Диана Машкова. Парижский шлейф

   – Это Сергей, – кинул он Насте через плечо. – Мой управляющий. Проходи.
   Он подтолкнул девушку вперед.
   – Куда? – Настя обернулась. Дребезжащие, испуганные нотки в интонациях Николая вызвали у нее страх и отвращение. Она никогда не слышала его таким.
   – Наверх, – Николай кивнул в сторону огромной лестницы из тяжелого, покрытого темным лаком дерева. На изгибе ее устроилась небольшая площадка, ровная и гладкая, как крохотный подиум.
   Впервые за весь год, что они были вместе, Насте вдруг стало рядом с Николаем по-настоящему страшно. И в этом страхе не было привычной примеси возбуждения: холодность и тоска в любимом человеке давили, словно многотонный пресс. Некуда было деться, невозможно развернуться и уйти: дом в лесу – живое хищное существо – уже поймал ее и запер внутри себя. Настя едва нашла в себе силы, чтобы унять дрожь, противно расползавшуюся по всему телу, и оглядеться.
   На первом этаже расположился огромный холл. И пол, выложенный темной крупной плиткой, и белые стены, увешанные полотнами в тяжелых резных рамах, излучали холод. В искривленном свете, пробивавшемся сквозь причудливый рисунок оконных мозаик, Насте удалось разглядеть картины в стиле Тулуз-Лотрека: там и тут обнаженные женские ножки, взмывающие вверх из-под красно-черных юбок, мужские фигуры в надвинутых на глаза цилиндрах, ярость и распутство вечерних улиц Парижа. Ломаные линии, грязно-мутные краски. Мрачное великолепие пустого пространства становилось только еще более зловещим от этих жутковатых картин. Настя просто не узнавала Николая в помпезной и бессмысленной роскоши дома: ее любимый вдруг предстал перед ней совершенно в другом свете. Такой интерьер мог сотворить только человек хищный, необъяснимый. Иначе откуда столько мрака, нет, даже агрессии. Или дом не его? Ведь все, что он сделал в их квартире, было трогательным и светлым. Милые аксессуары, приятные глазу и сердцу детали.
   Николай осторожно подтолкнул Настю к лестнице, заставляя идти наверх. Она бездумно поднялась на несколько ступенек и встала, не зная, куда ей дальше.
   – Иди-иди, – нетерпеливо и раздраженно выкрикнул он, – я скажу, когда остановиться.
   Настя резко обернулась – хотела было ответить, что не позволит говорить с ней таким тоном, не намерена терпеть дольше этого хамства, – и тут столкнулась взглядом с управляющим, который спокойно стоял, прислонившись спиной к двери. Человек ухмылялся и откровенно пялился на нее, прощупывая взглядом с головы до ног. Настя чуть не задохнулась от злости: как Николай мог такое допустить? Почему не отсылает этого Сергея прочь, не одергивает его? Она отвернулась и побежала вверх по лестнице, решив, что выскажет ему все, как только они останутся наедине.
   – Стой! – окрик Николая донесся до нее уже на площадке. – Повернись к нам лицом!
   Настя и не думала останавливаться, но от ужаса задрожали колени, и она едва смогла подняться только еще на две ступеньки.
   – Стоять!!! – Николай буквально задохнулся от крика. – Я сказал, стой спокойно, не дергайся!
   Настя окончательно потеряла контроль над собой – слезы брызнули из глаз. Она застыла с широко открытым от беспомощного возмущения ртом, боясь пошевелиться.
   – Повернись ко мне лицом.
   Настя безвольно повиновалась. Сквозь влажную пелену она видела, что человек у двери поменял позу, встав поудобнее и опершись плечом о косяк. Она снова попыталась бежать, подняться до конца наверх, но ноги уже не слушались. Настя с силой зажмурила глаза.
   – Спустись на площадку. Вот так. – Николай теперь говорил спокойнее. И голос его, казалось, вздрагивал от боли. – Теперь посмотри на меня.
   Веки ее открылись. Словно намокшие крылья бабочки вспорхнули тяжелые от слез ресницы. Настя посмотрела на Николая – как он велел – и утонула в бездонных карих глазах, в водовороте чувств: боли, злости, любви.
   – Пуговки расстегни на блузке. – Голос его звучал глухо.
   Сложив руки на груди, Николай словно гипнотизировал девушку взглядом. – Только не спеши, помедленней.
   Настя не могла оторвать глаз от его глубоких зрачков, она не видела перед собой ничего, кроме внутренней бури эмоций, которая захватила и ее. Глупые пальцы отделились от разума: дрожа и путаясь, они теребили гладкие пуговицы, которые охотно выскакивали из шелковых петель. Лицо ее стало белым как полотно, а руки упорно продолжали работу, отринув и разум, и волю. Пальцы добрались до последней пуговицы и примерзли к ней.
   – О-о-о! – Сергей издевательски ухмыльнулся и подался всем телом вперед.
   Николай бросил на него испепеляющий взгляд, но не произнес ни слова. Настя стояла в оцепенении, крупные капли катились по щекам и падали на блузку, оставляя после себя прозрачные полосы. Сергей что-то шепнул Николаю на ухо, тот болезненно поморщился, но кивнул.
   – Подними юбку, – он отдал приказ и отвел взгляд от Насти. Его глаза теперь сосредоточенно смотрели в пол. Человек у двери застыл в сладком напряжении.
   Настя, выпутавшись из паутины зрачков Николая, наконец сообразила, что делает. Ее пальцы оставили в покое края блузки, руки безвольно упали. Она вся сжалась, присела на корточки и, обхватив себя руками, отчаянно замотала головой. Сквозь глухие рыдания были слышны ее неразборчивые слова: «Нет, нет». Николай, испугавшись, подошел к ней, а управляющий отвернулся и с досадой сплюнул сквозь зубы. Николай с трудом поднял Настю с пола, разжал своими пальцами ее судорожно стиснутые руки и повел наверх.
   – Пойдем, – он обнял ее за талию. Ему пришлось не просто поддерживать Настю, он буквально тащил девушку на себе.
   Коридор второго этажа был похож на холл дорогого отеля:
   стены, увешанные репродукциями, задумчивое, неброское освещение и толстый ковролин на полу. Николай пинком распахнул одну из дверей и подхватил начавшую оседать на пол Настю на руки.
   В себя она пришла только в постели: нервный шок, сковавший разум, медленно отступал. Николай, склонившись над ней с намоченным холодной водой полотенцем в руках, сидел рядом. Как только Настя подняла на него глаза, он тут же отвел виноватый взгляд.
   – Теперь это твоя комната, – заискивающей скороговоркой затараторил он. Господи, как эти плебейские интонации на него не похожи! – Вот шкаф, туалетный столик, там дверь в ванную. Все необходимое есть. Очень удобно.
   Настя попыталась его прервать, но ее вдруг затрясло в истерике, маленькие кулачки бессмысленно заколотили по его твердой груди.
   – Не надо, – Николай попытался дотянуться ладонью до ее макушки и погладить, – ничего уже не изменишь.
   Настя отпрянула от его руки словно от змеи, нет… от склизкого подвижного клубка дождевых червей из утреннего сна – она вспомнила наконец, что именно ей снилось! Неужели сон был предостережением, которого она не сумела разгадать? Жестоким, въедливым предостережением от уже совершенных ошибок.
   – Малыш, – Николай поймал длинными пальцами ее влажные дрожащие кулачки и с тоской посмотрел девушке в глаза, – ты умная девочка. Не мне тебе объяснять, что рано или поздно за все в жизни приходится платить.
   Настя возмущенно вскинула брови и отняла свои руки. Она хотела выкрикнуть: «За что?! За свои чувства, за преданность?» Потом поняла, что и это тоже он имел в виду, а еще ее беззаботность, несамостоятельность, готовность, не задумываясь жить за чужой счет. Настя спрятала в ладонях лицо и разревелась. Ее трясло от тяжелых, изнутри разрывающих сердце слез и ледяного страха в груди.
   – Я б-б-боюсь, боюсь тебя, – только и смогла выдавить она.
   – Боишься?! – Глаза Николая стали бычьими, покраснели от злости. Он вскочил с кровати и начал расхаживать взад-вперед по комнате. Голос его задрожал от необъяснимой злобы. – Странно! Раньше была такая смелая – я же не вызывал у тебя никаких опасений. Ты толком не знала, чем я зарабатываю на жизнь, где живу, с кем, почему не хочу знакомиться с твоими родителями. Тебе было плевать, лишь бы я доводил тебя до самозабвения в постели и обеспечивал твою жизнь.
   – Н-нет! Нет! – слова ее тонули в потоке слез.
   – Да, Настенька, да! – Николай кричал. – Ты – милая славная девочка – оказалась жадной до секса и денег, как все остальные! Ты использовала меня – не без моей инициативы, конечно, – теперь мой черед.
   – О чем ты? Я т-тебе верила, я любила! – Настя говорила с лихорадочным жаром – ее трясло, а по всему телу от сердца расползалась навязчивая боль. Из всех возможных чувств осталось только отчаяние. Она уже не могла понять не только того, что творится вокруг, но даже и того, что сама ощущает. Ее мутило от испуга, от ненависти, но ей по-прежнему была невыносима мысль о потере самого дорогого и желанного в жизни – ее Николая.
   – Любила? Больше – нет?! – Он присел на край постели и посмотрел на девушку долгим пристальным взглядом. – Милая моя, еще и двух часов не прошло с тех пор, как ты обещала сделать для меня все, что угодно. И исключительно благодаря своей безумной любви. А теперь, когда мне понадобилось это самое «все», закатываешь истерики. Хочешь отставить?
   – Н-нет, – Настя, обессиленная, уронила голову на грудь, съежилась, как побитый щенок. Ее слова глухо прорывались сквозь слезы: – Но так нельзя! Что ты вытворяешь?! Я хочу знать, что произошло!
   – Успокойся, – он взял ее за руку и притянул к себе. Настя послушно, не соображая, что происходит, прижалась к нему, – просто пока ты не знаешь, во что мы с тобой с самого начала играем. Но ты обязательно поймешь, ты же умница.
   От темных жестковатых волос Николая пахло свежей травой и ветром, к этим запахам примешивался слабый терпкий аромат каких-то незнакомых, чуть слышных духов. Он дотронулся губами до ее шеи, едва коснулся мочки уха и нежно поцеловал в лоб. Она опустила голову на его плечо и закрыла глаза. А потом почувствовала, как боль отступает. Может быть, дело действительно в сложной игре, которую он затеял, а ей временно отвел тяжелую, но нужную роль. Вдруг она, Настя, понадобилась Николаю как приманка, а Сергей вовсе не управляющий, а его партнер по бизнесу? Такой партнер, которого нужно убрать с дороги. С помощью Насти. Но попросил бы по-человечески, объяснил все как есть! Ради любви Николая, ради того, чтобы прожить с ним всю жизнь, она бы наверняка согласилась!
   – А теперь ты будешь хорошей девочкой, ладно? – Николай погладил ее по шелковистым волосам. – Приди в себя, успокойся. Мне очень нужно, чтобы к вечеру ты хорошо выглядела и была полна сил. Обещаешь? Ради меня.
   Все ее предположения в одну секунду подтвердились. Но почему было заранее все не рассказать? Зачем попрекать деньгами и устраивать скандал, если нужна ее помощь?! Да, наверняка аморальная, гадкая, но ради его карьеры и своего женского счастья Настя готова на все.
   – Ах да, – продолжил Николай как ни в чем не бывало, – тут в шкафу замечательное вечернее платье. Все остальное в ванной комнате за этой дверью, о'кей?
   Настя приподняла голову, заглянула в его глаза – в них были обычные, так хорошо ей знакомые тепло и нежность.
   – Не знаю, – она осторожно дотронулась рукой до его щеки.
   – Еще кое-что – у нас будут гости, – Николай на ее «не знаю» внимания не обратил, – ужасно серьезные и важные люди. Постарайся понравиться им.
   Он помолчал некоторое время, потом тяжело вздохнул и слабо улыбнулся. Нежным поцелуем прикоснулся к ее губам и отстранился. Встал, оглянулся с какой-то особой нежностью, словно этот взгляд был последним перед долгой-долгой разлукой, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
   Настя чувствовала себя отвратительно. Неожиданный перелом в поведении Николая оказался для нее тяжелым, поразившим весь организм вирусом. Он отзывался тяжелой ломотой в теле и острой болью в висках. Картина собственной жизни, яркая и счастливая, разлеталась в труху. Получается все не так, как ей казалось, не по велению чувств: Николай считал каждую копейку, потраченную на нее, упрекает теперь своим временем, вниманием, деньгами. Боже, как унизительно! И что он затеял?
   Еще больше сбивали с толку привычные ласковые взгляды и нежность. Если он просто хочет ее помощи и поддержки в каком-то, пусть даже нелегальном, деле, неужели нельзя было этого объяснить, подготовить ее заранее?! Он же знает, что отказать она не сможет: слишком сильно, до потери разума, любит. Настя вытерла мокрые щеки краями блузки и встала.
   На ватных ногах подошла к окну: вид со второго этажа открывался красивый. Внутренний двор был весь усажен молоденькими яблонями и грушами. Дальнюю часть юного сада занимал ряд железных гаражей, аккуратно прижатых к черному боку заграждения. Из-за высокой стены ограды было плохо видно, однако, судя по всему, владения эти заканчивались прямо на обрыве – сразу за верхним краем стены виднелись только голубоватые воды реки. Противоположный берег был так далеко, что его силуэт едва вырисовывался за голубизной широких вод. Но день стоял на удивление погожий, и можно было разглядеть, что в отличие от крутых обрывов этой стороны противоположный берег пологий. Волга поражала широтой своего серебристого покрывала, волнуемого каждым порывом легкого летнего ветерка; она удивляла разительностью контраста: крутизной правого берега и ровностью левого. Настя долго смотрела на это непонятное смешение, созданное природой, и думала о Николае. Одно она знала точно – никогда он не будет для нее тем же, чем был до сегодняшнего дня. Но и забыть его, похоронить свои чувства она не сможет. Настей вдруг овладело полное безразличие к себе и своей судьбе: захотелось от всего отрешиться, плыть по течению – неважно, что будет хуже, пусть бросает то на глинистые отвесные стены, то на желтый пляжный песок. Женщина потому и женщина, что должна подчиниться воле своего единственного мужчины. С природой не поспоришь.
   Она отвернулась. Какое-то время бессмысленно бродила из угла в угол, потом открыла дверь, на которую указывал Николай, и оказалась в просторной ванной комнате. Шум льющейся воды всегда успокаивал – Настя повернула вентиль крана и стала смотреть, как белоснежная емкость наполняется прозрачной голубизной.
   Через час на столике возле кровати зазвонил телефон.
   Мужской голос вежливо сообщил, что гости собрались и с нетерпением ждут появления хозяйки. Сил удивляться уже не было. Хорошо, пусть будет хозяйка – маленькая и глупая «хозяйка большого дома». Нужно будет просто потребовать побольше вина к ужину и надраться, чтобы не изводить себя мыслями о том, «как быть», «как разлюбить» и «почему все катится к чертям». Николаю плевать на ее чувства и состояние – ей не должно быть дела до его непонятных интересов. Да, ясно, что он собирается использовать ее, очевидно, что это нужно для карьеры, но пока он не объяснит все по-человечески, она и пальцем не пошевельнет. А если не объяснит? Она же по-прежнему хочет за него замуж, и, кажется, на любых условиях. А потому вынуждена будет помочь. Настя сама себя не узнавала – после того, что сегодня произошло, ее должно было тошнить от одного только слова «Николай»: он же сам доказал, что никакой он не «принц», а, значит, как и все вокруг, заслуживает безразличия. Но вместо этого она ощущала покорную безысходность и жалость к себе. И еще – неспособность разрубить этот гордиев узел, плюнуть на все и уйти. Да и куда ей сейчас? Она всего лишь за год попала в абсолютную зависимость от любимого мужчины: без него негде жить – вернуться к родителям и признать поражение невозможно, нечего есть, не на что одеваться и самое главное – некого любить. Все чувства и переживания наполнены только им. Если он уйдет, что останется ей, кроме болезненной, отрешенной от всего мира пустоты?
   Настя, все еще завернутая в банное полотенце, тяжело вздохнула и, сев перед зеркалом, начала приводить себя в порядок.
   Потом встала, открыла дверцу шкафа и извлекла оттуда платье. Едва взглянув на него, помимо воли улыбнулась и грустно подумала, что у человека с таким божественным вкусом не может быть черствого и злого сердца. Платье было чудесным. Белый рельефный, довольно тяжелый материал напоминал на ощупь парчу. Покрой поражал простотой и изысканностью: никаких лишних деталей, все великолепие – за счет изящества и правильности линий. Настя скинула влажное полотенце, сняла необыкновенный наряд с плечиков и, расстегнув «молнию» сзади, осторожно надела. Ткань была ласковой и приятной на ощупь, она нежно обнимала тело, словно успокаивая и усыпляя. Насте всегда нравилось так жестоко выбитое у нее сегодня из-под ног ощущение безмятежности и покоя. Она привыкла к нему. Сначала родители ограждали ее от всех проблем, потом Николай: Насте никогда ни о чем не приходилось волноваться. Все решали за нее. Она постояла, разглядывая себя в зеркале, охваченная теплом и негой, потом завела руки за спину и застегнула «молнию». Платье сидело великолепно, плотно обтягивая стройную фигуру и выгодно подчеркивая нежные линии бедер и груди. Настя ощущала себя в нем королевой.
   В шкафу она нашла еще и туфли, такие же новые и белоснежные, как платье. Только ни нижнего белья, ни чулок обнаружить не удалось. Ее собственные трусики явно не подходили: темно-синего цвета, они бы просвечивали сквозь белую ткань, а принести сумку с вещами из машины Коленька, конечно, не догадался. Настя почувствовала себя неловко. Но не успела она как следует обдумать, что же делать и стоит ли вообще спускаться вниз в таком виде, как в дверь постучали.
   – Да? – Настя вздрогнула от неожиданности.
   – Мне можно войти? – Голос Николая был совершенно чужим и отстраненным.
   – В чем дело? – Настя задала вопрос грубо, с раздражением. Ей была противна эта двуликость: сначала он приказывал и распоряжался, теперь пресмыкается и смиренно просит разрешения войти. Однако Николая ее резкий тон, судя по всему, не волновал ничуть.
   – Настя, нас ждут внизу. Прошу тебя, заканчивай со своими приготовлениями и спускайся. Надеюсь, ты нашла все, что нужно.
   – Нет! – Настя говорила, превозмогая головную боль. – Для нормальной человеческой уверенности в себе мне не хватает самой малости – трусиков и желательно лифчика!
   В ее голосе отчетливо прозвучали капризные нотки. Но Николай упорно не желал замечать Настиного недовольства.
   – Боже мой, солнышко, ты же не будешь ханжой и не испортишь нам важный вечер из-за отсутствия пары дурацких тряпочек. Ну, извини, забыл. Выходи, пожалуйста. Ты мне очень нужна!
   Для чего именно «нужна», Настя допытываться не стала. Голос любимого по-прежнему делал из нее преданного щенка. Еще раз взглянув на себя в зеркало, она провела расческой по волосам и отворила дверь.
   Вниз они спустились под руку: Николай услужливо предложил ей локоть, чтобы она в своих туфлях на высоченных каблуках не оступилась и не свалилась с лестницы. Настя судорожно вцепилась в его руку, боясь упасть. Голова все еще болела и немного кружилась.
   Настя огляделась и с трудом узнала холл, который видела совсем недавно. В дальнем углу появился массивный обеденный стол, рядом – шесть мягких стульев и большие бронзовые подсвечники, расставленные по двум противоположным углам. Неясный пляшущий свет множества свечей оставлял на стенах причудливо дрожащие тени. Окна оказались затянуты тяжелыми темными портьерами, электричество выключено.
   За столом уже сидели трое мужчин – все одетые в костюмы. Полумрак и прямые молчаливые фигуры за столом придавали обстановке схожесть с мрачной атмосферой средневекового замка. Николай подвел Настю к столу и начал знакомить с гостями.
   Мужчины галантно поднялись, и он представил их своей спутнице. Первый – Олег, высокий и худой, – выглядел лет на сорок. Второго Николай назвал Стасом. Этот был лет на десять моложе и оказался гораздо симпатичней. Его немного смущенный взгляд чем-то понравился Насте. Последнего Николай представил как Сергея Сергеевича. Настя подняла на него глаза и застыла, словно изваяние, – перед ней стоял «управляющий», который всего пару часов назад наблюдал за ее принудительным стриптизом и позорной истерикой. Она сделала над собой усилие, стараясь ничем не выдать внутреннего отвращения. На лице появилась болезненная гримаса. «Управляющий» в ответ и бровью не повел – он словно впервые ее видел и широко скалился, активно демонстрируя радость по поводу приятного знакомства. Сколько Настя ни пыталась убедить себя в том, что от страха ошиблась, ей это не удалось.
   Николай выдвинул для Насти стул, и вся мужская компания села, последовав ее примеру. Стол уже был накрыт. За гостями ухаживал Стае – разливал вино, подавал блюда, менял приборы. Вел он себя скованно и даже немного нервно, словно попал не в свою тарелку. О Насте все на время забыли, и она тихо сидела, размышляя о том, что ее сегодня ждет, и уткнувшись носом в тарелку с улитками. В отличие от первого, последнее занятие было вполне конструктивным – длинной, раздвоенной на конце спицей извлекать содержимое из раковины, придерживая ее специальными щипчиками. Есть ей совершенно не хотелось, и она складывала маленькие серовато-белые комочки на тарелку, каждый раз выдавливая на образовавшуюся горку сок из лежавшей на тарелке четвертинки лимона.
   – Настя, а почему вы все время молчите? – Стае посмотрел на нее внимательно и чуть виновато. – Вам не интересна тема разговора?
   – Простите, я не слышала, о чем речь, – Настя не ожидала, что с ней кто-то заговорит.
   – Ну, вообще-то… – он немного замялся, – вы образованная девушка, мне интересно ваше мнение. Стали бы вы покупать плакат Тулуз-Лотрека за семьдесят тысяч долларов?
   Настя чуть не поперхнулась от удивления. Как-то не ожидала она, что в этой компании принято изъясняться с такой уважительной почтительностью и в застольной беседе прицениваться к Лотреку.
   – Простите, не знаю. Мне не приходилось думать о подобных вещах. – Про себя она отметила, что ей, к счастью, вообще мало приходилось думать о ценах: раньше оберегали родители, готовя к успешному браку, потом заботился Николай. – Могу только сказать, что работы Лотрека мне нравятся, но пытаться оценить их я не в силах.
   – Понятно, – Стае нервно заерзал на стуле, – но если вам нравится, то это уже многое значит. А кого вы купили бы за любые деньги?
   Настя удивилась странному вопросу, но все же задумалась, превозмогая немного ослабевшую боль в висках. Только вот зачем он вообще об этом говорит?
   – Я не очень разбираюсь в живописи. Другое дело – литература, – Настя, благодаря постоянно опустошаемому бокалу с вином, уже понемногу начала забывать о своем страхе перед Сергеем Сергеевичем и осторожно отвечала на вопросы Стаса.
   – Понятно, – он робко улыбнулся, – вы любите стихи Бодлера?
   Настя удивленно вскинула брови.
   – Ас чего это Бодлер пользуется в вашем обществе такой популярностью? – сама того не замечая, она уже вполне расслабилась в разговоре со Стасом, который показался ей безобидным.
   – Что, Николай тоже о нем говорил?! – теперь пришла очередь Стаса удивиться. – Неужели мнит себя такой же тонкой и противоречивой натурой?
   Он неожиданно презрительно рассмеялся:
   – Настя, вы ему только не верьте, договорились?
   – Я не понимаю вас, – Настя разозлилась.
   – Боюсь, что очень скоро поймете. – Стае осторожно наклонился к Насте и продолжил: – Вы – прекрасная девушка. В вас такое редкое сочетание ума и красоты, такой искренний блеск наивности в глазах, что я даже не уверен, существуете ли вы на самом деле! Если вы согласитесь выслушать меня…
   – Прекратите, – Настя отодвинулась от него, – по-моему, вы забываетесь!
   – Простите, – Стае опустил голову, – извините меня. Но слова Стаса приятно подействовали на Настю – после того как Николай дал ей почувствовать себя полным ничтожеством, комплименты другого мужчины понемногу отогревали душу. Возвращали уверенность в себе. Еще лучше было то, что Николай мог все это слышать: пусть знает, какая она на самом деле и вообще, может, хотя бы начнет ревновать. Настя решила чуть-чуть пофлиртовать со Стасом, чтобы привлечь внимание Николая. Для того чтобы начать, не хватало только хорошего настроения и храбрости, которые, впрочем, легко можно было компенсировать вином. Напиваться она, конечно, не собиралась, но решила, что немного непринужденности ей не повредит.
   Николай внимательно наблюдал за их беседой, а Стае продолжал задавать Насте ничего не значащие вопросы, не забывая при этом угощать гостей и подливать в бокалы вино. Застолье постепенно стало более оживленным: мужчины разговаривали друг с другом, обсуждая какие-то дела, Настя шаг за шагом избавлялась от дрожи внутри и мерзкого чувства отчаяния. Единственным, что мешало ее настроению исправиться окончательно, было присутствие Сергея Сергеевича, на которого она то и дело поглядывала с опаской. Но он, совершенно поглощенный разговором, казалось, даже и не смотрел в ее сторону. Зато Николай все время косился на нее и на Стаса и казался крайне недовольным. И это обстоятельство не могло не радовать Настю.
   Ужин закончился, публика переместилась в соседнюю комнату, дверей в которую Настя поначалу даже и не заметила. Комната оказалась проходной – ее широкие стеклянные двери выходили в сад и сейчас были приоткрыты. Сквозь эту щель в комнату пробирался пряный, дышащий летним теплом воздух. Кожаный диван и пара кресел расположились вокруг журнального столика, на котором стоял поднос с маленькими чашками и изящным кофейником, источающим аромат свежесваренно-го кофе.