Диана Бош. Разносчик пиццы

   – Это временно, уверяю вас! Скоро и до нас донесется волна. Эх, жаль, я не могу купить хотя бы одну из его картин, пока цена на них не стала заоблачно высока, – посетовала девушка.
   – Если еще не стала, то почему не можете?
   – Так у меня и таких денег нет! – Эка звонко рассмеялась. – И накопить не удается: я транжира.
   – Вот пусть ваш художник вам ее и подарит.
   – Да кто я ему? – вздохнула она. – Не жена, не любовница… А он живет с продаж, это его единственный заработок.
   За окном опять загромыхало, дождь припустил с новой силой, и ветка яблони суетливо застучала в окно. Мара следила за дрожащим язычком пламени свечи и боялась отвести взгляд. Казалось, там, за границей желтого света, таится что-то пугающее и даже ужасное, а ей очень не хотелось снова пускать в свою жизнь кошмар, вот она и смотрела на огонь, не отрываясь. Только когда вспыхнул свет, она облегченно вздохнула. Получилось довольно шумно, и Мара, слегка смутившись, поторопилась пояснить:
   – Я вроде бы и люблю при свечах посидеть, но сегодня так тяжело на душе, будто покойник в доме…
   – И часто у вас случаются депрессии? – повернулась к ней Валерия. – Могу порекомендовать хорошего психиатра.
   Мара не ответила. Она пристально смотрела в сторону окна, выходящего в палисадник, и на лице ее читался ужас. Три месяца прошло со дня смерти матери и тети, а они ей все мерещились. Вот и сейчас показалось, будто там, в саду, кто-то бродит, и даже мелькнули их тени. Эрика склонилась и обеспокоенно тронула ее за плечо.
   – А? – Мара отшатнулась, вздрогнув всем телом.
   Простоватое лицо ее, покрытое многочисленными конопушками, так побледнело, что казалось серым. Глаза уставились в одну точку, а руки слепо зашарили по столу. Эрика быстрым движением налила в стакан воды и придвинула его Маре:
   – Вам плохо? Вот, выпейте воды.
   Мара, не отвечая, схватила стакан и, выстукивая зубами дробь, сделала несколько глотков. Потом отставила его в сторону и вымученно улыбнулась:
   – Ерунда. Просто показалось. И еще… тоскливо.
   Брови ее сошлись к переносице, и она, словно забыв о присутствии других, нервно зажевала губами, глядя перед собой.
   – Ничего удивительного, – отвлекла ее от мрачных мыслей Эрика, – вон дождь зарядил, как из ведра льет. Оттого и тоска. Все пройдет, обязательно. Все будет хорошо.
   – Не знаю, – протянула Мара, и в глазах ее блеснули слезы.
   Вдруг Артур, сидевший, напряженно выпрямившись, вскочил и обеспокоенно обвел взглядом гостиную:
   – А где Лидия? Кто-нибудь знает, куда она пошла? Лида! – Он выскочил в коридор и, задрав голову, закричал, глядя в лестничный пролет: – Лида! Ты где? Спускайся вниз, гости заждались.
   В гостиной Валерия встала и сжала пальцы до хруста, намереваясь выйти вслед за Артуром. Филипп иронично хмыкнул.
   – Что с вами? Неужели ревнуете сестру?
   – С чего вы взяли?
   – Показалось.
   – Бред.
   Он улыбался, но глаза его оставались серьезными.
   – Думаю, нет.
   – Кстати, как поживает ваша теория бесконфликтного общения, Филипп? Или вы уже отказались от нее?
   – Ну почему же? Вот только не со всеми выходит.
   – Да бросьте. Мои колкости вам нужны как допинг, без них вы начнете хиреть.
   – Добрая самаритянка. Значит, заботитесь обо мне, – скептически кивнул он. – То есть вы не докучаете мне специально, а практически жертвуете собой, чтобы помочь? Кажется, я понял. Суть вашего метода состоит в том, чтобы сначала подтолкнуть человека в спину, спихнув в пропасть, а потом, если жертва удержится на краю, милостиво подать ей руку.
   – Боже мой, какая чушь.
   Валерия хотела еще что-то сказать, но не успела. Во входную дверь так остервенело застучали, что грохот разнесся по всему дому и хрустальные подвески на люстре зазвенели.
   – Господи, что за манеры?! Миша, пойдите откройте. Артур все равно не слышит. – Валерия нервно прошла к окну, пытаясь разглядеть, кто стучит.
   – Хорошо. Заодно и водочку достану, должно быть, охладилась уже, – радостно пробормотал Михаил, удаляясь с грацией носорога. Филипп иронически улыбнулся, глядя ему вслед, и Валерия, заметив это, поджала губы.
   Стук в передней сменился топотом и возбужденными голосами, один из них явно принадлежал очень молодому человеку, если не сказать юному. От возбуждения он то и дело срывался на фальцет, проглатывал слова и заикался.
   – Вот, – сказал Михаил, вводя совершенно мокрого парня. – Лопочет что-то скороговоркой, и ничего не понять. Может, вы разберете. А я пока пойду за водкой, из-за него забыл взять.
   Он вышел, а все выжидающе уставились на мальчишку.
   – Там… это… – промямлил бедолага, краснея под взглядом нескольких пар глаз.
   – Да говорите же! – поторопила парнишку Валерия.
   – Я… это… пиццу… принес… а там…
   – Пицца? – оживилась Аманда. – И где она? Давайте ее скорее сюда!
   – Вот это новости, – ухмыльнулся Филипп, – вы же совсем недавно вопили, что терпеть не можете пиццы.
   – Хочу убедиться в мастерстве повара. Мало кто правильно пиццу готовить умеет. Вот я – умею!
   – Я иду, а она, – продолжал бормотать парень, не обращая внимания на перепалку, – а она лежит с открытыми глазами…
   Филипп настороженно покосился на него:
   – Кто лежит с глазами – пицца?
   Мальчишка судорожно сглотнул и, понизив голос до шепота, ответил:
   – Женщина. Мертвая.

Глава 3

   Подполковник Эдуард Петрович Лямзин несся на своем новеньком автомобиле, наслаждаясь ветром. После оперативно раскрытого дела о маньяке, убивавшем блондинок прибалтийского типа внешности^[1], карьера его резко пошла в гору и жизнь приобрела совершенно иное звучание. Получение очередного звания, новая просторная квартира и машина, купленная в полном соответствии с давно лелеемой мечтой, оказались самыми действенными средствами от хронической депрессии.
   Жизнь положительно начинала ему нравиться.
   Единственное, что вносило диссонанс в его счастливое существование, – отсутствие семьи. Конечно, можно было сделать предложение Таисии, но он все сомневался. Возможно, этому был причиной ее взрывной характер, а может, неспособность прощать промахи партнера и нежелание идти на компромисс, и Лямзин все тянул и тянул. Бурно начавшийся роман постепенно сошел на нет, отношения стали пресными и только время от времени оживлялись вялыми ссорами.
   Последняя закончилась скандалом с хлопаньем дверей, Лямзин вылетел от Таисии взбешенный, пообещав, что ноги его больше не будет в ее доме. Не виделись они после этого две недели, в течение которых Эдик решил, что от отношений устал и их надо разрывать. И вдруг она позвонила сама. Многозначительно намекнула на какой-то сюрприз и попросила непременно приехать. Застигнутый врасплох, Лямзин не сразу сообразил, как бы деликатно отказаться; да и мимолетная мысль, что обещанная неожиданность – из разряда: «Дорогой, у нас будет ребенок», – не позволила это сделать. Скрепя сердце он поехал к Таисии.
   Включив левый поворот, он посигналил спешащей через дорогу кошке, отчего та смешно подпрыгнула, высоко вскинув задние лапы, затем сделал погромче музыку и открыл окно. В машину ворвался ароматный воздух, пропитанный запахом мокрой после дождя листвы и цветов. Лямзин с наслаждением вдохнул и, кивая в такт музыке, принялся подпевать. Получилось так громко, что он не сразу расслышал звонок телефона.
   – Слушаю! – торопливо гаркнул Лямзин, разглядев на дисплее номер начальника.
   Давно собирался какой-нибудь особый рингтон поставить, чтобы и погромче, и сразу понятно было, что это начальство звонит, а не кто-либо другой, но коллеги отговорили. Показали бродившую по Интернету байку о том, как один умник собрал всех своих подчиненных, изъял у них мобильники и позвонил со своего телефона на каждый конфискованный. В результате прослушивания персонально ему посвященных рингтонов и просмотра надписей на дисплеях отдел остался без премии.
   Вполне возможно, что эта байка была лишена всякой реальной основы, но проверять на собственном опыте не хотелось.
   – Эдик, что долго трубку не берешь? Ты уж прости, что отрываю от законного отдыха, но некому выехать на происшествие. Придется тебе.
   – Так прям и некому? – возмутился Лямзин. – А Уфимцев? А Борисов?! Они все вне зоны досягаемости?!!
   – Это я в тебе и люблю – ты сам все заранее знаешь, – меланхолично огрызнулся Плановой.
   – Нет, я что – единственный сыщик в управлении?!
   – По адресу Яузская, 15 – это Лосиный остров – обнаружен труп женщины. Надеюсь, этот адрес тебе знаком, и вопрос, почему там должен быть именно ты, отпадает сам собой.
   – Угу, – мрачно буркнул Лямзин.
   Дослушав до конца, он в сердцах замахнулся, намереваясь выкинуть телефон в окно, но вовремя передумал. Теперь к Таисии ни за что не успеть, даже если очень сильно постараться. А это значит, что очередной скандал обеспечен.
   Он набрал номер ее мобильного телефона, но она, как обычно, не отвечала. Ни за что не снимет трубку, если его ждет! Вот такой характер противный – считает, что сам должен заехать и предупредить.
   Лямзин посмотрел на часы, прикидывая, может ли он все-таки заскочить на пару минут к Таисии. В принципе, решил он, ничего не случится, если на место происшествия приехать чуть позже: уж труп-то точно никуда не убежит. А если по окраинным улицам поехать, то, возможно, и пробок получится избежать.
   На маленькой узкой улочке, куда он свернул с трассы, было полно луж. Лямзин принялся аккуратно объезжать их, опасаясь скрытых под водой рытвин, и только хотел увеличить скорость, как из-за большого раскидистого куста на очередном повороте выбежала девушка в белом. В свете фар, перед тем как затормозить, он успел увидеть бледное лицо, расширенные от ужаса глаза и резко ударил по тормозам.
   С остервенело бьющимся сердцем он выскочил из автомобиля и кинулся к распростертому на мокром асфальте телу.
   – Эй, девушка, вы живы?
   Правая рука ее с крепко зажатой в ней театральной сумочкой, густо усыпанной стразами, была откинута в сторону. Почему-то именно эти крепко сжатые пальцы вселили в него надежду, что самого страшного не произошло и девушка жива. Он осторожно убрал волосы с ее лица и прикоснулся двумя пальцами к шее, нащупывая пульс.
   – Вы слышите меня? – тихонько окликнул он, быстро нажимая на кнопки телефона другой рукой. – «Скорая помощь»? Але!
   Звонок сорвался, и трубка часто запищала.
   – Не надо. – Девушка открыла глаза и села, обхватив руками колени.
   – Что – не надо? – от неожиданности опешил он.
   – «Скорую» не надо. Не люблю.
   Он и сам не сразу понял, что с ним происходит. В груди вдруг разлилось сладкое тепло, дыхание участилось, а сердце забилось быстро-быстро. Давнее, сто лет назад забытое чувство, которое бывает только в детстве, охватило его.
   Аня Комарова, его первая любовь, жила в соседнем дворе и часто ходила со скрипкой мимо. А он каждый раз замирал и подолгу смотрел ей вслед. Однажды он все-таки решился заговорить. Подбежал так близко, что видел каждую веснушку на ее худеньком лице; слушал ее дыхание, смотрел в смеющиеся глаза и… не смог выдавить из себя ни слова. А она, постояв немного, повернулась и ушла, махнув на прощание рукой.
   Как же он был в нее влюблен! Она казалась ему инопланетянкой, богиней, случайно спустившейся на землю. Тоненькая, с трогательными золотистыми завитками у лба и огромными, вытянутыми к вискам, как у олененка, глазами.
   Им так и не удалось поговорить. Спустя полгода она уехала с родителями куда-то за Урал, и больше он никогда ее не видел.
   Повзрослевшая копия его давней мечты встряхнула роскошными волосами и посмотрела на него с прищуром.
   – На надо «Скорую». Не люблю. Вообще больницы не люблю, в принципе.
   – Слава богу… вы живы… – Он противно запинался и презирал себя за это. – Напугали до смерти. Я, кажется, вас сбил.
   От вырвавшейся последней фразы ему стало особенно стыдно. Глупость получилась какая-то.
   – Серьезно? – она засмеялась. – А я-то думала, что сама упала. Об машину с разбегу ударилась и упала.
   – Простите, я несу ерунду. Я хотел сказать… рад, что вы живы.
   – Жива, – она кивнула и поморщилась, потерев шишку на затылке, – но, похоже, изрядно стукнулась головой.
   – Срочно едем в больницу! – испуганно вскочил Лямзин. – Давайте я помогу вам подняться.
   – Идите к черту, – она отпихнула его руку. – Никуда я с вами не поеду. И уж тем более в больницу, сказала уже!
   У взрослой богини оказался дурной характер.
   – Что значит – не поеду? – занервничал он. – А если сотрясение мозга?
   – Нет у меня никакого сотрясения, я симптомы знаю. А если и есть, то слабое.
   – Ну, хорошо, допустим. Тогда позвольте, я вас домой отвезу, только назовите куда.
   Она так долго думала, будто забыла и о вопросе, и о присутствии Лямзина. Он уже хотел было напомнить о себе, когда она вдруг резко встала и посмотрела полными слез глазами.
   – Нет у меня дома.
   – Как это – нет? – Он окинул внимательным взглядом модное платье, правда, теперь изрядно подпорченное грязью, изящные туфельки на шпильке и очень красивую и, похоже, дорогую сумочку, украшенную стразами Сваровски, и скептически скривился: – Не верю.
   – Ну и не верьте.
   – Бросьте. Вы не похожи на бродяжку.
   – Вы меня не так поняли, – устало отмахнулась она. – Впрочем, это неважно.
   – Почему? Идти вам некуда, в городе в таком виде появиться нельзя: все платье испачкано. К тому же голова болит. Наверное, все-таки есть место, куда вас можно отвезти? К знакомым, к родным, друзьям?
   Она молчала, не отвечая и разглядывая освещенное фонарем дерево со скворечником на нем, и Лямзин вспылил:
   – Короче, я виноват и на дороге вас бросить не могу. Но и ждать, пока вы решите, куда же все-таки ехать, – тоже. Потому что у меня работа, и я тороплюсь.
   – Вечером?! – Она повернула голову и иронически ухмыльнулась. – Только не говорите мне, что вы на своем «мерсе» «бомбите».
   – Знаете что, мне не до шуток. Сделаем так: вы поедете со мной и посидите у меня в машине. А когда я освобожусь, отвезу вас туда, куда скажете.
   – А в Париж?
   – В пределах разумного.
   Она надулась и засопела.
   – Никуда я с вами не поеду. А вдруг вы маньяк?!
   – О господи! Да на кой вы мне сдались, больно надо. Вот, смотрите.
   Он достал из кармана удостоверение сотрудника милиции и развернул его к свету фар.
   Она внимательно рассмотрела фотографию и печать, критически сравнила с оригиналом, сощурив глаза, и вздохнула:
   – Начинаю верить, что я неудачница. Даже под машину приличную не смогла попасть, под ментовскую угодила.
   – Да уж, конечно, бандит был бы предпочтительнее, – обиделся Лямзин. – Садитесь в машину и не выпендривайтесь: в грязном платье вас первый же патруль заметет. Как бродяжку. И очутитесь в окружении так вами нелюбимой милиции, причем чинами пониже и надолго.
   – Какой изысканный стиль! Какой налет аристократизма и культуры!
   – Садись уже, богема немытая.
   – Грубиян.
   – Гюрза.
   – И не трогайте меня своими грязными руками! Я сама сяду.
   Она ловко увернулась и села на переднее сиденье, выдернув из-под двери пышную юбку и зло зыркнув на Лямзина. Он кротко вздохнул:
   – Вот и делай людям добро.
   Потом быстро обогнул машину по периметру, сел за руль и, газанув, сорвался с места. «Дилемма решилась, – подумал он. – К Таисии теперь можно не ехать: обязательно просечет, что я не один, и устроит грандиозный скандал».
   А потом будут подозрения, догадки, построения версий, он начнет оправдываться, а она – злиться и молчать. Ну уж дудки. Лучше пусть бесится из-за того, что он не приехал, хоть обещал, – меньшей кровью обойдется.
   Лямзин бросил мимолетный взгляд на девушку, сидящую рядом.
   – Звать-то как? – спросил он.
   – Не скажу.
   – Хорошо, так и будем обращаться: «Мадам Не-скажу».
   – Мадемуазель.
   – Ой, а что так? Охотника жениться до сих пор не нашлось? Или у вас принципиальная позиция: замуж – ни-ни?
   Она отвернулась к окну и тихонько всхлипнула. Лямзину стало не по себе. Женских слез он органически не выносил.
   – Простите. Не мое дело. – Он наклонился и достал из бардачка упаковку влажных салфеток. – Вот, возьмите. Вытрите лицо, вы испачкались, когда упали.
   – Александра.
   – Что?
   – Меня зовут Александра. И, пожалуйста, никаких Шурочек и Саш.
   Она тщательно вытерла руки и принялась, глядя в маленькое зеркальце, стирать грязь и поправлять размазавшийся макияж.
   – Ух ты. А вы штучка еще та, надо заметить.
   – Оставьте свои выводы при себе, мне они не интересны.
   – Как пожелаете. Эдуард Петрович. Можно просто Эдик.
   – Да-а?! Прям вот так и можно?
   – Не понял, в чем прикол?
   – В жене или подруге, экий вы тугодум. Представляю, как они обе обрадуются, когда вдруг случайно, в телефонную трубочку к примеру, услышат, как я нежно вас зову: Э-эдик, Э-эдик.
   Она злорадно рассмеялась.
   – Что за грязные намеки на адюльтер? – возмутился Лямзин. – Да у меня, между прочим, и жены-то нет.
   – Ну тогда, значит, есть две подруги.
   – А, я понял, – обрадовался Лямзин, – вам ваш миленок рога наставил: жил с вами, а встречался еще с двумя. Вот вы и мстите всей мужской части человечества в моем лице.
   – Хам.
   – Змея.
   – Вы повторяетесь.
   – Вы тоже.
   Оба надулись и замолчали. Отомстить хотелось необыкновенно, но фантазия давала сбой. Первого осенило Лямзина. Он оживился, достал телефон и демонстративно набрал номер.
   – Из-за вас девушке своей забыл позвонить, – сообщил он, слегка отстраняя от себя трубку.
   – Нет у вас никакой девушки.
   – Это почему же?
   – Вы сами сказали.
   – Я сказал, что у меня нет жены, а это не одно и то же.
   – Не имеет значения. У вас в принципе не может быть ни девушки, ни жены: они с вами не выживут.
   – Как-то вы агрессивно настроены. Проблемы в личной жизни? Сочувствую. – И хотя Таисия трубку так и не взяла, ласково защебетал: – Таечка, детка, не скучай без меня, я скоро буду…
   – У вас длинные гудки, – перебила его Александра, – у меня слух хороший.
   – К слуху бы еще воспитание добавить – цены бы вам не было, – он раздраженно прервал звонок.
   – Вам бы тоже воспитание не помешало. Врать неприлично.
   Лямзин покосился на нее, собираясь ответить едко и остроумно, но взгляд упал на грязное платье, и он пристыженно прикусил язык.
   «Действительно, невежа, – подумал он. – Сбил на дороге девушку, испортил ей дорогое платье, возможно, нанес вред здоровью и еще и ерничает и грубит. Да за это убить мало».
   И он решил, что обязательно купит Александре новое платье взамен испорченного.
   – Яузская аллея, 15, – вслух сказал он, – это должно быть где-то здесь. – Он повертел головой по сторонам. – Сейчас мы на Белокаменном шоссе, а ехали с Богатырского моста, значит, нам налево…
   Он нажал на газ, прибавляя скорость.
   – Здесь на дорогу могут выходить лоси, нельзя так гнать, – недовольно попрекнула его Александра.
   – Что вы говорите, ну надо же! И что бы я без вас делал?! – ехидно произнес он, не сбавляя скорости. – Между прочим, я еду в рамках правил, так что не надо на меня строго смотреть.
   Александра отвернулась.
   – Да как хотите, – буркнула она, – лось – не я, от него солидная вмятина на машине останется.
   – Чувствуется собственный опыт.
   – Вовсе нет. Чтобы поверить в ядовитость синильной кислоты, необязательно ее пить.
   – Конечно, можно дать проглотить ее кому-нибудь другому.
   У Александры вытянулось лицо.
   – Ну у вас и юмор… Ментовский.
   – А я думал, это называется «черный». Кстати, приехали. Нам вот в этот тупичок. Вы пока посидите здесь, музыку послушайте, а я скоро буду. И тогда мы все выясним и поговорим о том, о чем еще не успели поговорить.

Глава 4

   Дорожки сада антрацитово блестели в свете фонарей, с листьев и ветвей капала вода, а где-то рядом журчал ручей. Лямзин быстро прошел вперед, осмотрелся и сделал пометки в блокноте. Опергруппа уже заканчивала осмотр. Щелкала вспышка камеры: эксперт фотографировал место происшествия. Женщина лежала на лужайке возле большого валуна, голова ее была безжизненно вывернута. Рядом стоял Артур с таким выражением удивления на лице, будто еще до конца не поверил в происходящее. Лямзин внимательно всмотрелся в лицо убитого горем мужа. Действительно скорбит или притворяется? За время работы в угрозыске ему такие талантливые актеры попадались, что только держись. Сам Станиславский бы «браво» кричал.
   Окно второго этажа, точнее, его подоконник, находится метрах в шести-семи над землей. Похоже, в доме высокие потолки. Предположительно, смерть вызвала травма головы – девушка сильно ударилась о валун, на виске рана от удара тупым предметом.
   Лямзин оглянулся на сбившихся в кучку, потрясенных смертью хозяйки дома гостей. Он по очереди вгляделся в их лица, выбрал самого уравновешенного, на его взгляд, и отозвал в сторону.
   – Вы видели, как все произошло?
   – Увы, понятия не имею, – пожал плечами Филипп. – В доме отключили электричество, и мы некоторое время сидели в темноте. Гостиная огромная, большая ее часть не освещалась. Да и я, признаться, сидел у самого камина, и свет его не позволял разглядеть, кто куда пошел или пересел.
   – Это намек на то, что у вас алиби?
   – Да называйте как хотите, – брезгливо скривился Филипп. – Разговаривали мы ни о чем, пустая болтовня. Я даже сейчас и не вспомню ни одной темы. А, нет, одну помню – Эрика рассказывала, что за границей нынче моден русский сюр.
   – Что, простите?
   – Сюрреализм.
   – Это к делу не относится.
   – Да как хотите. Потом зажегся свет. Яркий, после темноты показался ослепительным. Тут Артур заметил, что Лидии нет. Звать ее начал… – Филипп тяжело вздохнул. – Кто бы мог подумать, что она… что ее больше никогда не будет с нами.
   Лямзин достал сигарету, и Филипп жадно сглотнул.
   – Курите? Берите.
   Он протянул пачку, и Филипп с благодарностью вынул сигарету.
   – Бросил недавно. Сердце стало давать о себе знать. Но сейчас не могу, до того затянуться хочется, что кажется, еще немного, и сознание потеряю. И ведь знаете, я был уверен, что она в гостиной, не видел, чтоб выходила. Как-то все нелепо произошло, вроде бы только что разговаривала, смеялась, а потом вдруг появляется этот мальчишка – разносчик пиццы и говорит, что во дворе мертвая женщина.
   – Где он?
   Филипп махнул рукой, подзывая паренька жестом. Тот подошел и, шмыгнув носом, потер его кулаком.
   – Тебя как зовут?
   – Остап.
   – Остап, ты как здесь очутился?
   – Так пиццу принес. Заказ. – Парень беспомощно захлопал рыжими ресницами. – Подошел к воротам, хотел позвонить, калитку толкнул – а она не заперта…
   Он замолчал, и Лямзин нетерпеливо подогнал его:
   – Ну?!
   – И… и все.
   – Что – все? Ты чего мне голову морочишь, Остап? Рассказывай дальше давай.
   Мальчишка часто заморгал, стараясь сдержать слезы, но они все равно предательски заполнили глаза, грозя вот-вот пролиться. Он исподтишка бросил быстрый взгляд на Аманду и ловко, одним движением, смахнул их с глаз.
   – Я вошел в приоткрытую калитку – просто толкнул ее плечом: руки-то заняты были коробками с пиццей, и пошел по тропинке. И тут – сильный порыв ветра. Я ускорил шаг, подумал, что сейчас снова хлынет дождь… – Он запнулся, будто не в силах произнести последние слова.
   – И?
   – Там развилка, возле куста сирени, и я остановился, решая, по какой тропинке лучше пойти. Тут молния как раз сверкнула. Наверное, я в ее свете неправильно расстояние оценил, мне показалось, что по левой дорожке к дому короче подойти. И вот, когда я подошел к тому валуну, – он головой мотнул в сторону лежащего тела, – вдруг из окна что-то полетело.
   – Ты сразу понял, что упал человек?
   – Ничего я не понял. Темно было, и ветки дерева мешали рассмотреть, что там. Машинально подошел глянуть, тут опять вспышка молнии… а у нее глаза открыты и… кровь… на валуне.
   Он замолчал, видимо переживая все заново, и судорожно сглотнул.
   – Дальше?
   – Не помню. Кажется, я бросился бежать, поскользнулся на траве, коробки из рук выронил. Там лужа в низине дождем налилась, в нее все и упало.
   – Покажи, откуда и куда ты шел?
   – Вот так, – парень повел рукой, показывая путь.
   – Сомнений в том, что женщина мертва, у тебя не возникло? А вдруг она была еще жива?
   – Нет. Говорю же, у нее глаза были открыты и взгляд мертвый, в небо. И еще шея неестественно вывернута.
   – Что было потом?
   – Не помню.
   – Ну как же не помните, – влез в разговор Филипп, – вы же в дверь входную принялись колотить ногами!
   – Да. Я стучал. Но меня такая паника охватила, я совершенно не знал, что делать. Сначала, кажется, к выходу с перепугу кинулся, потом вспомнил, что заказ не довез и без росписи в квитанции мне на работу нельзя, и вернулся. А какая квитанция – пицца-то испорчена. Потом подумал, что должен что-то сделать, милицию, что ли, вызвать… Кинулся к дому. Стал стучать.
   – Ногами, – уточнил Филипп.
   – Да, ногами! Потому что руками у меня не получилось достучаться. Вы не слышали!
   – Там звонок есть.
   – Я его не увидел. – Парнишка угрюмо насупился и замолчал.
   – Ладно, хорошо. Успокойся, – как можно мягче сказал Лямзин. – Будь пока здесь, сейчас пойдем в дом.