- Как так?
- Ну как... Он мне сказал: "Ты добудешь мне золото?", я ответил: "Нет", тогда он сказал: "Ну и ступай". Я и пошел. Вообще-то это удача, что Парки сделали его дожем. Все управление он переложил на своих подчиненных, на тех, что посмекалистей, а сам в любой момент может без труда их проконтролировать. Отлично. Хм... Хм... Охота на оленя. Однако же, если вдуматься, до каких пределов изощренности дошли всаднические круги, что превратили столь простую вещь, как желание отведать оленины, в столь замысловатый ритуал... Ну и ладно, все они будут алкать мясца, то есть будут заняты именно этим. Так с ними спокойнее. По мне, так король-чурбан куда лучше, чем король-плаха, да и в любом случае нас, похоже, ожидает там завтрак не из самых ужасных. Может быть, он даже придется мне по вкусу.
Великое высочество дож Неаполя давал сию охоту в честь возвращения догарессы королевы Корнелии, равно как и в честь визита его высокопревосходительства Адриануса Агриппы, имперского вице-короля Юга. Мастером же охоты, явившимся в Неаполь исключительно по этому случаю, назначен был не кто иной, как сам величайший и прославленнейший принц Феб, сын короля Модуса, получивший по случаю проводимой дожем церемонии титул первого капитана охоты. Разумеется, для участия в охоте не мог подойти ни один из коней или жеребцов, имевшихся в конюшнях улицы Драгоценной Сбруи, однако же затруднения подобного рода, могущие возникнуть у приглашенных, были заблаговременно предусмотрены, так что через час после получения приглашения Вергилий и Клеменс услышали невероятный шум, доносившийся с улицы, бронзовая же голова объявила о прибытии "слуг дожа".
В комнате появился смуглолицый человек в обтягивающей одежде и накидке цвета лесной зелени, отрекомендовавший себя "сержантом охоты".
- А это, - сказал вошедший, представляя своего спутника, - главный возничий ее величества, который, как мы надеемся, окажет посильную помощь доктору Вергилию и второму высокоученому доктору... - гость обернулся в сторону Клеменса и галантно приподнял в знак приветствия шапочку, - тем, что поможет им выбрать одного из доставленных коней. Впрочем, если ни один из этих скакунов не покажется доктору Вергилию и его столь же высокоученому коллеге-доктору достойным, то мы, несомненно, будем счастливы прислать вам еще дюжину-другую коней на выбор. Передаю вам также искренние и наилучшие пожелания благоуспеяния от его высочества дожа. Да, разумеется, вместе с конями вам присланы и седла, и прочее снаряжение, а также необходимые для охоты принадлежности... - Он перевел дыхание, заодно послав воздушный поцелуй проходившей мимо окна шлюхе.
Так вот ранним утром Вергилий и Клеменс обнаружили себя завтракающими в павильончике, выстроенном в Оленьем парке, что неподалеку от горы Сомма по эту сторону Везувия. Еще не вполне рассвело, так что лампы не были задуты, а жаровни, заполненные древесным углем, прозываемые "сальдерини", надежно оберегали собравшихся от холода. Сам дож Тауро был громадным, сильно обросшим волосами человеком, мило встретившим пришедших и помахавшим в знак расположения огромной лапищей, однако обошлось без устных приветствий, поскольку рот дожа был занят - тот ел. Корнелия же слабо улыбнулась Вергилию - и не так, словно бы он и Клеменс ей не слишком приятны, но так, будто эти люди знакомы ей весьма смутно, так что и не вспомнить, кто они и где она встречала их прежде. Да, Корнелия слабо улыбнулась и пригубила горячее вино. Остальные собравшиеся - двор и крупные неапольские воротилы - озирали новых гостей со смешанными чувствами, а именно - уважения и удивления, в разговор же с ними не вступали. Так что развлекать ученых болтовней выпало на долю стройного и обходительного молодого человека с приятным взором и острым носом вице-короля Агриппы, бывшего на деле умным и компетентным звеном между безразличием императора и бессилием дожа.
- Чего желает душа мудреца? - осведомился он у Вергилия. - Нет хлеба, нет и философии. Я предполагаю, что сей восхитительный горячий хлеб выпечен с растолченными апельсиновыми корочками, - начните с него, не прогадаете: это куда лучше, чем любое пирожное. Да, кстати, пирожные у нас тоже есть. А запить? Стаканчик горячего вина или подогретое пиво с пряностями, доктор Вергилий? А вот, кстати, и превосходнейший мед. А это копченый сыр, доктор Клеменс. Прямо с императорских мыз. А вот что я придумал - ну как мы поделим между собой эту громаднейшую колбасу? На ее приготовление пошла телятина и молочный поросенок - что может быть нежнее? И, безусловно, мы не обойдем своим вниманием и тарелку с печеными грушами, вон ту, что покрыта сочным кремом. Но, тес, - он приложил палец к губам, кажется, наш Бык вот-вот замычит от удовольствия.
В самом деле, глаза дожа приобрели осмысленность, мощные челюсти замедлили свое движение, а руки принялись жестикулировать. Замычать он не замычал, зато поднялся с места и направился прямиком к Вергилию и Клеменсу, которые при его приближении поднялись из-за стола. Дож подошел и, подхватив приятелей под локотки, повел в сторону. К тому времени он уже успел прожевать все, что было во рту.
- Не будем терять времени зря, - произнес он низким голосом. - Охота дело важнецкое, а завтра снова надо работать. Вот, - сказал он, подвигаясь поближе и продолжая тоном заговорщика. - Видишь в чем дело? А? Дочка моей кузины, благородная Лаура, три месяца назад уехала из Карса, и с тех пор о ней ни слуху ни духу. Смекнул? Найди мне ее и волоки сюда. И побыстрей. А что до всего этого, то... - Он сделал размашистый и гостеприимный жест, указывая на заполненный яствами стол. - В общем, ты понял? Гляди вот... Дож порылся в недрах своих одежд и наконец извлек на свет медальон на тонкой золотой цепочке, открыл, и там обнаружилась миниатюра, писанная по слоновой кости. - Видишь? Понятно теперь, а?
Подмигнув, дож продемонстрировал портрет молоденькой девушки, едва только вступившей в возраст девичества.
- Ее дед тоже был дожем, - прибавил он не без гордости.
Миниатюру рассмотрели, высказали восхищение, дож закрыл ее и спрятал на место.
- Так что ты понял? Делай свое дело, ты знаешь какое. И делай быстро. И веди ее мне сюда. Вот так. А пока... - И он снова сделал гостеприимный жест, приглашающий мудрецов к столу, после чего незамедлительно вернулся на свое место и вновь принялся за тушеную пулярку. А вот Корнелия и лукавый Агриппа обменялись странноватыми холодными взглядами.
Вергилий потягивал горячее, услажденное медом вино и без особой охоты слушал болтовню сотрапезников.
- Ястребы... толстые коровы и иногда хорошие куры... лучше всего...
- И что, никаких зайцев?
- Ну как же... ну, раз в месяц можно и зайца...
- Охоты у дожа прекраснейшие. Мамочка родная, да чтобы я хоть раз в жизни увидел тут оленя, у которого на брюхе меньше двух пальцев жира...
- Хороша наша фортуна: дож или обедает, или храпит, а выспится, так снова на охоту.
Вергилий неожиданно ощутил направленный на него взгляд вице-короля.
- Когда бы голоса сплетников воспринимались столь же равнодушно, как шум воды, - промолвил тот, склонившись к магу. - Знаете, тут, вдоль нашего маршрута, есть павильончик... и если ваша страсть к охоте не сильнее моей, вы могли бы передохнуть там. Тогда бы, с вашего соизволения, мы и переговорили о том самом дельце, о котором заикнулся дож. А пока наши слуги не отнесли туда подстилки, подушки и питье, позвольте быть вашим сопровождающим? Здесь, по сути, все довольно забавно, да и воняет не слишком...
Они вышли из павильона в утреннюю свежесть - на траве еще блестели капельки росы, а вот птицы если и распевали свои любовные песни, то слышно их не было. Кругом была толчея: охотники, лошади, грумы - все шумели, а еще и борзые, и гончие повизгивали так, будто просто-таки рвались заработать своим псарям обещанный за участие в охоте обол. Тут же присутствовал и сержант охоты, здесь же восседали на конях стрелки с арбалетами, тут же были егеря, следопыты и загонщики. Гончие рвались вперед, натягивая поводки, борзые вели себя более спокойно. Всех собак удерживали на поводках псари, которые составили их попарно и по три пары в своре.
Словом, крутом царила кутерьма, какая и должна предшествовать охоте. Одни только громадные серо-белые волкодавы, свирепейшие псы, используемые на охоте и на войне, вели себя невозмутимо.
Всеобщая веселая неразбериха моментально прекратилась, едва только вышеупомянутый капитан охоты, принц Феб, подкрутил свои тоненькие усики, выступил вперед и, встряхивая золотистой копной роскошных волос, принялся инспектировать выстроенных в ряд собак.
- Мда, - пробурчал Клеменс, - может быть, в этом деле кто-нибудь и смыслит меньше меня, только я в этом очень сомневаюсь...
Сказанное немедленно повлекло за собой симпатии сержанта.
- Ну так следите, господа! - оживился он. - Зверей, пригодных для лесной охоты, в природе существует пять. Называются они потому "сильвестрес тантум" (*12), и вот они все: олень старше пяти лет, лань, заяц, кабан и волк. Но, господа, только не олень, не достигший пяти лет! А почему? - спросите вы. Да потому, что он определяется как зверь полей, вот почему, господа. Что до обычаев зверей лесов, то они устраивают себе тайные укрытия в чащобах, где и проводят свое дневное время... Но едва только сгущается тьма и наступает ночь, звери лесов покидают укрытия и выходят на пастбища, на луга и во всякие иные места, где ищут себе пропитание... Да, что касается того, почему сие место называется парком... Что такое парк? Парк составляют зелень, олени и ограда - все это в совокупности и является парком. Лес, скажем, с точки зрения охоты, состоит, разумеется, из зелени, и, возможно, в нем имеются олени. Однако же невзирая на присутствие двух предпосылок к тому, чтобы его называть парком, отсутствует третья - ограда...
Между тем принц Феб покончил с осмотром собак и подозвал к себе следопытов, старший из которых выступил из шеренги вперед и приготовился отвечать на традиционные вопросы.
- Вы провели вчера разведку, следопыт?
- Да, мессир.
- И обнаружили ли вы метки, следы, отметины?
- Да, мессир, мы видели следы, метки, отметины.
- Глубокие следы? Свежие тропки? Отпечатки копыт, в которых ясно различимы их передняя и задняя части?
- Да, мессир.
- И следы, которые вы обнаружили, свидетельствуют ли об олене, пригодном для охоты на него? Это в самом деле взрослый олень, а не лань или олень-малолетка? Не олень двух- или трехлетний?
- Нет, мессир. Это самый настоящий взрослый олень.
Далее капитан охоты подозвал главного загонщика и расспросил его о том, сделал ли он засечки на деревьях, возле которых зверь устраивается на ночь, изучил ли он примятую там траву, дабы определить размеры и вес оленя. Загонщик, как и положено слуге верному и опытному, все доверительно объяснил и пересказал. Да, он сделал зарубки, чтобы было известно место лежки, а также пометил те деревья, на которых были оставлены следы рогов. Кроме того, он расставил заграждения и сетки, дабы удержать оленя впоследствии на верном маршруте, а также - с той же целью - повсюду были расставлены пугала и предметы, которые не позволят зверю ускользнуть и скрыться в неизвестном охотникам убежище. Кроме того, подготовлены все места встречи оленя, и там уже ждут своего часа стрелки, в обязанность коим вменено направить ход оленя в сторону, которую потребует охота.
Принц Феб вновь обратился к следопытам:
- Обнаружили ли вы экскременты?
Экскременты были немедленно продемонстрированы ему, он склонился над ними, а когда распрямился, на лице его появилась улыбка.
- Сие обещает самца крупного и находящегося в преотличнейшем здравии, не так ли, следопыт?
- О, несомненно, мессир!
- Так ударьте же в гонг и разводите всех по местам!
Резкий звук гонга еще медленно затухал в воздухе, а все вокруг уже пришло в движение, своры собак были разделены на три группы - авангард, арьергард и основную группу, - прозвучал горн, и охота началась.
Одетый в этот день подобно прочим охотникам в просторную зеленую накидку и шапку, подвязанную под подбородком, дабы ветер не снес ее в сторону, Вергилий отложил на время попытки понять, что именно таилось в странноватых речах вице-короля, и со всем вниманием погрузился в незнакомое для него действо. Все происходящее было для него, не имевшего ни малейшего опыта, ни вкуса к подобным вещам, в новинку и уже оттого только было любопытно. Не говоря уже о том, что вся эта кутерьма, суета и суматоха дали ему возможность на время забыть собственную скорбь от потери.
- Эй, следопыты! - вскричал принц Феб, привстав в стременах своей лошади кремово-белого цвета. - Спускайте псов!
- _Ату его! Ату!_ - заорали следопыты и псари, к которым немедленно присоединились и загонщики. Собаки рванулись вперед, гончие при этом летели, вытянувшись стрелами, алануты же поспешали, вроде бы и не торопясь, но ничуть не отставая от гончих, а те внезапно остановились и принялись повизгивать и тявкать. Загонщики немедленно принялись улюлюкать.
Главный егерь вскричал "След!" и, подъехав к собакам, спешился и припал к земле. Почти тут же вскочил на ноги, на лице его появилось недовольство. Он отряхнулся и показал два пальца. Ответом был общий вздох: "Ах ты... Вот досада..." - олень был молод для охоты. Компания понеслась дальше. Наконец зоркие глаза волкодавов сумели отыскать то, чего не смогли сделать чуткие носы гончих, - новый след, и снова главный егерь кинулся на землю и измерил его. Вскочив на ноги, он с торжествующим криком вытянул четыре пальца.
- _Четыре! Четыре!_
То есть шириной след был в четыре пальца, иначе говоря, на палец шире, чем требуется для начала охоты.
- Поднять и загнать! - закричал капитан охоты. Собаки ринулись вперед, всадники и пешие - следом за ними, и вот громадный олень-самец с головой, увенчанной роскошнейшими рогами, вскочил, вышел из своего логова и повернул в сторону от охотников.
- _Уходит! Уходит! Ахой! Ахой!_
Двойной сигнал горна оповестил всех о том, что зверь покинул логово, тройной сигнал (его подали друг за дружкой дож, принц и сержант) дал знать, что первую группу борзых пора спустить с поводка, и сигнал четвертый, поданный уже только сержантом охоты, известил, что началась настоящая охота. Олень без особых усилий скользил впереди гончих, за которыми, в свой черед, по зеленым, словно бархатным, аллеям парка неслись на своих конях принц Феб в ореоле золотых развевающихся волос, дож Тауро, враскоряку сидящий на своей вороной кобыле, и Корнелия, столь же высокомерная, сколь нежная и безразличная в своем дамском седле, словно бы она сидела в саду под дубом на пригородной вилле. За ними - следопыты, псари и все прочие.
- _Олени! Молодняк!_
- _Молодняк! Гляди, гляди!_
Выяснилось, что потревоженный олень был не один, теперь его догоняли двое других, очевидно - пара двухлеток или трехлеток. "_Чтоб их_", послышались крики. "_Отделить приблудных_", - прокричал принц, и спущенные с поводков гончие отогнали молодняк в сторону, оставив взрослого самца в одиночестве. "_Назад, назад!_" - завопили загонщики, а псари щелкнули своими хлыстиками и принялись свистеть двум молодым гончим, увлекшимся преследованием молодых оленей. Это ли или новый сигнал горна, но гончие вскоре присоединились к общему строю.
- _Вперед! Вперед!_
- _Авант! Авант!_
- _Осторожно, друзья! Только осторожно!_
И снова клекот горна, визг гончих, пыхтение волкодавов, стук копыт, шум ветра в ушах...
Олень уходил от погони настолько легко, что мог позволить себе время от времени останавливаться и глядеть назад. А потом вдруг остановился, оглянулся и в одно мгновение исчез из виду, словно бы моментально скрылся в каком-то тайном убежище.
И новый сигнал горна возвестил поиск.
Увидев по левую руку павильон с коновязью рядом, Вергилий приотстал от остальных и направился туда, к этой постоялой станции - так назывался павильончик. По дороге он дважды останавливался, и слуги дважды разбирали перед ним заграждения и поднимали сети - устроено все это было для того, чтобы олень не мог уклониться от заранее спланированного маршрута охоты. Рано или поздно, но он неминуемо окажется неподалеку от павильона. Тут его дожидались псари с гончими последних свор, тут же имелись и арбалетчики, которые, в случае необходимости, произведут роковой выстрел.
Снаружи вовсю светило солнце, внутри же павильона было сумрачно, пол устилали горьковато пахнущие травы, а стены были украшены свежесрезанными ветками и цветами. Тут были кушетки, застеленные шелковыми покрывалами, и стол, на котором стояли блюда с фруктами и освежающие напитки.
А еще тут были Корнелия и вице-король.
- Ах, - вздохнул Агриппа, на полуслове обрывая разговор с Корнелией, если бы еще минуту я следовал за гончими, то, не сомневаюсь, сам бы принялся лаять... Ну уж нет. Все эти развлечения хороши для недалекой аристократии. Чем им еще заниматься? Интригами, конспирацией, заговорами и бунтами. Нет, пусть уж они занимаются охотой, так будет лучше всем остальным. Ну, понятно, кроме оленя. Говоря же о его судьбе, могу лишь процитировать некоего желчного израилита Самуэлидеса, выразившегося так: "Судьба его предопределена и известна. Пусть себе бежит куда хочет. И пусть бежит как хочет - быстро, не спеша. Все равно никуда не уйдет".
Корнелия взглянула на Вергилия, и впервые, кажется, в ее взгляде появилась робость. Он заговорил первым.
- Это не было необходимо, - сказал он. - Совсем нет. Я помог бы вам и так. Думаю, вы это знали. Если бы сколь угодно малая частица вашего сердца принадлежала мне, вы бы это знали.
- Мое сердце... - едва слышно произнесла она, мягко покачав головой, мое сердце принадлежит тому, кого я страшусь увидеть... Нет, я не знала, я не понимала ничего, простите меня. Но что я могу поделать теперь? События приняли новый оборот.
- Вы видели меня нагим и в страхе, - вздохнул Вергилий. - Как вы должны презирать меня...
- О нет, нет! - В глазах ее вспыхнул протест. - Нет же! Я ценю вашу дружбу и ваше уважение. Надеюсь, я не потеряю их никогда. Но я была бессильна, совершенно бессильна предотвратить то, что произошло... Взгляд ее блуждал, словно бы она глядела куда-то далеко сквозь него, сквозь толщу воздуха, далеко-далеко... - Из людей никто не может принудить меня ни к чему, никто, только один... Я сделаю для него все, все... кроме одной вещи... а хочет он от меня именно это...
"Туллио? - мысленно спросил себя Вергилий и тут же сам себе ответил: Нет. А кто же тогда?" Ответа не было.
Звякнула тарелка. Корнелия прямо и бесстрастно глядела на него.
- Я приношу вам свои извинения, - произнесла она твердо и холодно, однако зерцало должно быть изготовлено.
Вице-король ушел в глубину павильона, принес оттуда корзину с отборными фруктами, наполнил бокалы охлажденным во льду вином, передал бокал Вергилию и сел против него - по другую сторону неширокого стола. Достал из-за пазухи маленький, изукрашенный драгоценностями ножичек, очистил грушу и принялся делить ее на дольки.
- Невежество и косность провинциальных царьков, доктор, весьма огорчительны для столь изощренного ума, как ваш. Я отчетливо представляю себе, какие горы дукатов идут ежегодно на то, чтобы дож мог устраивать охоты, содержать угодья, парки, леса и прочее. А едва наступает время платить налог на содержание имперских дорог, проходящих через его владения, - налог, воистину, смехотворный по сравнению с тратами на охоту, то - о, Юпитер, защити меня! - сколько стенаний и сетований на нищету мне приходится выслушивать...
- Да, несомненно, - согласился осторожно Вергилий, - дороги - это вены и артерии империи.
Что-то словно бы слегка приоткрылось в вице-короле, и он слегка опешил. Впрочем, он моментально пришел в себя, и голос его, когда он продолжил, оставался все таким же ровным и уклончивым.
- Да, несомненно. И вы легко поймете, досточтимый доктор, что для дальнейшего процветания империи, равно как и ее союзников, конфедератов, да и для всей Ойкумены, для всего цивилизованного западного мира насущной необходимостью является безопасность этих дорог. А среди них, - продолжил он, пригубив вина, - Великая Горная дорога не из последних. А если столь высокопоставленная путешественница, как госпожа Лаура, сестра нашего конфедерата короля Карса, не смогла преодолеть этот путь, то куда уж дальше? Несомненно, речь может идти о разбойниках. Где-то там, на дороге, есть место, опасное для нас всех. И император - да, сам Август Цезарь желает знать, где именно. И желает узнать это без промедления. Так что, сударь, мы всецело зависим от вас, от вашего искусства и вашей науки. Отыщите нам это место. А мы, в свою очередь, не будем иметь ничего против вашего желания вознаградить себя за сей труд мешками дукатов или чем угодно подобным. Несомненно, Цезарь сумеет возместить вам ваши издержки. Хотя бы... - Он замолчал. Улыбнулся. Пожал плечами. - Несомненно, отказа вам не будет ни в чем.
Агриппа передал Вергилию тарелку с дольками груши. Вергилий принял ее, взял дольку в рот. Груша была холодна, ароматна и таяла на языке. А за стенами павильона все слышней становились звуки охоты.
- Конечно же, господин вице-король, - сказал он медленно, - я был бы глупцом, когда не обратил бы внимания на ваши слова.
Вице-король быстро и выразительно вздохнул и немедленно сменил тему разговора:
- Ну так что же? Взглянем, как обстоят дела с охотой?
Два длинных сигнала горна, два коротких, снова два длинных и еще один длинный, затухающий - олень выскочил из леса и несся по лугу, мимо гигантских деревьев, продираясь сквозь высокую траву к лощине, петлял, стараясь сбить с толку гончих, попытался залечь в болоте, но передумал, выбрался к открытой воде, вошел в нее и поплыл. Новый сигнал горна известил охотников и об этом. Олень поплыл вниз по течению, скрывался под водой, выныривал вновь и наконец выбрался на берег, кинувшись на следовавших вдоль его курса пеших охотников. Новый сигнал горна известил об опасности, оленя обложили со всех сторон, гончие взвизгивали, пытаясь добраться до его ног, мрачные алануты наседали на зверя в полном молчании.
Олень несся дальше, не успевая уже уворачиваться от ветвей, хлещущих его по морде. На губах зверя выступила пена. Охотники между тем успевали обсудить, что, судя по отпечаткам копыт и разбросу ног, ход оленя стал тяжелее, да и одно из копыт уже сбито. Гончие вошли в раж и неистово, без передышки заливались, очередной сигнал горна сообщил всем, что дело близится к развязке. Наконец олень оказался прямо против павильона, шерсть его потемнела от пота, он шарахался в стороны от гончих, обнаглевших уже настолько, что они не давали ему прохода.
Снова запел горн. Олень резко и высоко отскочил в сторону и наконец пошел напролом; приклонив вниз голову, он - с сухим, запекшимся ртом прижался к ограде, выставив рога в сторону собак, поддел какую-то из них на рога, отшвырнул другую копытом. Новый сигнал трубы прозвучал как плач. "_Мы, приперли его, приперли!_" Сзади к оленю подкрался сержант и перерезал ему горло клинком. "_Поберегись задней!_" Псари подзывали к себе собак, горн возвестил победу, олень рухнул на землю. Поднялся, снова упал, вновь поднялся, споткнулся и рухнул навзничь. К нему подбежали псари и принялись макать хлеб в его кровь, скармливая его молодым собакам. Горн протрубил смерть.
Оказалось, что рядом с Вергилием стоит Корнелия, а с другой стороны вице-король.
- То, что я совершила, - сказала она быстро и решительно, - я сделала оттого, что была в отчаянии. У меня и в мыслях не было навредить вам, поверьте, у меня не было сил, чтобы предотвратить то, что произошло. Но клянусь вам теперь, пусть я умру, как умер этот олень, если в то же самое мгновение, когда я увижу лицо своей дочери в зеркале, я не верну вам то, что взяла.
Дож ухватился за ветвистые рога и вывернул голову оленя назад.
- Эй, ребятишки! - крикнул он, широко улыбаясь, - а кто из вас придержит передние ноги, кто задние, и кто снимет пробу?
Молодой человек, наверное чей-нибудь сын, извлек нож и взрезал брюхо оленя, чтобы "взять пробу" - выяснить, насколько толст слой жира. Вергилий в последний раз взглянул на зверя. Что же, вот перед ним его собственная судьба. Бежать он мог. Но не мог никуда скрыться.
7
Они ехали вместе - Вергилий на белой кляче-полукровке, а Клеменс на крепеньком серо-буро-малинового цвета муле, который постоянно оборачивался, пялился на Клеменса своими плутоватыми глазищами и беззвучно, будто ухмыляясь, обнажал пасть, полную желтоватых зубов. Вдоль аллеи стояли кипарисы, там и тут виднелись надгробья. Возле одного из камней приятели приостановились и прочли эпитафию:
Ave Julia Conjux Carissimma
Salve Ad Aetemitam (*13)
- Мда, это бы меня тронуло, - пробормотал алхимик. - Когда бы подобные вещи вообще меня трогали. Жили, поди, словно кошка с собакой, и вез он ее сюда, улыбаясь до ушей... Так ты получил имперские бумаги?
Вергилий кивнул. Где-то невидимый пастух позвал свистом свою собаку, в ответ донеслись лай, дружное блеяние и глухое позвякивание колокольчика на шее холощеного барана, возглавлявшего стадо.
Впрочем, секретарь вице-короля был весьма далек от воодушевления.
- Знаете что, сударь... - сказал он, - на самом деле, без хорошего конвоя вам никакие документы не помогут. Морские гунны сначала нападут, а уж потом будут читать ваши бумажки... если вообще прочтут. Ну разве что сыщется у них какой-нибудь грамотей. А что бы вам не дождаться каравана следующего года?
- Ну как... Он мне сказал: "Ты добудешь мне золото?", я ответил: "Нет", тогда он сказал: "Ну и ступай". Я и пошел. Вообще-то это удача, что Парки сделали его дожем. Все управление он переложил на своих подчиненных, на тех, что посмекалистей, а сам в любой момент может без труда их проконтролировать. Отлично. Хм... Хм... Охота на оленя. Однако же, если вдуматься, до каких пределов изощренности дошли всаднические круги, что превратили столь простую вещь, как желание отведать оленины, в столь замысловатый ритуал... Ну и ладно, все они будут алкать мясца, то есть будут заняты именно этим. Так с ними спокойнее. По мне, так король-чурбан куда лучше, чем король-плаха, да и в любом случае нас, похоже, ожидает там завтрак не из самых ужасных. Может быть, он даже придется мне по вкусу.
Великое высочество дож Неаполя давал сию охоту в честь возвращения догарессы королевы Корнелии, равно как и в честь визита его высокопревосходительства Адриануса Агриппы, имперского вице-короля Юга. Мастером же охоты, явившимся в Неаполь исключительно по этому случаю, назначен был не кто иной, как сам величайший и прославленнейший принц Феб, сын короля Модуса, получивший по случаю проводимой дожем церемонии титул первого капитана охоты. Разумеется, для участия в охоте не мог подойти ни один из коней или жеребцов, имевшихся в конюшнях улицы Драгоценной Сбруи, однако же затруднения подобного рода, могущие возникнуть у приглашенных, были заблаговременно предусмотрены, так что через час после получения приглашения Вергилий и Клеменс услышали невероятный шум, доносившийся с улицы, бронзовая же голова объявила о прибытии "слуг дожа".
В комнате появился смуглолицый человек в обтягивающей одежде и накидке цвета лесной зелени, отрекомендовавший себя "сержантом охоты".
- А это, - сказал вошедший, представляя своего спутника, - главный возничий ее величества, который, как мы надеемся, окажет посильную помощь доктору Вергилию и второму высокоученому доктору... - гость обернулся в сторону Клеменса и галантно приподнял в знак приветствия шапочку, - тем, что поможет им выбрать одного из доставленных коней. Впрочем, если ни один из этих скакунов не покажется доктору Вергилию и его столь же высокоученому коллеге-доктору достойным, то мы, несомненно, будем счастливы прислать вам еще дюжину-другую коней на выбор. Передаю вам также искренние и наилучшие пожелания благоуспеяния от его высочества дожа. Да, разумеется, вместе с конями вам присланы и седла, и прочее снаряжение, а также необходимые для охоты принадлежности... - Он перевел дыхание, заодно послав воздушный поцелуй проходившей мимо окна шлюхе.
Так вот ранним утром Вергилий и Клеменс обнаружили себя завтракающими в павильончике, выстроенном в Оленьем парке, что неподалеку от горы Сомма по эту сторону Везувия. Еще не вполне рассвело, так что лампы не были задуты, а жаровни, заполненные древесным углем, прозываемые "сальдерини", надежно оберегали собравшихся от холода. Сам дож Тауро был громадным, сильно обросшим волосами человеком, мило встретившим пришедших и помахавшим в знак расположения огромной лапищей, однако обошлось без устных приветствий, поскольку рот дожа был занят - тот ел. Корнелия же слабо улыбнулась Вергилию - и не так, словно бы он и Клеменс ей не слишком приятны, но так, будто эти люди знакомы ей весьма смутно, так что и не вспомнить, кто они и где она встречала их прежде. Да, Корнелия слабо улыбнулась и пригубила горячее вино. Остальные собравшиеся - двор и крупные неапольские воротилы - озирали новых гостей со смешанными чувствами, а именно - уважения и удивления, в разговор же с ними не вступали. Так что развлекать ученых болтовней выпало на долю стройного и обходительного молодого человека с приятным взором и острым носом вице-короля Агриппы, бывшего на деле умным и компетентным звеном между безразличием императора и бессилием дожа.
- Чего желает душа мудреца? - осведомился он у Вергилия. - Нет хлеба, нет и философии. Я предполагаю, что сей восхитительный горячий хлеб выпечен с растолченными апельсиновыми корочками, - начните с него, не прогадаете: это куда лучше, чем любое пирожное. Да, кстати, пирожные у нас тоже есть. А запить? Стаканчик горячего вина или подогретое пиво с пряностями, доктор Вергилий? А вот, кстати, и превосходнейший мед. А это копченый сыр, доктор Клеменс. Прямо с императорских мыз. А вот что я придумал - ну как мы поделим между собой эту громаднейшую колбасу? На ее приготовление пошла телятина и молочный поросенок - что может быть нежнее? И, безусловно, мы не обойдем своим вниманием и тарелку с печеными грушами, вон ту, что покрыта сочным кремом. Но, тес, - он приложил палец к губам, кажется, наш Бык вот-вот замычит от удовольствия.
В самом деле, глаза дожа приобрели осмысленность, мощные челюсти замедлили свое движение, а руки принялись жестикулировать. Замычать он не замычал, зато поднялся с места и направился прямиком к Вергилию и Клеменсу, которые при его приближении поднялись из-за стола. Дож подошел и, подхватив приятелей под локотки, повел в сторону. К тому времени он уже успел прожевать все, что было во рту.
- Не будем терять времени зря, - произнес он низким голосом. - Охота дело важнецкое, а завтра снова надо работать. Вот, - сказал он, подвигаясь поближе и продолжая тоном заговорщика. - Видишь в чем дело? А? Дочка моей кузины, благородная Лаура, три месяца назад уехала из Карса, и с тех пор о ней ни слуху ни духу. Смекнул? Найди мне ее и волоки сюда. И побыстрей. А что до всего этого, то... - Он сделал размашистый и гостеприимный жест, указывая на заполненный яствами стол. - В общем, ты понял? Гляди вот... Дож порылся в недрах своих одежд и наконец извлек на свет медальон на тонкой золотой цепочке, открыл, и там обнаружилась миниатюра, писанная по слоновой кости. - Видишь? Понятно теперь, а?
Подмигнув, дож продемонстрировал портрет молоденькой девушки, едва только вступившей в возраст девичества.
- Ее дед тоже был дожем, - прибавил он не без гордости.
Миниатюру рассмотрели, высказали восхищение, дож закрыл ее и спрятал на место.
- Так что ты понял? Делай свое дело, ты знаешь какое. И делай быстро. И веди ее мне сюда. Вот так. А пока... - И он снова сделал гостеприимный жест, приглашающий мудрецов к столу, после чего незамедлительно вернулся на свое место и вновь принялся за тушеную пулярку. А вот Корнелия и лукавый Агриппа обменялись странноватыми холодными взглядами.
Вергилий потягивал горячее, услажденное медом вино и без особой охоты слушал болтовню сотрапезников.
- Ястребы... толстые коровы и иногда хорошие куры... лучше всего...
- И что, никаких зайцев?
- Ну как же... ну, раз в месяц можно и зайца...
- Охоты у дожа прекраснейшие. Мамочка родная, да чтобы я хоть раз в жизни увидел тут оленя, у которого на брюхе меньше двух пальцев жира...
- Хороша наша фортуна: дож или обедает, или храпит, а выспится, так снова на охоту.
Вергилий неожиданно ощутил направленный на него взгляд вице-короля.
- Когда бы голоса сплетников воспринимались столь же равнодушно, как шум воды, - промолвил тот, склонившись к магу. - Знаете, тут, вдоль нашего маршрута, есть павильончик... и если ваша страсть к охоте не сильнее моей, вы могли бы передохнуть там. Тогда бы, с вашего соизволения, мы и переговорили о том самом дельце, о котором заикнулся дож. А пока наши слуги не отнесли туда подстилки, подушки и питье, позвольте быть вашим сопровождающим? Здесь, по сути, все довольно забавно, да и воняет не слишком...
Они вышли из павильона в утреннюю свежесть - на траве еще блестели капельки росы, а вот птицы если и распевали свои любовные песни, то слышно их не было. Кругом была толчея: охотники, лошади, грумы - все шумели, а еще и борзые, и гончие повизгивали так, будто просто-таки рвались заработать своим псарям обещанный за участие в охоте обол. Тут же присутствовал и сержант охоты, здесь же восседали на конях стрелки с арбалетами, тут же были егеря, следопыты и загонщики. Гончие рвались вперед, натягивая поводки, борзые вели себя более спокойно. Всех собак удерживали на поводках псари, которые составили их попарно и по три пары в своре.
Словом, крутом царила кутерьма, какая и должна предшествовать охоте. Одни только громадные серо-белые волкодавы, свирепейшие псы, используемые на охоте и на войне, вели себя невозмутимо.
Всеобщая веселая неразбериха моментально прекратилась, едва только вышеупомянутый капитан охоты, принц Феб, подкрутил свои тоненькие усики, выступил вперед и, встряхивая золотистой копной роскошных волос, принялся инспектировать выстроенных в ряд собак.
- Мда, - пробурчал Клеменс, - может быть, в этом деле кто-нибудь и смыслит меньше меня, только я в этом очень сомневаюсь...
Сказанное немедленно повлекло за собой симпатии сержанта.
- Ну так следите, господа! - оживился он. - Зверей, пригодных для лесной охоты, в природе существует пять. Называются они потому "сильвестрес тантум" (*12), и вот они все: олень старше пяти лет, лань, заяц, кабан и волк. Но, господа, только не олень, не достигший пяти лет! А почему? - спросите вы. Да потому, что он определяется как зверь полей, вот почему, господа. Что до обычаев зверей лесов, то они устраивают себе тайные укрытия в чащобах, где и проводят свое дневное время... Но едва только сгущается тьма и наступает ночь, звери лесов покидают укрытия и выходят на пастбища, на луга и во всякие иные места, где ищут себе пропитание... Да, что касается того, почему сие место называется парком... Что такое парк? Парк составляют зелень, олени и ограда - все это в совокупности и является парком. Лес, скажем, с точки зрения охоты, состоит, разумеется, из зелени, и, возможно, в нем имеются олени. Однако же невзирая на присутствие двух предпосылок к тому, чтобы его называть парком, отсутствует третья - ограда...
Между тем принц Феб покончил с осмотром собак и подозвал к себе следопытов, старший из которых выступил из шеренги вперед и приготовился отвечать на традиционные вопросы.
- Вы провели вчера разведку, следопыт?
- Да, мессир.
- И обнаружили ли вы метки, следы, отметины?
- Да, мессир, мы видели следы, метки, отметины.
- Глубокие следы? Свежие тропки? Отпечатки копыт, в которых ясно различимы их передняя и задняя части?
- Да, мессир.
- И следы, которые вы обнаружили, свидетельствуют ли об олене, пригодном для охоты на него? Это в самом деле взрослый олень, а не лань или олень-малолетка? Не олень двух- или трехлетний?
- Нет, мессир. Это самый настоящий взрослый олень.
Далее капитан охоты подозвал главного загонщика и расспросил его о том, сделал ли он засечки на деревьях, возле которых зверь устраивается на ночь, изучил ли он примятую там траву, дабы определить размеры и вес оленя. Загонщик, как и положено слуге верному и опытному, все доверительно объяснил и пересказал. Да, он сделал зарубки, чтобы было известно место лежки, а также пометил те деревья, на которых были оставлены следы рогов. Кроме того, он расставил заграждения и сетки, дабы удержать оленя впоследствии на верном маршруте, а также - с той же целью - повсюду были расставлены пугала и предметы, которые не позволят зверю ускользнуть и скрыться в неизвестном охотникам убежище. Кроме того, подготовлены все места встречи оленя, и там уже ждут своего часа стрелки, в обязанность коим вменено направить ход оленя в сторону, которую потребует охота.
Принц Феб вновь обратился к следопытам:
- Обнаружили ли вы экскременты?
Экскременты были немедленно продемонстрированы ему, он склонился над ними, а когда распрямился, на лице его появилась улыбка.
- Сие обещает самца крупного и находящегося в преотличнейшем здравии, не так ли, следопыт?
- О, несомненно, мессир!
- Так ударьте же в гонг и разводите всех по местам!
Резкий звук гонга еще медленно затухал в воздухе, а все вокруг уже пришло в движение, своры собак были разделены на три группы - авангард, арьергард и основную группу, - прозвучал горн, и охота началась.
Одетый в этот день подобно прочим охотникам в просторную зеленую накидку и шапку, подвязанную под подбородком, дабы ветер не снес ее в сторону, Вергилий отложил на время попытки понять, что именно таилось в странноватых речах вице-короля, и со всем вниманием погрузился в незнакомое для него действо. Все происходящее было для него, не имевшего ни малейшего опыта, ни вкуса к подобным вещам, в новинку и уже оттого только было любопытно. Не говоря уже о том, что вся эта кутерьма, суета и суматоха дали ему возможность на время забыть собственную скорбь от потери.
- Эй, следопыты! - вскричал принц Феб, привстав в стременах своей лошади кремово-белого цвета. - Спускайте псов!
- _Ату его! Ату!_ - заорали следопыты и псари, к которым немедленно присоединились и загонщики. Собаки рванулись вперед, гончие при этом летели, вытянувшись стрелами, алануты же поспешали, вроде бы и не торопясь, но ничуть не отставая от гончих, а те внезапно остановились и принялись повизгивать и тявкать. Загонщики немедленно принялись улюлюкать.
Главный егерь вскричал "След!" и, подъехав к собакам, спешился и припал к земле. Почти тут же вскочил на ноги, на лице его появилось недовольство. Он отряхнулся и показал два пальца. Ответом был общий вздох: "Ах ты... Вот досада..." - олень был молод для охоты. Компания понеслась дальше. Наконец зоркие глаза волкодавов сумели отыскать то, чего не смогли сделать чуткие носы гончих, - новый след, и снова главный егерь кинулся на землю и измерил его. Вскочив на ноги, он с торжествующим криком вытянул четыре пальца.
- _Четыре! Четыре!_
То есть шириной след был в четыре пальца, иначе говоря, на палец шире, чем требуется для начала охоты.
- Поднять и загнать! - закричал капитан охоты. Собаки ринулись вперед, всадники и пешие - следом за ними, и вот громадный олень-самец с головой, увенчанной роскошнейшими рогами, вскочил, вышел из своего логова и повернул в сторону от охотников.
- _Уходит! Уходит! Ахой! Ахой!_
Двойной сигнал горна оповестил всех о том, что зверь покинул логово, тройной сигнал (его подали друг за дружкой дож, принц и сержант) дал знать, что первую группу борзых пора спустить с поводка, и сигнал четвертый, поданный уже только сержантом охоты, известил, что началась настоящая охота. Олень без особых усилий скользил впереди гончих, за которыми, в свой черед, по зеленым, словно бархатным, аллеям парка неслись на своих конях принц Феб в ореоле золотых развевающихся волос, дож Тауро, враскоряку сидящий на своей вороной кобыле, и Корнелия, столь же высокомерная, сколь нежная и безразличная в своем дамском седле, словно бы она сидела в саду под дубом на пригородной вилле. За ними - следопыты, псари и все прочие.
- _Олени! Молодняк!_
- _Молодняк! Гляди, гляди!_
Выяснилось, что потревоженный олень был не один, теперь его догоняли двое других, очевидно - пара двухлеток или трехлеток. "_Чтоб их_", послышались крики. "_Отделить приблудных_", - прокричал принц, и спущенные с поводков гончие отогнали молодняк в сторону, оставив взрослого самца в одиночестве. "_Назад, назад!_" - завопили загонщики, а псари щелкнули своими хлыстиками и принялись свистеть двум молодым гончим, увлекшимся преследованием молодых оленей. Это ли или новый сигнал горна, но гончие вскоре присоединились к общему строю.
- _Вперед! Вперед!_
- _Авант! Авант!_
- _Осторожно, друзья! Только осторожно!_
И снова клекот горна, визг гончих, пыхтение волкодавов, стук копыт, шум ветра в ушах...
Олень уходил от погони настолько легко, что мог позволить себе время от времени останавливаться и глядеть назад. А потом вдруг остановился, оглянулся и в одно мгновение исчез из виду, словно бы моментально скрылся в каком-то тайном убежище.
И новый сигнал горна возвестил поиск.
Увидев по левую руку павильон с коновязью рядом, Вергилий приотстал от остальных и направился туда, к этой постоялой станции - так назывался павильончик. По дороге он дважды останавливался, и слуги дважды разбирали перед ним заграждения и поднимали сети - устроено все это было для того, чтобы олень не мог уклониться от заранее спланированного маршрута охоты. Рано или поздно, но он неминуемо окажется неподалеку от павильона. Тут его дожидались псари с гончими последних свор, тут же имелись и арбалетчики, которые, в случае необходимости, произведут роковой выстрел.
Снаружи вовсю светило солнце, внутри же павильона было сумрачно, пол устилали горьковато пахнущие травы, а стены были украшены свежесрезанными ветками и цветами. Тут были кушетки, застеленные шелковыми покрывалами, и стол, на котором стояли блюда с фруктами и освежающие напитки.
А еще тут были Корнелия и вице-король.
- Ах, - вздохнул Агриппа, на полуслове обрывая разговор с Корнелией, если бы еще минуту я следовал за гончими, то, не сомневаюсь, сам бы принялся лаять... Ну уж нет. Все эти развлечения хороши для недалекой аристократии. Чем им еще заниматься? Интригами, конспирацией, заговорами и бунтами. Нет, пусть уж они занимаются охотой, так будет лучше всем остальным. Ну, понятно, кроме оленя. Говоря же о его судьбе, могу лишь процитировать некоего желчного израилита Самуэлидеса, выразившегося так: "Судьба его предопределена и известна. Пусть себе бежит куда хочет. И пусть бежит как хочет - быстро, не спеша. Все равно никуда не уйдет".
Корнелия взглянула на Вергилия, и впервые, кажется, в ее взгляде появилась робость. Он заговорил первым.
- Это не было необходимо, - сказал он. - Совсем нет. Я помог бы вам и так. Думаю, вы это знали. Если бы сколь угодно малая частица вашего сердца принадлежала мне, вы бы это знали.
- Мое сердце... - едва слышно произнесла она, мягко покачав головой, мое сердце принадлежит тому, кого я страшусь увидеть... Нет, я не знала, я не понимала ничего, простите меня. Но что я могу поделать теперь? События приняли новый оборот.
- Вы видели меня нагим и в страхе, - вздохнул Вергилий. - Как вы должны презирать меня...
- О нет, нет! - В глазах ее вспыхнул протест. - Нет же! Я ценю вашу дружбу и ваше уважение. Надеюсь, я не потеряю их никогда. Но я была бессильна, совершенно бессильна предотвратить то, что произошло... Взгляд ее блуждал, словно бы она глядела куда-то далеко сквозь него, сквозь толщу воздуха, далеко-далеко... - Из людей никто не может принудить меня ни к чему, никто, только один... Я сделаю для него все, все... кроме одной вещи... а хочет он от меня именно это...
"Туллио? - мысленно спросил себя Вергилий и тут же сам себе ответил: Нет. А кто же тогда?" Ответа не было.
Звякнула тарелка. Корнелия прямо и бесстрастно глядела на него.
- Я приношу вам свои извинения, - произнесла она твердо и холодно, однако зерцало должно быть изготовлено.
Вице-король ушел в глубину павильона, принес оттуда корзину с отборными фруктами, наполнил бокалы охлажденным во льду вином, передал бокал Вергилию и сел против него - по другую сторону неширокого стола. Достал из-за пазухи маленький, изукрашенный драгоценностями ножичек, очистил грушу и принялся делить ее на дольки.
- Невежество и косность провинциальных царьков, доктор, весьма огорчительны для столь изощренного ума, как ваш. Я отчетливо представляю себе, какие горы дукатов идут ежегодно на то, чтобы дож мог устраивать охоты, содержать угодья, парки, леса и прочее. А едва наступает время платить налог на содержание имперских дорог, проходящих через его владения, - налог, воистину, смехотворный по сравнению с тратами на охоту, то - о, Юпитер, защити меня! - сколько стенаний и сетований на нищету мне приходится выслушивать...
- Да, несомненно, - согласился осторожно Вергилий, - дороги - это вены и артерии империи.
Что-то словно бы слегка приоткрылось в вице-короле, и он слегка опешил. Впрочем, он моментально пришел в себя, и голос его, когда он продолжил, оставался все таким же ровным и уклончивым.
- Да, несомненно. И вы легко поймете, досточтимый доктор, что для дальнейшего процветания империи, равно как и ее союзников, конфедератов, да и для всей Ойкумены, для всего цивилизованного западного мира насущной необходимостью является безопасность этих дорог. А среди них, - продолжил он, пригубив вина, - Великая Горная дорога не из последних. А если столь высокопоставленная путешественница, как госпожа Лаура, сестра нашего конфедерата короля Карса, не смогла преодолеть этот путь, то куда уж дальше? Несомненно, речь может идти о разбойниках. Где-то там, на дороге, есть место, опасное для нас всех. И император - да, сам Август Цезарь желает знать, где именно. И желает узнать это без промедления. Так что, сударь, мы всецело зависим от вас, от вашего искусства и вашей науки. Отыщите нам это место. А мы, в свою очередь, не будем иметь ничего против вашего желания вознаградить себя за сей труд мешками дукатов или чем угодно подобным. Несомненно, Цезарь сумеет возместить вам ваши издержки. Хотя бы... - Он замолчал. Улыбнулся. Пожал плечами. - Несомненно, отказа вам не будет ни в чем.
Агриппа передал Вергилию тарелку с дольками груши. Вергилий принял ее, взял дольку в рот. Груша была холодна, ароматна и таяла на языке. А за стенами павильона все слышней становились звуки охоты.
- Конечно же, господин вице-король, - сказал он медленно, - я был бы глупцом, когда не обратил бы внимания на ваши слова.
Вице-король быстро и выразительно вздохнул и немедленно сменил тему разговора:
- Ну так что же? Взглянем, как обстоят дела с охотой?
Два длинных сигнала горна, два коротких, снова два длинных и еще один длинный, затухающий - олень выскочил из леса и несся по лугу, мимо гигантских деревьев, продираясь сквозь высокую траву к лощине, петлял, стараясь сбить с толку гончих, попытался залечь в болоте, но передумал, выбрался к открытой воде, вошел в нее и поплыл. Новый сигнал горна известил охотников и об этом. Олень поплыл вниз по течению, скрывался под водой, выныривал вновь и наконец выбрался на берег, кинувшись на следовавших вдоль его курса пеших охотников. Новый сигнал горна известил об опасности, оленя обложили со всех сторон, гончие взвизгивали, пытаясь добраться до его ног, мрачные алануты наседали на зверя в полном молчании.
Олень несся дальше, не успевая уже уворачиваться от ветвей, хлещущих его по морде. На губах зверя выступила пена. Охотники между тем успевали обсудить, что, судя по отпечаткам копыт и разбросу ног, ход оленя стал тяжелее, да и одно из копыт уже сбито. Гончие вошли в раж и неистово, без передышки заливались, очередной сигнал горна сообщил всем, что дело близится к развязке. Наконец олень оказался прямо против павильона, шерсть его потемнела от пота, он шарахался в стороны от гончих, обнаглевших уже настолько, что они не давали ему прохода.
Снова запел горн. Олень резко и высоко отскочил в сторону и наконец пошел напролом; приклонив вниз голову, он - с сухим, запекшимся ртом прижался к ограде, выставив рога в сторону собак, поддел какую-то из них на рога, отшвырнул другую копытом. Новый сигнал трубы прозвучал как плач. "_Мы, приперли его, приперли!_" Сзади к оленю подкрался сержант и перерезал ему горло клинком. "_Поберегись задней!_" Псари подзывали к себе собак, горн возвестил победу, олень рухнул на землю. Поднялся, снова упал, вновь поднялся, споткнулся и рухнул навзничь. К нему подбежали псари и принялись макать хлеб в его кровь, скармливая его молодым собакам. Горн протрубил смерть.
Оказалось, что рядом с Вергилием стоит Корнелия, а с другой стороны вице-король.
- То, что я совершила, - сказала она быстро и решительно, - я сделала оттого, что была в отчаянии. У меня и в мыслях не было навредить вам, поверьте, у меня не было сил, чтобы предотвратить то, что произошло. Но клянусь вам теперь, пусть я умру, как умер этот олень, если в то же самое мгновение, когда я увижу лицо своей дочери в зеркале, я не верну вам то, что взяла.
Дож ухватился за ветвистые рога и вывернул голову оленя назад.
- Эй, ребятишки! - крикнул он, широко улыбаясь, - а кто из вас придержит передние ноги, кто задние, и кто снимет пробу?
Молодой человек, наверное чей-нибудь сын, извлек нож и взрезал брюхо оленя, чтобы "взять пробу" - выяснить, насколько толст слой жира. Вергилий в последний раз взглянул на зверя. Что же, вот перед ним его собственная судьба. Бежать он мог. Но не мог никуда скрыться.
7
Они ехали вместе - Вергилий на белой кляче-полукровке, а Клеменс на крепеньком серо-буро-малинового цвета муле, который постоянно оборачивался, пялился на Клеменса своими плутоватыми глазищами и беззвучно, будто ухмыляясь, обнажал пасть, полную желтоватых зубов. Вдоль аллеи стояли кипарисы, там и тут виднелись надгробья. Возле одного из камней приятели приостановились и прочли эпитафию:
Ave Julia Conjux Carissimma
Salve Ad Aetemitam (*13)
- Мда, это бы меня тронуло, - пробормотал алхимик. - Когда бы подобные вещи вообще меня трогали. Жили, поди, словно кошка с собакой, и вез он ее сюда, улыбаясь до ушей... Так ты получил имперские бумаги?
Вергилий кивнул. Где-то невидимый пастух позвал свистом свою собаку, в ответ донеслись лай, дружное блеяние и глухое позвякивание колокольчика на шее холощеного барана, возглавлявшего стадо.
Впрочем, секретарь вице-короля был весьма далек от воодушевления.
- Знаете что, сударь... - сказал он, - на самом деле, без хорошего конвоя вам никакие документы не помогут. Морские гунны сначала нападут, а уж потом будут читать ваши бумажки... если вообще прочтут. Ну разве что сыщется у них какой-нибудь грамотей. А что бы вам не дождаться каравана следующего года?