Действительно, во время обеда вторая соседка Малко жала ему ножкой ногу. Но лестный отзыв о ее глазах, очевидно, обрадовал Исабель.
— Что же, поехали! Где вы остановились?
— В «Рице».
Пока они сходили по лестнице, Малко любовался дивной покатостью ее бедер и изумительной спиной. Спустившись во двор, Исабель дель Рио порылась в сумочке и протянула ему связку ключей.
— Держите. С «ягуаром» управитесь?
Вместительный красный автомобиль стоял неподалеку. Малко сначала усадил спутницу, а потом сам сел за руль. К сожалению, «Риц» находился слишком близко. Как бы то ни было, знакомство состоялось. Он отъехал от тротуара, а Исабель включила музыку в ритме фламенко и откинулась на спинку, бросив взгляд на часики, украшенные бриллиантами.
— У вас назначено свидание? — улыбаясь, спросил Малко.
— Вы чересчур любопытны! — возразила она с деланным недовольством. — Не выношу мужчин-собственников...
— Ну, дело еще не дошло до этого, — отшутился Малко.
К сожалению!
Когда супруг находился в Мадриде, она смело являлась прямо к нему домой. Иной же раз они устраивались где придется: на стоянках, в мотелях, на сиденье автомашины. Исабель не знала ни удержу, ни стыда.
Когда Григории начинал возбуждать ее, она, пренебрегая всякими приличиями, корчилась в судорогах наслаждения, точно от родовых мук, прямо посреди Пасео де ла Кастельяна, чем повергала в невыразимое смущение водителей, идущих на обгон, не привыкших к столь беззастенчивой непринужденности. В подобных случаях Григорий въезжал на первую попавшуюся автостоянку и там спешил удовлетворить свою похоть, исторгая у нее вопли, которые и мертвецов подняли бы из могил. Тем не менее, несмотря на ее необузданную страстность, он сильнее был привязан к ней, чем она к нему.
А началось все с пикантного любовного приключения. Была устроена художественная выставка под открытым небом с коктейлем. Налетевшая внезапно гроза вынудила посетителей искать убежища в лабиринте галереи. Григорий, ранее уже встречавший Исабель в подобного рода собраниях, связанных с жизнью искусства, которые посещал ради вящего правдоподобия своей журналистской легенды, волей случая оказался рядом с ней. Теснимые толпящимся людом, они укрылись вдвоем в подвальном помещении, заваленном кипами живописных полотен.
Забыв о благоразумии, Григорий притиснул молодую женщину в темном закутке, где, не тратя слов, они и предались пылким любовным играм.
Уверенный в своей неотразимости, Григорий прижался к Исабель. В то же мгновение женщина схватила его обоими руками и упала на колени, словно перед чудотворной иконой. Когда он повалил ее на груду полотен, она шепнула:
— Осторожнее, не проткни меня насквозь!
То были ее первые за все это время слова, произнесенные охрипшим до неузнаваемости голосом. Ее опасения оказались, впрочем, напрасны, ибо Кирсанов овладел ею без малейшего труда. Исабель выгнулась под ним, обхватила его ногами и сжимала с удивительной силой все время их обоюдного наслаждения. Она кусала себе губы и, наконец, издала дикий короткий вопль.
Упав на полотна, она только прошептала:
— Боже мой!
Когда Григорий высвободился, она отстранилась и с заговорщической улыбкой принялась разглаживать платье.
— Как твое имя?
Назвав себя, он сказался журналистом. Исабель набросала на клочке бумаги свое имя и номер телефона.
— Звони в любое время. Если я отвечу тебе па «вы», ты скажешь, что ошибся номером, и повесишь трубку.
Когда они выбрались из подвала, Григорию казалось, что он скоро забудет это забавное приключение. Но чем больше он занимался любовью с Исабель дель Рио, тем сильнее привязывался к ней... Разумеется, ему пришлось сообщить об этом в своем отчете начальству, оправдываясь тем, что такая связь могла открыть перед ним многие двери. Ему позволили продолжить, предостерегая, тем не менее, от скандала, который явился бы основанием для его незамедлительной отправки в Советский Союз.
Впрочем, Исабель тоже, по-видимому, привязалась к нему, усвоив повадку какой-нибудь простушки белошвейки и непрестанно домогаясь все новых уверений в любви. Однажды, после того, как она посетовала ему на мужа и на скуку жизни с ним, он полюбопытствовал:
— Почему же ты не расстанешься с ним?
Она рассмеялась:
— На что же я буду жить?
Это признание и побудило его, в сущности, принять предложение ЦРУ. С Исабель он встречался почти ежедневно, за исключением тех случаев, когда муж требовал ее приезда в Севилью. Он сам не желал признаваться себе в том, что все больше волновался перед каждой новой встречей. Одно желание владело им: взять неизменно готовую на все молодую испанку. Именно это он и собирался сделать в предстоящую встречу... Скинув халат, он надел трусы, сорочку и брюки, прыснул духами в стратегически важных местах и был теперь готов. Машина ждала его в переулке, выходящем на Пасео де ла Кастельяна. Он сошел по лестнице, поздоровавшись на ходу с сонным вахтером, и пересек двор, который обступали высокие здания. Усевшись за руль своей «мазды», он выехал на Авенида Принсипе де Вергара. Лишь бы не затянулся вечерний прием у Исабель...
— Ну вот, я приехал. Жаль, что вы не свободны. Хотелось бы познакомиться поближе:
Их глаза встретились. Застывший взгляд Исабель помутнел. Немного помолчав, она пробормотала что-то, чего он не понял.
— Хороню, — заговорила она наконец, — поедем выпить где-нибудь по рюмочке. Только не в «May-May», там меня слишком хорошо знают.
— Предлагайте сами.
— Есть один кабачок фламенко, «Эль Корраль де ла Морериа». Если вы любитель...
— Обожаю!
Еще больше наклонившись к нему, она двумя пальцами схватила язычок «молнии» и тихонько потянула книзу, высвобождая под покровом скатерти предмет своих вожделений...
Ритм фламенко ускорился... Еще немного, и Малко не сдержался бы, но, к счастью, танец внезапно кончился. Он перевел дух, японцы зааплодировали, а Исабель убрала руку из-под стола.
— Нет на свете более, чувственного зрелища! — хрипло промолвила она.
Тем временем на эстраду поднялась другая танцовщица. Теперь уже Малко сунул руку под стол и скользнул вверх по обнаженному телу, следуя длинному разрезу серебристого платья.
Прошло совсем немного времени после того, как он начал отвечать любезностью на любезность дамы, как Исабель дель Рио закрыла глаза с исказившимся, словно от боли, лицом, содрогнулась, едва не свалившись со стула, и сдавила руку Малко c такой силой, что едва не сломала ему пальцы.
Почти сразу она расслабилась, и Малко явственно услышал, как она прошептала:
— Боже мой!
И тут благочестивое воспитание!.. Неожиданно Исабель поднялась и потащила Малко прочь, так что он едва успел бросить на стол бумажку в пять тысяч песет. Пройдя мимо сторожа автомобильной стоянки, они пустились в обнимку к рощице под холмом. Исабель не промолвила ни слова.
Спустившись по тропинке, они очутились на отлогом лужке. Исабель опустилась на траву, потянув Малко на себя. Ему не понадобилось много времени, чтобы освоиться с обстановкой.
Длинное платье с треском порвалось, когда она согнула ноги в коленях, подаваясь навстречу Малко. Вцепившись руками в дерн, она занялась любовью с таким исступлением, точно от этого зависела ее жизнь. Она порывисто отвечала на ласки и вдруг стиснула Малко ногами с таким диким воплем, что его слышали, верно, в Севилье. Тяжело дыша, Малко размышлял о том, что установление нужного ЦРУ контакта прошло более чем успешно...
— А ты силен по этой части! — проворковала она. — Я думала об этом еще на ужине. Вот было бы здорово, если бы ты взял меня, когда плясала та сучонка!..
Еще одна невинная мечта. Исабель поднялась с травы. Дивное серебристое платье лопнуло по шву и перепачкалось зеленью. Они вернулись на стоянку, где сторож бесстрастно ждал у «ягуара». Едва они уселись в машину, как она прильнула к Малко, направляя его в хитросплетении узких улочек старого Мадрида, пока они не подъехали к «Рицу». Исабель чмокнула его в шею.
— Не хочу расставаться с тобой.
— Пошли в «Риц»? — предложил Малко.
Она покачала головой:
— Там меня знают, как облупленную.
— Тогда, может быть, к тебе?
— Да, но...
— Что «но»?
— Но не в моей машине. Не могу тебе сказать почему.
— Давай в моей. Я оставил ее у дома Артуро.
Исабель рассмеялась:
— Чудовище! Видно, хотел побарахтаться со мной?
Они забрались в «форд». Руководствуясь ее указаниями, они приехали к современному зданию, особняком стоявшему на Авенида Принсипе де Вергара. Достав из сумочки приборчик дистанционного управления, Исабель открыла ворота подземного гаража. Едва они вошли в кабину лифта, как она прижалась к Малко и принялась целовать его с таким жаром, точно хотела откусить ему губы.
Она провела его прямо в свою спальню. Голливудская обстановка. Золотистый ворс ковра подстригали, судя по всему, не очень давно, коль скоро ноги утопали в нем по щиколотку. Целый простенок занимала необъятная кровать от Тиффани из мастерских Ромео, застланная покрывалом из муаровой ткани цвета сомон.
Исабель отшвырнула свое испачканное травой платье на статуэтку негра, держащего факел, и их тела сплелись вновь. Ложем их любви едва не стал низкий столик, подпираемый двумя слоновыми бивнями, но кончилось тем, что они повалились на кровать.
— Тебе нравится? — спросила она. — Все выписала из Парижа, от Ромео.
— Очень тебе идет.
Она притянула его к себе, и они вновь занимались любовью, неистово наслаждаясь.
Мокрые от пота, оба затихли. Исабель остановила на Малко зеленые, обведенные темными кругами глаза.
— Я просто не в себе! Едва я увидела тебя, мне захотелось, чтобы ты ухаживал за мной, подольше подавлял в себе желание... Но ты подействовал на мое слабое место... Стоило тебе взглянуть на меня, и я растаяла... Фантастика!
— А почему, скажи, ты не хотела ехать в своей машине? — полюбопытствовал Малко.
Рассмеявшись, она встала с кровати, за руку подвела его к окну и отвела занавеску:
— Видишь, вон белая машина?
Действительно, по ту сторону авеню стояла белая машина. Исабель отпустила занавеску.
— Он ждет меня с двух часов ночи. Бугай, мой штатный любовник.
Часы показывали начало четвертого утра. Исабель закуталась в халат. У Малко в голове мелькнуло, что дело зашло слишком далеко: в белой машине мог быть только Григорий Кирсанов.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он.
Исабель пожала плечами и, похотливо надув губки, принялась томно тереться о Малко, точно довольная кошечка.
— А мне наплевать, — промурлыкала она. — Скажу, что домой не возвращалась, в Мадрид не приезжала. Ничего, завтра снова прискачет, только пыла прибавится.
— Почему ты называешь его Бугаем?
Она прыснула со смеху.
— Это его так прозвала одна моя подружка. Пушка у него здоровенная, просто громадная...
Чтобы продемонстрировать это более наглядно, она с загоревшимися глазами расставила руки.
— И все же, несмотря на его несравненные достоинства, он тебе не нравится?
— Знаешь, я как будто помешалась, — вздохнула она. — Когда я сошлась с ним, то решила, что, имея такую роскошь, я на других мужчин и смотреть не захочу. В довершение всего он влюбился в меня, и я сама приложила к этому руку. Мне бы вовремя одуматься — я устала от него, — а он просто сам не свой и даже слышать не хочет о разлуке. Я боюсь его, — он становится слишком требовательным, а мне не хватает духу сказать, что я сыта по горло. Придется и в самом деле избавляться от него.
Малко точно холодной водой обдало, однако, не подав виду, он беззаботно спросил:
— Как, ты собираешься бросить его?
— Обязательно! Он же сумасшедший! Даром, что ли, он русский? Хочет навсегда покинуть свою страну. Говорит, что нашел в Америке очень хорошую работу, и хочет увезти меня с собой. — Она помолчала. — Так вот, я исчезну, и дело с концом.
Час от часу не легче!..
— А как же муж?
— А муж почти и не спит со мной. Предпочитает шлюх из кабачков фламенко для туристов. Его заботит только одно: чтобы приличия были соблюдены, чтобы я ходила с ним на званые ужины, ну и так далее. А за это он содержит меня, и, кстати, весьма недурно.
Тем временем Малко оделся. Она подошла поближе и спросила тонким голоском влюбленной девчонки:
— Ты мне позвонишь?
— Непременно. Только не давай из-за меня слишком явную отставку своему Бугаю. Я ведь в Мадриде проездом.
Исабель дель Рио беспечно махнула рукой.
— Попробую сплавить его какой-нибудь подруге. Есть у меня две-три, так у них просто поджилки трясутся при одной мысли о нем, а я — девушка нежадная.
Малко заглянул в зеленые, столь простодушно блудливые глаза.
На треть сучонка, на треть гадючка, на треть бабенка с приветом, она имела лоск истинно светской дамы, несмотря на источник неутолимого зуда, мешавшего ей превратиться окончательно в бездушный манекен.
Она вышла проводить его на лестничную площадку, поцеловала, и в то же мгновение ее живот требовательно прижался к животу Малко. Полузакрыв глаза, она покачивалась перед ним вперед и назад, полы халата на ней раздвинулись, и Малко помимо его воли прильнул к ней.
Минуту спустя, притиснутая к стене, изнемогающая, держащаяся еще на ногах лишь благодаря крепко обхватившей ее руке, Исабель дель Рио достигла наивысшего наслаждения, издавая какое-то звериное урчание. С принужденной улыбкой она оттолкнула Малко и слабым голосом промолвила:
— Уходи! Сил больше нет, а завтра утром мне играть в теннис.
Нечасто доводилось ему встречать женщин, наделенных столь неистовой чувственностью.
Когда Малко выехал из гаража, фары осветили внутренность белого автомобиля, и он заметил красный огонек сигареты. В первый раз за всю свою жизнь он испытал сочувствие к офицеру КГБ. В недобрый час Григорий Кирсанов связал свою судьбу с женщиной такого закваса, как Исабель дель Рио.
Между столь тщательно смазанных колесиков плана Джеймса Барри попала песчинка внушительных размеров, и если ЦРУ не оставило намерения заполучить своего перебежчика, ему следовало поспешить.
Глава 4
— Что же, поехали! Где вы остановились?
— В «Рице».
Пока они сходили по лестнице, Малко любовался дивной покатостью ее бедер и изумительной спиной. Спустившись во двор, Исабель дель Рио порылась в сумочке и протянула ему связку ключей.
— Держите. С «ягуаром» управитесь?
Вместительный красный автомобиль стоял неподалеку. Малко сначала усадил спутницу, а потом сам сел за руль. К сожалению, «Риц» находился слишком близко. Как бы то ни было, знакомство состоялось. Он отъехал от тротуара, а Исабель включила музыку в ритме фламенко и откинулась на спинку, бросив взгляд на часики, украшенные бриллиантами.
— У вас назначено свидание? — улыбаясь, спросил Малко.
— Вы чересчур любопытны! — возразила она с деланным недовольством. — Не выношу мужчин-собственников...
— Ну, дело еще не дошло до этого, — отшутился Малко.
К сожалению!
* * *
Григорий Кирсанов вышел из-под душа и закутался в махровый халат, бросив взгляд на часы. Время еще оставалось, ибо мадридский ужин затягивается обыкновенно допоздна. Исабель назначит ему свидание около двух часов ночи у своего дома, № 185 по Принсипе де Вергара. Чистое безумие! Ведь потом он завалится в постель до утра, а к девяти уже надо быть в редакции «Новостей». Но без Исабель он уже не мог обходиться. Случай спел его, считавшего себя одетым несокрушимой броней от женских чар, с женщиной настолько страстной, что и сам он вспыхивал, точно сухой порох.Когда супруг находился в Мадриде, она смело являлась прямо к нему домой. Иной же раз они устраивались где придется: на стоянках, в мотелях, на сиденье автомашины. Исабель не знала ни удержу, ни стыда.
Когда Григории начинал возбуждать ее, она, пренебрегая всякими приличиями, корчилась в судорогах наслаждения, точно от родовых мук, прямо посреди Пасео де ла Кастельяна, чем повергала в невыразимое смущение водителей, идущих на обгон, не привыкших к столь беззастенчивой непринужденности. В подобных случаях Григорий въезжал на первую попавшуюся автостоянку и там спешил удовлетворить свою похоть, исторгая у нее вопли, которые и мертвецов подняли бы из могил. Тем не менее, несмотря на ее необузданную страстность, он сильнее был привязан к ней, чем она к нему.
А началось все с пикантного любовного приключения. Была устроена художественная выставка под открытым небом с коктейлем. Налетевшая внезапно гроза вынудила посетителей искать убежища в лабиринте галереи. Григорий, ранее уже встречавший Исабель в подобного рода собраниях, связанных с жизнью искусства, которые посещал ради вящего правдоподобия своей журналистской легенды, волей случая оказался рядом с ней. Теснимые толпящимся людом, они укрылись вдвоем в подвальном помещении, заваленном кипами живописных полотен.
Забыв о благоразумии, Григорий притиснул молодую женщину в темном закутке, где, не тратя слов, они и предались пылким любовным играм.
Уверенный в своей неотразимости, Григорий прижался к Исабель. В то же мгновение женщина схватила его обоими руками и упала на колени, словно перед чудотворной иконой. Когда он повалил ее на груду полотен, она шепнула:
— Осторожнее, не проткни меня насквозь!
То были ее первые за все это время слова, произнесенные охрипшим до неузнаваемости голосом. Ее опасения оказались, впрочем, напрасны, ибо Кирсанов овладел ею без малейшего труда. Исабель выгнулась под ним, обхватила его ногами и сжимала с удивительной силой все время их обоюдного наслаждения. Она кусала себе губы и, наконец, издала дикий короткий вопль.
Упав на полотна, она только прошептала:
— Боже мой!
Когда Григорий высвободился, она отстранилась и с заговорщической улыбкой принялась разглаживать платье.
— Как твое имя?
Назвав себя, он сказался журналистом. Исабель набросала на клочке бумаги свое имя и номер телефона.
— Звони в любое время. Если я отвечу тебе па «вы», ты скажешь, что ошибся номером, и повесишь трубку.
Когда они выбрались из подвала, Григорию казалось, что он скоро забудет это забавное приключение. Но чем больше он занимался любовью с Исабель дель Рио, тем сильнее привязывался к ней... Разумеется, ему пришлось сообщить об этом в своем отчете начальству, оправдываясь тем, что такая связь могла открыть перед ним многие двери. Ему позволили продолжить, предостерегая, тем не менее, от скандала, который явился бы основанием для его незамедлительной отправки в Советский Союз.
Впрочем, Исабель тоже, по-видимому, привязалась к нему, усвоив повадку какой-нибудь простушки белошвейки и непрестанно домогаясь все новых уверений в любви. Однажды, после того, как она посетовала ему на мужа и на скуку жизни с ним, он полюбопытствовал:
— Почему же ты не расстанешься с ним?
Она рассмеялась:
— На что же я буду жить?
Это признание и побудило его, в сущности, принять предложение ЦРУ. С Исабель он встречался почти ежедневно, за исключением тех случаев, когда муж требовал ее приезда в Севилью. Он сам не желал признаваться себе в том, что все больше волновался перед каждой новой встречей. Одно желание владело им: взять неизменно готовую на все молодую испанку. Именно это он и собирался сделать в предстоящую встречу... Скинув халат, он надел трусы, сорочку и брюки, прыснул духами в стратегически важных местах и был теперь готов. Машина ждала его в переулке, выходящем на Пасео де ла Кастельяна. Он сошел по лестнице, поздоровавшись на ходу с сонным вахтером, и пересек двор, который обступали высокие здания. Усевшись за руль своей «мазды», он выехал на Авенида Принсипе де Вергара. Лишь бы не затянулся вечерний прием у Исабель...
* * *
Малко остановил машину у «Рица», перед входом в который уже опустили решетку, и обернулся к Исабель дель Рио. Из динамика по-прежнему лились звуки фламенко.— Ну вот, я приехал. Жаль, что вы не свободны. Хотелось бы познакомиться поближе:
Их глаза встретились. Застывший взгляд Исабель помутнел. Немного помолчав, она пробормотала что-то, чего он не понял.
— Хороню, — заговорила она наконец, — поедем выпить где-нибудь по рюмочке. Только не в «May-May», там меня слишком хорошо знают.
— Предлагайте сами.
— Есть один кабачок фламенко, «Эль Корраль де ла Морериа». Если вы любитель...
— Обожаю!
* * *
Великолепная брюнетка с мускулистыми ногами дробно стучала каблуками под оглушительные хлопки сопровождения. Сидевшие за столиками японцы кричали «банзай». Малко наблюдал за Исабель, целиком поглощенной зрелищем. Не притронувшись к бокалу сангрии, она была буквально прикована взглядом к девице в красном, которая кружилась на эстраде, то предлагая себя, то ускользая, то приподнимая подол длинного платья до самого живота. И всякий раз, когда танец, казалось, готов был прерваться, все начиналось сызнова. Посетители сидели вплотную в почти полной темноте. Неожиданно, приоткрыв рот, Исабель повернула к Малко изменившееся, горящее желанием лицо. Ее рука нырнула под столик, легла ему на бедро и поднялась чуть выше, ощупывая сквозь брюки... Адреналин хлынул в артерии Малко. Исабель шаловливо поцарапывала его острым ноготком, нимало не смущаясь под взглядами сидящих по соседству японцев.Еще больше наклонившись к нему, она двумя пальцами схватила язычок «молнии» и тихонько потянула книзу, высвобождая под покровом скатерти предмет своих вожделений...
Ритм фламенко ускорился... Еще немного, и Малко не сдержался бы, но, к счастью, танец внезапно кончился. Он перевел дух, японцы зааплодировали, а Исабель убрала руку из-под стола.
— Нет на свете более, чувственного зрелища! — хрипло промолвила она.
Тем временем на эстраду поднялась другая танцовщица. Теперь уже Малко сунул руку под стол и скользнул вверх по обнаженному телу, следуя длинному разрезу серебристого платья.
Прошло совсем немного времени после того, как он начал отвечать любезностью на любезность дамы, как Исабель дель Рио закрыла глаза с исказившимся, словно от боли, лицом, содрогнулась, едва не свалившись со стула, и сдавила руку Малко c такой силой, что едва не сломала ему пальцы.
Почти сразу она расслабилась, и Малко явственно услышал, как она прошептала:
— Боже мой!
И тут благочестивое воспитание!.. Неожиданно Исабель поднялась и потащила Малко прочь, так что он едва успел бросить на стол бумажку в пять тысяч песет. Пройдя мимо сторожа автомобильной стоянки, они пустились в обнимку к рощице под холмом. Исабель не промолвила ни слова.
Спустившись по тропинке, они очутились на отлогом лужке. Исабель опустилась на траву, потянув Малко на себя. Ему не понадобилось много времени, чтобы освоиться с обстановкой.
Длинное платье с треском порвалось, когда она согнула ноги в коленях, подаваясь навстречу Малко. Вцепившись руками в дерн, она занялась любовью с таким исступлением, точно от этого зависела ее жизнь. Она порывисто отвечала на ласки и вдруг стиснула Малко ногами с таким диким воплем, что его слышали, верно, в Севилье. Тяжело дыша, Малко размышлял о том, что установление нужного ЦРУ контакта прошло более чем успешно...
— А ты силен по этой части! — проворковала она. — Я думала об этом еще на ужине. Вот было бы здорово, если бы ты взял меня, когда плясала та сучонка!..
Еще одна невинная мечта. Исабель поднялась с травы. Дивное серебристое платье лопнуло по шву и перепачкалось зеленью. Они вернулись на стоянку, где сторож бесстрастно ждал у «ягуара». Едва они уселись в машину, как она прильнула к Малко, направляя его в хитросплетении узких улочек старого Мадрида, пока они не подъехали к «Рицу». Исабель чмокнула его в шею.
— Не хочу расставаться с тобой.
— Пошли в «Риц»? — предложил Малко.
Она покачала головой:
— Там меня знают, как облупленную.
— Тогда, может быть, к тебе?
— Да, но...
— Что «но»?
— Но не в моей машине. Не могу тебе сказать почему.
— Давай в моей. Я оставил ее у дома Артуро.
Исабель рассмеялась:
— Чудовище! Видно, хотел побарахтаться со мной?
Они забрались в «форд». Руководствуясь ее указаниями, они приехали к современному зданию, особняком стоявшему на Авенида Принсипе де Вергара. Достав из сумочки приборчик дистанционного управления, Исабель открыла ворота подземного гаража. Едва они вошли в кабину лифта, как она прижалась к Малко и принялась целовать его с таким жаром, точно хотела откусить ему губы.
Она провела его прямо в свою спальню. Голливудская обстановка. Золотистый ворс ковра подстригали, судя по всему, не очень давно, коль скоро ноги утопали в нем по щиколотку. Целый простенок занимала необъятная кровать от Тиффани из мастерских Ромео, застланная покрывалом из муаровой ткани цвета сомон.
Исабель отшвырнула свое испачканное травой платье на статуэтку негра, держащего факел, и их тела сплелись вновь. Ложем их любви едва не стал низкий столик, подпираемый двумя слоновыми бивнями, но кончилось тем, что они повалились на кровать.
— Тебе нравится? — спросила она. — Все выписала из Парижа, от Ромео.
— Очень тебе идет.
Она притянула его к себе, и они вновь занимались любовью, неистово наслаждаясь.
Мокрые от пота, оба затихли. Исабель остановила на Малко зеленые, обведенные темными кругами глаза.
— Я просто не в себе! Едва я увидела тебя, мне захотелось, чтобы ты ухаживал за мной, подольше подавлял в себе желание... Но ты подействовал на мое слабое место... Стоило тебе взглянуть на меня, и я растаяла... Фантастика!
— А почему, скажи, ты не хотела ехать в своей машине? — полюбопытствовал Малко.
Рассмеявшись, она встала с кровати, за руку подвела его к окну и отвела занавеску:
— Видишь, вон белая машина?
Действительно, по ту сторону авеню стояла белая машина. Исабель отпустила занавеску.
— Он ждет меня с двух часов ночи. Бугай, мой штатный любовник.
Часы показывали начало четвертого утра. Исабель закуталась в халат. У Малко в голове мелькнуло, что дело зашло слишком далеко: в белой машине мог быть только Григорий Кирсанов.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он.
Исабель пожала плечами и, похотливо надув губки, принялась томно тереться о Малко, точно довольная кошечка.
— А мне наплевать, — промурлыкала она. — Скажу, что домой не возвращалась, в Мадрид не приезжала. Ничего, завтра снова прискачет, только пыла прибавится.
— Почему ты называешь его Бугаем?
Она прыснула со смеху.
— Это его так прозвала одна моя подружка. Пушка у него здоровенная, просто громадная...
Чтобы продемонстрировать это более наглядно, она с загоревшимися глазами расставила руки.
— И все же, несмотря на его несравненные достоинства, он тебе не нравится?
— Знаешь, я как будто помешалась, — вздохнула она. — Когда я сошлась с ним, то решила, что, имея такую роскошь, я на других мужчин и смотреть не захочу. В довершение всего он влюбился в меня, и я сама приложила к этому руку. Мне бы вовремя одуматься — я устала от него, — а он просто сам не свой и даже слышать не хочет о разлуке. Я боюсь его, — он становится слишком требовательным, а мне не хватает духу сказать, что я сыта по горло. Придется и в самом деле избавляться от него.
Малко точно холодной водой обдало, однако, не подав виду, он беззаботно спросил:
— Как, ты собираешься бросить его?
— Обязательно! Он же сумасшедший! Даром, что ли, он русский? Хочет навсегда покинуть свою страну. Говорит, что нашел в Америке очень хорошую работу, и хочет увезти меня с собой. — Она помолчала. — Так вот, я исчезну, и дело с концом.
Час от часу не легче!..
— А как же муж?
— А муж почти и не спит со мной. Предпочитает шлюх из кабачков фламенко для туристов. Его заботит только одно: чтобы приличия были соблюдены, чтобы я ходила с ним на званые ужины, ну и так далее. А за это он содержит меня, и, кстати, весьма недурно.
Тем временем Малко оделся. Она подошла поближе и спросила тонким голоском влюбленной девчонки:
— Ты мне позвонишь?
— Непременно. Только не давай из-за меня слишком явную отставку своему Бугаю. Я ведь в Мадриде проездом.
Исабель дель Рио беспечно махнула рукой.
— Попробую сплавить его какой-нибудь подруге. Есть у меня две-три, так у них просто поджилки трясутся при одной мысли о нем, а я — девушка нежадная.
Малко заглянул в зеленые, столь простодушно блудливые глаза.
На треть сучонка, на треть гадючка, на треть бабенка с приветом, она имела лоск истинно светской дамы, несмотря на источник неутолимого зуда, мешавшего ей превратиться окончательно в бездушный манекен.
Она вышла проводить его на лестничную площадку, поцеловала, и в то же мгновение ее живот требовательно прижался к животу Малко. Полузакрыв глаза, она покачивалась перед ним вперед и назад, полы халата на ней раздвинулись, и Малко помимо его воли прильнул к ней.
Минуту спустя, притиснутая к стене, изнемогающая, держащаяся еще на ногах лишь благодаря крепко обхватившей ее руке, Исабель дель Рио достигла наивысшего наслаждения, издавая какое-то звериное урчание. С принужденной улыбкой она оттолкнула Малко и слабым голосом промолвила:
— Уходи! Сил больше нет, а завтра утром мне играть в теннис.
Нечасто доводилось ему встречать женщин, наделенных столь неистовой чувственностью.
Когда Малко выехал из гаража, фары осветили внутренность белого автомобиля, и он заметил красный огонек сигареты. В первый раз за всю свою жизнь он испытал сочувствие к офицеру КГБ. В недобрый час Григорий Кирсанов связал свою судьбу с женщиной такого закваса, как Исабель дель Рио.
Между столь тщательно смазанных колесиков плана Джеймса Барри попала песчинка внушительных размеров, и если ЦРУ не оставило намерения заполучить своего перебежчика, ему следовало поспешить.
Глава 4
Неподвижный и бесстрастный, как Будда, Джеймс Барри, сцепив руки на круглом брюшке и устремив на Малко взор голубых непроницаемых глаз, внимал ему с выражением, одновременно неодобрительным и сосредоточенным, поглядывая временами на нерушимо-густую синеву неба. Термометр показывал 31° выше нуля по Цельсию, Мадрид раскалился, обессилел от зноя. Когда Малко подвел итог, начальник резидентуры ЦРУ спокойно полюбопытствовал:
— Что вы предлагаете?
То, что Малко узнал во время своего скоротечного приключения с Исабель дель Рио, могло, как ему казалось, создать значительные помехи операции ЦРУ. Однако у него создалось впечатление, что Джеймс Барри не счел его опасения вполне обоснованными, что он почти сердился на него за беспокойство по поводу затруднения, представлявшегося ему пустяковым. Как бы то ни было, если любовь Григория Кирсанова к молодой испанке действительно стала для него могучей движущей силой, ее крушение могло побудить его отказаться от своих намерений.
Делая вид, будто не замечает настроения американца. Малко ответил:
— Полагаю, необходимо ускорить его переброску за границу.
— Так вы и в самом деле считаете, что если эта девица его бросит, Кирсанов, может передумать? — недоверчиво спросил Джеймс Барри.
Малко отпил ледяной воды.
— Поручиться не могу, но и не исключаю, возразил он. — Кирсанов — славянин. Вырванный из естественного окружения, он стал уязвим, невзирая на полученную под готовку.
Глава резидентуры разнял на животе ухоженные ручки и хрустнул суставами. Он походил на большого утомленного кота.
— Не согласен с вашими выводами. Кирсанов слишком далеко зашел, чтобы отступать. Да и мы не можем ускорить события. Я уже говорил вам, что он обещал узнать имя одного чрезвычайно высокопоставленного «источника», предоставляющего информацию советской разведке. Но, как утверждает Кирсанов, для установления личности этого осведомителя, по всей видимости, одного из высших чинов ГИУО, потребуется известное время. К тому же, мне нужно накрыть всех испанских агентов, работающих на «иванов». Лишь при этом условии станет возможным оценить Григория Кирсанова в миллион долларов.
— Почему он решил, что это должен быть кто-то из верхушки ГИУО?
Джеймс Барри повозил ладонью но своему яйцевидному черепу.
— Григорий Кирсанов передал нам поименный перечень всех офицеров ГИУО с указанием адреса и личного телефона. А поскольку все они служат в разных ведомствах, эту информацию мог передать КГБ лишь кто-то из высшего руководства либо кабинета министров.
— Вот уж не думал, что испанский «крот» может стоить миллион долларов, — удивился Малко.
Американец холодно усмехнулся:
— Простой «крот» — нет. Но через несколько месяцев здесь будет референдум относительно Североатлантического Союза, чтобы решить, останется в нем Испания или выйдет из него. Мнения в этом вопросе резко разошлись, ведь к нам относятся почти столь же недоброжелательно, как и к «Иванам». Так вот, если бы нам удалось разоблачить просоветскую шпионскую агентуру перед самым референдумом, немало испанцев изменило бы свое отношение к НАТО. Они ведь очень подозрительны, а прилив нежности к Советскому Союзу начался недавно, да и не переходит известных границ. В самом деле, испанцы разрешили русским открыть консульство только в Мадриде и воспротивились назначению военных атташе Советского Союза в Испании.
Таким образом, дело Кирсанова принимало новый оборот. Американец встал.
— Я сообщу в Лэнгли о вашем открытии. А пока будем продолжать как ни в чем не бывало. Очередная встреча с Кирсановым завтра в 18 часов в «Браммел'с» на Калье Серрано.
— Он работает с этим «кротом»?
— Понятия не имею. Он никогда ничего мне об этом не говорил. Постарайтесь что-нибудь выудить из него.
Пухленькая сестра ввела его в старомодную приемную, где были разложены иллюстрированные журналы прошлого столетия. Русский присел па краешек кресла. Несмотря на жару, он облачился в один из своих неизменных костюмов из саржи, еще более мятый, чем обычно. Через минуту в дверях кабинета показался врач, тощий высокий малый, состоявший, казалось, из одних мослов. Призвав на помощь все свои познания в испанском языке. Петров растолковал ему, что недавно приехал в Мадрид и ищет хорошего зубного врача.
— На что жалуетесь? — осведомился Санчес.
Петров ткнул себя пальцем в правую щеку:
— Здесь болит.
Усадив его в кресло, врач принялся внимательно осматривать его рот, постукивая по подозрительным зубам, но так ничего и не обнаружил.
— У вас, вероятно, невралгия, — объявил он в заключение. — Ваши зубы в превосходном состоянии.
Петров встал с кресла и постарался придать своей улыбке как можно больше обаяния:
— Все же я буду к вам приходить время от времени. Видите ли, у нас в Советском Союзе нет очень хороших зубных врачей.
Витторио Санчес выразил вежливое сомнение, но Петров стоял на своем, все так же улыбаясь:
— Истинная правда, уверяю вас. Один из моих друзей с большой похвалой отзывался о вас. Его фамилия Кирсанов, Григорий Кирсанов.
— Кирсанов... Кирсанов... — повторил, наморщив лоб, испанец. — Не припоминаю... Подождите!
Он подошел к картотеке клиентуры и выдвинул ящик с буквой "К".
— Действительно, есть такой. Кирсанов Григорий. Но он давно уже не приходил, уже почти полгода. Впрочем, тем лучше. Не люблю, когда часто приходят одни и те же люди. Ведь это значит, что я плохо лечу...
— Вы совершенно правы! — одобрительно улыбаясь, согласился с ним Петров. — Кстати, что-то моя невралгия не проходит. У вас не найдется аспирина?
— Сейчас погляжу.
Как только врач скрылся за дверью, Петров кинулся к неубранной картотеке, вытащил карточку Кирсанова и сунул ее в карман. Когда врач вернулся, он придерживал рукой щеку, мастерски изображая страдание. Признательно улыбнувшись, он проглотил таблетку, расплатился и вышел.
Тотчас по возвращении в посольство Петров поднялся в резидентуру. Для начала он отправился в зал микрофильмов и запросил папку с отчетами о встречах с агентами и внеслужебных свиданиях майора Кирсанова за последние полгода, объяснив это тем, что ему нужно сделать выписки о деятельности майора. Впрочем, дежурный ни о чем и не спрашивал. В качестве офицера контрразведки Петров подчинялся лишь своему московскому начальству и мог даже пренебречь приказами резидента. После этого он пошел в зал «Зенит». Сидевший там сотрудник прослушивал эфир на частотах, используемых службами испанской контрразведки и различными подразделениями полиции. Всякий раз, как один из офицеров КГБ должен был идти на потенциально опасную встречу, дежурному технику надлежало стараться обнаружить умышленные радиопомехи или что-либо необычное в радиосообщениях. Когда что-нибудь подобное обнаруживалось, дежурный должен был послать радиосигнал, включавший миниатюрный звуковой оповещатель, лежавший в кармане офицера, который узнавал таким образом, что на встречу идти нельзя.
В отчете за этот день Григории Кирсанов уведомлял, что в 19 часов у него была назначена встреча с доктором Санчесом. Петров с задумчивым видом встал, достал из небольшого холодильника початую бутылку водки и порядочный ломоть черного, начавшего черстветь хлеба. Налив в стакан ледяной водки, он выпил, пожевал хлеба, чтобы не обжечь желудок, и снова налил. Эта привычка осталась у него с тех времен, когда он жил в бедности и служил в ставропольской милиции.
Перед его глазами плясало имя Кирсанова. Он думал о том, как ему повезло. Когда накануне он увидел, как Кирсанов садится в свою белую «мазду», ему вспомнилось одно свидетельское показание, полученное испанской полицией. Некий пастух, пасший овец напротив своего дома, заявил, что видел, как вечером того дня, когда совершилось убийство, мимо него медленно проехала белая автомашина, неизвестная в его квартале. Машина не останавливалась, и пастух не видел, кто в ней находился.
Это натолкнуло Петрова на мысль, что Ларису мог убить Кирсанов, чем и объяснялась устроенная им проверка у зубного врача. А вот теперь оказывалось, что эта ниточка привела его к делу гораздо более важному и более объяснимому с точки зрения логики: зная, что Лариса его, Петрова, жена, он не стал бы ее насиловать.
Петров вновь погрузился в изучение безупречного послужного списка Григория Кирсанова. Ни малейшего намека на что-либо подозрительное. Хороший коммунист, хороший офицер, хороший профессионал. Ни одна из бесчисленных проверок, предпринимавшихся с изуверской дотошностью офицерами из контрразведки, ничего не дала.
И тем не менее! Такой человек, как Григорий Кирсанов, не стал бы от нечего делать представлять липовых отчетов. Должна была быть какая-то причина. И он, Анатолии Петров, докопается до этой причины. Он вышел и поднялся этажом выше, где находился кабинет резидента, бригадного генерала Юрия Антонова. Минуя секретаршу, он постучался и вошел в кабинет, где оглушительно гремел украинский гопак. Резидент убавил звук и вопросительно посмотрел на него.
— Что вы предлагаете?
То, что Малко узнал во время своего скоротечного приключения с Исабель дель Рио, могло, как ему казалось, создать значительные помехи операции ЦРУ. Однако у него создалось впечатление, что Джеймс Барри не счел его опасения вполне обоснованными, что он почти сердился на него за беспокойство по поводу затруднения, представлявшегося ему пустяковым. Как бы то ни было, если любовь Григория Кирсанова к молодой испанке действительно стала для него могучей движущей силой, ее крушение могло побудить его отказаться от своих намерений.
Делая вид, будто не замечает настроения американца. Малко ответил:
— Полагаю, необходимо ускорить его переброску за границу.
— Так вы и в самом деле считаете, что если эта девица его бросит, Кирсанов, может передумать? — недоверчиво спросил Джеймс Барри.
Малко отпил ледяной воды.
— Поручиться не могу, но и не исключаю, возразил он. — Кирсанов — славянин. Вырванный из естественного окружения, он стал уязвим, невзирая на полученную под готовку.
Глава резидентуры разнял на животе ухоженные ручки и хрустнул суставами. Он походил на большого утомленного кота.
— Не согласен с вашими выводами. Кирсанов слишком далеко зашел, чтобы отступать. Да и мы не можем ускорить события. Я уже говорил вам, что он обещал узнать имя одного чрезвычайно высокопоставленного «источника», предоставляющего информацию советской разведке. Но, как утверждает Кирсанов, для установления личности этого осведомителя, по всей видимости, одного из высших чинов ГИУО, потребуется известное время. К тому же, мне нужно накрыть всех испанских агентов, работающих на «иванов». Лишь при этом условии станет возможным оценить Григория Кирсанова в миллион долларов.
— Почему он решил, что это должен быть кто-то из верхушки ГИУО?
Джеймс Барри повозил ладонью но своему яйцевидному черепу.
— Григорий Кирсанов передал нам поименный перечень всех офицеров ГИУО с указанием адреса и личного телефона. А поскольку все они служат в разных ведомствах, эту информацию мог передать КГБ лишь кто-то из высшего руководства либо кабинета министров.
— Вот уж не думал, что испанский «крот» может стоить миллион долларов, — удивился Малко.
Американец холодно усмехнулся:
— Простой «крот» — нет. Но через несколько месяцев здесь будет референдум относительно Североатлантического Союза, чтобы решить, останется в нем Испания или выйдет из него. Мнения в этом вопросе резко разошлись, ведь к нам относятся почти столь же недоброжелательно, как и к «Иванам». Так вот, если бы нам удалось разоблачить просоветскую шпионскую агентуру перед самым референдумом, немало испанцев изменило бы свое отношение к НАТО. Они ведь очень подозрительны, а прилив нежности к Советскому Союзу начался недавно, да и не переходит известных границ. В самом деле, испанцы разрешили русским открыть консульство только в Мадриде и воспротивились назначению военных атташе Советского Союза в Испании.
Таким образом, дело Кирсанова принимало новый оборот. Американец встал.
— Я сообщу в Лэнгли о вашем открытии. А пока будем продолжать как ни в чем не бывало. Очередная встреча с Кирсановым завтра в 18 часов в «Браммел'с» на Калье Серрано.
— Он работает с этим «кротом»?
— Понятия не имею. Он никогда ничего мне об этом не говорил. Постарайтесь что-нибудь выудить из него.
* * *
Анатолий Петров вытер взмокший лоб клетчатым платком и нажал кнопку звонка у двери, к которой была привинчена медная дощечка с надписью «Витторо Санчес. Зубной врач».Пухленькая сестра ввела его в старомодную приемную, где были разложены иллюстрированные журналы прошлого столетия. Русский присел па краешек кресла. Несмотря на жару, он облачился в один из своих неизменных костюмов из саржи, еще более мятый, чем обычно. Через минуту в дверях кабинета показался врач, тощий высокий малый, состоявший, казалось, из одних мослов. Призвав на помощь все свои познания в испанском языке. Петров растолковал ему, что недавно приехал в Мадрид и ищет хорошего зубного врача.
— На что жалуетесь? — осведомился Санчес.
Петров ткнул себя пальцем в правую щеку:
— Здесь болит.
Усадив его в кресло, врач принялся внимательно осматривать его рот, постукивая по подозрительным зубам, но так ничего и не обнаружил.
— У вас, вероятно, невралгия, — объявил он в заключение. — Ваши зубы в превосходном состоянии.
Петров встал с кресла и постарался придать своей улыбке как можно больше обаяния:
— Все же я буду к вам приходить время от времени. Видите ли, у нас в Советском Союзе нет очень хороших зубных врачей.
Витторио Санчес выразил вежливое сомнение, но Петров стоял на своем, все так же улыбаясь:
— Истинная правда, уверяю вас. Один из моих друзей с большой похвалой отзывался о вас. Его фамилия Кирсанов, Григорий Кирсанов.
— Кирсанов... Кирсанов... — повторил, наморщив лоб, испанец. — Не припоминаю... Подождите!
Он подошел к картотеке клиентуры и выдвинул ящик с буквой "К".
— Действительно, есть такой. Кирсанов Григорий. Но он давно уже не приходил, уже почти полгода. Впрочем, тем лучше. Не люблю, когда часто приходят одни и те же люди. Ведь это значит, что я плохо лечу...
— Вы совершенно правы! — одобрительно улыбаясь, согласился с ним Петров. — Кстати, что-то моя невралгия не проходит. У вас не найдется аспирина?
— Сейчас погляжу.
Как только врач скрылся за дверью, Петров кинулся к неубранной картотеке, вытащил карточку Кирсанова и сунул ее в карман. Когда врач вернулся, он придерживал рукой щеку, мастерски изображая страдание. Признательно улыбнувшись, он проглотил таблетку, расплатился и вышел.
Тотчас по возвращении в посольство Петров поднялся в резидентуру. Для начала он отправился в зал микрофильмов и запросил папку с отчетами о встречах с агентами и внеслужебных свиданиях майора Кирсанова за последние полгода, объяснив это тем, что ему нужно сделать выписки о деятельности майора. Впрочем, дежурный ни о чем и не спрашивал. В качестве офицера контрразведки Петров подчинялся лишь своему московскому начальству и мог даже пренебречь приказами резидента. После этого он пошел в зал «Зенит». Сидевший там сотрудник прослушивал эфир на частотах, используемых службами испанской контрразведки и различными подразделениями полиции. Всякий раз, как один из офицеров КГБ должен был идти на потенциально опасную встречу, дежурному технику надлежало стараться обнаружить умышленные радиопомехи или что-либо необычное в радиосообщениях. Когда что-нибудь подобное обнаруживалось, дежурный должен был послать радиосигнал, включавший миниатюрный звуковой оповещатель, лежавший в кармане офицера, который узнавал таким образом, что на встречу идти нельзя.
* * *
За три часа работы Анатолии Петров пометил красным около десятка поездок в город Григория Кирсанова, приходившихся на те дни, когда он посещал зубного врача, и еще три встречи, когда он отказался от прикрытия. Кроме того, он подчеркнул зеленым пометы, относящиеся к 21 мая, дню убийства его жены Ларисы.В отчете за этот день Григории Кирсанов уведомлял, что в 19 часов у него была назначена встреча с доктором Санчесом. Петров с задумчивым видом встал, достал из небольшого холодильника початую бутылку водки и порядочный ломоть черного, начавшего черстветь хлеба. Налив в стакан ледяной водки, он выпил, пожевал хлеба, чтобы не обжечь желудок, и снова налил. Эта привычка осталась у него с тех времен, когда он жил в бедности и служил в ставропольской милиции.
Перед его глазами плясало имя Кирсанова. Он думал о том, как ему повезло. Когда накануне он увидел, как Кирсанов садится в свою белую «мазду», ему вспомнилось одно свидетельское показание, полученное испанской полицией. Некий пастух, пасший овец напротив своего дома, заявил, что видел, как вечером того дня, когда совершилось убийство, мимо него медленно проехала белая автомашина, неизвестная в его квартале. Машина не останавливалась, и пастух не видел, кто в ней находился.
Это натолкнуло Петрова на мысль, что Ларису мог убить Кирсанов, чем и объяснялась устроенная им проверка у зубного врача. А вот теперь оказывалось, что эта ниточка привела его к делу гораздо более важному и более объяснимому с точки зрения логики: зная, что Лариса его, Петрова, жена, он не стал бы ее насиловать.
Петров вновь погрузился в изучение безупречного послужного списка Григория Кирсанова. Ни малейшего намека на что-либо подозрительное. Хороший коммунист, хороший офицер, хороший профессионал. Ни одна из бесчисленных проверок, предпринимавшихся с изуверской дотошностью офицерами из контрразведки, ничего не дала.
И тем не менее! Такой человек, как Григорий Кирсанов, не стал бы от нечего делать представлять липовых отчетов. Должна была быть какая-то причина. И он, Анатолии Петров, докопается до этой причины. Он вышел и поднялся этажом выше, где находился кабинет резидента, бригадного генерала Юрия Антонова. Минуя секретаршу, он постучался и вошел в кабинет, где оглушительно гремел украинский гопак. Резидент убавил звук и вопросительно посмотрел на него.