Дэвид Левитан. Словарь любовника

   Это действительно здорово, как и посудомоечная машина на кухне.

* * *

   buffoonery, n.
   шутовство, сущ.

   Мы выпили, тебя развезло, и с моей стороны, несомненно, было ошибкой вспомнить «Шоугёлз» Пола Верховена. Дело было в почти пустом вагоне метро. Бедный шест-поручень! Он и представить себе не мог, что ему предстоит вынести.

С

   cache, n.
   тайник, сущ.

   Я копаюсь в своем письменном столе: в нем давно пора навести порядок. Мне казалось, ты что-то делаешь на кухне, поэтому для меня стало неожиданностью, когда твой голос зазвучал совсем рядом, прямо за моей спиной.
   – А что в этой папке? – спрашиваешь ты.
   Я краснею и признаюсь, что храню здесь распечатки твоих электронных писем, а между ними – твои записки и письма, присланные по почте. Они там – как засушенные цветы между страницами толстого словаря.
   Больше ты ничего не говоришь, и за одно это огромное тебе спасибо.

* * *

   cadence, n.
   модуляция, сущ.

   Почти вся моя жизнь прошла в Нью-Йорке, а если мне и приходилось уезжать сравнительно надолго, то лишь в мою родную Новую Англию. Тем не менее я говорю с тобой и ловлю себя на том, что время от времени в моей речи нет-нет да и мелькнет по-южному протяжный гласный или словечко, произнесенное, как говорят у вас, на юге. И все это потому, что я купаюсь в твоем голосе – в его ритме, модуляциях, в акценте. Он обволакивает меня с ног до головы, пропитывает насквозь, до самого языка.

* * *

   cajole, v.
   упрашивать, гл.

   Ума не приложу, как человек, выросший вдали от всех морей, в самом, что называется, континентальном штате, может так бояться акул. Даже в океанариуме мне пришлось из кожи вон лезть, чтобы подтащить тебя поближе к бассейну с этими рыбинами. Но когда то же самое повторилось в Музее естественной истории, моему терпению пришел конец.
   – Она же не живая, – говорю я. – Это чучело, оно не кусается.
   Ты отшатываешься, но я беру тебя за руку и буквально силой подтаскиваю к витрине.
   Какое мне, собственно говоря, дело? Неужели я думаю, что, заставив человека рационально отнестись к чему-то одному, можно научить его быть рациональным всегда?
   Возможно, именно этого я подсознательно и добиваюсь. А еще – я, наверное, просто хочу помочь тебе избавиться от страхов.

* * *

   candid, adj.
   чистосердечный, прил.

   – У меня знаешь как часто бывает? – говорю я. – Занимаюсь сексом, а при этом думаю: вот блин, лучше бы сейчас книжку почитать!
   Соглашусь, несколько странное заявление. Особенно если учесть, что оно было сделано во время буквально второй нашей встречи. Видимо, своего рода предупреждение. Но и ты не отстаешь.
   – А у меня знаешь как часто бывает? – заявляешь ты в ответ. – Читаю я книжку, а при этом думаю: эх, лучше бы сейчас потрахаться!

* * *

   canvas, n.
   холст, сущ.

   Мы оба скучали по нашим старым квартирам. Особенно в первый вечер и первую ночь. Причем если мне просто чего-то недоставало, то на тебя навалилось острое чувство сожаления, едва ли не раскаяния в том, что мы натворили, решив перебраться в новое жилье. Будь у нас побольше денег, мы бы наверняка оставили за собой обе старые квартиры. Но – решение съехаться и пожить вместе было принято нами обоими. И вот мы здесь, в этих трех новых комнатах – наших комнатах, которые ни ты, ни я не готовы пока что назвать своими. Ты стараешься не расстраивать меня и делаешь вид, будто спишь, но я замечаю, что ты лежишь с открытыми глазами и смотришь в потолок.
   – Не бойся. Здесь все изменится, – обещаю я, – вот увидишь. Мы с тобой здесь все по-своему устроим: перекрасим стены, а потом картины повесим.

* * *

   catalyst, n.
   катализатор, сущ.

   Меня это очень удивило. Да и сейчас я все еще не понимаю, как так получилось: почему эти слова впервые были произнесены тобой, а не мной.
   Вообще-то, мне казалось, что эти слова должны прозвучать как-то торжественно – может быть, в необычной обстановке, возможно, под соответствующую музыку. А получилось все очень буднично и почти незаметно. Дело было так: кино, которое мы с тобой смотрели, закончилось. Я встаю с дивана и иду к телевизору, чтобы выключить его. К тому времени финальные титры уже прошли, и мы молча просидели несколько минут перед пустым голубым экраном. Твои ноги лежат у меня на коленях, наши руки едва заметно соприкасаются. Ну а потом я и говорю:
   – Посиди, я его сейчас выключу.
   Я успеваю дойти до середины гостиной, как вдруг слышу твой голос:
   – Я люблю тебя, – говоришь ты.
   Спрашивать о таких вещах, наверное, глупо, но мне все же нестерпимо хочется узнать: почему именно в тот момент осознание любви пришло к тебе? А если оно посетило тебя задолго до того дня, что же сдерживало в тебе этот порыв? Как же мне стало хорошо в ту минуту! Мой голос зазвучал словно сам собой:
   – И я! Я тоже тебя люблю!
   Телевизор так и остался включенным, и в его синем свете мы еще долго смотрели друг другу в глаза. Ни ты, ни я не знали, что будет дальше и как нам теперь жить.

* * *

   catharsis, n.
   катарсис, сущ.

   Как думаешь, кто мог написать такое прямо на стене? Ну конечно же я!
 
   Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! СЛЫШИШЬ, ТЫ,
   МАТЬ ТВОЮ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
   ЛЮБЛЮ!

* * *

   caveat, n.
   предостережение, сущ.

   – Если что – учти: это я уйду от тебя, а не наоборот, – шепчешь ты.
   Когда прозвучало это предостережение? Во время нашей пятой встречи? Или, быть может, шестой?
   Лично я считаю иначе. «Если что» – не ты, а я убью наши отношения, порву все, что нас с тобой связывает. Но почему-то я предпочитаю держать свою уверенность при себе.

* * *

   cavort, v.
   резвиться, гл.

   – А не поздновато ли для прогулки? – опасливо спрашиваю я. – Посмотри, сколько времени, а Центральный парк – такое место…
   – Сегодня полнолуние, – заявляешь ты. – На улице светло как днем.
   – А может быть, все-таки не стоит?
   – Не бойся, – говоришь ты и берешь меня за руку. – Я буду тебя защищать.
   Мне всегда становилось не по себе от одной мысли о том, что можно оказаться в глубине этого парка посреди ночи. Но вот мы здесь: ночь, полная луна, Большая лужайка, и все это огромное пространство – наше. По крайней мере, мы чувствуем себя достаточно свободно и уверенно для того, чтобы не стесняться своих чувств. Ну разве что одежду мы по возможности стараемся друг с друга не срывать. Наслаждаясь собственным безрассудством, мы катаемся по траве и пыльным дорожкам. Ты сверху – я снизу, потом я сверху – ты подо мной, потом – снова наоборот. Молнии расстегнуты, руки лезут везде, ночь холодит кожу – мы захлебываемся в чувствах. Нам щекочет нервы ощущение опасности: мы не то слышим, не то нутром чуем приближение посторонних. Ах так – мы срываемся с места и пытаемся скрыться в темноте. Мы несемся верхом на веселье, а когда веселье кончается, взлетаем на крыльях охватившего нас возбуждения. Нас несет над землей не страх, не азарт, а счастье, наше с тобой общее счастье.

* * *

   celibacy, n.
   целибат, сущ.

   Не бывает.

* * *

   champagne, n.
   шампанское, сущ.

   Ты подходишь к кровати, и в руках у тебя бутылка шампанского. С какой стати, почему шампанское – ума не приложу. Я судорожно начинаю рыться в памяти: а вдруг сегодня годовщина какого-то не самого важного события или, упаси бог, очень даже важного? Следующая мысль, которая приходит мне в голову: у тебя для меня хорошие новости, произошло что-то хорошее, и ты мне сейчас все объяснишь. Но ведь нет! Ты молчишь и только загадочно улыбаешься. Я отрываю голову от подушки, сажусь и спрашиваю тебя: что, мол, случилось? Ты в ответ все так же молча качаешь головой: да ничего особенного, все как обычно. Делаешь ты это весьма убедительно: глядя на тебя, и вправду можно подумать, что для нас обычное дело – начинать будний день (а по средам – и вовсе сам Бог велел) с шампанского.