! Сломленный судовладелец поднимается.
– Но они потребовали от меня взять с собой жену или одного из моих детей... – Он озирается вокруг, глаза безумные. – Где Экзема?
– У постели вашего сына, – говорю я быстро. – Возьмите с собой Антигону!
– Да, отец, – подхватывает милое дитя, к которому, похоже, вернулась природная энергия, – я поеду с вами!
Окакис глубоко вздыхает и выходит, держась за руку своей дочери. Я следую за ними, подав знак Берю и Глории сделать то же самое. Мне не хочется разговаривать в комнате, поскольку там, возможно, установлены подслушивающие микрофоны.
Мы проходим несколько десятков метров в направлении порта. Дойдя до лужайки, я останавливаю свою группу решительным жестом.
– Будем держать совет! – объявляю я. Окакис смотрит на меня, будто лунатик, неожиданно разбуженный в тот момент, когда он залез на печную трубу.
– Слушайте меня все, – говорю я. – Существует вероятность, что история с атомной бомбой сплошной блеф, но надеяться на это было бы избыточным оптимизмом. Я скорее склонен поверить нашим противникам. Более того, подозреваю, что, если вы согласитесь на их требования, вот тут-то они как раз и взорвут остров.
– Почему вы так думаете? – пугается милая Антигона.
– Сами подумайте! Они же не могут позволить себе роскошь оставить в живых хоть одного свидетеля. Человек, голос которого мы слышали, говорил, что он единственный уцелевший после потопления американской подлодки. И его имя легко вычислить. Опять же, подлодка не иголка в стоге сена – против нее будут брошены все военно-морские силы мира. Поэтому, чтобы успешно провести операцию, им нужно идти до конца. Выхода нет: нам тоже необходимо идти на риск. Мой план таков: господин Окакис со своей дочерью последует к ним на борт. Я отправлюсь туда же. Глория пожимает плечами.
– Вы разве не слышали? Они же сказали...
– Я буду в воде, – обрываю я, – за кормой лодки, на которой поплывет наш хозяин. Когда лодка подойдет к субмарине, спрячусь под днищем. Ну а дальше по обстоятельствам.
Я вынимаю из кармана пистолет Глории.
– Хорошо бы защитить его от соленой воды. Для этого мне нужен какой-нибудь непромокаемый пакет...
– Может быть, подойдет плексигласовый чехол от моей подводной кинокамеры? – предлагает Антигона.
– Было бы замечательно.
Она бросается к дому, но я ее останавливаю.
– Антигона, счастье мое, пройдите через кухню и попросите слуг приготовить вам вантузы для прочистки раковин. Принесите все, что найдете.
Она одновременно широко открывает глаза и рот, так как вопрос чуть не срывается с ее губ, но воздерживается от интервью и убегает.
Мне кажется, мое хладнокровие и решительность немного успокаивают папашу Окакиса.
– Боже мой, ну и приключение! – вздыхает он.
– Это верно, – соглашаюсь я, – но, если нам удастся вырваться, будет что вспомнить в более подходящей обстановке.
– То, что вы задумали, обречено на провал, – произносит Глория.
– Спасибо за поддержку, – кланяюсь я. – Но не стоит каркать заранее! В нашей тупиковой ситуации единственная надежда как раз на невозможное!
Толстяк, находившийся в раздумьях в течение некоторого времени, грозно прикрикивает на мою невесту:
– Если Сан-А взялся за дело, то, будьте уверены, проблема решается как положено, мадемуазель Мисс! – Затем, повернувшись ко мне, спрашивает: – А Берю чем будет заниматься?
– Сейчас скажу. По моему мнению, организация «Зет» не может запустить свою адскую машину, не имея на острове соучастников.
– Я тоже об этом думал, – встревает Окакис.
Глория качает головой.
– Если бы были соучастники, то зачем понадобилось вызывать господина Окакиса на борт подлодки? Соучастники могли бы вести переговоры непосредственно.
Я не могу сдержаться, чтобы не отвесить ей кривую усмешку.
– Что у вас в голове, моя милая? Чему только в ваших шпионских школах учат? Чему угодно, но только не шевелить мозгами! Посудите сами. если бы сообщники как-нибудь проявились, мы бы их схватили и могли нейтрализовать – нас ведь в любом случае больше! Тогда бы их план был обречен на провал: они не смогли бы взорвать бомбу, да и не стали бы этого делать, когда на острове находятся их люди! Нет, они здорово продумали свои действия, поэтому общаются с нами на расстоянии!
– Сдаюсь, вы правы, Сан-Антонио! – побеждено признает Глория. И, повернувшись к Окакису, добавляет: – Я начинаю думать, что вы поступили очень предусмотрительно, когда решили призвать на помощь этого супер-легавого, господин Окакис!
Толстяк, которому ничего не досталось от преждевременных комплиментов, решает напомнить о себе.
– Эй, граждане, – грохочет Его Округлое Величество, – потом будете лизать друг другу задницы. Я повторяю свой вопрос: что буду делать я, пока ты пойдешь принимать ночные морские ванны?
– Слушай, Толстяк, по-моему, они спланировали свои действия следующим образом: Окакис поднимется на борт, они потребуют выкуп и оставят Антигону в качестве заложницы, пока он не вернется. За это время сообщники покинут остров. Так вот тебе и Глории во что бы то ни стало нужно их задержать. Разделитесь, чтобы выиграть время, и идите по берегу каждый в свою сторону. Если заметите причаленную в скалах лодку, спрячьтесь и ждите, пока они не придут Обязательно возьмите с собой оружие Если лодок не обнаружите, срочно возвращайтесь в порт, поскольку они наверняка воспользуются теми лодками, что причалены здесь Все сно?
– На все сто! – потирая руки, заявляет счастливый Берю. – Наконец-то хоть какое-то действие! Я вам откровенно скажу если кто из них попадется мне в руки, то потом долго будет мучиться зубной болью!
– Начинайте сейчас же! Но сначала потихоньку возьмите оружие, чтобы не спугнуть сообщников И вперед, за дело!
– Слушаюсь, патрон! – клоунски вытягивает руки по швам Глория Окакис шепчет
– Если вы вдруг увидите мою жену, скажите, пусть она не беспокоится!
Но действительно, как я только что сказал, вдруг слышится шум, перекрывающий пение нашего соловья Берю. Будто подземный взрыв в шахте. Такое бывает, когда где-нибудь в зале настраивают музыкальную аппаратуру и дуют в микрофон, чтобы попробовать звучание. Обычно в таких случаях с усилением не стесняются, так что у счастливчиков, сидящих в зале, вянут уши.
«Алло! Алло!» – раздается будто с планеты Марс
Берю произносит «квак» и замолкает. Монархи перестают отбивать ладоши, а королева-мать слюнявит палец, укушенный свободолюбивой челюстью.
Мы все поднимаем головы, поскольку голос звучит откуда-то сверху, как всякий уважающий себя сверхъестественный голос.
И тут я обнаруживаю в центре огромной люстры громкоговоритель. Среди хрустальных висюлек динамик почти незаметен, но издает звуки, вызывающие звон подвесок. Граждане присутствующие шушукаются, задают друг другу вопросы типа «Что это такое?» да «Откуда взялось?» Все устремляют взгляды на Окакиса, который вновь впадает в транс. Обиженный невниманием Берю, как всегда кстати, заявляет, что неприлично, мол, затыкать рот певцу, да еще его масштаба. Это все равно что пощекотать эквилибриста под куполом цирка как раз в момент подготовки прыжка через шест. В таких случаях часто бывает смертельный исход. А у теноров может застрять в глотке неосторожно пущенный ре-минор, и тогда он задыхается насмерть, так что и кислородная подушка не поможет.
Но Толстяк не успевает закончить свой монолог, поскольку голос из поднебесья, поражающий воображение своей силой и уверенностью, вновь бьет по барабанным перепонкам.
– Алло! Алло! Пусть все замолчат, сохраняют спокойствие и внимательно слушают, что я скажу!
Пауза. Королева Мелания осеняет себя крестным знамением. Это вообще относится к привилегиям королей и королев – осенять всех крестным знамением, особенно если имеется крест под рукой.
– Что это все, в конце концов, значит? – вскрикивает Окакис. – Кто тут установил динамик?
Вновь звучит голос:
– Господин Окакис, подойдите к чаше с цветами в углу салона за статуей Дианы. Внутри вы найдете микрофон, возьмите его, тогда нам будет легче общаться друг с другом.
Но любопытная ситуация, дорогие мои, – гостей это абсолютно не колышет. Наоборот, они находят такой оборот событий забавным, думая, что речь идет об очередном розыгрыше, фарсе – словом, гвозде программы! Они с удовольствием устраиваются поудобнее в ожидании продолжения спектакля. Только у троих присутствующих ощущается некоторая слабость в коленках: Глории, Окакиса и вашего покорного слуги. Они-то как раз понимают всю серьезность положения. Во всяком случае, им наконец удастся узнать (кстати, вам тоже) развязку всей истории.
Окакис спешит в указанное с небес место и действительно находит микрофон. Он берет его дрожащей рукой и, как неопытный певец-любитель, подносит ко рту:
– В чем дело?
– Господин Окакис собственной персоной? – вопрошает голос.
– Да, – неуверенно произносит лишенный судов судовладелец.
– Очень рад вас слышать, господин Окакис. Организация «Зет» шлет вам свои наилучшие пожелания.
– Что за шутки? – взвизгивает грек.
– Вы сейчас быстро поймете, что мы вовсе не шутим!
– Кто вы?
– Разве вы не слышали? Я же вам сказал – организация «Зет».
– Где вы?
– На борту подводной лодки примерно в трехстах метрах от вашего причала. Если вы посмотрите в нашу сторону, то в ярком свете луны легко нас увидите и поймете, что я не лгу.
Толпа снимается с места и устремляется на террасу. Признаюсь, поскольку обещал вам рассказывать все начистоту, я тоже бегу вместе со всеми.
И правда, в море на рейде виднеется темная масса, по очертаниям очень похожая на субмарину. Да, собственно, так и есть, поскольку бортовые огни в рубке и по корпусу не дадут спутать такое судно ни с чем другим.
Голос, выдержав паузу, вновь обращается к присутствующим:
– Позволю себе выразить искреннее уважение к столь высокому обществу. В бинокль я вижу короля Фарука, господина Бипланна, его величество Омона Бам-Тама, а также других знаменитых особ. Теперь возвращайтесь на свои места.
Невозможно поверить, но этот резкий голос с призвуком металла, усиленный с помощью электроники, обладает большой гипнотической силой.
– Господин Окакис, – вновь льется сквозь хрусталь люстры, – прошу вас, вас лично и ваших знатных гостей, выслушать сейчас мои объяснения. В 1945 году подводная лодка военно-морского флота США на своем борту несла атомную бомбу для доставки на одну из баз в Тихом океане. Бомба была предназначена для наших новых японских друзей. Это я говорю специально для вашего гостя его превосходительства Нету Метро Киото. (Тут голос умолкает и слышится идиотское хмыканье.)
Вот теперь до гостей наконец доходит, что это не шутка и не розыгрыш, и они бледнеют за рекордно короткий срок. Чтобы получить такой быстрый результат, понадобилось бы несколько тонн самого эффективного отбеливателя.
Голос прокашливается, при этом слушатели вынуждены зажимать ушные раковины чем придется. Затем продолжает:
– Подводная лодка была подбита недалеко от Кокпинока японским крейсером. Пущенная с корабля торпеда попала в корпус, и лодка затонула. Следующей ночью лодка вновь всплыла благодаря мужеству и воле экипажа, задраившего пробоину в балласте... Однако подводная лодка была слишком повреждена, чтобы продолжать путь, поэтому командир дал приказ бросить якорь у атолла и захоронить атомную бомбу среди кораллов, что и было исполнено... (Вновь пауза, во время которой мы слышим характерное бульканье и отрыжку, усиленную динамиком, поскольку наш невидимый диктор решил промочить себе горло.) Надеюсь, вам все ясно из сказанного? Тогда я, с вашего позволения, продолжу. Так вот, бомбу спрятали на острове, и лодка с трудом пошла к эквадорским берегам. Но, увы, ей не суждено было дойти до порта, поскольку другая подводная лодка, на этот раз немецкая, торпедировала ее рано утром.следующего дня. Все члены экипажа погибли, за исключением одного... Я являюсь тем спасшимся членом экипажа. Вместе с мятежными матросами, поднявшимися против нынешнего общества, мы образовали организацию «Зет».
Голос умолкает. Среди приунывших слушателей начинается тихий ропот. Господин Педе хнычет, Эдгар Слабуш просит соединить его со своим правительством, королеве Мелании срочно требуется возвратиться домой, а генерал фон Дряхлер потирает ручонки при мысли о том, что именно немецкая подлодка потопила ту проклятую субмарину.
Толстяк, забыв об осторожности, подходит ко мне и спрашивает:
– Это что, бред или как?
– Боюсь, что нет, Толстяк.
– Полагаю, самые умные из вас уже поняли, о чем идет речь, – вновь гудит голос. – Вам пришла в голову не слишком удачная идея, господин Окакис, построить свой дворец из «Тысячи и одной ночи» на этом острове. (Снова прокашливание, так что из люстры с красивым звоном сыплются хрустальные подвески...) Все, кто слышит меня, сосредоточьтесь и не впадайте в истерику. Сейчас я сообщу вам главное. В настоящий момент вы все находитесь над атомной бомбой. Мощность ее не меньше той, что была сброшена на Хиросиму. В течение долгих месяцев под покровом ночи мы, со своей стороны, также готовились к приему. Но по-своему! Господин Окакис, это будет самым большим фейерверком, поскольку мы заминировали бомбу и установили взрыватель с дистанционным управлением, поэтому можем взорвать ее с большого расстояния.
Вопль пробегает по нашим рядам, будто на стадионе, когда из тоннеля на дорожку выскакивают марафонцы.
Слабонервная Алоха Келебатуза падает в обморок. Ла Кавале ищет глазами диван пошире, чтобы сделать то же самое. Господин Педе прижимает к груди свою высохшую бабушку, давно потерявшую нить происходящего, и кричит о своем нежелании отдавать Богу душу за просто так, у него-де слишком высокий пост, чтобы позволить себе подобные шутки, не говоря уже о связях в высших сферах и паре долматинов дома, которые без своего хозяина помрут от тоски.
– Спокойно! Спокойно! – призывает громкоговоритель. – Послушайте меня! Если мы взорвем бомбу, то остров будет буквально стерт с лица земли. Не будет ни вас, ни шикарной обстановки, которая вас окружает. Бежать вам тоже не удастся, поскольку в вашем распоряжении осталось лишь несколько маленьких лодочек, на которых мы испортили моторы. А на веслах вам понадобится не меньше суток, чтобы достаточно удалиться от эпицентра взрыва... Итак, если не договоримся, то ровно через сорок пять минут мы нажимаем на кнопку и остров прекращает свое существование.
Это называется разогреть атолл, как говаривали в эпоху ядерного испытания на атолле Бикини. Грустное дело, честно говоря! Думайте что хотите, но осознавать себя сидящим задницей на атомной бомбе не очень весело. Вот вам, пожалуйста, и новая ситуация. Если б я хоть на секунду мог представить, что со мной такое случится! Поспешно пытаюсь ухватиться за малейшую надежду, повторяя про себя, что, наверное, это чья-то чудовищная шутка, фарс! Но мой природный ум уверяет меня в обратном. Параллельно со строительными работами проводились и другие, и обнаруженный на дне труп интенданта в сетке-рабице служит тому доказательством! Ящики, найденные на дне, очевидно, не что иное, как звуковое оборудование, обеспечивающее работу микрофонов, тайно установленных прямо в зале приемов. Вы подумайте только, подводная лодка! Мощь организации
«Зет» приведет в трепет кого угодно!
Нервозность достигает своего апогея. Все кричат, плачут, умоляют, протестуют, угрожают, сквернословят и выкрикивают: мол, я принц, я королева, я богат, я генерал, а я просто светлость, аристократ или звезда! И никто из них не хочет отправляться к благородным праотцам. Есть такие, кто предлагает немедленно поднять восстание, бороться и не сдаваться, а некоторые советуют вступить в переговоры с противником, обвести врага вокруг пальца, заставить отступить или перековаться в мирных граждан. Слабаки рвутся утопиться, амбициозные – возвыситься. Одни затягивают «Отче наш», другие грозят кулаком в горизонт, уверяя, что «им это так просто не пройдет!». Каждый за себя и сам по себе в общем бедламе. Но нависшая катастрофа скоро объединяет всех в какофонический хор: протестанты и католики, мусульмане и израелиты (из элиты), буддисты, ученики Конфуция, страдающие за Далай-ламу печенью, запорами, простатитом, литературным поносом, европейцы и вегетарианцы. Нестройный хор империи страха! Паника среди крыс тонущего корабля! Свергнутые со своих тронов через черный ход монархи всех мастей чувствуют себя брошенными, отвергнутыми, бредущими в страшном болоте с задранными штанинами. Конец династиям, господа! Голубая кровь свертывается, как и всякая другая. Если эта проклятая бомба чихнет, сливки вселенной и их услужливые рабы моментально объединятся в форме одного атомного гриба.
Я смотрю на Антигону. Уткнувшись лицом в мой смокинг, она дрожит, как птенчик, которому показывают мультфильмы «Том и Джерри». Глория в задумчивости закуривает сигарету – она обмозговывает свою дальнейшую карьеру спец агента. Я подмигиваю ей и говорю:
– Зато мы теперь знаем, что к чему, а, куколка?
Что касается Берю, то он находит момент вполне подходящим, чтобы налить себе большой бокал шампанского. Пьет с шумом спускаемой в унитазе воды, затем громко отделывается от излишнего углекислого газа и так же громко заявляет, как всегда к месту:
– Господа и дамы, похоже, морская прогулка их величеств закончится на облаках! – Потом радостно улыбается и развивает свою демократическую мысль: – Хорошо бы, эти облака пролились дождем на Париж! Тогда бы вновь зацвела резеда в садах!
Некоторое время голос молчит, давая возможность коллективным страстям во дворце как следует накалиться.
Несчастный Окакис хватает микрофон и кричит:
– Но что вы от нас хотите? Снова с треском включается громкоговоритель, и усиленный киловаттами голос изрекает:
– Мы как раз собирались вам это сказать, господин Окакис. Но вам придется прибыть к нам на борт... В точности следуйте нашим инструкциям. Возьмите лодку в порту и гребите к нам. Пусть вас сопровождает или ваша жена, или кто-либо из ваших детей. Не пытайтесь предпринимать самостоятельных действий, потому что мы будем за вами следить. На вас будет направлен прожектор, а заодно и пулемет. Один неверный шаг – и мы будем стрелять.
– Да что вам от меня нужно?
– Когда подниметесь к нам на борт, мы обязательно сообщим вам об этом. Немедленно исполняйте то, что я вам сказал. Если все пройдет хорошо и мы будем удовлетворены, бомба взорвана не будет! Все!
И динамик с треском отключается. Окакис выпускает из рук микрофон и в отчаянии плюхается в кресло.
– Это ужасно, это безумие! – стонет он. Я подхожу к нему.
– Сделайте, как они просят.
Все хором душевно настаивают на том же:
– Да, да, поезжайте к ним! Сломленный судовладелец поднимается.
– Но они потребовали от меня взять с собой жену или одного из моих детей... – Он озирается вокруг, глаза безумные. – Где Экзема?
– У постели вашего сына, – говорю я быстро. – Возьмите с собой Антигону!
– Да, отец, – подхватывает милое дитя, к которому, похоже, вернулась природная энергия, – я поеду с вами!
Окакис глубоко вздыхает и выходит, держась за руку своей дочери. Я следую за ними, подав знак Берю и Глории сделать то же самое. Мне не хочется разговаривать в комнате, поскольку там, возможно, установлены подслушивающие микрофоны.
Мы проходим несколько десятков метров в направлении порта. Дойдя до лужайки, я останавливаю свою группу решительным жестом.
– Будем держать совет! – объявляю я. Окакис смотрит на меня, будто лунатик, неожиданно разбуженный в тот момент, когда он залез на печную трубу.
– Слушайте меня все, – говорю я. – Существует вероятность, что история с атомной бомбой сплошной блеф, но надеяться на это было бы избыточным оптимизмом. Я скорее склонен поверить нашим противникам. Более того, подозреваю, что, если вы согласитесь на их требования, вот тут-то они как раз и взорвут остров.
– Почему вы так думаете? – пугается милая Антигона.
– Сами подумайте! Они же не могут позволить себе роскошь оставить в живых хоть одного свидетеля. Человек, голос которого мы слышали, говорил, что он единственный уцелевший после потопления американской подлодки. И его имя легко вычислить. Опять же, подлодка не иголка в стоге сена – против нее будут брошены все военно-морские силы мира. Поэтому, чтобы успешно провести операцию, им нужно идти до конца. Выхода нет: нам тоже необходимо идти на риск. Мой план таков: господин Окакис со своей дочерью последует к ним на борт. Я отправлюсь туда же. Глория пожимает плечами.
– Вы разве не слышали? Они же сказали...
– Я буду в воде, – обрываю я, – за кормой лодки, на которой поплывет наш хозяин. Когда лодка подойдет к субмарине, спрячусь под днищем. Ну а дальше по обстоятельствам.
Я вынимаю из кармана пистолет Глории.
– Хорошо бы защитить его от соленой воды. Для этого мне нужен какой-нибудь непромокаемый пакет...
– Может быть, подойдет плексигласовый чехол от моей подводной кинокамеры? – предлагает Антигона.
– Было бы замечательно.
Она бросается к дому, но я ее останавливаю.
– Антигона, счастье мое, пройдите через кухню и попросите слуг приготовить вам вантузы для прочистки раковин. Принесите все, что найдете.
Она одновременно широко открывает глаза и рот, так как вопрос чуть не срывается с ее губ, но воздерживается от интервью и убегает.
Мне кажется, мое хладнокровие и решительность немного успокаивают папашу Окакиса.
– Боже мой, ну и приключение! – вздыхает он.
– Это верно, – соглашаюсь я, – но, если нам удастся вырваться, будет что вспомнить в более подходящей обстановке.
– То, что вы задумали, обречено на провал, – произносит Глория.
– Спасибо за поддержку, – кланяюсь я. – Но не стоит каркать заранее! В нашей тупиковой ситуации единственная надежда как раз на невозможное!
Толстяк, находившийся в раздумьях в течение некоторого времени, грозно прикрикивает на мою невесту:
– Если Сан-А взялся за дело, то, будьте уверены, проблема решается как положено, мадемуазель Мисс! – Затем, повернувшись ко мне, спрашивает: – А Берю чем будет заниматься?
– Сейчас скажу. По моему мнению, организация «Зет» не может запустить свою адскую машину, не имея на острове соучастников.
– Я тоже об этом думал, – встревает Окакис.
Глория качает головой.
– Если бы были соучастники, то зачем понадобилось вызывать господина Окакиса на борт подлодки? Соучастники могли бы вести переговоры непосредственно.
Я не могу сдержаться, чтобы не отвесить ей кривую усмешку.
– Что у вас в голове, моя милая? Чему только в ваших шпионских школах учат? Чему угодно, но только не шевелить мозгами! Посудите сами. если бы сообщники как-нибудь проявились, мы бы их схватили и могли нейтрализовать – нас ведь в любом случае больше! Тогда бы их план был обречен на провал: они не смогли бы взорвать бомбу, да и не стали бы этого делать, когда на острове находятся их люди! Нет, они здорово продумали свои действия, поэтому общаются с нами на расстоянии!
– Сдаюсь, вы правы, Сан-Антонио! – побеждено признает Глория. И, повернувшись к Окакису, добавляет: – Я начинаю думать, что вы поступили очень предусмотрительно, когда решили призвать на помощь этого супер-легавого, господин Окакис!
Толстяк, которому ничего не досталось от преждевременных комплиментов, решает напомнить о себе.
– Эй, граждане, – грохочет Его Округлое Величество, – потом будете лизать друг другу задницы. Я повторяю свой вопрос: что буду делать я, пока ты пойдешь принимать ночные морские ванны?
– Слушай, Толстяк, по-моему, они спланировали свои действия следующим образом: Окакис поднимется на борт, они потребуют выкуп и оставят Антигону в качестве заложницы, пока он не вернется. За это время сообщники покинут остров. Так вот тебе и Глории во что бы то ни стало нужно их задержать. Разделитесь, чтобы выиграть время, и идите по берегу каждый в свою сторону. Если заметите причаленную в скалах лодку, спрячьтесь и ждите, пока они не придут Обязательно возьмите с собой оружие Если лодок не обнаружите, срочно возвращайтесь в порт, поскольку они наверняка воспользуются теми лодками, что причалены здесь Все сно?
– На все сто! – потирая руки, заявляет счастливый Берю. – Наконец-то хоть какое-то действие! Я вам откровенно скажу если кто из них попадется мне в руки, то потом долго будет мучиться зубной болью!
– Начинайте сейчас же! Но сначала потихоньку возьмите оружие, чтобы не спугнуть сообщников И вперед, за дело!
– Слушаюсь, патрон! – клоунски вытягивает руки по швам Глория Окакис шепчет
– Если вы вдруг увидите мою жену, скажите, пусть она не беспокоится!