Страница:
Однако в понимании времени, помимо вышеприведенных крайних точек зрения, существует множество и других подходов. Время определяли и как чистую длительность, и как последовательность событий, и как отношение, и как динамическое пространство, и как непрерывно рождающееся настоящее. Последний подход касается древней, как мир, проблемы соотношения "прошлого - настоящего -- будущего". Многие крупнейшие мыслители так или иначе высказывались по данному вопросу. Но самым оригинальным и очень неожиданным является концепция, сформулированная русским философом и богословом Алексеем Введенским. В начале века, выступая с актовой речью в Троице-Сергиевой лавре, он предложил следующее определение времени: "Реально существует только настоящее, и само время есть не что иное, как передающее себя из момента в момент вечно возрождающееся настоящее"*.
Это -- философский ответ на поставленный вопрос. Можно и в поэтической форме задать этот вопрос и ответить на него устами самих же поэтов. "Но как нам быть с тем ужасом, который был бегом времени когда-то наречен?" -- обращалась к читателям Анна Ахматова. Наверное, подобный вопрос вставал перед людьми во все времена, просто никому не удавалось сформулировать его так, чтобы в одной трагической фразе выразить не только суть проблемы, волнующую и поэта, и читателя, но и страх перед ее кажущейся неразрешимостью. На вопрос поэта лучше ответить словами другого поэта, творившего четырьмя веками раньше. "Увы, не время проходит, проходим мы" -- так сказал Пьер Ронсар, перефразировав Талмуд.
Конечно, афоризм, хотя и помогает понять проблему, не решает ее. Решение принадлежит космистской мысли, вернее, тем ее представителям, которые на протяжении всей ее истории доказывали, что времени (и пространства) вне природы, Вселенной, отдельно от них не существует. Время -- лишь один из атрибутов материи в целом и выражение длительности существования конкретных ее проявлений, в том числе людей и вещей.
Время реально, поскольку выражает материальное движение, длительность природных и социальных явлений. Следовательно, и временные отношения существуют лишь постольку, поскольку они складываются между их материальными носителями. Чтобы привести все возможные временные отношения в упорядоченную связь, их необходимо взять не во внешнем сопоставлении друг с другом (такое сопоставление ничего не дает), а в рамках целостной системы. Для человеческого рода и окружающих вещей такой материальной системой является планета Земля (в ее природной истории и развитии), существующая и движущаяся в составе целостной Солнечной системы. Именно длительность существования таких целостных космических систем позволяет упорядочить все временные события, происходившие, происходящие и те, которым еще предстоит произойти. Естественно, что в рамках данной целостной космической системы все связанные с ней временные отношения выступают как внутренние.
Тем самым и прошлое, и настоящее, и будущее людей неотделимы от прошлого, настоящего и будущего их космической колыбели, как образно Циолковский назвал Землю, но которой является не одна только Земля, а и вся Солнечная система, Галактика, метагалактика, Вселенная в целом, поскольку все они (каждая в своих пространственных и временных границах) являются определенными системами.
Издревле выдвигались идеи подчинения пространства и времени человеку. Среди русских космистов ее наиболее последовательным сторонником и пропагандистом был Н.А. Морозов (1854--1946) -- легендарный ученый, писатель, революционер-народоволец, приговоренный к пожизненному заключению и почти 30 лет проведший в тюрьме, из них около 25 лет -- в одиночной камере Шлиссельбургской крепости. Именно здесь пришла к нему мысль (и он принялся за ее обоснование) совершить побег путем перемещения в иное пространственное и временное измерение.
В тюремной камере больной туберкулезом и цингой ученый-мученик написал множество научных работ по астрономии, астрофизике, химии, минералогии, высшей математике, метеорологии, воздухоплаванию, авиации, возможным перемещениям во Вселенной, истории науки и религии. В его постоянном поле зрения находился широкий спектр космических проблем -- от их глубинных истоков (с этой целью он специально выучил иврит и другие древнесемитские языки) до полуфантастических целей отдаленного будущего.
В послереволюционное время Морозов был бессменным председателем Русского общества любителей мироведения (вплоть до его роспуска в 1930 году под надуманным предлогом) и директором Естественно-научного института им. Лесгафта. За этот период ученый опубликовал десятки статей и книг (среди них семитомное исследование "Христос"), прочитал сотни лекций (в том числе не имеющий аналогов спецкурс "Мировая космическая химия", посвященный эволюции Вселенной), поставил ряд уникальных экспериментов (включая нетривиальный опыт по проверке специальной теории относительности -- с помощью артиллерийских орудий, стрелявших одновременно в противоположных направлениях), воспитал плеяду ученых-единомышленников и организаторов науки, провел не поддающееся учету множество семинаров, обсуждений, встреч (немало у себя на квартире).
Космизм русского энциклопедиста проявился в самых различных формах -- от глубоких естественно-научных изысканий до "звездного цикла" стихов. В 1920-е годы Морозов специально занимался вопросом о галактических воздействиях на человека и все живое в русле традиционных для отечественной науки проблем космобиологии. Сохранились воспоминания А.Л. Чижевского об этом периоде и о продолжительных беседах двух русских космистов. Морозов был человеком, беспредельно преданным небу, его мысль была постоянно устремлена в космос. Он рассуждал: "Космические магнитные силовые линии, подобно гигантской паутине, беспорядочно заполняют все мировое пространство. Природа настолько значительней, чем ее рисует мозг человека, что она безусловно владеет такими поразительными возможностями, которые человек не может производить в своих земных лабораториях"*.
* Чижевский А.Л. Вся жизнь. М., 1974. С. 204--205.
Еще задолго до этого, в полутемной одиночке Шлиссельбургской крепости, Морозов написал несколько космистских эссе (научных полуфантазий, как он сам их охарактеризовал), объединенных в сборнике "На границе неведомого". В нем затронуто множество извечных космистских вопросов: о циклическом развитии Вселенной и эрах жизни, о глубинных законах, объединяющих живое и неживое, об атомах-душах, о будущих путешествиях в мировом пространстве. Перечисленные проблемы -- всего лишь отдельные грани единого и целостного космического мировидения. Сам автор следующим образом определял направленность своих размышлений (первоначальные записи-наброски он ухитрялся тайно направлять другим узникам-шлиссельбуржцам и устраивать с ними заочное обсуждение): "Да, мы живем на границе неведомого. Как часто, глядя ночью в глубину небесного пространства, я, еще мальчиком, чувствовал себя как бы на берегу бездонного океана. Берегом его была земля, на которой я жил, а бездонным океаном представлялось мировое пространство передо мною и надо мною. И сколько в нем было неведомого!"*.
Вопрос, заданный еще ребенком, продолжал занимать русского космиста на протяжении всей его жизни. Один из ответов родился при ночном созерцании звездного неба, едва различимого через слуховое окошко тюремной камеры: "Душа всякого живого существа -- это Вселенная в самой себе и при биологическом развитии жизни на небесных светилах стремится от поколения к поколению к одной и той же вечной цели -- отразить в себе в малом виде образ внешней бесконечной Вселенной, дать в себе отзвук на всякую совершающуюся в ней где-либо перемену"**.
Морозова постоянно волновали вопросы обращения времени. Он одним из первых дал подробную и беспристрастную естественно-научную картину неизбежных астрономических, физических, химических и биологических процессов, которые неотвратимо должны произойти, если время вдруг потечет вспять. Его концепция возможности путешествия во времени была наивной и опиралась на представления о волнообразной природе времени. Он проводил буквальную аналогию между волнами времени и человеком, плывущим в лодке по бушующим волнам. "С этой точки зрения, -говорил ученый в докладе на Первом съезде русского общества любителей мироведения, -- прошлые дни, годы и века существования Вселенной не превратились в небытие, а только ушли из нашего поля зрения, подобно тому, как картины природы уходят из поля зрения пассажиров, несущихся в поезде по полотну железной дороги. В этом случае, действительно, в р е м я -целиком налегает на п р о с т р а н с т в о, и все видимые нами видоизменения пейзажей остаются для нас не только сзади, но и в прошлом. Но они там не исчезают, и, возвратившись назад, мы вновь можем проехать по железной дороге тот же путь и видеть все детали прилегающих местностей в той же самой последовательности"*. В целом же ученый считал, что реально существует только прошлое и будущее, а настоящего нет, оно -чистая фикция, "щель в вечности" между прошлым и будущим (еще один нетривиальный подход в понимании времени!). И все это связано со "всеобщей психической космо-кинематографичностью" -беспрестанным круговоротом Вселенной.
Уделяя пристальное внимание новым идеям в различных областях естествознания, Морозов был одним из первых среди русских ученых, кто дал содержательную и конструктивную критику набиравшей в ту пору силу теории относительности. В 1919 году он сделал по данной проблеме доклад в астрономическом обществе (а год спустя опубликовал его в расширенном виде), в котором отметил главную отличительную черту теории Эйнштейна: место старых ниспровергнутых абсолютов заняли новые -- пусть необычные и экстравагантные, но с методологической точки зрения точно такие же -- абсолюты (и в первую очередь -- "абсолютное постоянство скорости волн").
Космистское мировоззрение Морозова было развито не в одних только естественно-научных и натурфилософских работах. В шлиссельбургской одиночке русский мыслитель создал поэтический цикл "Звездные песни" (первопубликация -- 1910 год; за содержащиеся в нем революционные идеи автор, выпущенный на свободу на волне революции 1905 года, был вновь приговорен к тюремному заключению). Три главных темы доминируют в космических стихах Морозова: 1) единство Макро- и Микрокосма; 2) космическая природа любви; 3) космическая предопределенность человеческой судьбы. Кредо космистского миропонимания сформулировано в программном стихотворении "В вечности":
* Морозов Н.А. Принцип относительности в природе и математике. Пб., 1922. С. 9.
В каждом атоме Вселенной,
От звезды и до звезды,
Видны жизни вдохновенной
Вездесущие следы.
Торжеством бессмертья вея,
Мысль летит издалека,
И проносятся над нею
Непрерывные века.
В ней проходит, как на ленте,
Каждый вздох и каждый стон,
Заключен в одном моменте
Целый ряд былых времен.
В нескончаемом эфире
Целы все твои мечты, -
Не умрешь ты в этом мире,
Лишь растворишься в нем ты!
Вселенские законы, в чем бы они ни преломлялись -- в звездах, планетах или же в неразгаданной до конца космической среде, -- обусловливают существование всего живого, а у человека выступают еще и направляющей силой самого глубокого и гуманного чувства -- любви:
И властно дала бесконечность
Веление жизни: живи!
И жизнь переносится в вечность
Великою силой любви.
Космическую предопределенность поэт-ученый видел и в своей личной судьбе. Не считая возможным изменить заранее предопределенное и записанное в "звездной книге", он лишь просит Космического вершителя судеб пощадить возлюбленную поэта -- его будущую жену -- и возложить всю тяжесть страданий на него одного. Как и Циолковский, Морозов признавал атомы Вселенной живыми и одухотворенными. Квинтэссенцией поэтическо-философского космизма русского мыслителя может служить стихотворение "Силы природы", раскрывающее все грани и аспекты единения Большого Космоса (Вселенной) и Космоса Малого (Человека):
Сила сцепленья
Вяжет пары,
Мощь тяготенья
Держит миры,
Атомов сродство
Жизнь создает,
Света господство
К знанью ведет.
Шлет колебанья
Ток теплоты,
Силу сознанья
Чувствуешь ты,
Всюду движенье
Внес электрон...
Сил превращенье -
Жизни закон!
Все эти силы
В нашей крови
Объединила
Сила любви.
В ней оцепленье
Звездных основ
И тяготенье
Вечных миров.
В самом эфире,
В светлой зыби,
Слышится в мире
Слово: люби!
ВРЕМЯ -- В ПРОСТРАНСТВЕ, ПРОСТРАНСТВО -- ВО ВРЕМЕНИ
У французского поэта Жюля Лафорга (1860--1887) есть удивительное стихотворение "Жалоба Времени и его подруги -Пространства":
Мои руки протянуты вдаль. Столько рук, -
Но ни правой, ни левой, пространство вокруг
В беспредельном пути наткало парусины
Для себя, для беременной звездами сини.
Так друг друга собою наполнили мы -
Два поющих органа, две сомкнутых тьмы,
И поем каждой клеткой, молекулой каждой:
-- Это я! Это я! Но смешна наша жажда...
(Перевод Павла Антокольского)
Всем -- и поэтам, и ученым -- всегда было ясно: пространство невозможно без времени, время -- без пространства. Молодой В.И. Вернадский на языке науки четко обосновал пространственно-временное единство (континуум). В 1885 году, более чем за двадцать лет до появления работ по теории относительности, он писал: "Бесспорно, что и время и пространство в природе отдельно не встречаются, они нераздельны. Мы не знаем ни одного явления, которое бы не занимало части пространства и части времени. Только для логического удобства представляем мы отдельно пространство и отдельно время... В действительности ни пространства, ни времени в отдельности мы не знаем нигде, кроме нашего воображения"*.
Вернадский прекрасно сознавал, что ключ к пониманию глубинных закономерностей Космоса содержится в правильном понимании сути этих фундаментальных общенаучных понятий: они неотделимы друг от друга и представляют единый пространственно-временной континуум. Кроме того, Вернадский совершенно справедливо настаивал на различении между реальным пространством, изучаемым в естествознании, и идеальным геометрическим пространством. Первое именуется пространством натуралиста, второе -- пространством геометра. Задача же философии -- не допустить подмены или отождествления этих разнотипных понятий, указать и аргументированно доказать, что не первое (материальное) вытекает из второго (идеального), а наоборот: идеальное отображает материальное. Создатель учения о биосфере много размышлял над смыслом временных процессов, присущих "живому веществу. Опираясь на понятие "жизненное время", он выдвинул ряд чрезвычайно продуктивных идей, пока еще не нашедших достойного места в системе теоретического осмысления действительности. Решая "великую загадку вчера-сегодня-завтра" как целостного всеобъемлющего и всепронизывающего вселенского явления, Вернадский совершенно закономерно увязывал ее с решением другой, не менее важной, загадки "пространства, охваченного жизнью". Сквозь призму такого целокупного видения единого субстрата Мира время определялось как динамическое текучее пространство. Философские выводы великого русского натуралиста лучше всего подтверждают, как он сам же и выразился, непреодолимую мощь свободной научной мысли и творческой силы человеческой личности как проявления ее космической силы.
* Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988. С. 419.
Проблема неразрывности времени и пространства конструктивно исследовалась также М.М. Бахтиным в его литературоведческой концепции хронотопа (дословно и нераздельно -- "времяпространство") и А.А. Ухтомским на материале биологии и психологии. В философском плане все они исходили из идеи всеединства бесконечной и вечной Вселенной.
Всеединство как принцип (идея, категория) разрабатывался многими русскими философами (от И.В. Киреевского до А.Ф. Лосева), опиравшимися на солидные традиции мировой философии. На протяжении веков (начиная с неоплатонизма) сложилось общее понимание Всеединства как универсальной целостности мирового бытия и взаимопроникнутости элементов его структуры (при этом каждый элемент несет на себе отпечаток всего Универсума, который в природно-онтологическом аспекте отождествляется со Вселенной).
Уже А.С. Хомяков наметил общую линию, ставшую впоследствии генеральной, в теоретическом исследовании онтолого-гносеологической проблематики, связанной с объективным всеединством Макро- и Микрокосма. Обосновывая вселенский принцип Соборности, он видел в нем не только отражение целостности и полноты Мироздания, но также и свободного и органичного единства общества, исторического процесса, церкви, человека, познания и творчества.
Однако наибольший вклад в разработку концепции Всеединства внес В.С. Соловьев (1853--1900): в его философской системе данная идея является стержневой и прослеживается, начиная с внутренней целостности природы и кончая идеальным Богочеловечеством. Обобщенно-сжатая дефиниция Всеединства сформулирована им в энциклопедии Брокгауза -- Ефрона*, для которой был написан ряд основополагающих статей. Понимая под Всеединством целокупность всего со всем (или "всего во всем"), Соловьев различал Всеединство: а) отрицательное, или отвлеченное; б) положительное, или конкретное. Первое предполагает наличие некоторого общего Начала: таковым выступает материя в материализме или же самораскрывающаяся идея в идеализме. В положительном же смысле единое первоначало понимается в форме отношения всеобъемлющего духовно-органического целого к элементам и членам его составляющим. Идея Всеединства, спроецированная на "сложное и великолепное тело нашей Вселенной" позволяет проникнуть в ее сокровенные тайны, установить общие "космические цели" и "космические начала", раскрыть суть и закономерности тяготения, света, межзвездной среды, электромагнитных явлений и т.п. и, главное, органически вплести их в ткань мирового Всеединства.
В общем пафосе исследований всего русского космизма, где принцип Всеединства, спроецированный на бесконечный Космос, смыкается с классическим принципом материалистического монизма, что позволяет сформулировать положение о монистическом всеединстве материального мира. Наиболее отчетливо такой подход присущ космической философии Циолковского, чей наиболее известный из напечатанных трудов так и назывался -- "Монизм Вселенной". Здесь четко изложен главные тезисы, могущие служить отправными пунктами в дальнейшем осмыслении всей космистской проблематики. Вкратце они таковы: "Все непрерывно и все едино. Материя едина... Самое простое понятие -- время... Как и всякая величина, оно не имеет ни начала, ни конца... Всякий атом щедро одарен временем. Всякие громадные времена, известные в природе и воображаемые, -- совершенный нуль в сравнении с его запасом в природе. Величайший дар Космоса для всякой его части, значит, и для человека, нескончаемое время... [Пространство, время, сила] не существуют во Вселенной отдельно, но все они слиты в представлении о материи "*. Эти методологические выводы могут служить руководящей нитью для философско-гносеологического анализа актуальных вопросов современной космологической теории.
Применительно к современному этапу развития науки идея Всеединства в наибольшей степени доказывает свою методологическую и эвристическую плодотворность в процессе конкретного решения актуальных теоретических проблем. При этом исходный тезис состоит в том, что материальный базис Всеединства составляет физический Космос во всей неисчерпаемости своих законов, уровней, связей и отношений. Именно такой подход представляет ученым объективный критерий для установления истинности многочисленных и нередко взаимоисключающих друг друга абстрактно-математических теорий и моделей. Наука призвана воссоздавать интегративно-целостную картину природы, и наиболее действенным средством для этого является синтетическая методология, разработанная в русле русского (и мирового) космизма.
* Циолковский К.Э. Монизм Вселенной // Очерки о Вселенной. М., 1992. С. 144--146.
В современной науке наметился ряд путей по преодолению проблемных и кризисных ситуаций. Среди них возвращение к утраченным традициям прошлого; переход к менее парадоксальной теории; создание новых обобщенных абстракций (Миры иных реальностей и измерений, Высший универсум, Предвакуум, Абсолютное Ничто, хрональное поле и частицы времени -хрононы)*. Однако все предлагаемые перспективные и малоперспективные пути дальнейшего научного прогресса могут привести к позитивному результату лишь при условии достижений и выводов космистской философии и, в частности, принципа Всеединства, спроецированного на пространственно-временное единство Вселенной, и выяснения вклада в решение данного вопроса со стороны русского космизма.
Еще в 1876 году В.С. Соловьев, предвидя релятивизацию современной науки, недвусмысленно провозглашал: "Пространство и время соотносительны, то есть взаимоопределены, взаимно друг друга предполагают (это говорит о том, что в них нет ничего абсолютного, что они чисто относительны)"**. Общий вывод русских космистов: пространственно-временной континуум обусловлен материальным, природно-физическим всеединством объективного мира, а не наоборот, когда космические закономерности пытаются представить вытекающими из некоторых абстрактных математических моделей (их число формально не ограничено). "Материя есть возбужденное состояние динамической геометрии... Геометрия предопределяет законы движения материи..."***-- под таким заявлением видного американского космолога готово подписаться немало естествоиспытателей. Между тем философские принципы космизма предполагают совершенно иной подход: не математическая модель предписывает, какой должна быть Вселенная, а сам объективный мир и законы его развития являются критерием правильности любых теоретических предположений, объяснений и выводов.
* См. напр.: Кулаков Ю.И. Проблема первооснов бытия и Мир Высшей реальности.; Цехмистро И.З. О вакууме и пред-вакууме. // О первоначалах мира в науке и теологии. Спб., 1993; Вейник А.И. Термодинамика реальных процессов. Минск, 1991; Акимов А.Е., Бинги В.Н. Компьютеры, мозг и Вселенная. М., 1993.
** Соловьев В.С. София. Второй диалог: Космический и исторический прогресс // Логос. 1996. No7. С. 149.
*** Уилер Дж. Предвидение Эйнштейна. М., 1970. С 15--18.
Приведенная выше точка зрения Дж. Уилера относительно космистского смысла пространства отражает господствующий в современном естествознании подход к пониманию данной категории наряду с другой сопряженной с ней категорией -- временем. Это получило свое отражение и в канонических текстах: "Пространство и время в физике определяются в общем виде как фундаментальные структуры координации материальных объектов и их состояний: система отношений, отображающая координацию сосуществующих объектов (расстояния, ориентации и т.д.), образует пространство, а система отношений, отображающая координацию сменяющих друг друга состояний или явлений (последовательность, длительность и т.д.), образует время*.
В данном определении пространственность и временность сведены к координационным внешним отношениям, в которых они проявляются и вне которых якобы не существуют вообще. Такой вывод неизбежно вытекает, если проанализировать приведенную дефиницию, так сказать, методом от противного. Предположим, что пространство и время действительно всего лишь формы координации материальных объектов и их состояний. Затем представим изолированную вещь или процесс, которые ни в каких координационных отношениях с другими вещами или процессами не находятся. В таком случае выходит, что изолированный материальный объект не обладает ни пространственностью, ни временностью: ибо, по логике анализируемой дефиниции, раз нет координации (или других отношений) -- значит, нет места для пространства и времени.
Такой совершенно неприемлемый вывод обусловлен тем, что за основу пространства и времени берется не космическая целостная среда во всем многообразии ее проявлений, а некоторые несущностные отношения внешнего порядка, в которых реальная пространственность и временность, разумеется, выступает, но к которым ни в коей мере не сводится. Между тем в литературе последних лет реляционная концепция пространства и времени получила значительное развитие. Иногда она даже рисуется чуть ли не единственно возможной научной теорией. При подобном понимании налицо явное преувеличение одного из аспектов в познании закономерностей объективного мира.
Это -- философский ответ на поставленный вопрос. Можно и в поэтической форме задать этот вопрос и ответить на него устами самих же поэтов. "Но как нам быть с тем ужасом, который был бегом времени когда-то наречен?" -- обращалась к читателям Анна Ахматова. Наверное, подобный вопрос вставал перед людьми во все времена, просто никому не удавалось сформулировать его так, чтобы в одной трагической фразе выразить не только суть проблемы, волнующую и поэта, и читателя, но и страх перед ее кажущейся неразрешимостью. На вопрос поэта лучше ответить словами другого поэта, творившего четырьмя веками раньше. "Увы, не время проходит, проходим мы" -- так сказал Пьер Ронсар, перефразировав Талмуд.
Конечно, афоризм, хотя и помогает понять проблему, не решает ее. Решение принадлежит космистской мысли, вернее, тем ее представителям, которые на протяжении всей ее истории доказывали, что времени (и пространства) вне природы, Вселенной, отдельно от них не существует. Время -- лишь один из атрибутов материи в целом и выражение длительности существования конкретных ее проявлений, в том числе людей и вещей.
Время реально, поскольку выражает материальное движение, длительность природных и социальных явлений. Следовательно, и временные отношения существуют лишь постольку, поскольку они складываются между их материальными носителями. Чтобы привести все возможные временные отношения в упорядоченную связь, их необходимо взять не во внешнем сопоставлении друг с другом (такое сопоставление ничего не дает), а в рамках целостной системы. Для человеческого рода и окружающих вещей такой материальной системой является планета Земля (в ее природной истории и развитии), существующая и движущаяся в составе целостной Солнечной системы. Именно длительность существования таких целостных космических систем позволяет упорядочить все временные события, происходившие, происходящие и те, которым еще предстоит произойти. Естественно, что в рамках данной целостной космической системы все связанные с ней временные отношения выступают как внутренние.
Тем самым и прошлое, и настоящее, и будущее людей неотделимы от прошлого, настоящего и будущего их космической колыбели, как образно Циолковский назвал Землю, но которой является не одна только Земля, а и вся Солнечная система, Галактика, метагалактика, Вселенная в целом, поскольку все они (каждая в своих пространственных и временных границах) являются определенными системами.
Издревле выдвигались идеи подчинения пространства и времени человеку. Среди русских космистов ее наиболее последовательным сторонником и пропагандистом был Н.А. Морозов (1854--1946) -- легендарный ученый, писатель, революционер-народоволец, приговоренный к пожизненному заключению и почти 30 лет проведший в тюрьме, из них около 25 лет -- в одиночной камере Шлиссельбургской крепости. Именно здесь пришла к нему мысль (и он принялся за ее обоснование) совершить побег путем перемещения в иное пространственное и временное измерение.
В тюремной камере больной туберкулезом и цингой ученый-мученик написал множество научных работ по астрономии, астрофизике, химии, минералогии, высшей математике, метеорологии, воздухоплаванию, авиации, возможным перемещениям во Вселенной, истории науки и религии. В его постоянном поле зрения находился широкий спектр космических проблем -- от их глубинных истоков (с этой целью он специально выучил иврит и другие древнесемитские языки) до полуфантастических целей отдаленного будущего.
В послереволюционное время Морозов был бессменным председателем Русского общества любителей мироведения (вплоть до его роспуска в 1930 году под надуманным предлогом) и директором Естественно-научного института им. Лесгафта. За этот период ученый опубликовал десятки статей и книг (среди них семитомное исследование "Христос"), прочитал сотни лекций (в том числе не имеющий аналогов спецкурс "Мировая космическая химия", посвященный эволюции Вселенной), поставил ряд уникальных экспериментов (включая нетривиальный опыт по проверке специальной теории относительности -- с помощью артиллерийских орудий, стрелявших одновременно в противоположных направлениях), воспитал плеяду ученых-единомышленников и организаторов науки, провел не поддающееся учету множество семинаров, обсуждений, встреч (немало у себя на квартире).
Космизм русского энциклопедиста проявился в самых различных формах -- от глубоких естественно-научных изысканий до "звездного цикла" стихов. В 1920-е годы Морозов специально занимался вопросом о галактических воздействиях на человека и все живое в русле традиционных для отечественной науки проблем космобиологии. Сохранились воспоминания А.Л. Чижевского об этом периоде и о продолжительных беседах двух русских космистов. Морозов был человеком, беспредельно преданным небу, его мысль была постоянно устремлена в космос. Он рассуждал: "Космические магнитные силовые линии, подобно гигантской паутине, беспорядочно заполняют все мировое пространство. Природа настолько значительней, чем ее рисует мозг человека, что она безусловно владеет такими поразительными возможностями, которые человек не может производить в своих земных лабораториях"*.
* Чижевский А.Л. Вся жизнь. М., 1974. С. 204--205.
Еще задолго до этого, в полутемной одиночке Шлиссельбургской крепости, Морозов написал несколько космистских эссе (научных полуфантазий, как он сам их охарактеризовал), объединенных в сборнике "На границе неведомого". В нем затронуто множество извечных космистских вопросов: о циклическом развитии Вселенной и эрах жизни, о глубинных законах, объединяющих живое и неживое, об атомах-душах, о будущих путешествиях в мировом пространстве. Перечисленные проблемы -- всего лишь отдельные грани единого и целостного космического мировидения. Сам автор следующим образом определял направленность своих размышлений (первоначальные записи-наброски он ухитрялся тайно направлять другим узникам-шлиссельбуржцам и устраивать с ними заочное обсуждение): "Да, мы живем на границе неведомого. Как часто, глядя ночью в глубину небесного пространства, я, еще мальчиком, чувствовал себя как бы на берегу бездонного океана. Берегом его была земля, на которой я жил, а бездонным океаном представлялось мировое пространство передо мною и надо мною. И сколько в нем было неведомого!"*.
Вопрос, заданный еще ребенком, продолжал занимать русского космиста на протяжении всей его жизни. Один из ответов родился при ночном созерцании звездного неба, едва различимого через слуховое окошко тюремной камеры: "Душа всякого живого существа -- это Вселенная в самой себе и при биологическом развитии жизни на небесных светилах стремится от поколения к поколению к одной и той же вечной цели -- отразить в себе в малом виде образ внешней бесконечной Вселенной, дать в себе отзвук на всякую совершающуюся в ней где-либо перемену"**.
Морозова постоянно волновали вопросы обращения времени. Он одним из первых дал подробную и беспристрастную естественно-научную картину неизбежных астрономических, физических, химических и биологических процессов, которые неотвратимо должны произойти, если время вдруг потечет вспять. Его концепция возможности путешествия во времени была наивной и опиралась на представления о волнообразной природе времени. Он проводил буквальную аналогию между волнами времени и человеком, плывущим в лодке по бушующим волнам. "С этой точки зрения, -говорил ученый в докладе на Первом съезде русского общества любителей мироведения, -- прошлые дни, годы и века существования Вселенной не превратились в небытие, а только ушли из нашего поля зрения, подобно тому, как картины природы уходят из поля зрения пассажиров, несущихся в поезде по полотну железной дороги. В этом случае, действительно, в р е м я -целиком налегает на п р о с т р а н с т в о, и все видимые нами видоизменения пейзажей остаются для нас не только сзади, но и в прошлом. Но они там не исчезают, и, возвратившись назад, мы вновь можем проехать по железной дороге тот же путь и видеть все детали прилегающих местностей в той же самой последовательности"*. В целом же ученый считал, что реально существует только прошлое и будущее, а настоящего нет, оно -чистая фикция, "щель в вечности" между прошлым и будущим (еще один нетривиальный подход в понимании времени!). И все это связано со "всеобщей психической космо-кинематографичностью" -беспрестанным круговоротом Вселенной.
Уделяя пристальное внимание новым идеям в различных областях естествознания, Морозов был одним из первых среди русских ученых, кто дал содержательную и конструктивную критику набиравшей в ту пору силу теории относительности. В 1919 году он сделал по данной проблеме доклад в астрономическом обществе (а год спустя опубликовал его в расширенном виде), в котором отметил главную отличительную черту теории Эйнштейна: место старых ниспровергнутых абсолютов заняли новые -- пусть необычные и экстравагантные, но с методологической точки зрения точно такие же -- абсолюты (и в первую очередь -- "абсолютное постоянство скорости волн").
Космистское мировоззрение Морозова было развито не в одних только естественно-научных и натурфилософских работах. В шлиссельбургской одиночке русский мыслитель создал поэтический цикл "Звездные песни" (первопубликация -- 1910 год; за содержащиеся в нем революционные идеи автор, выпущенный на свободу на волне революции 1905 года, был вновь приговорен к тюремному заключению). Три главных темы доминируют в космических стихах Морозова: 1) единство Макро- и Микрокосма; 2) космическая природа любви; 3) космическая предопределенность человеческой судьбы. Кредо космистского миропонимания сформулировано в программном стихотворении "В вечности":
* Морозов Н.А. Принцип относительности в природе и математике. Пб., 1922. С. 9.
В каждом атоме Вселенной,
От звезды и до звезды,
Видны жизни вдохновенной
Вездесущие следы.
Торжеством бессмертья вея,
Мысль летит издалека,
И проносятся над нею
Непрерывные века.
В ней проходит, как на ленте,
Каждый вздох и каждый стон,
Заключен в одном моменте
Целый ряд былых времен.
В нескончаемом эфире
Целы все твои мечты, -
Не умрешь ты в этом мире,
Лишь растворишься в нем ты!
Вселенские законы, в чем бы они ни преломлялись -- в звездах, планетах или же в неразгаданной до конца космической среде, -- обусловливают существование всего живого, а у человека выступают еще и направляющей силой самого глубокого и гуманного чувства -- любви:
И властно дала бесконечность
Веление жизни: живи!
И жизнь переносится в вечность
Великою силой любви.
Космическую предопределенность поэт-ученый видел и в своей личной судьбе. Не считая возможным изменить заранее предопределенное и записанное в "звездной книге", он лишь просит Космического вершителя судеб пощадить возлюбленную поэта -- его будущую жену -- и возложить всю тяжесть страданий на него одного. Как и Циолковский, Морозов признавал атомы Вселенной живыми и одухотворенными. Квинтэссенцией поэтическо-философского космизма русского мыслителя может служить стихотворение "Силы природы", раскрывающее все грани и аспекты единения Большого Космоса (Вселенной) и Космоса Малого (Человека):
Сила сцепленья
Вяжет пары,
Мощь тяготенья
Держит миры,
Атомов сродство
Жизнь создает,
Света господство
К знанью ведет.
Шлет колебанья
Ток теплоты,
Силу сознанья
Чувствуешь ты,
Всюду движенье
Внес электрон...
Сил превращенье -
Жизни закон!
Все эти силы
В нашей крови
Объединила
Сила любви.
В ней оцепленье
Звездных основ
И тяготенье
Вечных миров.
В самом эфире,
В светлой зыби,
Слышится в мире
Слово: люби!
ВРЕМЯ -- В ПРОСТРАНСТВЕ, ПРОСТРАНСТВО -- ВО ВРЕМЕНИ
У французского поэта Жюля Лафорга (1860--1887) есть удивительное стихотворение "Жалоба Времени и его подруги -Пространства":
Мои руки протянуты вдаль. Столько рук, -
Но ни правой, ни левой, пространство вокруг
В беспредельном пути наткало парусины
Для себя, для беременной звездами сини.
Так друг друга собою наполнили мы -
Два поющих органа, две сомкнутых тьмы,
И поем каждой клеткой, молекулой каждой:
-- Это я! Это я! Но смешна наша жажда...
(Перевод Павла Антокольского)
Всем -- и поэтам, и ученым -- всегда было ясно: пространство невозможно без времени, время -- без пространства. Молодой В.И. Вернадский на языке науки четко обосновал пространственно-временное единство (континуум). В 1885 году, более чем за двадцать лет до появления работ по теории относительности, он писал: "Бесспорно, что и время и пространство в природе отдельно не встречаются, они нераздельны. Мы не знаем ни одного явления, которое бы не занимало части пространства и части времени. Только для логического удобства представляем мы отдельно пространство и отдельно время... В действительности ни пространства, ни времени в отдельности мы не знаем нигде, кроме нашего воображения"*.
Вернадский прекрасно сознавал, что ключ к пониманию глубинных закономерностей Космоса содержится в правильном понимании сути этих фундаментальных общенаучных понятий: они неотделимы друг от друга и представляют единый пространственно-временной континуум. Кроме того, Вернадский совершенно справедливо настаивал на различении между реальным пространством, изучаемым в естествознании, и идеальным геометрическим пространством. Первое именуется пространством натуралиста, второе -- пространством геометра. Задача же философии -- не допустить подмены или отождествления этих разнотипных понятий, указать и аргументированно доказать, что не первое (материальное) вытекает из второго (идеального), а наоборот: идеальное отображает материальное. Создатель учения о биосфере много размышлял над смыслом временных процессов, присущих "живому веществу. Опираясь на понятие "жизненное время", он выдвинул ряд чрезвычайно продуктивных идей, пока еще не нашедших достойного места в системе теоретического осмысления действительности. Решая "великую загадку вчера-сегодня-завтра" как целостного всеобъемлющего и всепронизывающего вселенского явления, Вернадский совершенно закономерно увязывал ее с решением другой, не менее важной, загадки "пространства, охваченного жизнью". Сквозь призму такого целокупного видения единого субстрата Мира время определялось как динамическое текучее пространство. Философские выводы великого русского натуралиста лучше всего подтверждают, как он сам же и выразился, непреодолимую мощь свободной научной мысли и творческой силы человеческой личности как проявления ее космической силы.
* Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988. С. 419.
Проблема неразрывности времени и пространства конструктивно исследовалась также М.М. Бахтиным в его литературоведческой концепции хронотопа (дословно и нераздельно -- "времяпространство") и А.А. Ухтомским на материале биологии и психологии. В философском плане все они исходили из идеи всеединства бесконечной и вечной Вселенной.
Всеединство как принцип (идея, категория) разрабатывался многими русскими философами (от И.В. Киреевского до А.Ф. Лосева), опиравшимися на солидные традиции мировой философии. На протяжении веков (начиная с неоплатонизма) сложилось общее понимание Всеединства как универсальной целостности мирового бытия и взаимопроникнутости элементов его структуры (при этом каждый элемент несет на себе отпечаток всего Универсума, который в природно-онтологическом аспекте отождествляется со Вселенной).
Уже А.С. Хомяков наметил общую линию, ставшую впоследствии генеральной, в теоретическом исследовании онтолого-гносеологической проблематики, связанной с объективным всеединством Макро- и Микрокосма. Обосновывая вселенский принцип Соборности, он видел в нем не только отражение целостности и полноты Мироздания, но также и свободного и органичного единства общества, исторического процесса, церкви, человека, познания и творчества.
Однако наибольший вклад в разработку концепции Всеединства внес В.С. Соловьев (1853--1900): в его философской системе данная идея является стержневой и прослеживается, начиная с внутренней целостности природы и кончая идеальным Богочеловечеством. Обобщенно-сжатая дефиниция Всеединства сформулирована им в энциклопедии Брокгауза -- Ефрона*, для которой был написан ряд основополагающих статей. Понимая под Всеединством целокупность всего со всем (или "всего во всем"), Соловьев различал Всеединство: а) отрицательное, или отвлеченное; б) положительное, или конкретное. Первое предполагает наличие некоторого общего Начала: таковым выступает материя в материализме или же самораскрывающаяся идея в идеализме. В положительном же смысле единое первоначало понимается в форме отношения всеобъемлющего духовно-органического целого к элементам и членам его составляющим. Идея Всеединства, спроецированная на "сложное и великолепное тело нашей Вселенной" позволяет проникнуть в ее сокровенные тайны, установить общие "космические цели" и "космические начала", раскрыть суть и закономерности тяготения, света, межзвездной среды, электромагнитных явлений и т.п. и, главное, органически вплести их в ткань мирового Всеединства.
В общем пафосе исследований всего русского космизма, где принцип Всеединства, спроецированный на бесконечный Космос, смыкается с классическим принципом материалистического монизма, что позволяет сформулировать положение о монистическом всеединстве материального мира. Наиболее отчетливо такой подход присущ космической философии Циолковского, чей наиболее известный из напечатанных трудов так и назывался -- "Монизм Вселенной". Здесь четко изложен главные тезисы, могущие служить отправными пунктами в дальнейшем осмыслении всей космистской проблематики. Вкратце они таковы: "Все непрерывно и все едино. Материя едина... Самое простое понятие -- время... Как и всякая величина, оно не имеет ни начала, ни конца... Всякий атом щедро одарен временем. Всякие громадные времена, известные в природе и воображаемые, -- совершенный нуль в сравнении с его запасом в природе. Величайший дар Космоса для всякой его части, значит, и для человека, нескончаемое время... [Пространство, время, сила] не существуют во Вселенной отдельно, но все они слиты в представлении о материи "*. Эти методологические выводы могут служить руководящей нитью для философско-гносеологического анализа актуальных вопросов современной космологической теории.
Применительно к современному этапу развития науки идея Всеединства в наибольшей степени доказывает свою методологическую и эвристическую плодотворность в процессе конкретного решения актуальных теоретических проблем. При этом исходный тезис состоит в том, что материальный базис Всеединства составляет физический Космос во всей неисчерпаемости своих законов, уровней, связей и отношений. Именно такой подход представляет ученым объективный критерий для установления истинности многочисленных и нередко взаимоисключающих друг друга абстрактно-математических теорий и моделей. Наука призвана воссоздавать интегративно-целостную картину природы, и наиболее действенным средством для этого является синтетическая методология, разработанная в русле русского (и мирового) космизма.
* Циолковский К.Э. Монизм Вселенной // Очерки о Вселенной. М., 1992. С. 144--146.
В современной науке наметился ряд путей по преодолению проблемных и кризисных ситуаций. Среди них возвращение к утраченным традициям прошлого; переход к менее парадоксальной теории; создание новых обобщенных абстракций (Миры иных реальностей и измерений, Высший универсум, Предвакуум, Абсолютное Ничто, хрональное поле и частицы времени -хрононы)*. Однако все предлагаемые перспективные и малоперспективные пути дальнейшего научного прогресса могут привести к позитивному результату лишь при условии достижений и выводов космистской философии и, в частности, принципа Всеединства, спроецированного на пространственно-временное единство Вселенной, и выяснения вклада в решение данного вопроса со стороны русского космизма.
Еще в 1876 году В.С. Соловьев, предвидя релятивизацию современной науки, недвусмысленно провозглашал: "Пространство и время соотносительны, то есть взаимоопределены, взаимно друг друга предполагают (это говорит о том, что в них нет ничего абсолютного, что они чисто относительны)"**. Общий вывод русских космистов: пространственно-временной континуум обусловлен материальным, природно-физическим всеединством объективного мира, а не наоборот, когда космические закономерности пытаются представить вытекающими из некоторых абстрактных математических моделей (их число формально не ограничено). "Материя есть возбужденное состояние динамической геометрии... Геометрия предопределяет законы движения материи..."***-- под таким заявлением видного американского космолога готово подписаться немало естествоиспытателей. Между тем философские принципы космизма предполагают совершенно иной подход: не математическая модель предписывает, какой должна быть Вселенная, а сам объективный мир и законы его развития являются критерием правильности любых теоретических предположений, объяснений и выводов.
* См. напр.: Кулаков Ю.И. Проблема первооснов бытия и Мир Высшей реальности.; Цехмистро И.З. О вакууме и пред-вакууме. // О первоначалах мира в науке и теологии. Спб., 1993; Вейник А.И. Термодинамика реальных процессов. Минск, 1991; Акимов А.Е., Бинги В.Н. Компьютеры, мозг и Вселенная. М., 1993.
** Соловьев В.С. София. Второй диалог: Космический и исторический прогресс // Логос. 1996. No7. С. 149.
*** Уилер Дж. Предвидение Эйнштейна. М., 1970. С 15--18.
Приведенная выше точка зрения Дж. Уилера относительно космистского смысла пространства отражает господствующий в современном естествознании подход к пониманию данной категории наряду с другой сопряженной с ней категорией -- временем. Это получило свое отражение и в канонических текстах: "Пространство и время в физике определяются в общем виде как фундаментальные структуры координации материальных объектов и их состояний: система отношений, отображающая координацию сосуществующих объектов (расстояния, ориентации и т.д.), образует пространство, а система отношений, отображающая координацию сменяющих друг друга состояний или явлений (последовательность, длительность и т.д.), образует время*.
В данном определении пространственность и временность сведены к координационным внешним отношениям, в которых они проявляются и вне которых якобы не существуют вообще. Такой вывод неизбежно вытекает, если проанализировать приведенную дефиницию, так сказать, методом от противного. Предположим, что пространство и время действительно всего лишь формы координации материальных объектов и их состояний. Затем представим изолированную вещь или процесс, которые ни в каких координационных отношениях с другими вещами или процессами не находятся. В таком случае выходит, что изолированный материальный объект не обладает ни пространственностью, ни временностью: ибо, по логике анализируемой дефиниции, раз нет координации (или других отношений) -- значит, нет места для пространства и времени.
Такой совершенно неприемлемый вывод обусловлен тем, что за основу пространства и времени берется не космическая целостная среда во всем многообразии ее проявлений, а некоторые несущностные отношения внешнего порядка, в которых реальная пространственность и временность, разумеется, выступает, но к которым ни в коей мере не сводится. Между тем в литературе последних лет реляционная концепция пространства и времени получила значительное развитие. Иногда она даже рисуется чуть ли не единственно возможной научной теорией. При подобном понимании налицо явное преувеличение одного из аспектов в познании закономерностей объективного мира.