Страница:
Глава 13
Владислав Окунев, по кличке Окунь, ненавидел замусоренных едва ли не больше, чем Андрей Михайлов. Три года назад, когда Владислав «загорал» в СИЗО и упорно «шел в отказ»,
[19]его за несговорчивость отправили в «прессхату»,
[20]где сидело шестеро козлов. Козлы по наущению вертухаев
[21]попытались опустить
[22]Окуня, однако ничего у них не вышло. Владислав, отлично владевший приемами рукопашного боя, оказал отчаянное сопротивление. В результате все шестеро получили травмы различной степени тяжести, а Окуня с переломанными ребрами, отбитыми почками, но не сломленного разъяренные вертухаи бросили в карцер.
Большинство обвинений благодаря твердости Владислава, а также высокому профессионализму его адвоката доказать не удалось. Осталась какая-то ерунда, тянущая не больше чем на год, и после суда Окунь сразу вышел на свободу, поскольку год он уже отсидел во время следствия. Замусоренные – родные братья козлов. Вот почему задание Фрола обрадовало Владислава, хотя в принципе он терпеть не мог «мокруху» и ни за что на свете не согласился бы убить человека ради денег.
– Постарайся имитировать несчастный случай или пусть исчезнут без следа, – попросил Фрол, показывая Владиславу фотографию Ряхи и Пятака.
– Не волнуйся, – фирма веников не вяжет, – улыбнулся тот. – Адреса есть?
– Вот, – сказал Фрол, протягивая листок бумаги. – Запомни наизусть, а бумажонку сожги.
– Знаю, не маленький!..
Куда? Да без разницы! Прихватив помповое ружье (непременный атрибут васильковцев, которым, как известно, милиция без звука выдавала «разрешения на ношение»), Ряха спустился вниз по лестнице и направился за машиной к гаражу, расположенному метрах в трехстах от дома. На улице начинало темнеть. Мартовская погода капризничала: утром моросил дождь, а теперь падал мелкий колючий снежок. Многочисленные лужи постепенно покрывались тонким слоем льда. Добравшись до гаража, Ряха минут пять провозился с непослушным замком, отворил дверь и внезапно отрубился...
«Любит поспать, падла, – подумал Окунь. – Великолепно! Мне не придется торчать в засаде круглосуточно».
Ряхин гараж находился в месте, как нельзя более подходящем для убийства. С одной стороны бетонный забор и мертвые пустые корпуса какого-то НИИ, мирно скончавшегося в условиях дикого рынка, с другой – безлюдная, утопающая в грязи рощица чахлых деревьев, гордо именуемая «Парком культуры и отдыха». Всего гаражей было три, однако действовал только Ряхин. Хозяева двух других почему-то давно здесь не появлялись, о чем свидетельствовали ржавые навесные замки и наносы снега около дверей. Ровно в двенадцать часов дня Окунь припарковал свою «восьмерку» невдалеке от дома жертвы и принялся наблюдать за единственной дорогой, ведущей к гаражам. Ждать пришлось долго, однако Владислав не нервничал. Как матерый, хищный кот, часами стерегущий мышь возле норки, он терпеливо караулил добычу. Без пяти шесть отморозок наконец соизволил появиться. В действительности Ряха выглядел даже противнее, чем на фотографии, и очень напоминал одного из козлов, покалечивших Окуня в «прессхате». «С ружьем не расстается, пидорас! – мысленно отметил Владислав. – И посему мнит себя в безопасности! Ну-ну!!!»
Пропустив замусоренного на пятнадцать шагов вперед, он вылез из машины и неторопливо двинулся следом. По дороге Ряха ни разу не оглянулся. Кокаин, а также помповое ружье, висевшее в чехле за спиной, обеспечивали ему уверенность в себе. Когда отморозок отворял дверь, Владислав бесшумно подкрался сзади, рубанул его ребром ладони в артерию, питающую кровью мозжечок, и затащил вовнутрь обмякшее тело. Включив свет, Владислав изумленно присвистнул. Машина занимала лишь треть объемистого гаража, остальное же пространство предназначалось, по-видимому, для других целей. Обитый кожзаменителем диван, кресло, электропечка, магнитофон с колонками... «Баб, наверное, здесь трахает», – решил Окунь, заметив в углу разорванные женские трусики.
Он угадал верно, хотя правильнее было бы сказать – насилует. Иногда Ряха, приметив на улице симпатичную девчонку, затаскивал ее в машину, привозил в гараж и, не спрашивая согласия, «развлекался». Изнасилованные за исключением одного раза никогда не обращались в милицию, зная абсолютную бесполезность этого. Единственная же из Ряхиных жертв, шестнадцатилетняя девочка, еще верившая в справедливость «стражей порядка», вскоре жестоко поплатилась за наивность. Заявление у нее не приняли. Кудияров обозвал несчастную девчонку «проституткой» и пригрозил отправить на принудительное обследование в венерологический диспансер, а обозленный Ряха вскоре подстерег ее на улице, безжалостно избил, снова отвез в гараж и изнасиловал повторно, на сей раз вместе с Пятаком. «Еще раз вякнешь – от. бем вдесятером, гы-гы-гы!!!» – пообещал он.
Усадив не пришедшего в сознание замусоренного на диван, Владислав снял с него куртку, натянул резиновые перчатки, закатал левый рукав Ряхиной рубашки выше локтя, вынул из кармана заранее наполненный шприц и вколол в вену смертельную дозу героина. Опустевший шприц он вложил в правую руку покойника. Потом включил электропечку, врубил на полную катушку музыку и спокойно удалился...
– Ты ширнулся никак? А чего меня не позвал?! – спросил Пятак, вообразивший, будто приятель просто под кайфом. Тот ничего не ответил, продолжая оставаться в прежней позе. Да и немудрено. Ряхину душу в данный момент с наслаждением мучили в аду черти, а бренная земная оболочка, лишившаяся хозяина, говорить, разумеется, не могла...
«Доигрался мудак с дурью», – подумали прибывшие на место происшествия оперативники...
– Ряха умер! – выпалил он.
– Убили? – дрожащим голосом спросил Василек, хватаясь за сердце. – Где? Как?!
– Да нет! Слишком много героина зараз вколол.
– У-уф! – облегченно выдохнул Василек, вешая трубку.
Огорчение по поводу «естественной» смерти подчиненного он не испытывал. Больше всего на свете Николая беспокоила сохранность собственной шкуры, а Ряха... Невелика беда! Замену подыскать не сложно... Васильев принял очередную дозу элениума.
Выглядел Василек скверно, лишний раз подтверждая известную пословицу: «Смерть одна, но трус умирает сто раз». За время, прошедшее с момента гибели Луны, Николай постарел лет на десять, здоровье резко пошатнулось. Постоянный страх убивал главаря замусоренных не хуже медленно действующего яда. Почти каждый день болело сердце, в волосах появилась седина, донимала бессонница. Когда же под воздействием лошадиных порций снотворного Васильку удавалось заснуть, его мучил один и тот же сон: покойный Вадим Михайлов с окровавленной головой и мстительной улыбкой на бледных губах с невероятной силой тащил верещащего от ужаса Николая к огромной помойке.
– Здесь твое место, Коля, здесь! – глухо бормотал мертвец, поднимал Василька за ноги и запихивал вниз лицом в зловонный мусорный бак. Николай с воплем просыпался, выкуривал несколько сигарет, глотал транквилизаторы, кое-как засыпал, и кошмар начинался по новой... В дневные часы Василек страдал стремительно развивающейся паранойей.
Он жестоко избил жену, заподозренную в связях с неведомыми врагами, и та убралась от греха подальше к родителям, залечивать синяки да ушибы. Продукты Николаю доставляли на дом подчиненные, которых он встречал в прихожей, держа в руках взведенное помповое ружье.
«Взбесился Василек, – втихомолку сплетничали друг с другом замусоренные. – Того гляди покусает!»
Таким образом, Фрол с Андреем, отложившие убийство Васильева «на десерт», сами того не ведая, устроили ему изощренную пытку...
Большинство обвинений благодаря твердости Владислава, а также высокому профессионализму его адвоката доказать не удалось. Осталась какая-то ерунда, тянущая не больше чем на год, и после суда Окунь сразу вышел на свободу, поскольку год он уже отсидел во время следствия. Замусоренные – родные братья козлов. Вот почему задание Фрола обрадовало Владислава, хотя в принципе он терпеть не мог «мокруху» и ни за что на свете не согласился бы убить человека ради денег.
– Постарайся имитировать несчастный случай или пусть исчезнут без следа, – попросил Фрол, показывая Владиславу фотографию Ряхи и Пятака.
– Не волнуйся, – фирма веников не вяжет, – улыбнулся тот. – Адреса есть?
– Вот, – сказал Фрол, протягивая листок бумаги. – Запомни наизусть, а бумажонку сожги.
– Знаю, не маленький!..
* * *
Растерзав Инну Кравцову, Ряха совершенно не мучился угрызениями совести ввиду полного отсутствия оной и, в отличие от Василька, не отсиживался дома, но вовсе не потому, что был храбрецом. Просто тупоголовый от природы отморозок никак не мог связать убийство Кошелкина со своей персоной. Луна, правая рука Василька, успел нажить множество врагов, а Ряха вступил в замусоренную бригаду относительно недавно. О массовом отстреле козлов, задуманном Фролом и Михайловым-младшим, он, конечно, не догадывался. Сегодня Ряха провалялся на диване до вечера, потом нюхнул кокаина и решил прошвырнуться.Куда? Да без разницы! Прихватив помповое ружье (непременный атрибут васильковцев, которым, как известно, милиция без звука выдавала «разрешения на ношение»), Ряха спустился вниз по лестнице и направился за машиной к гаражу, расположенному метрах в трехстах от дома. На улице начинало темнеть. Мартовская погода капризничала: утром моросил дождь, а теперь падал мелкий колючий снежок. Многочисленные лужи постепенно покрывались тонким слоем льда. Добравшись до гаража, Ряха минут пять провозился с непослушным замком, отворил дверь и внезапно отрубился...
* * *
Понаблюдав пару дней за Ряхой, которого Владислав наметил устранить первым, он решил, что лучше всего это сделать в гараже замусоренного. Ряха постоянно куда-нибудь ездил на машине. В разное время, но не раньше полудня.«Любит поспать, падла, – подумал Окунь. – Великолепно! Мне не придется торчать в засаде круглосуточно».
Ряхин гараж находился в месте, как нельзя более подходящем для убийства. С одной стороны бетонный забор и мертвые пустые корпуса какого-то НИИ, мирно скончавшегося в условиях дикого рынка, с другой – безлюдная, утопающая в грязи рощица чахлых деревьев, гордо именуемая «Парком культуры и отдыха». Всего гаражей было три, однако действовал только Ряхин. Хозяева двух других почему-то давно здесь не появлялись, о чем свидетельствовали ржавые навесные замки и наносы снега около дверей. Ровно в двенадцать часов дня Окунь припарковал свою «восьмерку» невдалеке от дома жертвы и принялся наблюдать за единственной дорогой, ведущей к гаражам. Ждать пришлось долго, однако Владислав не нервничал. Как матерый, хищный кот, часами стерегущий мышь возле норки, он терпеливо караулил добычу. Без пяти шесть отморозок наконец соизволил появиться. В действительности Ряха выглядел даже противнее, чем на фотографии, и очень напоминал одного из козлов, покалечивших Окуня в «прессхате». «С ружьем не расстается, пидорас! – мысленно отметил Владислав. – И посему мнит себя в безопасности! Ну-ну!!!»
Пропустив замусоренного на пятнадцать шагов вперед, он вылез из машины и неторопливо двинулся следом. По дороге Ряха ни разу не оглянулся. Кокаин, а также помповое ружье, висевшее в чехле за спиной, обеспечивали ему уверенность в себе. Когда отморозок отворял дверь, Владислав бесшумно подкрался сзади, рубанул его ребром ладони в артерию, питающую кровью мозжечок, и затащил вовнутрь обмякшее тело. Включив свет, Владислав изумленно присвистнул. Машина занимала лишь треть объемистого гаража, остальное же пространство предназначалось, по-видимому, для других целей. Обитый кожзаменителем диван, кресло, электропечка, магнитофон с колонками... «Баб, наверное, здесь трахает», – решил Окунь, заметив в углу разорванные женские трусики.
Он угадал верно, хотя правильнее было бы сказать – насилует. Иногда Ряха, приметив на улице симпатичную девчонку, затаскивал ее в машину, привозил в гараж и, не спрашивая согласия, «развлекался». Изнасилованные за исключением одного раза никогда не обращались в милицию, зная абсолютную бесполезность этого. Единственная же из Ряхиных жертв, шестнадцатилетняя девочка, еще верившая в справедливость «стражей порядка», вскоре жестоко поплатилась за наивность. Заявление у нее не приняли. Кудияров обозвал несчастную девчонку «проституткой» и пригрозил отправить на принудительное обследование в венерологический диспансер, а обозленный Ряха вскоре подстерег ее на улице, безжалостно избил, снова отвез в гараж и изнасиловал повторно, на сей раз вместе с Пятаком. «Еще раз вякнешь – от. бем вдесятером, гы-гы-гы!!!» – пообещал он.
Усадив не пришедшего в сознание замусоренного на диван, Владислав снял с него куртку, натянул резиновые перчатки, закатал левый рукав Ряхиной рубашки выше локтя, вынул из кармана заранее наполненный шприц и вколол в вену смертельную дозу героина. Опустевший шприц он вложил в правую руку покойника. Потом включил электропечку, врубил на полную катушку музыку и спокойно удалился...
* * *
Ряхин труп спустя четыре часа обнаружил решивший навестить приятеля Пятак. Не застав его дома, он отправился в гараж. Сквозь неплотно затворенную дверь просачивалась полоска света. «Вовремя я, – подумал повеселевший Пятак. – Небось с очередной шлюшкой балуется! Класс! Устроим групповуху!!!» Вопреки надеждам Пятака Ряха оказался в гараже один. Он сидел на диване, безжизненно свесив голову набок. Кожа на лице приобрела синюшный оттенок. В раскрытой правой ладони лежал шприц. Верхняя куртка была аккуратно повешена на вбитый в стену гвоздик.– Ты ширнулся никак? А чего меня не позвал?! – спросил Пятак, вообразивший, будто приятель просто под кайфом. Тот ничего не ответил, продолжая оставаться в прежней позе. Да и немудрено. Ряхину душу в данный момент с наслаждением мучили в аду черти, а бренная земная оболочка, лишившаяся хозяина, говорить, разумеется, не могла...
* * *
– Передозировка наркотиков, – осмотрев мертвеца, поставил диагноз врач «Скорой помощи».«Доигрался мудак с дурью», – подумали прибывшие на место происшествия оперативники...
* * *
Вернувшись домой, Пятак сразу позвонил Васильеву.– Ряха умер! – выпалил он.
– Убили? – дрожащим голосом спросил Василек, хватаясь за сердце. – Где? Как?!
– Да нет! Слишком много героина зараз вколол.
– У-уф! – облегченно выдохнул Василек, вешая трубку.
Огорчение по поводу «естественной» смерти подчиненного он не испытывал. Больше всего на свете Николая беспокоила сохранность собственной шкуры, а Ряха... Невелика беда! Замену подыскать не сложно... Васильев принял очередную дозу элениума.
Выглядел Василек скверно, лишний раз подтверждая известную пословицу: «Смерть одна, но трус умирает сто раз». За время, прошедшее с момента гибели Луны, Николай постарел лет на десять, здоровье резко пошатнулось. Постоянный страх убивал главаря замусоренных не хуже медленно действующего яда. Почти каждый день болело сердце, в волосах появилась седина, донимала бессонница. Когда же под воздействием лошадиных порций снотворного Васильку удавалось заснуть, его мучил один и тот же сон: покойный Вадим Михайлов с окровавленной головой и мстительной улыбкой на бледных губах с невероятной силой тащил верещащего от ужаса Николая к огромной помойке.
– Здесь твое место, Коля, здесь! – глухо бормотал мертвец, поднимал Василька за ноги и запихивал вниз лицом в зловонный мусорный бак. Николай с воплем просыпался, выкуривал несколько сигарет, глотал транквилизаторы, кое-как засыпал, и кошмар начинался по новой... В дневные часы Василек страдал стремительно развивающейся паранойей.
Он жестоко избил жену, заподозренную в связях с неведомыми врагами, и та убралась от греха подальше к родителям, залечивать синяки да ушибы. Продукты Николаю доставляли на дом подчиненные, которых он встречал в прихожей, держа в руках взведенное помповое ружье.
«Взбесился Василек, – втихомолку сплетничали друг с другом замусоренные. – Того гляди покусает!»
Таким образом, Фрол с Андреем, отложившие убийство Васильева «на десерт», сами того не ведая, устроили ему изощренную пытку...
Глава 14
Прикончив Ряху, Владислав Окунев, не откладывая дела в долгий ящик, принялся пасти Пятака. Тот, подобно недавно почившему приятелю, не подозревал о приближающейся смерти, в открытую появлялся на улицах, и Окуню не раз представлялась возможность шлепнуть его из пистолета с глушителем да сделать ноги по-тихому. Однако Фрол просил имитировать несчастный случай или организовать бесследное исчезновение, и Владислав догадывался, что у шефа есть на то веские причины. Между тем Пятак любил общество, постоянно вертелся в людных местах: в барах, кафе, на дискотеках и возвращался оттуда в компании одного-двух друзей. Промаявшись несколько дней, Окунь обратился за советом к Фролу.
– Не могу застать козла одного! – пожаловался он.
Фрол нахмурился.
– С ним постоянно кто-нибудь рядом... – продолжал Владислав.
– Мужики? Бабы?
– Молодые парни, похоже, товарищи по работе. Вариант с «несчастным случаем» не проходит. Более реально устроить «бесследное исчезновение». Но тогда придется валить заодно и их.
– Чего же тебе нужно? Помощи?! – слегка подобрел Фрол.
– Нет, твоего разрешения!
Умиленный дисциплинированностью Окуня, Фрол широко улыбнулся.
– Сим дозволяется воину Владиславу замочить вместе с Пятаком любого замусоренного или мусора, – с шутливым пафосом провозгласил он. – Но гляди, чтоб не пострадали случайные люди! – уже серьезным тоном добавил Фрол.
– Это само собой! Не беспокойся! – заверил шефа успокоенный Окунь.
– Неплохие сиськи, – громко сказал Пятак, вместе со стулом повернувшийся в сторону новоприбывшей блондинки. – А губки пухлые, рабочие! Сосет небось классно!!!
Спутник девушки побелел от гнева.
– Подожди, Света, – тихо сказал он и решительно направился к Пятаку.
Тот, предвкушая потеху, грязно ухмыльнулся.
– Извинись сейчас же! – потребовал мужчина.
– Иди на х..! – ответил Пятак.
– Что ты сказал?
– Что слышал, педрила!
Разъяренный мужчина схватил обнаглевшего подонка за шиворот, рывком поставил на ноги и раскрытой ладонью влепил ему звонкую пощечину. Пятак от неожиданности визгливо хрюкнул, но в этот момент подкравшийся сзади Рябина с размаху рубанул бородача ребром ладони по шее, а сержант Петров заломил ему руки за спину захватом «ласточка». [23]
Злорадно хихикнув, Пятак врезал оглушенному и беспомощному человеку ногой в живот.
– Вызовите милицию! – закричала девушка, обращаясь к владельцу кафе.
– Они и есть милиция, – хмуро ответил тот. – Твоего же парня заберут в участок, а там вообще все внутренности отобьют!
– О Господи! – заплакала блондинка. – Полное беззаконие!
Пятак еще пару раз ударил бородача, плюнул в лицо и грубо рявкнул:
– Выматывайся отсюда, пока цел!..
Сидевший в дальнем углу Владислав с трудом удержался от вмешательства. Окунев был в состоянии запросто отметелить троих мерзавцев, но тогда бы он засветился и не смог довести до конца операцию «Ассенизация» (так мысленно окрестил Владислав предстоящую ликвидацию замусоренных)... Избитый мужчина вместе с рыдающей девушкой, пошатываясь, вышел на улицу. Пятак, Рябина и сержант Петров продолжили прерванную гулянку.
– Лихо ты, Саша, скрутил бородатого! – веселился обкуренный Пятак.
– А то! – важно пробасил сержант, откупоривая новую бутылку. – Я профессионал!
– Точно! – угодливо поддакнул Рябина. – Высший пилотаж! Научишь?
– Запросто, – покровительственно похлопал его по плечу «страж порядка».
«Самодовольный щенок! – с усмешкой подумал слышавший слова громогласного сержанта Окунь. – Профессионал, едрена вошь!!! Попался б ты мне, сука рваная, я б тебе показал, кто ты есть на самом деле!»
Неожиданно Владислава посетила рискованная, но крайне соблазнительная мысль. Несколько секунд он колебался, затем искушение взяло верх над осторожностью. «Была не была, – решил Окунь. – Грех упустить такую потеху!»
– Увели тачку, твою мать!!! – возмущенно завопил замусоренный и разразился многоэтажной руганью.
– Не волнуйся, – утешил приятеля сержант Петров. – Завтра же найдем!
– Да-а, а сейчас придется пешком топать, – плаксиво заныл Рябина.
Он ошибался. Никому из них «топать пешком» не пришлось. Появившийся будто из-под земли Окунь тремя короткими ударами надолго привел гнусную компанию в бессознательное состояние, запихал тела в микроавтобус и погнал машину к заранее облюбованному месту казни...
– Очнулся, «профессионал»? – услышал Александр насмешливый голос. Над Петровым склонился крепкий парень с перебитым носом и тяжелым, наполненным лютой ненавистью взглядом.
– Г-где я?! Кто вы?! Что-то п-происходит?! – заикаясь, пролепетал сержант, крутость которого бесследно испарилась.
– Ты находишься на пересылочном пункте, – пояснил Окунь. – Та яма – лифт в преисподнюю. Я лифтер и должен доставить всех вас по назначению, то есть к чертям, которые уже заждались и изнывают от нетерпения.
– Ап-ап-ап! – зашлепал губами перетрусивший «защитник закона». В руке Окуня появился пистолет с глушителем. Оставив на время сержанта размышлять о превратностях судьбы, Окунь схватил за шиворот Рябину, подтащил к яме, поставил на колени и выстрелил в затылок. Мертвое тело сползло в могилу. Владислав не мешкая направился к Пятаку.
– У-у-у!!! – заскулил замусоренный. И вдруг взмолился: – Не убивайте! Пожалуйста! Я... Я... для вас... все что захотите!!!
– Как издеваться над человеком в присутствии его женщины – так орел! А как пришла пора подыхать, перессал?! – презрительно процедил Окунь.
– Я извинюсь перед ними! Заплачу за моральный ущерб! – в порыве отчаяния вопил Пятак.
– Деньгами позора не искупишь, а вот попросить прощения следует, – задумчиво произнес Владислав. – Не обманываешь, правда извинишься?!!
– Да, да, конечно! – затараторил окрыленный надеждой Пятак. – Мамой клянусь!
– Хорошо, тебе представится такая возможность... на Страшном Суде!!!
Владислав, аккуратно прицелившись, нажал спуск. Послышался приглушенный хлопок. Пуля угодила замусоренному точно в сердце. Окунь ногами подкатил труп к яме и спихнул вниз.
– Двое уехали, – обратился он к зеленому от ужаса Петрову и неожиданно спросил: – Хочешь развяжу?
– Что-о? – вытаращился сержант.
– Помнится, в баре ты плел, будто являешься «профессионалом».
– От-ткуда в-вы знаете?!
– Неважно. Мне хочется проверить твои бойцовские качества, короче, слушай. Если сумеешь сделать [24]меня – останешься жив, если нет – закопаю живьем. Во время боя обещаю не применять оружия. Согласен?
Петров простонал нечто утвердительное.
– Прекрасно. – Владислав развязал веревки и отошел в сторону. – Приступим!
Но сержант вместо того, чтобы проявить «профессионализм», развернувшись на сто восемьдесят градусов, бросился бежать. Пуля догнала его возле самых деревьев и, перебив позвоночник, швырнула лицом вниз. Окунь укоризненно покачал головой, схватил «стража порядка» за ноги и поволок обратно к «братской» могиле.
– Дерьмо ты собачье! – последнее, что услышал умирающий сержант в земной жизни. Душа его отлетела прямиком в ад.
– Ура-а!!! – восторженно взревели черти. – Дождались-таки!!! Ну иди сюда, дорогуша!!!
«Оказавшись в преисподней, атеист Петров наконец поверил в бессмертие души, однако вечная загробная жизнь не сулила ему ничего хорошего...»
«Шакалы поганые! – думал он об убитых. – Куражатся над беззащитными людьми, а умереть достойно не умеют. Подобных паскуд и пришить не грех...»
– Не могу застать козла одного! – пожаловался он.
Фрол нахмурился.
– С ним постоянно кто-нибудь рядом... – продолжал Владислав.
– Мужики? Бабы?
– Молодые парни, похоже, товарищи по работе. Вариант с «несчастным случаем» не проходит. Более реально устроить «бесследное исчезновение». Но тогда придется валить заодно и их.
– Чего же тебе нужно? Помощи?! – слегка подобрел Фрол.
– Нет, твоего разрешения!
Умиленный дисциплинированностью Окуня, Фрол широко улыбнулся.
– Сим дозволяется воину Владиславу замочить вместе с Пятаком любого замусоренного или мусора, – с шутливым пафосом провозгласил он. – Но гляди, чтоб не пострадали случайные люди! – уже серьезным тоном добавил Фрол.
– Это само собой! Не беспокойся! – заверил шефа успокоенный Окунь.
* * *
Пятак вместе с коллегой по васильковской бригаде, прыщавым двадцатилетним парнем по кличке Рябина, и переодетым в штатское сержантом милиции Александром Петровым «гудел» в кафе «Золотая Роза», хозяин которого находился под васильковско-ментовской «крышей». Компанию Пятака обслуживали, разумеется, бесплатно. Рябина с Петровым усердно глотали халявное мартини, а Пятак отдавал предпочтение анаше, лишь изредка прихлебывая пиво. Играла тихая музыка. Декоративные светильники под потолком отбрасывали причудливые, разноцветные блики света. Из кухни доносился вкусный запах шашлыков, жарящихся по персональному заказу Петрова. Остальные посетители «Золотой Розы» старались держаться подальше от Пятака со товарищи и вполне обоснованно не ожидали от них ничего хорошего. Владелец кафе с опаской поглядывал в сторону «дорогих гостей», мечтая в глубине души, чтобы те не учинили очередного скандала и побыстрее убрались восвояси. Но прибалдевшие «хозяева района» уходить не торопились, а обкурившийся Пятак с нетерпением ожидал возможности съездить кому-нибудь по морде. Случай не замедлил представиться. В кафе под руку со светловолосой девушкой зашел молодой бородатый мужчина, оказавшийся в Н-ском районе проездом и решивший перекусить.– Неплохие сиськи, – громко сказал Пятак, вместе со стулом повернувшийся в сторону новоприбывшей блондинки. – А губки пухлые, рабочие! Сосет небось классно!!!
Спутник девушки побелел от гнева.
– Подожди, Света, – тихо сказал он и решительно направился к Пятаку.
Тот, предвкушая потеху, грязно ухмыльнулся.
– Извинись сейчас же! – потребовал мужчина.
– Иди на х..! – ответил Пятак.
– Что ты сказал?
– Что слышал, педрила!
Разъяренный мужчина схватил обнаглевшего подонка за шиворот, рывком поставил на ноги и раскрытой ладонью влепил ему звонкую пощечину. Пятак от неожиданности визгливо хрюкнул, но в этот момент подкравшийся сзади Рябина с размаху рубанул бородача ребром ладони по шее, а сержант Петров заломил ему руки за спину захватом «ласточка». [23]
Злорадно хихикнув, Пятак врезал оглушенному и беспомощному человеку ногой в живот.
– Вызовите милицию! – закричала девушка, обращаясь к владельцу кафе.
– Они и есть милиция, – хмуро ответил тот. – Твоего же парня заберут в участок, а там вообще все внутренности отобьют!
– О Господи! – заплакала блондинка. – Полное беззаконие!
Пятак еще пару раз ударил бородача, плюнул в лицо и грубо рявкнул:
– Выматывайся отсюда, пока цел!..
Сидевший в дальнем углу Владислав с трудом удержался от вмешательства. Окунев был в состоянии запросто отметелить троих мерзавцев, но тогда бы он засветился и не смог довести до конца операцию «Ассенизация» (так мысленно окрестил Владислав предстоящую ликвидацию замусоренных)... Избитый мужчина вместе с рыдающей девушкой, пошатываясь, вышел на улицу. Пятак, Рябина и сержант Петров продолжили прерванную гулянку.
– Лихо ты, Саша, скрутил бородатого! – веселился обкуренный Пятак.
– А то! – важно пробасил сержант, откупоривая новую бутылку. – Я профессионал!
– Точно! – угодливо поддакнул Рябина. – Высший пилотаж! Научишь?
– Запросто, – покровительственно похлопал его по плечу «страж порядка».
«Самодовольный щенок! – с усмешкой подумал слышавший слова громогласного сержанта Окунь. – Профессионал, едрена вошь!!! Попался б ты мне, сука рваная, я б тебе показал, кто ты есть на самом деле!»
Неожиданно Владислава посетила рискованная, но крайне соблазнительная мысль. Несколько секунд он колебался, затем искушение взяло верх над осторожностью. «Была не была, – решил Окунь. – Грех упустить такую потеху!»
* * *
Пятак с дружками засиделся в «Золотой Розе» до самого закрытия. Вывалившись из кафе, он с изумлением обнаружил, что его машина исчезла (Владислав заблаговременно угнал ее и бросил в глухом переулке за несколько кварталов отсюда).– Увели тачку, твою мать!!! – возмущенно завопил замусоренный и разразился многоэтажной руганью.
– Не волнуйся, – утешил приятеля сержант Петров. – Завтра же найдем!
– Да-а, а сейчас придется пешком топать, – плаксиво заныл Рябина.
Он ошибался. Никому из них «топать пешком» не пришлось. Появившийся будто из-под земли Окунь тремя короткими ударами надолго привел гнусную компанию в бессознательное состояние, запихал тела в микроавтобус и погнал машину к заранее облюбованному месту казни...
* * *
Придя в себя, сержант Александр Петров обнаружил, что лежит на лесной поляне, возле глубокой ямы, крепко связанный по рукам и ногам. Рядом постанывали Рябина с Пятаком. В далеком темном небе светила луна. Поляну плотным кольцом окружали корявые, зловещие деревья.– Очнулся, «профессионал»? – услышал Александр насмешливый голос. Над Петровым склонился крепкий парень с перебитым носом и тяжелым, наполненным лютой ненавистью взглядом.
– Г-где я?! Кто вы?! Что-то п-происходит?! – заикаясь, пролепетал сержант, крутость которого бесследно испарилась.
– Ты находишься на пересылочном пункте, – пояснил Окунь. – Та яма – лифт в преисподнюю. Я лифтер и должен доставить всех вас по назначению, то есть к чертям, которые уже заждались и изнывают от нетерпения.
– Ап-ап-ап! – зашлепал губами перетрусивший «защитник закона». В руке Окуня появился пистолет с глушителем. Оставив на время сержанта размышлять о превратностях судьбы, Окунь схватил за шиворот Рябину, подтащил к яме, поставил на колени и выстрелил в затылок. Мертвое тело сползло в могилу. Владислав не мешкая направился к Пятаку.
– У-у-у!!! – заскулил замусоренный. И вдруг взмолился: – Не убивайте! Пожалуйста! Я... Я... для вас... все что захотите!!!
– Как издеваться над человеком в присутствии его женщины – так орел! А как пришла пора подыхать, перессал?! – презрительно процедил Окунь.
– Я извинюсь перед ними! Заплачу за моральный ущерб! – в порыве отчаяния вопил Пятак.
– Деньгами позора не искупишь, а вот попросить прощения следует, – задумчиво произнес Владислав. – Не обманываешь, правда извинишься?!!
– Да, да, конечно! – затараторил окрыленный надеждой Пятак. – Мамой клянусь!
– Хорошо, тебе представится такая возможность... на Страшном Суде!!!
Владислав, аккуратно прицелившись, нажал спуск. Послышался приглушенный хлопок. Пуля угодила замусоренному точно в сердце. Окунь ногами подкатил труп к яме и спихнул вниз.
– Двое уехали, – обратился он к зеленому от ужаса Петрову и неожиданно спросил: – Хочешь развяжу?
– Что-о? – вытаращился сержант.
– Помнится, в баре ты плел, будто являешься «профессионалом».
– От-ткуда в-вы знаете?!
– Неважно. Мне хочется проверить твои бойцовские качества, короче, слушай. Если сумеешь сделать [24]меня – останешься жив, если нет – закопаю живьем. Во время боя обещаю не применять оружия. Согласен?
Петров простонал нечто утвердительное.
– Прекрасно. – Владислав развязал веревки и отошел в сторону. – Приступим!
Но сержант вместо того, чтобы проявить «профессионализм», развернувшись на сто восемьдесят градусов, бросился бежать. Пуля догнала его возле самых деревьев и, перебив позвоночник, швырнула лицом вниз. Окунь укоризненно покачал головой, схватил «стража порядка» за ноги и поволок обратно к «братской» могиле.
– Дерьмо ты собачье! – последнее, что услышал умирающий сержант в земной жизни. Душа его отлетела прямиком в ад.
– Ура-а!!! – восторженно взревели черти. – Дождались-таки!!! Ну иди сюда, дорогуша!!!
«Оказавшись в преисподней, атеист Петров наконец поверил в бессмертие души, однако вечная загробная жизнь не сулила ему ничего хорошего...»
* * *
Окунь засыпал яму землей, тщательно утрамбовал, присыпал сверху снегом, сухими ветками, подобрал гильзы и направился к оставленной неподалеку машине.«Шакалы поганые! – думал он об убитых. – Куражатся над беззащитными людьми, а умереть достойно не умеют. Подобных паскуд и пришить не грех...»
Глава 15
Жадность фраера погубит.
Современная пословица
Известно, что халява иной раз не доводит до добра. Известно также, что менты шибко охочи до всякой халявы.
Газета «Криминальная хроника», 1996 г., № 12, с. 7
Несмотря на гибель подполковника Кудиярова, оперативники по приказу начальника отделения Неелова, получавшего львиную долю от ментовско-васильковского криминального бизнеса, продолжали усердно охранять дом Николая Васильева. Однако самого полковника подстерегала беда, причем даже не со стороны фроловской братвы.
Как мы помним, Неелов догадался, что автокатастрофу Кудиярову ловко подстроили, и заподозрил в этом своего заместителя подполковника Зябликова, давно лелеявшего мечту «подсидеть» шефа.
Над головой Зябликова начали сгущаться тучи. Неелов поспешно собирал на заместителя компромат и усердно строил всяческие пакости. Зябликов сразу учуял неладное, начал принимать контрмеры, но силы были явно неравны. Внешне обе противоборствующие стороны ничем не проявляли взаимной ненависти, при встречах широко улыбались друг другу и разговаривали с повышенной любезностью. Лишь иногда в улыбках полковника Неелова проскальзывало едва заметное ехидство, так как количество компромата на заместителя росло как снежный ком. Зябликов впал в уныние. Лучшее, что ему светило, – пенсия, но могло получиться и хуже.
В понедельник семнадцатого марта тысяча девятьсот девяносто седьмого года подполковник Зябликов вернулся домой в отвратительном настроении. Он чувствовал – со дня на день грянет гром. Неелов пустит в ход накопленный компромат и тогда...
Жена накрыла на стол. Есть Зябликову не хотелось. Угнетаемый мрачными думами, подполковник вяло ковырялся в тарелке.
– Пап, ты чего такой смурной? – спросил зашедший на кухню сын, студент последнего курса медицинского института.
– Отвяжись! – осадил отпрыска Зябликов.
– Может, ты заболел? – не смутившись грубостью отца, продолжал сын.
– Дурак! – взорвался замначальника Н-ского отделения. – Лекарь хренов! И читаешь всякую муть. – Обозленный Зябликов вырвал из рук потомка пухлую книжицу форматом 12 на 15 сантиметров. – «Острые отравления», – саркастически усмехаясь, прочел он вслух заголовок, – авторы Лужников и Костомарова, придурки в белых халатах, мудо...
Внезапно Зябликову пришла в голову некая смутная идея, и подполковник подавился руганью.
– Извини, сынок, – примирительно сказал он, – нервы расшатались! Пойду прилягу да полистаю твой учебник. [25]
– Зачем? – удивился сын.
– Сотрудник милиции обязан быть высокоэрудированной личностью. Поэтому я интересуюсь многими вещами, в том числе медициной, – беспардонно соврал Зябликов.
В своей комнате он, не выпуская из рук книги, расположился в кресле под торшером. Прежде расплывчатая идея приобрела теперь конкретную форму и выражалась в трех словах: «Притравить сукиного сына». Подполковник принялся перелистывать страницы в надежде отыскать эффективное средство, способное вызвать якобы естественную смерть. Вскоре, однако, к своему величайшему огорчению, Зябликов понял, что современная медицина зашла слишком далеко и даже яды, которые не в состоянии были распознать средневековые врачи, теперь успешно выявляются в организме отравленного при проведении судебно-медицинской экспертизы.
Он почти отчаялся, когда случайно набрел на главу «О нарушениях сердечной деятельности». Зябликов несколько минут недоуменно размышлял, что именно привлекло здесь его внимание, и вдруг вспомнил о болезни начальника, называвшейся, кажется, «мерцательная аритмия». Погрузившись с головой в чтение, подполковник узнал следующее: непосредственно жизни «мерцательная аритмия» не угрожала, но число сердечных сокращений в минуту превышало норму и нарушало кровообращение. Болезнь с трудом поддавалась лечению, особенно в пожилом возрасте, а полковнику Неелову послезавтра должно было исполниться пятьдесят четыре года. Дабы улучшить кровообращение пациента, врачи прописывали ему так называемые «сердечные гликозиты», среди которых наибольшей популярностью пользовался дигоксин. (Тут обладавший цепкой, профессиональной памятью Зябликов вспомнил упаковку дигоксина, замеченную им сегодня на столе начальника отделения.) Изучив побочные эффекты препарата, подполковник расцвел как майская роза. Врачи разрешали принимать больному за день не более двух таблеток по 0,25 миллиграммa каждая. Большее же количество зачастую приводило к крайне опасным последствиям. В результате передозировки могло остановиться сердце или начаться «фибрилляция» (беспорядочное трепетание сердечных желудочков). Сердце переставало качать кровь, прекращалось кровообращение, а давление падало до нуля.
В двадцати процентах из ста человек, злоупотребивший дигоксином, умирал. В остальных восьмидесяти (при условии своевременных и успешных реанимационных действий) его спасали и укладывали в больницу. Алкоголь (а начальник Н-ского отделения любил выпить) повышал возможность летального [26]исхода. Больше всего Зябликова устроила бы смерть Неелова, однако и попадание в больницу на худой конец годилось. Пока начальник там отлеживается, можно попытаться вырыть ему неплохую яму. Самое же главное, никто не догадается об истинных причинах случившегося. Если полковник скончается, судмедэксперты, обнаружив в организме большое количество дигоксина и узнав о болезни покойного, решат, что он просто переусердствовал с лечением.
Зябликов злорадно рассмеялся. Грядущий день рождения начальника пришелся весьма кстати. Невзирая на ненависть к заместителю, от дорогого подарка он не откажется, такая уж натура!
Как мы помним, Неелов догадался, что автокатастрофу Кудиярову ловко подстроили, и заподозрил в этом своего заместителя подполковника Зябликова, давно лелеявшего мечту «подсидеть» шефа.
Над головой Зябликова начали сгущаться тучи. Неелов поспешно собирал на заместителя компромат и усердно строил всяческие пакости. Зябликов сразу учуял неладное, начал принимать контрмеры, но силы были явно неравны. Внешне обе противоборствующие стороны ничем не проявляли взаимной ненависти, при встречах широко улыбались друг другу и разговаривали с повышенной любезностью. Лишь иногда в улыбках полковника Неелова проскальзывало едва заметное ехидство, так как количество компромата на заместителя росло как снежный ком. Зябликов впал в уныние. Лучшее, что ему светило, – пенсия, но могло получиться и хуже.
В понедельник семнадцатого марта тысяча девятьсот девяносто седьмого года подполковник Зябликов вернулся домой в отвратительном настроении. Он чувствовал – со дня на день грянет гром. Неелов пустит в ход накопленный компромат и тогда...
Жена накрыла на стол. Есть Зябликову не хотелось. Угнетаемый мрачными думами, подполковник вяло ковырялся в тарелке.
– Пап, ты чего такой смурной? – спросил зашедший на кухню сын, студент последнего курса медицинского института.
– Отвяжись! – осадил отпрыска Зябликов.
– Может, ты заболел? – не смутившись грубостью отца, продолжал сын.
– Дурак! – взорвался замначальника Н-ского отделения. – Лекарь хренов! И читаешь всякую муть. – Обозленный Зябликов вырвал из рук потомка пухлую книжицу форматом 12 на 15 сантиметров. – «Острые отравления», – саркастически усмехаясь, прочел он вслух заголовок, – авторы Лужников и Костомарова, придурки в белых халатах, мудо...
Внезапно Зябликову пришла в голову некая смутная идея, и подполковник подавился руганью.
– Извини, сынок, – примирительно сказал он, – нервы расшатались! Пойду прилягу да полистаю твой учебник. [25]
– Зачем? – удивился сын.
– Сотрудник милиции обязан быть высокоэрудированной личностью. Поэтому я интересуюсь многими вещами, в том числе медициной, – беспардонно соврал Зябликов.
В своей комнате он, не выпуская из рук книги, расположился в кресле под торшером. Прежде расплывчатая идея приобрела теперь конкретную форму и выражалась в трех словах: «Притравить сукиного сына». Подполковник принялся перелистывать страницы в надежде отыскать эффективное средство, способное вызвать якобы естественную смерть. Вскоре, однако, к своему величайшему огорчению, Зябликов понял, что современная медицина зашла слишком далеко и даже яды, которые не в состоянии были распознать средневековые врачи, теперь успешно выявляются в организме отравленного при проведении судебно-медицинской экспертизы.
Он почти отчаялся, когда случайно набрел на главу «О нарушениях сердечной деятельности». Зябликов несколько минут недоуменно размышлял, что именно привлекло здесь его внимание, и вдруг вспомнил о болезни начальника, называвшейся, кажется, «мерцательная аритмия». Погрузившись с головой в чтение, подполковник узнал следующее: непосредственно жизни «мерцательная аритмия» не угрожала, но число сердечных сокращений в минуту превышало норму и нарушало кровообращение. Болезнь с трудом поддавалась лечению, особенно в пожилом возрасте, а полковнику Неелову послезавтра должно было исполниться пятьдесят четыре года. Дабы улучшить кровообращение пациента, врачи прописывали ему так называемые «сердечные гликозиты», среди которых наибольшей популярностью пользовался дигоксин. (Тут обладавший цепкой, профессиональной памятью Зябликов вспомнил упаковку дигоксина, замеченную им сегодня на столе начальника отделения.) Изучив побочные эффекты препарата, подполковник расцвел как майская роза. Врачи разрешали принимать больному за день не более двух таблеток по 0,25 миллиграммa каждая. Большее же количество зачастую приводило к крайне опасным последствиям. В результате передозировки могло остановиться сердце или начаться «фибрилляция» (беспорядочное трепетание сердечных желудочков). Сердце переставало качать кровь, прекращалось кровообращение, а давление падало до нуля.
В двадцати процентах из ста человек, злоупотребивший дигоксином, умирал. В остальных восьмидесяти (при условии своевременных и успешных реанимационных действий) его спасали и укладывали в больницу. Алкоголь (а начальник Н-ского отделения любил выпить) повышал возможность летального [26]исхода. Больше всего Зябликова устроила бы смерть Неелова, однако и попадание в больницу на худой конец годилось. Пока начальник там отлеживается, можно попытаться вырыть ему неплохую яму. Самое же главное, никто не догадается об истинных причинах случившегося. Если полковник скончается, судмедэксперты, обнаружив в организме большое количество дигоксина и узнав о болезни покойного, решат, что он просто переусердствовал с лечением.
Зябликов злорадно рассмеялся. Грядущий день рождения начальника пришелся весьма кстати. Невзирая на ненависть к заместителю, от дорогого подарка он не откажется, такая уж натура!