Дементьев Андрей. Года любви и дни печали

Андрей Дементьев
Года любви и дни печали

От автора

   Как пишутся стихи? Иногда ловлю себя на мистической мысли, что они приходят откуда-то сверху. Я сажусь за компьютер, порой даже не зная, о чем буду писать, и вдруг появляются первые строки. Например, такие —

 
Наша жизнь, как цунами.
Все пошло кувырком.
Поменялись местами
Произвол и закон.
 

   Это уже потом, когда стихи написаны, я вспоминаю, что на меня очень сильное впечатление произвели документальные кадры об этом стихийном бедствии. И мое поэтическое воображение перевело увиденное в иной образ – в образ сегодняшней нашей жизни, наполненной несчастными случаями, несправедливостью и отчаянием живущих на земле людей. Проще говоря, стихи рождаются из эмоций, из впечатлений, из тех потрясений, которыми полон мир. И они не обязательно должны быть печальными или безнадежными. Вокруг много радостного, красивого, доброго. Надо только почувствовать это.
   Конечно, мне прежде всего хочется говорить о прекрасном – будь то кто-то из моих друзей, общение с природой, или внезапно обращенный на тебя глубокий взгляд красивой женщины… Я уж не говорю о любви, без которой никто из нас просто не может жить.
   В моей новой книге «Года любви и дни печали», которую я отдаю на суд читателей, немало стихов, написанных только что. Это в основном лирические произведения. Но в последнее время меня почему-то неотвратимо влечет поэтическая публицистика, когда можно сказать резкое слово о социальной несправедливости, о лицемерии властей, осудить или высмеять их. Ведь «только бесстрашное слово, великая сила его за правду вступиться готово, взамен не беря ничего».
   В эту книгу я включил и некоторые давние стихи, но главное в ней – это первый раздел, где собраны стихотворения, ранее не публиковавшиеся и написанные мною в 2010 году. Я очень надеюсь, что и на этот раз найду полное взаимопонимание со своими читателями.

Андрей Дементьев

Новые стихи
Год рождения
Две тысячи десятый

* * *

 
Я прожил нелегкую жизнь:
Репрессии, голод, война…
Мне сердце шептало:
«Держись!
Иные придут времена…»
 
 
Пришли…
Но не те, что я ждал.
Пришли времена «воротил»,
Эпоха ворюг и менял,
И вновь этот мир мне не мил.
 
 
А нас – ту великую часть,
Что держит страну на плечах,
Ввергают, как прежде, в напасть,
Чтоб свет в наших душах зачах…
 
 
Я прожил нелегкую жизнь.
И злобится память моя.
А сердце мне шепчет:
«Держись…»
 
 
Держусь за таких же, как я.
 

* * *

 
Виртуальное время.
Виртуальные люди.
 
 
Виртуальный успех,
Когда жизнь на нуле.
 
 
Я не знаю, что там
В виртуальности будет.
Мне хотелось бы знать,
Что нас ждет на земле.
 
 
Виртуально в Твери
Продолжают работать
На родных производствах
Мои земляки…
 
 
А в натуре – в былое
Закрыты ворота.
И в цехах одиноко
Ржавеют станки.
 
 
Виртуальная жизнь,
Виртуальное время
Забавляют кого-то
Как съемки кино.
 
 
И уходят в него
Сбросить горькое бремя
Те,
Кто в жизни реальной
Обманут давно.
 

* * *

 
Бог в помощь тому,
Кто старается,
Кто в помыслах тверд
И в решениях скор.
 
 
А леность Всевышним
Незримо карается.
Хотя не о ней
Я веду разговор.
 
 
Быть может, в наш век
Устарела пословица:
«На Бога надейся,
А сам не плошай…»
 
 
Когда нет удачи
И рыба не ловится.
И засуха может
Сгубить урожай.
 
 
И сводит на нет
Все людские старания
Холодная воля
Жестокой судьбы.
 
 
Как смерчем земля, —
Горем души изранены.
И падают слезы
На голос мольбы.
 
 
Всевышний все видит…
 
 
И горькое бремя
Земных неудач
Растворится во мгле.
 
 
И будет в тот миг
Он незримо со всеми…
 
 
Как был Он когда-то
С людьми на земле.
 

* * *

 
Я эти строки обращаю к юным,
Чьи души, как открытая тетрадь.
Кому уже понятен взрослый юмор,
Который помогает выживать.
 
 
Хотел бы я им передать свой опыт,
От глупостей и бед предостеречь,
Чтобы в душе не оседала копоть,
Когда начнут иллюзии гореть.
 
 
Чем меньше будет разочарований,
Тем больше в сердце мудрости и сил.
А жизнь и награждает нас, и ранит,
И не поймешь – кто мил ей, кто не мил.
 
 
И к этому уже нельзя привыкнуть…
Надеясь на российское «авось»,
Судьбе не зря выплачиваем выкуп
Мы тем, чего добиться не пришлось.
 
 
Я обращаю к юным эти строки.
Пускай они не повторяют нас,
Когда мы перед недругами кротки,
А возле лжи не поднимаем глаз.
 

* * *

   Ане

 
Улыбнись…
Тебе идет улыбка.
Радость из нее мне сотвори.
Я поймаю золотую рыбку,
И желанья сбудутся твои.
 
 
Правда, я пока еще ни разу
Золотую рыбку не ловил.
Просто все мы жили в мире сказок,
Этот мир мне и поныне мил.
 
 
Хочется порою впасть в наивность,
Словно жизнь лишь только началась.
 
 
Золотая рыбка оказала милость —
Приплыла сама к истоку синих глаз…
 

* * *

 
Ребенок проснулся
И смотрит в окно.
Но что он увидел,
Нам знать не дано.
 
 
Ребенку полгода
И вряд ли уже
Все ясно
Его несмышленой душе.
 
 
Природа сама
Разберется во всем.
Пока же он
В замкнутом мире своем.
 
 
Но вскоре иные
Придут времена.
Поймет он,
Что лето уже не весна.
 
 
Что доброе слово
Не дружит со злым.
И мир, что вокруг…
Неповторим.
 

* * *

 
Сиреневое пламя миндаля
Заполыхало возле наших окон.
Хотя еще средина февраля,
Но дни уже под властью солнцепека.
 
 
Не хочется отсюда уезжать
В заснеженную шумную столицу…
Стараюсь солнце в сердце удержать,
Чтоб, возвратясь, с друзьями поделиться.
 

Иерусалим

Борис Пастернак

 
Поэта я увидел в первый раз
Случайно в поликлинике Литфонда…
 
 
… Его друзья уже вернулись с фронта,
А время мне напомнило фугас
Замедленного действия, который
Потом взорвал стихами шумный город.
И этот взрыв нежданно сблизил нас.
 
 
… Поэт стоял на сцене и молчал.
Он только что прочел стихи о мире.
Зал грохотал, как волны о причал…
Он улыбался, дожидаясь штиля.
 
 
Продолжив чтенье, вдруг на миг умолк,
Волшебную строку забыв угрюмо.
И зал ему подсказывал, как мог, —
Кто шепотом, кто радостно и шумно.
 
 
Потом напишут – он стихи забыл
Нарочно, чтобы убедиться,
Что юный зал его боготворил,
К кому он обращал свои страницы.
 
 
Но он-то знал, что не порвется связь
Меж ним и залом…
Остальное – небыль.
 
 
И мысль его над залом вознеслась,
Чтоб возвратиться откровеньем Неба.
 
 
Спустя года он вспомнит вечер тот
И все слова в тиши исповедальной.
И вновь в его душе строка замрет,
Как и тогда – призывно и печально.
 

* * *

 
Как быстротечна жизнь…
Казалось, что вчера
Отметил я свое тридцатилетие.
И вдруг пришла обидная пора,
Где прожитые годы все заметнее.
 
 
Но сколько бы ни миновало лет,
Считаю их без горечи и ужаса.
Не по нежданным датам горьких бед,
А по счастливым дням любви и дружества.
 

* * *

 
Дождь перестал стучаться в окна.
И стало тихо, как в раю.
Береза, что насквозь промокла,
Склонилась в сторону мою.
 
 
Увы, но осень на пороге
С ее дождями и тоской.
И вновь в назначенные сроки
Жара уходит на покой.
 

* * *

 
Говорят, что друзей
Не должно быть много,
Как много не может быть
Королей.
Представьте —
Была б на земле
Лишь одна дорога
Для всех людей,
Живущих на ней.
И как бы тогда
Мы искали друг друга?
Сколько бы не повидали
Чужих краев…
 
 
Одной дорогой
Я шел в разлуку,
Другая дорога
Нас сблизила вновь.
 
 
И потому всякий раз душа трепетала,
Когда открывал я новых друзей.
И все ж у меня их, наверное, мало
Для долгой жизни моей.
 

Еврейские жены

 
Еврейских жен не спутаешь с другими.
Пусть даже и не близок им иврит.
Я каждую возвел бы в ранг богини,
Сперва умерив вес и аппетит.
 
 
О, как они красноречивы в споре,
Когда неправы, судя по всему.
Душа их – как разгневанное море.
И тут уже не выплыть никому.
 
 
Мой друг художник – молодой и светский,
Разводом огорчась очередным,
Спросил в тоске – «Что делать? Посоветуй».
И я сказал – «Езжай в Иерусалим…»
 
 
Престиж еврейских жен недосягаем.
Непредсказуем и характер их.
Когда они своих мужей ругают,
То потому, что очень верят в них.
 
 
В их избранность, надежность и удачу.
Боясь – не потерялись бы в толпе.
А неудачи – ничего не значат.
Была бы лишь уверенность в себе.
 
 
И чтоб не обмануть их ожиданий,
Мужья обречены на чудеса:
Рекорды, книги, бизнес женам дарят,
Чтоб гордостью наполнить их глаза.
 
 
Еврейским женам угодить не просто.
Избранник – он единственный из всех.
Они хотят любимых видеть в звездах,
В деяньях, обреченных на успех.
 
 
И потому ни в чем не знают меры,
Когда мужей выводят в короли…
Без женской одержимости и веры
Они бы на вершины не взошли…
 
 
Пою хвалу терпению мужскому.
Еврейским женам почесть воздаю.
 
 
Одна из них не просто мне знакома,
Она судьбу возвысила мою.
 

Иерусалим

* * *

   Ане

 
Я счастлив снова думать о тебе,
И дум таких уже теперь не мерено.
Я радуюсь, что ты в моей судьбе.
И уходить, как будто, не намерена.
 
 
Благодарю судьбу за первый день любви.
За все другие, что еще предвидятся.
Твое молчанье и слова твои,
Как вздох царевны на влюбленность витязя.
 

* * *

 
Поэзия —
Рискованный полет.
Что страховаться
Полотном газетным?
 
 
А если падать —
Так на черный лед.
Как это и положено
Поэтам.
 

Сказание об Андрее Вознесенском

 
На Пятой авеню
Я встретился случайно
С открытым внове шармом
И с юностью своей.
 
 
На солнечной витрине
Висел пиджак печально,
Такой же, что когда-то
Носил мой друг Андрей.
 
 
Мистическое чувство
Мне душу опалило.
И распахнул я двери,
Поверив в чудеса.
 
 
Но чуда не случилось.
И я ушел уныло
От образа Андрея,
Не осушив глаза.
 
 
Я перепутал годы,
Смешал все наши даты
В надежде, что нежданно
Жизнь обратится вспять.
 
 
Но друг мой виновато
Смотрел из дальней дали,
И ничего в ответ мне
Уже не мог сказать.
 
 
…Он мчался по Нью-Йорку,
С иголочки одетый,
Как будто поднимался
Над залами Москвы.
 
 
И васильки Шагала,
Что были им воспеты,
Смотрели вслед с плаката
Глазами синевы.
 
 
В машине пел Боб Дилан,
И давней песней этой
Певец прощался с другом,
О чем никто не знал.
 
 
Последняя поездка
Великого поэта…
Но ждал Политехнический —
Его любимый зал.
 
 
…Я вижу эту сцену.
Царит на ней цветасто
Сверхсовременный витязь
И поднята рука.
 
 
Встает над залом властно
Во весь свой рост великий
Единственная в мире
Надежная строка.
 
 
Он был пижон и модник
Любил цветные кепки
И куртки от Кардена.
И шарфик à Paris.
 
 
И рядом с ним нелепо
Светился чей-то галстук,
На чьих-то старых брюках
Вздувались пузыри.
 
 
Не зря же и в стихах он
Так увлекался формой,
Что вмиг был узнаваем
Почти в любом ряду.
 
 
А что всех удивляло, —
Ему казалось нормой,
Когда бросал алмазы
В словесную руду.
 
 
Я не хочу мириться
С его земным уходом.
Не может свет погаснуть,
Когда падет во тьму.
 
 
Андрей в своей стихии,
Как Байрон, мог быть лордом.
Судьба же подарила
Небесный сан ему.
 
 
И Господа просил он
Послать ему второго,
Чтоб поровну общаться,
Он так был одинок…
 
 
Господь не принял просьбу.
Не делят Божье слово.
Жил без дублера Пушкин.
И Лермонтов, и Блок.
 
 
По синему экрану
Летят куда-то птицы.
Легки и чутки крылья,
И музыкален звук…
 
 
Но птиц тех белоснежных
Я принял за страницы,
Умчавшиеся в вечность
С его уставших рук.
 
 
В своих стихах последних
Немногого просил он:
«Храните душу чистой,
Не троньте красоту…»
 
 
Был голос полон силы.
В нем столько было веры,
Что мир, устав от крика,
Услышал просьбу ту.
 

Июнь. 2010.

Нью-Йорк – Москва

* * *

 
Добрый порыв не бывает некстати.
Доброе слово всех прочих нужней.
Я не жалею, что годы потратил
На долгожданных и верных друзей.
 
 
Правда, обида случилась однажды:
Друг оплошал на крутом вираже
И не пришел, хоть я очень нуждался,
Горькую метку оставив в душе.
 
 
Так уж случилось…
Но все мы ранимы.
И не прощаем предательств и зла…
Встретилась ложь —
Ты прошествовал мимо,
Как мимо сердца и дружба прошла.
 
 
Добрый порыв не бывает некстати.
И ничего изменить в нем нельзя.
Я бы хотел, чтоб мне верил читатель,
Как доверяют друг другу друзья.
 

* * *

 
Младший брат Онегина
Печорин
Многому учился у него.
Мог любую истину оспорить,
Только бы добиться своего.
 
 
А Татьяне и печальной Мери
С братьями весьма не повезло.
 
 
Им достались горькие потери.
А любви – насмешливое зло.
 

* * *

 
Мой читатель уходит.
Покидает меня.
Книголюбов в народе
Меньше день ото дня.
 
 
Кто-то возраст свой лечит.
Нездоров, стало быть.
А иным просто нечем
За стихи заплатить.
 
 
Те, кто бизнесом занят,
Книг не любят читать.
Не страницы, а «мани»
Им привычней листать.
 
 
Все равно я не верю,
Что разлука пришла.
С обоюдной потерей
Не смирится душа.
 
 
Все вернется когда-то
Вновь на круги своя.
Это жизнь виновата
В том, что в панике я.
 

* * *

 
Я устал от этой жизни,
От ее проблем.
От речей пустопорожних,
Взявших души в плен.
 
 
Я устал от этой жизни,
От ее невзгод,
Где горбатится
И терпит
Горести народ.
 
 
Где история в загоне,
Прошлое – в дерьме.
«Ничего не надо помнить», —
Говорят стране.
 
 
Я устал от этой жизни,
Где порядка нет,
Потому что нашей власти
Слишком мало лет.
 
 
Ей бы надо подучиться,
Прежде чем учить
Тех,
Кто смотрит с укоризной
На лихую прыть.
 
 
Я устал от этой жизни,
Взятой напрокат…
 
 
Может, кто-то мне подскажет,
Кто в том виноват?
 

* * *

 
Северный Кавказ —
Швейцарские пейзажи.
Горные вершины,
Грусть и красота…
 
 
Мне бы здесь остаться.
Я бы славно зáжил.
Да не отпускают
Отчие места.
 

Пятигорск

Другу

 
Сердце просит пощады.
Просит сбавить накал…
 
 
«Не дождешься награды,
Добрых слов и похвал.
И за то, что открыто,
По веленью любви
Ты чужие обиды
Принимал, как свои.
 
 
Призывал Божью милость
К тем, кто падал во грех.
И считал справедливость
Привилегией всех.
 
 
Не боялся начальству
Возражать на виду.
И менять свое счастье
На чужую беду.
 
 
И тупому молчанью
Вызов предпочитал,
Когда ложь величали,
Не стесняясь похвал.
Когда правду гноили,
Напрягая слова…»
 
 
Трудно жить в этом мире,
Если совесть жива.
 

* * *

 
Темами для будущих стихов —
Может обернуться жизнь поэта.
Вся – от торжества и до грехов,
Вся – от горькой тьмы до света.
 
 
Это только внешне о себе
Откровенно говорит поэт нам.
Речь его, по сути, о судьбе
И о буднях Родины заветной.
 
 
Время через частные черты
Снова распахнется настежь.
Все – от неожиданной беды
До чужого счастья.
 
 
У поэта нет других забот,
Как открыться людям.
Потому что в нем всегда живет
Эта схожесть судеб.
 

Памяти сына

 
Листаю жизнь твою, как книгу…
И с незаполненных страниц
Я вновь тебе в былое крикну:
«В непредсказуемость вернись!»
 
 
Здесь без тебя так одиноко,
Как одинок наш старый дом…
И тишина глядит из окон,
Как будто спит он мертвым сном.
 
 
Я помню – детство в нем носилось.
Вился над крышей синий дым.
Тогда еще нам не грозила
Разлука взглядом неземным.
 
 
Я думал, что так вечно будет.
Ты – рядом.
А года не в счет.
 
 
Но ты ушел…
И неподсуден
Твой неожиданный уход.
 

Москва – Иерусалим.

1996–2010

* * *

 
Дождь барабанит в окна, словно мент.
А ветер, как тупой московский пристав,
Нетерпелив, настырен и неистов,
Шумит, надеясь улучить момент,
Когда восторжествует власть его
И он сорвет иль уничтожит что-то.
О, как же опрометчива Природа,
Одобрив это злое торжество.
 
 
Но вот уже светлеет небосвод.
Наверно, скоро стихнет непогода.
И, устыдившись ярости,
Природа
В знак извиненья —
Солнце нам пошлет.
 

* * *

 
Жаворонок где-то высокó
Начинает песню на досуге.
И поет так нежно и легко,
Словно объясняется подруге.
 
 
И плывет с заоблачных высот
Это вдохновение над бездной.
И земля, устав от непогод,
Радуется музыке небесной.
 

Тверская элегия

   Марине

 
Я вернулся в прожитые годы —
В Устье – в деревенскую печаль.
Те же избы там и огороды,
Та же тишь и голубая даль.
 
 
Помнишь, в Устье мы снимали дачу?
Чистый домик на краю села…
Я любил на речке порыбачить.
Как-то раз и ты со мной пошла.
 
 
И сидели мы над гладью синей —
Два неискушенных рыбака.
И удачи мысленно просили,
Но не брали рыбы червяка.
 
 
А в лесу нас ожидали грузди
И краснели ягоды в траве.
И смотрели вслед нам с легкой грустью
Васильки на утреннем жнивье.
 
 
Слушали мы пенье птиц с тобою.
Я учил тебя распознавать
Голоса дрозда и козодоя,
Словно лес был нотная тетрадь.
 
 
В августе мы уезжали в город —
Школа, дни занятий и проказ.
Но врывался в дом сосновый шорох
И печалью отзывался в нас.
 
 
Проглядел я, как ты стала взрослой,
Потому что годы принимал шутя.
В этой жизни, как и в жизни прошлой
Все равно ты для меня дитя.
 
 
Помнишь, как по северной столице
Мы бродили в первый раз с тобой?
В первый раз пришлось нам разлучиться.
Ты осталась со своей судьбой.
 
 
Обласкал тебя и принял Питер.
Заменила Волгу нáдолго Нева.
Только что-то не являлся витязь,
Чтоб сказать заветные слова.
 
 
Время шло…
Ты замуж не спешила.
Жизнь текла, судьбу не торопя.
Как-то ты наивно пошутила:
«Нет пока похожих на тебя…»
 
 
Но свершилось все, как ты хотела.
И явился витязь в добрый час.
Сколько лет с той встречи пролетело.
Сколько счастья ожидает вас.
 
 
Возвращаюсь в прожитые годы.
В тишь лесов и запах стребунца.
Обойдя обиды и невзгоды,
Катит воды юная Тверца.
 

* * *

 
Сын вопросами измучил взрослых.
Все интересует пацана:
Кто под вечер зажигает звезды?
Почему не падает луна?
 
 
И куда под утро пропадают
Звезды с небосклона и луна?
Почему нам солнце столько солнца дарит,
А луна и летом холодна?
 
 
Милый мальчик, все поймешь попозже.
Разберешься в тайнах бытия.
Но пока еще ты мало прожил,
Жизнь не хочет огорчать тебя.
 
 
Срок придет – вопросов набросает,
Огорошит хитростью друзей.
И твою наивность покромсает
Ради безопасности твоей.
 
 
А пока живи наивно и открыто.
Юный мир до удивленья прост.
Все придет – заботы и обиды,
Что загадочней луны и звезд.
 

* * *

 
Лето расплакалось перед разлукой,
Перед уходом на долгие дни.
Гром громыхал одиноко и глухо.
Лето просил я – «Повремени…»
 
 
Вслед ему шумно торопится осень,
И перекрашивает тополя.
Скоро они это золото сбросят
И подурнеет внезапно земля.
 
 
Улицы станут печальны и строги.
И поседеет знакомый пейзаж.
Ночь до утра притаится в сугробе.
Вновь я войду в ее звездный шалаш.
 

* * *

   А поэзия, Господи, прости, должна быть глуповата.

А. С. Пушкин

 
Он глупостью означил простоту,
Которая распахивает душу.
Не заходите лишь за ту черту,
Где невозможно ни читать,
Ни слушать.
 
 
Ведь Пушкин сам в стихах предпочитал
Быть искренним, открытым, честным крайне.
Поэма то иль горький мадригал, —
Торил он ими путь
К взаимопониманью.
 

* * *

   Ане

 
Есть в каждом возрасте свой шик.
У детства – милая бездумность.
У зрелости – карьерный пик.
А мне всего дороже юность.
 
 
Я в ней влюблялся много раз.
И это началось так рано.
От голубых до карих глаз
Блуждал я в роли Дон Жуана.
 
 
Перебирая эксклюзив,
Искал везде свою мадонну:
Чтоб профиль был ее красив,
Улыбка, голос и объемы.
 
 
И вдруг однажды ты пришла.
Явилась, как виденье свыше.
И замерла моя душа,
И взгляд твой все былое выжег.
 
 
И все забылось и ушло…
И никогда не повторится.
Девиц немалое число
Я поменял на единицу.
 
 
Я понял, что любовь одна.
А все влюбленности – игра лишь.
Я верил, что придет весна,
И только ты ее подаришь.
 
 
Так и случилось… Потому
Теперь я счастлив и спокоен.
Склоняюсь к сердцу твоему,
Как в Храме кланяюсь иконе.
 

* * *

   Т. Ф. Пирожковой

 
Какое-то таинственное время:
Знать не дано, что ждет нас впереди.
То ли продлится пасмурное бремя
Всех тягостей, что встали на пути.
 

 
То ль разрешатся все проблемы века,
И просветлеют судьбы и страна.
 

 
…Вчера в лесу вдруг распушилась верба,
Хотя еще не началась весна.
 

 
Наверно, это добрый знак Природы,
И потому среди забот и дел
Вновь повторятся радостные годы,
И не обманет наступивший день.
 

* * *

 
Превыше всего отец мой ценил
Душевную чуткость и доброе имя.
И принципами не поступался своими.
И этим особо мне дорог и мил.
 

 
Когда же в России сменили режим, —
От прошлых героев до будущей славы
Мы шли по дороге сомнений и правды.
И знали, что прежнюю жизнь порешим.
 

 
Но я не забыл о заветах отца.
Дружу только с теми,
Кто честен и чуток.
И верую в дружбу, как в некое чудо,
Которому нет ни границ ни конца.
 

Памяти Валентины Толкуновой

 
Мы еще не знали горькой правды…
Стыла боль на дне печальных глаз.
Каждый день был для тебя наградой,
Но растаял их скупой запас.
 
 
Ты ушла от нас светло и тихо,
Как уходит в ночь весенний день.
И увяли ранние гвоздики.
Пала наземь неземная тень.
 
 
Солнечная женщина России
Улыбнулась нам в последний раз…
Песни по тебе заголосили.
Те, что ты оставила для нас.
 

Апрель. 2010

Реплика

 
Я открываю модную газету…
И лезет пошлость с каждой полосы.
Вы можете узнать в ней по секрету —
Какие Лепс купил себе трусы.
 
 
И что о сексе думает Наташа.
С чего у Димы заболел живот.
И сколько «бабок» примадонна Racha
Получит за двенадцатый развод.
 
 
Коллеги почему-то полагают,
Что если я не вы́знаю к утру,
С кем почивала местная Даная,
То непременно с горести умру.
 
 
Совсем уже пережелтела пресса.
К киоскам ныне очереди нет.
Смотрю на полки я без интереса
И покупаю диск взамен газет.
 
 
И слушаю любимого Россини,
Чтобы от светских сплетен отдохнуть.
Куда, куда ты катишься, Россия?
К какому примитиву держишь путь?
 

* * *

 
Моя душа в печальной эмиграции.
Я эмигрировал из пошлости и зла.
Страна моя, —
Как спертый воздух в карцере,
Где нас навек одна судьба свела.
 

* * *

 
Живет поверье – лишь весна приходит
И соки по стволам начнут свой путь,
Незримо помогаем мы Природе
Утраченную мощь ее вернуть.
 
 
Через восторг свой и свое дыханье
Мы делимся с деревьями собой…
Не потому ли по весенней рани
Вдруг со здоровьем происходит сбой.
 
 
Поспешно мы глотаем витамины,
Не понимая, что произошло.