Страница:
– Вот именно. И никакой я тебе не братан…
– Я просто так говорю…
– …а позвонишь еще раз – сам узнаешь, опасно со мной связываться или нет.
– Братан, я верю, что ты опасен, но еще я верю, что ты – человек, способный понять. Мне эти деньги достались тяжелым трудом.
– Мне плевать!
– Слушай, братан, не надо так говорить.
– А то что ты сделаешь? Придешь и изобьешь меня?
– Продолжу просить тебя по-хорошему, братан. До тех пор, пока это не перестанет больше помогать.
(Шабангу смеется.)
– Совсем чокнутый!
– Пока нет…
– Слушай, отцепись от меня. Кстати, передай Еноху, что больше он на меня не работает.
18
Книга вторая
19
Все слишком хорошо, чтобы быть правдой, потому что я – Леммер.
Должно быть, боги опомнились, потому что вдалеке послышался какой-то рокот. Постепенно он делался все громче. Наконец, Эмма замолчала и повернула голову ко входу. Тетушка Вильна, душа и сердце «Красного граната», вышла из кухни, вытирая руки о юбку.
– Вы тоже слышали?
Грохот делался все громче. Ясно, они приближаются по Карнарвон-Роуд.
Мы все выглянули наружу. Перекресток с круговым движением; поток машин словно обтекает церковь. Городок насторожился, замер. Покупатели выбежали из супермаркета, из магазина сельхозкооперации. От церкви прибежали цветные ребятишки; их взволнованные крики примешивались к общей какофонии. Они взволнованно тыкали куда-то пальцами.
В девять утра в Локстон с помпой прибыли инопланетяне. Сверкающий хром, черная кожа, сталь. С рукояток и седел свисает длинная кожаная бахрома. Четыре «Харли-Дэвидсона». Байкеры в темных очках и дурацких шлемах, пестрые банданы закрывают рты и носы. Чтобы дотянуться до педалей и рукояток, им приходится вытягивать руки и ноги. Сделав круг почета, они направились к ресторану и затормозили у входа. Аккуратно поставили своих железных коней – задом к нам, передом к улице. В последний раз взревели моторы, дав нам насладиться оглушительным грохотом и треском. Синхронно опустились подножки. Байкеры сняли банданы.
Блаженная тишина!
Регистрационные таблички крошечные. Я прочел их по порядку: «НЕ ЛЕЗЬ». «ИГРУШКА ДЛЯ МАЛЬЧИКА». «БЛЕСК И ТРЕСК». «ХЕЛЛРЕЙЗЕР».
«НЕ ЛЕЗЬ» спустился с трона, снял шлем, стянул кожаные митенки, потом кожаную куртку с бахромой. Волосы у него оказались седые со стальным отливом, стильно и дорого подстриженные. Лицо самоуверенное, с задорным, мальчишеским выражением. Футболка, пожалуй, маловата. Седой смерил Локстон презрительным взглядом и громко, чтобы все слышали, вынес свой вердикт:
– Ну и дыра!
Работяги из магазина робко, бочком окружали незваных гостей, дети бросились к мотоциклам.
Все четверо байкеров спустили ноги на твердую землю. Кожаные брюки, начищенные до зеркального блеска черные сапоги, украшенные серебряными завитушками. Всем хорошо за сорок. Номер два – крупный, метров двух ростом, номер три – коротышка с крысиной физиономией. Номер четыре – ничего примечательного, но фигура спортивная.
– А ну, отойдите! Смотреть можно, трогать – ни-ни! – сказал ребятишкам Седой.
Они пожирали мотоциклы взглядами, но подходить боялись.
«Рыцари Харли» вошли в ресторан в таком порядке: первым шел Седой. За ним – Крысеныш и Спортсмен. Здоровяк прикрывал тылы. Сразу ясна их неофициальная иерархия.
– Доброе утро, – сказала тетушка Вильна, – добро пожаловать в Локстон. – Она приветливо улыбнулась гостям.
Они внимательно осмотрели ее и ресторан.
– У вас пиво есть? – спросил Седой, явно не впечатленный обстановкой.
Эмма повернулась ко мне, едва заметно покачала головой и доела булочку.
– К сожалению, у нас нет лицензии на продажу алкоголя, но винный магазин через дорогу. Сейчас Мичи сбегает. Садитесь, пожалуйста… – Она указала на большой стол на шестерых.
Седой покосился на меня. Крысеныш смерил Эмму задумчивым взглядом. Они сели. На спине у Спортсмена красовалась надпись: «Если ты это читаешь, значит, моя чувиха отвалилась».
Тетушка Вильна принесла им меню.
– Какое пиво предпочитаете?
– «Блэк Лейбл», – ответил Седой. – Холодное.
– Сбегай, пожалуйста, к Зельде и принеси четыре бутылки «Блэк Лейбл», – велела Мичи тетушка Вильна. – Да попроси, чтобы достала холодное.
– Пусть принесет двенадцать бутылок, тетушка, – распорядился Седой.
– Пить хочется, – подхватил Здоровяк.
– Жажда замучила, – добавил Крысеныш, как видно, придворный шут в команде «Харли».
Все расхохотались: «Ха-ха-ха!» Товарищи по оружию.
Мичи со всех ног бросилась выполнять поручение. Недолгая тишина.
Снаружи четверо цветных проезжали в телеге, запряженной ослом, в сторону Бофорта. По асфальту цокали копыта. Спортсмен некоторое время наблюдал за ними, а потом заметил:
– Здешний автобан.
Остальные снова заржали. О чем-то заговорили громче, чем требуют приличия, чтобы мы, зрители, все слышали.
Эмма едва заметно, ностальгически улыбнулась мне, понимая, что волшебный миг счастья прошел.
20
– О «Черном лебеде», – напомнил я, отпивая кофе. Так называлась увлекательная книга, о которой она мне рассказывала.
– Да я все равно уже закончила. – Эмма налила себе еще чаю и взяла последнюю булочку.
Седой за соседним столом громогласно объявил, что собирается купить «порше-кайенн».
– Зачем? – спросил Спортсмен. – Твоей «Ауди-Q?» всего год.
– Затем, что хочу и могу.
– Ха-ха-ха!
Седой как-то уж слишком лез из кожи, стараясь казаться крутым, храбрым бродягой, клоном «Ангела ада». Ясно, с деньгами у него полный порядок, но маскарад выдавал глубокое внутреннее несоответствие. Возможно, он занимает крупный пост в какой-нибудь корпорации, но исполнительным директором его не назначили – наверное, руководство разглядело в нем задатки жестокого диктатора. Скорее всего, он трудится в финансовом секторе… Заведует отделом регулирования денежных операций. Риск, адреналин, большие деньги, мания величия, страсть к потреблению.
Я наскоро оценил остальных. Здоровяка вычислить легче всего; он подчиненный Седого, его сторожевой пес. С двумя оставшимися потруднее. Не коллеги, но родственные души. Возможно, клиенты Седого. Вместе играют в гольф, устраивают долгие совместные обеды с выпивкой, время от времени заглядывают в стриптиз-бар. Все четверо – богатые африканеры из северных пригородов Кейптауна; устроили себе каникулы, о которых мечтали с детства. Жен и детишек оставили в бунгало где-нибудь в Херманусе. И все-таки между тем, кто они есть на самом деле и кем они себя воображают, зияет огромная пропасть…
– У тебя слишком много игрушек, – заметил Крысеныш.
– Мальчики любят игрушки, – сказал Здоровяк и покосился на Седого в поисках одобрения.
Тот кивнул:
– Верно, мать твою!
Они начали хвастаться, что у кого есть.
Прибежала Мичи с пивом; тетушка Вильна обслужила их.
– Стаканов не надо, – сказал Здоровяк.
Они с удовольствием пили из горлышек. Седой брякнул бутылкой о столешницу, вытер губы:
– Прямо материнское молочко!
Эмма нагнулась ко мне через стол и шепнула:
– Хотят вернуть молодость… Вспомнить, какими были в студенческие годы.
«Скорее полные идиоты», – подумал я.
– Еще пива! – крикнул Крысеныш.
Тетушка Вильна принесла.
Когда она проходила мимо нашего столика, я попросил счет.
– Вы ведь еще двойной бифштекс заказывали, – удивилась тетушка Вильна.
«Рыцари» вдруг замолчали, стали прислушиваться.
– Спасибо, тетушка, в другой раз, – тихо сказал я.
– «Двойной бифштекс», – хихикнул Крысеныш.
«Рыцари Харли» снова заржали, стали пить пиво.
– Булочки очень вкусные, – сказала Эмма тетушке Вильне.
– Спасибо, Эммочка.
Эмма налила себе еще чаю.
– Эммочка, иди к нам! – крикнул Спортсмен.
– Не тронь ее, она вон какая худенькая, – сказал Крыса.
– Чем ближе кость, тем слаще мясо, – ответил Спортсмен.
Они снова заржали.
– А он предпочитает двойные бифштексы, – заметил Здоровяк, глядя на меня и стуча себя пальцем по черепу.
Первый локстонский закон Леммера: в городке не давать воли своему гневу. Я встал, подошел к стойке и, держась к ним спиной, достал бумажник.
– Знаете, почему Иисус не мог родиться в Локстоне? – спросил друзей Крысеныш.
Тетушка Вильна нахмурилась.
– Потому что здесь нет ни одного умного мужика, – ответил Седой.
– Ха-ха-ха!
– И ни одной девственницы, – подхватил Здоровяк.
Снова «Ха-ха-ха» – на октаву выше.
Тетушка Вильна выписывала нам счет – медленно и аккуратно, как всегда.
– Ну не знаю, – возразил Седой. – Судя по виду, похоже, Эммочка еще девственница.
Я положил ладонь на стойку, опустил голову, медленно сделал вдох. Вдох, выдох. Я понимал, какие мысли вертятся у них в головах. Они меня рассмотрели, увидели невзрачного, тощего субъекта, деревенщину. Храбрости у них заметно прибавилось.
– Тощая дева со взором горящим, – сказал Спортсмен.
– Да ты, оказывается, поэт! – воскликнул Здоровяк.
– «Эмма, о, Эмма!» – пропел Крысеныш.
– Ха-ха-ха!
– «Скажи своей маме, что дядя хочет сделать с тобой ребенка».
Хриплый хохот над его вариантом популярной песни «Эмма».
Я открыл бумажник, приготовился платить. Заметил, как дрожат руки.
– Не волнуйся, Эмма, я буду нежен с тобой, – сказал Крысеныш.
– А может, и нет, – подхватил Спортсмен.
– Ха-ха-ха!
Я услышал, как Эмма отодвинула стул от стола и подумал: вот оно, началось.
– Ну, так давайте, – сказала Эмма. – Попробуйте только!
– Хо-хо! – протянул Крысеныш, но храбрости у него заметно поубавилось.
Голос Эммы резал, как нож:
– Интересно, что сказала бы твоя жена, если бы увидела тебя сейчас. И дети…
У них не нашлось что ответить.
– Девяносто пять рандов, – прошептала тетушка Вильма.
Я понимал, что нам необходимо срочно выйти из ресторана. Хотя бы ради нее.
– Какие вы жалкие! – сказала Эмма.
Зловещее молчание. Я торопливо выложил деньги на стойку и развернулся лицом к залу. Эмма, пылая от негодования, держалась за спинку стула.
– Эмма… – позвал я, потому что мне уже приходилось видеть, какая она бывает в ярости. Девять месяцев назад она бесстрашно тыкала своим тонким пальчиком в грудь здоровяка полицейского.
Я увидел лицо Седого, увидел, как в нем закипает злоба, и понял: от его следующих слов зависит все. Я направлялся к Эмме, когда он сказал:
– Ты за кого себя принимаешь, мать твою?
Я отчаянно цеплялся за последние остатки самообладания. Разум требовал: «Уходи!»
– Сама ты жалкая, тощая сучка! – прошипел Седой.
Ярость смыла все мои благие намерения. Я резко изменил курс и направился к нему.
21
Из подсознания всплыло: это Дидерик Бранд, местный фермер. Я обошел его. Мне хотелось начать с Седого, преподать ему урок, который он не скоро забудет… Здоровяк медленно встал со стула.
Увидев мое лицо, Эмма опомнилась и крикнула:
– Леммер, нет!
Дидерик положил мне на плечо широкую, твердую ладонь и умиротворяюще пророкотал:
– Они того не стоят! – повернулся к их столику и, подталкивая меня к выходу, поинтересовался: – Интересно, сколько стоит одна такая штучка?
Эмма поняла, что он задумал, взяла меня за другую руку своей прохладной ручкой.
– Двести двадцать, – ответил Крысеныш писклявым от волнения голосом. – В базовой комплектации.
Дидерик и Эмма общими усилиями доволокли меня до двери. Я не сводил глаз с Седого; видимо, до него что-то дошло, потому что он отвернулся.
– Невероятно! – сказал Дидерик. – Классные машинки! – После того как мы вышли на улицу, он негромко сказал мне: – Зачем тебе это надо?
Эмма дернула меня за руку.
– Зря я вышла из себя… Нужно было не обращать на них внимания.
– Нет, – ответил я и стал вырываться, стремясь назад, в ресторан.
– Леммер! – резко окликнул меня Дидерик Бранд. Я посмотрел на него, увидел у него на щеках ямочки и обнадеживающую улыбку.
Я остановился.
– Слушайте, – сказал он, – хотите спасти двух последних черных носорогов в Зимбабве?
Можно подумать, он задал самый логичный вопрос в данных обстоятельствах.
О Дидерике Бранде я знал всего две вещи. Во-первых, он был крупным землевладельцем – владел огромным участком между рекой Сак и горами Нувевельд. Во-вторых, если в Локстоне кто-то поминал его имя, все восклицали: «Ах, этот Дидерик!» – а потом смеялись и качали головами, как будто речь шла о любимом сыне-проказнике.
Несколько раз я мельком видел его, точнее, видел его волосатую руку, машущую из окошка пикапа, когда он проезжал мимо. И вот он сидит у меня в гостиной, на новом кожаном диване – Эмма купила его, чтобы задобрить меня после того, как она раздолбала мой старенький, но надежный пикап «исудзу», не вписавшись в поворот на гравийной дороге у Якхалсданса. Домой мы вернулись вместе с Дидериком; по пути они с Эммой в два голоса убеждали меня, что «Рыцари» не стоят того, чтобы о них мараться. Я кивал, но в глубине души был еще в «Красном гранате» и вершил расправу.
Дидерик был крупным мужчиной за пятьдесят, широкоплечим, с обветренным лицом, какое бывает у всех фермеров в Кару. Над ушами и воротом чистой рубахи цвета хаки завивались черные пряди с сединой. Под носом небольшие усики; в уголках смеющихся глаз «гусиные лапки». Он излучал природное обаяние – сразу было ясно, что он умеет развлечь компанию гостей и не прочь посмеяться над собой. Дидерик сидел наклонившись вперед и опершись локтями о колени. Свою занимательную историю он излагал умело и довольно настойчиво. Эмма слушала его, раскрыв рот.
– Целых два года мы пытались раздобыть черного носорога, но это непросто. Получить лицензию на отлов практически невозможно – придется целую вечность ждать, нужно, чтобы твою кандидатуру одобрили, чтобы у тебя была достаточно большая ферма, естественная среда обитания. Если повезет, тебя включат в программу разведения диких животных. Но предпочтение отдается не частным лицам, а национальным паркам. В прошлом году власти Замбии объявили, что у них осталось всего десять особей. После девяносто восьмого года черные носороги считались там полностью вымершим видом. Черный носорог очень дорог, полмиллиона рандов за голову. Их надо срочно спасать. А ведь когда-то, давным-давно, они обитали в наших краях! Наконец я опросил всех, кого можно и кого нельзя. Все знали, что я ищу черных носорогов. Три недели назад мне позвонил один тип из Зимбабве; сказал, что раньше работал в тамошнем министерстве охраны природы. Хотя штурмовики Мугабе давно вытеснили всех белых с руководящих постов, он не уехал из страны, а устраивает для туристов сафари в Чете. В общем, он сказал, что они случайно наткнулись на пару черных носорогов – самца и самку. Нашли их на берегах реки Себунгве, к югу от Кариба. Животные были напуганы; они дикие, очень агрессивные и не подпускают к себе людей. Тот человек сказал, если мы их не спасем, их рано или поздно все равно убьют из-за рогов. У него самого не хватит денег на то, чтобы усыпить носорогов и перевезти их через границу. Если я оплачу расходы, доставку они берут на себя. Мне останется только принять груз на границе и доставить к себе. Но на деле все не так просто, как кажется. Себунгве в семистах километрах от нашей границы, и то если ехать по дороге, а им придется выбирать кружной путь, объезжать блокпосты и все такое. С их стороны это большая жертва, но в конечном счете все делается ради общего блага…
Вдруг он замолчал на полуслове и покосился в сторону окна. Тут и мы услышали характерный стрекот – к нам приближался небольшой одномоторный самолет. Дидерик Бранд кивнул, как будто ждал его.
Подумать только, наш сонный городишко субботним утром растревожен, как гнездо термитов.
– Мистер Бранд, позвольте предложить вам кофе, – вмешалась Эмма, воспользовавшись паузой. Я выжидал, гадая, какое его рассказ имеет отношение ко мне.
– Дидерик, зовите меня Дидериком. Эмма, спасибо, не надо. Трудность в том, что у нас совсем нет времени. – Он взял черную папку, которую раньше, войдя, положил на кофейный столик, и с треском раскрыл ее. Пролистал целую кипу документов. – Так вот, первым делом я связался с нашими природоохранными организациями. Как вы знаете, за контрабанду диких животных, не разрешенных к ввозу, ничего хорошего ждать не приходится. Министерство охраны окружающей среды отнеслось к нам очень сочувственно; по-моему, они чувствуют себя виноватыми из-за Зимбабве, если вы понимаете, о чем я. Но и их понять можно: у нас нет ни сертификата о происхождении животных, ни разрешения на вывоз от зимбабвийских властей. Как ни крути, а контрабанда есть контрабанда. – Он, наконец, нашел нужный документ и торжественно выложил его на столешницу. – Мне удалось кое-чего добиться! Во-первых, важную роль играет генофонд. В ЮАР поголовье крошечное, почти все наши черные носороги происходят из Квазулу и парка Крюгера. В смысле генофонда зимбабвийские животные бесценны. Пришлось подписать соглашение, по которому я предоставляю министерству охраны окружающей среды право первого отбора приплода. Во-вторых, помогло то, что я живу в отдаленном районе. О том, что я намерен разводить носорогов, знают всего несколько человек, в том числе вы. Кстати, прошу вас, никому не рассказывайте о носорогах, потому что их рога на черном рынке идут примерно по двадцати тысяч долларов за килограмм. Иными словами, каждый рог стоит больше шестидесяти тысяч долларов, почти полмиллиона рандов. В-третьих, у меня много земли и электрифицированная ограда. Здесь… – он похлопал своим большим пальцем по документу, – мое разрешение.
Дидерик достал из папки еще один лист бумаги.
– Вот письмо от директора департамента. Они готовы дать исключительное разрешение на ввоз под грифом «экстренный случай». – Толстыми указательными пальцами он изобразил кавычки.
– Дидерик… – начал я.
– Леммер, я знаю, о чем вы хотите меня спросить. При чем здесь вы? Сейчас объясню. Вы знаете Лоуренса Лериша?
– Я слышал о нем.
– А Николу, который разводит диких животных?
– Он мой друг.
– Сейчас Лоуренс находится в Мусине. Никола дал ему свой грузовик для перевозки животных. Сегодня он получит двух носорогов на зимбабвийской границе, восточнее Вембе, и повезет сюда груз, который стоит целое состояние – учтите, я имею в виду не только деньги. Ему предстоит преодолеть больше полутора тысяч километров. Если что-нибудь пойдет не так… – Бранд смерил меня многозначительным взглядом. Дошло до меня не сразу.
– Я просто так говорю…
– …а позвонишь еще раз – сам узнаешь, опасно со мной связываться или нет.
– Братан, я верю, что ты опасен, но еще я верю, что ты – человек, способный понять. Мне эти деньги достались тяжелым трудом.
– Мне плевать!
– Слушай, братан, не надо так говорить.
– А то что ты сделаешь? Придешь и изобьешь меня?
– Продолжу просить тебя по-хорошему, братан. До тех пор, пока это не перестанет больше помогать.
(Шабангу смеется.)
– Совсем чокнутый!
– Пока нет…
– Слушай, отцепись от меня. Кстати, передай Еноху, что больше он на меня не работает.
18
Прошлое не слишком заботило Тау Масило. В основном он сосредоточился на будущем. Но оставил след 18 сентября в своей записной книжке. После того как Янина Менц застала его врасплох своим вопросом про Бадьеса, он немного встревожился. Превыше всего Адвокат ценил свою репутацию. Он привык быть в курсе всего, привык обдумывать дело всесторонне, в перспективе, на любой вопрос у него был готов продуманный, взвешенный ответ. Потому-то главным образом Менц и назначила его своим заместителем.
Он понимал, почему история с Бадьесом прошла мимо него. Слишком многое случилось за короткий срок. Но Тау не любил отговорки. Только в середине дня у него появилась возможность тщательно обдумать происшествие. Утром ему пришлось поволноваться. Он прослушал перехваченные разговоры, прочел письма. Внимательно перечитал доклад Отчетной группы, посвященный организованной преступности, просмотрел все соответствующие расшифровки, позволил себе поразмышлять. Своим почти неразборчивым почерком нацарапал ключевые слова на пустых местах пятничного листка в органайзере.
В процессе он все больше верил в свою версию.
Верховному комитету больше известно о внутреннем устройстве «Воронов», чем Президентскому разведывательному агентству.
Террорист Бадьес повел переговоры с Комитетом вовсе не по приказу Птички-Невелички де ла Круса.
Все происходящее, так или иначе, очень важно.
Им придется докопаться до сути.
Янина Менц и Раджив Раджкумар запомнят тот день из-за электронного письма, перехваченного командой Раджа.
Масило сидел в кабинете Менц и информировал ее о разговоре между Шабангу и Хендриксом. Индус, громко пыхтя, ворвался к ним с листком бумаги в руке:
– Вы не поверите, вы просто не поверите…
Сначала его вторжение вызвало у Менц досаду.
– Что такое, Радж?
– Один из их корреспондентов совершил ошибку. Забыл зашифровать письмо!
– Ты шутишь, – сказал Масило.
– Вы только посмотрите! – Раджкумар положил листок на стол, прихлопнул его ладонью. – Ответ на письмо от Верховного комитета. Оно было закодировано по всем правилам… Видимо, у получателя мозги расплавились…
Менц медленно прочитала текст очень короткого послания и вскинула взгляд на стоящего перед ней взволнованного заместителя.
– Что означает эта дата?
– Двадцать третье шавваля 1430 года по мусульманскому календарю – двенадцатое октября 2009 года! – Как будто она сама не способна была догадаться, он добавил:
– То есть меньше чем через месяц.
– Знаю, Радж. Но что это значит?
– Тогда-то все и произойдет.
– Что именно?
– Ну, сделка. По передаче оружия.
– Если верить Измаилу Мохаммеду, они ждут груз в сентябре.
– Может, они поменяли планы… Черт! По-вашему, на тот день они запланировали теракт?
– Нам лучше это выяснить заранее, тебе не кажется?
19 сентября 2009 г., суббота
Адвокат Тау Масило с девяти утра сидел в своем кабинете; было по-субботнему тихо. На работе только руководство.
Сначала он прочел отчет Рейнхардта Ронна, их намибийского сотрудника. Ничего нового. Он забеспокоился.
Потом перечел свои вчерашние заметки о «Неугомонных воронах». Как и вчера, ему стало не по себе.
Посмотрел на отчет Раджкумара. Двадцать третье шавваля. Двенадцатое октября 2009 года.
Отодвинул все бумаги в сторону и включил ноутбук. Открыл поисковик. Набрал: «12 октября 2009 г., Кейптаун».
Просмотрел список. Шестой сайт привлек его внимание. Кликнул по нему. Прочел статью из местной ежедневной газеты, и сердце у него екнуло.
«Кейптаун. Сборная США по футболу, принимающая участие в чемпионате мира 2010 г., нанесет краткий визит на новый кейптаунский стадион в Грин-Пойнте.
Приезд 12 октября американской сборной совпадает с осмотром строительства комиссией ФИФА. На церемонии настилки дерна будут присутствовать Зепп Блаттер, глава ФИФА, и делегация, состоящая из 60 официальных лиц».
– Господи! – воскликнул Тау Масило.
Он долго смотрел на монитор. Потом распечатал статью и позвонил Янине Менц.
Он понимал, почему история с Бадьесом прошла мимо него. Слишком многое случилось за короткий срок. Но Тау не любил отговорки. Только в середине дня у него появилась возможность тщательно обдумать происшествие. Утром ему пришлось поволноваться. Он прослушал перехваченные разговоры, прочел письма. Внимательно перечитал доклад Отчетной группы, посвященный организованной преступности, просмотрел все соответствующие расшифровки, позволил себе поразмышлять. Своим почти неразборчивым почерком нацарапал ключевые слова на пустых местах пятничного листка в органайзере.
В процессе он все больше верил в свою версию.
Верховному комитету больше известно о внутреннем устройстве «Воронов», чем Президентскому разведывательному агентству.
Террорист Бадьес повел переговоры с Комитетом вовсе не по приказу Птички-Невелички де ла Круса.
Все происходящее, так или иначе, очень важно.
Им придется докопаться до сути.
Янина Менц и Раджив Раджкумар запомнят тот день из-за электронного письма, перехваченного командой Раджа.
Масило сидел в кабинете Менц и информировал ее о разговоре между Шабангу и Хендриксом. Индус, громко пыхтя, ворвался к ним с листком бумаги в руке:
– Вы не поверите, вы просто не поверите…
Сначала его вторжение вызвало у Менц досаду.
– Что такое, Радж?
– Один из их корреспондентов совершил ошибку. Забыл зашифровать письмо!
– Ты шутишь, – сказал Масило.
– Вы только посмотрите! – Раджкумар положил листок на стол, прихлопнул его ладонью. – Ответ на письмо от Верховного комитета. Оно было закодировано по всем правилам… Видимо, у получателя мозги расплавились…
Менц медленно прочитала текст очень короткого послания и вскинула взгляд на стоящего перед ней взволнованного заместителя.
– Что означает эта дата?
– Двадцать третье шавваля 1430 года по мусульманскому календарю – двенадцатое октября 2009 года! – Как будто она сама не способна была догадаться, он добавил:
– То есть меньше чем через месяц.
– Знаю, Радж. Но что это значит?
– Тогда-то все и произойдет.
– Что именно?
– Ну, сделка. По передаче оружия.
– Если верить Измаилу Мохаммеду, они ждут груз в сентябре.
– Может, они поменяли планы… Черт! По-вашему, на тот день они запланировали теракт?
– Нам лучше это выяснить заранее, тебе не кажется?
19 сентября 2009 г., суббота
Адвокат Тау Масило с девяти утра сидел в своем кабинете; было по-субботнему тихо. На работе только руководство.
Сначала он прочел отчет Рейнхардта Ронна, их намибийского сотрудника. Ничего нового. Он забеспокоился.
Потом перечел свои вчерашние заметки о «Неугомонных воронах». Как и вчера, ему стало не по себе.
Посмотрел на отчет Раджкумара. Двадцать третье шавваля. Двенадцатое октября 2009 года.
Отодвинул все бумаги в сторону и включил ноутбук. Открыл поисковик. Набрал: «12 октября 2009 г., Кейптаун».
Просмотрел список. Шестой сайт привлек его внимание. Кликнул по нему. Прочел статью из местной ежедневной газеты, и сердце у него екнуло.
«Кейптаун. Сборная США по футболу, принимающая участие в чемпионате мира 2010 г., нанесет краткий визит на новый кейптаунский стадион в Грин-Пойнте.
Приезд 12 октября американской сборной совпадает с осмотром строительства комиссией ФИФА. На церемонии настилки дерна будут присутствовать Зепп Блаттер, глава ФИФА, и делегация, состоящая из 60 официальных лиц».
– Господи! – воскликнул Тау Масило.
Он долго смотрел на монитор. Потом распечатал статью и позвонил Янине Менц.
Книга вторая
ЛЕММЕР
(Черный лебедь)
Сентябрь 2009 г.
Следопыт обязан обращать внимание на любые признаки присутствия животных в той или иной местности: следы на земле, на траве, запахи, кормовые следы, мочу, экскременты, слюну, клочья меха, метки территории, дневки и укрытия, голосовые и другие слуховые сигналы, визуальные признаки, случайные знаки, косвенные признаки и скелетные признаки.
Л. Либенберг. Настольная книга следопыта.Распознавание следов
19
Границы территории могут быть помечены мочой, испражнениями или запаховыми метками, оставленными на траве или листьях особыми обонятельными органами.Я не ищу неприятностей, они сами меня находят. Одиннадцать, субботнее утро, конец сентября. Мы с Эммой Леру сидим в «Красном гранате». Мой мир в тот миг почти совершенен, полон. Привычные локстонские звуки. Щебечет трясогузка, сидящая на пороге, из северного окна льются солнечные лучи. Я только что с аппетитом расправился с сытным завтраком, выпил чашку крепкого кофе. Эмма не спеша, с явным удовольствием доедает свежие булочки с джемом и сливками. Рядом с ней на столе стоит чайник. Она как будто светится изнутри, разрумянилась – всего два часа назад мы с ней лежали в постели, сплетясь в жарких объятиях. Теперь она рассказывает мне о книге, которую сейчас читает. Как всегда, я удивляюсь несоответствию низкого, грудного голоса ее субтильной фигурке. На красиво изогнутой верхней губе, как снежинка, сидит капелька сливок.
Настольная книга следопыта.Классификация знаков
Все слишком хорошо, чтобы быть правдой, потому что я – Леммер.
Должно быть, боги опомнились, потому что вдалеке послышался какой-то рокот. Постепенно он делался все громче. Наконец, Эмма замолчала и повернула голову ко входу. Тетушка Вильна, душа и сердце «Красного граната», вышла из кухни, вытирая руки о юбку.
– Вы тоже слышали?
Грохот делался все громче. Ясно, они приближаются по Карнарвон-Роуд.
Мы все выглянули наружу. Перекресток с круговым движением; поток машин словно обтекает церковь. Городок насторожился, замер. Покупатели выбежали из супермаркета, из магазина сельхозкооперации. От церкви прибежали цветные ребятишки; их взволнованные крики примешивались к общей какофонии. Они взволнованно тыкали куда-то пальцами.
В девять утра в Локстон с помпой прибыли инопланетяне. Сверкающий хром, черная кожа, сталь. С рукояток и седел свисает длинная кожаная бахрома. Четыре «Харли-Дэвидсона». Байкеры в темных очках и дурацких шлемах, пестрые банданы закрывают рты и носы. Чтобы дотянуться до педалей и рукояток, им приходится вытягивать руки и ноги. Сделав круг почета, они направились к ресторану и затормозили у входа. Аккуратно поставили своих железных коней – задом к нам, передом к улице. В последний раз взревели моторы, дав нам насладиться оглушительным грохотом и треском. Синхронно опустились подножки. Байкеры сняли банданы.
Блаженная тишина!
Регистрационные таблички крошечные. Я прочел их по порядку: «НЕ ЛЕЗЬ». «ИГРУШКА ДЛЯ МАЛЬЧИКА». «БЛЕСК И ТРЕСК». «ХЕЛЛРЕЙЗЕР».
«НЕ ЛЕЗЬ» спустился с трона, снял шлем, стянул кожаные митенки, потом кожаную куртку с бахромой. Волосы у него оказались седые со стальным отливом, стильно и дорого подстриженные. Лицо самоуверенное, с задорным, мальчишеским выражением. Футболка, пожалуй, маловата. Седой смерил Локстон презрительным взглядом и громко, чтобы все слышали, вынес свой вердикт:
– Ну и дыра!
Работяги из магазина робко, бочком окружали незваных гостей, дети бросились к мотоциклам.
Все четверо байкеров спустили ноги на твердую землю. Кожаные брюки, начищенные до зеркального блеска черные сапоги, украшенные серебряными завитушками. Всем хорошо за сорок. Номер два – крупный, метров двух ростом, номер три – коротышка с крысиной физиономией. Номер четыре – ничего примечательного, но фигура спортивная.
– А ну, отойдите! Смотреть можно, трогать – ни-ни! – сказал ребятишкам Седой.
Они пожирали мотоциклы взглядами, но подходить боялись.
«Рыцари Харли» вошли в ресторан в таком порядке: первым шел Седой. За ним – Крысеныш и Спортсмен. Здоровяк прикрывал тылы. Сразу ясна их неофициальная иерархия.
– Доброе утро, – сказала тетушка Вильна, – добро пожаловать в Локстон. – Она приветливо улыбнулась гостям.
Они внимательно осмотрели ее и ресторан.
– У вас пиво есть? – спросил Седой, явно не впечатленный обстановкой.
Эмма повернулась ко мне, едва заметно покачала головой и доела булочку.
– К сожалению, у нас нет лицензии на продажу алкоголя, но винный магазин через дорогу. Сейчас Мичи сбегает. Садитесь, пожалуйста… – Она указала на большой стол на шестерых.
Седой покосился на меня. Крысеныш смерил Эмму задумчивым взглядом. Они сели. На спине у Спортсмена красовалась надпись: «Если ты это читаешь, значит, моя чувиха отвалилась».
Тетушка Вильна принесла им меню.
– Какое пиво предпочитаете?
– «Блэк Лейбл», – ответил Седой. – Холодное.
– Сбегай, пожалуйста, к Зельде и принеси четыре бутылки «Блэк Лейбл», – велела Мичи тетушка Вильна. – Да попроси, чтобы достала холодное.
– Пусть принесет двенадцать бутылок, тетушка, – распорядился Седой.
– Пить хочется, – подхватил Здоровяк.
– Жажда замучила, – добавил Крысеныш, как видно, придворный шут в команде «Харли».
Все расхохотались: «Ха-ха-ха!» Товарищи по оружию.
Мичи со всех ног бросилась выполнять поручение. Недолгая тишина.
Снаружи четверо цветных проезжали в телеге, запряженной ослом, в сторону Бофорта. По асфальту цокали копыта. Спортсмен некоторое время наблюдал за ними, а потом заметил:
– Здешний автобан.
Остальные снова заржали. О чем-то заговорили громче, чем требуют приличия, чтобы мы, зрители, все слышали.
Эмма едва заметно, ностальгически улыбнулась мне, понимая, что волшебный миг счастья прошел.
20
Животные, больные бешенством, часто ведут себя необычно. Бывает, что они нападают на людей.– О чем мы говорили? – тихо спросила Эмма.
Настольная книга следопыта.Опасные животные
– О «Черном лебеде», – напомнил я, отпивая кофе. Так называлась увлекательная книга, о которой она мне рассказывала.
– Да я все равно уже закончила. – Эмма налила себе еще чаю и взяла последнюю булочку.
Седой за соседним столом громогласно объявил, что собирается купить «порше-кайенн».
– Зачем? – спросил Спортсмен. – Твоей «Ауди-Q?» всего год.
– Затем, что хочу и могу.
– Ха-ха-ха!
Седой как-то уж слишком лез из кожи, стараясь казаться крутым, храбрым бродягой, клоном «Ангела ада». Ясно, с деньгами у него полный порядок, но маскарад выдавал глубокое внутреннее несоответствие. Возможно, он занимает крупный пост в какой-нибудь корпорации, но исполнительным директором его не назначили – наверное, руководство разглядело в нем задатки жестокого диктатора. Скорее всего, он трудится в финансовом секторе… Заведует отделом регулирования денежных операций. Риск, адреналин, большие деньги, мания величия, страсть к потреблению.
Я наскоро оценил остальных. Здоровяка вычислить легче всего; он подчиненный Седого, его сторожевой пес. С двумя оставшимися потруднее. Не коллеги, но родственные души. Возможно, клиенты Седого. Вместе играют в гольф, устраивают долгие совместные обеды с выпивкой, время от времени заглядывают в стриптиз-бар. Все четверо – богатые африканеры из северных пригородов Кейптауна; устроили себе каникулы, о которых мечтали с детства. Жен и детишек оставили в бунгало где-нибудь в Херманусе. И все-таки между тем, кто они есть на самом деле и кем они себя воображают, зияет огромная пропасть…
– У тебя слишком много игрушек, – заметил Крысеныш.
– Мальчики любят игрушки, – сказал Здоровяк и покосился на Седого в поисках одобрения.
Тот кивнул:
– Верно, мать твою!
Они начали хвастаться, что у кого есть.
Прибежала Мичи с пивом; тетушка Вильна обслужила их.
– Стаканов не надо, – сказал Здоровяк.
Они с удовольствием пили из горлышек. Седой брякнул бутылкой о столешницу, вытер губы:
– Прямо материнское молочко!
Эмма нагнулась ко мне через стол и шепнула:
– Хотят вернуть молодость… Вспомнить, какими были в студенческие годы.
«Скорее полные идиоты», – подумал я.
– Еще пива! – крикнул Крысеныш.
Тетушка Вильна принесла.
Когда она проходила мимо нашего столика, я попросил счет.
– Вы ведь еще двойной бифштекс заказывали, – удивилась тетушка Вильна.
«Рыцари» вдруг замолчали, стали прислушиваться.
– Спасибо, тетушка, в другой раз, – тихо сказал я.
– «Двойной бифштекс», – хихикнул Крысеныш.
«Рыцари Харли» снова заржали, стали пить пиво.
– Булочки очень вкусные, – сказала Эмма тетушке Вильне.
– Спасибо, Эммочка.
Эмма налила себе еще чаю.
– Эммочка, иди к нам! – крикнул Спортсмен.
– Не тронь ее, она вон какая худенькая, – сказал Крыса.
– Чем ближе кость, тем слаще мясо, – ответил Спортсмен.
Они снова заржали.
– А он предпочитает двойные бифштексы, – заметил Здоровяк, глядя на меня и стуча себя пальцем по черепу.
Первый локстонский закон Леммера: в городке не давать воли своему гневу. Я встал, подошел к стойке и, держась к ним спиной, достал бумажник.
– Знаете, почему Иисус не мог родиться в Локстоне? – спросил друзей Крысеныш.
Тетушка Вильна нахмурилась.
– Потому что здесь нет ни одного умного мужика, – ответил Седой.
– Ха-ха-ха!
– И ни одной девственницы, – подхватил Здоровяк.
Снова «Ха-ха-ха» – на октаву выше.
Тетушка Вильна выписывала нам счет – медленно и аккуратно, как всегда.
– Ну не знаю, – возразил Седой. – Судя по виду, похоже, Эммочка еще девственница.
Я положил ладонь на стойку, опустил голову, медленно сделал вдох. Вдох, выдох. Я понимал, какие мысли вертятся у них в головах. Они меня рассмотрели, увидели невзрачного, тощего субъекта, деревенщину. Храбрости у них заметно прибавилось.
– Тощая дева со взором горящим, – сказал Спортсмен.
– Да ты, оказывается, поэт! – воскликнул Здоровяк.
– «Эмма, о, Эмма!» – пропел Крысеныш.
– Ха-ха-ха!
– «Скажи своей маме, что дядя хочет сделать с тобой ребенка».
Хриплый хохот над его вариантом популярной песни «Эмма».
Я открыл бумажник, приготовился платить. Заметил, как дрожат руки.
– Не волнуйся, Эмма, я буду нежен с тобой, – сказал Крысеныш.
– А может, и нет, – подхватил Спортсмен.
– Ха-ха-ха!
Я услышал, как Эмма отодвинула стул от стола и подумал: вот оно, началось.
– Ну, так давайте, – сказала Эмма. – Попробуйте только!
– Хо-хо! – протянул Крысеныш, но храбрости у него заметно поубавилось.
Голос Эммы резал, как нож:
– Интересно, что сказала бы твоя жена, если бы увидела тебя сейчас. И дети…
У них не нашлось что ответить.
– Девяносто пять рандов, – прошептала тетушка Вильма.
Я понимал, что нам необходимо срочно выйти из ресторана. Хотя бы ради нее.
– Какие вы жалкие! – сказала Эмма.
Зловещее молчание. Я торопливо выложил деньги на стойку и развернулся лицом к залу. Эмма, пылая от негодования, держалась за спинку стула.
– Эмма… – позвал я, потому что мне уже приходилось видеть, какая она бывает в ярости. Девять месяцев назад она бесстрашно тыкала своим тонким пальчиком в грудь здоровяка полицейского.
Я увидел лицо Седого, увидел, как в нем закипает злоба, и понял: от его следующих слов зависит все. Я направлялся к Эмме, когда он сказал:
– Ты за кого себя принимаешь, мать твою?
Я отчаянно цеплялся за последние остатки самообладания. Разум требовал: «Уходи!»
– Сама ты жалкая, тощая сучка! – прошипел Седой.
Ярость смыла все мои благие намерения. Я резко изменил курс и направился к нему.
21
След включает широкий спектр признаков, от видимых глазом отпечатков конечностей, которые дают подробные сведения о животном и о том, чем оно занимается, до едва различимых признаков, которые могут указывать лишь на то, что животное чем-то обеспокоено.– Ну и красивые же байки стоят у входа! Вы, ребята, должно быть, в деньгах купаетесь, – загрохотал с порога чей-то дружелюбный бас. Мощная фигура быстро отгородила меня от «Рыцарей Харли», я увидел смутно знакомое лицо. Человек подмигнул мне, отвлекая внимание. – Леммер, дружище, а я весь город обыскал, думаю, куда вы подевались! – Как будто мы с ним добрые приятели.
Настольная книга следопыта.Классификация знаков
Из подсознания всплыло: это Дидерик Бранд, местный фермер. Я обошел его. Мне хотелось начать с Седого, преподать ему урок, который он не скоро забудет… Здоровяк медленно встал со стула.
Увидев мое лицо, Эмма опомнилась и крикнула:
– Леммер, нет!
Дидерик положил мне на плечо широкую, твердую ладонь и умиротворяюще пророкотал:
– Они того не стоят! – повернулся к их столику и, подталкивая меня к выходу, поинтересовался: – Интересно, сколько стоит одна такая штучка?
Эмма поняла, что он задумал, взяла меня за другую руку своей прохладной ручкой.
– Двести двадцать, – ответил Крысеныш писклявым от волнения голосом. – В базовой комплектации.
Дидерик и Эмма общими усилиями доволокли меня до двери. Я не сводил глаз с Седого; видимо, до него что-то дошло, потому что он отвернулся.
– Невероятно! – сказал Дидерик. – Классные машинки! – После того как мы вышли на улицу, он негромко сказал мне: – Зачем тебе это надо?
Эмма дернула меня за руку.
– Зря я вышла из себя… Нужно было не обращать на них внимания.
– Нет, – ответил я и стал вырываться, стремясь назад, в ресторан.
– Леммер! – резко окликнул меня Дидерик Бранд. Я посмотрел на него, увидел у него на щеках ямочки и обнадеживающую улыбку.
Я остановился.
– Слушайте, – сказал он, – хотите спасти двух последних черных носорогов в Зимбабве?
Можно подумать, он задал самый логичный вопрос в данных обстоятельствах.
О Дидерике Бранде я знал всего две вещи. Во-первых, он был крупным землевладельцем – владел огромным участком между рекой Сак и горами Нувевельд. Во-вторых, если в Локстоне кто-то поминал его имя, все восклицали: «Ах, этот Дидерик!» – а потом смеялись и качали головами, как будто речь шла о любимом сыне-проказнике.
Несколько раз я мельком видел его, точнее, видел его волосатую руку, машущую из окошка пикапа, когда он проезжал мимо. И вот он сидит у меня в гостиной, на новом кожаном диване – Эмма купила его, чтобы задобрить меня после того, как она раздолбала мой старенький, но надежный пикап «исудзу», не вписавшись в поворот на гравийной дороге у Якхалсданса. Домой мы вернулись вместе с Дидериком; по пути они с Эммой в два голоса убеждали меня, что «Рыцари» не стоят того, чтобы о них мараться. Я кивал, но в глубине души был еще в «Красном гранате» и вершил расправу.
Дидерик был крупным мужчиной за пятьдесят, широкоплечим, с обветренным лицом, какое бывает у всех фермеров в Кару. Над ушами и воротом чистой рубахи цвета хаки завивались черные пряди с сединой. Под носом небольшие усики; в уголках смеющихся глаз «гусиные лапки». Он излучал природное обаяние – сразу было ясно, что он умеет развлечь компанию гостей и не прочь посмеяться над собой. Дидерик сидел наклонившись вперед и опершись локтями о колени. Свою занимательную историю он излагал умело и довольно настойчиво. Эмма слушала его, раскрыв рот.
– Целых два года мы пытались раздобыть черного носорога, но это непросто. Получить лицензию на отлов практически невозможно – придется целую вечность ждать, нужно, чтобы твою кандидатуру одобрили, чтобы у тебя была достаточно большая ферма, естественная среда обитания. Если повезет, тебя включат в программу разведения диких животных. Но предпочтение отдается не частным лицам, а национальным паркам. В прошлом году власти Замбии объявили, что у них осталось всего десять особей. После девяносто восьмого года черные носороги считались там полностью вымершим видом. Черный носорог очень дорог, полмиллиона рандов за голову. Их надо срочно спасать. А ведь когда-то, давным-давно, они обитали в наших краях! Наконец я опросил всех, кого можно и кого нельзя. Все знали, что я ищу черных носорогов. Три недели назад мне позвонил один тип из Зимбабве; сказал, что раньше работал в тамошнем министерстве охраны природы. Хотя штурмовики Мугабе давно вытеснили всех белых с руководящих постов, он не уехал из страны, а устраивает для туристов сафари в Чете. В общем, он сказал, что они случайно наткнулись на пару черных носорогов – самца и самку. Нашли их на берегах реки Себунгве, к югу от Кариба. Животные были напуганы; они дикие, очень агрессивные и не подпускают к себе людей. Тот человек сказал, если мы их не спасем, их рано или поздно все равно убьют из-за рогов. У него самого не хватит денег на то, чтобы усыпить носорогов и перевезти их через границу. Если я оплачу расходы, доставку они берут на себя. Мне останется только принять груз на границе и доставить к себе. Но на деле все не так просто, как кажется. Себунгве в семистах километрах от нашей границы, и то если ехать по дороге, а им придется выбирать кружной путь, объезжать блокпосты и все такое. С их стороны это большая жертва, но в конечном счете все делается ради общего блага…
Вдруг он замолчал на полуслове и покосился в сторону окна. Тут и мы услышали характерный стрекот – к нам приближался небольшой одномоторный самолет. Дидерик Бранд кивнул, как будто ждал его.
Подумать только, наш сонный городишко субботним утром растревожен, как гнездо термитов.
– Мистер Бранд, позвольте предложить вам кофе, – вмешалась Эмма, воспользовавшись паузой. Я выжидал, гадая, какое его рассказ имеет отношение ко мне.
– Дидерик, зовите меня Дидериком. Эмма, спасибо, не надо. Трудность в том, что у нас совсем нет времени. – Он взял черную папку, которую раньше, войдя, положил на кофейный столик, и с треском раскрыл ее. Пролистал целую кипу документов. – Так вот, первым делом я связался с нашими природоохранными организациями. Как вы знаете, за контрабанду диких животных, не разрешенных к ввозу, ничего хорошего ждать не приходится. Министерство охраны окружающей среды отнеслось к нам очень сочувственно; по-моему, они чувствуют себя виноватыми из-за Зимбабве, если вы понимаете, о чем я. Но и их понять можно: у нас нет ни сертификата о происхождении животных, ни разрешения на вывоз от зимбабвийских властей. Как ни крути, а контрабанда есть контрабанда. – Он, наконец, нашел нужный документ и торжественно выложил его на столешницу. – Мне удалось кое-чего добиться! Во-первых, важную роль играет генофонд. В ЮАР поголовье крошечное, почти все наши черные носороги происходят из Квазулу и парка Крюгера. В смысле генофонда зимбабвийские животные бесценны. Пришлось подписать соглашение, по которому я предоставляю министерству охраны окружающей среды право первого отбора приплода. Во-вторых, помогло то, что я живу в отдаленном районе. О том, что я намерен разводить носорогов, знают всего несколько человек, в том числе вы. Кстати, прошу вас, никому не рассказывайте о носорогах, потому что их рога на черном рынке идут примерно по двадцати тысяч долларов за килограмм. Иными словами, каждый рог стоит больше шестидесяти тысяч долларов, почти полмиллиона рандов. В-третьих, у меня много земли и электрифицированная ограда. Здесь… – он похлопал своим большим пальцем по документу, – мое разрешение.
Дидерик достал из папки еще один лист бумаги.
– Вот письмо от директора департамента. Они готовы дать исключительное разрешение на ввоз под грифом «экстренный случай». – Толстыми указательными пальцами он изобразил кавычки.
– Дидерик… – начал я.
– Леммер, я знаю, о чем вы хотите меня спросить. При чем здесь вы? Сейчас объясню. Вы знаете Лоуренса Лериша?
– Я слышал о нем.
– А Николу, который разводит диких животных?
– Он мой друг.
– Сейчас Лоуренс находится в Мусине. Никола дал ему свой грузовик для перевозки животных. Сегодня он получит двух носорогов на зимбабвийской границе, восточнее Вембе, и повезет сюда груз, который стоит целое состояние – учтите, я имею в виду не только деньги. Ему предстоит преодолеть больше полутора тысяч километров. Если что-нибудь пойдет не так… – Бранд смерил меня многозначительным взглядом. Дошло до меня не сразу.