Демидова Светлана. Мечта цвета фламинго

Светлана Демидова
Мечта цвета фламинго

   «Он прижался к ней своей горячей плотью, а потом вошел в нее…» – прочитала Нина и раздраженно захлопнула книгу. Все то же самое, из книжки в книжку: перед тем как прижаться и войти в нее, мужчина с горячей плотью и очень выигрышной внешностью для начала вышел, естественно, из «Мерседеса», а перед этим – еще и из банка, главой которого, само собой, являлся. А та, к которой он прижимался, была простой библиотекаршей, и ее накануне совершенно случайно слегка сбил его «мерс». У нее, разумеется, как раз перед столкновением было абсолютно растерзанное сердце и полное неверие в возможность новой любви со стороны граждан с плотью любой степени нагрева. Таким образом, нарушив правила поведения пешеходов на проезжей части, эта убогая библиотекарша умудрилась получить все сразу и в одном флаконе. Но, надо признать, некоторые трудности на ее пути все-таки были, например трудновоспитуемая дочь директора банка от первого брака. Но поскольку первая супруга банкира предусмотрительно и давно скончалась где-то за пределами книги, то девочка жаждала материнской ласки и прикидывалась трудновоспитуемой лишь для проверки на вшивость библиотекарши, которая ей, в общем-то, сразу понравилась.
   Нина все так же раздраженно сунула книгу в пакет между сосисками и пачкой макарон и вышла из вагона метро. Вот сейчас она поднимется на эскалаторе вверх, выйдет в город и – все «мерсы», как один, пролетят мимо, спасибо, если еще не обольют грязью из лужи. Можно, конечно, попытаться кинуться под один, но, скорее всего, после этого Нинина трудновоспитуемая дочь Лялька останется на этом свете одна, как перст. Брак, от которого у Нины образовалась Лялька, был не только первым, но и последним, и она, точно так же, как книжная библиотекарша, больше не верила в порядочность ни директоров банка, ни простых инженеров, каковым являлся ее бывший муж Георгий. Она развелась с ним, когда Ляльке, которой сейчас двадцать один, было всего четыре года, и ни разу не пожалела об этом.
   Дождь так и продолжал изо всех сил молотить по лужам, которые разлились морями с самого утра. Что это за город такой: дожди и дожди! В квартире разбухли и плохо закрывались двери, влажные шторы отяжелели, спустились до самого пола, а тонкие карнизики, весьма неграциозно изогнувшись, грозили переломиться пополам. А что делалось в ванной! Ничего не сохло! Полотенца кисли, а на крашенных задорной зелененькой краской стенах цвела какая-то гнусная плесень. Нина каждое утро отдирала ее жесткой щеткой с разрекламированным на весь свет «Кометом», но плесени было плевать на «Комет». В момент проведения санитарно-гигиенических мероприятий она временно исчезала, чтобы к следующему утру непременно и неутомимо отрастить новые, еще более извилистые плети и щупальца.
   За весь май выдался всего один сухой день, но зато как по заказу – на Победу. Нина с Лялькой даже съездили на Пискаревку, положили цветы на братские могилы. А больше ни одного солнечного дня. Сплошная вода. Приезжие, правда, говорят, что у петербурженок от большой влажности воздуха – хорошая кожа, и они дольше выглядят молодыми. Может, оно и так. К Нине, несмотря на ее сорок, все до сих пор обращаются: «Девушка». Хотя, с другой стороны, в их нелепой стране так к женщинам обращаются до самой пенсии. Но и в самом деле, глупо называть ее мадам или госпожой, если на ней выгоревший плащ мальчикового фасона и открытые босоножки, из которых в раскорячку торчат пальцы в абсолютно мокрых и заляпанных грязью колготках.
   А дождь надоел до жути. И зонт надоел. Мешает. Нормальная женщина должна в обеих руках нести кошелки с продуктами, а тут целая рука занята зонтом!
   Нина, бросив еще один гадливый взгляд на грязные ноги, решительно прошлепала прямо через затоптанный газон с жалкими анемичными растениями и вышла на дорожку к своему двору. У тротуара морщилась от дождя довольно прозрачная лужа, и Нина, вздрогнув от забравшейся в босоножки холодной воды, прошлась по ней вброд. Грязные колготки стали выглядеть значительно симпатичнее, поскольку водой с них смыло жирные нашлепки земли с газона. При этом здорово намокли джинсы, но какое кому до этого дело в такой дождь! У углового дома ее, как всегда, встретила веселенькая урна, на серо-бетонном боку которой было нарисовано оранжевое улыбающееся солнышко. На крутом солнечном лбу красовалась белая лаконичная надпись: «Тарасов». Урна стояла у дома уже месяца три, аккурат с избирательной кампании, когда этот самый Тарасов Михаил Иннокентьевич, владелец сети магазинов «Вега», куда-то там баллотировался по их избирательному округу. Фамилия солнечной урны всегда смешила Нину, улучшала ей настроение, и она даже подумывала, что именно в этом и состояло ее настоящее предназначение, а вовсе не в вульгарном сборе мусора. Она, как всегда, улыбнувшись урне, прошла во двор и, продолжая глупо улыбаться, представила, как ее сбивает машина Тарасова (слегка, не насовсем), а из нее выскакивает испуганный до слез за Нинину жизнь Михаил Иннокентьевич собственной персоной и, бережно подняв ее с асфальта, тут же прижимается к ней горячей плотью. Конечно, магазины «Вега» – это вам не банк, но тоже кое-что. Можно даже будет простить, если плоть у него окажется не очень-то и горячей. Нина расхохоталась вслух, а ветер, который, очевидно, был мужчиной, оскорбился этим ее смехом и в отместку вывернул наизнанку ее старенький зонт с давно и безнадежно погнутыми спицами. Она, резко развернувшись против ветра, быстро привела зонт в чувство, но чуть не уронила в лужу пакет с продуктами и была в лучшем виде обрызгана проезжающей мимо серебристой иномаркой. Может быть, даже и «Мерседесом». Честно говоря, она в машинах совершенно не разбиралась. Нина выругалась бы как можно заковыристей, если бы имела соответствующие навыки, но она их, к сожалению, не имела, а потому смогла лишь тихо пробормотать в пространство: «Вот гад!» – и остановилась, разглядывая коричневые жирные кляксы на бежевом плаще. Как ни странно, машина не уехала, а остановилась чуть впереди Нины. Она подумала, что по законам жанра из нее все-таки должен выйти владелец солнечных урн Тарасов, но со стороны водителя из машины ловко выбралась высокая женщина в апельсинового цвета кожаном пиджаке и побежала к Нине.
   – Простите меня, пожалуйста! – Женщина чуть ли не на колени опустилась перед Ниной.
   – Да ладно… – Нина, пораженная эдаким участием со стороны иномарки, попыталась осторожненько вытащить полу своего плаща из рук сумасшедшей женщины с пальцами, искрящимися дорогими перстнями, но у нее ничего не получилось.
   – Быстро садитесь в машину, – приказала женщина, оторвавшись наконец от плаща. – Сейчас все решим! Надеюсь, вы не против? – Она заглянула Нине в глаза и вдруг совершенно другим голосом прошептала: – Не может быть… Нинка? Ты?
   Удивленная Нина тоже присмотрелась к женщине повнимательней и пролепетала:
   – Я Нина… да… А вы… О-о-ой… Не может быть… Светка! Неужели ты?
   – Ну конечно, я!
   – Ты!! Такая машина!! Такой пиджачара!! Слушай, ты кто?!
   – Конь в пальто! – очень современно выразилась Светка и опять потребовала: – А ну быстро в машину!
   Ветер, продолжая цепляться за Нину, как настоящий подвыпивший мужчина, снова вывернул ее зонт наизнанку, но это уже никого не интересовало. В вывернутом состоянии зонт был захлопнут, торопливо скомкан и отправлен в пакет к макаронам, сосискам и директору банка с горячей плотью, а Нина неловко шлепнулась на велюровый чехол сиденья Светкиной навороченной тачки.
   – Не умею я в эти машины… – виновато пробормотала она и прижала к груди свой пакет. Ручка зонта уперлась ей практически в глаз.
   – Ну! Как ты?! – набросилась на Нину Светлана. – Сто лет не виделись!
   – Да что я… Я – ничто и никак! Ты-то как! На одном пальце небось сто тысяч долларов!
   – А-а-а! – махнула своими кольцами Светка. – Ерунда… платина…
   – Ну… если платина… то, конечно, ерунда, – согласилась Нина. – Особенно, если с бриллиантами – то лучше уж и выбрось! Чего, в самом деле, позориться?
   Светлана захохотала, и Нина увидела лучики тоненьких морщинок, разбегающиеся от глаз бывшей школьной подруги. Да-а-а, время никого не щадит.
   – А ты все та же! – весело констатировала Светка и так лихо стартовала с места, что зонт все-таки заехал своей ручкой Нине в глаз. – Рассказывай, как живешь!
   – Говорю же, рассказывать особенно нечего… А куда мы едем? – Нина, потирая подглазье, посмотрела в окно и увидела, что они удаляются от ее дома. – Мне домой надо, у меня Лялька не кормлена…
   – Лялька – это кто?
   – Это моя дочка.
   – Маленькая, что ли?
   – Ага, всего двадцать с хвостиком.
   – Тогда перебьется и без кормежки! А муж-то у тебя сам поесть в состоянии или ты и его все еще грудью кормишь?
   – Кто его знает, чем его там кормят…
   – Где?
   – Кто его знает, где…
   – В разводе, что ли?
   – Ага.
   – Тогда это здорово облегчает нам дело. Позвони своей Ляльке, скажи, что приедешь поздно, а она… чтобы где-нибудь поела, например, у соседей! У вас хорошие соседи?
   – Хорошие. У них снега зимой не выпросишь.
   – Ну… тогда пусть Лялька сделает разгрузочный день! Очень полезно для фигуры! Звони!
   – Откуда же я позвоню?
   – У тебя что, и телефона нет?
   – Почему нет? Дома есть, а вот мобильником, извини, не разжились. Одними только вот сосисками с макаронами!
   – Держи! – Светлана бросила Нине в пакет крохотный ярко-красный телефончик.
   – Я и пользоваться-то им не умею.
   – Нажми кнопку наверху в центре, где изображена телефонная трубка, и набирай номер.
   Нина попыталась сделать то, что ей велели, нажимая на малюсенькие кнопочки с циферками, но у нее ничего не получилось.
   – Нет, не могу! Это удовольствие не для людей с моим достатком, – усмехнулась она, разглядывая дорогую игрушку.
   – Зачем ты так давишь-то?
   – А как надо?
   – Ноготком и слегка – вот как! – Светлана так молодецки свернула влево, что ей на обтянутые сверкающими колготками колени вывалилась из Нининого пакета книга про директора банка и удачливую библиотекаршу, а сама Нина завалилась ей на плечо.
   – Неужели ты читаешь это дерьмо? – Светка брезгливо сбросила книжку в яркой обложке себе под ноги.
   – Ага, читаю, уходя, таким образом, от суровой действительности в сладкую страну грез и мечты.
   – Ясно… Звони, говорю! А то будешь весь вечер дергаться!
   Нина раскорячила пальцы, с большим трудом своими неухоженными ногтями набрала домашний номер и прислонила телефончик к уху. Привычного внушительного микрофона старых стационарных аппаратов перед губами не было, что ей совершенно не понравилось.
   – Интересно, и куда тут говорят, если… – начала Нина и тут же вынуждена была себя прервать, поскольку дочь отозвалась в ухо неожиданно громко. – Лялька! – закричала и она на всю машину, будто бы они пошли в дремучий лес по грибы, и дочка где-то там потерялась. – Ты меня слышишь? Ты меня хорошо слышишь? Ничего я не ору! Ничего не случилось! Я говорю – ни-че-го не слу-чи-лось! Да не ору я! – все-таки вынуждена была вернуться в обычную свою тональность Нина. – Я хочу сказать, что приду сегодня поздно. Что? Когда? Не знаю когда… Нет, не с мужчиной… Знаю, что зря… Ну вот честное слово, что не с мужчиной! Сделай себе яичницу! А в кухонном шкафу, в самом низу, еще есть банка тушенки… Ничего не древняя… Не помрешь! Ну все! Я по мобильнику! Это дорого! Целую! Да не мужской это мобильник! – Она отняла аппаратик от уха и спросила: – Как отключиться-то?
   Светлана выхватила у нее телефон, сама выключила его, а машина так забрала вправо, что у Нины перехватило дыхание.
   – Ну ты лихачка! – восхищенно сказала она.
   – Время – деньги! Знаешь, поди, такую поговорку.
   – Так ты, значит, у нас бизнесвумен?
   – Ну… вроде того…
   – Так куда мы все-таки едем? Если в ресторан, то я не пойду, потому что на мне джинсы, Лялькин старый свитер и мокрые колготки.
   – Не в ресторан. Ко мне.
   – А твой муж? Вдруг ему это не понравится?
   – Да кто его будет спрашивать, что ему понравится, а что нет?
   – Свет! А он у тебя кто?
   – Да никто! Тарасов. Слыхала?
   Нина тут же вспомнила солнечную урну и удивленно спросила, совершенно не рассчитывая на положительный ответ:
   – Это тот… у которого магазины… «Вега»?
   – Да, – совершенно равнодушно отреагировала Светлана.
   – И ты при этом считаешь, что он никто? – ахнула Нина и, закрыв рот рукой, удивленно покачала головой. Надо же! Значит, можно считать, что грязью ее окатил практически сам Тарасов, Михаил Иннокентьевич, как она того и желала.
   – Конечно, никто! Это мои магазины, а Мишка – так… ширма… Женщине трудно в бизнесе. Мы делаем вид, что бизнесмен он, а я только на подхвате.
   – А на самом деле…
   – А на самом деле он безмозглый болван, и я давно выгнала бы его в три шеи, если бы не его имя, которое уже, считай, фирменный знак.
   – Слушай, Светка, а в депутаты-то хоть он пробивался или…
   – Разумеется, «или»!
   – Нет, ты что, хочешь сказать, что ты еще и депутатша?
   – Я всего лишь жена депутата Тарасова, но на самом деле все это нужно было мне!
   – Тебе что, мало магазинов? – искренне удивилась Нина. – Неужели ты решила, как некоторые исторические уже товарищи, тоже «сходить во власть»?
   – Нужна мне эта власть, как… – и Светка заковыристо выругалась. – Мне нужны мои магазины, а на землю, на которой они стоят, кое-кто давно уже разевает рот, и потому без депутатских прав и возможностей мне никак! Понимаешь?
   – Не очень…
   – Ну и не надо тебе понимать! Ты же не собираешься заводить себе магазин!
   – Честно говоря, даже если бы и собралась, то вряд ли у меня получилось бы.
   – Да, сейчас куски уже все поделены, сейчас удержать бы!
   – Свет! Ты меня, конечно, прости, но урны твои – прямо умора! Я каждый день хохочу, когда мимо прохожу!
   – У-у-у! – прорычала Светлана. – Ненавижу!
   – Урны?
   – Мишку, кретина! Один-единственный раз позволила ему себя проявить, так на тебе – урны «Тарасов»! Я ему говорю: «Зачем ты, идиот, это сделал?» – а он, представляешь, сказал, для того, чтобы электорат знал, что он заботится о чистоте родного города. А я ему говорю: «Неужели ты не чувствуешь двусмысленности того, что урна носит твою фамилию?..»
   – А он?
   – А что он? Что с дурака взять?
   Нина посмотрела в залитое дождем окно. Они выезжали уже на площадь Победы и двигались в сторону Московского шоссе.
   – Где же вы живете? – спросила она.
   – Где придется, – небрежно ответила Светка, будто в своем апельсиновом пиджаке бомжевала под питерскими мостами. – У нас квартира в центре и коттедж за городом. Мы сейчас туда. Там Мишка. Надеюсь, накормит. На предмет жратвы он – прямо поэт! Ему бы в ресторане работать! Шеф-поваром!
   – А дети… У вас есть дети?
   – Сын у нас – Пашка, Павлик ненаглядный. Двадцать четвертый год идет. Универ заканчивает. Мы ему квартиру купили на Петроградской. Так что не досаждаем, понимаешь!
   – Ну и как он там? Не боишься за него?
   – Знаешь, в каждой избушке свои погремушки! Кто-то не знает, как сдержать юношескую, извини, сексуальность, а у нашего – одна учеба на уме… Программист хренов! С такими девчонками знакомила – и ничего! Знаешь, я иногда даже начинаю подумывать, может, он нетрадиционной ориентации…
   – Да ладно…
   – Хотелось бы и мне, чтобы было «да ладно».
   Через некоторое время, в течение которого бывшие одноклассницы весело оглядывали друг друга, шутили и улыбались, машина остановилась у красивых кованых ворот, навешенных на два краснокирпичных столба, очень ярких от дождя. Светлана вышла из машины, что-то где-то нажала, и ворота распахнулись.
   На крыльцо тоже краснокирпичного дома выскочил высокий мужчина в спортивном костюме и с большим клетчатым зонтом над головой.
   – Знакомься, Нина, это мой муж – Михаил! – церемонно представила его Светлана и без перехода добавила: – Мишка! Есть охота – сил нет!
   – Все сейчас будет! – ответил Михаил, очень похожий на свои многочисленные портреты, галантно подал руку Нине и провел ее в ярко освещенный холл.
   Ее мокрые ноги сразу утонули в пушистом ковре цвета морской волны. У большого зеркала в золоченой широкой раме стоял низкий столик, заваленный журналами и книгами. Его окружали бело-розовые, необычной формы кресла, похожие на медуз. В напольных белых вазах стояли декоративные золотые ветки. Стены были обиты поблескивающим бледно-зеленым, под цвет ковра, материалом. В холл выходило несколько бело-золотых высоких дверей, а вверх вела винтовая лестница с перилами, покрытыми медово-золотистым деревом или, может быть, пластиком.
   Такие интерьеры Нина видела только в кино, рекламных журналах и телепередаче «Пока все дома». Прижимая к груди пакет с продуктами, она озиралась по сторонам, как девочка Элли в Изумрудном городе.
   – Да брось ты свои сосиски, честное слово! – раздражилась Светка, вырвала у Нины пакет и швырнула его в медузообразное кресло. – Мишка даст тебе потом с собой что-нибудь получше! Проходи в комнату.
   Комната тоже была отделана в стиле самых современных технологий и напоминала стерильно отмытый офис, ординаторскую или даже операционную: белые стены, кремовые жалюзи, безделушки с металлическим покрытием, утопленные в панелях светильники, кожаная скользкая мебель. Нина подумала, что она не хотела бы так жить. Для нее родной дом – это теплая, немного тесная нора с темной мебелью, тяжелыми шторами, большим количеством книг и матерчатыми уютными абажурами над лампами, льющими желтый свет.
   – Садитесь, Нина, к камину. Такая сырость на улице… – услышала она голос Тарасова. – Светочка скоро придет.
   Нина обернулась. Позади нее действительно находился камин, самый настоящий, пышущий красным жарким огнем. Перед ним стояло кресло-качалка с небрежно брошенным на спинку полосатым пледом. Пушистый яркий плед, кресло и огонь резко диссонировали с белоснежной комнатой, чему Нина очень обрадовалась. Она аккуратно положила плед на рядом стоящий стул и осторожно опустилась в кресло.
   – Надо поближе! – К ней подошел Тарасов, подвинул ее вместе с креслом к огню, бережно накрыл ей ноги пледом, даже слегка качнул и сказал: – Светлана после тяжелого рабочего дня как минимум полчаса проводит под душем. Вы уж простите ее. Она действительно много работает и устает. А я сейчас все приготовлю для ужина.
   Потрясенная Нина, вжавшись в кресло, напряженно кивнула. Неужели в этих глупых книжонках пишут правду? Вот она, Нина, не только не библиотекарь, а даже наоборот, самый тривиальный инженер и сидит в кресле-качалке перед настоящим камином, как в каком-нибудь сериале, ноги ей укрыл дорогущим пледом очень богатый и известный в городе человек, а теперь еще и готовит для нее ужин. Она прикрыла глаза так, чтобы оставалась узенькая щелка, через которую можно было следить за Тарасовым. Нет, пожалуй, он все-таки не очень похож на свои портреты, которыми был облеплен весь их район во время избирательной кампании. На портретах у него волевое, суровое лицо хозяина жизни, а здесь, дома, он выглядит, во-первых, гораздо старше, а во-вторых, проще и даже… симпатичнее. У него теплые карие глаза, коротко остриженные густые волосы – то, что называют «перец с солью», – и хороший рост.
   А что, если представить, что никакой Светки нет! Будто бы это не она, а он обрызгал ее грязью и теперь заглаживает свой проступок камином, ужином при свечах… Вот сейчас переоденет ее вместо замызганного плаща в норковое манто… или нет… зачем ей летом, да еще и в доме, манто… Он предложит ей надеть шелковое и обязательно декольтированное платье, застегнет на шее жемчужное колье… Нет, декольтированное не подойдет. У нее страшенный застиранный бюстгальтер, у которого и лямки-то не отстегиваются… Ну так и что! Он преподнесет ей в большой подарочной коробке невесомое прозрачное белье… Ой, а ногти… у нее такие ногти… Щипчики месяц назад сломались, а отдать деньги за маникюр в парикмахерской ее, как сейчас говорят, душит жаба. Можно, конечно, почаще держать руки опущенными… Но босоножки у нее тоже не фонтан. Они и к джинсам не подходят, а уж к вечернему платью и подавно… Нина вздохнула… Нет, она не по зубам миллионерам: на нее надо здорово тратиться. Так и разориться недолго. Она согнала с лица мечтательное выражение, с удовольствием отдалась теплу, идущему от камина, и перестала о чем-либо думать вообще.
   – Нинка, ты прости! Если я не приму душ, то не человек! – в комнату шумно ввалилась Светлана в длинном, до пят, черном махровом халате и с намотанным на голове таким же черным полотенцем. – Если хочешь, можешь тоже принять! Только я, уж извини, буду есть! Просто умираю с голода! – и она плюхнулась на низкое кресло у небольшого столика, на котором Тарасов уже расставил приборы, фужеры, бутылки и кое-какие закуски.
   – Нет, – покачала головой Нина. – Сто лет не виделись, а я вдруг потащусь в душ! Я, Светка, чистая! Клянусь!
   – Придется поверить тебе на слово. Двигай к столу.
   Нина не без труда выбралась из качалки и опустилась в кресло рядом с бывшей одноклассницей. Стол был красиво сервирован, а на блюдах лежало ассорти мясное и рыбное, стояли изящные емкости с крошечными огурчиками, грибами, икрой и еще… и еще с чем-то, что Нина видела впервые в жизни. Светлана плеснула себе в фужер красного вина и одним духом выпила.
   – Обожаю «Хванчкару»! Казалось бы, сейчас могу себе все, что угодно, позволить, а прошу Мишку покупать в нашей «Веге» вот эти рябые бутылки с дешевой «Царицей Тамарой». Мишаня-я-я! – оглушительно крикнула она. – Тащи сразу горячее!
   Тарасов из глубины дома прокричал ей в ответ что-то маловразумительное, а Светка уже наливала вино Нине и накладывала ей в тарелку всякую всячину.
   – Ну, давай выпьем за встречу! – подняла она на Нину светло-голубые, выпуклые, в загнутых светлых ресницах глаза с только что тщательно смытой тушью. – Я очень тебе рада!
   Они весело чокнулись, выпили, и Нина подумала, что «Царица Тамара» и впрямь ничего.
   – Вот скажи честно, Нинка, могла ли ты, когда мы сидели за одной партой, предположить, что из меня бизнесменша получится? – засунув в рот целый огурчик и хрустя им, спросила Светлана.
   – Тогда, если ты помнишь, наша Маргарита Иванна говорила, что, если Света Белова очень постарается, то, возможно, ее возьмут в парикмахерши, – рассмеялась Нина. – А слово «бизнес» вообще было ругательным.
   – Нет, ты все-таки не увиливай от ответа на вопрос: могла ли ты предположить, что я, серая троечница и та самая Светка Белова, которая могла рассчитывать только на парикмахерскую, буду владеть пятью магазинами?
   – У тебя целых пять магазинов? – удивилась Нина.
   – Ага, пять. И для шестого уже выкупила у муниципалитета помещение в доме у метро на Васильевском острове. Слушай, ты опять ловко ушла от моего вопроса! Говори быстро, могла предположить? Могла?
   Нина не знала, чего хотела от нее Светлана: чтобы она восхитилась ее неожиданно вдруг прорезавшимися способностями или сказала бы, что всегда их в ней подозревала. Минуту промедлив, Нина выбрала второе:
   – Ну… дурой ты никогда не была!
   – Это точно! – расплылась в улыбке Светлана, и Нина поняла, что попала в десятку.
   Как раз в этот момент в распахнутую дверь депутат Тарасов вкатил сервировочный столик с тарелками. Аромат чего-то душисто-пряно-мясного мгновенно наполнил всю комнату.
   – Ну! Что я тебе говорила! Чуешь, как пахнет! Поэт кухни! Певец жратвы! Вот в этом ему равных нет! – весело хвалила мужа Светка.
   Смущенно улыбающийся Тарасов поставил перед женщинами исходящие жаром тарелки и присел на такой же низкий, как кресла, диванчик. Нина обратила внимание, что у него красивые и тонкие руки с сильными длинными пальцами, и опять представила, как он этими самыми пальцами застегивает у нее на шее жемчужное колье. А что такого? Светке он все равно не нравится и надоел, а ей, Нине, вроде ничего… А что подержанный, так не страшно… К секонд-хенду ей не привыкать.
   Мясо было таким вкусным и тающим во рту, что некоторое время все молча ели. Отправив в рот последний кусочек, Светлана сказала:
   – Ну вот! Мы у тебя как на ладони. Вроде бы и рассказывать больше особенно нечего. Ты-то как живешь?
   – По-моему, по мне все видно без комментариев, – смутившись, ответила Нина. Вообще-то по поводу своей нищеты она уже давно перестала смущаться, но тут, на глазах у Тарасова с его тонкими пальцами и по-детски длинными ресницами, ей почему-то вдруг стало стыдно и за растянутый Лялькин свитерок, и за потертые джинсы, и даже за двадцатирублевое нефритовое колечко на пальце. – Работаю… Все там же, на «Петростали»…
   – Так вас же, по-моему, продали? Или я ошибаюсь? – вскинула белые бровки Светлана.
   – Продали многие цеха, но не все еще.
   – Это не у вас теперь мармелад делают?
   – У нас. И мармелад у нас, и сельдь пряного посола у нас. Не поверишь, но стальные слитки теперь селедкой с укропом пахнут!
   – Так надо же оттуда срочно ноги делать!
   – Некуда мне идти, Светка. И лет уже много, да и ничего, кроме своей экспертизы, я не умею.
   – Что за экспертиза?
   – Определяем причины брака.
   – Селедки пряного посола?
   – Ты зришь в корень. Брака все меньше и меньше по причине того, что завод почти уже не выпускает стальных изделий и скоро вообще накроется медным тазом.
   – Как же вы существуете?
   – За весь завод тебе не скажу, а нам начальник иногда подкидывает работенку от Центра независимой потребительской экспертизы.