Покряхтывая, Колян влез в машину. Нога заныла сильней.
«Это ж надо, – подумал он, – ладно бы – серьезное дело было, а то гоняемся втроем за беременной бабой».
* * *
Гоша выбежал из подъезда, вскочив в машину, завел мотор. Ему нужно было быстро миновать переполненную стоянку, обогнуть здание и подъехать к выходу из типографии, который находился с противоположной стороны. Ловко проскальзывая между машинами, он заметил, что из кабины «скорой» на него глядит совершенно бандитская рожа.
У выхода из типографии он притормозил, и Лена села на заднее сиденье. Для того чтобы попасть на магистраль, нужно было опять проехать стоянку. Но путь успел перегородить грузовик, который тяжело разворачивался, выезжая из ворот склада. На этом они потеряли несколько минут, а когда наконец смогли проехать, Водила уже подходил к;"скорой" с пакетом бутербродов.
– Давай за «Волгой»! – крикнул Колян. Гоша проскочил железнодорожный переезд под опускающимся шлагбаумом под гудок электрички. «Скорая» не успела. Сразу за электричкой, по соседнему пути, не спеша шел бесконечный товарняк.
– Все, Лена! Оторвались мы от них. Видишь, как просто! Ну, куда поедем? развеселился Гоша.
– К американскому посольству.
– Далеко удираешь. Слушай, а что им все-таки от тебя нужно?
– Выясню – расскажу.
– Как собираешься выяснять?
– Понятия не имею.
– Слушай, Лен, я вспомнил. У папашки знакомый «важняк» есть, ну, следователь по особо важным делам. На Петровке работает. Кротов Сергей Сергеевич. Мы с ним лет сто назад вместе отдыхали, в Ялте, предки тогда еще о Канарах и не помышляли. Так вот, у папашки, ты ведь знаешь, разряд по шахматам. У Кротова тоже. На этом они и сошлись. Потом еще несколько раз в Москве встречались, он к нам в гости приходил с женой. Жена у него – балерина, красивая, но стервозная. Кажется, у меня в записной книжке был его телефон.
Они остановились у светофора, и Гоша быстро перелистал маленькую, потрепанную книжечку.
– Вот. Нашел, – он протянул книжечку Лене, – перепиши. Позвони прямо сегодня, сошлись на папашку. А можешь и на меня.
Загорелся зеленый, но, проехав несколько десятков метров, они застряли в безнадежной пробке на пересечении Новослободской и Садового кольца.
– Ну все. Это на полчаса, – заверил Гоша. – А что у тебя за дела в посольстве?
– Паспорт надо забрать, с визой. Меня опять Колумбийский университет пригласил.
– Везет тебе, Елена Николаевна, – вздохнул Гоша, – ты который раз в Штаты летишь?
– Третий, – ответила Лена. Сквозь заднее стекло она всматривалась в гудящее стадо застрявших в пробке машин.
– Да не нервничай ты, нету их, они нас потеряли, – успокоил ее Гоша, расскажи мне лучше, какое у тебя было первое самое сильное впечатление от Нью-Йорка?
– Гошенька, прости, не могу я сейчас ничего рассказывать. Давай потом как-нибудь, ладно?
– Ладно. Только не забудь, обязательно расскажи – именно про первое впечатление. Слушай, а ты к лекциям готовишься или так, импровизируешь?
– Готовлюсь, конечно. Только получается потом сплошная импровизация. Им так интересней. Потому, наверное, и приглашают в третий раз.
– И когда летишь?
– Через неделю. Честно говоря, я хотела отказаться. Мне с моим пузом трудно читать лекции – соображаю медленно, устаю быстро. А там – сплошное общение, с утра до вечера. Теперь, конечно, полечу. Чем дальше от этих бандитов, тем лучше. Может, пока меня не будет, все и уляжется.
– Может, и уляжется, – задумчиво произнес Гоша, глядя в зеркало. Среди машин он заметил «скорую», которая умудрилась каким-то чудом прорваться сквозь пробку и стояла совсем близко.
– Лен, ты только не волнуйся. Там «скорая» сзади, справа. Может, не они? Мало ли в Москве «скорых»?
– Они, – сказала Лена, быстро взглянув туда, куда указывал Гоша. – Сейчас из пробки выйдем, оторвемся.
– Нет. Я сейчас быстро выйду и сяду в троллейбус. А тебе, Гошенька, в это дерьмо лучше не лезть.
– И не думай. Здесь нельзя выходить. Сиди спокойно, оторвемся. А куда мне лезть, я сам уж как-нибудь разберусь.
Но Лена уже захлопнула заднюю дверцу снаружи.
* * *
Колян увидел, как она пробегает между машинами к тротуару. Он обернулся и крикнул Ржавому:
– Быстро вылезай и за ней! Опять уйдет! Ржавому, конечно, не нравилось, что фраерок командует, но он сам понимал – бежать придется ему. Колян хромой, Водила за рулем.
Лена стояла на троллейбусной остановке в небольшой толпе и не отрываясь смотрела на перекресток, на «скорую». Она увидела, как из кузова выскочил человек и рванул к остановке.
Подъехал троллейбус. Человек бежал изо всех сил. Сквозь гудки и рев машин раздался оглушительный милицейский свист. Наперерез Ржавому быстрым шагом шел постовой милиционер. Но в последний момент Ржавый успел впрыгнуть в закрывающуюся дверь.
Троллейбус полз по Садовому кольцу. «Скорая» легко догнала его и ехала следом. А на небольшом расстоянии от «скорой» двигалась Гошина «Волга». Гоша хотел помочь Лене Полянской. И еще хотел приключений.
Получив в американском посольстве паспорт с визой, Лена вышла на Садовое кольцо и огляделась. Бандита, который успел вскочить в троллейбус, поблизости не было. Не было и «скорой». Зато она сразу заметила «Волгу».
Гоша широко улыбнулся, когда она открыла дверцу.
– Все, Ленка, уехали они. Этот, который за тобой рванул, крутился здесь еще минут двадцать, потом поговорил по сотовому телефону, сел в «скорую», и они все вместе куда-то укатили.
– Ну зачем ты влезаешь в это дело? – спросила Лена, усаживаясь рядом с Гошей.
– А мне интересно Куда поедем?
– На Пресню. Шмитовский проезд знаешь?
* * *
В добротном довоенном доме на Шмитовском жила тетка Лены, старшая сестра ее матери, Зоя Генриховна Васнецова.
Маму свою Лена не помнила, знала только по фотографиям и с детства пыталась поймать в лице тети Зои что-то такое, что помогло бы представить маму живой. Но отец говорил – сестры не были похожи ни капли. Младшая, Елизавета, была маленькая, худенькая, нежная – девочка-мотылек. И на свои любимые горные вершины она взлетала легко, как мотылек, и всю свою короткую двадцатипятилетнюю жизнь прожила легко и радостно.
Зоя была старше на десять лет. Крупная, монументальная, она шла по жизни тяжелым, мужским шагом и, маршируя по-солдатски, поднималась к другим вершинам – вершинам партийной карьеры.
Жесткость и непоколебимость, отпущенные на двоих сестер, достались старшей Зое, а на долю младшей, Лизы, выпали легкомыслие и женственность, которых с лихвой хватило бы на обеих.
Всю жизнь Зоя Генриховна проработала в Краснопресненском райкоме партии, дошла до должности первого секретаря, но тут как раз партии не стало. Не стало и мужа Зои Генриховны, Василия Васнецова, начальника отдела кадров крупного московского завода. Детей не было, и Зоя осталась одна в трехкомнатной квартире. Единственное, что волновало и радовало ее, – это бурная общественная деятельность. Она вмешивалась в жизнь улицы, делала замечания дворникам и ларечникам, доводила до исступления продавщиц в молочном магазине, могла, как мальчишку, отчитать какого-нибудь гориллопдобного охранника коммерческого банка или ночного клуба, к которому нормальный человек и подойти-то боится; могла даже ворваться в банк или казино и устроить скандал из-за того, что, машины на их стоянке перегородили тротуар, или из-за снятой со свежеотремонтированного фасада мемориальной доски, гласившей: «В этом доме с 1920 по 1921 год жил революционер Пупкин».
Кроме того, у нее хватало энергии кричать на коммунистических митингах, бесплатно, на общественных началах, распространять коммунистические газеты и вести активную работу в совете ветеранов при жэке. В результате всего этого Зоя Генриховна постепенно превратилась из статной, властной красавицы в склочную, неопрятную старуху, почти что районную сумасшедшую.
Лена любила тетю Зою, кроме нее, родных не осталось. А сиротой быть грустно, даже когда тебе тридцать пять. Она приносила тетушке сумки с продуктами, покупала одежду, наводила порядок в запущенной квартире.
Тетин телефон Лена знала наизусть, а потому ей казалось, что в записной книжке его нет…
Глава 6
«Это ж надо, – подумал он, – ладно бы – серьезное дело было, а то гоняемся втроем за беременной бабой».
* * *
Гоша выбежал из подъезда, вскочив в машину, завел мотор. Ему нужно было быстро миновать переполненную стоянку, обогнуть здание и подъехать к выходу из типографии, который находился с противоположной стороны. Ловко проскальзывая между машинами, он заметил, что из кабины «скорой» на него глядит совершенно бандитская рожа.
У выхода из типографии он притормозил, и Лена села на заднее сиденье. Для того чтобы попасть на магистраль, нужно было опять проехать стоянку. Но путь успел перегородить грузовик, который тяжело разворачивался, выезжая из ворот склада. На этом они потеряли несколько минут, а когда наконец смогли проехать, Водила уже подходил к;"скорой" с пакетом бутербродов.
– Давай за «Волгой»! – крикнул Колян. Гоша проскочил железнодорожный переезд под опускающимся шлагбаумом под гудок электрички. «Скорая» не успела. Сразу за электричкой, по соседнему пути, не спеша шел бесконечный товарняк.
– Все, Лена! Оторвались мы от них. Видишь, как просто! Ну, куда поедем? развеселился Гоша.
– К американскому посольству.
– Далеко удираешь. Слушай, а что им все-таки от тебя нужно?
– Выясню – расскажу.
– Как собираешься выяснять?
– Понятия не имею.
– Слушай, Лен, я вспомнил. У папашки знакомый «важняк» есть, ну, следователь по особо важным делам. На Петровке работает. Кротов Сергей Сергеевич. Мы с ним лет сто назад вместе отдыхали, в Ялте, предки тогда еще о Канарах и не помышляли. Так вот, у папашки, ты ведь знаешь, разряд по шахматам. У Кротова тоже. На этом они и сошлись. Потом еще несколько раз в Москве встречались, он к нам в гости приходил с женой. Жена у него – балерина, красивая, но стервозная. Кажется, у меня в записной книжке был его телефон.
Они остановились у светофора, и Гоша быстро перелистал маленькую, потрепанную книжечку.
– Вот. Нашел, – он протянул книжечку Лене, – перепиши. Позвони прямо сегодня, сошлись на папашку. А можешь и на меня.
Загорелся зеленый, но, проехав несколько десятков метров, они застряли в безнадежной пробке на пересечении Новослободской и Садового кольца.
– Ну все. Это на полчаса, – заверил Гоша. – А что у тебя за дела в посольстве?
– Паспорт надо забрать, с визой. Меня опять Колумбийский университет пригласил.
– Везет тебе, Елена Николаевна, – вздохнул Гоша, – ты который раз в Штаты летишь?
– Третий, – ответила Лена. Сквозь заднее стекло она всматривалась в гудящее стадо застрявших в пробке машин.
– Да не нервничай ты, нету их, они нас потеряли, – успокоил ее Гоша, расскажи мне лучше, какое у тебя было первое самое сильное впечатление от Нью-Йорка?
– Гошенька, прости, не могу я сейчас ничего рассказывать. Давай потом как-нибудь, ладно?
– Ладно. Только не забудь, обязательно расскажи – именно про первое впечатление. Слушай, а ты к лекциям готовишься или так, импровизируешь?
– Готовлюсь, конечно. Только получается потом сплошная импровизация. Им так интересней. Потому, наверное, и приглашают в третий раз.
– И когда летишь?
– Через неделю. Честно говоря, я хотела отказаться. Мне с моим пузом трудно читать лекции – соображаю медленно, устаю быстро. А там – сплошное общение, с утра до вечера. Теперь, конечно, полечу. Чем дальше от этих бандитов, тем лучше. Может, пока меня не будет, все и уляжется.
– Может, и уляжется, – задумчиво произнес Гоша, глядя в зеркало. Среди машин он заметил «скорую», которая умудрилась каким-то чудом прорваться сквозь пробку и стояла совсем близко.
– Лен, ты только не волнуйся. Там «скорая» сзади, справа. Может, не они? Мало ли в Москве «скорых»?
– Они, – сказала Лена, быстро взглянув туда, куда указывал Гоша. – Сейчас из пробки выйдем, оторвемся.
– Нет. Я сейчас быстро выйду и сяду в троллейбус. А тебе, Гошенька, в это дерьмо лучше не лезть.
– И не думай. Здесь нельзя выходить. Сиди спокойно, оторвемся. А куда мне лезть, я сам уж как-нибудь разберусь.
Но Лена уже захлопнула заднюю дверцу снаружи.
* * *
Колян увидел, как она пробегает между машинами к тротуару. Он обернулся и крикнул Ржавому:
– Быстро вылезай и за ней! Опять уйдет! Ржавому, конечно, не нравилось, что фраерок командует, но он сам понимал – бежать придется ему. Колян хромой, Водила за рулем.
Лена стояла на троллейбусной остановке в небольшой толпе и не отрываясь смотрела на перекресток, на «скорую». Она увидела, как из кузова выскочил человек и рванул к остановке.
Подъехал троллейбус. Человек бежал изо всех сил. Сквозь гудки и рев машин раздался оглушительный милицейский свист. Наперерез Ржавому быстрым шагом шел постовой милиционер. Но в последний момент Ржавый успел впрыгнуть в закрывающуюся дверь.
Троллейбус полз по Садовому кольцу. «Скорая» легко догнала его и ехала следом. А на небольшом расстоянии от «скорой» двигалась Гошина «Волга». Гоша хотел помочь Лене Полянской. И еще хотел приключений.
Получив в американском посольстве паспорт с визой, Лена вышла на Садовое кольцо и огляделась. Бандита, который успел вскочить в троллейбус, поблизости не было. Не было и «скорой». Зато она сразу заметила «Волгу».
Гоша широко улыбнулся, когда она открыла дверцу.
– Все, Ленка, уехали они. Этот, который за тобой рванул, крутился здесь еще минут двадцать, потом поговорил по сотовому телефону, сел в «скорую», и они все вместе куда-то укатили.
– Ну зачем ты влезаешь в это дело? – спросила Лена, усаживаясь рядом с Гошей.
– А мне интересно Куда поедем?
– На Пресню. Шмитовский проезд знаешь?
* * *
В добротном довоенном доме на Шмитовском жила тетка Лены, старшая сестра ее матери, Зоя Генриховна Васнецова.
Маму свою Лена не помнила, знала только по фотографиям и с детства пыталась поймать в лице тети Зои что-то такое, что помогло бы представить маму живой. Но отец говорил – сестры не были похожи ни капли. Младшая, Елизавета, была маленькая, худенькая, нежная – девочка-мотылек. И на свои любимые горные вершины она взлетала легко, как мотылек, и всю свою короткую двадцатипятилетнюю жизнь прожила легко и радостно.
Зоя была старше на десять лет. Крупная, монументальная, она шла по жизни тяжелым, мужским шагом и, маршируя по-солдатски, поднималась к другим вершинам – вершинам партийной карьеры.
Жесткость и непоколебимость, отпущенные на двоих сестер, достались старшей Зое, а на долю младшей, Лизы, выпали легкомыслие и женственность, которых с лихвой хватило бы на обеих.
Всю жизнь Зоя Генриховна проработала в Краснопресненском райкоме партии, дошла до должности первого секретаря, но тут как раз партии не стало. Не стало и мужа Зои Генриховны, Василия Васнецова, начальника отдела кадров крупного московского завода. Детей не было, и Зоя осталась одна в трехкомнатной квартире. Единственное, что волновало и радовало ее, – это бурная общественная деятельность. Она вмешивалась в жизнь улицы, делала замечания дворникам и ларечникам, доводила до исступления продавщиц в молочном магазине, могла, как мальчишку, отчитать какого-нибудь гориллопдобного охранника коммерческого банка или ночного клуба, к которому нормальный человек и подойти-то боится; могла даже ворваться в банк или казино и устроить скандал из-за того, что, машины на их стоянке перегородили тротуар, или из-за снятой со свежеотремонтированного фасада мемориальной доски, гласившей: «В этом доме с 1920 по 1921 год жил революционер Пупкин».
Кроме того, у нее хватало энергии кричать на коммунистических митингах, бесплатно, на общественных началах, распространять коммунистические газеты и вести активную работу в совете ветеранов при жэке. В результате всего этого Зоя Генриховна постепенно превратилась из статной, властной красавицы в склочную, неопрятную старуху, почти что районную сумасшедшую.
Лена любила тетю Зою, кроме нее, родных не осталось. А сиротой быть грустно, даже когда тебе тридцать пять. Она приносила тетушке сумки с продуктами, покупала одежду, наводила порядок в запущенной квартире.
Тетин телефон Лена знала наизусть, а потому ей казалось, что в записной книжке его нет…
Глава 6
Валя Щербакова задремала в ординаторской. Она дежурила вторую ночь подряд и очень устала. Ей приснился кошмарный сон, будто Симаков кладет подушку на новорожденного ребенка и душит его. Валя проснулась от собственного крика. Над ней стояла медсестра Оксана.
– Эй, ты чего орешь? Давай поднимайся. Там роженицу привезли.
– Какую роженицу?;
– Обыкновенную. Срочные роды. Иди мой руки. Сейчас принимать будем.
– Что – мы с тобой? Вдвоем? – испугалась Валя.
– А кто же? Симаков вчера ночью уволился, ты же знаешь. Поругался с Зотовой, написал заявление об уходе. Они из-за той, вчерашней, поругались, которая сбежала.
– А ее так и не нашли?
– Нет, не нашли. Все, хватит болтать. В предродовой на койке сидела девчонка лет восемнадцати и поскуливала жалобно, как щенок. По бледному, совсем детскому лицу стекали капли пота.
– Давай, Валюха, мерь ей давление, а я посмотрю раскрытие, – распорядилась Океана и тут же ударила себя по лбу:
– Ой, подожди у меня же там чайник включен! Я сейчас.
Валя выбежала за ней в коридор и шепотом спросила:
– Мы что, правда вдвоем будем принимать?
– Да, подруга, вдвоем, – Оксана похлопала ее по плечу, – в нашем отделении сейчас ни одного врача.
– А педиатр? Вдруг с ребеночком что не так? – испугалась Валя.
– Утром будет педиатр, – успокоила ее Оксана и убежала.
Из предродовой послышался громкий вопль:
«Ой, мамочки! Ой, помогите!» Девчонка стояла, держась за живот.
– Ну-ка, ложись! – скомандовала Валя.
– Я вот тут… Я правда нечаянно, простите, – девчонка с ужасом смотрела на прозрачную лужицу у себя под ногами.
– Воды у тебя отошли. Скоро родишь, – утешила Валя.
Как происходят роды, она знала наизусть, но принимать самой ей приходилось впервые. Она ужасно волновалась. «Хорошо, если все пойдет правильно, как в учебнике, а если вдруг какая-нибудь неожиданная патология? Господи, помоги!»
Незаметно перекрестившись, Валя просмотрела карту роженицы. Никаких особенностей там отмечено не было.
– Как тебя зовут? – спросила Валя, измеряя девчонке давление.
Спросила просто так, чтобы отвлечь роженицу разговором. В карте было написано: «Иваненко Надежда Федоровна».
– Надя, – всхлипнув по-детски, ответила роженица. Ей действительно едва исполнилось восемнадцать.
– Кого ждешь?
– Мальчика, – убежденно ответила Надя.
– Значит, будет тебе мальчик, – пообещала Валя и стала объяснять, как надо дышать и расслабляться.
По ее расчетам, оставалось еще минут тридцать. Родовая находилась рядом, но Валя решила на всякий случай прикатить из коридора каталку. Она наслушалась страшных историй о том, как ребенок по дороге в родовую выпадает на кафельный пол и расшибает голову. Так зачем рисковать? Ведь совсем не трудно отвезти роженицу на каталке, тем более ей самой идти тяжело.
Оксаны все не было. Выглянув в окно в коридоре, Валя увидела у освещенных ворот медсестру в одном халатике: та курила и весело болтала с охранниками.
Встав на подоконник, Валя крикнула в открытую форточку:
– Оксана! Ты что?!
– Ну иду, иду. – Оксана, не торопясь, покуривая на ходу, зашагала к больнице.
Вернувшись в палату, Валя решила на всякий случай посмотреть роженицу, которая уже просто захлебывалась криком. А посмотрев, тихо ойкнула.
– Давай-ка, Надюша, перебирайся на каталочку. Рожать поедем.
В этот момент вошла Оксана, румяная и улыбающаяся.
– Валь, ну ты чего? Еще часа полтора осталось по моим расчетам… – Она сладко зевнула и потянулась.
– Не знаю, как ты там рассчитывала, но уже головка врезалась. – Валя помогла роженице перелечь на каталку.
– Да? Ну ладно, – пожала плечами Оксана. – Рановато что-то. Слушай, а зачем ее с такими почестями, на каталке? Ишь, королева! Сама дойдет! Ну-ка давай, женщина, своими ножками, – скомандовала она, – и орать кончай.
– Ты, Оксаночка, лучше приготовь детский набор. Я сама ее довезу.
– Надо же, какие нежности! – фыркнула Оксана.
Родившийся через двадцать минут мальчик, пухлый, розовый, пописал прямо на Валин халат. Глядя на новорожденного и на его блаженно улыбающуюся восемнадцатилетнюю маму, Валя чуть не заплакала. Это был первый принятый ею, Валей Щербаковой, малыш, и все прошло отлично, как по учебнику.
До конца ночного дежурства оставался час.
– Валь, я пойду домой, ладно? – Оксана зевнула во весь рот. – Ты сама все сделаешь, запишешь. Не могу больше, засыпаю.
– Иди уж, – махнула рукой Валя. Запеленатого, уснувшего наконец малыша она отнесла в палату для новорожденных, уложила в кроватку, постояла несколько минут, любуясь им. Малыш причмокивал и корчил смешные рожицы.
Остальные девять кроваток были пустыми. «Странно, – подумала Валя, – как мало сейчас рожают у нас в Лесногорске. Может, все в Москву едут?»
Она знала, что в этой больнице, в этом отделении, родилась она сама, и почти все ее знакомые, друзья, одноклассники, и те, кто помладше…
«Вот такого же малыша вчера ночью чуть не загубили, – тяжело вздохнула Валя, – наверное, хорошо, что здесь больше почти никто не рожает».
Дома она рухнула в постель и проспала до трех часов дня как убитая, а проснувшись и попив чаю, отправилась в магазин купить какой-нибудь еды к маминому приходу с работы.
Возле универсама Валя встретила своего старого знакомого Митю Круглова. Они выросли в одном дворе, учились в одной школе, только он двумя классами старше. Митя был отличником, не ругался матом, не пил портвейн по подъездам, не нюхал клей и прочую гадость на пустыре за школой. А сейчас вообще стал младшим лейтенантом милиции. Вале он очень нравился, она даже была влюблена в него немножко…
Он шел без формы, в куртке и джинсах, и вел на поводке свою старенькую овчарку Жанну.
– Привет, Валюш! Как дела? – улыбнулся он.
– Спасибо, хорошо. Представляешь, – вдруг неожиданно для себя выпалила Валя, – я сегодня первый раз в жизни сама роды приняла. Ночью.
– Поздравляю. И кто родился?
– Мальчик.
– У тебя сейчас что, практика?
– Да, в нашей больнице, в гинекологии.
– А ты вчера ночью случайно не дежурила?
– Дежурила. Я почти все время ночью.
– К вам женщину ночью на «скорой» привезли. Может, слышала? Полянская Елена Николаевна.
– А ты откуда знаешь? – удивилась Валя.
– Она к нам в отделение рано утром пришла. Босиком, в больничной рубашке… Заявление такое странное написала. Я ее домой на машине отправил.
– Ох, Митенька, это очень неприятная история. – И Валя выложила ему все, что произошло прошлой ночью.
Митя слушал молча, не перебивая, потом спросил:
– Может, это просто случайность? Какая-нибудь ошибка медицинская? Не верится, что нарочно… Кому это надо и зачем?
– Вот и я все голову ломаю, – призналась Валя. – Кому и зачем?
* * *
– Если я тебя правильно понял, препарата у вас для меня до сих пор нет?
– Ну почему, есть. Это вопрос одного-двух дней.
– Прошло уже больше недели. Ты можешь мне объяснить, в чем проблема?
– Зачем тебе наши производственные тонкости?
– Ваши производственные тонкости мне и правда ни к чему. Мне нужен препарат. А у вас, говнюков, как я понял, все запасы проданы. В общем, так. Даю тебе еще сутки, и то жирно будет.
Хозяин кабинета, пыхтя, поднял свое болезненно-толстое тело из глубокого кресла. Он был огромен и красен лицом. Фамилия Буряк ему удивительно подходила. Он посмотрел на собеседника сверху вниз.
– Эй, ты чего орешь? Давай поднимайся. Там роженицу привезли.
– Какую роженицу?;
– Обыкновенную. Срочные роды. Иди мой руки. Сейчас принимать будем.
– Что – мы с тобой? Вдвоем? – испугалась Валя.
– А кто же? Симаков вчера ночью уволился, ты же знаешь. Поругался с Зотовой, написал заявление об уходе. Они из-за той, вчерашней, поругались, которая сбежала.
– А ее так и не нашли?
– Нет, не нашли. Все, хватит болтать. В предродовой на койке сидела девчонка лет восемнадцати и поскуливала жалобно, как щенок. По бледному, совсем детскому лицу стекали капли пота.
– Давай, Валюха, мерь ей давление, а я посмотрю раскрытие, – распорядилась Океана и тут же ударила себя по лбу:
– Ой, подожди у меня же там чайник включен! Я сейчас.
Валя выбежала за ней в коридор и шепотом спросила:
– Мы что, правда вдвоем будем принимать?
– Да, подруга, вдвоем, – Оксана похлопала ее по плечу, – в нашем отделении сейчас ни одного врача.
– А педиатр? Вдруг с ребеночком что не так? – испугалась Валя.
– Утром будет педиатр, – успокоила ее Оксана и убежала.
Из предродовой послышался громкий вопль:
«Ой, мамочки! Ой, помогите!» Девчонка стояла, держась за живот.
– Ну-ка, ложись! – скомандовала Валя.
– Я вот тут… Я правда нечаянно, простите, – девчонка с ужасом смотрела на прозрачную лужицу у себя под ногами.
– Воды у тебя отошли. Скоро родишь, – утешила Валя.
Как происходят роды, она знала наизусть, но принимать самой ей приходилось впервые. Она ужасно волновалась. «Хорошо, если все пойдет правильно, как в учебнике, а если вдруг какая-нибудь неожиданная патология? Господи, помоги!»
Незаметно перекрестившись, Валя просмотрела карту роженицы. Никаких особенностей там отмечено не было.
– Как тебя зовут? – спросила Валя, измеряя девчонке давление.
Спросила просто так, чтобы отвлечь роженицу разговором. В карте было написано: «Иваненко Надежда Федоровна».
– Надя, – всхлипнув по-детски, ответила роженица. Ей действительно едва исполнилось восемнадцать.
– Кого ждешь?
– Мальчика, – убежденно ответила Надя.
– Значит, будет тебе мальчик, – пообещала Валя и стала объяснять, как надо дышать и расслабляться.
По ее расчетам, оставалось еще минут тридцать. Родовая находилась рядом, но Валя решила на всякий случай прикатить из коридора каталку. Она наслушалась страшных историй о том, как ребенок по дороге в родовую выпадает на кафельный пол и расшибает голову. Так зачем рисковать? Ведь совсем не трудно отвезти роженицу на каталке, тем более ей самой идти тяжело.
Оксаны все не было. Выглянув в окно в коридоре, Валя увидела у освещенных ворот медсестру в одном халатике: та курила и весело болтала с охранниками.
Встав на подоконник, Валя крикнула в открытую форточку:
– Оксана! Ты что?!
– Ну иду, иду. – Оксана, не торопясь, покуривая на ходу, зашагала к больнице.
Вернувшись в палату, Валя решила на всякий случай посмотреть роженицу, которая уже просто захлебывалась криком. А посмотрев, тихо ойкнула.
– Давай-ка, Надюша, перебирайся на каталочку. Рожать поедем.
В этот момент вошла Оксана, румяная и улыбающаяся.
– Валь, ну ты чего? Еще часа полтора осталось по моим расчетам… – Она сладко зевнула и потянулась.
– Не знаю, как ты там рассчитывала, но уже головка врезалась. – Валя помогла роженице перелечь на каталку.
– Да? Ну ладно, – пожала плечами Оксана. – Рановато что-то. Слушай, а зачем ее с такими почестями, на каталке? Ишь, королева! Сама дойдет! Ну-ка давай, женщина, своими ножками, – скомандовала она, – и орать кончай.
– Ты, Оксаночка, лучше приготовь детский набор. Я сама ее довезу.
– Надо же, какие нежности! – фыркнула Оксана.
Родившийся через двадцать минут мальчик, пухлый, розовый, пописал прямо на Валин халат. Глядя на новорожденного и на его блаженно улыбающуюся восемнадцатилетнюю маму, Валя чуть не заплакала. Это был первый принятый ею, Валей Щербаковой, малыш, и все прошло отлично, как по учебнику.
До конца ночного дежурства оставался час.
– Валь, я пойду домой, ладно? – Оксана зевнула во весь рот. – Ты сама все сделаешь, запишешь. Не могу больше, засыпаю.
– Иди уж, – махнула рукой Валя. Запеленатого, уснувшего наконец малыша она отнесла в палату для новорожденных, уложила в кроватку, постояла несколько минут, любуясь им. Малыш причмокивал и корчил смешные рожицы.
Остальные девять кроваток были пустыми. «Странно, – подумала Валя, – как мало сейчас рожают у нас в Лесногорске. Может, все в Москву едут?»
Она знала, что в этой больнице, в этом отделении, родилась она сама, и почти все ее знакомые, друзья, одноклассники, и те, кто помладше…
«Вот такого же малыша вчера ночью чуть не загубили, – тяжело вздохнула Валя, – наверное, хорошо, что здесь больше почти никто не рожает».
Дома она рухнула в постель и проспала до трех часов дня как убитая, а проснувшись и попив чаю, отправилась в магазин купить какой-нибудь еды к маминому приходу с работы.
Возле универсама Валя встретила своего старого знакомого Митю Круглова. Они выросли в одном дворе, учились в одной школе, только он двумя классами старше. Митя был отличником, не ругался матом, не пил портвейн по подъездам, не нюхал клей и прочую гадость на пустыре за школой. А сейчас вообще стал младшим лейтенантом милиции. Вале он очень нравился, она даже была влюблена в него немножко…
Он шел без формы, в куртке и джинсах, и вел на поводке свою старенькую овчарку Жанну.
– Привет, Валюш! Как дела? – улыбнулся он.
– Спасибо, хорошо. Представляешь, – вдруг неожиданно для себя выпалила Валя, – я сегодня первый раз в жизни сама роды приняла. Ночью.
– Поздравляю. И кто родился?
– Мальчик.
– У тебя сейчас что, практика?
– Да, в нашей больнице, в гинекологии.
– А ты вчера ночью случайно не дежурила?
– Дежурила. Я почти все время ночью.
– К вам женщину ночью на «скорой» привезли. Может, слышала? Полянская Елена Николаевна.
– А ты откуда знаешь? – удивилась Валя.
– Она к нам в отделение рано утром пришла. Босиком, в больничной рубашке… Заявление такое странное написала. Я ее домой на машине отправил.
– Ох, Митенька, это очень неприятная история. – И Валя выложила ему все, что произошло прошлой ночью.
Митя слушал молча, не перебивая, потом спросил:
– Может, это просто случайность? Какая-нибудь ошибка медицинская? Не верится, что нарочно… Кому это надо и зачем?
– Вот и я все голову ломаю, – призналась Валя. – Кому и зачем?
* * *
– Если я тебя правильно понял, препарата у вас для меня до сих пор нет?
– Ну почему, есть. Это вопрос одного-двух дней.
– Прошло уже больше недели. Ты можешь мне объяснить, в чем проблема?
– Зачем тебе наши производственные тонкости?
– Ваши производственные тонкости мне и правда ни к чему. Мне нужен препарат. А у вас, говнюков, как я понял, все запасы проданы. В общем, так. Даю тебе еще сутки, и то жирно будет.
Хозяин кабинета, пыхтя, поднял свое болезненно-толстое тело из глубокого кресла. Он был огромен и красен лицом. Фамилия Буряк ему удивительно подходила. Он посмотрел на собеседника сверху вниз.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента