— Конечно, и потом жевать перечную мяту, чтобы перебить запах.
И уж чего мы совсем не ожидали, так это того, что для входа в эти священные врата полагалось дать надлежащую подписку. К счастью, нам предстояло провести в этом отеле всего одну ночь, и мы решили хорошенько выпить за его пределами, прежде чем располагаться на ночлег.
Вид предоставленного нам лендровера стал причиной еще одного нервного потрясения.
— Что это за чудовище? — дружно воскликнули мы.
— Машина, на которой мы будем разъезжать по Австралии, — ответил Джим, хихикая.
— Да она и ста метров не протянет, ее место на свалке.
— Ничего не знаю, — посетовал Джим. — Такую машину мне выделили в сиднейском гараже, а когда я возмутился, предложили обратиться в главное агентство в Мельбурне.
Мало сказать, что этот дряхлый рыдван давно пережил расцвет своей юности, он явно находился при последнем издыхании. Тем не менее мы втиснулись в кабину и поехали регистрироваться в гостинице. После чего начались самые кипучие сутки, какие когда-либо выпадали на мою долю. Пресса на сей раз вела себя отнюдь не благожелательно, мы даже начали огрызаться. Добавьте к этому бесконечное число людей, с коими нам «следовало повидаться», выражаясь словами Криса. У него явно сложилось впечатление, что Сидней дурно влияет на нас, потому что ему не терпелось вывезти нас из города. Мы так и не успели толком познакомиться с Сиднеем.
Для Криса Меккой была Канберра, федеральная столица, где помещался Отдел природных ресурсов УНПИС (Управления научных и промышленных исследований Содружества), и он вознамерился возможно скорее доставить нас туда. И надо же было нам, прибыв глядя на ночь в Канберру, обнаружить, что ни в одной гостинице нет мест, пришлось довольствоваться каким-то занюханным салуном из вестернов в десяти километрах за городом. Казалось, здесь только что побуянили индейцы; все же нам удалось кое-как выспаться.
По пути в город на другой день Крис просветил нас, с кем нам надлежит встретиться в Канберре, и предупредил, что лучше настроиться на нелегкий разговор с шефом УНПИСа Гарри Фритом, с которым он успел перекинуться парой слов по пути в Новую Зеландию. Австралийцы похожи на уроженцев Северной Англии — середины не признают — либо вы им нравитесь, либо нет. Если понравитесь, сделают для вас все возможное. Что весьма пришлось мне по душе после нескольких лет жизни в Южной Англии, где невозможно добиться от людей, что они думают на самом деле*. Итак, мы входили в офис мистера Фрита затаив дыхание. Все зависело от готовности этого человека сотрудничать. Не скажу, чтобы он был счастлив нас видеть, однако держался вполне учтиво, даже предложил присесть. Это был не тот деятель, с кем можно говорить обиняками и точить лясы, занимая его драгоценное время, а потому Крис и Даррелл сразу же принялись излагать суть дела. Гарри Фрит молча слушал, иногда кивая и делая какие-то пометки, наконец подумал несколько секунд и сказал:
Моя жена, простая душа, не понимает, что уклончивость людей, коих она почему-то называет «южными бабочками», вполне обоснована. Если бы они говорили ей то, что думают на самом деле, она, вероятно, предпочла бы больше никогда не разговаривать с ними. Дж.Д.
— Так вот, лично я готов помочь вам, чем могу, но не берусь заставить своих парней ради вас бросать свои дела, если они сами того не пожелают. У меня через несколько минут совещание, но я провожу вас на двор, где вы сможете познакомиться кое с кем из них. Если они скажут о'кей — с Богом.
На «дворе» за зданиями офиса мы увидели просторные вольеры, где исследователи содержали млекопитающих — кенгуру, ехидн и прочих. Гарри Фрит познакомил нас с теми, кто занимался в основном кенгуру. Проблема выживания кенгуру — предмет самых тщательных исследований, и на долю УНПИСа выпала неблагодарная задача вынести вердикт за или против этих животных. Один из ведущих специалистов в области воспроизводства млекопитающих — доктор Джеф Шэрмен; именно энтузиазму и горячему желанию этого человека оказать нам содействие мы обязаны тем, что наша австралийская программа хоть в чем-то удалась. Встретившись в тот же день снова с Гарри Фритом, мы договорились, что 1 июня вернемся в Канберру, чтобы попытаться снять появление на свет кенгуренка. Прежде таких съемок не проводилось, Крис заранее ликовал, полагая, что эти кадры станут кульминацией всего сериала, и пообещал в благодарность за содействие предоставить УНПИСу копии всех будущих лент.
Весьма довольный собой, Крис снова щелкнул бичом, и вскоре мы уже сидели в Мельбурне у мистера Альфреда Батчера, главы Управления природных ресурсов штата Виктория. На пути туда наш престарелый лендровер решил, что его отнюдь не прельщает перспектива участия в экспедиции. Задний диференциал полетел, и только с помощью владельца одного местного гаража и проходящей полицейской машины удалось вернуть колымагу агенту в Мельбурне, который с великой неохотой согласился предоставить нам более молодое и надежное четырехколесное творение.
Тем временем мисс Айра Уотсон из УПР договорилась, к великой радости Даррелла, о нашем размещении в комнатах при одной пивной, чья владелица-англичанка почитала важнейшим делом своей жизни кормить постояльцев до отвала.
Целью нашей первой вылазки был заповедник в Шербрукском лесу, недалеко от центра Мельбурна. Здесь удивительные птицы — лирохвосты — развлекали экскурсантов, устраивая пляски на кучках листьев и подражая пению других пернатых. Звезду ансамбля звали Скотти; он и впрямь скоро вышел к нам, охотно принимая угощение, однако упорно отказывался сплясать перед камерой. Несколько холодных дождливых дней мы продолжали гоняться за Скотти, но он был непоколебим. Нам встретились три удивительно ручных кукабурры, а Джерри набрел на тучного индифферентного вомбата, похожего на объевшегося медом Винни Пуха, однако тот поспешил удалиться в свою нору при виде грязных ботинок Даррелла.
Крис совершенно пал духом, и Джим в отчаянии скрылся в гуще леса, сжимая в руках камеру и оставив нас дежурить с другой камерой у «танцевального зала» лирохвостов. Час спустя он появился снова, сияя всем лицом.
— Порядок, Крис, — доложил он. — Можешь не волноваться больше, я все снял. Запечатлел танцы не одного, а целых двух лирохвостов! Еще один маленький шедевр.
Крис отказывался поверить, пока пленка не была проявлена и он сам все не увидел.
— Чертовски здорово, Джим, — радостно выпалил он, и Джим был весьма доволен собой.
Разумеется, никакая программа об Австралии не могла обойтись без коал. Правда, мы не очень представляли себе, как отыскать их, не отвлекаясь от центральной темы, но нас снова выручила мисс Уотсон. УПР не один год занималось охраной милых зверьков, и былая угроза виду миновала. Зато возникла другая проблема — с увеличением численности коал стали страдать эвкалипты, чьей листвой они питаются. Самим коалам недоставало ума перебираться в районы с более пышной растительностью, а потому сотрудники УПР временами отлавливали небольшие группы и перевозили на новый участок, куда мы теперь и направились.
Нас очень интересовало, как именно ловят этих пухлых «мишек». Всякий, кто когда-либо пробовал поднять за шиворот медвежонка, знает, что ухватиться рукой трудновато, а у коал особенно толстая шкура. Однако некий мудрец придумал способ, причиняющий мишке минимум неудобств. Главное, найти дерево, где сидят коалы. После чего следует вооружиться длинным раздвижным шестом с петлей на конце. Коалы поразительно доверчивые создания, они совсем не сопротивляются, когда им надевают петлю на шею. Разумеется, фиксирующий узел не дает петле затянуться слишком туго и удушить добычу. Пока один человек орудует шестом, другие держат внизу наготове брезент, играющий роль ловчей сети. Рывок — и мишка падает, живой и невредимый, на растянутую сеть. После чего его мигом отправляют в транспортную клетку. Все делается так быстро, что коалы не успевают сообразить, что происходит. Мы поймали около десятка коал разной величины, и, хотя они выглядят такими милыми и безобидными, Дарреллу, когда он после задумал помочь тучному экземпляру влезть на дерево на новом месте, довелось на себе испытать, какие у этих зверьков острые когти. Главный враг туповатых коал в наши дни — лесные пожары: они продолжают цепляться за свое дерево, пока не превратятся в угольки. Ужасный конец для такого обаятельного и мирного существа.
В штате Виктория на нашу долю выпала привилегия увидеть еще одно животное, которое долго считалось вымершим. Я говорю о крохотном млекопитающем — поссуме Ледбитера. Два этих маленьких зверька содержались в лаборатории УПР в Мельбурне, но нам очень хотелось побывать на участке их обитания в Данденонге. Расположение этого участка — великий секрет, но мы опасались, как бы случайный лесной пожар не уничтожил всю популяцию. Не припомню, чтобы я, даже в разгар английской зимы, мерзла так, как в ту холодную осеннюю ночь, когда мы рыскали в зарослях, стараясь уловить звуки движения зверьков среди ветвей. Мы вооружились фонариками, в свете которых сразу увидели бы искомое. Нам попадались и другие опоссумы, и летяги, только опоссумы Ледбитера не показывались, и мы уже потеряли всякую надежду на успех, когда наш проводник вдруг остановился и поднес палец к губам, призывая соблюдать полную тишину, после чего направил яркий луч на дерево поблизости, и мы увидели на ветке сидящего неподвижно и глядящего на нас Ледбитера. Он показался мне чем-то вроде помеси белки и галаго, и его нисколько не смущало внимание таращившихся людей. Мы даже забыли о необходимости стоять тихо. Внезапно зверек пискнул и скрылся в листве.
— Ну как, Крис, стоило померзнуть ради такого зрелища? — спросил Даррелл.
Крис был не в состоянии говорить, и лишь когда мы перед горящим камином в хижине согрелись горячим чаем с виски, нам удалось выжать из него несколько слов.
— Чудесно, чудесно, — через силу вымолвил он. — Отличный сюжет для нашего сериала.
В гостинице нас ожидал такой холодный номер, что Джерри разделся только после того, как забрался под одеяло. Под конец пребывания в штате Виктория мы посетили заповедник Хилсвилл, которым долго руководил великий австралийский натуралист Дэвид Флей. Теперь им заведовали Билл Гэскинг с супругой. Хотя весь день шел проливной дождь, нам удалось снять отличные кадры, запечатлеть вомбатов, коал и утконосов; увидели также замечательную клетку для лирохвостов, подаренную заповеднику Королевским автомобильным клубом. Однако сильнее всего врезалась в мою память картина следов недавнего лесного пожара, едва не уничтожившего весь заповедник. Несмотря на отчаянные усилия сотрудников, несколько кенгуру получили сильные ожоги, и лишь заботливый уход помог им оправиться. Мы в Европе часто слышим про лесные пожары в Австралии, но только увидев обугленные деревья и погибших животных, постигаешь весь ужас этого бедствия, причем трагедия состоит в том, что в большинстве таких пожаров повинны беспечные субъекты. Ущерб, причиняемый людям и животным, не поддается измерению, неудивительно, что виновных ожидает суровая кара.
Каким-то образом нам удалось в срок поспеть в Канберру, к Джэфу Шэрмену и его беременной кенгурихе Памеле, однако она посчитала, что время рожать еще не пришло, и мы удалились ждать сигнала в роскошный мотель поблизости. Это было почти все равно что ждать появления на свет собственного младенца, и при каждом движении Памелы мы хватались за камеры. Два дня она тянула с родами, и наши мужчины одну ночь провели у ее загона, готовые в любую минуту начать съемку. Подозреваю, что вся Канберра знала о наших переживаниях, потому что мы метались туда и обратно как одержимые. Надо ли говорить, что роды начались, когда мы все сидели в мотеле. Никогда еще отряд киношников не срывался с места с такой скоростью. В своем загоне Памела присмотрела удобный уголок и тщательно чистила сумку, прислонясь спиной к ограде. Не успели мы оглянуться, как крошечный кенгуренок явился на свет и начал карабкаться вверх по маминому животу, пока не добрался до сумки, где тотчас захватил ртом сосок. Казалось просто невероятным, каким образом этот слепой детеныш, почти еще эмбрион, ухитрился без всякой помощи со стороны матери найти дорогу через густой мех. А родительница, занятая приведением себя в порядок, не обращала никакого внимания на своего нового отпрыска.
Мы снимали роды двумя камерами, и все были довольны результатом. Кенгуренок Босуэлл, успев с тех пор стать красивым серым самцом, прославил английское телевидение. Впервые широкий зритель смог наблюдать на экране рождение кенгуру.
Желая познакомить нас с еще одной стороной своей работы, Гарри Фрит и его помощник Бивен Браун предложили нам посетить овцеводческую ферму по соседству с маленьким городом Гриффит, принадлежащую одному другу Гарри, который помогал УНПИСу исследовать вопросы регулирования численности кенгуру. Катя по пыльной дороге, мы на каждом шагу видели крупных серых и рыжих кенгуру и эму, попадались в наше поле зрения и лисы. В воздухе над нами кружили с криками попугайчики и какаду; я сразу вспомнила пампасы Аргентины. Гарри и его люди смастерили специальную ловушку для кенгуру, чтобы надевать воротнички, позволяющие следить за их передвижениями. Мы провели малоприятный час, гоняясь по равнине на лендроверах за кенгуру и снабжая их метками.
Район Гриффита в Новом Южном Уэльсе примечателен еще и тем, что там находятся заросли акации и эвкалипта, служащие местом обитания глазчатой курицы, похожей на индейку крупной птицы, которая откладывает яйца в сооруженный самцом «инкубатор» в земле, причем самец же регулирует температуру в «инкубаторе». По пути к заповеднику глазчатых кур мы увидели распятых на колючей проволоке молодых орлов-клинохвостов. Этих несчастных птиц, подобно кеа в Новой Зеландии, отстреливают овцеводы, уверяющие, что они уносят ягнят.
После этой вылазки Крис решил, что нам необходимо отправиться в Квинсленд к Дэвиду Флею, управляющему заповедника в районе Берли-Хедс, у самой границы Квинсленда и совсем близко от популярных у австралийских любителей серфинга пляжей Золотого берега. Джерри не один год рассказывал мне об этом человеке, посвятившем свою жизнь охране природы Австралии и преуспевшем в выращивании в неволе утконосов.
С первой минуты их встречи было очевидно, что Даррелл и Флей родственные души, и вскоре они были всецело поглощены обменом мнениями о проблемах дикой фауны и ее выживания во всем мире.
Мы с Крисом воспользовались случаем прокатиться в Брисбейн за деньгами. Несмотря на осень, в Квинсленде царила чудесная погода, и было так приятно отогреться после студеной Виктории и холодных ветров Канберры. Джим, пользующийся каждой возможностью улизнуть, когда Парсонс был занят чем-то другим, провел день на пляже и едва не был съеден акулами.
Мы провели несколько изумительных дней в обществе Дэвида Флея и его жены Ингрид, и они с удовольствием показывали нам своих подопечных. Прежде всего мы увидели колонию коал, в том числе детеныша, который был крайне недоволен, когда его извлекли из маминой сумки, и поспешил вернуться туда, как только Дэвид выпустил малютку. Один эму-альбинос с ходу проникся великим расположением к Дарреллу и следовал за ним по пятам, влюбленно заглядывая ему в лицо из-за спины, даже попытался убедить его помочь насиживать лежащие в гнезде большие яйца. Но самой яркой персоной в коллекции Дэвида был властный молодой казуар по имени Клод; он чувствовал себя хозяином в загоне и меткими пинками отгонял кенгуру, мешающих его прогулкам.
Главной прелестью коллекции Флеев я назвала бы то, что все животные были ручные и сразу узнавали Дэвида. Даже утконос (а эти животные известны своим строптивым нравом) позволял ему брать себя на руки. В подвале дома Дэвида помещалась отличная коллекция рептилий, а также несколько выращенных им мелких млекопитающих. Дэвид Флей — один из немногих австралийцев, кто вопреки равнодушию, а то и враждебности фермерских кругов всей душой отстаивает право дикой фауны на существование наряду с овцами и крупным рогатым скотом.
Мне было грустно, когда съемки кончились, и мы оставили Криса и Джима наслаждаться заслуженным отдыхом, а сами помчались в Сидней, чтобы поспеть на пароход, идущий в Сингапур. В Сиднее нас опять перехватила пресса, и на этот раз мы были во всеоружии, рассказали, как нам понравилась страна и ее фауна, чем немало удивили большинство журналистов.
Прибытие в Малайзию сильно отличалось от нашего появления в Новой Зеландии и Австралии. Сойдя на берег в Сингапуре, мы обнаружили, что Крис и Джим оторвались от услад Большого Барьерного рифа, чтобы встретить нас. Крис даже разрешил нам задержаться в городе на целые сутки, что, впрочем, нас не так уж обрадовало — в Сингапуре царила жара, и город страдал от нехватки воды.
Даррелл был счастлив снова оказаться в тропиках; он всегда мечтал посетить Малайзию, в основном потому, что много хорошего слышал об этой стране от друзей. На дамбе, отделяющей Сингапур от материка, не обошлось без небольшого происшествия: наш лендровер едва не остался без колеса, но британские военные вовремя пришли нам на выручку. Ближе к вечеру нас ожидал прием в офисе британской прессы в Куала-Лумпуре, однако на полпути туда полетел один сальник, и со скоростью десять километров в час мы с трудом доковыляли до маленького городка, где хозяин китайского гаража подремонтировал машину. В итоге мы прибыли в малайзийскую столицу с большим опозданием и на прием не попали.
Нас разместили в роскошной гостинице с кондиционером, с ванными в каждом номере. И кормежка была отличная — на выбор европейские и китайские блюда. Джим упрямо заказывал только мясо с двумя видами овощей, тогда как мы трое позволяли себе вкушать более экзотические блюда. Джим постоянно подозревал, что местные жители сговорились его отравить, и, хотя оставался верен европейской кухне, достукался-таки до легкой дизентерии.
Наша гостиница, судя по всему, служила центром притяжения для китайской общины, посему я великодушно вызвалась сидеть в ресторане спиной к залу, чтобы наши трое мужчин могли без помех глазеть на входящих китаянок*. Я всегда знала, когда появлялось очередное экзотическое создание, потому что в ту же секунду разговор за нашим столом прекращался и три головы, три пары глаз обращались в ту сторону. Европейские женщины явно не смотрятся в Малайзии, да и вообще на Востоке: не тот климат**, да и грациозностью они не идут в сравнение с местными дамами. Однажды мы поднимались в лифте вместе с одной малайзийкой, так Джима и Криса едва не расплющили закрывающиеся двери, когда они жадно провожали ее глазами. Увидев на другое утро ту же особу в обществе уродливого европейца, они были поражены.
В жизни никогда не глазел на женщин. Разве что подмигну или как бы невзначай уроню толстый бумажник. Дж.Д.
** Европейские женщины нигде не смотрятся, включая Европу. Дж.Д.
— Чем таким он обладает, чего мы лишены? — пробурчал Джим.
— Деньги? — предположила я.
Еще одна черта Куала-Лумпура, привлекшая внимание наших мужчин — обилие массажных кабинетов, как здесь для отвода глаз называют бордели. Правда, сколько я их ни подбадривала, ни один не решился проверить, что кроется за вывеской*.
Беспардонная ложь. Дж.Д.
Еще до прибытия в Малайзию мы с Джерри предупредили Криса, что чиновники в тропиках — совсем не то что их собратья в умеренном поясе. Он пообещал не лезть на стену и не беситься, если возникнет какая-нибудь заминка, но когда по истечении полутора недель еще не было снято ни одного метра пленки, Крис уже собрался покончить с собой. Однако тут наметился наконец просвет, и мы решили отправиться в Национальный парк Таман Негара, расположенный на стыке штатов Келантан, Паханг и Тренгану. По отличным дорогам мы доехали до небольшого города Куала-Липис на реке Джелай, где старший охотинспектор предложил нам свой катер, который и доставил нас вверх по реке в Национальный парк площадью свыше 400 тысяч га. Куала-Липис не так уж мал, в нем есть современного вида банк и кинотеатр, и мы переночевали здесь в не очень приглядном рестхаузе. На другой день рано утром пришел местный катер, и мы помчались по реке с умопомрачительной скоростью. Джим, купивший шляпу армейского типа, сидел рядом со мной на носу, когда внезапный порыв ветра лишил его головного убора. Он совершенно серьезно уверял, что даст дуба от солнечного удара, и мы пообещали, что купим ему узорный тропический шлем, когда вернемся в Куала-Лумпур… Вскоре, миновав излучину, мы увидели на высоком берегу деревушку, и рулевой решил причалить, чтобы кого-то навестить. Джим обрадовался и возвестил, что пойдет с ним, поищет себе шляпу. Не обращая внимания на наш саркастический хохот, он полез наверх, пообещав принести попить чего-нибудь холодненького. И пристыдил нас, вернувшись минут через десять в шляпе, держа в руках четыре бутылки кока-колы со льда. Где-то в гуще глинобитных хижин он отыскал крохотную лавку с холодильником и широким выбором головных уборов.
Затем возвратился и рулевой, и мы продолжили плавание. Миновали пасущихся на мелководье буйволов, несколько туземных хижин. Наш катер разработанной в Новой Зеландии конструкции лихо форсировал пороги. Вот только плавающие на поверхности воды листья тормозили, наматываясь на винт, и бедняге-рулевому пришлось раза четыре вылезать в реку, чтобы освободить его.
Казалось, мы находимся в пути уже не один час, и, хотя рулевой снова и снова твердил, что рестхауз находится за следующим поворотом, мы начали терять надежду, что сегодня доберемся до цели, когда наконец все же увидели вдали приметное здание. Тут ко всему хлынул проливной дождь, какой бывает только в тропиках. Естественно, надо было уберечь от дождя не нас, а аппаратуру, так что мы промокли насквозь.
На пристани нас встретила толпа носильщиков, оспаривающих друг у друга честь нести наш багаж, сами же мы ринулись вверх по ступенькам к тропе, ведущей к зданию рестхауза. К нашему ужасу, оно было наводнено отрядом английских школьников, прибывших из Куала-Лумпура, чтобы всласть побродить по Национальному парку. Правда, среди них оказались толковые ребята, которые поделились с нами тем, что знали о парке и о Малайзийской федерации.
Старший охотовед пригласил нас к себе, чтобы обсудить наши планы. Очаровательный старый бродяга, страшащийся своего босса в столице, он всячески старался помочь нам. Поручил одному из объездчиков сводить нас в джунгли на другой день, чтобы показать места засидок, и пообещал предоставить в наше распоряжение катера, чтобы мы могли продолжать вылазки вверх по реке и исследовать притоки. Не знаю даже, кто из нас двоих — Джим или я — с большей тревогой думал о предстоящих вылазках. Оба мы не любили тропики, к тому же я в тропических лесах страдаю клаустрофобией, чего не скажешь о пиявках. Мы приняли все меры предосторожности, надели на ноги надлежащую обувь, призванную защитить их от пиявок, но стоило выйти за пределы территории, прилегающей к рестхаузу, как на нас нападала целая армия. Даррелл расправлялся с пиявками двумя способами — прижигал сигаретой или посыпал солью. Тем не менее они ухитрялись отыскивать какие-то лазейки, в чем мы убеждались, раздеваясь по возвращении в рестхауз. Изо всех тварей, населяющих тропические чащи, эти, на мой взгляд, самые отвратительные. Особенно жуткое впечатление производит обилие крови, когда вы отрываете пиявок от себя; можно подумать, вас всего изранили. Во время одной вылазки, пиявка таки добралась до моей ноги, и поскольку на мне были узкие джинсы, пришлось раздеваться, избавляясь от нее — к великому удовольствию жестоких мужчин.
Снова главные страдания выпали на долю Джима. На сей раз ему было поручено часами дежурить в тесной засидке, подстерегая бродящих в джунглях носорогов. К счастью, гиббоны скрашивали монотонное ожидание. Они всюду возникали на деревьях над нами, весело прыгая с ветки на ветку и громко перекликаясь. Туземцы дали им звукоподражательное прозвище вах-вах; мне гиббоны показались самыми симпатичными изо всех обезьян. В Куала-Лумпуре мы познакомились с одним голландцем, который держал черного гиббона (он же — сиаманг), предоставив ему в доме полную волю. Право, мне кажется, что гиббоном он дорожил больше, чем своими детьми. Избалованный любимчик катался вместе с хозяином по городу в его машине и очень любил сигналить.
Занимаясь съемками на реке, Крис и Даррелл однажды застряли с катером на отмели. Выбравшись на берег, они обсуждали варианты дальнейших съемок, когда увидели вдруг плывущую в их сторону большую королевскую кобру. Оба замерли, а змея, подплыв вплотную и рассмотрев людей, испуганно остановилась и поспешно направилась в другую сторону. Естественно, Крис испытал легкое потрясение, что же до Джерри, то он потом приводил этот случай как пример того, насколько змеи боятся людей. На той же реке нам встретился оленек, очаровательное маленькое создание величиной с собаку; мясо оленька высоко ценится лесными жителями. Иногда, покинув качающиеся ветки прибрежных деревьев, над нами проносились ярко окрашенные птицы-носороги, а вот крупные млекопитающие упорно сторонились нас, что весьма сильно расстраивало Криса.
Следующий этап киноэкспедиции должен был привести нас на восточное побережье Малайзии, где в районе города Дунгун находятся последние в мире «ясли» огромной кожистой черепахи. Малайское общество естествоиспытателей убедило правительство помочь с организацией заповедника. Безобидные великаны из года в год возвращались к здешнему берегу, чтобы старательно вырыть гнезда в золотистом мягком песке и отложить в них яйца — только затем, чтобы местные жители откопали их и продали любителям деликатесов. Словом, без энергичных мер защиты этим черепахам грозило вымирание. А потому за два года до нашего приезда большой участок берега был объявлен заповедным; туда-то мы и направились.
И уж чего мы совсем не ожидали, так это того, что для входа в эти священные врата полагалось дать надлежащую подписку. К счастью, нам предстояло провести в этом отеле всего одну ночь, и мы решили хорошенько выпить за его пределами, прежде чем располагаться на ночлег.
Вид предоставленного нам лендровера стал причиной еще одного нервного потрясения.
— Что это за чудовище? — дружно воскликнули мы.
— Машина, на которой мы будем разъезжать по Австралии, — ответил Джим, хихикая.
— Да она и ста метров не протянет, ее место на свалке.
— Ничего не знаю, — посетовал Джим. — Такую машину мне выделили в сиднейском гараже, а когда я возмутился, предложили обратиться в главное агентство в Мельбурне.
Мало сказать, что этот дряхлый рыдван давно пережил расцвет своей юности, он явно находился при последнем издыхании. Тем не менее мы втиснулись в кабину и поехали регистрироваться в гостинице. После чего начались самые кипучие сутки, какие когда-либо выпадали на мою долю. Пресса на сей раз вела себя отнюдь не благожелательно, мы даже начали огрызаться. Добавьте к этому бесконечное число людей, с коими нам «следовало повидаться», выражаясь словами Криса. У него явно сложилось впечатление, что Сидней дурно влияет на нас, потому что ему не терпелось вывезти нас из города. Мы так и не успели толком познакомиться с Сиднеем.
Для Криса Меккой была Канберра, федеральная столица, где помещался Отдел природных ресурсов УНПИС (Управления научных и промышленных исследований Содружества), и он вознамерился возможно скорее доставить нас туда. И надо же было нам, прибыв глядя на ночь в Канберру, обнаружить, что ни в одной гостинице нет мест, пришлось довольствоваться каким-то занюханным салуном из вестернов в десяти километрах за городом. Казалось, здесь только что побуянили индейцы; все же нам удалось кое-как выспаться.
По пути в город на другой день Крис просветил нас, с кем нам надлежит встретиться в Канберре, и предупредил, что лучше настроиться на нелегкий разговор с шефом УНПИСа Гарри Фритом, с которым он успел перекинуться парой слов по пути в Новую Зеландию. Австралийцы похожи на уроженцев Северной Англии — середины не признают — либо вы им нравитесь, либо нет. Если понравитесь, сделают для вас все возможное. Что весьма пришлось мне по душе после нескольких лет жизни в Южной Англии, где невозможно добиться от людей, что они думают на самом деле*. Итак, мы входили в офис мистера Фрита затаив дыхание. Все зависело от готовности этого человека сотрудничать. Не скажу, чтобы он был счастлив нас видеть, однако держался вполне учтиво, даже предложил присесть. Это был не тот деятель, с кем можно говорить обиняками и точить лясы, занимая его драгоценное время, а потому Крис и Даррелл сразу же принялись излагать суть дела. Гарри Фрит молча слушал, иногда кивая и делая какие-то пометки, наконец подумал несколько секунд и сказал:
Моя жена, простая душа, не понимает, что уклончивость людей, коих она почему-то называет «южными бабочками», вполне обоснована. Если бы они говорили ей то, что думают на самом деле, она, вероятно, предпочла бы больше никогда не разговаривать с ними. Дж.Д.
— Так вот, лично я готов помочь вам, чем могу, но не берусь заставить своих парней ради вас бросать свои дела, если они сами того не пожелают. У меня через несколько минут совещание, но я провожу вас на двор, где вы сможете познакомиться кое с кем из них. Если они скажут о'кей — с Богом.
На «дворе» за зданиями офиса мы увидели просторные вольеры, где исследователи содержали млекопитающих — кенгуру, ехидн и прочих. Гарри Фрит познакомил нас с теми, кто занимался в основном кенгуру. Проблема выживания кенгуру — предмет самых тщательных исследований, и на долю УНПИСа выпала неблагодарная задача вынести вердикт за или против этих животных. Один из ведущих специалистов в области воспроизводства млекопитающих — доктор Джеф Шэрмен; именно энтузиазму и горячему желанию этого человека оказать нам содействие мы обязаны тем, что наша австралийская программа хоть в чем-то удалась. Встретившись в тот же день снова с Гарри Фритом, мы договорились, что 1 июня вернемся в Канберру, чтобы попытаться снять появление на свет кенгуренка. Прежде таких съемок не проводилось, Крис заранее ликовал, полагая, что эти кадры станут кульминацией всего сериала, и пообещал в благодарность за содействие предоставить УНПИСу копии всех будущих лент.
Весьма довольный собой, Крис снова щелкнул бичом, и вскоре мы уже сидели в Мельбурне у мистера Альфреда Батчера, главы Управления природных ресурсов штата Виктория. На пути туда наш престарелый лендровер решил, что его отнюдь не прельщает перспектива участия в экспедиции. Задний диференциал полетел, и только с помощью владельца одного местного гаража и проходящей полицейской машины удалось вернуть колымагу агенту в Мельбурне, который с великой неохотой согласился предоставить нам более молодое и надежное четырехколесное творение.
Тем временем мисс Айра Уотсон из УПР договорилась, к великой радости Даррелла, о нашем размещении в комнатах при одной пивной, чья владелица-англичанка почитала важнейшим делом своей жизни кормить постояльцев до отвала.
Целью нашей первой вылазки был заповедник в Шербрукском лесу, недалеко от центра Мельбурна. Здесь удивительные птицы — лирохвосты — развлекали экскурсантов, устраивая пляски на кучках листьев и подражая пению других пернатых. Звезду ансамбля звали Скотти; он и впрямь скоро вышел к нам, охотно принимая угощение, однако упорно отказывался сплясать перед камерой. Несколько холодных дождливых дней мы продолжали гоняться за Скотти, но он был непоколебим. Нам встретились три удивительно ручных кукабурры, а Джерри набрел на тучного индифферентного вомбата, похожего на объевшегося медом Винни Пуха, однако тот поспешил удалиться в свою нору при виде грязных ботинок Даррелла.
Крис совершенно пал духом, и Джим в отчаянии скрылся в гуще леса, сжимая в руках камеру и оставив нас дежурить с другой камерой у «танцевального зала» лирохвостов. Час спустя он появился снова, сияя всем лицом.
— Порядок, Крис, — доложил он. — Можешь не волноваться больше, я все снял. Запечатлел танцы не одного, а целых двух лирохвостов! Еще один маленький шедевр.
Крис отказывался поверить, пока пленка не была проявлена и он сам все не увидел.
— Чертовски здорово, Джим, — радостно выпалил он, и Джим был весьма доволен собой.
Разумеется, никакая программа об Австралии не могла обойтись без коал. Правда, мы не очень представляли себе, как отыскать их, не отвлекаясь от центральной темы, но нас снова выручила мисс Уотсон. УПР не один год занималось охраной милых зверьков, и былая угроза виду миновала. Зато возникла другая проблема — с увеличением численности коал стали страдать эвкалипты, чьей листвой они питаются. Самим коалам недоставало ума перебираться в районы с более пышной растительностью, а потому сотрудники УПР временами отлавливали небольшие группы и перевозили на новый участок, куда мы теперь и направились.
Нас очень интересовало, как именно ловят этих пухлых «мишек». Всякий, кто когда-либо пробовал поднять за шиворот медвежонка, знает, что ухватиться рукой трудновато, а у коал особенно толстая шкура. Однако некий мудрец придумал способ, причиняющий мишке минимум неудобств. Главное, найти дерево, где сидят коалы. После чего следует вооружиться длинным раздвижным шестом с петлей на конце. Коалы поразительно доверчивые создания, они совсем не сопротивляются, когда им надевают петлю на шею. Разумеется, фиксирующий узел не дает петле затянуться слишком туго и удушить добычу. Пока один человек орудует шестом, другие держат внизу наготове брезент, играющий роль ловчей сети. Рывок — и мишка падает, живой и невредимый, на растянутую сеть. После чего его мигом отправляют в транспортную клетку. Все делается так быстро, что коалы не успевают сообразить, что происходит. Мы поймали около десятка коал разной величины, и, хотя они выглядят такими милыми и безобидными, Дарреллу, когда он после задумал помочь тучному экземпляру влезть на дерево на новом месте, довелось на себе испытать, какие у этих зверьков острые когти. Главный враг туповатых коал в наши дни — лесные пожары: они продолжают цепляться за свое дерево, пока не превратятся в угольки. Ужасный конец для такого обаятельного и мирного существа.
В штате Виктория на нашу долю выпала привилегия увидеть еще одно животное, которое долго считалось вымершим. Я говорю о крохотном млекопитающем — поссуме Ледбитера. Два этих маленьких зверька содержались в лаборатории УПР в Мельбурне, но нам очень хотелось побывать на участке их обитания в Данденонге. Расположение этого участка — великий секрет, но мы опасались, как бы случайный лесной пожар не уничтожил всю популяцию. Не припомню, чтобы я, даже в разгар английской зимы, мерзла так, как в ту холодную осеннюю ночь, когда мы рыскали в зарослях, стараясь уловить звуки движения зверьков среди ветвей. Мы вооружились фонариками, в свете которых сразу увидели бы искомое. Нам попадались и другие опоссумы, и летяги, только опоссумы Ледбитера не показывались, и мы уже потеряли всякую надежду на успех, когда наш проводник вдруг остановился и поднес палец к губам, призывая соблюдать полную тишину, после чего направил яркий луч на дерево поблизости, и мы увидели на ветке сидящего неподвижно и глядящего на нас Ледбитера. Он показался мне чем-то вроде помеси белки и галаго, и его нисколько не смущало внимание таращившихся людей. Мы даже забыли о необходимости стоять тихо. Внезапно зверек пискнул и скрылся в листве.
— Ну как, Крис, стоило померзнуть ради такого зрелища? — спросил Даррелл.
Крис был не в состоянии говорить, и лишь когда мы перед горящим камином в хижине согрелись горячим чаем с виски, нам удалось выжать из него несколько слов.
— Чудесно, чудесно, — через силу вымолвил он. — Отличный сюжет для нашего сериала.
В гостинице нас ожидал такой холодный номер, что Джерри разделся только после того, как забрался под одеяло. Под конец пребывания в штате Виктория мы посетили заповедник Хилсвилл, которым долго руководил великий австралийский натуралист Дэвид Флей. Теперь им заведовали Билл Гэскинг с супругой. Хотя весь день шел проливной дождь, нам удалось снять отличные кадры, запечатлеть вомбатов, коал и утконосов; увидели также замечательную клетку для лирохвостов, подаренную заповеднику Королевским автомобильным клубом. Однако сильнее всего врезалась в мою память картина следов недавнего лесного пожара, едва не уничтожившего весь заповедник. Несмотря на отчаянные усилия сотрудников, несколько кенгуру получили сильные ожоги, и лишь заботливый уход помог им оправиться. Мы в Европе часто слышим про лесные пожары в Австралии, но только увидев обугленные деревья и погибших животных, постигаешь весь ужас этого бедствия, причем трагедия состоит в том, что в большинстве таких пожаров повинны беспечные субъекты. Ущерб, причиняемый людям и животным, не поддается измерению, неудивительно, что виновных ожидает суровая кара.
Каким-то образом нам удалось в срок поспеть в Канберру, к Джэфу Шэрмену и его беременной кенгурихе Памеле, однако она посчитала, что время рожать еще не пришло, и мы удалились ждать сигнала в роскошный мотель поблизости. Это было почти все равно что ждать появления на свет собственного младенца, и при каждом движении Памелы мы хватались за камеры. Два дня она тянула с родами, и наши мужчины одну ночь провели у ее загона, готовые в любую минуту начать съемку. Подозреваю, что вся Канберра знала о наших переживаниях, потому что мы метались туда и обратно как одержимые. Надо ли говорить, что роды начались, когда мы все сидели в мотеле. Никогда еще отряд киношников не срывался с места с такой скоростью. В своем загоне Памела присмотрела удобный уголок и тщательно чистила сумку, прислонясь спиной к ограде. Не успели мы оглянуться, как крошечный кенгуренок явился на свет и начал карабкаться вверх по маминому животу, пока не добрался до сумки, где тотчас захватил ртом сосок. Казалось просто невероятным, каким образом этот слепой детеныш, почти еще эмбрион, ухитрился без всякой помощи со стороны матери найти дорогу через густой мех. А родительница, занятая приведением себя в порядок, не обращала никакого внимания на своего нового отпрыска.
Мы снимали роды двумя камерами, и все были довольны результатом. Кенгуренок Босуэлл, успев с тех пор стать красивым серым самцом, прославил английское телевидение. Впервые широкий зритель смог наблюдать на экране рождение кенгуру.
Желая познакомить нас с еще одной стороной своей работы, Гарри Фрит и его помощник Бивен Браун предложили нам посетить овцеводческую ферму по соседству с маленьким городом Гриффит, принадлежащую одному другу Гарри, который помогал УНПИСу исследовать вопросы регулирования численности кенгуру. Катя по пыльной дороге, мы на каждом шагу видели крупных серых и рыжих кенгуру и эму, попадались в наше поле зрения и лисы. В воздухе над нами кружили с криками попугайчики и какаду; я сразу вспомнила пампасы Аргентины. Гарри и его люди смастерили специальную ловушку для кенгуру, чтобы надевать воротнички, позволяющие следить за их передвижениями. Мы провели малоприятный час, гоняясь по равнине на лендроверах за кенгуру и снабжая их метками.
Район Гриффита в Новом Южном Уэльсе примечателен еще и тем, что там находятся заросли акации и эвкалипта, служащие местом обитания глазчатой курицы, похожей на индейку крупной птицы, которая откладывает яйца в сооруженный самцом «инкубатор» в земле, причем самец же регулирует температуру в «инкубаторе». По пути к заповеднику глазчатых кур мы увидели распятых на колючей проволоке молодых орлов-клинохвостов. Этих несчастных птиц, подобно кеа в Новой Зеландии, отстреливают овцеводы, уверяющие, что они уносят ягнят.
После этой вылазки Крис решил, что нам необходимо отправиться в Квинсленд к Дэвиду Флею, управляющему заповедника в районе Берли-Хедс, у самой границы Квинсленда и совсем близко от популярных у австралийских любителей серфинга пляжей Золотого берега. Джерри не один год рассказывал мне об этом человеке, посвятившем свою жизнь охране природы Австралии и преуспевшем в выращивании в неволе утконосов.
С первой минуты их встречи было очевидно, что Даррелл и Флей родственные души, и вскоре они были всецело поглощены обменом мнениями о проблемах дикой фауны и ее выживания во всем мире.
Мы с Крисом воспользовались случаем прокатиться в Брисбейн за деньгами. Несмотря на осень, в Квинсленде царила чудесная погода, и было так приятно отогреться после студеной Виктории и холодных ветров Канберры. Джим, пользующийся каждой возможностью улизнуть, когда Парсонс был занят чем-то другим, провел день на пляже и едва не был съеден акулами.
Мы провели несколько изумительных дней в обществе Дэвида Флея и его жены Ингрид, и они с удовольствием показывали нам своих подопечных. Прежде всего мы увидели колонию коал, в том числе детеныша, который был крайне недоволен, когда его извлекли из маминой сумки, и поспешил вернуться туда, как только Дэвид выпустил малютку. Один эму-альбинос с ходу проникся великим расположением к Дарреллу и следовал за ним по пятам, влюбленно заглядывая ему в лицо из-за спины, даже попытался убедить его помочь насиживать лежащие в гнезде большие яйца. Но самой яркой персоной в коллекции Дэвида был властный молодой казуар по имени Клод; он чувствовал себя хозяином в загоне и меткими пинками отгонял кенгуру, мешающих его прогулкам.
Главной прелестью коллекции Флеев я назвала бы то, что все животные были ручные и сразу узнавали Дэвида. Даже утконос (а эти животные известны своим строптивым нравом) позволял ему брать себя на руки. В подвале дома Дэвида помещалась отличная коллекция рептилий, а также несколько выращенных им мелких млекопитающих. Дэвид Флей — один из немногих австралийцев, кто вопреки равнодушию, а то и враждебности фермерских кругов всей душой отстаивает право дикой фауны на существование наряду с овцами и крупным рогатым скотом.
Мне было грустно, когда съемки кончились, и мы оставили Криса и Джима наслаждаться заслуженным отдыхом, а сами помчались в Сидней, чтобы поспеть на пароход, идущий в Сингапур. В Сиднее нас опять перехватила пресса, и на этот раз мы были во всеоружии, рассказали, как нам понравилась страна и ее фауна, чем немало удивили большинство журналистов.
Прибытие в Малайзию сильно отличалось от нашего появления в Новой Зеландии и Австралии. Сойдя на берег в Сингапуре, мы обнаружили, что Крис и Джим оторвались от услад Большого Барьерного рифа, чтобы встретить нас. Крис даже разрешил нам задержаться в городе на целые сутки, что, впрочем, нас не так уж обрадовало — в Сингапуре царила жара, и город страдал от нехватки воды.
Даррелл был счастлив снова оказаться в тропиках; он всегда мечтал посетить Малайзию, в основном потому, что много хорошего слышал об этой стране от друзей. На дамбе, отделяющей Сингапур от материка, не обошлось без небольшого происшествия: наш лендровер едва не остался без колеса, но британские военные вовремя пришли нам на выручку. Ближе к вечеру нас ожидал прием в офисе британской прессы в Куала-Лумпуре, однако на полпути туда полетел один сальник, и со скоростью десять километров в час мы с трудом доковыляли до маленького городка, где хозяин китайского гаража подремонтировал машину. В итоге мы прибыли в малайзийскую столицу с большим опозданием и на прием не попали.
Нас разместили в роскошной гостинице с кондиционером, с ванными в каждом номере. И кормежка была отличная — на выбор европейские и китайские блюда. Джим упрямо заказывал только мясо с двумя видами овощей, тогда как мы трое позволяли себе вкушать более экзотические блюда. Джим постоянно подозревал, что местные жители сговорились его отравить, и, хотя оставался верен европейской кухне, достукался-таки до легкой дизентерии.
Наша гостиница, судя по всему, служила центром притяжения для китайской общины, посему я великодушно вызвалась сидеть в ресторане спиной к залу, чтобы наши трое мужчин могли без помех глазеть на входящих китаянок*. Я всегда знала, когда появлялось очередное экзотическое создание, потому что в ту же секунду разговор за нашим столом прекращался и три головы, три пары глаз обращались в ту сторону. Европейские женщины явно не смотрятся в Малайзии, да и вообще на Востоке: не тот климат**, да и грациозностью они не идут в сравнение с местными дамами. Однажды мы поднимались в лифте вместе с одной малайзийкой, так Джима и Криса едва не расплющили закрывающиеся двери, когда они жадно провожали ее глазами. Увидев на другое утро ту же особу в обществе уродливого европейца, они были поражены.
В жизни никогда не глазел на женщин. Разве что подмигну или как бы невзначай уроню толстый бумажник. Дж.Д.
** Европейские женщины нигде не смотрятся, включая Европу. Дж.Д.
— Чем таким он обладает, чего мы лишены? — пробурчал Джим.
— Деньги? — предположила я.
Еще одна черта Куала-Лумпура, привлекшая внимание наших мужчин — обилие массажных кабинетов, как здесь для отвода глаз называют бордели. Правда, сколько я их ни подбадривала, ни один не решился проверить, что кроется за вывеской*.
Беспардонная ложь. Дж.Д.
Еще до прибытия в Малайзию мы с Джерри предупредили Криса, что чиновники в тропиках — совсем не то что их собратья в умеренном поясе. Он пообещал не лезть на стену и не беситься, если возникнет какая-нибудь заминка, но когда по истечении полутора недель еще не было снято ни одного метра пленки, Крис уже собрался покончить с собой. Однако тут наметился наконец просвет, и мы решили отправиться в Национальный парк Таман Негара, расположенный на стыке штатов Келантан, Паханг и Тренгану. По отличным дорогам мы доехали до небольшого города Куала-Липис на реке Джелай, где старший охотинспектор предложил нам свой катер, который и доставил нас вверх по реке в Национальный парк площадью свыше 400 тысяч га. Куала-Липис не так уж мал, в нем есть современного вида банк и кинотеатр, и мы переночевали здесь в не очень приглядном рестхаузе. На другой день рано утром пришел местный катер, и мы помчались по реке с умопомрачительной скоростью. Джим, купивший шляпу армейского типа, сидел рядом со мной на носу, когда внезапный порыв ветра лишил его головного убора. Он совершенно серьезно уверял, что даст дуба от солнечного удара, и мы пообещали, что купим ему узорный тропический шлем, когда вернемся в Куала-Лумпур… Вскоре, миновав излучину, мы увидели на высоком берегу деревушку, и рулевой решил причалить, чтобы кого-то навестить. Джим обрадовался и возвестил, что пойдет с ним, поищет себе шляпу. Не обращая внимания на наш саркастический хохот, он полез наверх, пообещав принести попить чего-нибудь холодненького. И пристыдил нас, вернувшись минут через десять в шляпе, держа в руках четыре бутылки кока-колы со льда. Где-то в гуще глинобитных хижин он отыскал крохотную лавку с холодильником и широким выбором головных уборов.
Затем возвратился и рулевой, и мы продолжили плавание. Миновали пасущихся на мелководье буйволов, несколько туземных хижин. Наш катер разработанной в Новой Зеландии конструкции лихо форсировал пороги. Вот только плавающие на поверхности воды листья тормозили, наматываясь на винт, и бедняге-рулевому пришлось раза четыре вылезать в реку, чтобы освободить его.
Казалось, мы находимся в пути уже не один час, и, хотя рулевой снова и снова твердил, что рестхауз находится за следующим поворотом, мы начали терять надежду, что сегодня доберемся до цели, когда наконец все же увидели вдали приметное здание. Тут ко всему хлынул проливной дождь, какой бывает только в тропиках. Естественно, надо было уберечь от дождя не нас, а аппаратуру, так что мы промокли насквозь.
На пристани нас встретила толпа носильщиков, оспаривающих друг у друга честь нести наш багаж, сами же мы ринулись вверх по ступенькам к тропе, ведущей к зданию рестхауза. К нашему ужасу, оно было наводнено отрядом английских школьников, прибывших из Куала-Лумпура, чтобы всласть побродить по Национальному парку. Правда, среди них оказались толковые ребята, которые поделились с нами тем, что знали о парке и о Малайзийской федерации.
Старший охотовед пригласил нас к себе, чтобы обсудить наши планы. Очаровательный старый бродяга, страшащийся своего босса в столице, он всячески старался помочь нам. Поручил одному из объездчиков сводить нас в джунгли на другой день, чтобы показать места засидок, и пообещал предоставить в наше распоряжение катера, чтобы мы могли продолжать вылазки вверх по реке и исследовать притоки. Не знаю даже, кто из нас двоих — Джим или я — с большей тревогой думал о предстоящих вылазках. Оба мы не любили тропики, к тому же я в тропических лесах страдаю клаустрофобией, чего не скажешь о пиявках. Мы приняли все меры предосторожности, надели на ноги надлежащую обувь, призванную защитить их от пиявок, но стоило выйти за пределы территории, прилегающей к рестхаузу, как на нас нападала целая армия. Даррелл расправлялся с пиявками двумя способами — прижигал сигаретой или посыпал солью. Тем не менее они ухитрялись отыскивать какие-то лазейки, в чем мы убеждались, раздеваясь по возвращении в рестхауз. Изо всех тварей, населяющих тропические чащи, эти, на мой взгляд, самые отвратительные. Особенно жуткое впечатление производит обилие крови, когда вы отрываете пиявок от себя; можно подумать, вас всего изранили. Во время одной вылазки, пиявка таки добралась до моей ноги, и поскольку на мне были узкие джинсы, пришлось раздеваться, избавляясь от нее — к великому удовольствию жестоких мужчин.
Снова главные страдания выпали на долю Джима. На сей раз ему было поручено часами дежурить в тесной засидке, подстерегая бродящих в джунглях носорогов. К счастью, гиббоны скрашивали монотонное ожидание. Они всюду возникали на деревьях над нами, весело прыгая с ветки на ветку и громко перекликаясь. Туземцы дали им звукоподражательное прозвище вах-вах; мне гиббоны показались самыми симпатичными изо всех обезьян. В Куала-Лумпуре мы познакомились с одним голландцем, который держал черного гиббона (он же — сиаманг), предоставив ему в доме полную волю. Право, мне кажется, что гиббоном он дорожил больше, чем своими детьми. Избалованный любимчик катался вместе с хозяином по городу в его машине и очень любил сигналить.
Занимаясь съемками на реке, Крис и Даррелл однажды застряли с катером на отмели. Выбравшись на берег, они обсуждали варианты дальнейших съемок, когда увидели вдруг плывущую в их сторону большую королевскую кобру. Оба замерли, а змея, подплыв вплотную и рассмотрев людей, испуганно остановилась и поспешно направилась в другую сторону. Естественно, Крис испытал легкое потрясение, что же до Джерри, то он потом приводил этот случай как пример того, насколько змеи боятся людей. На той же реке нам встретился оленек, очаровательное маленькое создание величиной с собаку; мясо оленька высоко ценится лесными жителями. Иногда, покинув качающиеся ветки прибрежных деревьев, над нами проносились ярко окрашенные птицы-носороги, а вот крупные млекопитающие упорно сторонились нас, что весьма сильно расстраивало Криса.
Следующий этап киноэкспедиции должен был привести нас на восточное побережье Малайзии, где в районе города Дунгун находятся последние в мире «ясли» огромной кожистой черепахи. Малайское общество естествоиспытателей убедило правительство помочь с организацией заповедника. Безобидные великаны из года в год возвращались к здешнему берегу, чтобы старательно вырыть гнезда в золотистом мягком песке и отложить в них яйца — только затем, чтобы местные жители откопали их и продали любителям деликатесов. Словом, без энергичных мер защиты этим черепахам грозило вымирание. А потому за два года до нашего приезда большой участок берега был объявлен заповедным; туда-то мы и направились.