Глава 7
Держа Малко за руку, Эсперенца подвела его к молчаливой брюнетке, сидевшей на белом ковре в окружении остальных членов группы. На женщине было строгое серое платье с широким поясом.
– Знакомься, Эльдорадо: это Мерседес Вега. Она служит примером для всех наших товарищей.
Мерседес протянула Малко руку. Ее рукопожатие было энергичным и твердым, как у мужчины. В темных глазах ничего невозможно было прочесть.
– Добро пожаловать, – сказала она негромким низким голосом. – Эсперенца рассказывала мне о вас. Мы рады принять в наши ряды нового борца за свободу.
Малко поблагодарил. У него было такое ощущение, что Мерседес произнесла давно заученные фразы. Он сел, и Эсперенца принесла ему стакан пепси. Таконес Мендоза сидел напротив него и по своему обыкновению покусывал ногти. Эль Кура перекладывал в углу пачки листовок; Хосе Анджел рассеянно смотрел в потолок. Хмурый здоровяк Рамос курил сигарету, стоя у двери.
– Бобби не смог прийти, – объявила Эсперенца. – У него очень ревнивая жена, она постоянно за ним следит. Того и гляди, провалит операцию...
Таконес что-то пробормотал насчет мартовских кошек, но никто его не поддержал.
Мерседес явно отличалась от всех остальных. Малко чувствовал, как ее проницательные глаза изучают и оценивают его, словно насекомое под микроскопом. Она определенно не была папенькиной дочкой, играющей в революцию.
Малко испытывал одновременно и удовлетворение, и горечь. Да, первая часть операции удалась: его приняли за настоящего посланца Кубы, за человека, приехавшего вдохнуть новую жизнь в Отряд народного сопротивления. Но для этого ему пришлось убить человека.
Эсперенца подняла свой стакан с пепси:
– Вива Гевара!
Все сдержанно приложились к напитку империалистов. Видимо, спиртное – особенно ромовый коктейль «Свободная Куба» – употреблялось в этом кругу только по случаю больших торжеств: убийств или массовых беспорядков.
Опустошив стакан, Эсперенца с ходу объявила:
– Чтобы доказать Фиделю нашу решимость, группа должна провести ряд активных операций с целью оказать психическое давление на общественность и вызвать стихийное пробуждение народного самосознания. Первая операция была проведена вчера. Это была ликвидация генерала Орландо Леаля Гомеса нашим новым товарищем Эльдорадо.
Хосе Анджел с отсутствующим видом все еще разглядывал потолок.
– Следующей операцией явится физическое уничтожение вице-президента США, который прибывает к нам с визитом на следующей неделе.
Эсперенца умолкла. Молчали и все остальные.
– Не лучше ли сначала подготовить население с помощью листовок? – зазвучал наконец спокойный голос Мерседес. – Люди еще не готовы к массовым выступлениям. Мы не извлечем из этого убийства никакой пользы, к тому же за нами сразу начнет охотиться полиция. Думаю, лучше ограничиться похищением.
Она говорила голосом убежденного профессионала. Но Эсперенца горячо запротестовала:
– Нам нужно напомнить о себе! Наши листовки уже никто не читает... А похищение еще опаснее убийства. Когда нас наверняка схватят.
Мерседес не стала настаивать. Мужчины по-прежнему молчали.
– Я буду держать вас в курсе, – подытожила Эсперенца. – Собрание окончено.
И она вернулась к своей неоконченной картине. Мерседес подошла к Малко:
– Расскажите мне о Кубе...
К счастью, Малко хорошо выучил свой урок. Мерседес слушала не перебивая, лишь изредка бросая на него задумчивые взгляды.
– До чего же интересно послушать человека, который только что оттуда... – мечтательно произнесла она. – Но здесь тоже идет непримиримая борьба. Американцы творят, что хотят, а народ терпит огромные лишения... Кстати, если вам понадобится помощь, звоните. Вот мой телефон.
Малко запомнил номер, гадая, носит ли это приглашение исключительно деловой характер. Мерседес подобрала сумочку и направилась к двери. Мужчины тоже потянулись к выходу.
Когда они остались одни, Эсперенца подошла к Малко и обняла его.
– Что ты скажешь о Мерседес?
– Незаурядная личность, – осторожно ответил Малко.
– Именно она приобщила меня к революции, – сказала Эсперенца. – В то время я была богатой бездельницей, лишенной всякого политического сознания...
Малко про себя подумал, что превращение богатой бездельницы в истеричную фанатичку – не такое уж большое достижение.
– А где ты с ней познакомилась?
– На художественной выставке. К тому времени я уже была о ней наслышана. Она состояла в Венесуэльской компартии, и ее несколько раз арестовывал Дигепол. Она посмотрела мои картины и сказала, что они никуда не годятся. Чтобы ей угодить, я сожгла их, а деньги, вырученные за прошлую выставку, решила отдать бедным соотечественникам. Но Мерседес сказала, что существует и другой способ помочь им... Как раз в это время погиб Че Гевара. Я проплакала несколько ночей...
Эсперенца умолкла и поставила на проигрыватель пластинку. Малко едва не заскрипел зубами, услышав все ту же песню о Падре Торресе... Девушка выключила в комнате свет, оставив гореть лишь зеленый ночник, и легла на ковер.
– Иди сюда, – прошептала она. Австриец растянулся на ковре, положив голову на пачку листовок. Эсперенца молчала.
– Как ты собираешься действовать, когда приедет вице-президент? – спросил Малко.
– Не скажу, – ответила она. – Я хочу самостоятельно провести эту операцию.
Малко не стал допытываться. Возможно, выведать секрет Эсперенцы ему поможет Мерседес...
У нее не было постоянного мужчины. Иногда Мерседес позволяла какому-нибудь незнакомцу посадить ее в машину, отвезти за город, где она отдавалась его неласковым, эгоистичным объятиям, испытывая при этом какое-то мазохистское удовлетворение...
Наконец подошел автобус. Мерседес уже опаздывала. Через двадцать минут она вошла в «Кокорико», маленький тихий бар на бульваре Сегундо, неподалеку от проспекта Авраама Линкольна. Человек, с которым она должна была встретиться, не значился ни в одном полицейском протоколе и считался ее любовником. Всякий раз он противно тискал ее в маленьких кабинках бара, специально предназначенных для романтических свиданий. Она знала его под именем Пако.
В своем светлом полотняном костюме Пако ничем не отличался от простых городских служащих, сидящих в кабинете за шестьсот «болос» в месяц. У него было стандартное, ничем не примечательное лицо. Однако он являлся одним из лучших латиноамериканских стратегов невидимой войны. Никто не знал ни его национальности, ни настоящего имени. Он говорил по-испански с заметным мексиканским акцентом. Мерседес приходилось проводить с ним ночь, но это не доставляло ей удовольствия: он занимался любовью рассеянно и лениво. Точно так же он ел и пил. Пако производил впечатление не человека, а человекоподобного существа, не нуждавшегося ни в еде, ни в любви. Временами она была почти уверена, что так оно и есть: ведь он провел многие месяцы в лесах Колумбии и Боливии в составе партизанских отрядов, прошел через тюрьмы и пытки...
Пако полностью доверял Мерседес и поэтому поручил ей собрать воедино разрозненные остатки кастровской организации, работавшей в Венесуэле, и если не руководить ими, то хотя бы осуществлять постоянный контроль за их действиями. Каждую неделю она представляла ему подробный отчет.
Пако не притронулся к своему пиву.
– Ты опоздала, – заметил он, заказав ей пепси-колу.
– Собрание затянулось, – ответила она. – Есть новости.
Стараясь припомнить все детали, она рассказала о появлении Малко в группе и об убийстве Орландо Леаля Гомеса. Пако покачал головой:
– Они с ума сошли!..
Увидев приближающегося официанта, он замолчал и положил руку на бедро Мерседес. Когда официант удалился, женщина рассказала Пако о готовящемся покушении на вице-президента.
– Они могут все испортить... – сердито прошипел он. – Дигепол во всем обвинит нас. Там ни за что не поверят, что эта кучка сумасшедших действовала по своей инициативе. Нужно им помешать...
Их взгляды встретились. Оба прекрасно понимали, что следует предпринять. Мерседес была знакома с одним из руководителей Дигепола... Конечно, доносить на товарищей некрасиво, но дело партии превыше всего.
– Скорее всего, это бесполезная затея, – заметила Мерседес. – Отец в два счета освободит девчонку. Тем более что пока ее вообще не в чем упрекнуть. На месте убийства генерала ее не было. Нужно придумать что-нибудь другое.
Пако с минуту раздумывал.
– Что за человек этот чех?
– Не знаю. Постараюсь узнать о нем побольше. Пока известно только то, что Гомеса застрелил именно он.
– Как-то странно его забросили...
– Почему же? – пожала плечами Мерседес. – Ты же знаешь Фиделя. Он всерьез думает, что завоюет всю Южную Америку, как Запата завоевал Мексику.
– Вот что, – сказал вдруг Пако. – Похоже, остальные пока что не слишком доверяют этому парню...
– Может и так...
– Попробуем использовать это обстоятельство, – продолжал Пако, рассеянно поглаживая бедро Мерседес. – Если не получится, придумаем что-нибудь другое... Знаешь Фернандо Гутьерреса? Он не сможет нам отказать...
Через полчаса Мерседес в одиночестве вышла из бара. В целом судьба Отряда народного сопротивления была решена.
– Знакомься, Эльдорадо: это Мерседес Вега. Она служит примером для всех наших товарищей.
Мерседес протянула Малко руку. Ее рукопожатие было энергичным и твердым, как у мужчины. В темных глазах ничего невозможно было прочесть.
– Добро пожаловать, – сказала она негромким низким голосом. – Эсперенца рассказывала мне о вас. Мы рады принять в наши ряды нового борца за свободу.
Малко поблагодарил. У него было такое ощущение, что Мерседес произнесла давно заученные фразы. Он сел, и Эсперенца принесла ему стакан пепси. Таконес Мендоза сидел напротив него и по своему обыкновению покусывал ногти. Эль Кура перекладывал в углу пачки листовок; Хосе Анджел рассеянно смотрел в потолок. Хмурый здоровяк Рамос курил сигарету, стоя у двери.
– Бобби не смог прийти, – объявила Эсперенца. – У него очень ревнивая жена, она постоянно за ним следит. Того и гляди, провалит операцию...
Таконес что-то пробормотал насчет мартовских кошек, но никто его не поддержал.
Мерседес явно отличалась от всех остальных. Малко чувствовал, как ее проницательные глаза изучают и оценивают его, словно насекомое под микроскопом. Она определенно не была папенькиной дочкой, играющей в революцию.
Малко испытывал одновременно и удовлетворение, и горечь. Да, первая часть операции удалась: его приняли за настоящего посланца Кубы, за человека, приехавшего вдохнуть новую жизнь в Отряд народного сопротивления. Но для этого ему пришлось убить человека.
Эсперенца подняла свой стакан с пепси:
– Вива Гевара!
Все сдержанно приложились к напитку империалистов. Видимо, спиртное – особенно ромовый коктейль «Свободная Куба» – употреблялось в этом кругу только по случаю больших торжеств: убийств или массовых беспорядков.
Опустошив стакан, Эсперенца с ходу объявила:
– Чтобы доказать Фиделю нашу решимость, группа должна провести ряд активных операций с целью оказать психическое давление на общественность и вызвать стихийное пробуждение народного самосознания. Первая операция была проведена вчера. Это была ликвидация генерала Орландо Леаля Гомеса нашим новым товарищем Эльдорадо.
Хосе Анджел с отсутствующим видом все еще разглядывал потолок.
– Следующей операцией явится физическое уничтожение вице-президента США, который прибывает к нам с визитом на следующей неделе.
Эсперенца умолкла. Молчали и все остальные.
– Не лучше ли сначала подготовить население с помощью листовок? – зазвучал наконец спокойный голос Мерседес. – Люди еще не готовы к массовым выступлениям. Мы не извлечем из этого убийства никакой пользы, к тому же за нами сразу начнет охотиться полиция. Думаю, лучше ограничиться похищением.
Она говорила голосом убежденного профессионала. Но Эсперенца горячо запротестовала:
– Нам нужно напомнить о себе! Наши листовки уже никто не читает... А похищение еще опаснее убийства. Когда нас наверняка схватят.
Мерседес не стала настаивать. Мужчины по-прежнему молчали.
– Я буду держать вас в курсе, – подытожила Эсперенца. – Собрание окончено.
И она вернулась к своей неоконченной картине. Мерседес подошла к Малко:
– Расскажите мне о Кубе...
К счастью, Малко хорошо выучил свой урок. Мерседес слушала не перебивая, лишь изредка бросая на него задумчивые взгляды.
– До чего же интересно послушать человека, который только что оттуда... – мечтательно произнесла она. – Но здесь тоже идет непримиримая борьба. Американцы творят, что хотят, а народ терпит огромные лишения... Кстати, если вам понадобится помощь, звоните. Вот мой телефон.
Малко запомнил номер, гадая, носит ли это приглашение исключительно деловой характер. Мерседес подобрала сумочку и направилась к двери. Мужчины тоже потянулись к выходу.
Когда они остались одни, Эсперенца подошла к Малко и обняла его.
– Что ты скажешь о Мерседес?
– Незаурядная личность, – осторожно ответил Малко.
– Именно она приобщила меня к революции, – сказала Эсперенца. – В то время я была богатой бездельницей, лишенной всякого политического сознания...
Малко про себя подумал, что превращение богатой бездельницы в истеричную фанатичку – не такое уж большое достижение.
– А где ты с ней познакомилась?
– На художественной выставке. К тому времени я уже была о ней наслышана. Она состояла в Венесуэльской компартии, и ее несколько раз арестовывал Дигепол. Она посмотрела мои картины и сказала, что они никуда не годятся. Чтобы ей угодить, я сожгла их, а деньги, вырученные за прошлую выставку, решила отдать бедным соотечественникам. Но Мерседес сказала, что существует и другой способ помочь им... Как раз в это время погиб Че Гевара. Я проплакала несколько ночей...
Эсперенца умолкла и поставила на проигрыватель пластинку. Малко едва не заскрипел зубами, услышав все ту же песню о Падре Торресе... Девушка выключила в комнате свет, оставив гореть лишь зеленый ночник, и легла на ковер.
– Иди сюда, – прошептала она. Австриец растянулся на ковре, положив голову на пачку листовок. Эсперенца молчала.
– Как ты собираешься действовать, когда приедет вице-президент? – спросил Малко.
– Не скажу, – ответила она. – Я хочу самостоятельно провести эту операцию.
Малко не стал допытываться. Возможно, выведать секрет Эсперенцы ему поможет Мерседес...
* * *
Мерседес ждала автобус на углу улицы Авила. При виде ее стройной фигуры многие автомобилисты притормаживали и призывно махали ей рукой, несмотря на се суровое лицо.У нее не было постоянного мужчины. Иногда Мерседес позволяла какому-нибудь незнакомцу посадить ее в машину, отвезти за город, где она отдавалась его неласковым, эгоистичным объятиям, испытывая при этом какое-то мазохистское удовлетворение...
Наконец подошел автобус. Мерседес уже опаздывала. Через двадцать минут она вошла в «Кокорико», маленький тихий бар на бульваре Сегундо, неподалеку от проспекта Авраама Линкольна. Человек, с которым она должна была встретиться, не значился ни в одном полицейском протоколе и считался ее любовником. Всякий раз он противно тискал ее в маленьких кабинках бара, специально предназначенных для романтических свиданий. Она знала его под именем Пако.
В своем светлом полотняном костюме Пако ничем не отличался от простых городских служащих, сидящих в кабинете за шестьсот «болос» в месяц. У него было стандартное, ничем не примечательное лицо. Однако он являлся одним из лучших латиноамериканских стратегов невидимой войны. Никто не знал ни его национальности, ни настоящего имени. Он говорил по-испански с заметным мексиканским акцентом. Мерседес приходилось проводить с ним ночь, но это не доставляло ей удовольствия: он занимался любовью рассеянно и лениво. Точно так же он ел и пил. Пако производил впечатление не человека, а человекоподобного существа, не нуждавшегося ни в еде, ни в любви. Временами она была почти уверена, что так оно и есть: ведь он провел многие месяцы в лесах Колумбии и Боливии в составе партизанских отрядов, прошел через тюрьмы и пытки...
Пако полностью доверял Мерседес и поэтому поручил ей собрать воедино разрозненные остатки кастровской организации, работавшей в Венесуэле, и если не руководить ими, то хотя бы осуществлять постоянный контроль за их действиями. Каждую неделю она представляла ему подробный отчет.
Пако не притронулся к своему пиву.
– Ты опоздала, – заметил он, заказав ей пепси-колу.
– Собрание затянулось, – ответила она. – Есть новости.
Стараясь припомнить все детали, она рассказала о появлении Малко в группе и об убийстве Орландо Леаля Гомеса. Пако покачал головой:
– Они с ума сошли!..
Увидев приближающегося официанта, он замолчал и положил руку на бедро Мерседес. Когда официант удалился, женщина рассказала Пако о готовящемся покушении на вице-президента.
– Они могут все испортить... – сердито прошипел он. – Дигепол во всем обвинит нас. Там ни за что не поверят, что эта кучка сумасшедших действовала по своей инициативе. Нужно им помешать...
Их взгляды встретились. Оба прекрасно понимали, что следует предпринять. Мерседес была знакома с одним из руководителей Дигепола... Конечно, доносить на товарищей некрасиво, но дело партии превыше всего.
– Скорее всего, это бесполезная затея, – заметила Мерседес. – Отец в два счета освободит девчонку. Тем более что пока ее вообще не в чем упрекнуть. На месте убийства генерала ее не было. Нужно придумать что-нибудь другое.
Пако с минуту раздумывал.
– Что за человек этот чех?
– Не знаю. Постараюсь узнать о нем побольше. Пока известно только то, что Гомеса застрелил именно он.
– Как-то странно его забросили...
– Почему же? – пожала плечами Мерседес. – Ты же знаешь Фиделя. Он всерьез думает, что завоюет всю Южную Америку, как Запата завоевал Мексику.
– Вот что, – сказал вдруг Пако. – Похоже, остальные пока что не слишком доверяют этому парню...
– Может и так...
– Попробуем использовать это обстоятельство, – продолжал Пако, рассеянно поглаживая бедро Мерседес. – Если не получится, придумаем что-нибудь другое... Знаешь Фернандо Гутьерреса? Он не сможет нам отказать...
Через полчаса Мерседес в одиночестве вышла из бара. В целом судьба Отряда народного сопротивления была решена.
Глава 8
На Эсперенце было длинное узкое платье из белого шелка, обтягивающее ее тело подобно перчатке. Но большинство девушек, сидевших за столиками в «Дольче Вита», оставались верны мини-юбкам и смело выдерживали нескромные взгляды мужчин.
Они давно уже игнорировали традиционные латиноамериканские табу. «Дольче Вита» была едва ли не самой популярной в Каракасе дискотекой. Расположенная в подвале универмага на бульваре Чакаито, она каждый вечер собирала всю столичную «золотую молодежь».
В окружении гипсовых античных статуй, в матовом свете фонарей, под звуки румбы и фламенко здесь можно было вести себя как угодно, с одним лишь условием – почаще заказывать выпивку.
Малко в тщательно отутюженном синем костюме из альпака сидел за одним столиком с Эсперенцей около танцплощадки. Она приехала за ним в ресторан Бобби на своем «бентли», накрашенная до кончиков пальцев. В ее ушах красовались такие рубиновые серьги, которые могли бы довести до обморока всех революционерок Отряда народного сопротивления.
– Я посвятила тебе свою новую картину, – призналась она Малко. – Скоро покажу.
Они танцевали медленный танец. Гибкая девушка прижималась к нему изо всех сил. Заметив, что он выглядит рассеянным, она спросила:
– О чем ты думаешь, Эльдорадо? Знаешь, если ты надолго останешься в Каракасе, то, наверное, станешь моим идеалом. Ты такой же, как Че: дерзкий и мужественный...
Она говорила так искренне, что Малко на мгновение захотелось во всем ей признаться. Его провокационная миссия нравилась ему все меньше и меньше. Если бы не угроза, нависшая над вице-президентом, он сел бы в самолет и вернулся в Австрию, предоставив Ральфу Плерфуа разбираться с кастровцами самому...
– Интересно, что станет с заведениями наподобие этого, когда революция победит? – спросил он.
Она на секунду отстранилась и удивленно посмотрела на него.
– Как что? Люди по-прежнему будут танцевать. В этом нет ничего плохого...
– А вот на Кубе людям у же не до танцев – слишком печальна тамошняя жизнь.
– Но это же очень бедная страна! – горячо возразила Эсперенца. – А у нас есть нефть. Здесь все будут богаты и счастливы...
– Ты действительно считаешь, что убивать вице-президента обязательно? – прошептал ей на ухо Малко. – Может быть, он не такой уж плохой человек.
Тонкими пальцами Эсперенца погладила его по щеке.
– Ты слишком сентиментален, Эльдорадо! Даже будучи неплохим человеком, он олицетворяет ненавистный режим, который мы обязаны уничтожить. А значит, он должен умереть. Если понадобится, я убью его своими руками.
Музыка смолкла, и они вернулись за столик. Эсперенца казалась счастливой и беззаботной. Она поцеловала Малко и сказала:
– Сегодня вечером нам с тобой можно на часок забыть о революции. Ты покинул свою страну, чтобы прийти нам на помощь. И я хочу отдать тебе все, что у меня есть, хочу сделать тебя счастливым. Может быть, когда-нибудь здесь, рядом с памятником Симону Боливару, будет стоять и твой...
– Ты мне и так уже многое дала, – галантно сказал Малко.
– Я всегда буду в твоем распоряжении! – страстно произнесла Эсперенца. – И днем, и ночью...
Рядом послышалось учтивое покашливание. К ним склонился официант в красном жилете:
– Сеньорита Эсперенца Корозо?
– Да, это я.
– Вашу машину только что пытались угнать. У вас ведь серый «бентли», верно? Полиция просит вас посмотреть, все ли на месте.
Девушка с извиняющимся видом улыбнулась Малко и пошла за официантом. Малко погрузился в размышления, машинально вертя в руках стакан «Джей энд Би». Как же отговорить Эсперенцу от жестокого замысла? Ее поведение следовало бы изучать не агентам ЦРУ, а врачам неврологического диспансера. Малко с презрением подумал о бюрократах из Вашингтона, тщательно собирающих в толстые папки информацию об Отряде народного сопротивления.
Чтобы разогнать мрачные мысли, он посмотрел вокруг. Почти все пары увлеченно предавались откровенному флирту. Местные девушки были красивы, хотя, явно злоупотребляли косметикой. Повальное европейское увлечение колготами еще не докатилось до этих отдаленных мест, и под ультракороткими платьицами нередко мелькали подвязки, достойные борделей минувшего века.
Эсперенца все не появлялась. Скорее от скуки, чем от беспокойства; Малко решил выйти на стоянку.
Он сразу же увидел «бентли», стоящий на прежнем месте. Вокруг никого не было. Малко обошел стоянку кругом, но обнаружил лишь парочку влюбленных, целующуюся в черном «мустанге».
У въезда на стоянку на складном стуле сидел полицейский в форме. Малко спросил, не он ли занимался угоном машины. Полицейский удивленно вытаращил глаза: никакого угона в этот вечер не было.
Они вместе подошли к «бентли» и попытались открыть дверцы. Все они оказались запертыми. Полицейский начал поглядывать на Малко с явным подозрением. Австриец описал ему внешность девушки и ее одежду, но полицейский лишь пожал плечами и снова уселся на свой стул.
Малко вернулся в дискотеку и порылся в сумочке Эсперенцы, которая по-прежнему висела на стуле. Ключи от машины оказались внутри.
Малко сел и попытался подвести итог. Вывод был ясен: Эсперенцу похитили. Но кто мог это сделать? Малко тут же подумал о Ральфе Плерфуа. Напуганный рассказом австрийца, тот действительно мог принять подобное решение.
Малко бросился к телефону и набрал номер американца. Ответа не последовало. Тогда Малко подозвал официанта, расплатился и, вынимая на ходу ключи, направился к осиротевшей машине Эсперенцы.
– Сеньор...
Малко обернулся. В тени бетонной колонны стоял оборванец с протянутой рукой. Это был один из многих сотен нищих, разделявшихся в Каракасе в несколько организованных групп, которые нередко калечили детей, выкалывая им глаза, и просили милостыню, рассчитывая на сострадание прохожих.
Малко уже садился в «бентли», но оборванец подошел ближе и пробормотал:
– Сеньор, посмотрите, что я нашел.
В его грязной руке что-то блестело. Малко присмотрелся, и у него екнуло сердце. Это была серьга Эсперенцы.
Он потянулся к ней, но нищий тут же спрятал руку за спину. Вблизи он выглядел еще отвратительнее. Его щеки поросли редкой нечесаной бородой, на левом глазу красовалось жутковатое бельмо.
– Где вы это нашли? – спросил Малко.
Нищий хитро покачал головой:
– Сеньор, я бедный человек. А вещь, похоже, стоит недешево...
Малко порылся в карманах.
– Сколько?
– Тысячу «болос»...
– Послушайте, – сказал Малко, сурово глядя на бессовестного вымогателя. – Я дам вам все двести, но только если вы расскажете, кто похитил эту девушку, и как все это произошло.
– Маловато... – жалобно протянул нищий. – Давайте пятьсот.
Малко сделал вид, что садится в машину. Нищий быстро схватил его за рукав:
– Хорошо, хорошо, сеньор, я согласен на двести...
– Сначала отдайте серьгу.
Оборванец повиновался, а затем тихо заговорил:
– Их было двое. Когда она пришла, один схватил ее за руки, а другой уколол длинной иглой. Потом они уехали на большой машине.
– Все?
– Все.
Малко достал две купюры по сто боливаров, но расставаться с ними не спешил. Увидев деньги, нищий протянул руку и быстро добавил:
– Это люди Фернандо Гутьерреса. Я не знаю, как их зовут.
Он буквально вырвал купюры из рук Малко. Австриец схватил его за грязный рукав:
– Кто такой Гутьеррес?
Получив деньги, нищий явно торопился уйти.
– Скоро узнаете, – усмехнулся он. Малко схватил его за плечи и прижал к бетонному столбу, отвернувшись от зловонного дыхания.
– Кто такой Гутьеррес? – повторил австриец. – Где он живет? Отвечай, не то отберу деньги.
Оборванец был намного слабее его. Он еще немного поюлил и сдался:
– Спросите у Энрико-француза. Он тут всех знает.
– Где его найти?
– В каком-нибудь баре на Сабана Гранде. В такое время он всегда играет в карты. Да отпустите вы меня!
Малко разжал руки, и оборванец исчез в темноте. Австриец тотчас же сел в «бентли» и выехал со стоянки. Прежде всего следовало предупредить Ральфа Плерфуа и проверить, причастен ли тот к похищению. Малко развернул карту Каракаса и начал искать на ней улицу, где располагалась вилла американца.
– Мне нужен сеньор Плерфуа, – крикнул Малко. – У меня срочное дело!
Голос проворчал, что хозяина нет и что в такое время будить людей не годится, затем шаги стали удаляться. Собака тоже умолкла, и Малко остался стоять у закрытых ворот. Пока он не узнает, замешан ли Ральф в похищении, что-либо предпринимать бессмысленно. Оставалось одно: ждать.
Малко вернулся в машину и включил приемник.
Около трех часов ночи он услышал звук мотора. Малко тут же включил фары, чтобы Плерфуа не подумал, что ему устроили засаду. Через минуту из-за поворота выехал «мерседес-230» и остановился напротив ворот. Малко дважды мигнул фарами, вышел на дорогу и медленно направился к «мерседесу», различив внутри две человеческие фигуры. Он обошел машину со стороны водителя. Узнав его, американец распахнул свою дверцу. В руке он держал короткоствольный пистолет «беретта». Рядом с ним Малко увидел очаровательную девушку, чье лицо было наполовину скрыто длинными волосами.
– В чем дело?
– Есть новости, – сказал Малко.
Американец убрал пистолет, и они отошли к «бентли». Малко вкратце рассказал ему об исчезновении Эсперенцы. Ральф тут же прервал его:
– Вы с ума сошли! Я здесь ни при чем. Это целиком ваше дело...
Он казался вне себя от злости.
– Если вы здесь ни при чем, – сказал Малко, – значит, нам грозят серьезные неприятности. Вы знаете, кто такой Фернандо Гутьеррес?
– Гутьеррес? – переспросил Плерфуа. – Ну, иногда этот человек работает на нас. А вообще-то он информатор Дигепола. Убийца и контрабандист.
– Но зачем ему было похищать Эсперенцу? Плерфуа уже направлялся к своему «мерседесу».
– Может быть, это происки Дигепола, который не решается арестовать девчонку официальным путем из-за ее влиятельного отца.
– Но я должен что-то предпринять! Иначе они будут подозревать меня!
– Мне вмешиваться нельзя, – быстро открестился Плерфуа. – Иначе завтра весь город узнает, кто вы такой. Попробуйте отыскать этого самого Энрико-француза. Скажите ему, что у вас есть товар для Гутьерреса. Например, кокаин. Он главный поставщик всех притонов Каракаса... А завтра я попробую осторожно выведать что-нибудь еще.
Они давно уже игнорировали традиционные латиноамериканские табу. «Дольче Вита» была едва ли не самой популярной в Каракасе дискотекой. Расположенная в подвале универмага на бульваре Чакаито, она каждый вечер собирала всю столичную «золотую молодежь».
В окружении гипсовых античных статуй, в матовом свете фонарей, под звуки румбы и фламенко здесь можно было вести себя как угодно, с одним лишь условием – почаще заказывать выпивку.
Малко в тщательно отутюженном синем костюме из альпака сидел за одним столиком с Эсперенцей около танцплощадки. Она приехала за ним в ресторан Бобби на своем «бентли», накрашенная до кончиков пальцев. В ее ушах красовались такие рубиновые серьги, которые могли бы довести до обморока всех революционерок Отряда народного сопротивления.
– Я посвятила тебе свою новую картину, – призналась она Малко. – Скоро покажу.
Они танцевали медленный танец. Гибкая девушка прижималась к нему изо всех сил. Заметив, что он выглядит рассеянным, она спросила:
– О чем ты думаешь, Эльдорадо? Знаешь, если ты надолго останешься в Каракасе, то, наверное, станешь моим идеалом. Ты такой же, как Че: дерзкий и мужественный...
Она говорила так искренне, что Малко на мгновение захотелось во всем ей признаться. Его провокационная миссия нравилась ему все меньше и меньше. Если бы не угроза, нависшая над вице-президентом, он сел бы в самолет и вернулся в Австрию, предоставив Ральфу Плерфуа разбираться с кастровцами самому...
– Интересно, что станет с заведениями наподобие этого, когда революция победит? – спросил он.
Она на секунду отстранилась и удивленно посмотрела на него.
– Как что? Люди по-прежнему будут танцевать. В этом нет ничего плохого...
– А вот на Кубе людям у же не до танцев – слишком печальна тамошняя жизнь.
– Но это же очень бедная страна! – горячо возразила Эсперенца. – А у нас есть нефть. Здесь все будут богаты и счастливы...
– Ты действительно считаешь, что убивать вице-президента обязательно? – прошептал ей на ухо Малко. – Может быть, он не такой уж плохой человек.
Тонкими пальцами Эсперенца погладила его по щеке.
– Ты слишком сентиментален, Эльдорадо! Даже будучи неплохим человеком, он олицетворяет ненавистный режим, который мы обязаны уничтожить. А значит, он должен умереть. Если понадобится, я убью его своими руками.
Музыка смолкла, и они вернулись за столик. Эсперенца казалась счастливой и беззаботной. Она поцеловала Малко и сказала:
– Сегодня вечером нам с тобой можно на часок забыть о революции. Ты покинул свою страну, чтобы прийти нам на помощь. И я хочу отдать тебе все, что у меня есть, хочу сделать тебя счастливым. Может быть, когда-нибудь здесь, рядом с памятником Симону Боливару, будет стоять и твой...
– Ты мне и так уже многое дала, – галантно сказал Малко.
– Я всегда буду в твоем распоряжении! – страстно произнесла Эсперенца. – И днем, и ночью...
Рядом послышалось учтивое покашливание. К ним склонился официант в красном жилете:
– Сеньорита Эсперенца Корозо?
– Да, это я.
– Вашу машину только что пытались угнать. У вас ведь серый «бентли», верно? Полиция просит вас посмотреть, все ли на месте.
Девушка с извиняющимся видом улыбнулась Малко и пошла за официантом. Малко погрузился в размышления, машинально вертя в руках стакан «Джей энд Би». Как же отговорить Эсперенцу от жестокого замысла? Ее поведение следовало бы изучать не агентам ЦРУ, а врачам неврологического диспансера. Малко с презрением подумал о бюрократах из Вашингтона, тщательно собирающих в толстые папки информацию об Отряде народного сопротивления.
Чтобы разогнать мрачные мысли, он посмотрел вокруг. Почти все пары увлеченно предавались откровенному флирту. Местные девушки были красивы, хотя, явно злоупотребляли косметикой. Повальное европейское увлечение колготами еще не докатилось до этих отдаленных мест, и под ультракороткими платьицами нередко мелькали подвязки, достойные борделей минувшего века.
Эсперенца все не появлялась. Скорее от скуки, чем от беспокойства; Малко решил выйти на стоянку.
Он сразу же увидел «бентли», стоящий на прежнем месте. Вокруг никого не было. Малко обошел стоянку кругом, но обнаружил лишь парочку влюбленных, целующуюся в черном «мустанге».
У въезда на стоянку на складном стуле сидел полицейский в форме. Малко спросил, не он ли занимался угоном машины. Полицейский удивленно вытаращил глаза: никакого угона в этот вечер не было.
Они вместе подошли к «бентли» и попытались открыть дверцы. Все они оказались запертыми. Полицейский начал поглядывать на Малко с явным подозрением. Австриец описал ему внешность девушки и ее одежду, но полицейский лишь пожал плечами и снова уселся на свой стул.
Малко вернулся в дискотеку и порылся в сумочке Эсперенцы, которая по-прежнему висела на стуле. Ключи от машины оказались внутри.
Малко сел и попытался подвести итог. Вывод был ясен: Эсперенцу похитили. Но кто мог это сделать? Малко тут же подумал о Ральфе Плерфуа. Напуганный рассказом австрийца, тот действительно мог принять подобное решение.
Малко бросился к телефону и набрал номер американца. Ответа не последовало. Тогда Малко подозвал официанта, расплатился и, вынимая на ходу ключи, направился к осиротевшей машине Эсперенцы.
* * *
В тот момент, когда он открывал дверцу, за его спиной неожиданно раздался голос:– Сеньор...
Малко обернулся. В тени бетонной колонны стоял оборванец с протянутой рукой. Это был один из многих сотен нищих, разделявшихся в Каракасе в несколько организованных групп, которые нередко калечили детей, выкалывая им глаза, и просили милостыню, рассчитывая на сострадание прохожих.
Малко уже садился в «бентли», но оборванец подошел ближе и пробормотал:
– Сеньор, посмотрите, что я нашел.
В его грязной руке что-то блестело. Малко присмотрелся, и у него екнуло сердце. Это была серьга Эсперенцы.
Он потянулся к ней, но нищий тут же спрятал руку за спину. Вблизи он выглядел еще отвратительнее. Его щеки поросли редкой нечесаной бородой, на левом глазу красовалось жутковатое бельмо.
– Где вы это нашли? – спросил Малко.
Нищий хитро покачал головой:
– Сеньор, я бедный человек. А вещь, похоже, стоит недешево...
Малко порылся в карманах.
– Сколько?
– Тысячу «болос»...
– Послушайте, – сказал Малко, сурово глядя на бессовестного вымогателя. – Я дам вам все двести, но только если вы расскажете, кто похитил эту девушку, и как все это произошло.
– Маловато... – жалобно протянул нищий. – Давайте пятьсот.
Малко сделал вид, что садится в машину. Нищий быстро схватил его за рукав:
– Хорошо, хорошо, сеньор, я согласен на двести...
– Сначала отдайте серьгу.
Оборванец повиновался, а затем тихо заговорил:
– Их было двое. Когда она пришла, один схватил ее за руки, а другой уколол длинной иглой. Потом они уехали на большой машине.
– Все?
– Все.
Малко достал две купюры по сто боливаров, но расставаться с ними не спешил. Увидев деньги, нищий протянул руку и быстро добавил:
– Это люди Фернандо Гутьерреса. Я не знаю, как их зовут.
Он буквально вырвал купюры из рук Малко. Австриец схватил его за грязный рукав:
– Кто такой Гутьеррес?
Получив деньги, нищий явно торопился уйти.
– Скоро узнаете, – усмехнулся он. Малко схватил его за плечи и прижал к бетонному столбу, отвернувшись от зловонного дыхания.
– Кто такой Гутьеррес? – повторил австриец. – Где он живет? Отвечай, не то отберу деньги.
Оборванец был намного слабее его. Он еще немного поюлил и сдался:
– Спросите у Энрико-француза. Он тут всех знает.
– Где его найти?
– В каком-нибудь баре на Сабана Гранде. В такое время он всегда играет в карты. Да отпустите вы меня!
Малко разжал руки, и оборванец исчез в темноте. Австриец тотчас же сел в «бентли» и выехал со стоянки. Прежде всего следовало предупредить Ральфа Плерфуа и проверить, причастен ли тот к похищению. Малко развернул карту Каракаса и начал искать на ней улицу, где располагалась вилла американца.
* * *
Не дождавшись ответа на звонок, Малко застучал кулаком в ворота. Во дворе залаяла собака. На посыпанной гравием дорожке послышались шаги, и недовольный заспанный голос спросил: «Кто там?».– Мне нужен сеньор Плерфуа, – крикнул Малко. – У меня срочное дело!
Голос проворчал, что хозяина нет и что в такое время будить людей не годится, затем шаги стали удаляться. Собака тоже умолкла, и Малко остался стоять у закрытых ворот. Пока он не узнает, замешан ли Ральф в похищении, что-либо предпринимать бессмысленно. Оставалось одно: ждать.
Малко вернулся в машину и включил приемник.
Около трех часов ночи он услышал звук мотора. Малко тут же включил фары, чтобы Плерфуа не подумал, что ему устроили засаду. Через минуту из-за поворота выехал «мерседес-230» и остановился напротив ворот. Малко дважды мигнул фарами, вышел на дорогу и медленно направился к «мерседесу», различив внутри две человеческие фигуры. Он обошел машину со стороны водителя. Узнав его, американец распахнул свою дверцу. В руке он держал короткоствольный пистолет «беретта». Рядом с ним Малко увидел очаровательную девушку, чье лицо было наполовину скрыто длинными волосами.
– В чем дело?
– Есть новости, – сказал Малко.
Американец убрал пистолет, и они отошли к «бентли». Малко вкратце рассказал ему об исчезновении Эсперенцы. Ральф тут же прервал его:
– Вы с ума сошли! Я здесь ни при чем. Это целиком ваше дело...
Он казался вне себя от злости.
– Если вы здесь ни при чем, – сказал Малко, – значит, нам грозят серьезные неприятности. Вы знаете, кто такой Фернандо Гутьеррес?
– Гутьеррес? – переспросил Плерфуа. – Ну, иногда этот человек работает на нас. А вообще-то он информатор Дигепола. Убийца и контрабандист.
– Но зачем ему было похищать Эсперенцу? Плерфуа уже направлялся к своему «мерседесу».
– Может быть, это происки Дигепола, который не решается арестовать девчонку официальным путем из-за ее влиятельного отца.
– Но я должен что-то предпринять! Иначе они будут подозревать меня!
– Мне вмешиваться нельзя, – быстро открестился Плерфуа. – Иначе завтра весь город узнает, кто вы такой. Попробуйте отыскать этого самого Энрико-француза. Скажите ему, что у вас есть товар для Гутьерреса. Например, кокаин. Он главный поставщик всех притонов Каракаса... А завтра я попробую осторожно выведать что-нибудь еще.
Глава 9
Фернандо Гутьеррес громко рыгнул и энергично поковырял мизинцем в левом ухе. Ему сразу же показалось, что он стал лучше слышать милые его сердцу звуки. Трое гитаристов, которых он специально пригласил из Мексики, пели оду в его честь:
«Пепе Гутьеррес – самый красивый мужчина во всех Кордильерах. Пепе Гутьеррес могуч как бык и может ублажить тысячу женщин подряд. Пепе Гутьеррес – сама доброта, он лучший друг всех бедных и обездоленных...».
Эта последняя строчка нравилась Гутьерресу больше всего. Он умиленно шмыгнул носом, и на его плоском бесформенном лице отразилось несказанное блаженство.
Между тем слова песни, позаимствованные из древних хвалебных песнопений в честь вождей инка, были в применении к нему бессовестной ложью: Фернандо Гутьеррес являлся самым отъявленным негодяем, какого можно было найти между Огненной землей и Панамским каналом.
Платный осведомитель, убийца, торговец наркотиками, детьми, всем тем, что можно было продать и купить, он больше всего на свете любил подобные вечера. Гутьеррес сидел в кресле из «железного дерева», специально сконструированном в расчете на его громадный вес, в окружении трех музыкантов и четырех проституток, деливших с ним чудовищно обильный ужин.
Одна из проституток скользнула под стол, присела на подушку у ног толстяка и принялась разыскивать в огромных складках жира наиболее чувствительное место. Пепе Гутьеррес зажмурился от удовольствия: эти девчонки свое дело знают... В сочетании с хвалебной песней это доставляло ему несказанное наслаждение.
Он щелкнул пальцами, приказывая музыкантам начинать сначала, и от этого движения заколыхалась вся его двухсоткилограммовая туша. Огромной толщины слой жира спускался по его телу от тройного подбородка до самых щиколоток. Его грудь заставила бы побледнеть от зависти Софи Лорен, а в животе без труда уместилась бы тройня. На заплывшем жиром лице блестели маленькие злобные глазки. Чтобы закрыть их, Гутьерресу не требовалось шевелить веками: достаточно было перестать сопротивляться силе тяжести.
Девушка, ласкавшая его, наконец нашла то, что искала. Она с отвращением принялась за дело. Каждая из них зарабатывала за сеанс по сто «болос».
Музыканты приблизились вплотную и пели у него над самым ухом. Гутьеррес блаженно откинулся на спинку кресла. Вот это жизнь!
Внезапно дверь комнаты открылась. Пепе Гутьеррес побагровел от гнева, схватил со стола жареную индейку и швырнул ее в потолок, на котором от нее осталось большое жирное пятно.
– Что вам надо?!
В дверях показались два телохранителя в полосатых костюмах с автоматами в руках. Между ними проскользнул тщедушный человечек с крысиным лицом. На нем была огромная черная шляпа, делавшая его похожим на гриб. Обойдя стол, он приблизился к Гутьерресу.
– Девчонка у нас, – прошептал пришедший. Гнев толстяка мгновенно исчез. Его свиные глазки заблестели от радостного нетерпения.
– Давай ее сюда, – приказал Гутьеррес и оттолкнул коленом проститутку, которая по-прежнему добросовестно трудилась под столом.
Человек с крысиным лицом вышел и вскоре вернулся со здоровенным громилой. Вдвоем они несли бесчувственную Эсперенцу.
– Разденьте ее и положите на стол, – велел Гутьеррес. – Эй вы, чего замолчали? – рявкнул он на музыкантов. – Играйте, играйте!
Через минуту обнаженная Эсперенца лежала на столе, а двое подручных вместе с проститутками нехотя отошли в дальний угол комнаты.
Пепе Гутьеррес пристально смотрел на великолепное тело девушки. Он ощутил внезапный прилив желания, который, впрочем, почти сразу же угас: это не для него. Он никогда не сможет овладеть ею, даже если девушку будут держать четыре телохранителя. Врач категорически запретил ему физическое напряжение, угрожавшее немедленным инфарктом. Гутьерресу нелегко было даже пересаживаться из одного кресла в другое...
На мгновение он пожалел о том, что так толст и неуклюж. И зачем он так много ест?.. Но страсть к чревоугодию была сильнее его, он ничего не мог с собой поделать.
– Пододвиньте ее, – приказал он.
Подручные поспешно выполнили приказ. Гутьеррес, довольно урча, принялся мять пальцами упругую грудь девушки. Эсперенца открыла глаза, но тут же в ужасе зажмурилась и попыталась отползти от него подальше. Но Гутьеррес другой рукой крепко вцепился в ее бедро и не давал девушке возможности даже шевельнуться.
– Куда же ты, крошка? – прохрипел он. – Разве ты не рада познакомиться со стариной Пеле?
Черные глаза Эсперенцы сверкнули злобой, и она плюнула на него.
– Мой отец вас убьет!
Пепе еще сильнее стиснул ее бедро и наклонился к ней.
– Никто меня не убьет, крошка. Я слишком силен и слишком много знаю. И прежде чем тебя отпустить, я отучу твой прелестный ротик говорить глупости и научу его кое-чему другому.
Эсперенца скрипнула зубами от бешенства и попыталась его укусить.
– Отпустите сейчас же! Иначе вы об этом пожалеете! Зачем вы меня похитили?
Пепе Гутьеррес молча ухмыльнулся в ответ. Он только что понял, что не сможет выполнить обещание, которое дал Мерседес: отпустить Эсперенцу через несколько дней целой и невредимой. Если девушка останется у него на все время визита вице-президента, она не успокоится, пока не отомстит. Значит, живой ее отпускать никак нельзя. Так что главное теперь, решил Гутьеррес, – извлечь из ее пребывания на вилле как можно больше удовольствия для себя.
«Пепе Гутьеррес – самый красивый мужчина во всех Кордильерах. Пепе Гутьеррес могуч как бык и может ублажить тысячу женщин подряд. Пепе Гутьеррес – сама доброта, он лучший друг всех бедных и обездоленных...».
Эта последняя строчка нравилась Гутьерресу больше всего. Он умиленно шмыгнул носом, и на его плоском бесформенном лице отразилось несказанное блаженство.
Между тем слова песни, позаимствованные из древних хвалебных песнопений в честь вождей инка, были в применении к нему бессовестной ложью: Фернандо Гутьеррес являлся самым отъявленным негодяем, какого можно было найти между Огненной землей и Панамским каналом.
Платный осведомитель, убийца, торговец наркотиками, детьми, всем тем, что можно было продать и купить, он больше всего на свете любил подобные вечера. Гутьеррес сидел в кресле из «железного дерева», специально сконструированном в расчете на его громадный вес, в окружении трех музыкантов и четырех проституток, деливших с ним чудовищно обильный ужин.
Одна из проституток скользнула под стол, присела на подушку у ног толстяка и принялась разыскивать в огромных складках жира наиболее чувствительное место. Пепе Гутьеррес зажмурился от удовольствия: эти девчонки свое дело знают... В сочетании с хвалебной песней это доставляло ему несказанное наслаждение.
Он щелкнул пальцами, приказывая музыкантам начинать сначала, и от этого движения заколыхалась вся его двухсоткилограммовая туша. Огромной толщины слой жира спускался по его телу от тройного подбородка до самых щиколоток. Его грудь заставила бы побледнеть от зависти Софи Лорен, а в животе без труда уместилась бы тройня. На заплывшем жиром лице блестели маленькие злобные глазки. Чтобы закрыть их, Гутьерресу не требовалось шевелить веками: достаточно было перестать сопротивляться силе тяжести.
Девушка, ласкавшая его, наконец нашла то, что искала. Она с отвращением принялась за дело. Каждая из них зарабатывала за сеанс по сто «болос».
Музыканты приблизились вплотную и пели у него над самым ухом. Гутьеррес блаженно откинулся на спинку кресла. Вот это жизнь!
Внезапно дверь комнаты открылась. Пепе Гутьеррес побагровел от гнева, схватил со стола жареную индейку и швырнул ее в потолок, на котором от нее осталось большое жирное пятно.
– Что вам надо?!
В дверях показались два телохранителя в полосатых костюмах с автоматами в руках. Между ними проскользнул тщедушный человечек с крысиным лицом. На нем была огромная черная шляпа, делавшая его похожим на гриб. Обойдя стол, он приблизился к Гутьерресу.
– Девчонка у нас, – прошептал пришедший. Гнев толстяка мгновенно исчез. Его свиные глазки заблестели от радостного нетерпения.
– Давай ее сюда, – приказал Гутьеррес и оттолкнул коленом проститутку, которая по-прежнему добросовестно трудилась под столом.
Человек с крысиным лицом вышел и вскоре вернулся со здоровенным громилой. Вдвоем они несли бесчувственную Эсперенцу.
– Разденьте ее и положите на стол, – велел Гутьеррес. – Эй вы, чего замолчали? – рявкнул он на музыкантов. – Играйте, играйте!
Через минуту обнаженная Эсперенца лежала на столе, а двое подручных вместе с проститутками нехотя отошли в дальний угол комнаты.
Пепе Гутьеррес пристально смотрел на великолепное тело девушки. Он ощутил внезапный прилив желания, который, впрочем, почти сразу же угас: это не для него. Он никогда не сможет овладеть ею, даже если девушку будут держать четыре телохранителя. Врач категорически запретил ему физическое напряжение, угрожавшее немедленным инфарктом. Гутьерресу нелегко было даже пересаживаться из одного кресла в другое...
На мгновение он пожалел о том, что так толст и неуклюж. И зачем он так много ест?.. Но страсть к чревоугодию была сильнее его, он ничего не мог с собой поделать.
– Пододвиньте ее, – приказал он.
Подручные поспешно выполнили приказ. Гутьеррес, довольно урча, принялся мять пальцами упругую грудь девушки. Эсперенца открыла глаза, но тут же в ужасе зажмурилась и попыталась отползти от него подальше. Но Гутьеррес другой рукой крепко вцепился в ее бедро и не давал девушке возможности даже шевельнуться.
– Куда же ты, крошка? – прохрипел он. – Разве ты не рада познакомиться со стариной Пеле?
Черные глаза Эсперенцы сверкнули злобой, и она плюнула на него.
– Мой отец вас убьет!
Пепе еще сильнее стиснул ее бедро и наклонился к ней.
– Никто меня не убьет, крошка. Я слишком силен и слишком много знаю. И прежде чем тебя отпустить, я отучу твой прелестный ротик говорить глупости и научу его кое-чему другому.
Эсперенца скрипнула зубами от бешенства и попыталась его укусить.
– Отпустите сейчас же! Иначе вы об этом пожалеете! Зачем вы меня похитили?
Пепе Гутьеррес молча ухмыльнулся в ответ. Он только что понял, что не сможет выполнить обещание, которое дал Мерседес: отпустить Эсперенцу через несколько дней целой и невредимой. Если девушка останется у него на все время визита вице-президента, она не успокоится, пока не отомстит. Значит, живой ее отпускать никак нельзя. Так что главное теперь, решил Гутьеррес, – извлечь из ее пребывания на вилле как можно больше удовольствия для себя.