Страница:
В 1040 году королевские войска неожиданно осадили Тилльери-сюр-Авре. Эта крепость была построена герцогом Ричардом II для защиты от возможных нападений графов Шартре, но после того, как Одо Блуаский передал земли Дрё королю Роберту, она оказалась на границе с владениями Капетингов. Оборону крепости возглавлял Жильбер Криспин – вассал графа Жильбера. От капитуляции он отказался. Но на стороне Генриха I выступило несколько знатных нормандских феодалов, с помощью которых крепость была взята и частично разрушена. Через некоторое время ситуация полностью повторилась. На этот раз король вторгся в Хьемуа, прошел долину Орн и осадил город Аржантан. И вновь нашел союзников в Нормандии. Турстан Гоз – вассал графов Честерских – практически сразу же перешел на его сторону, помог взять Аржантан и самостоятельно захватил Фалэз. Но здесь уже вмешался Ральф Гассийский, который на тот момент был главным наставником маленького герцога. Состоялось настоящее сражение. Фалэз был освобожден. Турстан отправился в изгнание, но довольно скоро вернулся в Нормандию. Генрих I возвратился в Париж, правда предварительно оговорив право на размещение своего гарнизона в Тилльери.
Нормандские хроники более позднего периода единодушно осуждают поведение французского короля, расценивая его как вопиющую неблагодарность по отношению к династии, которой он в какой-то мере был обязан троном. Однако нет никаких оснований подозревать Генриха I в желании свергнуть вассала, совсем недавно лично им признанного. Зато у него имелось достаточно причин испытывать беспокойство по поводу того, что происходит в Нормандии. Продолжавшиеся там беспорядки начинали угрожать спокойствию всей Северной Франции. Участие Бретани в деле о нормандском наследстве к тому времени уже печально обернулось для Алана III. Существовала реальная опасность, что нормандским кризисом воспользуется в своих интересах Фландрия. Пришедший там к власти в 1035 году Болдуин V настраивал императора против французского короля, на сестре которого был женат, и внимательно следил за развитием ситуации в Нормандии. Впрочем, для юного Вильгельма это как раз было неплохо. Болдуин V всячески его поддерживал, и, согласно возникшей позже версии, именно в эти годы у него появился план закрепить альянс брачным союзом Вильгельма и своей дочери Матильды. Однако это лишь подтверждает то, что разразившийся кризис не был сугубо внутренним делом Нормандии и король Франции был просто обязан предпринимать какие-то шаги для поддержания политического равновесия на севере своей страны.
Таким образом, интервенцию Генриха I в Нормандию нельзя рассматривать как вмешательство иностранного государя во внутренние дела суверенного княжества. Это была попытка сюзерена укрепить собственные позиции и напомнить о своих правах. Необходимость данной меры была продиктована тем, что один из его главных вассалов не достиг совершеннолетия. Именно поэтому королю оказывали помощь сами нормандцы. Ведь его поддерживали не только отдельные авантюристы, преследующие личные или узкогрупповые интересы, но и те, кто считал, что королевская власть может и должна быть использована для восстановления порядка. Генрих I был заинтересован в усилении утвержденного им вассала, а потому его политика была направлена как против тех, кто стремился сместить юного Вильгельма, так и против тех, кто пытался превратить его в марионетку. Безусловно, в королевском вмешательстве был заинтересован и сам герцог, который в это время являлся правителем Нормандии лишь номинально. По мере того как Вильгельм становился старше, он пытался занять по отношению к своим советникам более подобающее место. Но его личное влияние было еще очень незначительным и практически целиком зависело от силы поддерживавших его группировок знати и позиции французского короля. Когда повзрослевший Вильгельм стал неожиданно предъявлять права на полную самостоятельность в принятии решений, он столкнулся с новым, еще более серьезным, кризисом.
К концу осени 1046 года беспорядки, не прекращавшиеся на протяжении предыдущих девяти лет, начинают перерастать в открытое выступление против молодого герцога. До этого момента его властные полномочия, пусть и номинальные, никто не оспаривал. Герцогская администрация продолжала действовать, опираясь на сохранявших верность виконтов и играя на противоречиях различных группировок феодалов. Теперь ситуация в корне изменилась. Появилась организованная оппозиция, нацеленная на государственный переворот. Ее ядро находилось в Нижней Нормандии и включало в себя представителей ряда знатных семей. Самым опасным было участие в этом движении двух весьма влиятельных виконтов западных земель, которые потребовали отстранения от власти Вильгельма и передачи его полномочий новому герцогу.
Центральной фигурой заговора был Ги Бургундский, один из претендентов на герцогский престол в 1035 году, могущество которого заметно возросло за счет богатейших земель вокруг Вернона и Бриона, перешедших к нему после смерти графа Жильбера. Его стремление стать герцогом поддерживала довольно сильная группировка земельных магнатов. Причем большинство в ней составляли не соседи Ги по Центральной Нормандии, а феодалы западной части герцогства. Армию, которая намеревалась в скором времени низвергнуть герцога Вильгельма, возглавили виконты Котантена и Бессена – Нижель I и Раннульф I. К ней присоединились многие сеньоры Нижней Нормандии, прежде всего из района Кинглез, расположенного между Каном и Фалэзом. Среди последних были, в частности, сеньор Фюри – Рольф Тессо, Гримоальд Плессийский и владетель Крюли – Хемо, основатель дворянского рода, оставившего впоследствии заметный след в истории Англии.
Согласно более поздним источникам, сначала заговорщики попытались захватить в плен и убить молодого герцога, который по какой-то причине остановился в Валоне, практически в самом центре враждебной территории. Финансовую поддержку убийцам оказывал Гримоальд Плессийский. Однако кто-то предупредил Вильгельма, и ему удалось спастись. Он бежал, воспользовавшись темнотой. Перейдя вброд Вир, он отправился в Фалэз. Скорее всего, некоторые детали этой истории о ночных приключениях герцога вымышленны. Но плачевное положение, в котором тогда оказался Вильгельм, она отражает точно. У него оставалась только одна возможность сохранить трон, а может быть, и жизнь – обратиться за помощью к своему сюзерену. Так Вильгельм и поступил. Он лично отправился к королю Франции в Пуасси и, как верный вассал, бросился к его ногам, взывая о помощи. Генрих I, и без того озабоченный состоянием дел в одном из своих крупнейших ленных владений, пообещал помочь. Правда, нормандские хронисты пишут, что речь шла о договоре двух равноправных партнеров, напоминая при этом об услуге, оказанной французскому королевскому дому ранее герцогом Робертом I. Однако в описываемый момент ситуация была диаметрально противоположной. Молодой герцог Нормандии находился практически в безнадежном положении и искал выход из него, обратившись за поддержкой к лицу, занимающему более высокое положение в феодальной иерархии. С другой стороны, перед Генрихом I предстал правитель его лена, которого самовольно вознамерились свергнуть собственные вассалы. Таким образом, действия мятежников в определенной степени были направлены и против самого короля. Все эти факторы и подтолкнули короля Франции принять самое, пожалуй, важное за все время его правления решение. В начале 1047 года возглавляемая им армия вступила в Нормандию, чтобы защитить герцога Вильгельма от его многочисленных врагов.
Королевские войска наступали на Кан по Мезедонской дороге, чтобы соединиться с немногочисленными отрядами, набранными герцогом Вильгельмом в Верхней Нормандии. Это несколько замедлило их продвижение. Пришлось совершить довольно тяжелый переход через долину Валь-д'Ож. Обойдя Аржантан, они сделали привал у Лезона, по соседству с королевскими владениями. На следующее утро королевские войска выступили в сторону Валмере, заняли без боя Масс и подошли к ничем не примечательной равнине Валь-э-Дюн. Здесь и произошла встреча с силами мятежников, которые, двигаясь с запада, успели благополучно форсировать реку Орн.
Битва на Валь-э-Дюне, безусловно, является важнейшим событием в истории Нормандии, но о том, как она проходила, известно совсем немного. Представляется, что связано это с тем, что ни одна из сторон не продемонстрировала в ней особых тактических и стратегических достижений. По сути дела, все свелось к изолированным стычкам отдельных кавалерийских отрядов. Вспомогательные войска не использовались. Более того, ничего не сказано о лучниках, взаимодействие которых с конницей приведет к такому ошеломляющему успеху десять лет спустя в битве при Гастингсе. На Валь-э-Дюне дальнобойные луки, похоже, не пригодились, а роль пехоты свелась к минимуму. Сообщения современников об этом сражении довольно лаконичны. Вот что можно найти у Вильгельма Жюмьежского: «Короля и герцога не испугали многочисленность и ярость врагов. Они смело вступили в битву. В результате многочисленных и яростных стычек кавалерийских отрядов противник понес огромные потери. Мятежников охватила паника, и они, попытавшись спастись вплавь, бросились в воды Орна». Рассказ Вильгельма Пуатьеского, возможно, более риторичен, но почти столь же краток: «Очень много нормандцев вышло на битву под знаменами беззакония. Но Вильгельма, вождя пришедших отмстить несправедливость, не испугал вид их мечей. Он смело бросился на врагов и нанес им страшный урон… Большинство из них погибли: одни нашли смерть на поле брани, пораженные оружием или затоптанные наступающими, а многие всадники утонули в водах Орна вместе со своим снаряжением».
Представляется, что будет вполне уместно дополнить эти короткие записи картиной, нарисованной уже в XII столетии Васом в его «Roman de Rou». Данное произведение, хотя и не может считаться достоверным, тем не менее, очень ценно, поскольку его автор на протяжении многих лет был клириком в Кане и все это время старательно собирал устные и письменные источники по истории тех мест. В итоге он сумел описать битву так, будто бы сам за ней наблюдал. Вас указывает, что еще до начала сражения войска мятежников были дезорганизованы в результате перехода на сторону герцога Ральфа Тессона. Тем не менее, схватка была очень жаркой. В самом ее начале Хемо Крюлийский сумел пробиться к королю Генриху и сбить его с коня, однако сам был убит, не успев нанести своему сюзерену смертельный удар. Герцог Вильгельм действовал с той самоотверженной храбростью, которой прославился в последующих битвах. Его меч поразил некоего Хардеза из Байе, знаменитого воина и преданного вассала Раннульфа Авраншского. Сам Раннульф вскоре начал терять самообладание, и из-за его вялости и нерешительности мятежников стали теснить. Нижель Котантенский сопротивлялся упорно, но это уже не могло изменить ситуацию. Поражение стало неизбежным. Вскоре повстанческая армия оказалась под угрозой окружения и начала в панике отступать в сторону реки. Воды Орна завершили ее гибель.
«Число беглецов было очень велико, – пишет в заключение Вас, – а преследователи все более ожесточались. По полю битвы во все стороны носились лишившиеся седаков кони. Почти столь же беспорядочно скакали рыцари, не знающие, как спасти свои жизни. Убежище можно было найти в Бессене, но для этого требовалось перебраться через реку Орн. В замешательстве некоторые сбивались в мелкие группы и по шестеро, пятеро и по трое старались пробиться через холмистое пространство между Аллемжем и Фонтено. Преследователи мчались по пятам и, нагоняя, уничтожали. Другие пытались переплыть Орн и в большинстве своем были либо убиты, либо утонули. Погибших было так много, что их тела остановили колеса мельниц Борбийона».
Поражение западных виконтов на Валь-э-Дюне явилось поворотным моментом в судьбе герцога Вильгельма и истории Нормандии в целом. Естественно, что его значение постепенно раскрывалось на протяжении последующих лет. Но одно судьбоносное для Нормандии событие произошло почти сразу же. В октябре неподалеку от Кана, в непосредственной близости от места битвы, состоялся собор, на котором присутствовали высшие нормандские прелаты, в том числе представлявшие герцогский дом архиепископ Може и аббат монастыря Сент-Уан Николас, а также сам герцог. Это полномочное собрание сделало то, чего безуспешно добивался пять лет назад Ричард Сен-Ваннский, – утвердило положение о Божьем мире. Все присутствовавшие взяли на себя обязательство обеспечивать его исполнение, в чем поклялись на специально привезенных для этого случая из Руана мощах святого Уана. О содержании принятого в 1047 году документа можно судить только по извлечениям из него, сохранившимся в более поздних документах, но основные пункты не вызывают сомнений. Собор запретил вооруженные столкновения с вечера среды до утра понедельника, а также на периоды Рождественского и Великого постов, празднования Пасхи и Троицы. Это совпадало с положениями о Божьем мире, принятых ранее в других частях Франции. Поскольку соглашение основывалось на религиозных канонах, ответственность за его соблюдение возлагалась на прелатов, которые могли налагать те или иные церковные санкции на нарушителей. В Нормандии эти санкции, от которых, собственно, и зависела действенность подобных актов, были гораздо строже и более детально прописаны, чем в других провинциях, за исключением Фландрии и Реймса. Согласно принятым в Кане решениям, нарушивший Божий мир мог быть отлучен от церкви. Более того, меры против нарушителя могли принять и светские власти. Для нашего исследования важно отметить, что Канский собор сделал исключение для короля Франции и герцога Нормандии. За ними сохранялось право использовать силу и вести боевые действия даже в дни Божьего мира, если это отвечало высшим государственным интересам. Это было прямым подтверждением признания особой роли герцога, который получал рычаги воздействия, присущие не только светской, но и церковной власти. Позже он этим весьма успешно воспользовался, распространив правило Божьего мира на все свои владения и превратив его в эффективный инструмент поддержания правопорядка.
Решения Канского собора были встречены с большой радостью, особенно крестьянами. Сомнительно, что правило Божьего мира могло немедленно начать действовать даже в тех местах, где оно было принято. Дальнейшее развитие событий доказывает, что его утверждение было связано прежде всего с желанием закрепить результаты победы на Валь-э-Дюне. Нормандские хроники, написанные уже после завоевания Англии, указывают, что она ознаменовала начало восстановления герцогской власти в полном ее объеме. «Нормандцы, – восклицает Вильгельм Пуатьеский, – почувствовали сильную руку своего властелина и склонили перед ним головы». Но это скорее поэтическая гипербола. Для того чтобы подобное стало реальностью, требовалось время. В 1047 году герцогству угрожало еще слишком много опасностей, до устранения которых рано было говорить о восстановлении спокойствия и порядка. В действительности победу на Валь-э-Дюне одержал не столько герцог, сколько король Франции. Положение самого Вильгельма было еще непрочным и зависело от многих обстоятельств. Пока он только избежал угрозы свержения и сумел сохранить свой титул. Будущее оставалось неопределенным и тревожным. Но юность окончилась, предстояла борьба за самостоятельность.
Глава 3
Нормандские хроники более позднего периода единодушно осуждают поведение французского короля, расценивая его как вопиющую неблагодарность по отношению к династии, которой он в какой-то мере был обязан троном. Однако нет никаких оснований подозревать Генриха I в желании свергнуть вассала, совсем недавно лично им признанного. Зато у него имелось достаточно причин испытывать беспокойство по поводу того, что происходит в Нормандии. Продолжавшиеся там беспорядки начинали угрожать спокойствию всей Северной Франции. Участие Бретани в деле о нормандском наследстве к тому времени уже печально обернулось для Алана III. Существовала реальная опасность, что нормандским кризисом воспользуется в своих интересах Фландрия. Пришедший там к власти в 1035 году Болдуин V настраивал императора против французского короля, на сестре которого был женат, и внимательно следил за развитием ситуации в Нормандии. Впрочем, для юного Вильгельма это как раз было неплохо. Болдуин V всячески его поддерживал, и, согласно возникшей позже версии, именно в эти годы у него появился план закрепить альянс брачным союзом Вильгельма и своей дочери Матильды. Однако это лишь подтверждает то, что разразившийся кризис не был сугубо внутренним делом Нормандии и король Франции был просто обязан предпринимать какие-то шаги для поддержания политического равновесия на севере своей страны.
Таким образом, интервенцию Генриха I в Нормандию нельзя рассматривать как вмешательство иностранного государя во внутренние дела суверенного княжества. Это была попытка сюзерена укрепить собственные позиции и напомнить о своих правах. Необходимость данной меры была продиктована тем, что один из его главных вассалов не достиг совершеннолетия. Именно поэтому королю оказывали помощь сами нормандцы. Ведь его поддерживали не только отдельные авантюристы, преследующие личные или узкогрупповые интересы, но и те, кто считал, что королевская власть может и должна быть использована для восстановления порядка. Генрих I был заинтересован в усилении утвержденного им вассала, а потому его политика была направлена как против тех, кто стремился сместить юного Вильгельма, так и против тех, кто пытался превратить его в марионетку. Безусловно, в королевском вмешательстве был заинтересован и сам герцог, который в это время являлся правителем Нормандии лишь номинально. По мере того как Вильгельм становился старше, он пытался занять по отношению к своим советникам более подобающее место. Но его личное влияние было еще очень незначительным и практически целиком зависело от силы поддерживавших его группировок знати и позиции французского короля. Когда повзрослевший Вильгельм стал неожиданно предъявлять права на полную самостоятельность в принятии решений, он столкнулся с новым, еще более серьезным, кризисом.
К концу осени 1046 года беспорядки, не прекращавшиеся на протяжении предыдущих девяти лет, начинают перерастать в открытое выступление против молодого герцога. До этого момента его властные полномочия, пусть и номинальные, никто не оспаривал. Герцогская администрация продолжала действовать, опираясь на сохранявших верность виконтов и играя на противоречиях различных группировок феодалов. Теперь ситуация в корне изменилась. Появилась организованная оппозиция, нацеленная на государственный переворот. Ее ядро находилось в Нижней Нормандии и включало в себя представителей ряда знатных семей. Самым опасным было участие в этом движении двух весьма влиятельных виконтов западных земель, которые потребовали отстранения от власти Вильгельма и передачи его полномочий новому герцогу.
Центральной фигурой заговора был Ги Бургундский, один из претендентов на герцогский престол в 1035 году, могущество которого заметно возросло за счет богатейших земель вокруг Вернона и Бриона, перешедших к нему после смерти графа Жильбера. Его стремление стать герцогом поддерживала довольно сильная группировка земельных магнатов. Причем большинство в ней составляли не соседи Ги по Центральной Нормандии, а феодалы западной части герцогства. Армию, которая намеревалась в скором времени низвергнуть герцога Вильгельма, возглавили виконты Котантена и Бессена – Нижель I и Раннульф I. К ней присоединились многие сеньоры Нижней Нормандии, прежде всего из района Кинглез, расположенного между Каном и Фалэзом. Среди последних были, в частности, сеньор Фюри – Рольф Тессо, Гримоальд Плессийский и владетель Крюли – Хемо, основатель дворянского рода, оставившего впоследствии заметный след в истории Англии.
Согласно более поздним источникам, сначала заговорщики попытались захватить в плен и убить молодого герцога, который по какой-то причине остановился в Валоне, практически в самом центре враждебной территории. Финансовую поддержку убийцам оказывал Гримоальд Плессийский. Однако кто-то предупредил Вильгельма, и ему удалось спастись. Он бежал, воспользовавшись темнотой. Перейдя вброд Вир, он отправился в Фалэз. Скорее всего, некоторые детали этой истории о ночных приключениях герцога вымышленны. Но плачевное положение, в котором тогда оказался Вильгельм, она отражает точно. У него оставалась только одна возможность сохранить трон, а может быть, и жизнь – обратиться за помощью к своему сюзерену. Так Вильгельм и поступил. Он лично отправился к королю Франции в Пуасси и, как верный вассал, бросился к его ногам, взывая о помощи. Генрих I, и без того озабоченный состоянием дел в одном из своих крупнейших ленных владений, пообещал помочь. Правда, нормандские хронисты пишут, что речь шла о договоре двух равноправных партнеров, напоминая при этом об услуге, оказанной французскому королевскому дому ранее герцогом Робертом I. Однако в описываемый момент ситуация была диаметрально противоположной. Молодой герцог Нормандии находился практически в безнадежном положении и искал выход из него, обратившись за поддержкой к лицу, занимающему более высокое положение в феодальной иерархии. С другой стороны, перед Генрихом I предстал правитель его лена, которого самовольно вознамерились свергнуть собственные вассалы. Таким образом, действия мятежников в определенной степени были направлены и против самого короля. Все эти факторы и подтолкнули короля Франции принять самое, пожалуй, важное за все время его правления решение. В начале 1047 года возглавляемая им армия вступила в Нормандию, чтобы защитить герцога Вильгельма от его многочисленных врагов.
Королевские войска наступали на Кан по Мезедонской дороге, чтобы соединиться с немногочисленными отрядами, набранными герцогом Вильгельмом в Верхней Нормандии. Это несколько замедлило их продвижение. Пришлось совершить довольно тяжелый переход через долину Валь-д'Ож. Обойдя Аржантан, они сделали привал у Лезона, по соседству с королевскими владениями. На следующее утро королевские войска выступили в сторону Валмере, заняли без боя Масс и подошли к ничем не примечательной равнине Валь-э-Дюн. Здесь и произошла встреча с силами мятежников, которые, двигаясь с запада, успели благополучно форсировать реку Орн.
Битва на Валь-э-Дюне, безусловно, является важнейшим событием в истории Нормандии, но о том, как она проходила, известно совсем немного. Представляется, что связано это с тем, что ни одна из сторон не продемонстрировала в ней особых тактических и стратегических достижений. По сути дела, все свелось к изолированным стычкам отдельных кавалерийских отрядов. Вспомогательные войска не использовались. Более того, ничего не сказано о лучниках, взаимодействие которых с конницей приведет к такому ошеломляющему успеху десять лет спустя в битве при Гастингсе. На Валь-э-Дюне дальнобойные луки, похоже, не пригодились, а роль пехоты свелась к минимуму. Сообщения современников об этом сражении довольно лаконичны. Вот что можно найти у Вильгельма Жюмьежского: «Короля и герцога не испугали многочисленность и ярость врагов. Они смело вступили в битву. В результате многочисленных и яростных стычек кавалерийских отрядов противник понес огромные потери. Мятежников охватила паника, и они, попытавшись спастись вплавь, бросились в воды Орна». Рассказ Вильгельма Пуатьеского, возможно, более риторичен, но почти столь же краток: «Очень много нормандцев вышло на битву под знаменами беззакония. Но Вильгельма, вождя пришедших отмстить несправедливость, не испугал вид их мечей. Он смело бросился на врагов и нанес им страшный урон… Большинство из них погибли: одни нашли смерть на поле брани, пораженные оружием или затоптанные наступающими, а многие всадники утонули в водах Орна вместе со своим снаряжением».
Представляется, что будет вполне уместно дополнить эти короткие записи картиной, нарисованной уже в XII столетии Васом в его «Roman de Rou». Данное произведение, хотя и не может считаться достоверным, тем не менее, очень ценно, поскольку его автор на протяжении многих лет был клириком в Кане и все это время старательно собирал устные и письменные источники по истории тех мест. В итоге он сумел описать битву так, будто бы сам за ней наблюдал. Вас указывает, что еще до начала сражения войска мятежников были дезорганизованы в результате перехода на сторону герцога Ральфа Тессона. Тем не менее, схватка была очень жаркой. В самом ее начале Хемо Крюлийский сумел пробиться к королю Генриху и сбить его с коня, однако сам был убит, не успев нанести своему сюзерену смертельный удар. Герцог Вильгельм действовал с той самоотверженной храбростью, которой прославился в последующих битвах. Его меч поразил некоего Хардеза из Байе, знаменитого воина и преданного вассала Раннульфа Авраншского. Сам Раннульф вскоре начал терять самообладание, и из-за его вялости и нерешительности мятежников стали теснить. Нижель Котантенский сопротивлялся упорно, но это уже не могло изменить ситуацию. Поражение стало неизбежным. Вскоре повстанческая армия оказалась под угрозой окружения и начала в панике отступать в сторону реки. Воды Орна завершили ее гибель.
«Число беглецов было очень велико, – пишет в заключение Вас, – а преследователи все более ожесточались. По полю битвы во все стороны носились лишившиеся седаков кони. Почти столь же беспорядочно скакали рыцари, не знающие, как спасти свои жизни. Убежище можно было найти в Бессене, но для этого требовалось перебраться через реку Орн. В замешательстве некоторые сбивались в мелкие группы и по шестеро, пятеро и по трое старались пробиться через холмистое пространство между Аллемжем и Фонтено. Преследователи мчались по пятам и, нагоняя, уничтожали. Другие пытались переплыть Орн и в большинстве своем были либо убиты, либо утонули. Погибших было так много, что их тела остановили колеса мельниц Борбийона».
Поражение западных виконтов на Валь-э-Дюне явилось поворотным моментом в судьбе герцога Вильгельма и истории Нормандии в целом. Естественно, что его значение постепенно раскрывалось на протяжении последующих лет. Но одно судьбоносное для Нормандии событие произошло почти сразу же. В октябре неподалеку от Кана, в непосредственной близости от места битвы, состоялся собор, на котором присутствовали высшие нормандские прелаты, в том числе представлявшие герцогский дом архиепископ Може и аббат монастыря Сент-Уан Николас, а также сам герцог. Это полномочное собрание сделало то, чего безуспешно добивался пять лет назад Ричард Сен-Ваннский, – утвердило положение о Божьем мире. Все присутствовавшие взяли на себя обязательство обеспечивать его исполнение, в чем поклялись на специально привезенных для этого случая из Руана мощах святого Уана. О содержании принятого в 1047 году документа можно судить только по извлечениям из него, сохранившимся в более поздних документах, но основные пункты не вызывают сомнений. Собор запретил вооруженные столкновения с вечера среды до утра понедельника, а также на периоды Рождественского и Великого постов, празднования Пасхи и Троицы. Это совпадало с положениями о Божьем мире, принятых ранее в других частях Франции. Поскольку соглашение основывалось на религиозных канонах, ответственность за его соблюдение возлагалась на прелатов, которые могли налагать те или иные церковные санкции на нарушителей. В Нормандии эти санкции, от которых, собственно, и зависела действенность подобных актов, были гораздо строже и более детально прописаны, чем в других провинциях, за исключением Фландрии и Реймса. Согласно принятым в Кане решениям, нарушивший Божий мир мог быть отлучен от церкви. Более того, меры против нарушителя могли принять и светские власти. Для нашего исследования важно отметить, что Канский собор сделал исключение для короля Франции и герцога Нормандии. За ними сохранялось право использовать силу и вести боевые действия даже в дни Божьего мира, если это отвечало высшим государственным интересам. Это было прямым подтверждением признания особой роли герцога, который получал рычаги воздействия, присущие не только светской, но и церковной власти. Позже он этим весьма успешно воспользовался, распространив правило Божьего мира на все свои владения и превратив его в эффективный инструмент поддержания правопорядка.
Решения Канского собора были встречены с большой радостью, особенно крестьянами. Сомнительно, что правило Божьего мира могло немедленно начать действовать даже в тех местах, где оно было принято. Дальнейшее развитие событий доказывает, что его утверждение было связано прежде всего с желанием закрепить результаты победы на Валь-э-Дюне. Нормандские хроники, написанные уже после завоевания Англии, указывают, что она ознаменовала начало восстановления герцогской власти в полном ее объеме. «Нормандцы, – восклицает Вильгельм Пуатьеский, – почувствовали сильную руку своего властелина и склонили перед ним головы». Но это скорее поэтическая гипербола. Для того чтобы подобное стало реальностью, требовалось время. В 1047 году герцогству угрожало еще слишком много опасностей, до устранения которых рано было говорить о восстановлении спокойствия и порядка. В действительности победу на Валь-э-Дюне одержал не столько герцог, сколько король Франции. Положение самого Вильгельма было еще непрочным и зависело от многих обстоятельств. Пока он только избежал угрозы свержения и сумел сохранить свой титул. Будущее оставалось неопределенным и тревожным. Но юность окончилась, предстояла борьба за самостоятельность.
Глава 3
Борьба за выживание
1047–1060 годы – еще один важнейший период в истории Нормандии. Сумбур политических событий, кажущихся на первый взгляд случайными, может ввести в заблуждение. Но при более внимательном рассмотрении оказывается, что все они были логически связаны между собой и оказали огромное влияние на будущее.
В течение этих четырнадцати лет в Нормандии почти непрерывно шла гражданская война. В 1047 году начался крестьянский мятеж, который представлял прямую угрозу герцогской власти. В 1053–1054 годах герцог столкнулся с новым кризисом. На этот раз ему противостояли не только влиятельнейшие нормандские магнаты, но и сам король Франции. Вообще до 1054 года жизнь Вильгельма Завоевателя постоянно находилась под угрозой, и лишь к 1060 году его положение стало достаточно прочным.
Необходимо подчеркнуть, что речь идет именно об особом историческом периоде с четко определенными временными границами, началом которого можно считать победу в битве на Валь-э-Дюне. Она положила конец анархии, угрожавшей Нормандии в первые годы правления ее юного герцога, и дала в его руки реальные рычаги власти. Но произошедшее на берегах Орна, как оказалось впоследствии, было лишь одним из многочисленных эпизодов борьбы за выживание и самостоятельность, которую пришлось вести Вильгельму почти непрерывно в последующие годы. Причем речь шла не об отдельных мятежах, а о долгосрочном кризисе, продолжавшемся с 1046-го по 1054 год. Угроза единству Нормандии никогда не была столь реальна, как в то время. Напряженность начала спадать только после 1054 года. Уверенность в том, что этот труднейший этап преодолен, появилась только в 1060 году после смерти короля Франции и графа Анжуйского.
Нормандия 1066 года по своему внутреннему и внешнему положению так разительно отличалась от Нормандии 1046 года, что может показаться, будто произошедшие изменения свершились сами по себе, без особого напряжения. Но это не так. В борьбе, развернувшейся в этот период, герцогская корона Вильгельма II была не единственной ставкой. Молодой герцог, безусловно, играл главную роль в разыгравшейся политической драме, но от ее финала зависела не только его судьба. Противоречия между Верхней и Нижней Нормандией заявили о себе мятежом 1047 года и были политически урегулированы только к 1060 году. Тогда же разгорелось противоборство между Нормандией и Анжу за доминирование в Северо-Западной Галлии. Наконец, в это же время произошли изменения в отношениях между нормандским герцогом и французским королем. И это было событие такого масштаба, что его с полным на то основанием можно назвать поворотным моментом истории. Его непосредственное влияние ощущалось еще многие годы, вплоть до того момента, когда граф Анжу стал королем Англии Генрихом II. На первый взгляд беспорядочные, но внутренне между собой взаимосвязанные события данного периода требуют самого внимательного изучения. Основная сложность ситуации заключалась в том, что Нормандии предстояло преодолеть кризис, который на первых порах вызвал эти события к жизни, а позже превратился в одно из их следствий. И то, как эта проблема была разрешена, сказывалось на судьбах Нормандии, Анжу, Франции и Англии еще на протяжении полутора столетий.
Итак, несмотря на победу в битве на Валь-э-Дюне, герцог Вильгельм не мог чувствовать себя в безопасности в собственных владениях. Она не привела к восстановлению мира в Нормандии. Войска короля Генриха ушли, а междоусобица продолжалась. Немаловажную роль в этом сыграло то, что большинству предводителей мятежников удалось спастись. И уже одно это представляло угрозу для герцога. Нет точных сведений о судьбе Раннульфа Авраншского, но известно, что он не был лишен виконтства и передал его своему сыну. Нижель Котантенский оказался в более тяжелом положении, но и его наказали довольно мягко. Он провел несколько лет в качестве изгнанника в Бретани, но потом вернулся. Известно, что к 1054 году он вновь обосновался в своих нормандских владениях, и вскоре ему вернули практически все ранее конфискованные земли. Ги Бургундский, хотя и был ранен, сумел увести с поля боя довольно большой отряд и быстро укрепился в своей Брионской крепости.
Чтобы упрочить результаты победы на Валь-э-Дюне, герцогу Вильгельму было необходимо безотлагательно взять Брион. То, что ему не удалось это сделать сразу, имело далекоидущие последствия. Но Вильгельм осознавал не только важность стоящей перед ним задачи, но сложность ее выполнения, и поэтому подготовка к атаке затянулась. На обоих берегах Риля начались подготовительные работы. В первую очередь были построены деревянные штурмовые башни, под защитой которых можно было бы максимально близко подойти к стенам крепости и преодолеть их. Однако это не помогло. Осада длилась три года и представляла серьезную проблему для герцога, поскольку отвлекала его от борьбы за укрепление своей власти и единства герцогства. Пока Брион держался, он не мог чувствовать себя спокойно, так как по соседству с этим замком находились земли его потенциальных противников, а за его стенами – человек, который мог возглавить новый мятеж. Во время осады герцог Вильгельм почти постоянно был со своими войсками. По крайней мере, нет ни одного указания на его пребывание в каком-либо другом месте Верхней Нормандии между 1047-м и 1049 годами. Не исключено, что в это время из-под его контроля вышел даже Руан. Герцог оказался в довольно щекотливом положении. Он был отрезан от самой богатой части своих владений. А в их центре находилась не признававшая его власти сильная крепость. Судя по всему, только в начале 1050 года, после того как Ги сдался и был выслан за пределы Нормандии, Вильгельм II смог вернуться в собственную столицу.
Фактически в течение этих трех лет власть герцога распространялась только на Нижнюю Нормандию. Но в этом, как ни странно, был положительный момент. Проведя столь продолжительное время в той части своих владений, которая отличалась наибольшей оппозиционностью по отношению к власти руанских графов, он осознал, что эти земли могут стать звеном, объединяющим Нижнюю и Верхнюю Нормандию, противоречия между которыми постоянно угрожали политическому единству герцогства. Во всяком случае, именно в этот период Кан начинает приобретать все более заметное значение. К концу первой четверти XI века в месте слияния Орна и Ордона возникает целый конгломерат сельских поселений. Проведение здесь в 1047 году собора, утвердившего правило Божьего мира, было своего рода признанием важности этого региона. Оценивший его стратегические и коммерческие возможности, Вильгельм предпринял меры, стимулировавшие рост городского населения. Кан стал одной из его главных резиденций. Здесь были возведены каменные стены и крепость. До наших дней сохранились два заложенных при нем великолепных собора. Кан, не будучи центром епископства, превращается во второй по величине город Нормандии уже при жизни Вильгельма Завоевателя. И то, что это произошло, заслуга самого герцога. Весьма примечательно, что и похоронен он был впоследствии не в Руане или Фалэзе, а именно здесь. Бурное развитие Кана наглядно свидетельствовало об успехе курса герцога Вильгельма на политическое единство Верхней и Нижней Нормандии.
После битвы на Валь-э-Дюне происходит возвышение графства Анжу. И это новое обстоятельство не могло не отразиться на нормандской политике. В 1047–1052 годах Нормандия и Анжу вступают в новую фазу отношений, которые добавят так много ярких страниц в историю XII века и в конечном итоге приведут к образованию великой континентальной империи. Именно тогда на северо-западе Франции стали определяться очертания новой политической группировки, которой вскоре предстояло сыграть столь важную роль. Опасности, которые в тот момент угрожали непосредственно Вильгельму, а также значительность последующих событий отвлекали внимание исследователей от политики самого Анжу. Попытаемся восполнить пробел, тем более что без этого трудно будет понять ряд важных моментов и в судьбе Вильгельма, и в истории герцогства, которым он правил.
До определенного времени графство Анжу расширялось в южном направлении. Особенно преуспели в деле приобретения территорий графы Блуа. Подтверждением их успеха было официальное признание королем Генрихом I власти Анжу над Туренью, относящееся к 1044 году, то есть за три года до сражения на Валь-э-Дюне. В результате анжуйцы получили возможность, закрепившись в ключевом пункте долины Луары Туре, блокировать один из основных торговых путей королевства Капетов – старую римскую дорогу, ведущую из Парижа в Орлеан и далее к Пуату. Графы Анжу довольно быстро поняли, что именно долина Луары может стать базой для их усиления, и взяли курс на закрепление контроля над ней. Первым постарался извлечь выгоду из новой ситуации Жофрей Мартель, ставший графом в 1040 году. Грубый, беспринципный, жестокий и физически очень сильный человек, Жофрей не умел скрывать свои амбиции и плохо владел искусством государственного управления. Зато он мог действовать в полном соответствии со своим прозвищем Молот, круша на своем пути все без разбора, и добился немалых результатов. С 1044-го по 1060 год он представлял самую страшную угрозу герцогу Нормандии, причем почти на протяжении всего этого периода он оставался более сильным и влиятельным владыкой Северной Франции, чем Вильгельм II.
В течение этих четырнадцати лет в Нормандии почти непрерывно шла гражданская война. В 1047 году начался крестьянский мятеж, который представлял прямую угрозу герцогской власти. В 1053–1054 годах герцог столкнулся с новым кризисом. На этот раз ему противостояли не только влиятельнейшие нормандские магнаты, но и сам король Франции. Вообще до 1054 года жизнь Вильгельма Завоевателя постоянно находилась под угрозой, и лишь к 1060 году его положение стало достаточно прочным.
Необходимо подчеркнуть, что речь идет именно об особом историческом периоде с четко определенными временными границами, началом которого можно считать победу в битве на Валь-э-Дюне. Она положила конец анархии, угрожавшей Нормандии в первые годы правления ее юного герцога, и дала в его руки реальные рычаги власти. Но произошедшее на берегах Орна, как оказалось впоследствии, было лишь одним из многочисленных эпизодов борьбы за выживание и самостоятельность, которую пришлось вести Вильгельму почти непрерывно в последующие годы. Причем речь шла не об отдельных мятежах, а о долгосрочном кризисе, продолжавшемся с 1046-го по 1054 год. Угроза единству Нормандии никогда не была столь реальна, как в то время. Напряженность начала спадать только после 1054 года. Уверенность в том, что этот труднейший этап преодолен, появилась только в 1060 году после смерти короля Франции и графа Анжуйского.
Нормандия 1066 года по своему внутреннему и внешнему положению так разительно отличалась от Нормандии 1046 года, что может показаться, будто произошедшие изменения свершились сами по себе, без особого напряжения. Но это не так. В борьбе, развернувшейся в этот период, герцогская корона Вильгельма II была не единственной ставкой. Молодой герцог, безусловно, играл главную роль в разыгравшейся политической драме, но от ее финала зависела не только его судьба. Противоречия между Верхней и Нижней Нормандией заявили о себе мятежом 1047 года и были политически урегулированы только к 1060 году. Тогда же разгорелось противоборство между Нормандией и Анжу за доминирование в Северо-Западной Галлии. Наконец, в это же время произошли изменения в отношениях между нормандским герцогом и французским королем. И это было событие такого масштаба, что его с полным на то основанием можно назвать поворотным моментом истории. Его непосредственное влияние ощущалось еще многие годы, вплоть до того момента, когда граф Анжу стал королем Англии Генрихом II. На первый взгляд беспорядочные, но внутренне между собой взаимосвязанные события данного периода требуют самого внимательного изучения. Основная сложность ситуации заключалась в том, что Нормандии предстояло преодолеть кризис, который на первых порах вызвал эти события к жизни, а позже превратился в одно из их следствий. И то, как эта проблема была разрешена, сказывалось на судьбах Нормандии, Анжу, Франции и Англии еще на протяжении полутора столетий.
Итак, несмотря на победу в битве на Валь-э-Дюне, герцог Вильгельм не мог чувствовать себя в безопасности в собственных владениях. Она не привела к восстановлению мира в Нормандии. Войска короля Генриха ушли, а междоусобица продолжалась. Немаловажную роль в этом сыграло то, что большинству предводителей мятежников удалось спастись. И уже одно это представляло угрозу для герцога. Нет точных сведений о судьбе Раннульфа Авраншского, но известно, что он не был лишен виконтства и передал его своему сыну. Нижель Котантенский оказался в более тяжелом положении, но и его наказали довольно мягко. Он провел несколько лет в качестве изгнанника в Бретани, но потом вернулся. Известно, что к 1054 году он вновь обосновался в своих нормандских владениях, и вскоре ему вернули практически все ранее конфискованные земли. Ги Бургундский, хотя и был ранен, сумел увести с поля боя довольно большой отряд и быстро укрепился в своей Брионской крепости.
Чтобы упрочить результаты победы на Валь-э-Дюне, герцогу Вильгельму было необходимо безотлагательно взять Брион. То, что ему не удалось это сделать сразу, имело далекоидущие последствия. Но Вильгельм осознавал не только важность стоящей перед ним задачи, но сложность ее выполнения, и поэтому подготовка к атаке затянулась. На обоих берегах Риля начались подготовительные работы. В первую очередь были построены деревянные штурмовые башни, под защитой которых можно было бы максимально близко подойти к стенам крепости и преодолеть их. Однако это не помогло. Осада длилась три года и представляла серьезную проблему для герцога, поскольку отвлекала его от борьбы за укрепление своей власти и единства герцогства. Пока Брион держался, он не мог чувствовать себя спокойно, так как по соседству с этим замком находились земли его потенциальных противников, а за его стенами – человек, который мог возглавить новый мятеж. Во время осады герцог Вильгельм почти постоянно был со своими войсками. По крайней мере, нет ни одного указания на его пребывание в каком-либо другом месте Верхней Нормандии между 1047-м и 1049 годами. Не исключено, что в это время из-под его контроля вышел даже Руан. Герцог оказался в довольно щекотливом положении. Он был отрезан от самой богатой части своих владений. А в их центре находилась не признававшая его власти сильная крепость. Судя по всему, только в начале 1050 года, после того как Ги сдался и был выслан за пределы Нормандии, Вильгельм II смог вернуться в собственную столицу.
Фактически в течение этих трех лет власть герцога распространялась только на Нижнюю Нормандию. Но в этом, как ни странно, был положительный момент. Проведя столь продолжительное время в той части своих владений, которая отличалась наибольшей оппозиционностью по отношению к власти руанских графов, он осознал, что эти земли могут стать звеном, объединяющим Нижнюю и Верхнюю Нормандию, противоречия между которыми постоянно угрожали политическому единству герцогства. Во всяком случае, именно в этот период Кан начинает приобретать все более заметное значение. К концу первой четверти XI века в месте слияния Орна и Ордона возникает целый конгломерат сельских поселений. Проведение здесь в 1047 году собора, утвердившего правило Божьего мира, было своего рода признанием важности этого региона. Оценивший его стратегические и коммерческие возможности, Вильгельм предпринял меры, стимулировавшие рост городского населения. Кан стал одной из его главных резиденций. Здесь были возведены каменные стены и крепость. До наших дней сохранились два заложенных при нем великолепных собора. Кан, не будучи центром епископства, превращается во второй по величине город Нормандии уже при жизни Вильгельма Завоевателя. И то, что это произошло, заслуга самого герцога. Весьма примечательно, что и похоронен он был впоследствии не в Руане или Фалэзе, а именно здесь. Бурное развитие Кана наглядно свидетельствовало об успехе курса герцога Вильгельма на политическое единство Верхней и Нижней Нормандии.
После битвы на Валь-э-Дюне происходит возвышение графства Анжу. И это новое обстоятельство не могло не отразиться на нормандской политике. В 1047–1052 годах Нормандия и Анжу вступают в новую фазу отношений, которые добавят так много ярких страниц в историю XII века и в конечном итоге приведут к образованию великой континентальной империи. Именно тогда на северо-западе Франции стали определяться очертания новой политической группировки, которой вскоре предстояло сыграть столь важную роль. Опасности, которые в тот момент угрожали непосредственно Вильгельму, а также значительность последующих событий отвлекали внимание исследователей от политики самого Анжу. Попытаемся восполнить пробел, тем более что без этого трудно будет понять ряд важных моментов и в судьбе Вильгельма, и в истории герцогства, которым он правил.
До определенного времени графство Анжу расширялось в южном направлении. Особенно преуспели в деле приобретения территорий графы Блуа. Подтверждением их успеха было официальное признание королем Генрихом I власти Анжу над Туренью, относящееся к 1044 году, то есть за три года до сражения на Валь-э-Дюне. В результате анжуйцы получили возможность, закрепившись в ключевом пункте долины Луары Туре, блокировать один из основных торговых путей королевства Капетов – старую римскую дорогу, ведущую из Парижа в Орлеан и далее к Пуату. Графы Анжу довольно быстро поняли, что именно долина Луары может стать базой для их усиления, и взяли курс на закрепление контроля над ней. Первым постарался извлечь выгоду из новой ситуации Жофрей Мартель, ставший графом в 1040 году. Грубый, беспринципный, жестокий и физически очень сильный человек, Жофрей не умел скрывать свои амбиции и плохо владел искусством государственного управления. Зато он мог действовать в полном соответствии со своим прозвищем Молот, круша на своем пути все без разбора, и добился немалых результатов. С 1044-го по 1060 год он представлял самую страшную угрозу герцогу Нормандии, причем почти на протяжении всего этого периода он оставался более сильным и влиятельным владыкой Северной Франции, чем Вильгельм II.