Страница:
- Подойди, - вдруг тихо приказал юноша, и у нее не осталось сомнений в том, что он и есть тот, кого называли Болотным Котом.
Она сделала шаг, другой, пересекла границу светящегося кольца - и еле устояла на ногах. Зеркало приковало к себе ее взгляд.
Она увидела в нем еще одного человека, которого не было в шалаше. Увидела темные провалы вместо глаз и длинные пепельные волосы. И руки, тасующие колоду карт с кроваво-красными рубашками, окаймленными черным. И брезгливо искривленные чувственные губы...
Человек по ту сторону зеркала стал выбрасывать карты, и они выступали над гладкой поверхностью, словно всплывали из мерцающей глубины.
В кругу белфурской знати гадание давно превратилось в развлечение. Здесь же к этому, похоже, относились весьма серьезно. Голова лебедя начала покачиваться на длинной шее в такт неслышной музыке. Юноша еще ниже склонился над зеркалом.
Регине тоже пришлось отнестись к оракулу серьезно, когда она увидела карту Императора, выпавшую в обратной позиции. Она не сразу поняла, что у мужчины на карте было лицо ее отца, превратившееся в трагическую маску.
Болотный Кот удовлетворенно улыбнулся и накрыл карту ладонью. Когда он убрал руку, Император уже отвернулся, и Регина увидела его затылок и спину. Вожак бандитов стал переворачивать другие карты сложной фигуры оракула. Лебедь помогал ему клювом...
Регина знала о способах гадания очень мало, а данная фигура оракула вообще была ей неизвестна. Кроме того, она преувеличивала свою роль, - представление предназначалось не для нее. Дочь герцога была всего лишь еще одной картой в колоде, которой распоряжались седоволосый колдун и двое его слуг. Все, что она видела, проходило перед нею, точно сновидение. Большую часть происходящего она вообще не запомнила...
Карта Смерти в окружении Тройки Мечей, Надежды и перевернутой Луны. Перемены при странных обстоятельствах... Бессмысленность усилий... Кровь... Ненужные жертвы...
Семерка пантаклей в позиции близкого будущего. Проникновение тонкого в плотное... Наведение порчи... Усиление чужого влияния...
Дьявол под Шестеркой Чаш. Соседство перевернутой Силы. Сладострастие...
Слишком много карт... Путаются мысли... Как отличить реальность от видения?.. Регина перестала искать подсказки оракула. Все равно она ошибалась...
Последней выпала карта Влюбленных. Обнаженные любовники медленно двигались, подчиняясь ритму соития. Их лица были закрыты длинными волосами. Вдруг Регина узнала в женщине себя, свое тело, свои волосы, свои руки...
Лебедь дико закричал, вытянув шею, и забил крыльями, обдавая ее потоками сырого холодного воздуха. Юноша снова мрачно улыбался, глядя на нее. В его взгляде она прочла жалость, и это оскорбило ее, как пощечина.
Изображения на картах становились зыбкими и темными. Сами карты возвращались в глубину, из которой появились, - прямо в руки существа, находившегося по ту сторону зеркала. Седоволосый призрак собрал их в колоду, тотчас же превратившуюся в сгусток темноты.
Атмосфера в шалаше стала удушливой. Регина содрогнулась, вступая в полосу неотвратимого. Юноша и лебедь были частью нездешнего колдовства. Ее ноги оказались скованы льдом, и она не могла двинуться с места...
Юный маньяк склонился над потемневшим зеркалом и приблизил к нему свое лицо. Навстречу ему всплывало лицо седоволосого. Их губы соприкоснулись в долгом поцелуе, в котором не было ничего сексуального. Только знак глубочайшей мистической близости, возможной между отцом и сыном или между хозяином и рабом...
После того, как Болотный Кот выпрямился, на потемневшей поверхности зеркала не осталось ни капли влаги.
* * *
Олимус смотрел на стоявшую перед ним насмерть перепуганную женщину. Она была красива, но, пожалуй, слишком молода, чтобы вызвать у него желание. Он предпочитал заниматься любовью с опытными и развратными пленницами из аристократок, страх которых только обострял чувства. Однако сейчас дело было не в его желаниях. В любой момент он мог стать страстным и неутомимым любовником. Достаточно было призвать на помощь своего потустороннего союзника...
Сегодня ему представился особенный случай. На самом деле этот "случай" был подготовлен всей его семнадцатилетней жизнью, но Олимус давно не воспринимал разницу между собственными намерениями и предопределением. Наконец-то он добрался до Левиура, до самых герцогских печенок, омытых голубой кровью, до того уголка его сердца, куда можно впрыснуть смертельный яд. Хороший выдался день! И хорошая будет ночь!..
Вот и призрак пришел к нему этой ночью. Его указания были совершенно недвусмысленными, и Олимус знал, что не обманет ожиданий того, кому был обязан всем - своей жизнью, своей неуязвимостью, своим исключительным положением среди бандитов, своим жутким даром... Молодые чресла, полные похоти, совершат то, чего уже не может сделать черная бездомная душа. Он знал и другое: как всегда, в приказании Стервятника был подвох - совершая зло, Олимус еще глубже увязал в трясине зависимости. Но то была зависимость приятная, как разделенный с кем-то грех...
* * *
Он поднялся на ноги и обошел вокруг дочери герцога. Остановился позади нее и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, как будто он прикоснулся к ней чем-то мокрым и холодным. Однако не посмела повернуть голову. Танец лебедя заворожил ее.
Два желтых глаза пылали, словно далекие луны, скользящие в темноте. Иней осыпался с крыльев золотой пылью, алый клюв стал мягким и упругим, как человеческие губы... Другие губы прикоснулись к ее шее, и обжигающее жало языка медленно заструилось по руслу ее позвоночника...
Страх Регины стал каким-то отвлеченным, словно все это происходило не с нею. Она ощутила лихорадочный жар. Чьи-то быстрые пальцы расстегнули ее платье и расшнуровали корсет... Обнажилась ее почти сформировавшаяся грудь, и девушка с облегчением погрузилась в пронизанное летящими кристаллами льда пространство, в котором вырастал лебедь, поднимаясь на темнокожих мужских ногах...
Жалящий язык уже достиг основания позвоночного столба и опускался ниже и ниже... Вскоре она почувствовала, что истекает влагой. Вожделение оказалось настолько сильным, что она застонала и судорожно выпрямилась, но ее ноги по-прежнему были скованы льдом.
Платье упало вниз. Она была полностью обнажена, и невидимые руки ласкали ее вместе с лебединым клювом. Лоснящаяся длинная шея извивалась где-то между ее ног, потом она поняла, что это уже не шея. Она потянулась ртом к этому скользкому жадному органу... Тут кто-то подтолкнул ее сзади, и она упала на живот. Под нею оказалась раздавленная лебединая плоть - наполовину мужская, наполовину птичья - холодная, как зимняя могила, и все же непереносимо влекущая...
Длинноволосый юноша лег на нее. Она ощутила тяжесть и тепло его тела; волосы упали сверху, окружив ее голову коконом струящегося черного дождя. Потом он вошел в нее сзади, и вместе с болью мгновенно исчезло наваждение.
Она лежала на мокрых листьях, смешанных с грязью. Еще больше грязи было внутри. Что-то яростно терзало ее внутренности. Она закричала и вцепилась в волосы Олимуса. Несмотря на боль, тот молча зажал ей рукой нос и рот, пока она не ослабила хватку. После этого он вывернул ее голову и дважды жестоко ударил. Кровь потекла из разбитого носа и губ...
Олимус приподнялся на руках и продолжал насиловать ее, уже почти потерявшую сознание. Иногда она приходила в себя и снова начинала вырываться, визжа, как кошка, но, похоже, это еще больше возбуждало его. Несмотря на худобу, он оказался намного сильнее девушки. Ее кожа была иссечена его ногтями, бедра залиты кровью и еще чем-то липким, грязь облепила лицо и набивалась в рот...
Никогда ей не снился столь жуткий кошмар. Она переносила унижение такое глубокое, что после него было возможно либо самоубийство, либо... любовь. Регина и не подозревала, что так извращена. Болотный Кот лишил ее не только девственности, но и надежды.
* * *
Где-то очень далеко и вместе с тем очень близко от лесного лагеря, в убежище, замороженном холодом бессмертия, Стервятник Люгер готов был завыть от радости. Но у него не было легких и не было рта.
Сопляк все-таки сделал ЭТО. Его избранник, его воспитанник, его плотская половина, орудие его мести... Он обесчестил дочь Левиура, не подозревая, что та является его сестрой. Таким образом, он повторил в какой-то мере ошибку самого Люгера, причинявшую тому такое страдание. Только Олимус совершил нечто худшее...
Стервятник испытывал наслаждение, втягивая юнца в черную трясину насилия и зла. Когда-нибудь Люгер откроет ему истину и будет единственным, кто поможет человечку справиться с этим...
Но сейчас его темный замысел только начинал воплощаться. Глан должен быть доволен. Для мертвого Магистра Лиги, как и для бывшего валидийского дворянина, время ожидания уже не имело значения.
Семнадцать лет пролетели, как одно мгновение. Семнадцать призрачных лет... Где-то в непоправимом прошлом остались Сегейла, Венга, Гагиус, Морт... Теперь Стервятник сам управлял человеческой судьбой, и нити его колдовства протянулись в непоправимое будущее.
Глава седьмая
УЧАСТЬ ГЕРЦОГА
Сайр Левиур был вне себя. Его тяжко оскорбили, унизили, обвели вокруг пальца, как младенца. Он потерял двадцать лучших людей - и тем не менее, лесное отребье похитило его дочь. Его дочь!.. От этой мысли хотелось задушить кого-нибудь голыми руками. Например, старого дурака Дилгуса, которого бандиты выбрали в качестве своего посланца. Причем сделали это, проявив своеобразное чувство юмора.
Шута и служанку Регины обнаружили рано утром прямо перед воротами герцогской резиденции в Скел-Могде. Оба были совершенно голыми, связанными вместе лицом друг к другу и с заткнутыми кляпами ртами. Левиур усматривал в этом личное оскорбление. Но сильнейшая тревога о Регине заглушала все остальные чувства, даже чувство оскорбленного достоинства. По этой же причине Сайр не мог сосредоточиться и спокойно все обдумать хотя бы в течение часа.
Требование бандитов, которое изложил шут, было простым и недвусмысленым: Левиур приезжает в указанное место один, без охраны и солдат; в противном случае его дочь будет немедленно убита. Она также будет убита, если герцог попытается предпринять карательную экспедицию против банды с целью освободить свою дочь. Кроме того, у герцога почти не оставалось времени на раздумье: встреча была назначена на ближайшую ночь.
...Дилгус стоял перед ним, потупив глаза. Утром Левиур все же не сдержался и ткнул кулаком ему в зубы. Теперь он жалел об этом и вспоминал, что шут предупреждал его кое о чем. Тогда, перед отъездом Регины, Сайр отмахнулся от него, ибо с презрением относился к магическим опытам свихнувшегося старика.
Кровь сочилась из разбитых губ и десен Дилгуса, - герцог бил по незажившей ране. Потом он все же пришел в себя и протянул шуту свой надушенный батистовый платок. Дилгус знал, чего стоило Левиуру такое великодушие. Тот был жестоким человеком, презиравшим слабость и сентиментальные чувства. Любовь к дочери была, возможно, его единственным уязвимым местом, и кто-то с удивительной точностью ударил в это самое место. Но Дилгус не знал, кто именно нанес этот удар. Он так и не увидел Болотного Кота...
Теперь шут стоял и выслушивал последние инструкции хозяина. Никому ничего не говорить, даже герцогине (Дилгус понимал, что престиж при дворе - слишком дорогая штука, чтобы давать врагам повод подорвать его). Ничего не предпринимать в течение суток. Если Левиур через сутки не вернется с дочерью, доложить об этом королю.
Сам же герцог собирался до вечера побывать на аудиенции у Его Величества. Он знал, как повлиять на решения туповатого короля, и был уверен, что тот предоставит в его распоряжение всю военную мощь Белфура. Только вряд ли это поможет спасти жизнь Регины...
Левиур долго и тщательно одевался для предстоящего визита во дворец и поездки в неизвестность. Следующий день неизбежно окажется днем его смерти или его триумфа. И в том, и в другом случае герцог не мог позволить себе выглядеть плохо.
* * *
Вечером Дилгус, закутанный в серый неброский плащ, поджидал Левиура возле восточных ворот Скел-Могда. Герцог проехал мимо него верхом на вороном коне, низко надвинув на глаза широкополую шляпу, но шут узнал бы хозяина и в монашеской рясе. Дилгус на старой смышленой лошаденке последовал за ним, держась на приличном расстоянии.
Они оказались на оживленном северо-восточном тракте, ведущем в Гарбию. Кареты, караванные повозки и верховые часто сновали в обоих направлениях. Недавно прошедший дождь прибил пыль, и Дилгус хорошо видел Левиура, скакавшего в трехстах шагах впереди.
Через полчаса тот свернул на боковую дорогу, ведущую к побережью. Здесь всадники и экипажи встречались гораздо реже; шут отстал, опасаясь, что Левиур заметит его. Теперь герцог и его конь превратились в черное пятнышко, скользившее между зелеными стенами леса.
Улучив момент, когда никого не было видно ни впереди, ни сзади, Дилгус спешился и отправил лошадь обратно. Сойдя с обочины дороги, он углубился в лес, нашел дуплистое дерево, разделся и спрятал в дупле свою одежду. Потом с отвращением осмотрел свое одряхлевшее тело. Очередное превращение будет для него одним из последних, - старый шут прекрасно понимал это.
Когда-то он совершил немало глупостей ради сильных мира сего; сегодня предстояло совершить еще одну. Он был рожден шутом, не роптал по этому поводу и никогда не претендовал на большее. Даже тогда, когда предок Сайра Левиура посадил его, трехлетнего мальчишку, в специальную клетку, в которой он превратился в горбуна. Слишком тяжело было вспоминать об этом. Еще тяжелее простить...
Дилгус сосредоточился и закричал, окутываясь жирным коричневым дымом. С возрастом превращения давались ему все труднее... Крик перешел в хрип, сменившийся жалобным визгом. Спустя несколько секунд на земле стоял уродливый старый пес с искривленным позвоночником и облезлой грязно-рыжей шерстью.
Пес встряхнулся, повертел головой, выскочил на дорогу и побежал на восток, принюхиваясь к свежим лошадиным следам.
* * *
Стемнело, и Левиур с трудом находил указанные бандитами ориентиры. Потом взошедшая Луна облегчила его задачу. Герцога не покидало ощущение, что за ним следят, но так и должно было быть. Очевидно, бандиты хотели убедиться в том, что он точно выполнил их условия.
Левиур был смелым, но не безрассудным человеком. Поэтому он испытывал страх, и прежде всего - за свою дочь. На его поясе висели меч и кинжал; герцог надеялся, что в самом крайнем случае, если его девочки уже не будет в живых, он успеет перерезать глотку хотя бы одному мерзавцу. Хорошо, если под руку подвернется сам Болотный Кот...
Подобные мысли снова привели Левиура в бешенство. Он, закулисный властелин Белфура, в одиночку едет договариваться с грязным бандитом!.. Сайр придержал коня, услышав сзади какие-то звуки. Но как только он остановился, звуки затихли.
- Скоты! - процедил герцог сквозь зубы и двинулся дальше.
Рыжий пес, затаившийся в кустах, побежал следом за ним, стараясь больше не шуметь. Он чуял запахи чужих и знал, когда именно хозяин проехал мимо разбойничих патрулей. Вслед за Левиуром пес забрался в один из самых дремучих уголков леса и не был уверен в том, что человек сможет найти обратную дорогу.
Бандиты оказались гораздо наглее, чем предполагал герцог. Когда сверху на него упала сеть и выскочившие из-за деревьев люди стащили его, беспомощного, с седла, ему оставалось лишь ругаться и угрожать им пыточной камерой столичной тюрьмы.
Потом его обезоружили, связали сетью, заткнули грязной тряпкой рот и перебросили через лошадиную спину. После этого он видел только мелькающие ноги и дрожащие ветви кустов, некоторые из которых оставили болезненные отметины на его лице. Кровь приливала к голове, и Левиур едва не потерял сознание.
Утешало только то, что его не убили сразу. Значит, переговоры все-таки состоятся. Он верил в свой дипломатический дар и свои аргументы. Позже, возможно, наступит момент, когда придется обнажить меч, но пока лучше было об этом не думать... Ради дочери.
...Одурев от долгой скачки с опущенной головой, он пришел в себя посреди бандитского лагеря, озаренного пламенем костров и светом ущербной луны. Как и Регину, его неприятно удивила численность бандитов. Это была небольшая армия, образовавшаяся под носом у знати, страдавшей разжижением мозгов. К категории тупоумных Левиур сейчас относил и себя. Однако ночь сюрпризов только начиналась.
Его поставили на ноги, и им занялся омерзительный тип со шрамами и язвами на лице. Он так гнусно улыбался, что герцог стал вспоминать, не отправлял ли он когда-нибудь на пытку подобного субьекта. Все еще опутанный сетью, Сайр Левиур мог передвигаться только небольшими шажками. Это было очень неудобно, а со стороны еще и выглядело довольно смешно. Претерпевая муки унижения, герцог молча шел за своим провожатым.
Тот привел его на окраину лагеря, к уединенному шалашу. Возле шалаша стоял какой-то длинноволосый юнец, на которого Сайр вначале не обратил внимания, приняв за слугу вожака. Но юноша остановил его, вцепившись узкой клешней Левиуру в подбородок.
- Завтра мы едем с тобой в Земмур, - сказал он, и ошеломленный герцог был вынужден посмотреть в его глаза - глаза человека, у которого демоны Гангары похитили душу...
В эту самую секунду Сайр понял, что пощады не будет. Теперь он желал лишь одного: увидеть живой свою дочь. Молодой дьявол, похоже, угадывал его мысли. Герцог все же попытался оттянуть страшное мгновение.
- Что мне делать в Земмуре? - спросил он, пытаясь сохранить достоинство, насколько это было возможно в его положении.
- Ты ничего не будешь делать, - улыбнулся юноша. - Но, возможно, что-нибудь сделают с тобой. Ты так долго распоряжался чужими жизнями, что провидению было угодно, наконец, распорядиться и твоей. Это справедливо, не так ли?
Герцог подумал, что не ошибался, когда утверждал, что вожак бандитов - вовсе не какой-нибудь безграмотный каторжник. Еще он подумал, что поездка в Земмур, по-видимому, неизбежна. А вот о том, что за это время произойдет в Белфуре, лучше было не думать.
- Где моя дочь?
- Ты ее скоро увидишь.
Болотный Кот вошел в шалаш. Минуту спустя герцог услышал женский голос, от которого у него заледенели внутренности. Это был голос Регины. Левиур рванулся вперед, головой раздвигая тряпки, занавешивавшие вход; обезображенный кожной болезью человек не препятствовал ему в этом.
Когда герцог увидел то, что происходило внутри шалаша, ему показалось, что небо обрушилось ему на голову.
Его дочь, одетая, как дешевая проститутка, удовлетворяла голого длинноволосого юнца на мягком ложе из свежих листьев. Самое чудовищное заключалось в том, что ей, судя по всему, это нравилось. Левиур почувствовал, что задыхается... Из его горла вырвался нечленораздельный крик.
Регина повернула голову и улыбнулась, облизывая влажные губы кончиком языка. Пальцы Болотного Кота ласкали ее грудь. На лице девушки были видны царапины и кровоподтеки...
Этот кошмар не мог быть реальностью!.. Несмотря на потрясение, в голове Левиура мелькнула мысль о том, что ему показывают шлюху, загримированную под его дочь, или же Регину опоили какой-то гадостью, или же он сам стал жертвой наваждения...
Регина поднялась с ложа, бесстыдно потянулась и медленно подошла к отцу. Ее теплые нежные пальцы коснулись его груди, и глаза Левиура едва не вылезли из орбит.
- Ты должен отдохнуть, - промурлыкала его дочь. - Завтра мы отправляемся в путь.
Болотный Кот захохотал, распластавшись на черных листьях. В ту же секунду чьи-то сильные пальцы схватили Сайра за горло и вытащили наружу. Герцог был слишком разбит, чтобы сопротивляться.
* * *
Старый рыжий пес, подкравшийся к шалашу, еще долго лежал, не шевелясь. По его морде катились крупные мутные слезы. Он прислушивался к сладострастным стонам любовников и грязным словечкам, которыми они поощряли друг друга... Дилгус пытался понять, какая магия была заключена в непреодолимом развращающем влиянии вожака лесных бандитов.
Глава восьмая
ОЛИМУС И СЛЕПОЙ СТРАННИК
Экспедиция, возглавляемая Олимусом и замаскированная под небольшой торговый караван, пересекла границу Белфура и Гарбии. Здесь вожак отделился и верхом отправился на север, уговорившись о встрече с основной группой ровно через две недели на южном берегу озера Караскус. Никто не знал, зачем Болотному Коту понадобилось перед походом на восток посетить Валидию, да он и сам смутно представлял себе это. Призрак послал его за каким-то магическим предметом, и Олимус не посмел ослушаться.
Оставляя банду, он ни о чем не жалел. Наступила новая пора его жизни, и это волновало его, как свежий весенний ветер. А урод Нойтас будет хорошим вожаком. Почти таким же хорошим, как Болотный Кот. Не менее жестоким, не менее изворотливым.
Однако Олимус не сомневался в том, что рано или поздно банда будет уничтожена, а Нойтаса подвергнут пытке и четвертуют на Дворцовой площади Скел-Могда. Ведь он не имел союзника из сумеречного мира, существа, которому известно прошлое и будущее, проводника в безвыходном лабиринте зла...
Перед походом Олимус отобрал два десятка лучших людей, не посвящая их в истинные цели путешествия. Он пообещал им щедрую награду, и в сочетании с мистическим ореолом, окружавшим его имя, этого оказалось достаточно.
В одной из повозок бандиты везли переодетого, выбритого и связанного герцога Левиура, в другой - его дочь и еще нескольких женщин для развлечений. Однако Регина принадлежала исключительно Болотному Коту, и все об этом знали. Страх перед ним был так велик, что даже в его отсутствие никто не пытался овладеть ею.
Оказавшись в одиночестве, Олимус вообще не вспоминал о пленниках. Они были для него всего лишь материалом, который предстояло использовать. Нечто гораздо более важное ожидало его впереди, в лесах под Элизенваром. Еще никогда он не забирался так далеко на север и не предполагал, что ему предстоит посетить родину Стервятника, которого он считал своим отцом.
* * *
Теперь, спустя четверть века после пожара, только поросль молодых деревьев указывала на то, что когда-то здесь была дорога. Конь Олимуса продирался сквозь заросли, направляемый всадником, которого, в свою очередь, направляла нечеловеческая сила. Развалины родового дома Люгеров неожиданно показались из-за деревьев.
Несмотря на то, что стоял солнечный день, тут, похоже, царили вечные сумерки. Сквозь пепел и уголья буйно проросла трава; пробившись сквозь растрескавшиеся плиты, она поглотила ступени. Остатки почерневших стен были обвиты плющом; из пустых глазниц окон тянулись вверх молодые побеги кустарника. Заброшенное и ничем не примечательное место...
Олимус объехал дом, удивляясь настойчивости подгонявшего его духа. В бывшем парке он наткнулся на статуи, превратившиеся в иссеченных непогодой каменных идолов, увидел несколько черепов и обглоданные зверьем человеческие кости. Возле проема, который когда-то был парадной дверью, он спешился и вошел в дом. Чутье подсказывало ему, что здесь никого нет, и все же он чувствовал какую-то смутную тревогу...
Он последовательно обошел все помещения первого этажа. Затем по лестнице поднялся на второй. В одной из комнат давление призрака на его сознание стало настолько сильным, что это заставило его внимательнее присматриваться к каждой детали. Он остановился, настороженно озираясь.
Среди обломков мебели и опавших листьев, давно превратившихся в дряхлую сеть, тускло блестела полоска металла. Осторожно проведя вдоль нее ножом и отбросив в сторону мусор, он увидел прямой меч с потемневшим узким клинком и обгоревшей трубкой рукояти. В этот момент Олимус почувствовал то же, что до него чувствовали предшественники Люгера, владевшие мечом, сам Стервятник и даже помощник королевского прокурора Мальвиус. Жуткое влияние неодушевленного предмета.
Он прикоснулся к мечу, подняв облако пыли и пепла. Дрожь обладания пронзила его. Осязать холодную сталь было так же приятно, как ласкать женщину... Его собственный широкий короткий клинок - идеальное оружие для разбойника - вдруг показался ему грубым и вульгарным. Темный меч принадлежал тем, кто совершал изощренное зло и был способен на утонченное коварство; хищное лезвие было сродни гибкому змеиному телу.
Болотный Кот принял боевую стойку и сделал несколько выпадов. Меч рассекал воздух, словно черная молния; пение клинка звучало завораживающе и неумолимо... Какая-то всепроникающая вибрация заполнила пространство вокруг Олимуса; и он снова испытал благодарность к духу отца, приведшему его сюда. Задрав голову, он закричал в голубое небо, выпуская из себя накопившийся восторг...
И тут ему показалось, что он слышит какие-то шорохи в стенах. Может быть, это трепетали призраки, заключенные в камнях...
* * *
Олимус скакал на восток, к соленому озеру Караскус, скакал, избегая больших городов и оживленных дорог. Он торопился к месту условленной встречи со своим отрядом. На его бедрах лежал земмурский меч, завернутый в плащ за неимением ножен. Олимус испытывал благоговейный трепет, прикасаясь к этому оружию. Еще не разу он не пускал его в ход, обходясь своим старым тяжелым тесаком. Для дорожных стычек и уличных драк этого оружия оказалось достаточно.
Она сделала шаг, другой, пересекла границу светящегося кольца - и еле устояла на ногах. Зеркало приковало к себе ее взгляд.
Она увидела в нем еще одного человека, которого не было в шалаше. Увидела темные провалы вместо глаз и длинные пепельные волосы. И руки, тасующие колоду карт с кроваво-красными рубашками, окаймленными черным. И брезгливо искривленные чувственные губы...
Человек по ту сторону зеркала стал выбрасывать карты, и они выступали над гладкой поверхностью, словно всплывали из мерцающей глубины.
В кругу белфурской знати гадание давно превратилось в развлечение. Здесь же к этому, похоже, относились весьма серьезно. Голова лебедя начала покачиваться на длинной шее в такт неслышной музыке. Юноша еще ниже склонился над зеркалом.
Регине тоже пришлось отнестись к оракулу серьезно, когда она увидела карту Императора, выпавшую в обратной позиции. Она не сразу поняла, что у мужчины на карте было лицо ее отца, превратившееся в трагическую маску.
Болотный Кот удовлетворенно улыбнулся и накрыл карту ладонью. Когда он убрал руку, Император уже отвернулся, и Регина увидела его затылок и спину. Вожак бандитов стал переворачивать другие карты сложной фигуры оракула. Лебедь помогал ему клювом...
Регина знала о способах гадания очень мало, а данная фигура оракула вообще была ей неизвестна. Кроме того, она преувеличивала свою роль, - представление предназначалось не для нее. Дочь герцога была всего лишь еще одной картой в колоде, которой распоряжались седоволосый колдун и двое его слуг. Все, что она видела, проходило перед нею, точно сновидение. Большую часть происходящего она вообще не запомнила...
Карта Смерти в окружении Тройки Мечей, Надежды и перевернутой Луны. Перемены при странных обстоятельствах... Бессмысленность усилий... Кровь... Ненужные жертвы...
Семерка пантаклей в позиции близкого будущего. Проникновение тонкого в плотное... Наведение порчи... Усиление чужого влияния...
Дьявол под Шестеркой Чаш. Соседство перевернутой Силы. Сладострастие...
Слишком много карт... Путаются мысли... Как отличить реальность от видения?.. Регина перестала искать подсказки оракула. Все равно она ошибалась...
Последней выпала карта Влюбленных. Обнаженные любовники медленно двигались, подчиняясь ритму соития. Их лица были закрыты длинными волосами. Вдруг Регина узнала в женщине себя, свое тело, свои волосы, свои руки...
Лебедь дико закричал, вытянув шею, и забил крыльями, обдавая ее потоками сырого холодного воздуха. Юноша снова мрачно улыбался, глядя на нее. В его взгляде она прочла жалость, и это оскорбило ее, как пощечина.
Изображения на картах становились зыбкими и темными. Сами карты возвращались в глубину, из которой появились, - прямо в руки существа, находившегося по ту сторону зеркала. Седоволосый призрак собрал их в колоду, тотчас же превратившуюся в сгусток темноты.
Атмосфера в шалаше стала удушливой. Регина содрогнулась, вступая в полосу неотвратимого. Юноша и лебедь были частью нездешнего колдовства. Ее ноги оказались скованы льдом, и она не могла двинуться с места...
Юный маньяк склонился над потемневшим зеркалом и приблизил к нему свое лицо. Навстречу ему всплывало лицо седоволосого. Их губы соприкоснулись в долгом поцелуе, в котором не было ничего сексуального. Только знак глубочайшей мистической близости, возможной между отцом и сыном или между хозяином и рабом...
После того, как Болотный Кот выпрямился, на потемневшей поверхности зеркала не осталось ни капли влаги.
* * *
Олимус смотрел на стоявшую перед ним насмерть перепуганную женщину. Она была красива, но, пожалуй, слишком молода, чтобы вызвать у него желание. Он предпочитал заниматься любовью с опытными и развратными пленницами из аристократок, страх которых только обострял чувства. Однако сейчас дело было не в его желаниях. В любой момент он мог стать страстным и неутомимым любовником. Достаточно было призвать на помощь своего потустороннего союзника...
Сегодня ему представился особенный случай. На самом деле этот "случай" был подготовлен всей его семнадцатилетней жизнью, но Олимус давно не воспринимал разницу между собственными намерениями и предопределением. Наконец-то он добрался до Левиура, до самых герцогских печенок, омытых голубой кровью, до того уголка его сердца, куда можно впрыснуть смертельный яд. Хороший выдался день! И хорошая будет ночь!..
Вот и призрак пришел к нему этой ночью. Его указания были совершенно недвусмысленными, и Олимус знал, что не обманет ожиданий того, кому был обязан всем - своей жизнью, своей неуязвимостью, своим исключительным положением среди бандитов, своим жутким даром... Молодые чресла, полные похоти, совершат то, чего уже не может сделать черная бездомная душа. Он знал и другое: как всегда, в приказании Стервятника был подвох - совершая зло, Олимус еще глубже увязал в трясине зависимости. Но то была зависимость приятная, как разделенный с кем-то грех...
* * *
Он поднялся на ноги и обошел вокруг дочери герцога. Остановился позади нее и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, как будто он прикоснулся к ней чем-то мокрым и холодным. Однако не посмела повернуть голову. Танец лебедя заворожил ее.
Два желтых глаза пылали, словно далекие луны, скользящие в темноте. Иней осыпался с крыльев золотой пылью, алый клюв стал мягким и упругим, как человеческие губы... Другие губы прикоснулись к ее шее, и обжигающее жало языка медленно заструилось по руслу ее позвоночника...
Страх Регины стал каким-то отвлеченным, словно все это происходило не с нею. Она ощутила лихорадочный жар. Чьи-то быстрые пальцы расстегнули ее платье и расшнуровали корсет... Обнажилась ее почти сформировавшаяся грудь, и девушка с облегчением погрузилась в пронизанное летящими кристаллами льда пространство, в котором вырастал лебедь, поднимаясь на темнокожих мужских ногах...
Жалящий язык уже достиг основания позвоночного столба и опускался ниже и ниже... Вскоре она почувствовала, что истекает влагой. Вожделение оказалось настолько сильным, что она застонала и судорожно выпрямилась, но ее ноги по-прежнему были скованы льдом.
Платье упало вниз. Она была полностью обнажена, и невидимые руки ласкали ее вместе с лебединым клювом. Лоснящаяся длинная шея извивалась где-то между ее ног, потом она поняла, что это уже не шея. Она потянулась ртом к этому скользкому жадному органу... Тут кто-то подтолкнул ее сзади, и она упала на живот. Под нею оказалась раздавленная лебединая плоть - наполовину мужская, наполовину птичья - холодная, как зимняя могила, и все же непереносимо влекущая...
Длинноволосый юноша лег на нее. Она ощутила тяжесть и тепло его тела; волосы упали сверху, окружив ее голову коконом струящегося черного дождя. Потом он вошел в нее сзади, и вместе с болью мгновенно исчезло наваждение.
Она лежала на мокрых листьях, смешанных с грязью. Еще больше грязи было внутри. Что-то яростно терзало ее внутренности. Она закричала и вцепилась в волосы Олимуса. Несмотря на боль, тот молча зажал ей рукой нос и рот, пока она не ослабила хватку. После этого он вывернул ее голову и дважды жестоко ударил. Кровь потекла из разбитого носа и губ...
Олимус приподнялся на руках и продолжал насиловать ее, уже почти потерявшую сознание. Иногда она приходила в себя и снова начинала вырываться, визжа, как кошка, но, похоже, это еще больше возбуждало его. Несмотря на худобу, он оказался намного сильнее девушки. Ее кожа была иссечена его ногтями, бедра залиты кровью и еще чем-то липким, грязь облепила лицо и набивалась в рот...
Никогда ей не снился столь жуткий кошмар. Она переносила унижение такое глубокое, что после него было возможно либо самоубийство, либо... любовь. Регина и не подозревала, что так извращена. Болотный Кот лишил ее не только девственности, но и надежды.
* * *
Где-то очень далеко и вместе с тем очень близко от лесного лагеря, в убежище, замороженном холодом бессмертия, Стервятник Люгер готов был завыть от радости. Но у него не было легких и не было рта.
Сопляк все-таки сделал ЭТО. Его избранник, его воспитанник, его плотская половина, орудие его мести... Он обесчестил дочь Левиура, не подозревая, что та является его сестрой. Таким образом, он повторил в какой-то мере ошибку самого Люгера, причинявшую тому такое страдание. Только Олимус совершил нечто худшее...
Стервятник испытывал наслаждение, втягивая юнца в черную трясину насилия и зла. Когда-нибудь Люгер откроет ему истину и будет единственным, кто поможет человечку справиться с этим...
Но сейчас его темный замысел только начинал воплощаться. Глан должен быть доволен. Для мертвого Магистра Лиги, как и для бывшего валидийского дворянина, время ожидания уже не имело значения.
Семнадцать лет пролетели, как одно мгновение. Семнадцать призрачных лет... Где-то в непоправимом прошлом остались Сегейла, Венга, Гагиус, Морт... Теперь Стервятник сам управлял человеческой судьбой, и нити его колдовства протянулись в непоправимое будущее.
Глава седьмая
УЧАСТЬ ГЕРЦОГА
Сайр Левиур был вне себя. Его тяжко оскорбили, унизили, обвели вокруг пальца, как младенца. Он потерял двадцать лучших людей - и тем не менее, лесное отребье похитило его дочь. Его дочь!.. От этой мысли хотелось задушить кого-нибудь голыми руками. Например, старого дурака Дилгуса, которого бандиты выбрали в качестве своего посланца. Причем сделали это, проявив своеобразное чувство юмора.
Шута и служанку Регины обнаружили рано утром прямо перед воротами герцогской резиденции в Скел-Могде. Оба были совершенно голыми, связанными вместе лицом друг к другу и с заткнутыми кляпами ртами. Левиур усматривал в этом личное оскорбление. Но сильнейшая тревога о Регине заглушала все остальные чувства, даже чувство оскорбленного достоинства. По этой же причине Сайр не мог сосредоточиться и спокойно все обдумать хотя бы в течение часа.
Требование бандитов, которое изложил шут, было простым и недвусмысленым: Левиур приезжает в указанное место один, без охраны и солдат; в противном случае его дочь будет немедленно убита. Она также будет убита, если герцог попытается предпринять карательную экспедицию против банды с целью освободить свою дочь. Кроме того, у герцога почти не оставалось времени на раздумье: встреча была назначена на ближайшую ночь.
...Дилгус стоял перед ним, потупив глаза. Утром Левиур все же не сдержался и ткнул кулаком ему в зубы. Теперь он жалел об этом и вспоминал, что шут предупреждал его кое о чем. Тогда, перед отъездом Регины, Сайр отмахнулся от него, ибо с презрением относился к магическим опытам свихнувшегося старика.
Кровь сочилась из разбитых губ и десен Дилгуса, - герцог бил по незажившей ране. Потом он все же пришел в себя и протянул шуту свой надушенный батистовый платок. Дилгус знал, чего стоило Левиуру такое великодушие. Тот был жестоким человеком, презиравшим слабость и сентиментальные чувства. Любовь к дочери была, возможно, его единственным уязвимым местом, и кто-то с удивительной точностью ударил в это самое место. Но Дилгус не знал, кто именно нанес этот удар. Он так и не увидел Болотного Кота...
Теперь шут стоял и выслушивал последние инструкции хозяина. Никому ничего не говорить, даже герцогине (Дилгус понимал, что престиж при дворе - слишком дорогая штука, чтобы давать врагам повод подорвать его). Ничего не предпринимать в течение суток. Если Левиур через сутки не вернется с дочерью, доложить об этом королю.
Сам же герцог собирался до вечера побывать на аудиенции у Его Величества. Он знал, как повлиять на решения туповатого короля, и был уверен, что тот предоставит в его распоряжение всю военную мощь Белфура. Только вряд ли это поможет спасти жизнь Регины...
Левиур долго и тщательно одевался для предстоящего визита во дворец и поездки в неизвестность. Следующий день неизбежно окажется днем его смерти или его триумфа. И в том, и в другом случае герцог не мог позволить себе выглядеть плохо.
* * *
Вечером Дилгус, закутанный в серый неброский плащ, поджидал Левиура возле восточных ворот Скел-Могда. Герцог проехал мимо него верхом на вороном коне, низко надвинув на глаза широкополую шляпу, но шут узнал бы хозяина и в монашеской рясе. Дилгус на старой смышленой лошаденке последовал за ним, держась на приличном расстоянии.
Они оказались на оживленном северо-восточном тракте, ведущем в Гарбию. Кареты, караванные повозки и верховые часто сновали в обоих направлениях. Недавно прошедший дождь прибил пыль, и Дилгус хорошо видел Левиура, скакавшего в трехстах шагах впереди.
Через полчаса тот свернул на боковую дорогу, ведущую к побережью. Здесь всадники и экипажи встречались гораздо реже; шут отстал, опасаясь, что Левиур заметит его. Теперь герцог и его конь превратились в черное пятнышко, скользившее между зелеными стенами леса.
Улучив момент, когда никого не было видно ни впереди, ни сзади, Дилгус спешился и отправил лошадь обратно. Сойдя с обочины дороги, он углубился в лес, нашел дуплистое дерево, разделся и спрятал в дупле свою одежду. Потом с отвращением осмотрел свое одряхлевшее тело. Очередное превращение будет для него одним из последних, - старый шут прекрасно понимал это.
Когда-то он совершил немало глупостей ради сильных мира сего; сегодня предстояло совершить еще одну. Он был рожден шутом, не роптал по этому поводу и никогда не претендовал на большее. Даже тогда, когда предок Сайра Левиура посадил его, трехлетнего мальчишку, в специальную клетку, в которой он превратился в горбуна. Слишком тяжело было вспоминать об этом. Еще тяжелее простить...
Дилгус сосредоточился и закричал, окутываясь жирным коричневым дымом. С возрастом превращения давались ему все труднее... Крик перешел в хрип, сменившийся жалобным визгом. Спустя несколько секунд на земле стоял уродливый старый пес с искривленным позвоночником и облезлой грязно-рыжей шерстью.
Пес встряхнулся, повертел головой, выскочил на дорогу и побежал на восток, принюхиваясь к свежим лошадиным следам.
* * *
Стемнело, и Левиур с трудом находил указанные бандитами ориентиры. Потом взошедшая Луна облегчила его задачу. Герцога не покидало ощущение, что за ним следят, но так и должно было быть. Очевидно, бандиты хотели убедиться в том, что он точно выполнил их условия.
Левиур был смелым, но не безрассудным человеком. Поэтому он испытывал страх, и прежде всего - за свою дочь. На его поясе висели меч и кинжал; герцог надеялся, что в самом крайнем случае, если его девочки уже не будет в живых, он успеет перерезать глотку хотя бы одному мерзавцу. Хорошо, если под руку подвернется сам Болотный Кот...
Подобные мысли снова привели Левиура в бешенство. Он, закулисный властелин Белфура, в одиночку едет договариваться с грязным бандитом!.. Сайр придержал коня, услышав сзади какие-то звуки. Но как только он остановился, звуки затихли.
- Скоты! - процедил герцог сквозь зубы и двинулся дальше.
Рыжий пес, затаившийся в кустах, побежал следом за ним, стараясь больше не шуметь. Он чуял запахи чужих и знал, когда именно хозяин проехал мимо разбойничих патрулей. Вслед за Левиуром пес забрался в один из самых дремучих уголков леса и не был уверен в том, что человек сможет найти обратную дорогу.
Бандиты оказались гораздо наглее, чем предполагал герцог. Когда сверху на него упала сеть и выскочившие из-за деревьев люди стащили его, беспомощного, с седла, ему оставалось лишь ругаться и угрожать им пыточной камерой столичной тюрьмы.
Потом его обезоружили, связали сетью, заткнули грязной тряпкой рот и перебросили через лошадиную спину. После этого он видел только мелькающие ноги и дрожащие ветви кустов, некоторые из которых оставили болезненные отметины на его лице. Кровь приливала к голове, и Левиур едва не потерял сознание.
Утешало только то, что его не убили сразу. Значит, переговоры все-таки состоятся. Он верил в свой дипломатический дар и свои аргументы. Позже, возможно, наступит момент, когда придется обнажить меч, но пока лучше было об этом не думать... Ради дочери.
...Одурев от долгой скачки с опущенной головой, он пришел в себя посреди бандитского лагеря, озаренного пламенем костров и светом ущербной луны. Как и Регину, его неприятно удивила численность бандитов. Это была небольшая армия, образовавшаяся под носом у знати, страдавшей разжижением мозгов. К категории тупоумных Левиур сейчас относил и себя. Однако ночь сюрпризов только начиналась.
Его поставили на ноги, и им занялся омерзительный тип со шрамами и язвами на лице. Он так гнусно улыбался, что герцог стал вспоминать, не отправлял ли он когда-нибудь на пытку подобного субьекта. Все еще опутанный сетью, Сайр Левиур мог передвигаться только небольшими шажками. Это было очень неудобно, а со стороны еще и выглядело довольно смешно. Претерпевая муки унижения, герцог молча шел за своим провожатым.
Тот привел его на окраину лагеря, к уединенному шалашу. Возле шалаша стоял какой-то длинноволосый юнец, на которого Сайр вначале не обратил внимания, приняв за слугу вожака. Но юноша остановил его, вцепившись узкой клешней Левиуру в подбородок.
- Завтра мы едем с тобой в Земмур, - сказал он, и ошеломленный герцог был вынужден посмотреть в его глаза - глаза человека, у которого демоны Гангары похитили душу...
В эту самую секунду Сайр понял, что пощады не будет. Теперь он желал лишь одного: увидеть живой свою дочь. Молодой дьявол, похоже, угадывал его мысли. Герцог все же попытался оттянуть страшное мгновение.
- Что мне делать в Земмуре? - спросил он, пытаясь сохранить достоинство, насколько это было возможно в его положении.
- Ты ничего не будешь делать, - улыбнулся юноша. - Но, возможно, что-нибудь сделают с тобой. Ты так долго распоряжался чужими жизнями, что провидению было угодно, наконец, распорядиться и твоей. Это справедливо, не так ли?
Герцог подумал, что не ошибался, когда утверждал, что вожак бандитов - вовсе не какой-нибудь безграмотный каторжник. Еще он подумал, что поездка в Земмур, по-видимому, неизбежна. А вот о том, что за это время произойдет в Белфуре, лучше было не думать.
- Где моя дочь?
- Ты ее скоро увидишь.
Болотный Кот вошел в шалаш. Минуту спустя герцог услышал женский голос, от которого у него заледенели внутренности. Это был голос Регины. Левиур рванулся вперед, головой раздвигая тряпки, занавешивавшие вход; обезображенный кожной болезью человек не препятствовал ему в этом.
Когда герцог увидел то, что происходило внутри шалаша, ему показалось, что небо обрушилось ему на голову.
Его дочь, одетая, как дешевая проститутка, удовлетворяла голого длинноволосого юнца на мягком ложе из свежих листьев. Самое чудовищное заключалось в том, что ей, судя по всему, это нравилось. Левиур почувствовал, что задыхается... Из его горла вырвался нечленораздельный крик.
Регина повернула голову и улыбнулась, облизывая влажные губы кончиком языка. Пальцы Болотного Кота ласкали ее грудь. На лице девушки были видны царапины и кровоподтеки...
Этот кошмар не мог быть реальностью!.. Несмотря на потрясение, в голове Левиура мелькнула мысль о том, что ему показывают шлюху, загримированную под его дочь, или же Регину опоили какой-то гадостью, или же он сам стал жертвой наваждения...
Регина поднялась с ложа, бесстыдно потянулась и медленно подошла к отцу. Ее теплые нежные пальцы коснулись его груди, и глаза Левиура едва не вылезли из орбит.
- Ты должен отдохнуть, - промурлыкала его дочь. - Завтра мы отправляемся в путь.
Болотный Кот захохотал, распластавшись на черных листьях. В ту же секунду чьи-то сильные пальцы схватили Сайра за горло и вытащили наружу. Герцог был слишком разбит, чтобы сопротивляться.
* * *
Старый рыжий пес, подкравшийся к шалашу, еще долго лежал, не шевелясь. По его морде катились крупные мутные слезы. Он прислушивался к сладострастным стонам любовников и грязным словечкам, которыми они поощряли друг друга... Дилгус пытался понять, какая магия была заключена в непреодолимом развращающем влиянии вожака лесных бандитов.
Глава восьмая
ОЛИМУС И СЛЕПОЙ СТРАННИК
Экспедиция, возглавляемая Олимусом и замаскированная под небольшой торговый караван, пересекла границу Белфура и Гарбии. Здесь вожак отделился и верхом отправился на север, уговорившись о встрече с основной группой ровно через две недели на южном берегу озера Караскус. Никто не знал, зачем Болотному Коту понадобилось перед походом на восток посетить Валидию, да он и сам смутно представлял себе это. Призрак послал его за каким-то магическим предметом, и Олимус не посмел ослушаться.
Оставляя банду, он ни о чем не жалел. Наступила новая пора его жизни, и это волновало его, как свежий весенний ветер. А урод Нойтас будет хорошим вожаком. Почти таким же хорошим, как Болотный Кот. Не менее жестоким, не менее изворотливым.
Однако Олимус не сомневался в том, что рано или поздно банда будет уничтожена, а Нойтаса подвергнут пытке и четвертуют на Дворцовой площади Скел-Могда. Ведь он не имел союзника из сумеречного мира, существа, которому известно прошлое и будущее, проводника в безвыходном лабиринте зла...
Перед походом Олимус отобрал два десятка лучших людей, не посвящая их в истинные цели путешествия. Он пообещал им щедрую награду, и в сочетании с мистическим ореолом, окружавшим его имя, этого оказалось достаточно.
В одной из повозок бандиты везли переодетого, выбритого и связанного герцога Левиура, в другой - его дочь и еще нескольких женщин для развлечений. Однако Регина принадлежала исключительно Болотному Коту, и все об этом знали. Страх перед ним был так велик, что даже в его отсутствие никто не пытался овладеть ею.
Оказавшись в одиночестве, Олимус вообще не вспоминал о пленниках. Они были для него всего лишь материалом, который предстояло использовать. Нечто гораздо более важное ожидало его впереди, в лесах под Элизенваром. Еще никогда он не забирался так далеко на север и не предполагал, что ему предстоит посетить родину Стервятника, которого он считал своим отцом.
* * *
Теперь, спустя четверть века после пожара, только поросль молодых деревьев указывала на то, что когда-то здесь была дорога. Конь Олимуса продирался сквозь заросли, направляемый всадником, которого, в свою очередь, направляла нечеловеческая сила. Развалины родового дома Люгеров неожиданно показались из-за деревьев.
Несмотря на то, что стоял солнечный день, тут, похоже, царили вечные сумерки. Сквозь пепел и уголья буйно проросла трава; пробившись сквозь растрескавшиеся плиты, она поглотила ступени. Остатки почерневших стен были обвиты плющом; из пустых глазниц окон тянулись вверх молодые побеги кустарника. Заброшенное и ничем не примечательное место...
Олимус объехал дом, удивляясь настойчивости подгонявшего его духа. В бывшем парке он наткнулся на статуи, превратившиеся в иссеченных непогодой каменных идолов, увидел несколько черепов и обглоданные зверьем человеческие кости. Возле проема, который когда-то был парадной дверью, он спешился и вошел в дом. Чутье подсказывало ему, что здесь никого нет, и все же он чувствовал какую-то смутную тревогу...
Он последовательно обошел все помещения первого этажа. Затем по лестнице поднялся на второй. В одной из комнат давление призрака на его сознание стало настолько сильным, что это заставило его внимательнее присматриваться к каждой детали. Он остановился, настороженно озираясь.
Среди обломков мебели и опавших листьев, давно превратившихся в дряхлую сеть, тускло блестела полоска металла. Осторожно проведя вдоль нее ножом и отбросив в сторону мусор, он увидел прямой меч с потемневшим узким клинком и обгоревшей трубкой рукояти. В этот момент Олимус почувствовал то же, что до него чувствовали предшественники Люгера, владевшие мечом, сам Стервятник и даже помощник королевского прокурора Мальвиус. Жуткое влияние неодушевленного предмета.
Он прикоснулся к мечу, подняв облако пыли и пепла. Дрожь обладания пронзила его. Осязать холодную сталь было так же приятно, как ласкать женщину... Его собственный широкий короткий клинок - идеальное оружие для разбойника - вдруг показался ему грубым и вульгарным. Темный меч принадлежал тем, кто совершал изощренное зло и был способен на утонченное коварство; хищное лезвие было сродни гибкому змеиному телу.
Болотный Кот принял боевую стойку и сделал несколько выпадов. Меч рассекал воздух, словно черная молния; пение клинка звучало завораживающе и неумолимо... Какая-то всепроникающая вибрация заполнила пространство вокруг Олимуса; и он снова испытал благодарность к духу отца, приведшему его сюда. Задрав голову, он закричал в голубое небо, выпуская из себя накопившийся восторг...
И тут ему показалось, что он слышит какие-то шорохи в стенах. Может быть, это трепетали призраки, заключенные в камнях...
* * *
Олимус скакал на восток, к соленому озеру Караскус, скакал, избегая больших городов и оживленных дорог. Он торопился к месту условленной встречи со своим отрядом. На его бедрах лежал земмурский меч, завернутый в плащ за неимением ножен. Олимус испытывал благоговейный трепет, прикасаясь к этому оружию. Еще не разу он не пускал его в ход, обходясь своим старым тяжелым тесаком. Для дорожных стычек и уличных драк этого оружия оказалось достаточно.