– Третий справа, второй слева, пятый справа, четвертый слева, – бормотал Попугай, семеня по туннелю и все время сверяясь с компасом.
   Кристальные коридоры освещались зеленоватым светом. Саймон заинтересовался его происхождением.
   – Светляки, – объяснил Попугай. – Ха-Ха отдал им всю крышу при условии, что они будут освещать коридоры. Естественно, жилые помещения освещаются грибами.
   – Грибами? – повторил Питер.
   – Ну да, светящимися грибами, они дают отличный свет.
   Они углубились уже довольно далеко, кристальные пузыри становились все крупнее. И вот сквозь толщу прозрачного кристалла они увидели впереди сильный белый свет.
   – Почти пришли, почти пришли, – пробормотал Попугай. – Бедняга Ха-Ха, наверное, голову себе ломает над тем, куда я подевался. Но ничего, теперь мы здесь и скоро разрешим наши проблемы.
   Они завернули за угол и очутились в огромной комнате овальной формы, где с потолка свисали связки белых фосфоресцирующих грибов. В глубину отходили две полукруглые ниши. В главной комнате стоял длинный стол, много стульев с высокими спинками и несколько низких диванов с яркими подушками. В одной из ниш была большая кухонная плита, на которой кипели кастрюльки и шипели сковородки и над которой висели окорока, колбасы и связки лука. В другой нише помещалась лаборатория, заставленная горелками, ретортами, пробирками, пестиками, ступками и бесчисленными флаконами с разноцветными настоями трав и солями.
   Спиной к путешественникам, с луком и стрелой в руках, которые были намного больше его самого, стоял низенький толстенький человечек в черном и золотом одеянии и в остроконечной золотой с черным шляпе.
   – Назад! – прокричала фигура, потрясая луком самым непрофессиональным образом. – Назад! Еще один шаг – и я всажу тебе стрелу прямо в зоб, негодный непослушный василиск!
   – Ах, боже мой, – вздохнул Попугай. – Опять он потерял очки.
   – Назад! Сделай только шаг – и я убью тебя наповал! – воскликнул волшебник, продолжая размахивать луком.
   – Ха-Ха! – крикнул Попугай. – Это я, Попугай!
   Услыхав голос позади себя, волшебник резко повернулся, и шляпа свалилась у него с головы. Ребята прежде думали, что все волшебники долговязые и сухощавые, как цапли, но у Ха-Ха было круглое лицо, седая борода до пояса и длинные белые волосы, поверх которых, точно розовый гриб, торчала лысая макушка.
   – Негодный василиск! – закричал волшебник, дико озираясь. – Как смеешь ты выдавать себя за Попугая? Какая наглая подделка! Неужели ты думаешь, я поддамся обману?
   – Фу-ты, – простонал Попугай, – что бы ему класть очки на одно и то же место, а еще лучше – вообще их не снимать.
   С этими словами он перелетел через комнату и сел волшебнику на плечо.
   – Ха-Ха, это я и есть, Попугай. Я вернулся!
   – Попугай, так это ты? – Голос у волшебника дрогнул, он поднял кверху пухлую ручку и погладил Попугаю хохолок.
   – Он самый, – ответил Попугай.
   – Ох, Попугай, как же я счастлив, что ты вернулся.
   – Я тоже рад, – проговорил Попугай.
   – Ну вот, ну вот… – Волшебник шумно высморкался и при этом налетел на стул. – Где же ты пропадал, Попугай? Я тебя повсюду искал. Я был уверен, что отвратительные василиски сожгли тебя.
   – Это все жабы виноваты, – отозвался Попугай. – Набросились на нас с Дульчибеллой среди ночи, закрутили в грубую оберточную бумагу и столкнули в реку.
   – Нет, какая дерзость, какая дерзость! – Волшебник зашагал взад и вперед по комнате, лицо его побагровело от гнева. Он впал в такое волнение, что налетел на кристальную стену и упал. Питер и Саймон поставили его на ноги.
   – Благодарствуйте, благодарствуйте, очень любезно с вашей стороны, – пробормотал волшебник. – Что было дальше, Попугай?
   – А дальше нас прибило к какому-то берегу и нас нашли вот эти милые дети.
   – Какие дети? – Волшебник завертел головой.
   – Они стоят рядом с вами, – терпеливо разъяснил Попугай.
   – Батюшки, так это дети? Я думал, это стулья. Здравствуйте, детки. – И волшебник дружески помахал рукой ближайшим стульям.
   – Чем скорее я отыщу вам очки, тем лучше, – заметил Попугай. – Так вот, если бы не мужество и отзывчивость этих детей, меня бы здесь не было.
   – Стало быть, я в неоплатном долгу перед вами, – сказал волшебник, пытаясь пожать руку стулу, – в неоплатном долгу.
   – А теперь прежде чем приступать к делу, – продолжал Попугай, – я поищу очки. Куда вы их клали в последний раз? Что вы в них делали?
   – Я не очень твердо помню, – с беспомощным видом ответил волшебник. – Сперва заварилась та история с василисками, и я потерял одну пару очков. Потом мне пришлось возиться с Табитой, когда она впала в совершенно истерическое состояние, и я потерял вторую пару. А куда я дел запасные очки, я не помню.
   – Хорошо, не двигайтесь с места, пока я не вернусь, – приказал Попугай, – а то вы опять ушибетесь.
   Он принялся летать по комнате, заглядывая в разные уголки.
   – Не хотите ли сесть, мистер Джанкетбери? – Пенелопа дотронулась до его руки. – Сзади вас диван.
   – Ох… я… э-э-э, да, благодарю вас, – отозвался волшебник. – Только, пожалуйста, зовите меня Ха-Ха. Все здесь меня так зовут.
   – Спасибо. – Пенелопа усадила его на диван.
   – Ты – дитя женского пола? – спросил Ха-Ха, вглядываясь ей в лицо.
   – Да. – Пенелопа улыбнулась. – Меня зовут Пенелопа, а это мои кузены, Питер и Саймон.
   – Здрасьте, здрасьте! – Волшебник закивал в том направлении, где стояли мальчики. – Мне пришло в голову вот что: раз ты дитя женского пола, не могла бы ты пойти успокоить Табиту? Понимаешь, как женщина женщину?
   – Мне никогда еще не приходилось успокаивать драконов, – с беспокойством отозвалась Пенелопа. – Я не совсем уверена, что у меня это получится.
   – А я уверен. – Волшебник с лучезарной улыбкой посмотрел на нее. – У тебя такой добрый голос. Как это великодушно, что ты вызвалась помочь. Я отведу тебя к ней, как только получу очки.
   В эту минуту камнем на них упал Попугай, держа в клюве очки.
   – Получайте, – сказал он. – Они были в банке с лунноморковным вареньем. Как они туда попали?
   – Ах да… – Волшебник с очень довольным видом вздел очки на нос. – Теперь я вспоминаю, как клал их туда. Я решил, что место такое неподходящее, что уж я непременно его запомню.
   Попугай испустил тяжкий вздох страдальца, которому уже не раз приходилось участвовать в подобных поисках.
   – Какие же вы симпатичные детки. – Волшебник просиял. – Мальчики такие красивые, а девочка прехорошенькая. И подумать только – у каждого свой цвет волос. Это так удобно для того, чтобы различать вас. Особенно когда потеряешь очки. Постойте-ка, я попробую запомнить: Пенелопа – медно-рыжая головка, у Питера черные кудри. Так. Стало быть, Саймон блондин. Так, так, уверен, что недельки через две я выучу вас.
   – Оставим это, – прервал его Попугай. – Расскажите лучше, что здесь происходит.
   – Ну, – посмеиваясь, ответил волшебник, – у василисков начались кое-какие неприятности. Они, правда, овладели заклинанием, касающимся яиц, что огорчительно, но, получив в руки Книгу Заклинаний, они сделались очень честолюбивы. А поскольку, как тебе известно, они всегда были бестолковы, то они перепутали заклинания и не успели глазом моргнуть, как превратили одного часового в пучок лунной моркови, а другого – в большое пробочное дерево, искривленное молнией.
   – Хо-хо-хо! – захохотал Попугай, хлопая себя крыльями по бокам. – Вот так штука! А дальше что?
   – Потом они явились сюда и стали вынуждать меня спуститься вниз, в долину, чтобы там произносить за них заклинания, – с негодованием ответил волшебник. – Тогда я укрылся здесь, и сюда они уже проникнуть не смогли.
   – Вопрос в том, – сказал Попугай, – что предпринять теперь?
   – Сам знаешь, – проговорил волшебник, – без Травника и Книги Заклинаний я ничего сделать не могу. Говорят, они держат все три книги в подземелье своего замка и, как видно, крепко стерегут. Не представляю, как их оттуда вызволить, а без них мы беспомощны.
   – Неужели вы не помните ни одного заклинания наизусть? – спросил Попугай.
   – Не помню. В моем возрасте память слабеет. И главное, я точно знаю, что там имеется специальное заклинание против василисков, но в чем оно заключается, вспомнить не могу, вот что обидно.
   – Ну ничего, вдруг вы его еще вспомните, – ободрил его Попугай.
   – Нет, – с несчастным видом возразил волшебник. – Я уж и так, и этак пробовал – не могу вспомнить, и все.
   – Не важно, – весело утешил его Попугай, – не тревожьтесь, мы что-нибудь придумаем. А теперь почему бы вам не состряпать что-нибудь такое лунноморковное? Вы потрясающе это делаете.
   – Правда, вы хотите есть? С радостью, – оживился волшебник. – Но сначала я отведу Питера к Табите, ей полезно женское общество.
   – Вы хотите сказать – Пенелопу? – поправил Попугай.
   – Это у которой белокурые волосы? – осведомился волшебник.
   – Нет, рыжие, – возразил Попугай.
   – Ах да. Пойдем же, Пенелопа, душенька.
   – Ступай, – поторопил ее Попугай. – Табита не опасна.
   Несмотря на заверение, Пенелопе, когда она следовала за волшебником через кристальный лабиринт, было очень не по себе.
   – Я поместил ее в восточное крыло, – объяснил волшебник по дороге. – Во-первых, око огнеупорное, а во-вторых, звуконепроницаемое.
   Пенелопа поняла здравость его рассуждений, как только они подошли к восточному крылу. Шум, поднятый безутешной драконихой, был невообразимый.
   – У-y-y! У-у-у! – услышала Пенелопа рев Табиты. – У-у-у! Глупое я, безмозглое создание! Беспечная несообразительная растяпа! У-у-у!
   Волшебник ввел Пенелопу в комнату, обставленную как спальня.
   На громадной с пологом кровати, содрогаясь от рыданий, лежала дракониха. Она была не так уж велика, как представляла ее себе Пенелопа, не крупнее пони, кирпично-красного цвета, а вдоль шеи и спины у нее шла нарядная оборка из золотых и зеленых чешуек. Огромные бледно-голубые глаза ее были полны слез.
   – Хватит, хватит, Табита, – проговорил волшебник. – Я тут тебе кое-кого привел – девочку по имени Пенелопа.
   – Очень приятно, – сказала Пенелопа.
   – Нет, нет, неприятно! – заревела Табита. Из ее глаз по щекам текли слезы и, нагретые пламенем из ноздрей, тут же обращались в пар. – Никому не может быть приятна такая никчемная, никудышная, дрянная дракониха! Таких больше днем с огнем не найдешь! У-у-у!
   – Может, если вы расскажете мне про свое горе, – ласково предложила Пенелопа, – вам станет легче? Видите ли, мы с моими кузенами пришли сюда, чтобы вам помочь.
   – Вы очень добры, – захлебываясь, прорыдала Табита, – но я одинока и всеми покинута, и никто мне не поможет, и я сама во всем виновата, у-у-у! И ничего… у-у-у… нельзя… у-у-у… поправить!
   – Все равно, – твердо сказала Пенелопа, – на всякий случай расскажите. Слезами уж точно горю не поможешь.
   Табита достала из-под подушки огромный носовой платок и громко высморкалась. Платок немедленно загорелся. Пенелопе и волшебнику пришлось затаптывать огонь.
   – Как будто я ее не предупреждал, чтобы она пользовалась огнеупорными платками, – недовольно повторял он. – Двадцать раз предупреждал. Ты не представляешь себе, до чего небрежны все эти огнедышащие.
   – Да, да, оскорбляй меня… у-у-у… когда и так мое сердце разбито… у-у-у… из всех драконов я осталась одна, – прорыдала Табита. – Ругай меня… у-у-у… я осталась слабая и беззащитная, последняя из рода драконов!…
   – Батюшки! – проговорил волшебник. – Что бы я ни сказал, все не так. Оставляю вас одних. Если что-то понадобится, позвони. В неотложном случае – пять звонков.
   Волшебник поспешно ретировался, а Пенелопа с опаской присела на краешек кровати рядом с Табитой.
   – Послушай, Табита, – сказала она ласково, но решительно. – Ты только расстраиваешь себя. Что толку плакать? А вот если ты возьмешь себя в руки и расскажешь мне, в чем дело, уверена, мы тебе поможем.
   – Ну вот, – проговорила Табита, всхлипывая и прерывисто вздыхая, отчего из носу у нее розовыми лепестками вырывалось пламя. – Ну вот, время от времени все драконы, кроме одного, исчезают, и тогда этот последний дракон становится хранителем яиц, которые по одной штуке кладет каждый дракон, прежде чем исчезнуть. Меня выбрали хранительницей яиц, и я этим очень гордилась, потому что такая большая ответственность – сознавать, что будущее драконов находится в твоих руках, вернее, в твоей корзинке.
   – Да, очень большая ответственность, – с серьезным видом подтвердила Пенелопа.
   – Ну вот, я как раз поднималась сюда и несла яйца – их всегда высиживают в Кристальных пещерах, – как вдруг мне повстречались василиски, с которыми я вообще-то никогда не разговариваю, они такие вульгарные и буйные. Но они мне сказали, будто теперь все будет по-другому и им велено отнести яйца для высиживания к ним в замок. И я по глупости отдала им яйца, а они… у-у-у, у-у-у… помчались прочь и крикнули, что и не собираются их высиживать, и теперь… у-у-у… драконов БОЛЬШЕ НЕ БУ-У-УДЕТ!
   – Жестокие звери! – сердито проговорила Пенелопа, когда Табита опять принялась бурно рыдать. – Ну ничего, мы с моими кузенами собираемся проникнуть к ним в замок и отнять Великие Управляющие Книги и драконьи яйца.
   – Правда? Отнимете? – обрадовалась Табита. – Но как?
   – А вот так… – начала Пенелопа и остановилась. Уголком глаза она заметила какое-то движение около большого шкафа, стоявшего в темном углу. – Скажи-ка, – произнесла она, – тут в пещерах есть кто-нибудь еще кроме тебя?
   – Кто-нибудь еще? – недоумевающе повторила Табита. – Нет, кроме меня и Ха-Ха, никого. А что?
   Пенелопа, ничего не отвечая, направилась к звонку и нажала его пять раз. Через несколько секунд послышался топот, дверь распахнулась, и в комнату ворвались Питер, Саймон и Ха-Ха и позади них Попугай.
   – Что случилось? – воскликнул волшебник.
   – В чем дело? – закричали мальчики.
   – Заприте двери, – проговорила Пенелопа. Они заперли дверь и выжидающе уставились на нее.
   – Ну? – спросил Саймон.
   – К нам подослан шпион, – спокойно произнесла Пенелопа. – Он прячется около шкафа.
 
 

Глава четвертая
ШПИОНЫ И ПЛАНЫ

 
   – Шпион, Пенни? – недоверчиво переспросил Питер. – Ты уверена?
   – Какого рода шпион? – спросил Саймон.
   – Не знаю, я видела только, как он шевельнулся вон там, возле шкафа, – показала Пенелопа.
   Мальчики шагнули в темный угол.
   – Ты совершенно права, – сказал Питер и, нагнувшись, кого-то схватил.
   – Ну ты, пусти, – произнес хриплый голос. – Пусти, кому говорю, больно делаешь.
   В руке Питер держал за одну ногу толстую бородавчатую зеленую жабу. Жаба была в визитке и белокуром парике и сжимала в лапе серый цилиндр. Когда Питер опустил ее, она съежилась на полу, судорожно раздувая горло и нервно следя за ними выпученными желтыми глазами.
   – Вот, пожалуйста, – торжествующе проговорила Пенелопа. – Я же вам говорила, что тут шпион.
   – Ничего я не шпион, – хриплым голосом возразила жаба.
   – Кто же ты в таком случае? – грозно спросил Саймон.
   – Я… я… как его… купец-меховщик из Владивостока. У меня, жена и шестеро ребятишек, и мне надо их содержать.
   – Никакой ты не купец, – в негодовании заявил Питер.
   – А что, не похож я разве на купца-меховщика из Владивостока, который еле концы с концами сводит? – плаксиво спросила жаба.
   – Нисколечко, – отрезал Саймон. Жаба на минутку задумалась.
   – А как насчет торговца бриллиантами, который прикатил прямехонько от зулусов, а? – Физиономия у жабы прояснилась.
   – Тоже не похож, – отверг и это предложение Питер.
   – А если знаменитый нейрохирург из Катманду? – с надеждой в голосе осведомилась жаба.
   – Не пойдет, – ответил Саймон.
   – Ладно, так и быть, скажу вам правду-матку, – задушевным тоном произнесла жаба. – Я – богатый фермер из Онтарио, хозяин молочной фермы. У меня отпуск, и я надумал проведать свою племянницу.
   – Я тебе не верю, – сказала Пенелопа. – Ты шпион.
   – Да не шпион я, лопни мои глаза, – запротестовала жаба. – Лопни мои глаза, мисс. Я вам говорю все, как есть, начистоту. Я вполне зажиточный торговец зерном, который путешествует инкогнито, как бы по торговым делам.
   – Ты просто-напросто жаба и шпион, – сказал
   – Да, и притом незадачливый шпион, жалкий, уродливый, в парике и визитке и дурацком цилиндре, – добавил Саймон.
   – Ты никакого права не имеешь оскорблять мой цилиндр, – обиженным тоном заявила жаба. – В чем дело? Шикарный цилиндр! Можно смело сказать: моя лучшая маскировка, в смысле мой лучший наряд.
   – Ты шпион, – повторил Питер. – Знаешь, что бывает со шпионами?
   – Да не шпион я, ей-богу, – лихорадочно, запротестовала жаба. – Нельзя меня трогать, потому как я вовсе не шпион.
   – Шпионов расстреливают, – заметил Саймон. – Или пытают, – добавил Питер.
   – Или пытают и расстреливают, – зловеще подытожил Попугай.
   – Слушайте, полегче! Зачем такие слова? – переполошилась жаба. – Слушайте, сейчас я вам выложу все как на духу. Я не хотел говорить, заметьте, но вы меня вроде как вынудили.
   – Ну? – поторопил ее Саймон.
   – Я – богатый-пребогатый банкир литовского происхождения, у которого жена, двое ребятишек и старенькая мамаша на иждивении, – созналась жаба, надвигая цилиндр на глаза и засовывая большие пальцы за проймы жилетки.
   – Ни одному слову не верю, – сказала Пенелопа.
   – Я тоже, – присоединился Попугай. – Банкир, видали вы? Да такая жаба, как ты, дважды два не сосчитает.
   – А и не надо считать, – заверила его жаба. – Если ты банкир, так, лопни мои глаза, тебе ни математики, ни чего другого и ведать не требуется. Знай присматривай за чужими денежками и не отдавай нипочем, кто ни попросит, – вот и вся работа.
   – Вздор! – презрительно отозвался Попугай. – Абсолютный вздор и к тому же неизобретательный. А теперь, если не скажешь нам правды, Табита поджарит тебе слегка пятки, а, Табита?
   – С большим удовольствием. – Табита выпустила двадцать четыре колечка дыма и две длинные струи пламени из ноздрей.
   – Ух! Слушайте, так нечестно! – Глаза жабы наполнились слезами. – Нехорошо мучить бессловесное животное. И костюм можно попортить, а я за него еще не все деньги выплатил.
   – Нас это не касается, – возразил Попугай. – Скажи правду, и мы тебя не тронем.
   – Ей-богу? – с надеждой спросила жаба. – А скажете: «Вот те крест, умру, если обману»?
   – Да, – ответил Попугай.
   – Ладно. – Жаба набрала в рот воздуху. – Я…
   – Смотри – только правду, – предупредил Попугай. – Это твой последний шанс.
   – Да понял уж, понял, – отозвалась жаба. – Зовут меня Этельред, мистер Жаб, без определенного местожительства.
   – Шпион? – дополнил Питер.
   – Ну да. То есть нет, я как бы полушпион. Понимаете, – продолжал Этельред, – это василиски виноваты. Мне не по росту было их яйца высиживать, я с них все время падал и ушибался. Тогда я и говорю их главному: «Почему бы не поручить, значит, мне то, для чего я создан?»
   – Шпионить, что ли? – недоверчиво спросил Саймон. – Да из тебя же вышел бездарный шпион.
   – Ты не имеешь никакого права оскорблять меня. – Этельред надулся. – Из меня вышел бы шпион что надо, просто я не успел пройти полный курс.
   – Какой курс? – поинтересовался Питер.
   – Курс заочного обучения, – пояснил Этельред. – Я только до маскировки дошел и до иностранных акцентов, а тут василиски и говорят: «Слушай, а ну быстрее скачи в Кристальные пещеры, разведай, что там затевает Ха-Ха». Спровадили меня в два счета, я даже невидимые чернила не захватил.
   Пенелопе стало ужасно его жалко.
   – Так, – сказал Попугай. – Удачно, что мы тебя перехватили, теперь ты нам дашь кое-какие сведения.
   – Нет. – Этельред замотал головой. – Ни слова, хоть режьте. Я буду нем как могила. Вот так.
   Табита выдохнула две струйки пламени.
   – Ладно, так и быть, – поспешно сказал Этельред. – Я вам выдам чуть-чуть, что-нибудь такое не важное.
   – Куда они дели Великие Управляющие Книги? – задал вопрос волшебник. – Они в безопасности?
   – Что да, то да, – подтвердил Этельред. – Они у них в подземелье под усиленной охраной. Ох и в здоровую лужу они сели с этими заклинаниями. Смеху было! Я чуть не помер. Ну и взбесился их главный, когда два часовых превратились в дерево и в пучок морковки. Все наши жабы прямо в истерике катались, ей-богу.
   – А что с драконьими яйцами? – спросил Попугай.
   – А чего им делается? В порядке, – ответил Этельред.
   – Они целы? В замке василисков? Мои драгоценные! – взвизгнула Табита и хлопнулась в обморок.
   – Слушайте, чего это она? – спросил Этельред. – Ясно, они целы. Как их сложили в пыточную камеру, так они и лежат себе одно к одному.
   Все принялись похлопывать Табиту по лапам и занимались этим до тех пор, пока она не пришла в себя. По мудрому замечанию волшебника, не было никакого смысла жечь у нее под носом перышко, как делают в подобных случаях.
   – Выкладывай, – сказал Попугай Этельреду, – какой вход в замок лучше.
   – Вход только один, – вмешался волшебник, – через подъемный мост и главные ворота.
   – А вот и ошибаетесь! – торжествующе провозгласил Этельред. – Вы тут думаете, что больно умные, все знаете, так? А вот и нет. Съели?
   – Как же можно еще туда попасть? – удивился волшебник.
   – Э-э-э, нет, – с хитрым видом протянул Этельред. – Этого вам у меня не выудить. Дудки, я вам не переползчик какой-нибудь.
   – Перебежчик, – поправил Питер.
   – Все равно. И не этот.
   – Я тебе не верю, – сказала Пенелопа. – С той минуты, как мы тебя поймали, ты ни одного правдивого слова не сказал. И сейчас ты опять врешь, как и раньше про нейрохирурга. Ты нас обманывал насчет своей профессии и теперь обманываешь – говоришь, будто в замок есть еще один вход.
   – Не вру я, мисс, ей-богу, – запротестовал Этельред. – Может, я и приврал пару раз, но сейчас я говорю чистую правду: в замок можно попасть через сточную трубу.
   – Браво, Пенни! – закричал Питер.
   – Весьма умно, – похвалил Попугай.
   – Блестяще, – сказал волшебник.
   – Эй, слушайте… – Этельред вдруг сообразил, что проговорился. – Это нечестно, мисс, право, нечестно.
   – А шпионить за нами честно? – отрезала Пенелопа.
   – Так моя профессия такая – мастер шпионажа, – возразил Этельред. – Вы не имели права выманивать у меня обманом тайну.
   – Прости, но без этого нельзя было обойтись, – сказала Пенелопа. – И потом, никто этому не удивится, потому что ты плохой шпион.
   – Послушайте, это несправедливо, я ведь только полкурса успел пройти, – обиженно оправдывался Этельред. – Вообще-то у меня очень хорошо получается. Венгерский торговец рыбой, вдовец с тремя дочками бесподобно выходит. Так, во всяком случае, моя мамаша говорит. Хотите послушать? А то еще могу изобразить из себя польского графа, который обеднел и ему пришлось продать замок со всем добром.
   – В другой раз, – остановил его Попугай. – Сейчас мы хотим знать, как попасть в сточную трубу.
   – Полегче, – запротестовал Этельред, – что же мне, ВСЕ секреты вам выдать?
   – По-моему, – Пенелопа подмигнула Попугаю, – Этельред не понимает, что мы предлагаем ему очень важную работу.
   – Кому? Мне? – озадаченно переспросил Этельред. – Что за работа?
   – Мастер контршпионажа, – с серьезным лицом ответила Пенелопа.
   – Это кто? Я? – От возбуждения глаза у Этельреда выпучились еще больше. – А это что за штука?
   – Это самый главный вид шпионства, – ответил Питер.
   – Да, – подтвердил Саймон, – необычайно важная работа.
   – Ух ты! – Объяснение явно произвело на Этельреда сильное впечатление. – И как, значит, это делается?
   – Ты притворяешься, будто продолжаешь шпионить за нами в пользу василисков, – пояснила Пенелопа. – А на самом деле ты шпионишь за василисками в нашу пользу. За это тебя будут звать мастер контршпионажа Икс.
   – А почему Икс? Почему мне нельзя зваться своим именем?
   – Потому что мастерам контршпионажа так не полагается, – ответил Питер. – Они слишком важные персоны, чтобы называться обыкновенными именами.
   Этельред некоторое время размышлял.
   – А маскировку мне придется применять? – осведомился он. – Вообще-то, маскировка у меня выходит лучше всего, мне было бы нежелательно ее бросать.
   – Конечно, ты будешь применять маскировку, – успокоила его Пенелопа. – По большей части тебе придется носить дьявольски хитрую личину.
   – Какую? – Глаза у Этельреда чуть не выскочили от волнения.
   – Свою собственную, – ответила Пенелопа. – Ты будешь носить личину жабы.
   – Эй, полегче! Василиски ведь знают, что я жаба, – запротестовал Этельред.
   – Вот в этом и заключается дьявольская хитрость, – объяснил Саймон. – Потому что под личиной жабы будет скрываться мастер контршпионажа Икс.
   – Ух ты! – На физиономии Этельреда выразилось понимание. – Ух ты, неглупо придумано, прямо совсем неглупо. Ей-богу, самое что ни на есть расшпионское шпионство.
   Дети с облегчением вздохнули. Попугай обменялся взглядом с волшебником.
   – Значит, ты согласен принять эту высокую должность? – спросила Пенелопа.