– Как же это она?
   – Вот мы и пытаемся выяснить!
   – Пусти-ка, – я обеими руками отодвинула от себя упругий Генкин живот (Волынкин сделал глубокий вздох и вытаращил глаза) и решительно заработала локтями. Коллеги расступались неохотно, но у меня было безусловное право попасть на свое рабочее место!
   Люська стояла посреди нашего кабинетика и робко перебирала тонкими ножками в неизменной мини-юбке. Лица подруги было не видать: как всегда, его полностью закрывали пружинки мелких светлых кудряшек, из которых состояла Люськина прическа.
   – Люсенька, ну расскажи же нам, как это тебе так повезло? – допрашивал Овечкину наш главный.
   – Петр Егорович, все так просто вышло, – счастливо оправдывалась Люська. – Пошла в казино, поставила на «22» – и выиграла!
   – Случайность, наверно, – вздохнул кто-то сзади.
   – Вот честное слово, честное слово, мне было знамение! Самый настоящий ЗНАК! – воскликнула Люська, встряхивая локончиками.
   – Знак! – выдохнула наша ведущая рубрики магии и гороскопов. – Овечкина, ты просто обязана рассказать нам во всех подробностях! Вдруг я тоже получу знак?
   Вокруг одобрительно загудели.
   – Материал о тебе на первой полосе дадим, Люсенька! – улещивал везучую коллегу Мартынов.
   О, он знал, чем можно подцепить тщеславное Люськино сердечко! Ничего она так не желала в жизни, как попасть на первую полосу собственной газеты!
   Перехватив ручками в многочисленных браслетах завиточки своих волос, она обвела всех нас сияющими глазами:
   – Я расскажу, расскажу! Вдруг и правда кому-то еще так же повезет?!
   Голос у нее был тонкий, почти пронзительный, с частыми истеричными придыханиями.
   – Вчера, – заговорила Овечкина, чуть не плача от счастья, – такое настроение у меня было – ну, ужасное, я полвечера грустила, поплакала даже… не знаю, о чем – просто не везло в последнее время, ну ни в чем не везло…
   «Не везло» на Люськином языке означало, что ее бросил очередной ухажер.
   – И вот я, – продолжала Люська, сияя от воспоминаний, – решила пойти погулять – просто так, куда глаза глядят… В семь вечера это было, запомните! Выхожу из дома, иду к остановке… смотрю – подходит троллейбус. Седьмой номер. Запомните – седьмой! Я села, сама даже не знаю, зачем… Проехала семь остановок (слышите? – семь!), вдруг объявляют: конечная. Я вышла. И тут прямо передо мной – казино!
   – И что? Ты его, что ли, за знак посчитала? – не выдержал Волынкин.
   – Нет! – торжествовала подруга. – Я тогда еще ничего не поняла! Просто так вошла, из любопытства… Хожу между столов, хожу… А этот, как его? Ну, который в «бабочке»…
   – Крупье?
   – Да, он! Объявляет: делайте ставки. Я решила – дай рискну! И стала думать, на какую цифру поставить. И тут… И тут меня осенило! Надо ставить на «22»! Понимаете?!
   Она снова прижала кудельки к вискам и посмотрела на нас на этот раз вопросительно.
   – Нет… Не понимаю, – честно признался Мартынов.
   – Ну как же! – топнула ножкой Овечкина. – Я вышла из дому в СЕМЬ вечера, села в СЕДЬМОЙ троллейбус, проехала СЕМЬ остановок…
   – Ну и что? – хором спросили у нее мы все.
   – А то, что это и был знак! Трижды семь – ДВАДЦАТЬ ДВА! – и торжествующая Люська опустила свой занавес.
   Первые секунды окружающие хранили молчание – а потом редакционные стены сотряс такой громовой хохот, от которого вполне могли полопаться стекла в соседних с нами учреждениях. Даже главный редактор, имевший внешность и темперамент долго пожившего бульдога, смеялся во весь голос и вытирал выступившие слезы указательным пальцем. Генка Волынкин вообще повалился прямо на пол – пивное брюхо колыхалось, грозясь вот-вот откатиться от хозяина в сторону.
   – Люсенька! Ты перепутала знаки, но получилось, что к счастью, – сказал Мартынов, отсмеявшись. – На самом деле высшие силы хотели тебе намекнуть, что пора бы выучить таблицу умножения!
   С работы меня отпустили (веселящийся Мартынов в ответ на просьбу просто махнул рукой, каковой «знак» я сочла согласием), и, слегка ободренная случившимся с Люськой анекдотом, я вышла на крыльцо и дождалась Антона, который подъехал за мной на своем верном «Фольксвагене».
   Совсем скоро я уже сидела рядом с Антошкой – мы тронулись с места и скрылись за углом, оставив моих коллег теряться в догадках о том, какую цель имеет предпринятое мной путешествие.
   – Мы все-таки в морг или еще куда? – спросила я со слабой надеждой.
   – Все-таки в морг.
* * *
   – Может, заедем пообедать?
   Задавая мне этот вопрос, Тошка, я уверена, не хотел сказать ничего плохого, но я все равно подпрыгнула от обиды.
   – Нет!!! – заорала я злобно, стараясь отогнать от себя враз представшую перед глазами картину в деревенском стиле: тарелка борща с добрым шматом сала, плошка сметаны и ог-громный кус ржаного хлеба. – Я на диете!!!
   – А-а-а, – разочарованно протянул приятель. Спустя минуту он пробормотал как бы про себя: – Чего только не творят с собой люди! Бывает, сядет человек на диету, а встать уже не может…
   Я надулась.
   – Ладно, не злись. Уж где-где, а в морге тебе сразу есть расхочется.
   Да… Я понимала, что это глупо, что ни на каких умерших в данном случае мне смотреть не нужно – но все равно боялась. Когда Антоха затормозил у ничем не приметного здания из красного кирпича, расположенного неподалеку от Медакадемии и кардиоцентра, ему пришлось долго уговаривать меня выйти из машины – я сидела, зажмурившись и прикрыв ладонями уши, и мне казалось, что запах формалина доносится до меня даже сюда.
   На самом же деле внутри помещения, куда я зашла на подкашивающихся ногах, упомянутый запах ощущался лишь слегка – и то для особых любителей принюхиваться. Длинные полутемные коридоры с потрескавшимся от тяжелых колес каталок кафельным полом были пустынны, но, к моему удивлению, отнюдь не пугающи. Более того, с обратной стороны входной двери какой-то весельчак изобразил красным фломастером следующую надпись:
   «Выход в суетный мир».
   И – ниже:
   «Не торопись, подумай!»
   Я наотрез отказалась заглядывать за редкие двери по обеим сторонам коридора в поисках старшего патологоанатома и, пока Антошка выполнял эту задачу, осталась стоять возле какого-то одиноко прислоненного к стене стола из нержавеющей стали с ободранными ножками.
   Прошла минута, другая – Антошка пропал без вести, и, сделав несколько глубоких вздохов, я все-таки двинулась вперед, пугаясь гулкого эха собственных шагов. Свернула за угол – из-за одной двери доносились молодые голоса, они чему-то там смеялись, – решилась и потянула на себя створку. В небольшой комнатке с яркими лампами под потолком находились двое.
   Парочка была действительно нестарой – он мыл руки у умывальника и рассказывал бородатый анекдот, она курила, на столе валялось несколько тюбиков тонального крема, круглая коробочка не самой дешевой пудры, кисточки, аппликаторы, помада – почти тот же набор, что и у меня, да и названия производителей знакомы.
   – Простите, – я перевела дыхание, – простите, вы не подскажете, как мне найти старшего патологоанатома?
   – Павла Леонтьича? – Женщина повернула ко мне круглое лицо с убранными под врачебную шапочку волосами. – Это по коридору направо, вторая дверь за поворотом.
   У нее были очень красивые светлые глаза с как будто подкрашенными, но на самом деле просто очень черными и густыми ресницами.
   – Спасибо, – я сделала было шаг назад, но тут в конце коридора послышался нарастающий стрекот колес, и краем глаза я увидела, как человек в белом халате катит мне навстречу нечто, покрытое сверху простыней. Я ойкнула и сама не поняла, как оказалась в кабинете.
   – Да вы не бойтесь, – добродушно усмехнулся мне молодой человек, закрывая кран и с треском сдирая с рук резиновые перчатки. – Первый раз? Да? Не бойтесь, я сейчас вас провожу.
   – А можно… мне… воды? – слабо спросила я, увидев краем глаза, как женщина загасила сигарету, отвинтила у бутылки с минералкой пробку и попридержала ее, выпуская газ.
   – Пожалуйста…
   Я взяла протянутую мне чашку с лопающимися на поверхности воды пузырьками и сделала несколько судорожных глотков.
   – Может, бутербродик? – радушно предложила женщина. Сама она уже подносила к губам тонкий кусок белого хлеба с уложенным сверху кружочком колбасы.
   Я содрогнулась и, ища, куда бы присесть на минутку, примостилась на табурете возле стола, на котором, наверное, хранились какие-то медицинские приборы – какое-то неровное возвышение было аккуратно прикрыто марлей.
   – Осторожно! – предупредил молодой человек, но было поздно: я неловко подняла руку, чтобы утереть со лба холодный пот, и нечаянно зацепила рукавом легкую ткань; она с готовностью поползла за моей рукой, и в нескольких сантиметрах от себя я увидела бледное лицо.
   Это был мужчина лет пятидесяти, он лежал на том самом столе, покрытый марлей, и уже при всем желании никак не мог реагировать на мое присутствие.
   К чести для себя, я не завизжала и не упала в обморок. Только осторожненько так поднялась со своего места и тихо-тихо отошла к противоположной стене.
   – Приятно посмотреть, правда? – тоном художника, только что закончившего работу над сложнейшим полотном, спросил меня молодой человек.
   Он приблизился к покойному и еще больше приспустил с него марлю, демонстрируя мне хорошую работу:
   – Вот. Двенадцать ударов топором по голове! А ведь теперь ни за что не скажешь. Три часа мы с ним возились. Сначала череп восстанавливали, буквально по фрагментам. Потом Люда, – парень кивнул на невозмутимо жующую напарницу, – сняла так аккуратненько кожу с других участков, обшила ею лицо покойного, ну, затем эти кусочки надо было соединить между собой. Ну, дальше ясно: грим, побольше пудры – и вот, теперь хоть на выставку!
   Я внимательно посмотрела на молодого человека: нет, он не бравировал, парень действительно гордился своей работой. Что ж, у каждого своя гордость за профессию…
   – Я… а… вы проводите меня, пожалуйста!
   – Да-да, пойдемте.
   Он осторожно накинул на лицо покойного белую материю и, не оглядываясь, быстро пошел впереди меня к выходу.
   Я поспешила за ним, с удивлением ощущая, что страх начинает меня покидать. Беспокоило другое: куда исчез Антошка?
   Очень скоро мы остановились у двери, выглядевшей посолиднее других. «Неунывайко П.Л., старший патологоанатом», – прочитала я на латунной табличке и порадовалась про себя, что в морге начальствует человек с такой оптимистической фамилией.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента