Дермез Ив. Мальчик

   - Дерево? - переспрашиваю самым честным голосом. - В очках, понятно, мне его не разглядеть. А так, без очков, отлично вижу - это вяз.
   - Черт побери! - вырвалось у него. Он отдал мне очки и поглядел так, словно я какой-то чудной зверь.
   - Черт побери! - повторил он. - Да ты Трехвзглядный - и никто этого не знает!
   Ухватил меня за руку повыше кисти, сжал, как клещами.
   - Как же про тебя не доложили комиссии?
   - А я никому ничего не говорил, - отвечаю.
   - Как так? Тебе ж дали очки!
   Улыбаюсь ему ангельской улыбкой номер один.
   - Так ведь это я вблизи плохо вижу. Доктор примерил мне разные стекла и дал такие, которые лучше всего подошли. А про то, как я вижу вдаль, не спрашивал. Доктора, знаете, тоже дают маху, как все люди.
   Ну, в этом-то Черный не сомневается, он и сам может немало порассказать. Нет такого человека, чтоб не жаловался на докторов. Когда-нибудь, когда я стану важной персоной, непременно постараюсь выяснить, в чем тут дело.
   А Черный шепотом спрашивает:
   - Ты, верно, умеешь притемняться?
   Молчу. Но он понял.
   - Да ты соображаешь, что это такое, малыш? В пятнадцать лет ты видишь на целых три Взгляда и еще умеешь притемняться? Шутка сказать! А сколько Черных годами бьются, пока этому научатся! Я не хочу на тебя давить, малыш, но...
   Он замолчал и смотрит на меня исподлобья. А я говорю:
   - Куда это вы гнете?
   - Не соображаешь, что ли? Раз ты Трехвзглядный и умеешь притемняться, тебя безо всяких примут в офицерское училище. Через три месяца получишь нашивки, а мое депо будет тянутья перед тобой и отдавать честь. Смекаешь?
   И прибавил с горечью:
   - А мне сколько уколов всадили, пока я стал видеть, как ты... И притемняться я могу только минуты на две, на три. А ты?
   Я пожал плечами:
   - На час, если надо.
   - Ну да! - восхитился он. - На целый час? Как Жозиа? Совсем как Жозиа! Слушай, малыш, в двадцать лет ты будешь в Главном штабе Уполномоченного, это уж как пить дать!
   Что бы он запел, если б знал правду! Притемняться на час? Как бы не так! Я притемняюсь уже сколько месяцев кряду... Ну да, больше года. Потому что боюсь своего света. Он так быстро растет, что я поневоле привык притемняться сразу, как проснусь, - и до тех пор, пока не лягу спать. Ну, конечно, не все время одинаково...
   Вот поэтому никто и не знает, какой у меня на самом деле свет. К счастью. Меня и страх берет, и все-таки можно гордиться: свет у меня не хуже, чем у того типа, которого Черные сейчас ведут гасить.
   Только я - не факел. Не такой я дурак!
   Защитный шлем, как у Черных, вот что мне нужно. Под шлемом свет может расти сколько угодно, и не придется тратить силы на то, чтоб его притемнять и прятать. И я смогу наконец думать, размышлять, а не прикидываться мальчишкой.
   Шлем Черного... Но если мой попутчик не врет, выходит, я могу добыть его в два счета!
   - Вот оно! - говорю себе. - Я выиграл! Не слишком себя выдал и заполучу шлем, и моего света не будет видно...
   Тут я заметил, что Черный не сводит с меня глаз и как-то странно усмехается.
   - Что, брат, ты бы не прочь, а?
   - Да, - отвечаю.
   Не слишком громко, неохота, чтоб Иоланда и Жосс услыхали. Все-таки есть в этом и оборотная сторона... как-никак, мы были друзьями. Но нет, они далеко. Наверное, удрали еще прежде, чем Черные подошли ко мне.
   - Слушай, - вполголоса говорит Черный. - Меня зовут Сенсина, я всего-навсего командир отделения. Если когда-нибудь ты сможешь мне посодействовать...
   Вот тут я впервые убедился, что он вовсе не шутит и не дурачит меня.
   Я ничего не ответил, только подмигнул.
   Он явно обрадовался.
   - Как погасят этого, сразу пойдешь со мной. Я хочу, чтоб ты попросился в офицерское училище при мне. На родителей, знаешь, положиться нельзя. Это такой народ, на три четверти - выродки, воображают, что миром будут править Светы!
   Мы ускорили шаг и стали догонять остальных. Мой спутник показал мне на арестанта - тот со своим крестом на спине упал уже шестой или седьмой раз.
   - Представляешь? - сказал мой Черный. - Чтоб такая размазня правила тысячами стоющих людей!
   Я с ним согласен. Эти Факелы разве люди - позволяют себя мучить и даже не отбиваются! А этот особенно! Сам не знаю, почему я так подумал, что-то в нем есть такое - не похож он на человека. Так что, хоть я и не ответил Черному, на этот счет мы с ним думаем одинаково. Вы, Факелы... если вы хотите что-то в мире изменить... даже не управлять им, а сделать его не таким, как теперь... надо действовать по-другому. Больше года назад, с тех пор, как я стал обуздывать свой свет, я понял: люди - подлые, и ленивые, и глупые, и жадные... Да что там, можно еще много всего насчитать. У людей полно всяких качеств только не те, на которые они молятся в своих храмах, там все ложь и притворство.
   Потому-то я столько месяцев скрываю свой свет и по-прежнему говорю и веду себя как мальчишка.
   Пока мы с Черным толковали о разных разностях, мы порядком отстали, и, когда поднялись на вершину холма, другие Черные уже принялись гасить Факел.
   Мой Черный сказал мне:
   - Такой способ мы пробуем в первый раз. Обычно так поступали только с ворами, разбойниками да с теми, кто оскорбил Генерал-Уполномоченного. Ты малый смекалистый, в духе нашего времени, сейчас увидишь, как это забавно.
   Может, оно и забавно, но сперва мне стало не по себе, и я насилу уменьшил свой свет. Не так-то легко притемняться без передышки, когда ты по-настоящему взволнован.
   Черные воткнули крест стоймя между трех каменных глыб и теперь прибивали к нему арестанта. Прямо гвоздями. Ноги - к столбу, руки - к поперечине. И тут мне смутно вспомнилось: когда-то я уже видал что-то похожее - но где? Когда?
   А этот не орал и не выл. Только жалобно стонал. Не знаю, откуда Черные взяли такие огромные гвозди. Может, таскают в карманах на всякий случай... Но молотка у них нет, заколачивают гвозди прямо камнями. Нет-нет, кто-нибудь промахнется и как стукнет этого типа камнем по руке, по пальцам...
   Впрочем, он, кажется, без памяти. Свесил голову на грудь и уже не шевелится.
   Черные отошли немного и давай хохотать. А я никак не могу засмеяться, хоть и чувствую, мои спутник не сводит с меня глаз. Еще бы! Ведь он ждет, что я помогу ему продвинуться по службе...
   - Десять минут - и уже погас, - говорит он. - Крышка.
   - А почему вы сразу их не гасите? - спрашиваю, и голос у меня немного дрожит.
   - Раньше гасили сразу, - отвечает Черный. - Только надоело. Никакого интереса, смекаешь? Все одно и то же, не на что глядеть.
   Сказал и отвернулся, но я чувствую, он все равно искоса следит за мной.
   - Понятно, для тебя оно не так, - продолжает. - Ты ж еще никогда никого не гасил. Если хочешь, попробуй, я не против и наши тоже мешать не станут. И окликает своих:
   - Ребята, дадим парнишке позабавиться, пускай погасит этого типа, согласны? Учтите, он Трехвзглядный и притемняется, когда захочет и на сколько захочет!
   Тут они все обступили меня и смотрят недоверчиво. Я снял очки, чтоб видеть без ошибки, что происходит.
   Мы стоим на самой вершине холма. По небу несутся большие серые облака. Понятно, Черные облаков не видят и Солнца сквозь туман тоже не различают. Что бы они сказали, что бы стали делать, если б знали, что без очков я вижу вдаль не на два и не на три Взгляда, а на сто и даже больше? И что я притемняюсь без передышки с той самой минуты, как проснулся нынче утром, и так - каждый день?
   Они бы вырвали у меня глаза и погасили бы меня, уж это наверняка.
   - Ну, как? - спрашивает мой Черный. - Не струсишь?
   Я опять надеваю очки. Нет больше ни облаков, ни Солнца. Всюду серые сумерки.
   Распятый поднял голову и застонал. И тут я решаюсь. У меня нет к нему ни капли уважения (все Факелы дураки, чего они так легко даются в руки Черным!), - но он мучается.
   - А для чего вы надели на него шлем? - спрашиваю.
   Мой Черный отвечает:
   - Такой порядок. Чтоб не собирались любопытные.
   - Но он потерял много крови, он уже на три четверти погас! Мне интересно, что осталось от его света. Может, вы снимете с него шлем?
   - Сними сам, если хочешь, - говорит Черный.
   Он проверяет, хватит ли у меня храбрости... Ясно, меня испытывают! Ну, если он воображает, что я пойду на попятный!..
   Взбираюсь на каменную глыбу, протягиваю руку, снимаю шлем.
   Свет распятого мигает, словно в отчаянии. Он самую малость ярче нормального.
   Этот тип открывает глаза и смотрит на меня. И улыбается.
   - Да, да, - бормочет. - Дети... Пусть ко мне придут дети! - потом он стонет и опять зовет отца. Как будто отец может чем-нибудь помочь!
   Я слезаю с глыбы, возвращаюсь к своему Черному. В руке у меня зажат камень.
   - Этот будет первый! - кричу я. - А потом я и других буду гасить!
   И кидаю камень.
   Я попал в висок, и этот тип сразу перестал стонать. Голова опять свесилась, и свет погас. И можете мне поверить, не оттого, что он сам притемнился.
   - Чисто сработано, молодец, малыш! - с восхищением говорит мне Черный.
   Может, у него оставались какие-то сомнения. А теперь кончено. И Факел сразу перестал мучиться.
   - Идем прямо в училище, я им скажу, тебя обязаны принять. Согласен?
   ... Еще бы не согласен! Погодите, вот я стану офицером, войду в Главный штаб, тогда увидите, что я, Микаэль, сделаю из вашего слепого мира!
   Когда мы стали спускаться с холма, я снял очки. За крестом пылало Солнце то самое Солнце, которого другие почти не различают. Далеко-далеко я увидел Жосса и Иоланду в обнимку. Ну и ладно, мне плевать. Мне теперь не до ревности. Прощайте, ребятишки. Теперь я завоюю мир!