Страница:
Согласно донесениям военно-морской разведки, Ларсена попросили с (китайской почтовой) службы в 1927 или 1928 году…
С 1928-го до марта 1935 года он служил менеджером по транзитным перевозкам в Англо-американской табачной компании – следил за отношениями между китайскими гражданскими и военными службами и компанией. Утверждают, что он был или уволен, или его попросили уйти из этой компании…
Он заявил, что с октября 1934-го по февраль 1935 года служил в Пекине, в разведслужбе, в качестве исследователя. Утверждают, что он ушел с этого поста, когда японцы угрожали его жизни[32].
В вырезке из «Манчестер дейли ньюс» от 16 апреля 1934 года приведено интервью, данное Ларсеном во время работы в Англоамериканской табачной компании, в котором он, как утверждается, в то время с похвалой отзывался о деятельности японцев в Маньчжурии. Приводятся его слова: «Это убедительно доказывает, что местное население Манчжоу-Го в подавляющем большинстве удовлетворено новым положением вещей».
После своего возвращения в Соединенные Штаты, он с сентября по октябрь 1935 года работал в Американском совете научных обществ под патронажем Рокфеллера и в библиотеке конгресса, занимаясь подготовкой биографий китайских персоналий.
С октября 1935-го по август 1944 года Ларсен работал в Управлении морской разведки, где занимался анализом политической и экономической ситуации и оценкой военного потенциала Китая и стран Дальнего Востока.
Эта работа включала в себя сбор информации о вражеских войсках, но также открывала возможности для получения секретной информации ВМФ. Кроме того, Ларсен принимал участие в подготовке молодых офицеров ВМФ к разведывательной работе.
31 августа 1944 года он был переведен в Госдепартамент с заработной платой в 5000 долларов в год как специалист по странам в отдел изучения территорий.
Я думаю, что в настоящее время он безработный и безуспешно ищет работу с тех пор, как оказался замешан в этом деле.
Лейтенант Эндрю Рот родился в Бруклине 23 апреля 1919 года. Его родители, Абель и Берта, уроженцы Венгрии. Отец Рота был натурализован 28 мая 1920 года. Рот окончил городской колледж Нью-Йорка со степенью в 1939 году и получил степень магистра в Колумбийском университете в 1940 году. Тема его диссертации называлась «Труд и национализм в Китае».
3 декабря 1941 года он записался в резерв ВМФ Соединенных Штатов в рамках программы V-12.
В течение 1941 и 1942 годов числился в школе японского языка в Гарварде. В течение этого периода он женился на Рене Луизе Кнайтель из Бруклина, Нью-Йорк. Для начала получил разряд писаря 2-го класса.
28 августа 1942 года он получил звание лейтенанта и 12 сентября 1942 года был переведен из Кембриджа, Массачусеттс, в Вашингтон, округ Колумбия для выполнения разведывательной работы в Управлении разведки ВМФ[33].
В декабре 1943 года Рот был назначен в отдел японского флота в Управлении разведки ВМФ.
1 января 1945 года, находясь на этой должности, Рот был произведен в лейтенанты.
Его последние занятия – чиновник исторического отдела в Городском колледже Нью-Йорка, 1939 – 1940, научный работник, связанный с международным секретариатом Института тихоокеанских отношений с 1940-го по март 1941 года и сотрудник журнала «Амеразия» под непосредственным руководством Ф. Яффе в течение июля-августа 1941 года.
Он также писал статьи для «Амеразии» в августе и ноябре 1940 года и с июня по октябрь 1941года.
5 сентября 1943 года он написал письмо в «Нью-Йорк таймс», в котором выступил в защиту комитета «Свободная Германия» в Москве, цели которого были одновременно как военными, так и, после войны, политическими.
Рот участвовал в конференции Института тихоокеанских отношений, проходившей 3 января 1945 года в Хот Спрингс, Вайоминг, в качестве представителя военно-морской разведки.
Первая относящаяся к делу информация, полученная в ходе наблюдения, показывал Гурнеа, была получена 21 марта 1945 года, когда Яффе совершал одну из своих частых поездок в Вашингтон. В вестибюле Статлер-отеля он встретился с Ларсеном, лейтенантом Ротом и миссис Рот. В руках у Ларсена и Яффе были портфели, а у Рота – большой манильский конверт. После ланча миссис Рот ушла, и трое мужчин уехали на машине Джэффе. Ларсена высадили в его офисе, а «Рот и Яффе поехали кружным путем к парковке на восточной стороне библиотеки Конгресса, где и припарковали машину. Наблюдавшие за ними агенты видели, что они заняты беседой и просмотром бумаг. Позднее они поехали на квартиру Рота, где и оставались весь вечер».
После ареста Рот объяснил свое необычное поведение тем, что он якобы показывал Яффе главу из книги, которую он написал. Но когда миссис Рот спросили, просматривал ли Яффе рукопись ее мужа, она ответила: «Нет». Яффе сам писал книгу, добавила она, и у него было мало времени, чтобы уделять его книге Рота.
В тот же вечер Яффе и Ларсен встретились вновь и отправились на прогулку. Потом вернулись в отель, где к ним присоединились супруги Рот и мистер и миссис Марк Гейн. Гейны оказались новым ходом для ФБР, сказал Гурнеа. Как выяснилось, Гейн и Яффе часто встречались в Нью-Йорке и Вашингтоне. К тому же Гейн состоял в интимной связи с Кейт Митчелл. ФБР покопалось в прошлом Гейна, и Гурнеа рассказал, что:
ФБР продолжала устанавливать связи Яффе. Рот и Ларсен часто встречались в Институте тихоокеанских отношений, кроме того, миссис Рот часто бывала как в ИТО, так и в книжном магазине Коммунистического фронта в Вашингтоне. 12 апреля 1945 года миссисс Рот посетила офис «Амеразии» в Нью-Йорке. Агенты ФБР видели, как она вошла в офис с большим манильским конвертом под мышкой. А когда выходила, конверта у нее не было. После ареста Рота она категорически отрицала, что была в офисе в то время. Но сам Рот признал, что была.
Агенты ФБР отмечали необычно большое количество встреч среди тех, кто был уже под подозрением, причем практически на все встречи один или более людей приходили с большими «манильскими» конвертами, а уходили без них, при этом конверты передавались по нескольку раз за день. 19 апреля 1945 года в деле появилась фигура Джона Сервиса, встретившегося с Яффе в вестибюле отеля «Статлер».
Состоялось несколько встреч между Сервисом и Яффе. В одном случае, когда Сервис прибыл в Нью-Йорк, он остановился в доме Гейна, хотя, по его собственному признанию, едва знал его. Один раз Сервис посетил офис «Амеразии». Этот визит он объяснил тем, что Рот свел его c Яффе, которого интересовали коммунисты в Яньани.
«Сервис по-прежнему утверждал, – продолжал свои показания Гурнеа, – что поскольку он, Сервис, был уверен, что Яффе непременно спросит его о деталях политики китайских коммунистов, он захватил с собой (секретный) отчет, подготовленный им для Госдепартамента, о своей долгой беседе с Мао Цзэдуном… Он утверждал, что Яффе невероятно заинтересовала эта тема, и он спросил, нет ли у Сервиса других отчетов по Яньани, которые он мог бы посмотреть. По словам Сервиса, слегка поколебавшись, он согласился показать Яффе некоторые отчеты на следующий день». 20 апреля Сервис провел утро в номере Яффе в отеле «Статлер». По его собственному признанию, он отдал Яффе, человеку, с которым никогда ранее не встречался, копии ряда своих отчетов по Китаю. Когда в 1950 году его спрашивали об уместности передачи секретных документов Яффе, Сервис ответил, что, во-первых, это была достаточно распространенная практика, а во-вторых, документы не были засекреченными, а были его личными экземплярами секретных документов, и в-третьих, что он и сам был несколько обеспокоен и слегка обескуражен требованиями Яффе.
В ходе расследования со стороны ФБР велось не только физическое наблюдение за подозреваемыми. По крайней мере в одном случае были установлены подслушивающие устройства – в номере Яффе в отеле. 8 мая ФБР записало беседу между Сервисом и Яффе о политических и военных делах, в ходе которой Сервис предостерегал: «То, что я рассказал вам о военных планах, конечно же, большой секрет». Вторая запись гласила: Яффе спросил Сервиса, высадимся ли мы на побережье Китая? Сервис ответил: «Не думаю, что это решенный вопрос. Я смогу ответить вам через пару недель, когда вернется Стилуэлл».
Третья запись вызвала вопросы со стороны Теодора Ачиллеса, члена Совета по благонадежности во время проведения слушаний по делу Сервиса в 1950 году. Вопросы касались отчета, который хотел заполучить Яффе. «Вы утверждали, что ответили мистеру Яффе, что получить этот отчет было бы для вас затруднительно, поскольку он хранится в том же отделе, где вы служите». Яффе попросил тогда Сервиса прислать ему отчет почтой.
«Вы ответили мистеру Яффе, – продолжал Ачиллес, – что если и сумеете раскопать экземпляр, то только в Дальневосточном отделе, где могут и не захотеть расстаться с ним. Но вы высказали уверенность, что сумеете стащить экземпляр для него».
Эти записи подслушанного разговора, естественно, не могли быть использованы в суде. Но текст бесед стал известен Совету по благонадежности, который в 1951 году не рекомендовал оставлять Сервиса на государственной службе. Однако со стороны Госдепартамента последовал обоснованный отказ. Очевидно, Госдепартамент не рассматривал человека, обнародующего «совершенно секретные» военные планы, в качестве угрозы для безопасности государства.
Одновременно с расследованием дела по шести подозреваемым, которые позднее были арестованы, ФБР раскопало и множество соучастников, которые вскоре были отпущены – сразу после того, как Министерство юстиции выпустило пар по делу «Амеразии». Одним из тех, кого допрашивало ФБР в надежде поддержать обвинение, была мисс Анетта Блюменталь, машинистка Института тихоокеанских отношений. Она сообщила членам Совета, что Яффе в течение некоторого времени приносил ей печатать бумаги, за которые платил ей по десять центов за страницу. При этом Яффе предупреждал ее, сказала мисс Блюменталь, что материал конфиденциальный. В ходе расследования, проводившегося ФБР и позднее Советом по благонадежности, она опознала несколько секретных документов среди тех бумаг, что давал ей Яффе. Мисс Блюменталь была невинной жертвой и очень ценным свидетелем, и когда бы ни приходили в суд ответчики по делу «Амеразии», мисс Блюменталь вызывали в качестве свидетеля. Интересно, что она вспомнила имя Сервиса как сотрудника Института тихоокеанских отношений и как автора статей и материалов в изданиях Института тихоокеанских отношений, которые он подписывал «Джон Стюарт». Но Сервис отверг это утверждение.
5 июня 1945 года Рот был неожиданно и без объяснения причин отстранен от действующей службы в ВМФ.
6 июня 1945 года Филипп Яффе и Кейт Митчелл были арестованы в офисе «Амеразии» по обвинению в нарушении Закона о шпионаже.
Марк Гейн был арестован в своей квартире в Нью-Йорке. Обвинение – то же.
Джон С. Сервис, Эммануэль Ларсен и Эндрю Рот, уже без мундира, и вследствие чего не подлежа военному суду, были арестованы в Вашингтоне.
За неделю до арестов, показал Гурнеа, возникло препятствие, «поскольку некоторые люди, связанные с конференцией в Сан-Франциско, настаивали на том, чтобы отложить расследование из-за страха, что это может вызвать трения в отношениях с русскими. (Форрестол также проявил некоторое беспокойство, но воздержался от советов.) Однако препятствия были преодолены после того, как было сделано представление президенту Трумэну, который приказал продолжать расследование.
В ходе арестов в офисах «Амеразии» было обнаружено около четырехсот документов, многие из которых были высочайшей военной и дипломатической важности и охватывали почти все значимые правительственные организации. Не перечисляя их все, следует отметить, что пять лет спустя помощник прокурора генерал Джеймс Макинерни сообщил подкомиссии Тайдингса в показаниях под присягой, что документы, обнаруженные в ходе рассмотрения дела «Амеразии», не были сколько-нибудь значительными: «так, сплетни за чашкой чая». Да, конечно, боевые порядки китайской националистической армии вполне могли сойти в 1950 году за «сплетни за чашкой чая», но были бесценной информацией для китайских коммунистов в 1945-м…
Во время ареста в столе Сервиса была найдена толстая пачка личной переписки. Среди писем было несколько с просьбами доставить сообщения в Чунцинь, минуя цензуру. Большинство писем были полны мстительных упоминаний о таких людях, как Патрик Харли, и о законном китайском правительстве, но теплых слов о коммунистических лидерах и отдельных коммунистах. А некоторые письма были явно зашифрованы. По их стилю чувствовалось, что при написании писем использовался шифр, разработанный для личного пользования Сервисом, Л. Девисом и Эммерсоном. Так, слова «белый снег» обозначали мадам Чан, «Гарвард» – коммунистов, «богадельня» – Вашингтон. Шифр, возможно, «детский», сказал Сервис, давая показания Совету по благонадежности.
Документы были найдены и во владениях Марка Гейна, но он утверждал, что они поступили к нему из прессы и что он получил разрешение пользоваться ими. В доме Ларсена оказался второй самый крупный пакет документов – где-то около двухсот.
Хотя в адрес ФБР и раздавалась чрезвычайно необоснованная критика за его деятельность, оно все-таки провело значительную работу по расследованию этого дела. Д. Лэдд, заместитель директора ФБР, ясно продемонстрировал это, когда давал показания перед подкомиссией Тайдингса.
«М-р Лэдд: Во время ареста последнего подозреваемого 6 июня, большое число документов было изъято из офисов «Амеразии». Как показатель тщательности проведенного расследования, была сделана проверка отпечатков пальцев на обнаруженных документах. Лабораторная проверка обнаружила скрытые отпечатки Кейт Митчелл, Марка Гейна и Эммануэля Ларсена. На одном из документов было обнаружено шесть скрытых отпечатков Марка Гейна, один – Ларсена и один – Яффе, что говорит о том, что все трое держали этот документ в руках. Проверка на идентификацию пишущей машинки показала, что множество документов, находившихся во владении Джэффе, напечатаны Агнес Блюменталь на машинке, принадлежавшей Марку Гейну.
В дальнейшем путем сличения шрифтов было установлено, что статьи, обнаруженные в офисах «Амеразии», были машинописными копиями статей, обнаруженных во владениях Э. Ларсена.
Проверка почерков показала, что три статьи имели отметки, сделанные почерком Эндрю Рота, а на множестве документов присутствовал почерк Э. Ларсена… Все эти документы касались в основном военных и политических вопросов.
Признания, как устные, так и письменные, сделанные участниками дела, показывали, что все они полностью сознавали тот факт, что обладали конфиденциальными правительственными документами. Такие документы, содержавшие секреты военного времени, были обнаружены у…
Сенатор Тайдингс: Кейт Митчелл?
М-р Лэдд: Кейт Митчелл признала, что в ее кабинете находились некоторые правительственные документы[34].
Сенатор Тайдингс: А Сервис?
М-р Лэдд: Сервис признал, что он брал лишь то, что он назвал своими собственными экземплярами официальных документов.
Сенатор Тайдингс: Своими собственными?
М-р Лэдд: Своими собственными, во многих случаях для Яффе.
Сенатор Тайдингс: Какое оправдание он привел, если он вообще оправдывался?
М-р Лэдд: Он полагал, что это его собственный, личный экземпляр…
Сенатор Тайдингс: Давал ли он какие-либо секретные документы Яффе?
М-р Лэдд: Да… Но объяснил это тем, что степень секретности определял он сам».
Были свидетельства и против Марка Гейна. Так, во время слежки за ним его видели входящим в офис «Амеразии» с набитым портфелем. За ним последовали, когда он с женой садился в автобус. В салоне он вынул из портфеля несколько бумаг и стал их читать. Агент ФБР, заглядывая через плечо, мог видеть достаточно, чтобы понять, что это такое. Это были секретные документы.
Вот таким было дело, которое ФБР вело энергично и старательно. И это дело Министерство юстиции провалило, и в результате лишь два человека получили незначительные штрафы в качестве наказания. Но это уже другая история. И лучше всего ее можно было бы охарактеризовать, процитировав обмен репликами между Лунсом Николсом, помощником директора ФБР, и сенатором Тайдингсом в ходе расследования «Реабилитация»:
«Сенатор Тайдингс: Есть ли у вас какие-либо сведения, что ФБР или кто-то, связанный с бюро, обращались к кому-либо с целью оказать давление в связи с предъявленным обвинением или судом над теми шестью, которые были первоначально арестованы?
М-р Николс: Я уверен, никто в бюро ни к кому не обращался…
Сенатор Тайдингс: А знаете ли вы о таких случаях вне бюро?
М-р Николс: Этот вопрос, вероятно, следовало бы задать министру юстиции.
Сенатор Тайдингс: А известно ли вам, что было несколько случаев вне бюро?
М-р Николс: На этот вопрос мне трудно ответить.
Сенатор Тайдингс: Почему? Вы имеете в виду, что вы не можете ответить на него?
М-р Николс: Очевидно, на него должно отвечать Министерство юстиции.
Сенатор Тайдингс: Не могу понять вас.
Здесь сенатор Макмагон, Ден, Коннектикут, быстро сменил тему.
ГЛАВА 15
С 1928-го до марта 1935 года он служил менеджером по транзитным перевозкам в Англо-американской табачной компании – следил за отношениями между китайскими гражданскими и военными службами и компанией. Утверждают, что он был или уволен, или его попросили уйти из этой компании…
Он заявил, что с октября 1934-го по февраль 1935 года служил в Пекине, в разведслужбе, в качестве исследователя. Утверждают, что он ушел с этого поста, когда японцы угрожали его жизни[32].
В вырезке из «Манчестер дейли ньюс» от 16 апреля 1934 года приведено интервью, данное Ларсеном во время работы в Англоамериканской табачной компании, в котором он, как утверждается, в то время с похвалой отзывался о деятельности японцев в Маньчжурии. Приводятся его слова: «Это убедительно доказывает, что местное население Манчжоу-Го в подавляющем большинстве удовлетворено новым положением вещей».
После своего возвращения в Соединенные Штаты, он с сентября по октябрь 1935 года работал в Американском совете научных обществ под патронажем Рокфеллера и в библиотеке конгресса, занимаясь подготовкой биографий китайских персоналий.
С октября 1935-го по август 1944 года Ларсен работал в Управлении морской разведки, где занимался анализом политической и экономической ситуации и оценкой военного потенциала Китая и стран Дальнего Востока.
Эта работа включала в себя сбор информации о вражеских войсках, но также открывала возможности для получения секретной информации ВМФ. Кроме того, Ларсен принимал участие в подготовке молодых офицеров ВМФ к разведывательной работе.
31 августа 1944 года он был переведен в Госдепартамент с заработной платой в 5000 долларов в год как специалист по странам в отдел изучения территорий.
Я думаю, что в настоящее время он безработный и безуспешно ищет работу с тех пор, как оказался замешан в этом деле.
Лейтенант Эндрю Рот родился в Бруклине 23 апреля 1919 года. Его родители, Абель и Берта, уроженцы Венгрии. Отец Рота был натурализован 28 мая 1920 года. Рот окончил городской колледж Нью-Йорка со степенью в 1939 году и получил степень магистра в Колумбийском университете в 1940 году. Тема его диссертации называлась «Труд и национализм в Китае».
3 декабря 1941 года он записался в резерв ВМФ Соединенных Штатов в рамках программы V-12.
В течение 1941 и 1942 годов числился в школе японского языка в Гарварде. В течение этого периода он женился на Рене Луизе Кнайтель из Бруклина, Нью-Йорк. Для начала получил разряд писаря 2-го класса.
28 августа 1942 года он получил звание лейтенанта и 12 сентября 1942 года был переведен из Кембриджа, Массачусеттс, в Вашингтон, округ Колумбия для выполнения разведывательной работы в Управлении разведки ВМФ[33].
В декабре 1943 года Рот был назначен в отдел японского флота в Управлении разведки ВМФ.
1 января 1945 года, находясь на этой должности, Рот был произведен в лейтенанты.
Его последние занятия – чиновник исторического отдела в Городском колледже Нью-Йорка, 1939 – 1940, научный работник, связанный с международным секретариатом Института тихоокеанских отношений с 1940-го по март 1941 года и сотрудник журнала «Амеразия» под непосредственным руководством Ф. Яффе в течение июля-августа 1941 года.
Он также писал статьи для «Амеразии» в августе и ноябре 1940 года и с июня по октябрь 1941года.
5 сентября 1943 года он написал письмо в «Нью-Йорк таймс», в котором выступил в защиту комитета «Свободная Германия» в Москве, цели которого были одновременно как военными, так и, после войны, политическими.
Рот участвовал в конференции Института тихоокеанских отношений, проходившей 3 января 1945 года в Хот Спрингс, Вайоминг, в качестве представителя военно-морской разведки.
Первая относящаяся к делу информация, полученная в ходе наблюдения, показывал Гурнеа, была получена 21 марта 1945 года, когда Яффе совершал одну из своих частых поездок в Вашингтон. В вестибюле Статлер-отеля он встретился с Ларсеном, лейтенантом Ротом и миссис Рот. В руках у Ларсена и Яффе были портфели, а у Рота – большой манильский конверт. После ланча миссис Рот ушла, и трое мужчин уехали на машине Джэффе. Ларсена высадили в его офисе, а «Рот и Яффе поехали кружным путем к парковке на восточной стороне библиотеки Конгресса, где и припарковали машину. Наблюдавшие за ними агенты видели, что они заняты беседой и просмотром бумаг. Позднее они поехали на квартиру Рота, где и оставались весь вечер».
После ареста Рот объяснил свое необычное поведение тем, что он якобы показывал Яффе главу из книги, которую он написал. Но когда миссис Рот спросили, просматривал ли Яффе рукопись ее мужа, она ответила: «Нет». Яффе сам писал книгу, добавила она, и у него было мало времени, чтобы уделять его книге Рота.
В тот же вечер Яффе и Ларсен встретились вновь и отправились на прогулку. Потом вернулись в отель, где к ним присоединились супруги Рот и мистер и миссис Марк Гейн. Гейны оказались новым ходом для ФБР, сказал Гурнеа. Как выяснилось, Гейн и Яффе часто встречались в Нью-Йорке и Вашингтоне. К тому же Гейн состоял в интимной связи с Кейт Митчелл. ФБР покопалось в прошлом Гейна, и Гурнеа рассказал, что:
«Марк Джулиус Гейн родился 21 апреля 1900 года в Харбине, Маньчжурия (в семье русских). В 1923 году семья Гейна переехала во Владивосток, Россия, где Гейн посещал советскую среднюю школу. В своей книге «Путешествие с Востока» он с похвалой отзывается о русской системе образования, свободе слова и пуританских отношениях между людьми. В книге Гейн также сообщает, что в 1927 году его семья переехала в Китай, где он общался и работал с китайскими студентами, которые, по его словам, и «должны совершить китайскую революцию».Гейн прибыл в Соединенные Штаты для учебы в Помона-колледж и Колумбийской школе журналистики. Между 1934 и 1939 годами он работал на «Домеи» – японское агентство новостей. В 1944 году он становится гражданином США. До своего ареста работал в газете левых и на «Чикаго Сан». В номере журнала «Кольерс», вышедшем через десять дней после ареста Гейна, опубликована его статья, озаглавленная «Террор в Азии». В примечании редактора утверждается, что статья основана на информации из официальных источников. В статье подробно описываются бомбардировки Японии. Подобные статьи пишутся, как правило, по крайней мере за неделю до публикации. Встает вопрос: видел ли когда-нибудь Гейн документы, которые обнаружил Биляски в офисе «Амеразии»?
ФБР продолжала устанавливать связи Яффе. Рот и Ларсен часто встречались в Институте тихоокеанских отношений, кроме того, миссис Рот часто бывала как в ИТО, так и в книжном магазине Коммунистического фронта в Вашингтоне. 12 апреля 1945 года миссисс Рот посетила офис «Амеразии» в Нью-Йорке. Агенты ФБР видели, как она вошла в офис с большим манильским конвертом под мышкой. А когда выходила, конверта у нее не было. После ареста Рота она категорически отрицала, что была в офисе в то время. Но сам Рот признал, что была.
Агенты ФБР отмечали необычно большое количество встреч среди тех, кто был уже под подозрением, причем практически на все встречи один или более людей приходили с большими «манильскими» конвертами, а уходили без них, при этом конверты передавались по нескольку раз за день. 19 апреля 1945 года в деле появилась фигура Джона Сервиса, встретившегося с Яффе в вестибюле отеля «Статлер».
Состоялось несколько встреч между Сервисом и Яффе. В одном случае, когда Сервис прибыл в Нью-Йорк, он остановился в доме Гейна, хотя, по его собственному признанию, едва знал его. Один раз Сервис посетил офис «Амеразии». Этот визит он объяснил тем, что Рот свел его c Яффе, которого интересовали коммунисты в Яньани.
«Сервис по-прежнему утверждал, – продолжал свои показания Гурнеа, – что поскольку он, Сервис, был уверен, что Яффе непременно спросит его о деталях политики китайских коммунистов, он захватил с собой (секретный) отчет, подготовленный им для Госдепартамента, о своей долгой беседе с Мао Цзэдуном… Он утверждал, что Яффе невероятно заинтересовала эта тема, и он спросил, нет ли у Сервиса других отчетов по Яньани, которые он мог бы посмотреть. По словам Сервиса, слегка поколебавшись, он согласился показать Яффе некоторые отчеты на следующий день». 20 апреля Сервис провел утро в номере Яффе в отеле «Статлер». По его собственному признанию, он отдал Яффе, человеку, с которым никогда ранее не встречался, копии ряда своих отчетов по Китаю. Когда в 1950 году его спрашивали об уместности передачи секретных документов Яффе, Сервис ответил, что, во-первых, это была достаточно распространенная практика, а во-вторых, документы не были засекреченными, а были его личными экземплярами секретных документов, и в-третьих, что он и сам был несколько обеспокоен и слегка обескуражен требованиями Яффе.
В ходе расследования со стороны ФБР велось не только физическое наблюдение за подозреваемыми. По крайней мере в одном случае были установлены подслушивающие устройства – в номере Яффе в отеле. 8 мая ФБР записало беседу между Сервисом и Яффе о политических и военных делах, в ходе которой Сервис предостерегал: «То, что я рассказал вам о военных планах, конечно же, большой секрет». Вторая запись гласила: Яффе спросил Сервиса, высадимся ли мы на побережье Китая? Сервис ответил: «Не думаю, что это решенный вопрос. Я смогу ответить вам через пару недель, когда вернется Стилуэлл».
Третья запись вызвала вопросы со стороны Теодора Ачиллеса, члена Совета по благонадежности во время проведения слушаний по делу Сервиса в 1950 году. Вопросы касались отчета, который хотел заполучить Яффе. «Вы утверждали, что ответили мистеру Яффе, что получить этот отчет было бы для вас затруднительно, поскольку он хранится в том же отделе, где вы служите». Яффе попросил тогда Сервиса прислать ему отчет почтой.
«Вы ответили мистеру Яффе, – продолжал Ачиллес, – что если и сумеете раскопать экземпляр, то только в Дальневосточном отделе, где могут и не захотеть расстаться с ним. Но вы высказали уверенность, что сумеете стащить экземпляр для него».
Эти записи подслушанного разговора, естественно, не могли быть использованы в суде. Но текст бесед стал известен Совету по благонадежности, который в 1951 году не рекомендовал оставлять Сервиса на государственной службе. Однако со стороны Госдепартамента последовал обоснованный отказ. Очевидно, Госдепартамент не рассматривал человека, обнародующего «совершенно секретные» военные планы, в качестве угрозы для безопасности государства.
Одновременно с расследованием дела по шести подозреваемым, которые позднее были арестованы, ФБР раскопало и множество соучастников, которые вскоре были отпущены – сразу после того, как Министерство юстиции выпустило пар по делу «Амеразии». Одним из тех, кого допрашивало ФБР в надежде поддержать обвинение, была мисс Анетта Блюменталь, машинистка Института тихоокеанских отношений. Она сообщила членам Совета, что Яффе в течение некоторого времени приносил ей печатать бумаги, за которые платил ей по десять центов за страницу. При этом Яффе предупреждал ее, сказала мисс Блюменталь, что материал конфиденциальный. В ходе расследования, проводившегося ФБР и позднее Советом по благонадежности, она опознала несколько секретных документов среди тех бумаг, что давал ей Яффе. Мисс Блюменталь была невинной жертвой и очень ценным свидетелем, и когда бы ни приходили в суд ответчики по делу «Амеразии», мисс Блюменталь вызывали в качестве свидетеля. Интересно, что она вспомнила имя Сервиса как сотрудника Института тихоокеанских отношений и как автора статей и материалов в изданиях Института тихоокеанских отношений, которые он подписывал «Джон Стюарт». Но Сервис отверг это утверждение.
5 июня 1945 года Рот был неожиданно и без объяснения причин отстранен от действующей службы в ВМФ.
6 июня 1945 года Филипп Яффе и Кейт Митчелл были арестованы в офисе «Амеразии» по обвинению в нарушении Закона о шпионаже.
Марк Гейн был арестован в своей квартире в Нью-Йорке. Обвинение – то же.
Джон С. Сервис, Эммануэль Ларсен и Эндрю Рот, уже без мундира, и вследствие чего не подлежа военному суду, были арестованы в Вашингтоне.
За неделю до арестов, показал Гурнеа, возникло препятствие, «поскольку некоторые люди, связанные с конференцией в Сан-Франциско, настаивали на том, чтобы отложить расследование из-за страха, что это может вызвать трения в отношениях с русскими. (Форрестол также проявил некоторое беспокойство, но воздержался от советов.) Однако препятствия были преодолены после того, как было сделано представление президенту Трумэну, который приказал продолжать расследование.
В ходе арестов в офисах «Амеразии» было обнаружено около четырехсот документов, многие из которых были высочайшей военной и дипломатической важности и охватывали почти все значимые правительственные организации. Не перечисляя их все, следует отметить, что пять лет спустя помощник прокурора генерал Джеймс Макинерни сообщил подкомиссии Тайдингса в показаниях под присягой, что документы, обнаруженные в ходе рассмотрения дела «Амеразии», не были сколько-нибудь значительными: «так, сплетни за чашкой чая». Да, конечно, боевые порядки китайской националистической армии вполне могли сойти в 1950 году за «сплетни за чашкой чая», но были бесценной информацией для китайских коммунистов в 1945-м…
Во время ареста в столе Сервиса была найдена толстая пачка личной переписки. Среди писем было несколько с просьбами доставить сообщения в Чунцинь, минуя цензуру. Большинство писем были полны мстительных упоминаний о таких людях, как Патрик Харли, и о законном китайском правительстве, но теплых слов о коммунистических лидерах и отдельных коммунистах. А некоторые письма были явно зашифрованы. По их стилю чувствовалось, что при написании писем использовался шифр, разработанный для личного пользования Сервисом, Л. Девисом и Эммерсоном. Так, слова «белый снег» обозначали мадам Чан, «Гарвард» – коммунистов, «богадельня» – Вашингтон. Шифр, возможно, «детский», сказал Сервис, давая показания Совету по благонадежности.
Документы были найдены и во владениях Марка Гейна, но он утверждал, что они поступили к нему из прессы и что он получил разрешение пользоваться ими. В доме Ларсена оказался второй самый крупный пакет документов – где-то около двухсот.
Хотя в адрес ФБР и раздавалась чрезвычайно необоснованная критика за его деятельность, оно все-таки провело значительную работу по расследованию этого дела. Д. Лэдд, заместитель директора ФБР, ясно продемонстрировал это, когда давал показания перед подкомиссией Тайдингса.
«М-р Лэдд: Во время ареста последнего подозреваемого 6 июня, большое число документов было изъято из офисов «Амеразии». Как показатель тщательности проведенного расследования, была сделана проверка отпечатков пальцев на обнаруженных документах. Лабораторная проверка обнаружила скрытые отпечатки Кейт Митчелл, Марка Гейна и Эммануэля Ларсена. На одном из документов было обнаружено шесть скрытых отпечатков Марка Гейна, один – Ларсена и один – Яффе, что говорит о том, что все трое держали этот документ в руках. Проверка на идентификацию пишущей машинки показала, что множество документов, находившихся во владении Джэффе, напечатаны Агнес Блюменталь на машинке, принадлежавшей Марку Гейну.
В дальнейшем путем сличения шрифтов было установлено, что статьи, обнаруженные в офисах «Амеразии», были машинописными копиями статей, обнаруженных во владениях Э. Ларсена.
Проверка почерков показала, что три статьи имели отметки, сделанные почерком Эндрю Рота, а на множестве документов присутствовал почерк Э. Ларсена… Все эти документы касались в основном военных и политических вопросов.
Признания, как устные, так и письменные, сделанные участниками дела, показывали, что все они полностью сознавали тот факт, что обладали конфиденциальными правительственными документами. Такие документы, содержавшие секреты военного времени, были обнаружены у…
Сенатор Тайдингс: Кейт Митчелл?
М-р Лэдд: Кейт Митчелл признала, что в ее кабинете находились некоторые правительственные документы[34].
Сенатор Тайдингс: А Сервис?
М-р Лэдд: Сервис признал, что он брал лишь то, что он назвал своими собственными экземплярами официальных документов.
Сенатор Тайдингс: Своими собственными?
М-р Лэдд: Своими собственными, во многих случаях для Яффе.
Сенатор Тайдингс: Какое оправдание он привел, если он вообще оправдывался?
М-р Лэдд: Он полагал, что это его собственный, личный экземпляр…
Сенатор Тайдингс: Давал ли он какие-либо секретные документы Яффе?
М-р Лэдд: Да… Но объяснил это тем, что степень секретности определял он сам».
Были свидетельства и против Марка Гейна. Так, во время слежки за ним его видели входящим в офис «Амеразии» с набитым портфелем. За ним последовали, когда он с женой садился в автобус. В салоне он вынул из портфеля несколько бумаг и стал их читать. Агент ФБР, заглядывая через плечо, мог видеть достаточно, чтобы понять, что это такое. Это были секретные документы.
Вот таким было дело, которое ФБР вело энергично и старательно. И это дело Министерство юстиции провалило, и в результате лишь два человека получили незначительные штрафы в качестве наказания. Но это уже другая история. И лучше всего ее можно было бы охарактеризовать, процитировав обмен репликами между Лунсом Николсом, помощником директора ФБР, и сенатором Тайдингсом в ходе расследования «Реабилитация»:
«Сенатор Тайдингс: Есть ли у вас какие-либо сведения, что ФБР или кто-то, связанный с бюро, обращались к кому-либо с целью оказать давление в связи с предъявленным обвинением или судом над теми шестью, которые были первоначально арестованы?
М-р Николс: Я уверен, никто в бюро ни к кому не обращался…
Сенатор Тайдингс: А знаете ли вы о таких случаях вне бюро?
М-р Николс: Этот вопрос, вероятно, следовало бы задать министру юстиции.
Сенатор Тайдингс: А известно ли вам, что было несколько случаев вне бюро?
М-р Николс: На этот вопрос мне трудно ответить.
Сенатор Тайдингс: Почему? Вы имеете в виду, что вы не можете ответить на него?
М-р Николс: Очевидно, на него должно отвечать Министерство юстиции.
Сенатор Тайдингс: Не могу понять вас.
Здесь сенатор Макмагон, Ден, Коннектикут, быстро сменил тему.
ГЛАВА 15
«АМЕРАЗИЯ II»: ПРАВОСУДИЕ НАОБОРОТ
Когда 7 июня 1945 года «дело шести» попало в газеты, исполняющий обязанности госсекретаря Джозеф Грю был доволен, что необходимая предварительная работа по наведению порядка в доме наконец-то проделана. Грю был осторожен в своих действиях накануне арестов. Он утверждал, что не знает имен подозреваемых, опасаясь, что личные чувства могут привести его к вмешательству или как-то повлиять на решения Министерства юстиции. Однако сейчас, хотя он и был поклонником Сервиса, считая его ценным специалистом, он настаивал на проведении немедленного расследования. В заявлении для прессы он сказал:
С поразительным единодушием они категорически утверждали, что аресты – результат злобного заговора Грю против тех комментаторов и писателей, кто не согласен с его политикой. «Дейли Уоркер» утверждала, что арест Рота произошел вскоре после «объявления о выходе его направленной против Грю книги «Дилемма перед Японией». Попутно, со словами «в Вашингтоне все берут бумаги на дом», небрежно отметались в сторону документальные свидетельства.
Этот воинственный дух, казалось, проник и в святилище республиканцев – «Нью-Йорк геральд трибюн». В редакционной статье «Травля красных» эта традиционно консервативная ежедневная газета заявила: «Аресты – серьезный признак, если он означает, что любой в правительстве (должен) вести себя тихо, как мышь, если он политический левый из Госдепартамента. Иностранные дела не только бизнес воспитанных в хороших семьях джентльменов в полосатых брюках. Резоны и основания, лежащие в основе нашей внешней политики, не должны утаиваться за словами: «Папа знает все».
«Геральд трибюн», например, проговорилась намного больше, чем собиралась, поскольку возгласы возмущения и крики против Грю имели мало отношения к шести арестованным или к тому, насколько серьезен их проступок. Нападавшие на Грю скорее нападали на дальневосточную политику в целом и на его противодействие экспансии Советов в Азии. Публикация дневников Форрестола и показания Юджина Думена, ветерана дальневосточной дипломатии, близкого друга и единомышленника Грю, сделали это предельно ясным. Политика Грю была жупелом для коммунистов, для нью-йоркских и вашингтонских политиков-либералов и для небольшой, но крикливой группы лиц, которые оказывали влияние на политику и которые повсюду протаскивали идеи Нового курса, превратив правительство Соединенных Штатов в свою исключительную собственность.
С самых первых дней войны эта пестрая компания стенала долго и мощно о необходимости изгнать «реакционеров» (читай – «антикоммунистов») из Госдепартамента. Она призывала требовать безоговорочной капитуляции на японском Дальнем Востоке – независимо от того, сколько жизней это может нам стоить, если учесть, что японский народ готов был до последнего солдата защищать свою религию и императора. Но крики, что микадо должен уйти, не прекращались.
Столь же нетерпеливы были и либералы, и все их друзья-хамелеоны, и Оуэн Латтимор в 1943 году нарушил ясную и строжайшую директиву Объединенного комитета начальников штабов – безоговорочно поддержанную президентом и британским правительством как способ спасения жизней – в которой содержалось категорическое требование об изъятиях из любых пропагандистских материалов официальных американских организаций и представительств любых нападок на японского императора.
Латтимор настоял на вещании на Дальний Восток речи Сун Фо, прокоммунистического президента китайской провинции Яньань, которая кончалась словами: «Микадо должен уйти». Когда Клей Осборн, начальник японского и корейского отделов в Госдепартаменте, выразил протест, указав на недвусмысленный запрет, он был уволен с подачи Латтимора.
В записи, сделанной 1 мая 1945 Форрестолом в своем дневнике и касающейся политических целей и задач на Дальнем Востоке, он коснулся этой проблемы:
«Сотрудники Госдепартамента в течение определенного времени уделяли особое внимание сохранности секретной информации, когда несколько месяцев назад стало очевидно, что информация секретного характера попадала к неуполномоченным на то людям… Разработана обширная программа с целью жесткого пресечения этой незаконной и предательской деятельности… Решение вопроса теперь в руках Министерства юстиции – оно проводит расследование обвинения».К его изумлению и ужасу, слова эти были встречены огнем брани и поношений, как если бы раскрытие дела «Амеразии» было преступлением. В ужасающе враждебной обстановке влиятельные представители американской прессы принялись за систематическую обработку публики. Статьи призывали шельмовать тех, кто осмеливался апеллировать к законам страны. Публикации в различных либеральных газетах – «Нью-Йорк пост», «Нью рипаблик» и «Нэшн» хором вторили плачам и воплям коммунистической «Дейли уоркер» по поводу того, что подсудимые невиновны и что само дело – пробный шар реакции, запущенный Грю и Эдгаром Гувером в их «охоте за ведьмами, направленной на самом деле на ограничение свободы прессы».
С поразительным единодушием они категорически утверждали, что аресты – результат злобного заговора Грю против тех комментаторов и писателей, кто не согласен с его политикой. «Дейли Уоркер» утверждала, что арест Рота произошел вскоре после «объявления о выходе его направленной против Грю книги «Дилемма перед Японией». Попутно, со словами «в Вашингтоне все берут бумаги на дом», небрежно отметались в сторону документальные свидетельства.
Этот воинственный дух, казалось, проник и в святилище республиканцев – «Нью-Йорк геральд трибюн». В редакционной статье «Травля красных» эта традиционно консервативная ежедневная газета заявила: «Аресты – серьезный признак, если он означает, что любой в правительстве (должен) вести себя тихо, как мышь, если он политический левый из Госдепартамента. Иностранные дела не только бизнес воспитанных в хороших семьях джентльменов в полосатых брюках. Резоны и основания, лежащие в основе нашей внешней политики, не должны утаиваться за словами: «Папа знает все».
«Геральд трибюн», например, проговорилась намного больше, чем собиралась, поскольку возгласы возмущения и крики против Грю имели мало отношения к шести арестованным или к тому, насколько серьезен их проступок. Нападавшие на Грю скорее нападали на дальневосточную политику в целом и на его противодействие экспансии Советов в Азии. Публикация дневников Форрестола и показания Юджина Думена, ветерана дальневосточной дипломатии, близкого друга и единомышленника Грю, сделали это предельно ясным. Политика Грю была жупелом для коммунистов, для нью-йоркских и вашингтонских политиков-либералов и для небольшой, но крикливой группы лиц, которые оказывали влияние на политику и которые повсюду протаскивали идеи Нового курса, превратив правительство Соединенных Штатов в свою исключительную собственность.
С самых первых дней войны эта пестрая компания стенала долго и мощно о необходимости изгнать «реакционеров» (читай – «антикоммунистов») из Госдепартамента. Она призывала требовать безоговорочной капитуляции на японском Дальнем Востоке – независимо от того, сколько жизней это может нам стоить, если учесть, что японский народ готов был до последнего солдата защищать свою религию и императора. Но крики, что микадо должен уйти, не прекращались.
Столь же нетерпеливы были и либералы, и все их друзья-хамелеоны, и Оуэн Латтимор в 1943 году нарушил ясную и строжайшую директиву Объединенного комитета начальников штабов – безоговорочно поддержанную президентом и британским правительством как способ спасения жизней – в которой содержалось категорическое требование об изъятиях из любых пропагандистских материалов официальных американских организаций и представительств любых нападок на японского императора.
Латтимор настоял на вещании на Дальний Восток речи Сун Фо, прокоммунистического президента китайской провинции Яньань, которая кончалась словами: «Микадо должен уйти». Когда Клей Осборн, начальник японского и корейского отделов в Госдепартаменте, выразил протест, указав на недвусмысленный запрет, он был уволен с подачи Латтимора.
В записи, сделанной 1 мая 1945 Форрестолом в своем дневнике и касающейся политических целей и задач на Дальнем Востоке, он коснулся этой проблемы:
«Я поднял вопрос, не пора ли провести доскональное изучение наших политических целей на Дальнем Востоке, и задал следующие вопросы:
1. Насколько и до какой степени хотим мы разбить Японию? Другими словами, хотим ли мы оккупировать эти острова – и разрушить до основания японский промышленный потенциал?
2. Хотим ли мы обсудить возможность их возвращения в содружество наций после демилитаризации?
3. Какова наша политика в отношении русского влияния на Дальнем Востоке? Нужен ли нам противовес этому влиянию? И должен ли это быть Китай или, может, Япония?[35]