Он бесшумно вошел за ней и смотрел, как она одевалась. Она знала, чувствовала это. Очередное унижение. Ей стало немного легче оттого, что он уже не был обнажен — наготу прикрыл белый купальный халат, такой чистый и свежий, резко оттеняющий смуглое, дьявольски красивое лицо. Его молчание усилило ее опасения.
   Волосы у нее были растрепаны, а глаза уже не сверкали, лишь усмешка, казалось, пряталась там, в глубине — как будто он высмеивал ее, себя, весь мир.
   — Насколько я понимаю, в постель ты не вернешься, — предположил он — Я выполнила свою часть сделки, Луис, — ответила она.
   Он пожал плечами.
   — У меня пропал аппетит.
   — Отлично, — произнесла она, — у меня тоже. Он небрежно указал ей на выход.
   — Можешь уйти хоть сейчас.
   Шонтэль почувствовала неистовую ярость.
   — Ну да, разумеется! И ты забудешь о сделке, как только я окажусь за порогом!
   — Твое дальнейшее пребывание здесь абсолютно неуместно, — ответил он тоном умирающего от скуки человека. — Если ты боишься идти через улицу, позвони брату. Полагаю, он в боевой готовности и с радостью проводит тебя в гостиницу.
   — Нет! — отрезала она. Ненависть у нее в груди пылала с той же силой, с которой раньше пылала любовь. — Я останусь здесь до истечения комендантского часа, как и обещала. После того как ты обошелся со мною как с проституткой, я не позволю тебе забыть о своих обязательствах.
   Ради автобуса она была готова на все. На его скулах заиграли желваки.
   — Я дал тебе слово.
   — Вот утром и увидим, чего оно стоит. — Ее глаза сверкнули. — А теперь, так как мы оба пришли к выводу, что ни ты, ни я не получаем больше удовольствия от общения, предлагаю тебе вернуться к себе в постель, а я скоротаю остаток ночи здесь.
   — Благодарю, — кивнул Луис. — Приятных снов на новом месте.
   Он вернулся в спальню. Шонтэль охватило отчаяние — он решил не тратить на нее попусту время. Несколько секунд она колебалась, не пойти ли ей за ним следом, не устроить ли скандал по поводу этой сомнительной сделки… Но зачем?
   Он ничего не станет слушать.
   Именно это и было основным камнем преткновения.
   Он ничего не станет слушать.
   Даже оставаясь до утра, она не могла иметь твердые гарантии, что Луис сдержит слово. Но это неважно; по крайней мере, она сделала все, что было в ее силах. И даже если вся эта история ни к чему не приведет, ее совесть будет чиста.
   Шонтэль подошла к телефону, сняла трубку и сделала заказ в службе времени, чтобы ее разбудили в пять сорок пять утра. Звонок разбудит и Луиса. Оно и к лучшему: он увидит, что Шонтэль выполнила свои обязательства, пробыв у него всю ночь.
   Она погасила свет во всех комнатах. Тусклого света, что падал с улицы через окно, ей более чем достаточно. Она сдвинула два кресла, села в одно и положила ноги на другое. Надеясь, что усталость поможет ей заснуть, она закрыла глаза и молила Бога, чтобы он послал ей сон.
   Но слезы текли, как кровь из открывшейся раны в ее сердце. Тихие слезы. Одинокие слезы. Слезы, которые нужно было выплакать сегодня, ибо завтра она вновь должна быть сильной. Она плакала долго, но сон сморил ее, на короткое время подарив душе покой.
   — Шонтэль…
   Звук собственного имени заставил ее проснуться. Глаза слипались. Она сонно посмотрела вверх.
   Луис стоял над нею.
   Голова гудела. Зачем он разбудил ее? Она уловила легкий запах мужского одеколона и вдруг поняла, что он уже побрился и одет. Это означало, что она проспала и он крайне удивлен, видя ее здесь. Шонтэль встрепенулась, оттолкнула ногой кресло.
   — Сколько сейчас времени? — Она запаниковала при мысли, что Алан ждет и беспокоится.
   — Достаточно, — ответил он довольно бесцеремонно. — Чуть меньше половины шестого. Я заказал завтрак. Подумал, что тебе не помешает немного подкрепиться перед тем, как все начнется.
   — Завтрак? Для меня? — произнесла она неуверенно.
   — Для нас обоих.
   Стук в дверь оповестил их, что завтрак прибыл. Луис направился к двери. Шонтэль посмотрела ему вслед — он был в форме военно-морских сил. К чему этот маскарад? Что он замышляет?
   Она пошла в ванную, чтобы ополоснуть лицо и привести себя в порядок, посмотрела в зеркало — выглядит ужасно: белки воспалены, под глазами — синяки. Волосы растрепаны, но все это не имеет значения. Немного расправив помятую одежду и морально подготовив себя к тому, чтобы увидеть Луиса Анхеля в последний раз, Шонтэль поспешно вышла из ванной, размышляя о том, что же он задумал.
   Стол в гостиной был накрыт, и Луис уже завтракал. Он взглянул на нее, когда она вошла; казалось, он видит ее насквозь.
   — Я налил тебе кофе.
   — Спасибо. — Это слово вырвалось машинально. Она старалась не думать об их недавней близости, но воспоминания мучили ее, не давая сосредоточиться.
   Он указал на кресло напротив, видя, что за стол она садиться не спешит.
   — Только давай без церемоний, Шонтэль. Не говори мне, что не хочешь есть.
   — Я не голодна. — Это была правда. — Я попросила разбудить меня в пять сорок пять. Не думала, что ты встанешь так рано.
   — Я уйду из отеля, как только отменят комендантский час, — ответил он.
   Шонтэль насторожилась: что-то не так. Почему он хочет уйти, а как же автобус?
   — Зачем? — спросила она. — Ведь на улицах может начаться стрельба. Он пожал плечами.
   — Это мое дело.
   Она наблюдала, как он хрустит своим круассаном. Ему наплевать, что будет с ней и Аланом.
   — Что, если автобус не подъедет к семи часам? Где тебя искать?
   Он поднял на нее глаза, усмехнулся.
   — Трудно сказать.
   — Меня такой ответ не устраивает, Луис, сказала она жестко, подчеркивая каждое слово.
   Его губы скривились в иронической усмешке.
   — Другого не будет, Шонтэль. Бери, что дают, или уходи.
   Вот этого она стерпеть не могла. Уже не было сил сдерживаться.
   — Я никогда не использовала тебя так, как ты использовал меня этой ночью! Я не знаю, почему ты считаешь, что имеешь право так обращаться со мной! Но на этот раз я не уйду, потому что не верю тебе!
   Это отбило ему аппетит. Он перестал есть и устремил на нее свирепый взгляд.
   Крик, вырвавшийся из груди Шонтэль, чуть не сорвал ей голосовые связки, но потребность высказаться была слишком велика.
   — Куда бы ты ни пошел, выйдя из этого отеля, я пойду за тобой! И буду идти до тех пор, пока автобус не окажется у дверей нашей гостиницы! Я…
   — Когда это я лгал тебе?
   — Не пытайся доказать обратное! — Она просто взорвалась от возмущения. Старые раны в душе снова кровоточили. — Тебе было весьма кстати забыть о Клаудии Гальярдо на некоторое время, пока с тобой была я.
   — Я не женат на ней.
   — Помолвлен, со слов твоей матери. Твоей матери, о которой ты с такой нежностью рассказывал мне, когда мы жили в Буэнос-Айресе. Твоей матери, предельно четко разъяснившей мне истинное положение вещей.
   — Когда это было? — выдохнул он.
   — За день до того, как я оставила тебя. И после того, как ты, отклонив приглашение своей матери, решил держать меня подальше от родственников.
   Он вскочил в ярости. Но она не испугалась. Это ее оскорбили и унизили, и он за все ответит.
   — Ты скрыла это от меня! — прорычал он.
   — Ты тоже немало от меня скрывал, — возразила она.
   — Ты купилась на россказни моей матери, даже не поговорив со мной! Ты довольствовалась ее версией, даже не дав мне шанса!
   Секунду он смотрел на нее с негодованием.
   — Ни любви! — воскликнул он. — Ни доверия! И ради тебя я рискую жизнью!!
   Она застыла, пораженная этими словами, не понимая, о чем идет речь.
   — Жизнью? — неуверенно повторила она. Он закусил губу и не ответил. Гордость не позволила. Но это была уже не высокомерная гордыня, а мужское достоинство.
   — Возвращайся в гостиницу, — сказал он не терпящим возражений тоном. — Жди меня там вместе с братом. Если я не появлюсь, это не значит, что я не старался.
   — Ты? Ты поведешь автобус? Но он уже повернулся к ней спиной и шел к двери. Ее вопросы повисли в воздухе.
   — Луис! — окликнула Шонтэль. А что, если они больше не встретятся? Мысль об этом вызвала в ней невыносимую тоску. Слишком многое между ними осталось невыясненным. Чересчур многое.
   Луис открыл дверь, шагнул в коридор и исчез. Шонтэль пыталась собраться с мыслями. Все перемешалось. Она не знала, во что верить. И что ей делать, если с автобусом ничего не выйдет?
   Возвращайся в гостиницу. Жди меня там вместе с братом.
   Эти слова привели ее в чувство. Здесь ей больше делать нечего. Луис ушел. Глава 8
   Алан сидел в холле отеля «Европа» в тревожном ожидании. Время от времени он поглядывал в сторону стойки регистрации, где отмечалась его группа. Стоило Шонтэль переступить порог, как он сразу очутился подле нее.
   — Ты в порядке? — спросил он, внимательно разглядывая сестру.
   — Да, все прекрасно, — ответила она и направилась к лифтам, давая понять, что не собирается ничего объяснять. — Мои вещи в номере?
   — Конечно. Я подумал, что ты захочешь переодеться.
   — Непременно. Дай мне ключ.
   — Вот он.
   — Спасибо. Я быстро.
   — Шонтэль…
   — Луис отправился за автобусом, — отрезала она, не желая отвечать на какие-либо вопросы.
   — Сам Луис? — В голосе было крайнее изумление.
   — Он сказал, что, если автобуса не будет к семи часам, это не его вина. Все уже готовы?
   Алан кивнул, находясь под впечатлением от услышанного.
   — Те, кто еще не оплатил счет, завтракают в столовой, — ответил он. — Советую и тебе подкрепиться, Шонтэль. У нас впереди трудный день.
   Она нажала кнопку лифта. Ей повезло, двери открылись сразу.
   — Ты позаботился о еде в дорогу? — спросила она, входя в кабину.
   — Да, конечно! Я все устроил, Шонтэль…
   — Скоро спущусь, — произнесла она, нажимая на кнопку.
   Двери закрылись, оставляя за собой хмурое лицо Алана.
   Шонтэль глубоко вздохнула. Насчет автобуса она предупредила. Ни слова об остальном. А что, если… Возможно, у Луиса есть свои причины думать о ней плохо… если его мать солгала и… если Клаудия Гальярдо была в сговоре с Эльвирой Розой Мартинес… Выяснить, где правда, а где ложь, было трудно.
   В одном Луис, несомненно, был прав. Расскажи она ему тогда о своем разговоре с его матерью, сегодня все было бы по-другому. В этом была только ее вина, и она это признавала. Однако никакие обстоятельства, возможно заставившие его думать о ней плохо, не могли оправдать то, как он обошелся с ней этой ночью. Это было непростительно.
   Сейчас ей ясно одно: у них нет будущего. Надо забыть обо всем, что было между ними. Она сомневалась, что сможет это сделать, но смириться с тем, что все кончено, она в силах.
   Луис приедет на автобусе. При мысли об этом пульс ее вновь участился. Неважно. Луис будет здесь всего несколько минут, договорится с Аланом и исчезнет. Трагедии в этом нет. Всего несколько минут. Если он вообще появится.
   Лифт остановился и двери открылись в тот момент, когда она прокручивала в голове весь этот сценарий. Она опять вспомнила о том, что в это самое время Луис, по его собственным словам, рискует жизнью, чтобы добыть им автобус. Так ли это? Действительно ли улицы настолько опасны? Вряд ли Алан пошел бы на риск, будь все и вправду так серьезно. Разумеется, он знал, что при выезде из Ла-Паса им придется столкнуться с некоторыми трудностями, однако они не пугали его. Что до Луиса, то уж он, член всеми уважаемой семьи Мартинес, был в состоянии справиться с любыми неприятностями.
   Он рискует ради нее жизнью… Непостижимо. Зачем мужчине, не чувствующему к ней ничего, кроме презрения, ставить на кон свою жизнь лишь потому, что ей вдруг понадобился автобус? Ведь ему достаточно пошевелить пальцем, и все будет исполнено. Все это было непонятно.
   Шонтэль достала чистые вещи, переоделась, сразу почувствовав себя лучше и бодрее. Красную футболку с надписью «Амигос туре» сменила темно-зеленая с аналогичной надписью. Наспех расчесав волосы, она приготовилась встретить новый день, каким бы тяжелым он ни был.
   Проверив, не забыла ли она чего-либо в номере, Шонтэль спустилась в фойе и, оставив вещи на попечение Алана, направилась в столовую. Завтрак — вот что теперь ей было необходимо. Может, вечером у нее будет настроение подумать о будущем, но сейчас у нее нет времени. Большинство туристов уже позавтракали. Шонтэль поспешила к буфету. Не то чтобы ей очень хотелось есть, но она чувствовала себя как выжатый лимон и нуждалась в энергии.
   Заказав фруктовый сок, пару круассанов, немного холодного мяса и сыра, она поискала взглядом свободный столик.
   Без десяти семь она вернулась в фойе, чтобы помочь Алану ответить на вопросы встревоженных людей и настроить их на долгую поездку. От Ла-Паса до Санта-Круса примерно десять часов… если повезет. Там была возможность взять билеты на рейс до Буэнос-Айреса, а оттуда улететь домой, в Австралию.
   Обстановка накалялась. Кто-то был подвержен приступам морской болезни, не подозревая, что это не единственная неприятность, которая может произойти с ними до тех пор, пока они не выбрались отсюда. Кто-то нервничал, опасаясь происходящего за пределами отеля.
   Австралийцы не привыкли к военному положению. Большинство из них видели солдат только на парадах, а танки — лишь в качестве музейных экспонатов. Некоторые вслух ругали себя, обещая никогда больше не покидать родного дома. Глядя со стороны на этих людей, Австралию можно было смело назвать Страной счастливчиков, по крайней мере в данном случае.
   Минуты шли. Напряжение росло. Многие перепроверяли свой багаж. Велев всем оставаться на месте, Алан направился к выходу, чтобы посмотреть, нет ли автобуса, который должен был подъехать к черному ходу. Шонтэль осталась с группой, постоянно улыбалась, что немного разряжало обстановку. Шли минуты, и волнение в ней росло. Если автобуса не будет, значит ли это, что с Луисом что-то произошло?
   Несмотря на боль, что он причинил ей прошлой ночью, она вовсе не хотела, чтобы с ним что-то случилось. И тем более не желала ему смерти. А вдруг он действительно рисковал жизнью? Будет ли она виновницей? Нет. Это был его выбор. И инициатором сделки был он.
   В памяти всплыл случай с братом Луиса, Эдуарде. Луис рассказывал, что Эдуарде стал жертвой политических волнений в Аргентине. Полиция схватила его ночью на улице, видимо приняв за одного из молодых манифестантов. Эдуарде бесследно исчез, пополнив списки без вести пропавших, с тех пор о нем никто ничего не слышал.
   В Буэнос-Айресе она сама стала свидетельницей марша протеста женщин, называющих себя «Матери мая» и требующих вернуть им бесследно пропавших детей. Для них не имело значения, сколько лет прошло со времени исчезновения. Каждую неделю они приходили к дому правительства, неся фотографии своих сыновей, ибо никто до сих пор так и не дал им ответа. Ходили слухи, что многих исчезнувших попросту грузили в вертолеты и сбрасывали в море.
   Шонтэль вздрогнула — слава Богу, у Боливии нет выходов к морю. Она бы сошла с ума от одной мысли, что Луис мог оказаться в таком вертолете. И даже если бы Луис попал в тюрьму. У Эльвиры Розы Мартинес достаточно власти, чтобы вызволить его оттуда. Вероятно, Эдуарде просто не успел сообщить им, кто он такой.
   Ну вот, опять! А если и Луис не успеет?! Или просто какой-нибудь проклятый снайпер…
   Алан вбежал в холл:
   — Он здесь!
   Ноги Шонтэль стали ватными.
   — Берите вещи и выходите, — скомандовал Алан. — Помните, женщины садятся первыми, мужчины загружают вещи в багажный отсек. Торопитесь. Чем быстрее мы отсюда уедем, тем лучше.
   Все пришло в движение. По толпе пробежал гул, и люди устремились к выходу, схватив сумки и чемоданы. Процессию замыкала Шонтэль, следя, чтобы никто из группы ничего не оставил в холле. Она видела паркующийся автобус и Луиса, сидящего за рулем.
   С сердца словно камень свалился: теперь Луис мог спокойно вернуться в «Плазу» и быть там в полной безопасности. Автобус остановился. Багажный отсек был открыт. Дверь отворилась, и Луис спрыгнул с подножки. Сейчас он уйдет, подумала Шонтэль. И она никогда больше не увидит его.
   Слезы навернулись ей на глаза. После прошедшей ночи это казалось полнейшим абсурдом. Этого не должно было быть. Она хотела выйти наружу, подойти к нему, и ускорила шаг, чуть ли не погоняя идущих впереди людей.
   Луис стоял рядом с автобусом. Он увидел ее в самом конце толпы, и на какое-то мгновение глаза их встретились. Казалось, все вокруг неожиданно исчезло, остались только они двое, соединенные невидимыми узами, которые были крепче любой реальности. Сердце у Шонтэль екнуло. Затем он перевел взгляд на Алана.
   Мысли путались в голове. Что означал этот взгляд Луиса? Между ними выросла стена. Все кончено. Иначе и быть не могло.
   С трудом она заставила себя думать о деле. В ее обязанности входило посадить женщин в автобус, пока Алан руководил погрузкой багажа. Убедившись, что женщины отлично справляются сами, она посмотрела на Луиса и Алана, которые стояли поодаль и о чем-то говорили. Было видно, что разговор идет напряженный.
   Она подошла к ним и вмешалась в беседу.
   — Спасибо за автобус, Луис, — произнесла она с искренней благодарностью. Алан хмуро посмотрел на нее:
   — Он говорит, что не отдаст его нам.
   — Что? — Она непонимающе взглянула на Луиса, потом снова на Алана. — О чем ты говоришь?
   — Он не отдаст нам автобус, а сам его поведет, — пояснил Алан.
   — В Санта-Крус? — спросила она недоверчиво.
   — В ад и обратно, если потребуется, — мрачно ответил Луис.
   — Но почему?! — воскликнула она.
   Он все так же мрачно усмехнулся, и глаза его будто бы почернели.
   — Потому что ты будешь в нем, Шонтэль. Мы еще не закончили наши дела.
   Она хотела возразить, что между ними-то как раз все предельно ясно, но не посмела. Она чувствовала, как невидимые цепи его железной воли вновь сковывают ее. Это сумасшествие. Ничем хорошим не кончится, их раны еще не зарубцевались. Что-то изменилось в Луисе, исчезло былое безразличие. Он и слушать ничего не хотел.
   — Луис… — запротестовал было Алан.
   — Автобус мой, — жестко отрезал Луис. — Если не согласен на мои условия, можешь прямо сейчас объявить своим людям, что поездка отменяется.
   Багаж загрузили. Все уже заняли свои места.
   — Черт бы тебя побрал, парень! Оставь мою сестру в покое!
   Луис не сводил глаз с Шонтэль. Взгляд был полон твердой решимости. Она должна выбирать: или остаться в Ла-Пасе, или ехать с ним в Санта-Крус. Итак, выбор сделан — она едет с ним и группой. Шонтэль чувствовала инстинктивно, что он не отпустит ее, пока не выяснит все до конца. Дело, конечно, не в сексе, уверила себя Шонтэль. Да и вряд ли у них еще появится такая возможность. Когда в автобусе сидят тридцать человек, какой может быть секс. Так пусть же он «закончит» то, что не успел, но сделает это в более безопасной обстановке, решила она.
   — Лучше ехать вместе с Луисом, чем не ехать вовсе, Алан. Вся группа уже в автобусе, заметила Шонтэль. — Пойду проверю, все ли на месте.
   — Но у меня это лучше получится, — возразил Алан, когда Шонтэль отошла.
   — Учитывая то, что происходит на улицах города… Тебе придется успокаивать своих туристов, — последовал мрачный ответ. — Это не поездка на пикник. За руль сядешь, когда мы выберемся из Ла-Паса.
   — Чтобы дать тебе лишнюю возможность помучить мою сестру?
   Уже обогнув автобус, Шонтэль остановилась, всей душой желая, чтобы Алан наконец заткнулся.
   — Вот что я скажу тебе, приятель: зря ты так, — продолжал Алан. — Она до сих пор толком еще не оправилась.
   — Как и я, приятель, — холодно ответил Луис. — Как и я.
   Шонтэль нахмурилась. Неужели это правда?
   — О чем ты говоришь, парень? Ведь ты никогда не женился бы на ней. Я говорил ей это с самого начала, но она ведь и слышать ничего не желала.
   — Так, значит, и ты, Алан? — Голос Луиса был ледяным. — Не знал, что ты тоже внес свою лепту.
   — Какого черта? Что ты хочешь этим сказать?
   — Я хочу сказать, чтобы ты не лез в мои дела! По крайней мере во время этой поездки. Ты ни черта не знаешь о том, что я думаю или собираюсь сделать.
   Не знаю этого и я, подумала Шонтэль, садясь в автобус. Сосредоточившись, она проверила, все ли туристы здесь. Луис и Алан присоединились к ним, пора ехать.
   Луис вновь сел за руль, а Алан, заняв место экскурсовода и включив микрофон, представил группе нового водителя и вкратце изложил план предстоящей поездки.
   Шонтэль заняла единственное пустующее место, прямо за спиной водителя.
   Автобус тронулся.
   Алана она не слушала.
   Ей казалось, что она едет не с группой, а только с Луисом, мысли о нем удручали ее. Чего Луис хотел от нее? К чему все это вело? И чем все это кончится?

Глава 9

   Улицы Ла-Паса пугали тишиной. Движения на них не было, как и обычных пешеходов. Сознание того, что они находятся в зоне военных действий, сильно угнетало. В автобусе стояла гробовая тишина — если кто-то и говорил, то только шепотом.
   Шонтэль заметила, что Луис намеренно избегал главных улиц, предпочитая боковые, г он опасался возможной встречи с солдатами, которые могли их задержать.
   Алан то и дело напоминал людям, чтобы те сидели спокойно, не делая лишних движений, могущих вызвать подозрение. Волноваться не о чем. Туристы не имеют ни малейшего отношения к внутренним политическим распрям. Шонтэль надеялась, что дела обстояли именно так.
   Они ехали по, как казалось, пустой дороге, когда, неожиданно вынырнув из боковой улочки, прямо перед ними появился танк. Не вдави Луис педаль тормоза, столкновение было бы неизбежным. Автобус остановился, танк тоже. Пугающе медленно повернулась орудийная башня, направив в их сторону длинный ствол пушки.
   Женщины завизжали, мужчины растерялись.
   — Сохраняйте спокойствие и сидите тихо! рявкнул в микрофон Алан.
   Все умолкли, но, казалось, воздух в автобусе был пропитан страхом. Ствол не двигался. Не двигался и танк. Шонтэль неожиданно увидела, что ствол направлен прямо на Луиса. Ее как будто током ударило и пронзила мысль: «Водитель! Он похож на местного!»
   Она поднялась со своего сиденья и обняла Луиса за шею, нагнувшись к его плечу так, чтобы были видны ее ослепительно светлые волосы. Кем бы ни были люди в танке, увидев рядом с водителем женщину явно не латиноамериканку, они, возможно, не начнут стрелять.
   — Шонтэль… — запротестовал было Алан.
   — Луис смуглый, Алан. Его примут за боливийца. Выйди из автобуса. Скажи, что мы туристы и среди нас есть больные.
   — Ну конечно! Луис, открой дверь. Алан помахал в сторону танка, давая понять, что выходит. Луис нажал на рычаг, и дверь открылась.
   — Не отходи от автобуса, Алан, — посоветовал Луис спокойным, недрогнувшим голосом. — И не делай резких движений.
   Алан стоял возле автобуса и на испанском языке объяснял ситуацию сидевшим в танке, которые за все это время не проронили ни слова в ответ. Алан говорил долго, через слово повторяя, что они австралийцы, и упирая на законы и традиции международных отношений.
   Наконец пушка медленно поползла в сторону, и танк двинулся с места, освобождая им дорогу. Автобус облегченно вздохнул. Алан вернулся на место под всеобщие аплодисменты. Только сейчас Шонтэль поняла, что все еще обнимает Луиса. Она выпрямилась и хотела уже сесть на свое место, но он схватил ее за руку и несильно сжал. В это мгновение Шонтэль будто бы ощутила легкое покалывание, а в следующую секунду все пропало. Луис закрыл двери и завел мотор — как будто ничего и не было. Не было ни взгляда, ни звука, лишь это быстрое движение.
   — Быстро соображаешь, — сказал Алан, похлопав ее по плечу. У него была улыбка во весь рот, как будто он только что сорвал банк.
   Она кивнула и вернулась на свое место.
   Алан сказал в микрофон что-то ободряющее, но Шонтэль не слушала его. Она смотрела на руку, к которой притронулся Луис, потирая то место другой рукой, как будто желая стереть его прикосновение. Она никак не могла прийти в себя. Он словно поставил на ней печать собственника: на мыслях, на душе, на теле, — и эта печать была несмываема.
   Его прикосновение эхом отозвалось в ней. Как такое могло произойти после сегодняшней ночи? И тот взгляд перед отелем. Один лишь взгляд — и она растаяла. Непреодолимое влечение, подумала она с горечью.
   Но в одном она не сомневалась: она не позволит ему так с ней обращаться. Им нужно доверять друг другу, уважать — тогда их отношения изменятся в лучшую сторону. И пусть вся правда будет сказана, до последнего слова.
   Она вспомнила слова Луиса: «Ни черта ты не знаешь, что я чувствую и что собираюсь сделать».
   Одного он уже точно не сделает, подумала Шонтэль: ему не удастся соблазнить ее. В своем решении она была тверда. И непоколебима.
   Шонтэль усмехнулась про себя. Незаконченные дела Луиса вовсе не означали секса. Скорее всего, речь шла о выяснении отношений. Видимо, хотел разложить все по полочкам. И не исключено, что именно это поможет ей кое-что выяснить.