Страница:
– Э-э-э, скажите, пожалуйста, как мне попасть в кабинет директора? – промямлил Артур.
– Четвертая дверь налево, – сухо ответил один «ряженый», помоложе. Другой, постарше, пристально уставился на Каштанова. Артур внутренне похолодел. Весной тысяча девятьсот девяносто пятого года в Моздоке майор уже встречался с этим человеком. В шикарном новеньком камуфляже, разительно отличавшимся от латаной-перелатаной одежонки коман-дира армейской разведроты, тот в составе отряда милицейского спецназа охранял аэродром, а легко раненный Каштанов сопровождал в госпиталь нескольких своих «тяжелых» бойцов.
– Что за красавцы? – указывая на группу франтоватых камуфляжей, спросил он у пилота «вертушки».
– Прикомандированные руоповцы из Москвы, – с презрительной миной отозвался летчик. – Погарцуют в тылах месяц-другой, попозируют перед телекамерами, получат медальку или повышение в звании да обратно в столицу. На передовую бы их, жеребцов стоялых! Пусть в грязи покувыркаются, пороху понюхают! Дармоеды!
– Не мешало бы! – вздохнул Каштанов. – А впрочем, прикомандированные менты, за редким исключением, воюют хреново. Не приучены! Им бы по Москве за банкирами гоняться, внутренности мирным гражданам отбивать по поводу и без оного. Вояки, блин!
Слышавший последние слова руоповец заметно смутился, и вот сейчас он в упор, словно силясь что-то припомнить, разглядывал Артура. Однако обошлось. Действительно, трудно узнать в сутулом, нескладном очкарике загорелого, пропыленного матерого офицера-десантника. Да и времени прошло достаточно. Три с половиной года. Безуспешно понапрягав память, старший лейтенант Курбатов успокоился.
– Чего стал пнем? Иди давай! – пробасил руоповец.
Заслышав стук в дверь, Сергей Игнатьевич напрягся, невольно покосившись в сторону смежной комнаты, где притаились Касаткин с Дробижевым.
– Войдите, – зычно сказал он.
В кабинет проскользнул на цыпочках абсолютно незнакомый и ни капли не похожий на бандита очкарик самого что ни на есть дурацкого вида. Господин Елкин расслабился.
– Тебя прислал Соболь? – на всякий случай (чем черт не шутит) спросил он.
– Кто-кто? – опешил очкарик.
– Конь в пальто! – огрызнулся Сергей Игнатьевич. – Говори, чего надо!
– Я, э-э-э, хотел к вам на работу устроиться!
– Вакансий нет, – не удосужившись поинтересоваться специальностью просителя, гаркнул коммерсант. – Проваливай! Без тебя дел по горло!
Очкарик смущенно ретировался.
– Шляются тут всякие, пальцем деланные, – проворчал совладелец фирмы «Ажур». – На работу! Ха! Нашел, понимаешь, биржу труда!..
Спустившись на первый этаж, Каштанов столкнулся с Васей Крошкиным, нетерпеливо поджидающим возвращения недомерка и сгорающим от нетерпения блеснуть заранее заготовленной остротой.
– Выперли! – злорадно ухмыльнулся охранник. – Ты, мудак, не по адресу обратился! Тебе, чухану, лишь ворон на огороде пугать! Ха-ха-ха!
– Заткнись, мешок с говном, – огрызнулся Артур. – Плоское остроумие вредно отражается на здоровье.
– Что-о-о?! – взбесился не ожидавший подобной дерзости Крошкин. – Ах ты мозгляк задрипанный! Придется вышибать тебе дурь из башки!
Боковым справа он двинул нахалу «по чану». Шагнув вперед, Каштан накладкой левой ладони на плечо остановил удар «в зародыше» и со страшной силой всадил локоть в челюсть охранника. Вася надолго отключился. Спрятав тело за стойкой пустующего гардероба, Артур поправил сползшие на нос очки, старательно ссутулился и вышел на улицу.
Наблюдавший за выходом лейтенант Кобелев произошедшего в вестибюле инцидента не заметил...
– Почему именно РУОП, а не, допустим, СОБР или ФСБ? – полюбопытствовал Снежок.
– Я узнал физиономию одного из тех, в коридоре. Встречались однажды мельком в Моздоке во время войны...
– Молодец, Артур! Спасибо! – сердечно поблагодарил Каштана Соболь. – С меня премия. Зайди за ней к Володе, кассиру. Я предупрежу его по телефону...
– Сука вонючая Елкин! Замусорился пидорас! – с лютой ненавистью оскалился Антон, оставшись наедине со Снежком. – Твои предположения, Игорь?
– Валить[31]! – убежденно сказал Снегирев. – Иного выхода не вижу!
– Я тоже, – согласился Соболев. – Однако придется обождать некоторое время. Пускай страсти поулягутся!
Глава 4
Руоповцы безуспешно прождали появления представителей Соболя до двух часов дня.
– Не придут! – заключил наконец Касаткин. – Вычислили нас гады, но как?!
«Как» выяснилось довольно быстро при опросе сотрудников фирмы. Вася, еле двигая распухшей челюстью, поведал стражам порядка о странной метаморфозе, произошедшей с замухрышкой-очкариком на обратном пути и о его удивительной сноровке в области рукопашного боя.
– Я прям опомниться не успел! – пристыженно шепелявил Крошкин. – Главное, ни с того ни с сего.
– Ни с того ни с сего, – саркастически передразнил подполковник. – Брось заливать! Залупнулся, поди, на него?! – и, не дождавшись ответа, схватился за голову. – Е-мое! Проморгали лазутчика! Теперь-то бандюги точно в капкан не полезут! Не верят они тебе, хоть ты и утверждал обратное. Прислали человека разведать обстановку. Классную парень маскировку выбрал! Прирожденный артист! Да-а, блин, проворонили мы дичь, но, как говорится, после драки кулаками не машут.
– А вдруг бандиты больше не сунутся? – с надеждой предположил Елкин.
– Сунутся! – твердо заверил подполковник. – Только выждут месяц-другой-третий да нагрянут внезапно. Тебе, родной, не позавидуешь! Братки всенепременно отомстят – в лучшем случае изуродуют до неузнаваемости, в худшем... – Касаткин многозначительно замолчал.
Коммерсант переменился в лице, зажмурился, втянул голову в плечи, уподобившись скульптуре Эрнеста Барлаха[32] «Мерзнущая старуха».
– Как же... Что ж... Я... ведь... меня, – нелепо залопотал он и, с грехом пополам заставив слушаться костенеющий язык, возопил: – Помогите! Спасите! Не оставляйте на растерзание!
Именно этого момента и дожидался многомудрый подполковник.
– Не оставлять на растерзание, говоришь?! – вкрадчиво повторил он. – Гм, гм, а как ты себе это конкретно представляешь?
– И-ик! – ответил господин Елкин.
«Начинать брать быка за рога или еще немного поиграть в кошки-мышки? – размышлял Вениамин Михайлович, оценивающе глядя на жалкую, убитую горем физиономию коммерсанта. – Пожалуй, пора брать! Фрукт созрел и готов к употреблению!»
– Мы можем обеспечить тебе постоянную защиту, – вслух сказал он. – Погоди благодарить да рассыпаться в комплиментах. Прежде выслушай условия. Во-первых, мы не занимаемся благотворительностью. Не имеем такой возможности, да, признаться, и желания тоже. Во-вторых, как все живые организмы, я и мои ребята нуждаемся в регулярном питании. В силу специфики нашей нелегкой работы – высококалорийном питании, – подчеркнул руоповец. – А «спасибом» сыт не будешь. Поэтому если хочешь жить спокойно под нашим прикрытием, плати ежемесячно, – тут Касаткин назвал такую сногсшибательную сумму, что Сергей Игнатьевич содрогнулся. Первым его порывом было наотрез отказаться от предложения Касаткина, но Елкин вовремя удержал готовые сорваться с губ слова. Положеньице-то аховое! Если после неудачного для Елкина поединка со Снежком обе-щание Антона «завалить» могло оказаться просто угрозой, то теперь за подставку под ментов (представив душевное состояние Соболева на данный момент, Сергей Игнатьевич ощутил острое желание сходить в туалет «по-большому»)...
Страшен в гневе Антон! Способен на самые жестокие поступки! Из названных Касаткиным вариантов бандитской мести вариант первый – «изуродуют до неузнаваемости» – сразу отпадает! Единственно реален вариант второй – «худший», т. е. смерть... А как обойдешься без крыши, когда начинают давить кредиторы типа гребаного урки Платонова?.. Помимо всего прочего, легавые, получив отказ, непременно начнут прессовать различными способами его самого (Елкин знал немало подобных прецедентов). Короче, выхода-то нету! Потому мент цену и ломит. Чувствует, собака, благоприятную ситуацию!
– Хорошо, – с тяжелым вздохом согласился Сергей Игнатьевич. – Но сумма слишком значительна. Не знаю, успею ли собрать ее до конца месяца!..
– Ты неправильно меня понял, – нервно дернул щекой подполковник. – Никаких «концов месяца». Плата взимается авансом и только авансом! Утром деньги – вечером стулья! Оправдания не принимаются! Приговор окончателен! Обжалованию не подлежит!
Господину Елкину вдруг померещилось, будто кабинет превратился в гигантский аквариум, заполненный зеленоватой от обилия водорослей водой, сам он трансформировался в мелкую рыбешку с подрагивающими от страха плавниками, а Вениамин Михайлович навис сверху огромной вострозубой пустоглазой акулой. Сергей Игнатьевич больно ущипнул себя за нос, наваждение исчезло, и подполковник вновь обрел человечье обличье. Правда, отдаленное сходство с акулой все же сохранилось. Маленькое такое сходство, незначительное...
– Ну как? – деловито спросил он. – Вопросы есть?
«Конкретный дядя, черт бы его побрал! Не удастся потянуть резину! – с тоской подумал Елкин. – Придется раскошелиться!»
Неся какую-то галиматью о «последних, взятых в банке под проценты для выдачи зарплаты сотрудникам фирмы», Сергей Игнатьевич, сопровождаемый полуодобрительным-полунасмешливым взглядом Касаткина, нехотя поплелся к сейфу...
Сергей Игнатьевич обнаружился у се-бя в кабинете, где он с невозмутимым спокойствием потягивал чаек.
– Чего надо? – нисколько не смутившись при виде разгоряченных, кипящих праведным негодованием парней, грубовато осведомился Елкин. – Вам разве непонятно объяснили?
– Непонятно, – дерзко шагнул вперед Виктор Гордеев, самый старший (двадцати восьми лет) и самый физически развитый охранник, пользующийся у остальных непререкаемым авторитетом. Остальные: Никита Костылев, Алексей Пичугин и знакомый читателю Вася Крошкин, усиленно закивали в знак подтверждения.
– Во-первых, вы вышвырнули нас за порог, не объяснив причин, – начал перечислять Гордеев, но тут же был остановлен издевательским хохотом коммерсанта.
– При-и-ичин?! О-х-ха-ха! Ну сказанул, салага. При-и-ичин! – закатывался Сергей Игнатьевич. – На хрена мне сдались такие тюфяки с гнилой соломой?! Толку-то от вас ноль! Посмотри на своего приятеля Крошкина! Вни-и-и-мательно посмотри! Этот лопух проморгал «засланного казачка» и в результате провалил тщательно спланированную операцию РУОПа! (Откровенно говоря, «засланного казачка» проморгал не только Крошкин, но и руоповцы, а также сам господин Елкин. Кроме того, он не предупреждал сотрудников фирмы о готовящейся операции «Приманка» и не давал на сей счет никаких указаний. Некоторые работники «Ажура» заметили, правда, подозрительных посторонних мужчин, сильно смахивающих на переодетых ментов, однако не рискнули соваться с расспросами к вспыльчивому, скорому на расправу шефу.)
– Нас не предупредили, – осмелился возразить Виктор.
– Молчать! – стукнул кулаком по столу Сергей Игнатьевич. – Не пре-е-е-дупрежда-а-али! – нарочито гнусаво передразнил он. – Идиоты! Вы когда в сортир идете, вас тоже предупреждать надо, чтобы, садясь на толчок, штаны снять не забыли?! А?! Видимо, нужно! Вот поэтому и уволил! За дурость да за чахлость!
– Че-е-его?! – дружно набычились задетые за живое секьюрити.
– Да, салабоны! За чахлость! – вдохновенно изгалялся Елкин. – Взгляните на распухшую харю вашего приятеля Васи! Хлипкий, сутулый очкарик уложил его с одного удара! Я ж вас, дешевок, насквозь вижу! Всегда знал истинную вашу цену! Три копейки за всех оптом, в базарный день!
Крошкин пристыженно съежился, однако далеко не глупый Гордеев, отлично понимающий всю несправедливость и абсурдность обвинений, огульно выдвигаемых работодателем, не смутился, а с затаенной яростью спросил:
– Коли вы, Сергей Игнатьевич, знали изначально, что мы гроша ломаного не стоим, видели нас насквозь, то зачем держали на работе?!
– Ради мебели! – хохотнул Елкин. – Интерьер создавал! Теперь в фирме реконструкция помещения и лишнюю мебель я того, убираю, значит! – Сергей Игнатьевич искренне восхищался собственным «остроумием».
– И зарплату вы нам платили как живой мебели? – задал вроде бы глупо-невинный вопрос Виктор.
– Точно! – не почуяв каверзы, осклабился коммерсант.
– В таком случае верните «мебели» деньги, причитающиеся за два месяца добросовестного «украшения интерьера», да разбежимся по-хорошему, – спокойно резюмировал Гордеев.
Елкин сперва остолбенел, затем чуть не захлебнулся желчной злобой. Он хотел было собственноручно измордовать зарвавшегося щенка, нет, лучше всех четверых до кучи, но вовремя вспомнил о своей травме, не позволявшей делать резких движений. Проклятый Снежок! Лишил боеспособности, скотина! Приходится терпеть наглый выпендреж всяких безмозглых кусков мяса, а впрочем... Ба! У него же имеется крыша, да еще какая! Наикрутейшая! Пусть подполковник со товарищи начинает отрабатывать полученные бабки! Зверское выражение на лице коммерсанта сменилось приторно-слащавой улыбкой.
– Приходите завтра, в одиннадцать утра, – коварно промурлыкал Сергей Игнатьевич. – Вы сполна получите заработанное плюс выходное пособие! Слово даю!.. * * *
– Мы не можем их арестовать! – двумя часами позже объяснял Елкину Касаткин. – Какое ж тут вымогательство? За зарплатой люди явились. Они в бухгалтерских документах значатся. Не получится рэкет навесить!
– Не обязательно арестовывать! – хихикнул Сергей Игнатьевич. – Обработайте по полной программе, и достаточно.
– Ну это запросто! – успокоился руоповец. – Ты, главное, спровоцируй их на грубость, угрозы и так далее, чтоб было к чему прицепиться, а дальше дело техники!
– Без проблем! – заверил подполковника Елкин...
– Сергей Игнатьевич! Мы пришли получить обещанную плату. Как договаривались, – объявил Гордеев.
– С кем договаривались? – изобразил непонимание Елкин.
– С вами!
– Ой, чегой-то не припомню, – придурковато заблажил коммерсант. – Чегой-то с памятью моей стало! А может, ты, мальчик, врешь?! Ась?! Молодежь-то нахальная пошла, загребущая. У всех подряд денег требует! Одно слово – рэкетиры! Ой, боюсь! Ой, не жгите меня раскаленным утюгом!
– Так вы над нами издеваетесь? – нахмурился Гордеев.
– Верно! Издеваюсь! – радостно закивал Сергей Игнатьевич. – А как ты догадался?
– Перестаньте паясничать, – с трудом удерживая вертящиеся на кончике языка меткие, грубые выражения, живо характеризующие личность Елкина, медленно проговорил парень. – Вы слово дали!
– Мое слово: захотел – дал, захотел – обратно забрал, – кривлялся господин Елкин. – Катись колбаской по Малой Спасской! Ишь, губищи-то раскатал! Закатай обратно. Гуляй, рванина!
Терпение Гордеева лопнуло.
– Сволочь! – взорвался он. – Козел вонючий! Харю бы тебе набить!
– Набей, набей, – подначивал Сергей Игнатьевич, – да смотри, ручонки свои не обломай!
– Мразь! Падаль! Понос свинячий! – зарычал Виктор, приближаясь к столу Елкина. За ним по инерции подались вперед остальные секьюрити. Поняв, что настал долгожданный момент, Сергей Игнатьевич подал условный сигнал. Из смежной комнаты шустро выскочили четыре звероподобных руоповца с вурдалачьими ухмылками на губах. Следом неторопливо вышел подполковник Касаткин.
– Дайте им! – без всяких околичностей скомандовал он подчиненным. Руоповцы с овчарочьим рыком накинулись на оторопевших охранников. Первым замертво свалился Вася Крошкин, получивший жестокий удар кулаком точно в не-зажившую челюсть. Вторым пал Никита Костылев, буквально нанизанный на твердый ботинок руоповца (проникающий май-гери в живот) и добитый ребром ладони по затылку. А вот Виктор Гордеев с Алексеем Пичугиным оказали неожиданно активное сопротивление. Загнанные в разные углы кабинета, они с яростью отчаяния дрались каждый против двоих громил. На долю Пичугина выпало сражаться с капитаном Дробижевым и старшим лейтенантом Курбатовым. Невзирая на поистине героические усилия, Алексей достаточно быстро сник под градом мощных профессиональных ударов и без сознания рухнул на пол, успев, однако, украсить левый глаз Дробижева впечатляющим фингалом. Зато в углу Гордеева обстановка складывалась несколько иначе. Точным ударом носка ботинка в пах Виктор вывел из строя Кобелева и теперь бился один на один с лейтенантом Гавриловым. Лица обоих успели превратиться в кровавое месиво, но конечный исход поединка до сих пор оставался неясен.
– Давай, Гришка! Ломай сосунка! – азартно вопил Касаткин, жестом запретив остальным руоповцам вмешиваться. – Дави, блин! Не справишься – сгною!
Угроза начальника добавила лейтенанту энергии. Изловчившись, он неожиданным ударом повалил Гордеева в просвет между столом Елкина (сам Сергей Игнатьевич давно перебрался на более безопасную позицию) и стеной. С оскаленной от боли, пестреющей всеми цветами радуги физиономии Гаврилова градом катился пот, смешанный с кровью. По-мясницки кхекнув, он пнул упавшего ногой под ребро, проворно нагнувшись, ухватил его правой рукой за челюсть, левой – за волосы на затылке и рывком поднял, выворачивая шею на излом. До предела напрягая могучие шейные мышцы, сморщившийся от натуги Гордеев зацепил левой ладонью затылок руоповца, предплечьем правой руки уперся ему в грудь и разворотом корпуса слева направо впечатал противника в стол. Схватив телефонную трубку, Виктор круговым движением обмотал провод вокруг шеи оглушенного Гаврилова и рывком сдернул лейтенанта на пол. Руоповец отключился.
– Крут, крут паренек! Но нам и не таких доводилось обламывать. Смотрите, молодежь, учитесь! – проворчал Касаткин, неторопливо направляясь к окровавленному победителю. Вениамин Михайлович намеревался на практике продемонстрировать подчиненным, как нужно «крутых обламывать». Боец он был отменный, но сейчас рассчитывал в основном на психологический фактор.
Однако самоуверенность сыграла с подполковником злую шутку. Невзирая на исходившую от Касаткина волну смертельной опасности, «паренек», вместо того, чтобы пасть перед грозным дядей на колени и слезно молить о пощаде, молниеносно саданул ему ступней в грудь. Выхаркнув из легких воздух, Вениамин Михайлович отлетел назад и едва удержался на ногах. Нельзя сказать, чтобы удар особо повредил крепкой грудной клетке руоповского начальника. Нет, все получилось гораздо хуже. Ступня Гордеева больно ранила подполковничье самолюбие. В мгновение ока Касаткин превратился в подобие древнего берсеркиера[33]. Издав дикарский боевой клич, он вихрем налетел на Гордеева, чудовищным ударом отправил Виктора в глубочайший нокаут и принялся с нечеловеческой яростью топтать его. Скорее всего руоповец забил бы парня до смерти, но, по счастливой случайности, он зацепился штаниной за обломанный в процессе недавней баталии угол стола, в клочья разодрал ткань о занозистые щепки, заодно болезненно повредив кожу на мускулистой ляжке, и обрушил весь свой гнев на сей злокозненный предмет меблировки. Менее чем за минуту прочный, добротный стол превратился в груду обломков – не очень крупных. Подполковничья ярость пошла на убыль. Касаткин остановился, тяжело дыша, и обвел помещение налитыми кровью глазами.
Руоповцы вкупе с Елкиным благоговейно взирали, а бывшие охранники, напоминающие в данный момент жертвы дорожно-транспортного происшествия, не подавали признаков жизни. Вениамин Михайлович остыл окончательно.
– Четвертая дверь налево, – сухо ответил один «ряженый», помоложе. Другой, постарше, пристально уставился на Каштанова. Артур внутренне похолодел. Весной тысяча девятьсот девяносто пятого года в Моздоке майор уже встречался с этим человеком. В шикарном новеньком камуфляже, разительно отличавшимся от латаной-перелатаной одежонки коман-дира армейской разведроты, тот в составе отряда милицейского спецназа охранял аэродром, а легко раненный Каштанов сопровождал в госпиталь нескольких своих «тяжелых» бойцов.
– Что за красавцы? – указывая на группу франтоватых камуфляжей, спросил он у пилота «вертушки».
– Прикомандированные руоповцы из Москвы, – с презрительной миной отозвался летчик. – Погарцуют в тылах месяц-другой, попозируют перед телекамерами, получат медальку или повышение в звании да обратно в столицу. На передовую бы их, жеребцов стоялых! Пусть в грязи покувыркаются, пороху понюхают! Дармоеды!
– Не мешало бы! – вздохнул Каштанов. – А впрочем, прикомандированные менты, за редким исключением, воюют хреново. Не приучены! Им бы по Москве за банкирами гоняться, внутренности мирным гражданам отбивать по поводу и без оного. Вояки, блин!
Слышавший последние слова руоповец заметно смутился, и вот сейчас он в упор, словно силясь что-то припомнить, разглядывал Артура. Однако обошлось. Действительно, трудно узнать в сутулом, нескладном очкарике загорелого, пропыленного матерого офицера-десантника. Да и времени прошло достаточно. Три с половиной года. Безуспешно понапрягав память, старший лейтенант Курбатов успокоился.
– Чего стал пнем? Иди давай! – пробасил руоповец.
Заслышав стук в дверь, Сергей Игнатьевич напрягся, невольно покосившись в сторону смежной комнаты, где притаились Касаткин с Дробижевым.
– Войдите, – зычно сказал он.
В кабинет проскользнул на цыпочках абсолютно незнакомый и ни капли не похожий на бандита очкарик самого что ни на есть дурацкого вида. Господин Елкин расслабился.
– Тебя прислал Соболь? – на всякий случай (чем черт не шутит) спросил он.
– Кто-кто? – опешил очкарик.
– Конь в пальто! – огрызнулся Сергей Игнатьевич. – Говори, чего надо!
– Я, э-э-э, хотел к вам на работу устроиться!
– Вакансий нет, – не удосужившись поинтересоваться специальностью просителя, гаркнул коммерсант. – Проваливай! Без тебя дел по горло!
Очкарик смущенно ретировался.
– Шляются тут всякие, пальцем деланные, – проворчал совладелец фирмы «Ажур». – На работу! Ха! Нашел, понимаешь, биржу труда!..
Спустившись на первый этаж, Каштанов столкнулся с Васей Крошкиным, нетерпеливо поджидающим возвращения недомерка и сгорающим от нетерпения блеснуть заранее заготовленной остротой.
– Выперли! – злорадно ухмыльнулся охранник. – Ты, мудак, не по адресу обратился! Тебе, чухану, лишь ворон на огороде пугать! Ха-ха-ха!
– Заткнись, мешок с говном, – огрызнулся Артур. – Плоское остроумие вредно отражается на здоровье.
– Что-о-о?! – взбесился не ожидавший подобной дерзости Крошкин. – Ах ты мозгляк задрипанный! Придется вышибать тебе дурь из башки!
Боковым справа он двинул нахалу «по чану». Шагнув вперед, Каштан накладкой левой ладони на плечо остановил удар «в зародыше» и со страшной силой всадил локоть в челюсть охранника. Вася надолго отключился. Спрятав тело за стойкой пустующего гардероба, Артур поправил сползшие на нос очки, старательно ссутулился и вышел на улицу.
Наблюдавший за выходом лейтенант Кобелев произошедшего в вестибюле инцидента не заметил...
* * *
– Засада! – спустя полчаса лаконично докладывал Антону Каштанов. – Один на улице, в машине. Двое в бронежилетах под одеждой и с автоматами в портфелях контролируют коридор. Остальные (судя по шорохам и дыханию – двое или трое) в смежной с кабинетом комнатенке. Московский РУОП.– Почему именно РУОП, а не, допустим, СОБР или ФСБ? – полюбопытствовал Снежок.
– Я узнал физиономию одного из тех, в коридоре. Встречались однажды мельком в Моздоке во время войны...
– Молодец, Артур! Спасибо! – сердечно поблагодарил Каштана Соболь. – С меня премия. Зайди за ней к Володе, кассиру. Я предупрежу его по телефону...
– Сука вонючая Елкин! Замусорился пидорас! – с лютой ненавистью оскалился Антон, оставшись наедине со Снежком. – Твои предположения, Игорь?
– Валить[31]! – убежденно сказал Снегирев. – Иного выхода не вижу!
– Я тоже, – согласился Соболев. – Однако придется обождать некоторое время. Пускай страсти поулягутся!
Глава 4
До эпохи тотального рэкета, когда им стали заниматься все кому не лень... существовала сама идеология рэкета. И главными ее носителями были милиционеры. Все просто. Потому что была торговля. А у торговли была крыша. А этой крышей была милиция. Считалось, что торгаши должны обслуживать паразитирующих на их территории ментов.В. Карышев, Л. Шаров, А. Солоник. Палач и жертва
Сейчас широко распространены ментовские крыши. Да, да! Именно крыши наподобие бандитских. Но, как правило, они очень дороги и ненадежны. Дерут три шкуры, а толку... Тьфу! Привыкли жить на халяву. Только ты не упоминай моего имени!Пожелавший остаться неизвестным современный российский коммерсант
Руоповцы безуспешно прождали появления представителей Соболя до двух часов дня.
– Не придут! – заключил наконец Касаткин. – Вычислили нас гады, но как?!
«Как» выяснилось довольно быстро при опросе сотрудников фирмы. Вася, еле двигая распухшей челюстью, поведал стражам порядка о странной метаморфозе, произошедшей с замухрышкой-очкариком на обратном пути и о его удивительной сноровке в области рукопашного боя.
– Я прям опомниться не успел! – пристыженно шепелявил Крошкин. – Главное, ни с того ни с сего.
– Ни с того ни с сего, – саркастически передразнил подполковник. – Брось заливать! Залупнулся, поди, на него?! – и, не дождавшись ответа, схватился за голову. – Е-мое! Проморгали лазутчика! Теперь-то бандюги точно в капкан не полезут! Не верят они тебе, хоть ты и утверждал обратное. Прислали человека разведать обстановку. Классную парень маскировку выбрал! Прирожденный артист! Да-а, блин, проворонили мы дичь, но, как говорится, после драки кулаками не машут.
– А вдруг бандиты больше не сунутся? – с надеждой предположил Елкин.
– Сунутся! – твердо заверил подполковник. – Только выждут месяц-другой-третий да нагрянут внезапно. Тебе, родной, не позавидуешь! Братки всенепременно отомстят – в лучшем случае изуродуют до неузнаваемости, в худшем... – Касаткин многозначительно замолчал.
Коммерсант переменился в лице, зажмурился, втянул голову в плечи, уподобившись скульптуре Эрнеста Барлаха[32] «Мерзнущая старуха».
– Как же... Что ж... Я... ведь... меня, – нелепо залопотал он и, с грехом пополам заставив слушаться костенеющий язык, возопил: – Помогите! Спасите! Не оставляйте на растерзание!
Именно этого момента и дожидался многомудрый подполковник.
– Не оставлять на растерзание, говоришь?! – вкрадчиво повторил он. – Гм, гм, а как ты себе это конкретно представляешь?
– И-ик! – ответил господин Елкин.
«Начинать брать быка за рога или еще немного поиграть в кошки-мышки? – размышлял Вениамин Михайлович, оценивающе глядя на жалкую, убитую горем физиономию коммерсанта. – Пожалуй, пора брать! Фрукт созрел и готов к употреблению!»
– Мы можем обеспечить тебе постоянную защиту, – вслух сказал он. – Погоди благодарить да рассыпаться в комплиментах. Прежде выслушай условия. Во-первых, мы не занимаемся благотворительностью. Не имеем такой возможности, да, признаться, и желания тоже. Во-вторых, как все живые организмы, я и мои ребята нуждаемся в регулярном питании. В силу специфики нашей нелегкой работы – высококалорийном питании, – подчеркнул руоповец. – А «спасибом» сыт не будешь. Поэтому если хочешь жить спокойно под нашим прикрытием, плати ежемесячно, – тут Касаткин назвал такую сногсшибательную сумму, что Сергей Игнатьевич содрогнулся. Первым его порывом было наотрез отказаться от предложения Касаткина, но Елкин вовремя удержал готовые сорваться с губ слова. Положеньице-то аховое! Если после неудачного для Елкина поединка со Снежком обе-щание Антона «завалить» могло оказаться просто угрозой, то теперь за подставку под ментов (представив душевное состояние Соболева на данный момент, Сергей Игнатьевич ощутил острое желание сходить в туалет «по-большому»)...
Страшен в гневе Антон! Способен на самые жестокие поступки! Из названных Касаткиным вариантов бандитской мести вариант первый – «изуродуют до неузнаваемости» – сразу отпадает! Единственно реален вариант второй – «худший», т. е. смерть... А как обойдешься без крыши, когда начинают давить кредиторы типа гребаного урки Платонова?.. Помимо всего прочего, легавые, получив отказ, непременно начнут прессовать различными способами его самого (Елкин знал немало подобных прецедентов). Короче, выхода-то нету! Потому мент цену и ломит. Чувствует, собака, благоприятную ситуацию!
– Хорошо, – с тяжелым вздохом согласился Сергей Игнатьевич. – Но сумма слишком значительна. Не знаю, успею ли собрать ее до конца месяца!..
– Ты неправильно меня понял, – нервно дернул щекой подполковник. – Никаких «концов месяца». Плата взимается авансом и только авансом! Утром деньги – вечером стулья! Оправдания не принимаются! Приговор окончателен! Обжалованию не подлежит!
Господину Елкину вдруг померещилось, будто кабинет превратился в гигантский аквариум, заполненный зеленоватой от обилия водорослей водой, сам он трансформировался в мелкую рыбешку с подрагивающими от страха плавниками, а Вениамин Михайлович навис сверху огромной вострозубой пустоглазой акулой. Сергей Игнатьевич больно ущипнул себя за нос, наваждение исчезло, и подполковник вновь обрел человечье обличье. Правда, отдаленное сходство с акулой все же сохранилось. Маленькое такое сходство, незначительное...
– Ну как? – деловито спросил он. – Вопросы есть?
«Конкретный дядя, черт бы его побрал! Не удастся потянуть резину! – с тоской подумал Елкин. – Придется раскошелиться!»
Неся какую-то галиматью о «последних, взятых в банке под проценты для выдачи зарплаты сотрудникам фирмы», Сергей Игнатьевич, сопровождаемый полуодобрительным-полунасмешливым взглядом Касаткина, нехотя поплелся к сейфу...
* * *
Вынужденный отстегивать руоповцам солидный куш, господин Елкин решил до минимума сократить расходы, но не свои личные, а сотрудников фирмы, втрое урезав им жалованье. Кроме того, он уволил всех четверых охранников, зажилив их двухмесячный заработок (зарплата в фирме «Ажур» выдавалась хотя и регулярно, но с задержкой на два месяца). Волю босса объявила ребятам секретарша, позвонив каждому домой. Сам он не снизошел, и дозвониться до него уволенные охранники не сумели. Тогда они связались с бухгалтерией, желая узнать, когда приходить за расчетом, и выяснив, что никаких денег им, оказывается, не причитается, разъяренной гурьбой понеслись разыскивать бессовестного коммерсанта.Сергей Игнатьевич обнаружился у се-бя в кабинете, где он с невозмутимым спокойствием потягивал чаек.
– Чего надо? – нисколько не смутившись при виде разгоряченных, кипящих праведным негодованием парней, грубовато осведомился Елкин. – Вам разве непонятно объяснили?
– Непонятно, – дерзко шагнул вперед Виктор Гордеев, самый старший (двадцати восьми лет) и самый физически развитый охранник, пользующийся у остальных непререкаемым авторитетом. Остальные: Никита Костылев, Алексей Пичугин и знакомый читателю Вася Крошкин, усиленно закивали в знак подтверждения.
– Во-первых, вы вышвырнули нас за порог, не объяснив причин, – начал перечислять Гордеев, но тут же был остановлен издевательским хохотом коммерсанта.
– При-и-ичин?! О-х-ха-ха! Ну сказанул, салага. При-и-ичин! – закатывался Сергей Игнатьевич. – На хрена мне сдались такие тюфяки с гнилой соломой?! Толку-то от вас ноль! Посмотри на своего приятеля Крошкина! Вни-и-и-мательно посмотри! Этот лопух проморгал «засланного казачка» и в результате провалил тщательно спланированную операцию РУОПа! (Откровенно говоря, «засланного казачка» проморгал не только Крошкин, но и руоповцы, а также сам господин Елкин. Кроме того, он не предупреждал сотрудников фирмы о готовящейся операции «Приманка» и не давал на сей счет никаких указаний. Некоторые работники «Ажура» заметили, правда, подозрительных посторонних мужчин, сильно смахивающих на переодетых ментов, однако не рискнули соваться с расспросами к вспыльчивому, скорому на расправу шефу.)
– Нас не предупредили, – осмелился возразить Виктор.
– Молчать! – стукнул кулаком по столу Сергей Игнатьевич. – Не пре-е-е-дупрежда-а-али! – нарочито гнусаво передразнил он. – Идиоты! Вы когда в сортир идете, вас тоже предупреждать надо, чтобы, садясь на толчок, штаны снять не забыли?! А?! Видимо, нужно! Вот поэтому и уволил! За дурость да за чахлость!
– Че-е-его?! – дружно набычились задетые за живое секьюрити.
– Да, салабоны! За чахлость! – вдохновенно изгалялся Елкин. – Взгляните на распухшую харю вашего приятеля Васи! Хлипкий, сутулый очкарик уложил его с одного удара! Я ж вас, дешевок, насквозь вижу! Всегда знал истинную вашу цену! Три копейки за всех оптом, в базарный день!
Крошкин пристыженно съежился, однако далеко не глупый Гордеев, отлично понимающий всю несправедливость и абсурдность обвинений, огульно выдвигаемых работодателем, не смутился, а с затаенной яростью спросил:
– Коли вы, Сергей Игнатьевич, знали изначально, что мы гроша ломаного не стоим, видели нас насквозь, то зачем держали на работе?!
– Ради мебели! – хохотнул Елкин. – Интерьер создавал! Теперь в фирме реконструкция помещения и лишнюю мебель я того, убираю, значит! – Сергей Игнатьевич искренне восхищался собственным «остроумием».
– И зарплату вы нам платили как живой мебели? – задал вроде бы глупо-невинный вопрос Виктор.
– Точно! – не почуяв каверзы, осклабился коммерсант.
– В таком случае верните «мебели» деньги, причитающиеся за два месяца добросовестного «украшения интерьера», да разбежимся по-хорошему, – спокойно резюмировал Гордеев.
Елкин сперва остолбенел, затем чуть не захлебнулся желчной злобой. Он хотел было собственноручно измордовать зарвавшегося щенка, нет, лучше всех четверых до кучи, но вовремя вспомнил о своей травме, не позволявшей делать резких движений. Проклятый Снежок! Лишил боеспособности, скотина! Приходится терпеть наглый выпендреж всяких безмозглых кусков мяса, а впрочем... Ба! У него же имеется крыша, да еще какая! Наикрутейшая! Пусть подполковник со товарищи начинает отрабатывать полученные бабки! Зверское выражение на лице коммерсанта сменилось приторно-слащавой улыбкой.
– Приходите завтра, в одиннадцать утра, – коварно промурлыкал Сергей Игнатьевич. – Вы сполна получите заработанное плюс выходное пособие! Слово даю!.. * * *
– Мы не можем их арестовать! – двумя часами позже объяснял Елкину Касаткин. – Какое ж тут вымогательство? За зарплатой люди явились. Они в бухгалтерских документах значатся. Не получится рэкет навесить!
– Не обязательно арестовывать! – хихикнул Сергей Игнатьевич. – Обработайте по полной программе, и достаточно.
– Ну это запросто! – успокоился руоповец. – Ты, главное, спровоцируй их на грубость, угрозы и так далее, чтоб было к чему прицепиться, а дальше дело техники!
– Без проблем! – заверил подполковника Елкин...
* * *
В отличие от бандитов Соболя охранники Елкина не ожидали от своего недавнего патрона какой-либо пакости. В обусловленное время они прилежно явились к нему в кабинет. Дверь в смежную комнату была чуть приоткрыта, там явственно слышалось подозрительное шевеление, но ребята по неопытности не насторожились.– Сергей Игнатьевич! Мы пришли получить обещанную плату. Как договаривались, – объявил Гордеев.
– С кем договаривались? – изобразил непонимание Елкин.
– С вами!
– Ой, чегой-то не припомню, – придурковато заблажил коммерсант. – Чегой-то с памятью моей стало! А может, ты, мальчик, врешь?! Ась?! Молодежь-то нахальная пошла, загребущая. У всех подряд денег требует! Одно слово – рэкетиры! Ой, боюсь! Ой, не жгите меня раскаленным утюгом!
– Так вы над нами издеваетесь? – нахмурился Гордеев.
– Верно! Издеваюсь! – радостно закивал Сергей Игнатьевич. – А как ты догадался?
– Перестаньте паясничать, – с трудом удерживая вертящиеся на кончике языка меткие, грубые выражения, живо характеризующие личность Елкина, медленно проговорил парень. – Вы слово дали!
– Мое слово: захотел – дал, захотел – обратно забрал, – кривлялся господин Елкин. – Катись колбаской по Малой Спасской! Ишь, губищи-то раскатал! Закатай обратно. Гуляй, рванина!
Терпение Гордеева лопнуло.
– Сволочь! – взорвался он. – Козел вонючий! Харю бы тебе набить!
– Набей, набей, – подначивал Сергей Игнатьевич, – да смотри, ручонки свои не обломай!
– Мразь! Падаль! Понос свинячий! – зарычал Виктор, приближаясь к столу Елкина. За ним по инерции подались вперед остальные секьюрити. Поняв, что настал долгожданный момент, Сергей Игнатьевич подал условный сигнал. Из смежной комнаты шустро выскочили четыре звероподобных руоповца с вурдалачьими ухмылками на губах. Следом неторопливо вышел подполковник Касаткин.
– Дайте им! – без всяких околичностей скомандовал он подчиненным. Руоповцы с овчарочьим рыком накинулись на оторопевших охранников. Первым замертво свалился Вася Крошкин, получивший жестокий удар кулаком точно в не-зажившую челюсть. Вторым пал Никита Костылев, буквально нанизанный на твердый ботинок руоповца (проникающий май-гери в живот) и добитый ребром ладони по затылку. А вот Виктор Гордеев с Алексеем Пичугиным оказали неожиданно активное сопротивление. Загнанные в разные углы кабинета, они с яростью отчаяния дрались каждый против двоих громил. На долю Пичугина выпало сражаться с капитаном Дробижевым и старшим лейтенантом Курбатовым. Невзирая на поистине героические усилия, Алексей достаточно быстро сник под градом мощных профессиональных ударов и без сознания рухнул на пол, успев, однако, украсить левый глаз Дробижева впечатляющим фингалом. Зато в углу Гордеева обстановка складывалась несколько иначе. Точным ударом носка ботинка в пах Виктор вывел из строя Кобелева и теперь бился один на один с лейтенантом Гавриловым. Лица обоих успели превратиться в кровавое месиво, но конечный исход поединка до сих пор оставался неясен.
– Давай, Гришка! Ломай сосунка! – азартно вопил Касаткин, жестом запретив остальным руоповцам вмешиваться. – Дави, блин! Не справишься – сгною!
Угроза начальника добавила лейтенанту энергии. Изловчившись, он неожиданным ударом повалил Гордеева в просвет между столом Елкина (сам Сергей Игнатьевич давно перебрался на более безопасную позицию) и стеной. С оскаленной от боли, пестреющей всеми цветами радуги физиономии Гаврилова градом катился пот, смешанный с кровью. По-мясницки кхекнув, он пнул упавшего ногой под ребро, проворно нагнувшись, ухватил его правой рукой за челюсть, левой – за волосы на затылке и рывком поднял, выворачивая шею на излом. До предела напрягая могучие шейные мышцы, сморщившийся от натуги Гордеев зацепил левой ладонью затылок руоповца, предплечьем правой руки уперся ему в грудь и разворотом корпуса слева направо впечатал противника в стол. Схватив телефонную трубку, Виктор круговым движением обмотал провод вокруг шеи оглушенного Гаврилова и рывком сдернул лейтенанта на пол. Руоповец отключился.
– Крут, крут паренек! Но нам и не таких доводилось обламывать. Смотрите, молодежь, учитесь! – проворчал Касаткин, неторопливо направляясь к окровавленному победителю. Вениамин Михайлович намеревался на практике продемонстрировать подчиненным, как нужно «крутых обламывать». Боец он был отменный, но сейчас рассчитывал в основном на психологический фактор.
Однако самоуверенность сыграла с подполковником злую шутку. Невзирая на исходившую от Касаткина волну смертельной опасности, «паренек», вместо того, чтобы пасть перед грозным дядей на колени и слезно молить о пощаде, молниеносно саданул ему ступней в грудь. Выхаркнув из легких воздух, Вениамин Михайлович отлетел назад и едва удержался на ногах. Нельзя сказать, чтобы удар особо повредил крепкой грудной клетке руоповского начальника. Нет, все получилось гораздо хуже. Ступня Гордеева больно ранила подполковничье самолюбие. В мгновение ока Касаткин превратился в подобие древнего берсеркиера[33]. Издав дикарский боевой клич, он вихрем налетел на Гордеева, чудовищным ударом отправил Виктора в глубочайший нокаут и принялся с нечеловеческой яростью топтать его. Скорее всего руоповец забил бы парня до смерти, но, по счастливой случайности, он зацепился штаниной за обломанный в процессе недавней баталии угол стола, в клочья разодрал ткань о занозистые щепки, заодно болезненно повредив кожу на мускулистой ляжке, и обрушил весь свой гнев на сей злокозненный предмет меблировки. Менее чем за минуту прочный, добротный стол превратился в груду обломков – не очень крупных. Подполковничья ярость пошла на убыль. Касаткин остановился, тяжело дыша, и обвел помещение налитыми кровью глазами.
Руоповцы вкупе с Елкиным благоговейно взирали, а бывшие охранники, напоминающие в данный момент жертвы дорожно-транспортного происшествия, не подавали признаков жизни. Вениамин Михайлович остыл окончательно.