Страница:
первостепенное значение. Выбор нового имени должен был опираться на круг
ассоциаций, знакомых русскому читателю, которые в то же время не были бы
исключительной монополией России. Выбор нового имени вел к
"транспонированию" всех связанных с ним деталей. Самое главное тут было
сохранить кэрролловский прием, своеобразную логику его повествования. Выбор
нового имени для кэрролловских героев - это определение их характеров, их
дальнейшего поведения. Это определение драматургии книги.
Вторым компонентом, на котором держится драматургия Кэрролла, является
игра слов. В его книгах практически нет юмора ситуаций - они строятся на
юморе слов и связанных с ним понятий. Для Кэрролла словесная игра
чрезвычайно важна сама по себе, она определяет поступки героев и развитие
сюжета. В этом, пожалуй, и заключается основное отличие Кэрролла от
большинства других писателей, даже юмористических, нередко прибегающих к тем
же приемам. Кэрролл - не юморист в обычном смысле слова. В первую очередь
его интересует тот разрыв, который существует между привычными,
устоявшимися, закрепленными вековым употреблением единицами языка и
обозначаемыми ими понятиями.
Тут переводчик снова сталкивается с трудностями, практически
непреодолимыми. Юмор характеров, юмор ситуаций сравнительно легко поддаются
переводу, однако словесная игра адекватно почти не переводится. Чаще всего
переводчику приходится выбирать между тем, что говорится, и тем, как это
говорится, то есть делать выбор между содержанием высказывания и
юмористическим приемом. В тех случаях, когда "содержание" является лишь
поводом для игры ума, мы отдавали предпочтение приему.
Вот, например, в главе II "Зазеркалья" Алиса спрашивает у Розы, не
страшно ли ей и другим цветам одним в саду.
"There is the tree iii the middle", said the Rose. "What else is it
good for?"
"And what could it do, if any danger came?" Alice asked.
"It could bark", said the Rose.
"It says _'Bough-wough'_", cried a Daisy. "That's why its branches are
called _boughs_" (Курсив наш. - H. Д.).
Игра строится на омонимии слов _bough_ (ветка) и _bough_, входящего в
состав звукоподражания _bough-wough_ (в русском языке ему соответствует
_гав-гав_!). Дерево, имеющее _ветки_, обретает способность _лаять_ и может
тем самым служить защитником цветам. По-русски _ветки_ и _лай_ не
связываются воедино. Отказавшись от буквального воспроизведения содержания
этого отрывка, мы решили все же не отходить от него очень далеко и обыграть
название дерева. Стали перебирать различные древесные породы. Многие из них
можно было как-то обыграть. Вяз, например, мог бы "вязать" обидчиков, граб
мог бы сам их "грабить". Сосна и ель вряд ли сумели б защитить цветы. Сосна
могла бы лишь сделать что-нибудь неожиданное "со сна"; ели только и знали
бы, что без остановки "ели", и т. д. В конце концов, остановились на дубе -
он мог бы повести себя решительнее и мужественнее, чем все другие деревья.
"- А вам никогда не бывает страшно? - спросила Алиса. - Вы здесь совсем
одни, и никто вас не охраняет...
- Как это "одни"? - сказала Роза. - А дуб на что?
- Но разве он может что-нибудь сделать? - удивилась Алиса.
- Он хоть кого может _отдубасить_, - сказала Роза. - Что что, а
_дубасить_ он умеет!
- Потому-то он и называется дуб, - вскричала Маргаритка" (Курсив наш. -
Н. Д.)
В некоторых случаях находилась возможность сохранить один компонент
каламбура, подстраивая к нему новый словесный ряд. В главе III "Страны
чудес" Алиса просит Мышь рассказать ей историю своей жизни.
"Mine is a long and a sad tale!" said the mouse, turning to Alice, and
sighing.
"It is a long tail, certainly", said Alice, looking down with wonder at
the Mouse's tail; "but why do you call it sad?" And she kept on puzzling
about it while the Mouse was speaking, so that her idea of the tale was
something like this...".
Далее следует знаменитое фигурное стихотворение, в котором
рассказывается о злоключениях Мыши, но, так как Алиса думает о мышином
хвосте, стихотворение это и имеет форму хвоста. Здесь, как всегда у
Кэрролла, органично сливаются форма и содержание, непосредственный смысл и
лукавое его обыгрывание, построенное на созвучии (tail - хвост и tale -
рассказ).
В переводе П. С. Соловьевой место это передано, как нам кажется,
чрезвычайно удачно:
"- Моя история - печальная история, - произнесла Мышь, вздыхая, - но
она полна самых интересных приключений, в которых я проявила много чувства и
большое самопожертвование. Узнав ее, вы не назовете меня _хвастуньей_, -
прибавила она, обращаясь к Алисе.
- Я уверена, что ваша история очень интересна, - сказала Алиса,
невольно глядя на _хвост_ Мыши, - но название _Хвастуньи_ все-таки очень к
вам подходит, и я не понимаю, почему вы не хотите, чтобы я вас так называла.
Она продолжала смотреть на хвост Мыши в то время, как та начала
говорить, так что рассказ представился ей в следующем виде...".
П. С. Соловьева вводит в текст замечание о мужестве и самоотверженности
Мыши; это короткое добавление дает ей возможность построить смешной
смысловой ряд: "хвастунья - хвостунья - хвост". Переход к фигурному
стихотворению идет естественно и без напряжения. А. Н. Рождественская
использует тот же ряд, пропуская, правда, при этом среднее ("хвостунья")
Звено.
Мы попытались решить эту проблему по-своему, введя в смысловой ряд,
исходящий из "хвоста", свое "производное":
"-Это очень длинная и грустная история, - начала Мышь со вздохом.
Помолчав, она вдруг взвизгнула:
- Прохвост!
- _Про хвост_! - повторила Алиса с недоумением и взглянула на ее хвост.
- Грустная история про хвост?
И, пока Мышь говорила, Алиса все никак не могла понять, какое это имеет
отношение к мышиному хвосту. Поэтому история, которую рассказала Мышь,
выглядела в ее воображении вот так..."
В работе над переводом Кэрролла на помощь нам пришла и так называемая
детская этимология. Ведь дети слышат слово "детским" ухом; оно предстает
перед ними во всем богатстве своих первоначальных связей, еще не стершихся
от ежедневного употребления. Именно в этом - в умении слышать слово, как его
слышат дети, - заключается одна из причин истинной оригинальности Кэрролла.
На "детской" этимологии построен и диалог в "Безумном чаепитии" (гл.
VII "Страны чудес").
"- И надо вам сказать, что эти три сестрички жили _припиваючи_, -
рассказывает Соня.
- _Припеваючи_? - переспросила Алиса. - А что они _пели_?
- Не _пели_, а _пили_, - ответила Соня. - Кисель, конечно" (Курсив наш.
- Н. Д.).
Здесь, конечно, следует дать пояснение: кэрролловское treacle мы
заменили в своем переводе на "кисель" - это слово гораздо ближе русским
детям, многие из которых, вероятно, и не знают, что такое "патока", да к
тому же "патока" не вызывает в нашем сознании никакого "этимологического
ряда". А "ряд" этот необходим - ведь сестрички Элси, Лэси и Тилли жили на
дне колодца... с патокой - по-английски, с киселем - по-русски.
"- Я не понимаю, - осторожно спросила Алиса. - Как же они там жили?
- Чего там не понимать, - сказал Болванщик. - Живут же рыбы в воде. А
эти сестрички жили в киселе! Поняла, глупышка?
- Но почему? - спросила Алиса.
- Потому что они были _кисельные_ барышни".
_Кисейные_ весьма близко по звучанию к _кисельным_ - отсюда некое звено
к _киселю_.
"Детская" этимология приходит на помощь и тогда, когда известное
речение понимается буквально, "реализуется". Льюис Кэрролл, сохранивший, как
никто, незамутненность детского взгляда, делает это особенно часто и охотно.
Он "реализует" метафору, понимая ее прямо и буквально. Приведем всего один
пример, хотя в книге их десятки.
"Would you - be good enough" - Alice panted out, after running a little
further, "to stop a minute - just to get - one's breath again?"
"I am _good_ enough", the King said, "only I'm not _strong_ enough. You
see, a minute goes by so fearfully quick. You might as well try to stop a
Bandersnatch!".
В переводе мы "реализовали" сочетание "присесть _на_ минутку".
"- Будьте так добры... - проговорила, задыхаясь, Алиса. - Давайте,
сядем на минутку... чтоб отдышаться немного.
- Сядем на Минутку? - повторил Король. - И это ты называешь _добротой_!
К тому же Минутку надо сначала поймать. А мне это не под силу! Она пролетает
быстро, как Брандашмыг! За ней _не угонишься_!" ("Зазеркалье", гл. VII "Лев
и Единорог".)
Глава "Зазеркальные насекомые" построена на остроумной игре названиями
различных насекомых. Кэрролл изобретает "зазеркальные параллели" для трех
всем знакомых, обыденных насекомых. Под его магическим пером оживают
забытые, стершиеся значения, для которых он придумывает забавные пары.
Horse-fly превращается в Rocking-horse-fly; Dragon-fly в Snapdragon-fly;
Butterfly в Bread-and-butlerfjy.
Как всегда, Кэрролл по-своему последователен и логичен в своих бессмыс-
лицах. Зазеркальные насекомые - это результат "наложения", "склейки
посередине" двух "биномов" с одним общим членом. Вот как это происходит:
a - b "накладывается", "склеивается" с b - c общим, средним звеном b,
образуя "цепочку" c - b - c.
Horse-fly (слепень) при "склейке" с Rocking-horse (качалка) дает
"цепочку" Rocking-horse-fly. Butterfly при "склейке" с Bread-and-butter дает
"цепочку" Bread-and-butterfly; Snap-dragon и Dragon-fly дает
Snap-dragon-fly. Случай со Snap-dragon, пожалуй, требует некоторого
пояснения. Snapdragon (или flapdragon) - название веселой игры, которую в
прошлом веке устраивали обычно на рождество. В большое мелкое блюдо или
миску наливали бренди, бросали туда изюминки и зажигали его. Нужно было
выхватить из голубого огня изюминки и съесть. Эта игра и называлась
snapdragon. Вот почему у зазеркального насекомого Snap-dragon-fly все
признаки связаны с рождеством: тело у него из сливового пудинга, крылышки -
из листьев остролистника, голова - из горящей изюминки. И ест он пудинг и
сладкий пирог, и гнездо вьет в коробке с рождественскими подарками.
Точно так же и признаки двух других зазеркальных насекомых связаны с
новым, "наложенным" компонентом. Rocking-horse-fly вся деревянная, а
перелетает с ветки на ветку, только если как следует раскачается. Ест она
опилки, запивая их древесным соком, и сверкает и липнет к рукам, словно
только что выкрашенная лошадка-качалка.
Мы постарались сохранить в переводе двучлены a - b и b - c, дающие при
наложении новое имя-"цепочку" a - b - c. Схема эта по-русски, правда,
осложняется - ведь английские слова, компоненты "цепочки" a - b - c, не
отяжелены никакой грамматикой. По-русски это, увы! недостижимо. Там, где у
Кэрролла "цепочка" слов, нам приходится использовать "цепочку" морфем.
"- А каким насекомым у вас радуются? - спросил Комар.
- Я никаким насекомым не радуюсь, потому что я их боюсь, - призналась
Алиса. - По крайней мере, больших. Но я могу вам сказать, как их зовут.
- А они, конечно, идут, когда их зовут? - небрежно заметил Комар.
- Нет, кажется, не идут.
- Тогда зачем же их звать, если они не идут? [...] Значит, какие у вас
насекомые?
- Ну, вот, к примеру, есть у нас Бабочка, - сказала Алиса и загнула на
руке один палец.
- А-а, - протянул Комар. - Взгляни-ка на этот куст... Там на ветке
сидит... знаешь, кто? Баобабочка! Она вся деревянная, а усики у нее зеленые
и нежные, как молодые побеги!
- А что она ест? - спросила Алиса с любопытством.
- Стружки и опилки, - отвечал Комар".
Схема Кэрролла здесь несколько осложняется суффиксом и окончанием.
"Склейка", однако, идет по тому же принципу: _баобаб_ и _бабочка_ дают в
результате наложения _баобабочку_. Нечего и говорить, что признаки бабочки
подвергаются изменению. Для русской "баобабочки" пригодились некоторые из
примет английской Rocking-horse-fly.
Зато игру, основанную на двух значениях "answer to their names"
("соответствовать имени" и "идти на зов"), удалось передать практически
адекватно. "Длина контекста" здесь минимальная. Случай нечастый в
переводческой практике, где в основном приходится придумывать "замены".
"Недоборы", неизбежные при таком переводе, мы стремились
компенсировать. Приведем пример из главы "Повесть Черепахи Квази", где Алиса
снова встречается с Герцогиней и удивляется происшедшей с ней перемене.
"- Когда _я_ буду Герцогиней, ...у меня в кухне _совсем_ не будет
перца. Суп и без него вкусный! От перца, верно, и начинают всем перечить...
Алиса очень обрадовалась, что открыла новое правило.
- От уксуса - куксятся, - продолжала она задумчиво, - от горчицы -
огорчаются, от лука - лукавят, от вина - винятся, а от сдобы - добреют. Как
жалко, что никто об этом не знает... Все было бы так _просто_! Ели бы сдобу
- и добрели!"
Корневая игра, на которой строится в переводе этот отрывок, у Кэрролла
отсутствует. Кэрролл исходит из качеств, присущих разным приправам.
"Maybe it's always pepper that makes people so hot-tempered... and
vinegar that makes them sour - and camomile that makes them bitter - and -
and barley-sugar and such things that make children sweet-tempered. I only
wish people knew _that_: then they wouldn't be so stingy about it, you know
-"
В этом отрывке hot, sour, bitter, sweet выступают в своих прямых и
переносных значениях. На совмещении этих значений и строится весь отрывок.
Мы заменили их корневой игрой, чрезвычайно характерной для
кэрролловского стиля вообще, хоть она и отсутствует в данном отрывке, и
игрой на омонимии ("добреть" - "толстеть" и "добреть" - "смягчаться"), также
часто применяемой писателем.
Переводчик Кэрролла мог бы написать целый том, объясняя, каким путем он
шел в каждом конкретном случае подобного рода (Кэрролл почти не повторяет
своих приемов - каждый раз его интересует новая "алогичность", новая
"аномалия" языка.) Ограничимся поэтому всего лишь еще одним небольшим
примером. Глава IV "Страны чудес" в оригинале называется "The Rabbit Sends
in a Little Bill". В тексте фигурирует некий _Bill_, который оказывается
ящерицей. Вместе с тем само наличие артикля в заглавии перед этим словом
позволяет предположить и здесь своеобразную словесную игру. (Напомним, что
_bill_ по-английски "счет", "билль" и что в заглавиях все значимые слова
пишутся по-английски с большой буквы.) Таким образом, _a Little Bill_ может
читаться и как "крошка Билл", и как "маленький счет" (билль, закон и пр.).
Стремясь передать эту игру, мы сохранили несколько старомодную русскую форму
имени (_Билль_, а не _Билл_, как это принято сейчас). В названии, данном
нами этой главе, - "Билль вылетает в трубу", - мы старались передать двойное
прочтение оригинала. Число подобных примеров можно было бы умножить.
* * *
Кэрролловская проза неразрывно спаяна со стихами. Ими открываются и
завершаются обе сказки, они органически вплетаются в текст, появляясь то
открыто, в виде прямых цитат, то пародийно, а то завуалированно, в виде
аллюзий, лукавых передразниваний, едва приметных отзвуков и перекличек.
Перевод стихов в сказках Кэрролла представляет специфическую задачу; что ни
стихотворение - своя особая проблема, свой особый жанр, свой неповторимый
прием. Лирическое посвящение, пародия, старинная песенка, нонсенс,
стихотворение-загадка, акростих. Перевод пародий всегда предельно труден -
ведь всякая пародия опирается на текст, досконально известный в одном языке,
который может быть никому не знаком на языке перевода. В своей книге о
переводах "Алисы в Стране чудес" Уоррен Уивер замечает, что в этой сказке
Кэрролла большее количество стихов пародийно: их девять на протяжении
небольшого текста {W. Weaver. Alice in Many Tongues, p. 80. Уивер ссылается
на работу: J. M. Shaw. The Parodies of Lewis Carroll and Their Originals.
December, 1960, Florida State University Library. См. также примечания к
стихам в настоящем издании.}. Оригиналы их, принадлежащие перу
предшественников или современников Кэрролла, среди которых были такие
известные имена, как Саути или Джейн Тейлор, были, безусловно, хорошо
известны читателям "Алисы", как детям, так и взрослым. Уивер рассматривает
возможные методы перевода пародий: "Существуют три пути для перевода на
другой язык стихотворения, которое пародирует текст, хорошо известный
по-английски. Разумнее всего - выбрать стихотворение того же, в основных
чертах, типа, которое хорошо известно на языке перевода, а затем написать
пародию на это неанглийское стихотворение, имитируя при этом стиль
английского автора. Второй, и менее удовлетворительный способ - перевести,
более или менее механически, пародию. Этот способ, судя по всему, будет
избран только переводчиком, не подозревающим, что данное стихотворение
пародирует известный оригинал, переводчиком, который думает, что это всего
лишь смешной и немного нелепый стишок, который следует передать буквально,
слово за словом... Третий способ заключается в том, что переводчик говорит:
"Это стихотворение нонсенс. Я не могу перевести нонсенс на свой язык, но я
могу написать другое стихотворение-нонсенс на своем языке и вставить его в
текст вместо оригинала" {Ibid., p. 85.}.
Из русских переводчиков "Алисы" по первому из этих путей, о которых
говорит Уивер, пошли неизвестный автор "Сони в царстве дива", П. С.
Соловьева, А. Д'Актиль, Т. Л. Щепкина-Куперник.
В главе V "Страны чудес" Кэрролл пародирует нравоучительное
стихотворение Саути "Радости старика и Как Он их Приобрел" {См. примеч. "а",
с. 41.}. Вот что читает Алиса удивленному "Червяку" в переводе П. С.
Соловьевой:
Горит восток зарею новой.
По мшистым кочкам и буграм,
В душистой заросли еловой,
Встают букашки здесь и там
Навстречу утренним лучам.
Жуки ряды свои сомкнули.
Едва ползет улиток ряд,
А те, кто куколкой заснули,
Блестящей бабочкой летят.
Надевши красные обновки,
Расселись божие коровки,
Гудит с налета майский жук.
И протянул на листик с ветки
Прозрачный дым воздушной сетки
Седой запасливый паук. [...]
П. С. Соловьева пародирует (по форме) стихи, хорошо знакомые русским
детям, используя пародийный прием для того, чтобы написать новое
стихотворение о рождении Боровика, никак не связанное ни с Кэрроллом, ни с
Саути. Стихотворение П. С. Соловьевой, несмотря на свою пародийность, весьма
традиционно по форме и даже чем-то напоминает "Бал бабочки" Уильяма Роскоу
{Уильям Роскоу (William Roscoe, 1753-1831) - автор небольшой поэмы для детей
"Бал бабочки" (The Butterfly's Ball, 1806), в которой с чувством описывалась
жизнь природы. В XIX в. появились бесчисленные подражания Роскоу; его стихи
клались на музыку, издавались роскошными и лубочными изданиями, печатались
на носовых платках и т. п.}, который был хорошо известен в XIX в. Оно далеко
от кэрролловского упоения бессмысленностью, которое имеет здесь особое
значение, ибо пародируется нравоучительный текст Саути, давно навязший всем
в зубах {Оригинал, используемый П. С. Соловьевой, конечно, не давал таких
возможностей для игры, как текст Саути.}.
По второму из отмеченных Уивером пути пошел А. Оленич-Гнененко, дающий
буквальный перевод пародий Кэрролла.
Третий путь, о котором говорит Уивер, остался в случае с данным
стихотворением неиспользованным. В нашем переводе мы избрали путь, не
предусмотренный Уивером. Конечно, Уивер не мог знать об одной важной
подробности нашей литературной жизни: к 1У67 г., когда вышел первый вариант
нашего перевода, некоторые из стихотворений Кэрролла были давно уже
переведены на русский язык С. Я. Маршаком, став своего рода детской
классикой. К числу этих стихотворений принадлежал и "Папа Вильям", которым
все мы зачитывались еще в детстве, не зная, правда, о его пародийной сути.
Вот как звучал по-английски Саути:
"You are old, father William", the young man cried,
"The jew locks that are left you are grey;
You are hale, father William, a hearty old man,
Now tell me the reason, I pray".
"In the days of my youth", father William replied,
"I remember'd that youth would fly fast,
And abus'd not my health and my vigour at first,
That I never might need them at last..."
Льюис Кэрролл вторит ему:
"You are old, father William", the young man said,
"And your hair has become very white;
And yet yon incessantly stand on your head -
Do you think, at your age, it is right?"
"In my youtn", father William replied to his son,
"I feared it might injure the brain;
But, now that I'm perfectly sure I have none.
Why, I do it again and again..."
С. Я. Маршак так передает кэрролловскую пародию:
- Папа Вильям, - сказал любопытный малыш, -
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты, думаешь, правильно это?
- В ранней юности, - старец промолвил в ответ, -
Я боялся раскинуть мозгами.
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами...
Мы включили в текст сказки эти стихи Маршака, решив создать для них
"фон", необходимый для того, чтобы читатель воспринял их пародийную
сущность. Д. Орловская написала для этого перевод "исходных" стихов Саути.
Переведя на русский язык "оригинал", она "подогнала" его под классическую
пародию С. Я. Маршака. Парадоксальный случай - вполне в духе кэрролловских
нонсенсов...
- Папа Вильям, - сказал любознательный сын, -
Голова твоя вся поседела.
Но здоров ты и крепок, дожив до седин.
Как ты думаешь, в чем же тут дело?
- В ранней юности, - старец промолвил в ответ. -
Знал я: наша весна быстротечна.
И берег я здоровье с младенческих лет,
Не растрачивал силы беспечно...
Приобретя "оригинал", "Папа Вильям" Маршака глубже обозначил светотени,
стал рельефнее и смешнее. А главное, в нем зазвучал иронический, пародийный
смех, столь важный для его правильного восприятия. В болгарском издании
"Алисы" оригинал Саути был с небольшой подгонкой включен прямо в текст.
Стихотворение Саути с наслаждением читает Синяя Гусеница - Алиса же с
недоумением вторит ей пародийным "не тем" стихом. Как закономерный итог
воспринимается в этом случае последующий диалог.
"- Все неверно, - сказала Гусеница.
- Да, не _совсем_ верно, - робко согласилась Алиса. - Некоторые слова
не те.
- Все не так, от самого начала до самого конца, - строго проговорила
Гусеница".
В настоящем томе мы сохранили пародируемый "оригинал", перенеся его,
однако, в комментарий.
Чтобы передать богатейший пародийный "фон" сказки Кэрролла, О. А.
Седакова, принявшая участие в подготовке настоящего издания, написала
"исходные" русские тексты для пародируемых Кэрроллом оригиналов. Задача
необычайно трудная, особенно и потому, что нередко, помимо всего прочего,
приходилось принимать во внимание уже существующие пародийные русские
тексты.
Помимо пародий, перед поэтом-переводчиком "Алисы" встают и другие
трудности. В конце книги, посвященной странствиям Алисы по Зазеркалью, есть
стихотворная загадка, которую задает Алисе Белая Королева. В ней говорится о
таинственной "рыбке", которую почему-то невозможно вынуть изпод крышки
блюда, на котором она лежит.
"First, the fish must be caught".
That is easy: a baby, I think, could have caught it.
"Next, the fish must be bought".
That is easy: a penny, I think, would have bought it.
"Now cook me the fish!"
That is easy, and will not take more than a minute.
"Let it lie in a dish!"
That is easy, because it already is in it.
"Bring it here! Let me sup!"
It is easy to set such a dish on the table, -
"Take the dish-cover up!"
Ah, that is so hard that I fear I'm unable!
For it holds it like glue -
Holds the lid to the dish, while it lies in the middle:
Which is easiest to do
U_n-d_i_s_h-c_o_v_e_r the fish, or d_i_s_h_с_o_v_e_r the riddle?
(Разрядка наша. - Н. Д.)
Долгое время комментаторы и толкователи Кэрролла полагали, что это
стихотворение - лукавая загадка без ответа, построенная на игре слов,
наподобие той, которую задают Алисе "дипломированные" безумцы в главе о
Безумном чаепитии.
По этому же пути пошла поначалу и Д. Орловская. Сохранился первый
вариант ее перевода этой загадки:
Изловить судака
Очень просто. Любой это может.
Отварить судака
Очень просто. Кухарка поможет.
И в судок положить судака
Очень просто. Чего тут такого?
Положи, посоли да поперчи -
В дело готово.
"Принеси судака!"
Это просто. Под силу и детям.
"Вынь его из судка!"
Ах, боюсь, мне не справиться с этим!
Что же проще - подумай слегка
И реши мне задачу -
Вынимать с_у_д_а_к_а из с_у_д_к_а
Или просто с_у_д_а_ч_и_т_ь?
(Разрядка наша. - Н. Д.)
Стихотворение получилось непонятное и смешное: русские _судак, судок,
судачить_ хорошо вторят английским un-dish-cover и dishcover. Д. Орловская
весьма точно передает все построение кэрролловской загадки и лукавый
каламбурный вопрос. В этом виде мы и предполагали включить это стихотворение
в болгарское издание. Однако, когда работа над книгой была практически
закончена, мы узнали, что некий Питер Саклинг из Нью-Йорка предложил в 1960
г. отгадку этого стихотворения. По его мнению, таинственная рыбка, лежащая
на блюде под крышкой, есть не что иное, как устрица! Трудно сказать, что
именно имел в виду Кэрролл, когда писал это стихотворение. Вполне возможно,
что, в отличие от загадки про ворона и конторку, он просто утаил ответ на
эту загадку от своих почитателей. Это было бы вполне в его духе!
Как бы то ни было, но Д. Орловская написала новый вариант для этой
стихотворной загадки. На этот раз она ориентировала его на возможность
ответа. В этом виде оно и вошло в издание 1967 г. и включено в настоящий том
{См. с. 219.}.
Возможно, наибольшую трудность для переводчика представляют нонсенсы
Кэрролла. Порой их называют по-русски "бессмыслицами"; впрочем, это вряд ли
точно передает специфику жанра.
Связанные со старинной английской традицией, уходящей в глубь
фольклорного творчества, нонсенсы воспринимаются англичанами как неотделимая
часть национального самосознания, как естественная форма образного мышления.
Переводчику здесь приходится иметь дело с трудностями двоякого рода -
ассоциаций, знакомых русскому читателю, которые в то же время не были бы
исключительной монополией России. Выбор нового имени вел к
"транспонированию" всех связанных с ним деталей. Самое главное тут было
сохранить кэрролловский прием, своеобразную логику его повествования. Выбор
нового имени для кэрролловских героев - это определение их характеров, их
дальнейшего поведения. Это определение драматургии книги.
Вторым компонентом, на котором держится драматургия Кэрролла, является
игра слов. В его книгах практически нет юмора ситуаций - они строятся на
юморе слов и связанных с ним понятий. Для Кэрролла словесная игра
чрезвычайно важна сама по себе, она определяет поступки героев и развитие
сюжета. В этом, пожалуй, и заключается основное отличие Кэрролла от
большинства других писателей, даже юмористических, нередко прибегающих к тем
же приемам. Кэрролл - не юморист в обычном смысле слова. В первую очередь
его интересует тот разрыв, который существует между привычными,
устоявшимися, закрепленными вековым употреблением единицами языка и
обозначаемыми ими понятиями.
Тут переводчик снова сталкивается с трудностями, практически
непреодолимыми. Юмор характеров, юмор ситуаций сравнительно легко поддаются
переводу, однако словесная игра адекватно почти не переводится. Чаще всего
переводчику приходится выбирать между тем, что говорится, и тем, как это
говорится, то есть делать выбор между содержанием высказывания и
юмористическим приемом. В тех случаях, когда "содержание" является лишь
поводом для игры ума, мы отдавали предпочтение приему.
Вот, например, в главе II "Зазеркалья" Алиса спрашивает у Розы, не
страшно ли ей и другим цветам одним в саду.
"There is the tree iii the middle", said the Rose. "What else is it
good for?"
"And what could it do, if any danger came?" Alice asked.
"It could bark", said the Rose.
"It says _'Bough-wough'_", cried a Daisy. "That's why its branches are
called _boughs_" (Курсив наш. - H. Д.).
Игра строится на омонимии слов _bough_ (ветка) и _bough_, входящего в
состав звукоподражания _bough-wough_ (в русском языке ему соответствует
_гав-гав_!). Дерево, имеющее _ветки_, обретает способность _лаять_ и может
тем самым служить защитником цветам. По-русски _ветки_ и _лай_ не
связываются воедино. Отказавшись от буквального воспроизведения содержания
этого отрывка, мы решили все же не отходить от него очень далеко и обыграть
название дерева. Стали перебирать различные древесные породы. Многие из них
можно было как-то обыграть. Вяз, например, мог бы "вязать" обидчиков, граб
мог бы сам их "грабить". Сосна и ель вряд ли сумели б защитить цветы. Сосна
могла бы лишь сделать что-нибудь неожиданное "со сна"; ели только и знали
бы, что без остановки "ели", и т. д. В конце концов, остановились на дубе -
он мог бы повести себя решительнее и мужественнее, чем все другие деревья.
"- А вам никогда не бывает страшно? - спросила Алиса. - Вы здесь совсем
одни, и никто вас не охраняет...
- Как это "одни"? - сказала Роза. - А дуб на что?
- Но разве он может что-нибудь сделать? - удивилась Алиса.
- Он хоть кого может _отдубасить_, - сказала Роза. - Что что, а
_дубасить_ он умеет!
- Потому-то он и называется дуб, - вскричала Маргаритка" (Курсив наш. -
Н. Д.)
В некоторых случаях находилась возможность сохранить один компонент
каламбура, подстраивая к нему новый словесный ряд. В главе III "Страны
чудес" Алиса просит Мышь рассказать ей историю своей жизни.
"Mine is a long and a sad tale!" said the mouse, turning to Alice, and
sighing.
"It is a long tail, certainly", said Alice, looking down with wonder at
the Mouse's tail; "but why do you call it sad?" And she kept on puzzling
about it while the Mouse was speaking, so that her idea of the tale was
something like this...".
Далее следует знаменитое фигурное стихотворение, в котором
рассказывается о злоключениях Мыши, но, так как Алиса думает о мышином
хвосте, стихотворение это и имеет форму хвоста. Здесь, как всегда у
Кэрролла, органично сливаются форма и содержание, непосредственный смысл и
лукавое его обыгрывание, построенное на созвучии (tail - хвост и tale -
рассказ).
В переводе П. С. Соловьевой место это передано, как нам кажется,
чрезвычайно удачно:
"- Моя история - печальная история, - произнесла Мышь, вздыхая, - но
она полна самых интересных приключений, в которых я проявила много чувства и
большое самопожертвование. Узнав ее, вы не назовете меня _хвастуньей_, -
прибавила она, обращаясь к Алисе.
- Я уверена, что ваша история очень интересна, - сказала Алиса,
невольно глядя на _хвост_ Мыши, - но название _Хвастуньи_ все-таки очень к
вам подходит, и я не понимаю, почему вы не хотите, чтобы я вас так называла.
Она продолжала смотреть на хвост Мыши в то время, как та начала
говорить, так что рассказ представился ей в следующем виде...".
П. С. Соловьева вводит в текст замечание о мужестве и самоотверженности
Мыши; это короткое добавление дает ей возможность построить смешной
смысловой ряд: "хвастунья - хвостунья - хвост". Переход к фигурному
стихотворению идет естественно и без напряжения. А. Н. Рождественская
использует тот же ряд, пропуская, правда, при этом среднее ("хвостунья")
Звено.
Мы попытались решить эту проблему по-своему, введя в смысловой ряд,
исходящий из "хвоста", свое "производное":
"-Это очень длинная и грустная история, - начала Мышь со вздохом.
Помолчав, она вдруг взвизгнула:
- Прохвост!
- _Про хвост_! - повторила Алиса с недоумением и взглянула на ее хвост.
- Грустная история про хвост?
И, пока Мышь говорила, Алиса все никак не могла понять, какое это имеет
отношение к мышиному хвосту. Поэтому история, которую рассказала Мышь,
выглядела в ее воображении вот так..."
В работе над переводом Кэрролла на помощь нам пришла и так называемая
детская этимология. Ведь дети слышат слово "детским" ухом; оно предстает
перед ними во всем богатстве своих первоначальных связей, еще не стершихся
от ежедневного употребления. Именно в этом - в умении слышать слово, как его
слышат дети, - заключается одна из причин истинной оригинальности Кэрролла.
На "детской" этимологии построен и диалог в "Безумном чаепитии" (гл.
VII "Страны чудес").
"- И надо вам сказать, что эти три сестрички жили _припиваючи_, -
рассказывает Соня.
- _Припеваючи_? - переспросила Алиса. - А что они _пели_?
- Не _пели_, а _пили_, - ответила Соня. - Кисель, конечно" (Курсив наш.
- Н. Д.).
Здесь, конечно, следует дать пояснение: кэрролловское treacle мы
заменили в своем переводе на "кисель" - это слово гораздо ближе русским
детям, многие из которых, вероятно, и не знают, что такое "патока", да к
тому же "патока" не вызывает в нашем сознании никакого "этимологического
ряда". А "ряд" этот необходим - ведь сестрички Элси, Лэси и Тилли жили на
дне колодца... с патокой - по-английски, с киселем - по-русски.
"- Я не понимаю, - осторожно спросила Алиса. - Как же они там жили?
- Чего там не понимать, - сказал Болванщик. - Живут же рыбы в воде. А
эти сестрички жили в киселе! Поняла, глупышка?
- Но почему? - спросила Алиса.
- Потому что они были _кисельные_ барышни".
_Кисейные_ весьма близко по звучанию к _кисельным_ - отсюда некое звено
к _киселю_.
"Детская" этимология приходит на помощь и тогда, когда известное
речение понимается буквально, "реализуется". Льюис Кэрролл, сохранивший, как
никто, незамутненность детского взгляда, делает это особенно часто и охотно.
Он "реализует" метафору, понимая ее прямо и буквально. Приведем всего один
пример, хотя в книге их десятки.
"Would you - be good enough" - Alice panted out, after running a little
further, "to stop a minute - just to get - one's breath again?"
"I am _good_ enough", the King said, "only I'm not _strong_ enough. You
see, a minute goes by so fearfully quick. You might as well try to stop a
Bandersnatch!".
В переводе мы "реализовали" сочетание "присесть _на_ минутку".
"- Будьте так добры... - проговорила, задыхаясь, Алиса. - Давайте,
сядем на минутку... чтоб отдышаться немного.
- Сядем на Минутку? - повторил Король. - И это ты называешь _добротой_!
К тому же Минутку надо сначала поймать. А мне это не под силу! Она пролетает
быстро, как Брандашмыг! За ней _не угонишься_!" ("Зазеркалье", гл. VII "Лев
и Единорог".)
Глава "Зазеркальные насекомые" построена на остроумной игре названиями
различных насекомых. Кэрролл изобретает "зазеркальные параллели" для трех
всем знакомых, обыденных насекомых. Под его магическим пером оживают
забытые, стершиеся значения, для которых он придумывает забавные пары.
Horse-fly превращается в Rocking-horse-fly; Dragon-fly в Snapdragon-fly;
Butterfly в Bread-and-butlerfjy.
Как всегда, Кэрролл по-своему последователен и логичен в своих бессмыс-
лицах. Зазеркальные насекомые - это результат "наложения", "склейки
посередине" двух "биномов" с одним общим членом. Вот как это происходит:
a - b "накладывается", "склеивается" с b - c общим, средним звеном b,
образуя "цепочку" c - b - c.
Horse-fly (слепень) при "склейке" с Rocking-horse (качалка) дает
"цепочку" Rocking-horse-fly. Butterfly при "склейке" с Bread-and-butter дает
"цепочку" Bread-and-butterfly; Snap-dragon и Dragon-fly дает
Snap-dragon-fly. Случай со Snap-dragon, пожалуй, требует некоторого
пояснения. Snapdragon (или flapdragon) - название веселой игры, которую в
прошлом веке устраивали обычно на рождество. В большое мелкое блюдо или
миску наливали бренди, бросали туда изюминки и зажигали его. Нужно было
выхватить из голубого огня изюминки и съесть. Эта игра и называлась
snapdragon. Вот почему у зазеркального насекомого Snap-dragon-fly все
признаки связаны с рождеством: тело у него из сливового пудинга, крылышки -
из листьев остролистника, голова - из горящей изюминки. И ест он пудинг и
сладкий пирог, и гнездо вьет в коробке с рождественскими подарками.
Точно так же и признаки двух других зазеркальных насекомых связаны с
новым, "наложенным" компонентом. Rocking-horse-fly вся деревянная, а
перелетает с ветки на ветку, только если как следует раскачается. Ест она
опилки, запивая их древесным соком, и сверкает и липнет к рукам, словно
только что выкрашенная лошадка-качалка.
Мы постарались сохранить в переводе двучлены a - b и b - c, дающие при
наложении новое имя-"цепочку" a - b - c. Схема эта по-русски, правда,
осложняется - ведь английские слова, компоненты "цепочки" a - b - c, не
отяжелены никакой грамматикой. По-русски это, увы! недостижимо. Там, где у
Кэрролла "цепочка" слов, нам приходится использовать "цепочку" морфем.
"- А каким насекомым у вас радуются? - спросил Комар.
- Я никаким насекомым не радуюсь, потому что я их боюсь, - призналась
Алиса. - По крайней мере, больших. Но я могу вам сказать, как их зовут.
- А они, конечно, идут, когда их зовут? - небрежно заметил Комар.
- Нет, кажется, не идут.
- Тогда зачем же их звать, если они не идут? [...] Значит, какие у вас
насекомые?
- Ну, вот, к примеру, есть у нас Бабочка, - сказала Алиса и загнула на
руке один палец.
- А-а, - протянул Комар. - Взгляни-ка на этот куст... Там на ветке
сидит... знаешь, кто? Баобабочка! Она вся деревянная, а усики у нее зеленые
и нежные, как молодые побеги!
- А что она ест? - спросила Алиса с любопытством.
- Стружки и опилки, - отвечал Комар".
Схема Кэрролла здесь несколько осложняется суффиксом и окончанием.
"Склейка", однако, идет по тому же принципу: _баобаб_ и _бабочка_ дают в
результате наложения _баобабочку_. Нечего и говорить, что признаки бабочки
подвергаются изменению. Для русской "баобабочки" пригодились некоторые из
примет английской Rocking-horse-fly.
Зато игру, основанную на двух значениях "answer to their names"
("соответствовать имени" и "идти на зов"), удалось передать практически
адекватно. "Длина контекста" здесь минимальная. Случай нечастый в
переводческой практике, где в основном приходится придумывать "замены".
"Недоборы", неизбежные при таком переводе, мы стремились
компенсировать. Приведем пример из главы "Повесть Черепахи Квази", где Алиса
снова встречается с Герцогиней и удивляется происшедшей с ней перемене.
"- Когда _я_ буду Герцогиней, ...у меня в кухне _совсем_ не будет
перца. Суп и без него вкусный! От перца, верно, и начинают всем перечить...
Алиса очень обрадовалась, что открыла новое правило.
- От уксуса - куксятся, - продолжала она задумчиво, - от горчицы -
огорчаются, от лука - лукавят, от вина - винятся, а от сдобы - добреют. Как
жалко, что никто об этом не знает... Все было бы так _просто_! Ели бы сдобу
- и добрели!"
Корневая игра, на которой строится в переводе этот отрывок, у Кэрролла
отсутствует. Кэрролл исходит из качеств, присущих разным приправам.
"Maybe it's always pepper that makes people so hot-tempered... and
vinegar that makes them sour - and camomile that makes them bitter - and -
and barley-sugar and such things that make children sweet-tempered. I only
wish people knew _that_: then they wouldn't be so stingy about it, you know
-"
В этом отрывке hot, sour, bitter, sweet выступают в своих прямых и
переносных значениях. На совмещении этих значений и строится весь отрывок.
Мы заменили их корневой игрой, чрезвычайно характерной для
кэрролловского стиля вообще, хоть она и отсутствует в данном отрывке, и
игрой на омонимии ("добреть" - "толстеть" и "добреть" - "смягчаться"), также
часто применяемой писателем.
Переводчик Кэрролла мог бы написать целый том, объясняя, каким путем он
шел в каждом конкретном случае подобного рода (Кэрролл почти не повторяет
своих приемов - каждый раз его интересует новая "алогичность", новая
"аномалия" языка.) Ограничимся поэтому всего лишь еще одним небольшим
примером. Глава IV "Страны чудес" в оригинале называется "The Rabbit Sends
in a Little Bill". В тексте фигурирует некий _Bill_, который оказывается
ящерицей. Вместе с тем само наличие артикля в заглавии перед этим словом
позволяет предположить и здесь своеобразную словесную игру. (Напомним, что
_bill_ по-английски "счет", "билль" и что в заглавиях все значимые слова
пишутся по-английски с большой буквы.) Таким образом, _a Little Bill_ может
читаться и как "крошка Билл", и как "маленький счет" (билль, закон и пр.).
Стремясь передать эту игру, мы сохранили несколько старомодную русскую форму
имени (_Билль_, а не _Билл_, как это принято сейчас). В названии, данном
нами этой главе, - "Билль вылетает в трубу", - мы старались передать двойное
прочтение оригинала. Число подобных примеров можно было бы умножить.
* * *
Кэрролловская проза неразрывно спаяна со стихами. Ими открываются и
завершаются обе сказки, они органически вплетаются в текст, появляясь то
открыто, в виде прямых цитат, то пародийно, а то завуалированно, в виде
аллюзий, лукавых передразниваний, едва приметных отзвуков и перекличек.
Перевод стихов в сказках Кэрролла представляет специфическую задачу; что ни
стихотворение - своя особая проблема, свой особый жанр, свой неповторимый
прием. Лирическое посвящение, пародия, старинная песенка, нонсенс,
стихотворение-загадка, акростих. Перевод пародий всегда предельно труден -
ведь всякая пародия опирается на текст, досконально известный в одном языке,
который может быть никому не знаком на языке перевода. В своей книге о
переводах "Алисы в Стране чудес" Уоррен Уивер замечает, что в этой сказке
Кэрролла большее количество стихов пародийно: их девять на протяжении
небольшого текста {W. Weaver. Alice in Many Tongues, p. 80. Уивер ссылается
на работу: J. M. Shaw. The Parodies of Lewis Carroll and Their Originals.
December, 1960, Florida State University Library. См. также примечания к
стихам в настоящем издании.}. Оригиналы их, принадлежащие перу
предшественников или современников Кэрролла, среди которых были такие
известные имена, как Саути или Джейн Тейлор, были, безусловно, хорошо
известны читателям "Алисы", как детям, так и взрослым. Уивер рассматривает
возможные методы перевода пародий: "Существуют три пути для перевода на
другой язык стихотворения, которое пародирует текст, хорошо известный
по-английски. Разумнее всего - выбрать стихотворение того же, в основных
чертах, типа, которое хорошо известно на языке перевода, а затем написать
пародию на это неанглийское стихотворение, имитируя при этом стиль
английского автора. Второй, и менее удовлетворительный способ - перевести,
более или менее механически, пародию. Этот способ, судя по всему, будет
избран только переводчиком, не подозревающим, что данное стихотворение
пародирует известный оригинал, переводчиком, который думает, что это всего
лишь смешной и немного нелепый стишок, который следует передать буквально,
слово за словом... Третий способ заключается в том, что переводчик говорит:
"Это стихотворение нонсенс. Я не могу перевести нонсенс на свой язык, но я
могу написать другое стихотворение-нонсенс на своем языке и вставить его в
текст вместо оригинала" {Ibid., p. 85.}.
Из русских переводчиков "Алисы" по первому из этих путей, о которых
говорит Уивер, пошли неизвестный автор "Сони в царстве дива", П. С.
Соловьева, А. Д'Актиль, Т. Л. Щепкина-Куперник.
В главе V "Страны чудес" Кэрролл пародирует нравоучительное
стихотворение Саути "Радости старика и Как Он их Приобрел" {См. примеч. "а",
с. 41.}. Вот что читает Алиса удивленному "Червяку" в переводе П. С.
Соловьевой:
Горит восток зарею новой.
По мшистым кочкам и буграм,
В душистой заросли еловой,
Встают букашки здесь и там
Навстречу утренним лучам.
Жуки ряды свои сомкнули.
Едва ползет улиток ряд,
А те, кто куколкой заснули,
Блестящей бабочкой летят.
Надевши красные обновки,
Расселись божие коровки,
Гудит с налета майский жук.
И протянул на листик с ветки
Прозрачный дым воздушной сетки
Седой запасливый паук. [...]
П. С. Соловьева пародирует (по форме) стихи, хорошо знакомые русским
детям, используя пародийный прием для того, чтобы написать новое
стихотворение о рождении Боровика, никак не связанное ни с Кэрроллом, ни с
Саути. Стихотворение П. С. Соловьевой, несмотря на свою пародийность, весьма
традиционно по форме и даже чем-то напоминает "Бал бабочки" Уильяма Роскоу
{Уильям Роскоу (William Roscoe, 1753-1831) - автор небольшой поэмы для детей
"Бал бабочки" (The Butterfly's Ball, 1806), в которой с чувством описывалась
жизнь природы. В XIX в. появились бесчисленные подражания Роскоу; его стихи
клались на музыку, издавались роскошными и лубочными изданиями, печатались
на носовых платках и т. п.}, который был хорошо известен в XIX в. Оно далеко
от кэрролловского упоения бессмысленностью, которое имеет здесь особое
значение, ибо пародируется нравоучительный текст Саути, давно навязший всем
в зубах {Оригинал, используемый П. С. Соловьевой, конечно, не давал таких
возможностей для игры, как текст Саути.}.
По второму из отмеченных Уивером пути пошел А. Оленич-Гнененко, дающий
буквальный перевод пародий Кэрролла.
Третий путь, о котором говорит Уивер, остался в случае с данным
стихотворением неиспользованным. В нашем переводе мы избрали путь, не
предусмотренный Уивером. Конечно, Уивер не мог знать об одной важной
подробности нашей литературной жизни: к 1У67 г., когда вышел первый вариант
нашего перевода, некоторые из стихотворений Кэрролла были давно уже
переведены на русский язык С. Я. Маршаком, став своего рода детской
классикой. К числу этих стихотворений принадлежал и "Папа Вильям", которым
все мы зачитывались еще в детстве, не зная, правда, о его пародийной сути.
Вот как звучал по-английски Саути:
"You are old, father William", the young man cried,
"The jew locks that are left you are grey;
You are hale, father William, a hearty old man,
Now tell me the reason, I pray".
"In the days of my youth", father William replied,
"I remember'd that youth would fly fast,
And abus'd not my health and my vigour at first,
That I never might need them at last..."
Льюис Кэрролл вторит ему:
"You are old, father William", the young man said,
"And your hair has become very white;
And yet yon incessantly stand on your head -
Do you think, at your age, it is right?"
"In my youtn", father William replied to his son,
"I feared it might injure the brain;
But, now that I'm perfectly sure I have none.
Why, I do it again and again..."
С. Я. Маршак так передает кэрролловскую пародию:
- Папа Вильям, - сказал любопытный малыш, -
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты, думаешь, правильно это?
- В ранней юности, - старец промолвил в ответ, -
Я боялся раскинуть мозгами.
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами...
Мы включили в текст сказки эти стихи Маршака, решив создать для них
"фон", необходимый для того, чтобы читатель воспринял их пародийную
сущность. Д. Орловская написала для этого перевод "исходных" стихов Саути.
Переведя на русский язык "оригинал", она "подогнала" его под классическую
пародию С. Я. Маршака. Парадоксальный случай - вполне в духе кэрролловских
нонсенсов...
- Папа Вильям, - сказал любознательный сын, -
Голова твоя вся поседела.
Но здоров ты и крепок, дожив до седин.
Как ты думаешь, в чем же тут дело?
- В ранней юности, - старец промолвил в ответ. -
Знал я: наша весна быстротечна.
И берег я здоровье с младенческих лет,
Не растрачивал силы беспечно...
Приобретя "оригинал", "Папа Вильям" Маршака глубже обозначил светотени,
стал рельефнее и смешнее. А главное, в нем зазвучал иронический, пародийный
смех, столь важный для его правильного восприятия. В болгарском издании
"Алисы" оригинал Саути был с небольшой подгонкой включен прямо в текст.
Стихотворение Саути с наслаждением читает Синяя Гусеница - Алиса же с
недоумением вторит ей пародийным "не тем" стихом. Как закономерный итог
воспринимается в этом случае последующий диалог.
"- Все неверно, - сказала Гусеница.
- Да, не _совсем_ верно, - робко согласилась Алиса. - Некоторые слова
не те.
- Все не так, от самого начала до самого конца, - строго проговорила
Гусеница".
В настоящем томе мы сохранили пародируемый "оригинал", перенеся его,
однако, в комментарий.
Чтобы передать богатейший пародийный "фон" сказки Кэрролла, О. А.
Седакова, принявшая участие в подготовке настоящего издания, написала
"исходные" русские тексты для пародируемых Кэрроллом оригиналов. Задача
необычайно трудная, особенно и потому, что нередко, помимо всего прочего,
приходилось принимать во внимание уже существующие пародийные русские
тексты.
Помимо пародий, перед поэтом-переводчиком "Алисы" встают и другие
трудности. В конце книги, посвященной странствиям Алисы по Зазеркалью, есть
стихотворная загадка, которую задает Алисе Белая Королева. В ней говорится о
таинственной "рыбке", которую почему-то невозможно вынуть изпод крышки
блюда, на котором она лежит.
"First, the fish must be caught".
That is easy: a baby, I think, could have caught it.
"Next, the fish must be bought".
That is easy: a penny, I think, would have bought it.
"Now cook me the fish!"
That is easy, and will not take more than a minute.
"Let it lie in a dish!"
That is easy, because it already is in it.
"Bring it here! Let me sup!"
It is easy to set such a dish on the table, -
"Take the dish-cover up!"
Ah, that is so hard that I fear I'm unable!
For it holds it like glue -
Holds the lid to the dish, while it lies in the middle:
Which is easiest to do
U_n-d_i_s_h-c_o_v_e_r the fish, or d_i_s_h_с_o_v_e_r the riddle?
(Разрядка наша. - Н. Д.)
Долгое время комментаторы и толкователи Кэрролла полагали, что это
стихотворение - лукавая загадка без ответа, построенная на игре слов,
наподобие той, которую задают Алисе "дипломированные" безумцы в главе о
Безумном чаепитии.
По этому же пути пошла поначалу и Д. Орловская. Сохранился первый
вариант ее перевода этой загадки:
Изловить судака
Очень просто. Любой это может.
Отварить судака
Очень просто. Кухарка поможет.
И в судок положить судака
Очень просто. Чего тут такого?
Положи, посоли да поперчи -
В дело готово.
"Принеси судака!"
Это просто. Под силу и детям.
"Вынь его из судка!"
Ах, боюсь, мне не справиться с этим!
Что же проще - подумай слегка
И реши мне задачу -
Вынимать с_у_д_а_к_а из с_у_д_к_а
Или просто с_у_д_а_ч_и_т_ь?
(Разрядка наша. - Н. Д.)
Стихотворение получилось непонятное и смешное: русские _судак, судок,
судачить_ хорошо вторят английским un-dish-cover и dishcover. Д. Орловская
весьма точно передает все построение кэрролловской загадки и лукавый
каламбурный вопрос. В этом виде мы и предполагали включить это стихотворение
в болгарское издание. Однако, когда работа над книгой была практически
закончена, мы узнали, что некий Питер Саклинг из Нью-Йорка предложил в 1960
г. отгадку этого стихотворения. По его мнению, таинственная рыбка, лежащая
на блюде под крышкой, есть не что иное, как устрица! Трудно сказать, что
именно имел в виду Кэрролл, когда писал это стихотворение. Вполне возможно,
что, в отличие от загадки про ворона и конторку, он просто утаил ответ на
эту загадку от своих почитателей. Это было бы вполне в его духе!
Как бы то ни было, но Д. Орловская написала новый вариант для этой
стихотворной загадки. На этот раз она ориентировала его на возможность
ответа. В этом виде оно и вошло в издание 1967 г. и включено в настоящий том
{См. с. 219.}.
Возможно, наибольшую трудность для переводчика представляют нонсенсы
Кэрролла. Порой их называют по-русски "бессмыслицами"; впрочем, это вряд ли
точно передает специфику жанра.
Связанные со старинной английской традицией, уходящей в глубь
фольклорного творчества, нонсенсы воспринимаются англичанами как неотделимая
часть национального самосознания, как естественная форма образного мышления.
Переводчику здесь приходится иметь дело с трудностями двоякого рода -