— Дорогая моя, — сказал он, — для меня ты выглядела точно так же. Какое-то мгновение. Ты отталкивала меня рукой, которой у тебя явно не было при рождении.
И так легко это могло случиться снова. Постоянное его присутствие, если не физическое, то потенциальное.
— Что это — проклятие? — спросила Энн. — Я имею в виду, что на нас уже лежит проклятие первородного греха; неужели это повторяется снова?
— Ты должна знать, ты помнишь, что видела. Его стигматы: мертвую искусственную руку, дженсеновские глаза и стальную челюсть.
«Символы его присутствия, — думал он. — Среди нас. Непрошеного. Не желаемого сознательно. И нет таинства, через которое мы могли бы пройти, чтобы очиститься; мы не можем заставить его с помощью наших осторожных, хитрых, испытанных временем кропотливых ритуалов, чтобы он ограничился специфическими проявлениями, такими, как хлеб и вода или хлеб и вино. Он везде, он распространяется во всех направлениях. Он заглядывает нам в глаза; он выглядывает из наших глаз».
— Это цена, которую мы должны заплатить. За наше желание познать Чуинг-Зет, — сказала Энн. — Это то же самое, что и яблоко с древа познания.
В голосе ее звучала горечь.
— Да, — согласился он, — но думаю, я ее уже заплатил. "Или был очень близок к этому, — подумал он. — То, что мы знали лишь в земной оболочке, пожелало, чтобы я заменил его в момент смерти; вместо Бога, принимающего смерть за людей, который имелся у нас когда-то, мы столкнулись — на какое-то мгновение — с высшим существом, которое требовало, чтобы мы умерли за него.
Можно ли из-за этого причислить его к силам зла? — думал он. — Верю ли я в аргументы, которые представил Норму Шайну? Ну что ж, это наверняка ставит его на низшую ступень по отношению к Тому, кто пришел к нам две тысячи лет назад. Кажется, это не что иное, как желание, как говорит Энн, существа, созданного из праха, достичь бессмертия. Мы все этого хотим, и все мы охотно принесли бы ради этого в жертву козла или ягненка. Жертва необходима. А стать ею никто не хочет. На этом основана вся наша жизнь. И это именно так".
— До свидания, — сказала Энн. — Я оставляю тебя одного; можешь сидеть в кабине экскаватора и докапываться до истины. Возможно, когда мы снова увидимся, оросительная система будет закончена.
Она еще раз улыбнулась ему и пошла в сторону своего барака.
Посмотрев ей вслед, он вскарабкался в кабину и запустил скрипевший, забитый песком механизм. Машина жалобно взвыла. «Счастливы те, кто спит», — подумал он. Для машины как раз прозвучали трубы Страшного Суда, к которому она еще не была готова.
Он выкопал около полумили канала, пока еще лишенного воды, когда обнаружил, что к нему подкрадывается какое-то марсианское животное. Он сразу же остановил экскаватор и выглянул наружу, пытаясь в лучах холодного марсианского солнца разглядеть, кто это.
Оно немного напоминало худого, изголодавшегося старика, стоящего на четвереньках, и Барни сообразил, что это наверняка тот самый шакал, о котором его постоянно предупреждали. Во всяком случае, кто бы это ни был, он, вероятно, не ел уже много дней и жадно глядел на него, держась на безопасном расстоянии. Внезапно он уловил чужие мысли. Он был прав. Это был шакал-телепат.
— Можно тебя съесть? — спросил шакал, тяжело дыша и с вожделением разевая пасть.
— Господи, только не это, — сказал Барни.
Он лихорадочно искал в кабине экскаватора какое-нибудь оружие; пальцы его сжались на рукоятке тяжелого гаечного ключа. Он недвусмысленным жестом показал его марсианскому хищнику; ключ и то, как он его держал, говорили сами за себя.
«Слезай с этой штуки, — с надеждой и отчаянием думал марсианский хищник. — Там мне до тебя не добраться».
Последняя мысль не предназначалась Барни, но, видимо, вырвалась невольно. Зверю явно не хватало хитрости.
«Я подожду, — думал он про себя. — В конце концов ему придется слезть».
Барни развернул экскаватор и двинулся обратно к бараку Чикен-Покс. Машина, с шипением и треском, двигалась удручающе медленно; казалось, она вот-вот сдохнет. Барни чувствовал, что не доедет до барака. "Может, зверь прав, — подумал он. — Придется слезть и достойно его встретить.
Меня пощадила наивысшая форма жизни, которая овладела Палмером Элдричем и появилась в нашей системе, — а теперь меня сожрет глупый зверь. Конец долгому бегству, — с горечью думал он. — Окончательное решение, которого еще пять минут назад, несмотря на свои способности к ясновидению, я не предвидел. Возможно, не хотел предвидеть…, как триумфально объявил бы доктор Смайл, окажись он здесь".
Экскаватор взвыл, затрясся и с болезненным стоном остановился; еще несколько секунд в нем теплилась жизнь, потом она прекратилась.
Несколько мгновений Барни молча сидел за пультом машины. Старый марсианский шакал сидел неподалеку, не спуская с него глаз.
— Ладно, — сказал ему Майерсон. — Иду.
Он выскочил из кабины, размахивая тяжелым ключом.
Зверь бросился на него.
В пяти футах от Барни он внезапно заскулил, свернул в сторону и промчался мимо. Барни обернулся, глядя на шакала.
«Нечистый, — думал зверь, остановившись на безопасном расстоянии и со страхом глядя на человека. — Ты нечистый», — с отвращением сообщил он.
«Нечистый, — подумал Барни. — Как это? Почему?»
«Просто нечистый, — мысленно ответил хищник. — Посмотри на себя. Я не могу тебя съесть; я бы заболел».
Зверь не двигался с места, глядя на него с разочарованием и отвращением. Он был испуган.
— Возможно, мы все для тебя нечистые, — сказал Барни. — Все земляне, чужие для этого мира. Все пришельцы.
— Нет, только ты, — угрюмо сказал зверь. — Взгляни только на — тьфу! — свою правую руку. С тобой что-то не в порядке. Как ты можешь так жить? Ты не можешь каким-то образом очиститься?
Барни не утруждал себя разглядыванием руки; в этом не было необходимости.
Спокойно, со всем достоинством, на которое был способен, он двинулся по рыхлому песку к своему бараку.
Ночью кто-то постучал в дверь.
— Эй, Майерсон. Открой.
Он надел халат и открыл дверь.
— Этот корабль опять прилетел, — возбужденно крикнул Норм Шайн, хватая его за рукав. — Ну, знаешь, тот, с людьми из «Чуинг-Зет». У тебя еще остались скины? Если так, то…
— Если они хотят меня видеть, — сказал Барни, высвобождая рукав, — им придется спуститься сюда. Можешь им так и передать.
Он закрыл дверь.
Норм ушел, громко топая.
Барни сел за стол, достал из ящика пачку земных сигарет и закурил; он сидел и размышлял, слыша наверху и вокруг топот ног соседей. «Как большие мыши, — подумал он, — почуявшие приманку».
Дверь его комнаты открылась. Барни, не поднимая глаз, продолжал рассматривать крышку стола, пепельницу, спички и пачку «Кэмела».
— Мистер Майерсон…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — ответил Барни. Войдя внутрь, Палмер Элдрич закрыл дверь, сел напротив Барни и сказал:
— Все верно, друг мой. Я отпустил тебя сразу же перед тем, как это произошло, перед тем как Лео выстрелил во второй раз. Это тщательно продуманное решение. У меня было достаточно времени, чтобы его принять; чуть больше трех столетий. Я не скажу тебе почему…
— Меня не волнует почему, — прервал его Барни. Он все еще не поднимал глаз.
— Ты не можешь смотреть на меня? — спросил Элдрич.
— Я нечистый, — сообщил Барни.
— КТО ТЕБЕ ЭТО СКАЗАЛ?
— Зверь в пустыне. Он никогда меня до этого не видел; он узнал об этом, когда подошел ближе.
«С расстояния в пять футов, — подумал он. — Этого хватило».
— Гм. Возможно, у него были свои причины…
— У него не было никаких причин. Собственно говоря, даже наоборот. Он был полуживой от голода и мечтал о том, чтобы меня съесть. Поэтому он говорил правду.
— Для примитивного разума нечистый и святой — это одно и то же, — сказал Элдрич. — Это просто табу. Ритуальное…
— О, черт побери, — со злостью сказал Барни. — Он говорил правду, и ты прекрасно об этом знаешь. Я жив и не умру на том корабле, но я осквернен.
— Мной? — Подумай — и поймешь.
Помолчав, Палмер Элдрич пожал плечами:
— Ладно. Меня изгнали из одной планетной системы…, не буду говорить, из какой, поскольку это не имеет значения, — тогда я вселился в сумасшедшего, желающего быстро разбогатеть представителя вашего вида. Небольшая часть меня перешла и в тебя. Однако лишь небольшая. Постепенно, с течением времени ты от меня избавишься. Другие колонисты ничего не заметят, поскольку это затронуло и их; это произошло, когда они приняли средство, которое я им дал.
— Мне хотелось бы знать, — сказал Барни, — чего ты намеревался достичь, снабжая нас Чуинг-Зет.
— Вечности, — спокойно ответило сидевшее напротив него существо.
Барни поднял глаза.
— Размножение?
— Да, единственным доступным мне способом. Охваченный отвращением, Барни сказал:
— Боже мой. Мы все оказались бы твоими детьми.
— Теперь уже не о чем беспокоиться, — сказало существо и весело, совсем по-человечески, рассмеялось. — Занимайся своим огородом, копай оросительную систему. Я, честно говоря, с нетерпением жду смерти и буду рад, когда Лео Булеро сделает то, о чем сейчас думает…, что запланирует сейчас, когда ты отказался принять токсин, отравляющий мозг. Во всяком случае, я желаю тебе счастья здесь, на Марсе; мне бы такая жизнь вполне подошла, но что делать…, не вышло.
Элдрич встал, — Ты мог бы вернуться в прежнее состояние, — сказал Барни. — Вернуть себе тот облик, в котором пребывал, до встречи с Элдричем. Тебе незачем торчать здесь, в его теле, когда Лео откроет огонь по твоему кораблю.
— Мог бы? — насмешливо сказал тот. — Возможно, тогда меня ожидало бы нечто худшее. Ты не можешь этого понять; ты — существо, жизнь которого относительно коротка, а короткая жизнь означает намного меньше… — он замолчал, задумавшись.
— Не говори, — сказал Барни, — я не хочу этого знать.
Когда он снова поднял глаза, Палмера Элдрича уже не было.
Он закурил следующую сигарету.
"Что за болото, — подумал он. — Значит, так мы реагируем, когда, наконец, встречаем в Галактике другое разумное существо. И ведет оно себя так же глупо, как и мы, а со многих точек зрения и намного хуже. И этого никак не изменить. Уже не изменить.
А Лео хотел бороться с Элдричем с помощью этого токсина.
Забавно.
И вот он я, не сделавший того, что должен был сделать, чтобы помочь суду. Физически и психически нечистый.
Может, Энн сумеет что-то для меня сделать, — вдруг пришло ему в голову. — Может, существует какой-то способ вернуться в предыдущее состояние — прежде чем нынешнее станет постоянным". Он пытался что-то вспомнить, но он так мало знал о неохристианстве. Во всяком случае, стоило попытаться; всегда есть какая-то надежда, а в предстоящие годы она ему понадобится.
Тем не менее существо, обитающее в глубинах космоса, а теперь принявшее облик Палмера Элдрича, в определенной степени было подобно Богу. А если даже оно и не было Им, решил Барни, то, во всяком случае, являлось частью Его творения. Так что часть ответственности лежала и на Нем.
Только как заставить Его признать это? Это могло оказаться значительно более трудной задачей.
И все же стоило поговорить с Энн Хоуторн; она могла знать какой-нибудь способ, чтобы этого добиться.
Хотя вряд ли. У него было ужасное предчувствие: простое, легко облекаемое в слова, относящееся к нему самому и ко всем остальным, ко всей сложившейся ситуации.
Есть такая вещь, как спасение души. Однако…
Не для всех.
— Он постоянно путешествует между Венерой и другими планетами, а также своими владениями на Луне, — подытожил Феликс Блау. — А мы знаем, как легко уничтожить корабль, летящий в пустоте; даже небольшая дырочка…
Он проиллюстрировал свои слова жестом.
— Нам потребуется поддержка ООН, — угрюмо проговорил Лео.
Ему и его организации разрешалось иметь только пистолеты. Никаких вооруженных кораблей.
— У меня есть некоторые данные, которые могут пригодиться, — сказал Феликс, копаясь в своем дипломате. — Как ты, наверное, знаешь, наши люди в ООН имеют доступ в кабинет Хепберн-Гилберта. Мы не можем заставить его что-либо сделать, но, по крайней мере, можем это обсудить.
Он достал какой-то документ.
— Наш Генеральный секретарь обеспокоен постоянным появлением Палмера Элдрича во время каждого из так называемых перевоплощений, вызванных употреблением Чуинг-Зет. И он достаточно умен, чтобы правильно интерпретировать этот факт. Так что, если это будет повторяться, Хепберн-Гилберт, несомненно, окажется более склонным к сотрудничеству, по крайней мере, тихому…
— Позволь тебя кое о чем спросить, — прервал его Лео. — С каких пор у тебя искусственная рука?
Взглянув, Феликс удивленно хмыкнул. Потом, посмотрев на Лео Булеро, сказал:
— И у тебя тоже. Кроме того, у тебя что-то не в порядке с зубами; открой рот, давай посмотрим.
Лео без слов встал с кресла и пошел в туалет, чтобы взглянуть на себя в большое зеркало.
Не оставалось никаких сомнений; даже глаза. Смирившись, он вернулся на свое место. Некоторое время оба молчали; Феликс механическими движениями листал документы — о Боже, думал Лео, действительно механическими! — а его клиент попеременно смотрел то на него, то на усыпанную звездами пустоту межпланетного пространства.
Наконец, Феликс сказал:
— В первый момент человек глупеет, верно?
— Да, — хрипло согласился Лео. — И что теперь? Что будем делать?
— Примем как должное, — ответил Феликс. Он пристально разглядывал людей, сидевших по другую сторону прохода. Лео тоже посмотрел и тоже увидел. Та же деформированная челюсть. Та же блестящая металлическая правая рука, одна — держащая газету, другая — книгу, третья — нетерпеливо постукивающая пальцами. Все одинаковые, во всех креслах, до самой кабины пилотов. «И там наверняка тоже», — понял Лео. Все.
— Однако я все-таки не совсем понимаю, что это значит, — беспомощно сказал Лео. — Значит, мы…, ну, ты знаешь. Под влиянием этого ужасного наркотика и…
Он безнадежно махнул рукой.
— И мы оба сошли с ума, да?
— Ты принимал Чуинг-Зет? — спросил его Феликс.
— Нет. Со времени той инъекции на Луне — нет.
— Я тоже нет, — сказал Блау. — Совсем. Значит, оно распространяется. Даже без употребления наркотика. Он везде; вернее, оно везде. Великолепно, Хепберн-Гилберту придется пересмотреть свою позицию. Ему придется взглянуть фактам в лицо. Думаю, Палмер Элдрич совершил ошибку; он слишком далеко зашел.
— Наверно, он не смог удержаться, — сказал Лео. "Возможно, эта проклятая тварь ведет себя как протоплазма; она должна поглощать все вокруг себя и разрастаться…, инстинктивно расти и расти. Пока ее не уничтожат, — думал он. — И это должны сделать мы, в особенности я — Хомо сапиенс эвольвенс. Я — человек будущего. Если только ООН нам поможет.
Я — Спаситель новой расы", — подумал он.
Он думал о том, достигла ли уже эта зараза Земли… Цивилизация Палмеров Элдричей: седых, худых, сгорбленных и необычно высоких, и каждый с искусственной рукой, стальными зубами и электронными глазами. Выглядело не слишком приятно. Он, Спаситель, содрогнулся, представив себе подобную картину.
"А если ржа затронет и наш разум? — задавал он себе вопрос. — Не только внешний облик, но и мозг… Что тогда станется с моим планом — убить эту тварь?
Уверен, это нереально, — подумал он. — Наверняка прав я, а не Феликс; я все еще нахожусь под действием первой дозы — я так и не пришел в себя, такова правда". Эта мысль принесла ему облегчение; все еще существовала настоящая, нетронутая Земля, лишь он один пострадал. Не важно, насколько подлинными могли казаться сидевший рядом Феликс, корабль и воспоминания о визите на Марс и разговоре с Барни Майерсоном.
— Эй, Феликс, — сказал он, толкнув его локтем. — Я призрак. Понимаешь? Это мой собственный мир. Естественно, я не могу этого доказать, но…
— Мне очень жаль, но ты ошибаешься, — лаконично ответил Феликс.
— А, перестань! В конце концов я проснусь, когда этот паршивый наркотик перестанет действовать. Я буду пить много жидкости, чтобы быстрее вымыть его из организма.
Он махнул рукой.
— Стюардесса! — крикнул он. — Дайте нам выпить. Для меня бурбон с содовой.
Он вопросительно посмотрел на Феликса.
— Мне тоже, — буркнул тот. — Только с кусочком льда. Однако много льда не кладите, когда он тает, портится вкус. Вскоре стюардесса вернулась с подносом.
— Вам со льдом? — спросила она Феликса.
Это была симпатичная блондинка с зелеными, блестевшими как драгоценные камни, глазами, а когда она наклонилась, Лео заметил ее безупречной формы грудь. Лео с интересом посмотрел на девушку. Однако деформированная челюсть портила все впечатление. Он почувствовал себя обманутым, обокраденным. Он вдруг заметил, что исчезают и глаза за длинными ресницами. Они превратились в… Он отвернулся, разочарованный и подавленный, и больше не смотрел на нее, пока девушка не ушла. Он осознал, что в отношении женщин эту перемену будет особенно трудно перенести; в частности, он без особого удовольствия думал об очередной встрече с Рони Фьюгейт.
— Видел? — спросил Феликс.
— Да, и это доказывает, что мы должны действовать быстро, — сказал Лео. — Сразу же, как только приземлимся в Нью-Йорке, нужно разыскать это ничтожество, Хепберн-Гилберта.
— Зачем?
Лео внимательно посмотрел на него и показал на искусственные блестящие пальцы, в которых Феликс держал бокал.
— Собственно, я ими доволен, — ответил Феликс.
"Я тоже так думал, — подумал Лео. — Именно этого я и ожидал. Однако я все еще верю, что доберусь до тебя; если не на этой неделе, то на следующей. Если не в этом месяце, то когда-нибудь. Я знаю; я уже знаю себя и знаю, на что способен. Все зависит от меня. И очень хорошо. Я в достаточной степени заглянул в будущее, чтобы никогда не сдаваться, даже если буду единственным, кто не сдался, кто продолжает вести прежний, доэлдричевский образ жизни. Ни на что иное, кроме веры в собственную силу, я не могу опереться, чтобы победить. Так что в некотором смысле это не я, это нечто внутри меня, до чего даже Палмер Элдрич не в состоянии добраться и поглотить, поскольку это не есть часть меня и не может быть мною утрачено. Я чувствую, как оно растет. Противостоя внешним, несущественным изменениям, таким, как рука, глаза и зубы, оно свободно от всех стигматов зла, которые Палмер Элдрич привез с Проксимы: отчуждения, отрыва от действительности и отчаяния.
Мы уже жили тысячи лет под гнетом древнего проклятия, — думал он, — которое частично уничтожило нашу святость, источник которой был намного могущественнее, чем Элдрич. А если и оно не в состоянии полностью лишить нас души, то что же еще способно на это? Неужели оно собирается довершить начатое? Если оно пожелает…, если Палмер Элдрич верит, что для этого он здесь, — он ошибается. Поскольку этой силой я был наделен, не зная об этом…, и даже то древнее проклятие не смогло меня ее лишить. Ну так что же?
Об этом говорит мой эволюционировавший разум, — подумал он. — Э-Терапия не прошла даром. Возможно, с некоторой точки зрения я не буду жить так долго, как Палмер Элдрич, но с другой — значительно дольше; я прожил сто тысяч лет ускоренной эволюции и стал очень мудрым — это окупилось. Теперь для меня все ясно. А на курортах Антарктики я найду других, подобных мне; мы создадим гильдию Спасителей, спасающих остальное человечество".
— Эй, Блау, — сказал он, толкнув Феликса искусственным локтем. — Я ваш потомок. Элдрич прибыл сюда из другого пространства, а я из другого времени. Понимаешь?
— Угу, — буркнул Феликс Блау.
— Посмотри на мой череп, высокий лоб; я шароголовый, верно? А этот гребень; не только на макушке, но и на всей голове. Так что в моем случае терапия действительно дала результаты. Поэтому пока не сдавайтесь. Верьте в меня.
— Хорошо, Лео.
— Держись рядом. Ты понадобишься мне. Возможно, я буду смотреть на тебя парой люксвидовых искусственных дженсеновских глаз, но я все еще буду там, внутри. Хорошо?
— Хорошо, — ответил Феликс Блау. — Хорошо, Лео.
— «Лео»? Как ты можешь продолжать называть меня Лео? Выпрямившись в кресле, изо всех сил стиснув подлокотники, Феликс Блау умоляюще посмотрел на него:
— Подумай, Лео. Ради Бога, подумай.
— Ну да, — внезапно протрезвев, кивнул Лео. — Извини. Это пройдет. Я знаю, что ты имеешь в виду; я знаю, чего ты боишься. Однако это ничего не значит.
Потом он добавил:
— Я буду думать, как ты говоришь. Я не забуду.
Он торжественно кивнул в знак обещания.
Корабль мчался вперед, все ближе и ближе к Земле.
И так легко это могло случиться снова. Постоянное его присутствие, если не физическое, то потенциальное.
— Что это — проклятие? — спросила Энн. — Я имею в виду, что на нас уже лежит проклятие первородного греха; неужели это повторяется снова?
— Ты должна знать, ты помнишь, что видела. Его стигматы: мертвую искусственную руку, дженсеновские глаза и стальную челюсть.
«Символы его присутствия, — думал он. — Среди нас. Непрошеного. Не желаемого сознательно. И нет таинства, через которое мы могли бы пройти, чтобы очиститься; мы не можем заставить его с помощью наших осторожных, хитрых, испытанных временем кропотливых ритуалов, чтобы он ограничился специфическими проявлениями, такими, как хлеб и вода или хлеб и вино. Он везде, он распространяется во всех направлениях. Он заглядывает нам в глаза; он выглядывает из наших глаз».
— Это цена, которую мы должны заплатить. За наше желание познать Чуинг-Зет, — сказала Энн. — Это то же самое, что и яблоко с древа познания.
В голосе ее звучала горечь.
— Да, — согласился он, — но думаю, я ее уже заплатил. "Или был очень близок к этому, — подумал он. — То, что мы знали лишь в земной оболочке, пожелало, чтобы я заменил его в момент смерти; вместо Бога, принимающего смерть за людей, который имелся у нас когда-то, мы столкнулись — на какое-то мгновение — с высшим существом, которое требовало, чтобы мы умерли за него.
Можно ли из-за этого причислить его к силам зла? — думал он. — Верю ли я в аргументы, которые представил Норму Шайну? Ну что ж, это наверняка ставит его на низшую ступень по отношению к Тому, кто пришел к нам две тысячи лет назад. Кажется, это не что иное, как желание, как говорит Энн, существа, созданного из праха, достичь бессмертия. Мы все этого хотим, и все мы охотно принесли бы ради этого в жертву козла или ягненка. Жертва необходима. А стать ею никто не хочет. На этом основана вся наша жизнь. И это именно так".
— До свидания, — сказала Энн. — Я оставляю тебя одного; можешь сидеть в кабине экскаватора и докапываться до истины. Возможно, когда мы снова увидимся, оросительная система будет закончена.
Она еще раз улыбнулась ему и пошла в сторону своего барака.
Посмотрев ей вслед, он вскарабкался в кабину и запустил скрипевший, забитый песком механизм. Машина жалобно взвыла. «Счастливы те, кто спит», — подумал он. Для машины как раз прозвучали трубы Страшного Суда, к которому она еще не была готова.
Он выкопал около полумили канала, пока еще лишенного воды, когда обнаружил, что к нему подкрадывается какое-то марсианское животное. Он сразу же остановил экскаватор и выглянул наружу, пытаясь в лучах холодного марсианского солнца разглядеть, кто это.
Оно немного напоминало худого, изголодавшегося старика, стоящего на четвереньках, и Барни сообразил, что это наверняка тот самый шакал, о котором его постоянно предупреждали. Во всяком случае, кто бы это ни был, он, вероятно, не ел уже много дней и жадно глядел на него, держась на безопасном расстоянии. Внезапно он уловил чужие мысли. Он был прав. Это был шакал-телепат.
— Можно тебя съесть? — спросил шакал, тяжело дыша и с вожделением разевая пасть.
— Господи, только не это, — сказал Барни.
Он лихорадочно искал в кабине экскаватора какое-нибудь оружие; пальцы его сжались на рукоятке тяжелого гаечного ключа. Он недвусмысленным жестом показал его марсианскому хищнику; ключ и то, как он его держал, говорили сами за себя.
«Слезай с этой штуки, — с надеждой и отчаянием думал марсианский хищник. — Там мне до тебя не добраться».
Последняя мысль не предназначалась Барни, но, видимо, вырвалась невольно. Зверю явно не хватало хитрости.
«Я подожду, — думал он про себя. — В конце концов ему придется слезть».
Барни развернул экскаватор и двинулся обратно к бараку Чикен-Покс. Машина, с шипением и треском, двигалась удручающе медленно; казалось, она вот-вот сдохнет. Барни чувствовал, что не доедет до барака. "Может, зверь прав, — подумал он. — Придется слезть и достойно его встретить.
Меня пощадила наивысшая форма жизни, которая овладела Палмером Элдричем и появилась в нашей системе, — а теперь меня сожрет глупый зверь. Конец долгому бегству, — с горечью думал он. — Окончательное решение, которого еще пять минут назад, несмотря на свои способности к ясновидению, я не предвидел. Возможно, не хотел предвидеть…, как триумфально объявил бы доктор Смайл, окажись он здесь".
Экскаватор взвыл, затрясся и с болезненным стоном остановился; еще несколько секунд в нем теплилась жизнь, потом она прекратилась.
Несколько мгновений Барни молча сидел за пультом машины. Старый марсианский шакал сидел неподалеку, не спуская с него глаз.
— Ладно, — сказал ему Майерсон. — Иду.
Он выскочил из кабины, размахивая тяжелым ключом.
Зверь бросился на него.
В пяти футах от Барни он внезапно заскулил, свернул в сторону и промчался мимо. Барни обернулся, глядя на шакала.
«Нечистый, — думал зверь, остановившись на безопасном расстоянии и со страхом глядя на человека. — Ты нечистый», — с отвращением сообщил он.
«Нечистый, — подумал Барни. — Как это? Почему?»
«Просто нечистый, — мысленно ответил хищник. — Посмотри на себя. Я не могу тебя съесть; я бы заболел».
Зверь не двигался с места, глядя на него с разочарованием и отвращением. Он был испуган.
— Возможно, мы все для тебя нечистые, — сказал Барни. — Все земляне, чужие для этого мира. Все пришельцы.
— Нет, только ты, — угрюмо сказал зверь. — Взгляни только на — тьфу! — свою правую руку. С тобой что-то не в порядке. Как ты можешь так жить? Ты не можешь каким-то образом очиститься?
Барни не утруждал себя разглядыванием руки; в этом не было необходимости.
Спокойно, со всем достоинством, на которое был способен, он двинулся по рыхлому песку к своему бараку.
Ночью кто-то постучал в дверь.
— Эй, Майерсон. Открой.
Он надел халат и открыл дверь.
— Этот корабль опять прилетел, — возбужденно крикнул Норм Шайн, хватая его за рукав. — Ну, знаешь, тот, с людьми из «Чуинг-Зет». У тебя еще остались скины? Если так, то…
— Если они хотят меня видеть, — сказал Барни, высвобождая рукав, — им придется спуститься сюда. Можешь им так и передать.
Он закрыл дверь.
Норм ушел, громко топая.
Барни сел за стол, достал из ящика пачку земных сигарет и закурил; он сидел и размышлял, слыша наверху и вокруг топот ног соседей. «Как большие мыши, — подумал он, — почуявшие приманку».
Дверь его комнаты открылась. Барни, не поднимая глаз, продолжал рассматривать крышку стола, пепельницу, спички и пачку «Кэмела».
— Мистер Майерсон…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — ответил Барни. Войдя внутрь, Палмер Элдрич закрыл дверь, сел напротив Барни и сказал:
— Все верно, друг мой. Я отпустил тебя сразу же перед тем, как это произошло, перед тем как Лео выстрелил во второй раз. Это тщательно продуманное решение. У меня было достаточно времени, чтобы его принять; чуть больше трех столетий. Я не скажу тебе почему…
— Меня не волнует почему, — прервал его Барни. Он все еще не поднимал глаз.
— Ты не можешь смотреть на меня? — спросил Элдрич.
— Я нечистый, — сообщил Барни.
— КТО ТЕБЕ ЭТО СКАЗАЛ?
— Зверь в пустыне. Он никогда меня до этого не видел; он узнал об этом, когда подошел ближе.
«С расстояния в пять футов, — подумал он. — Этого хватило».
— Гм. Возможно, у него были свои причины…
— У него не было никаких причин. Собственно говоря, даже наоборот. Он был полуживой от голода и мечтал о том, чтобы меня съесть. Поэтому он говорил правду.
— Для примитивного разума нечистый и святой — это одно и то же, — сказал Элдрич. — Это просто табу. Ритуальное…
— О, черт побери, — со злостью сказал Барни. — Он говорил правду, и ты прекрасно об этом знаешь. Я жив и не умру на том корабле, но я осквернен.
— Мной? — Подумай — и поймешь.
Помолчав, Палмер Элдрич пожал плечами:
— Ладно. Меня изгнали из одной планетной системы…, не буду говорить, из какой, поскольку это не имеет значения, — тогда я вселился в сумасшедшего, желающего быстро разбогатеть представителя вашего вида. Небольшая часть меня перешла и в тебя. Однако лишь небольшая. Постепенно, с течением времени ты от меня избавишься. Другие колонисты ничего не заметят, поскольку это затронуло и их; это произошло, когда они приняли средство, которое я им дал.
— Мне хотелось бы знать, — сказал Барни, — чего ты намеревался достичь, снабжая нас Чуинг-Зет.
— Вечности, — спокойно ответило сидевшее напротив него существо.
Барни поднял глаза.
— Размножение?
— Да, единственным доступным мне способом. Охваченный отвращением, Барни сказал:
— Боже мой. Мы все оказались бы твоими детьми.
— Теперь уже не о чем беспокоиться, — сказало существо и весело, совсем по-человечески, рассмеялось. — Занимайся своим огородом, копай оросительную систему. Я, честно говоря, с нетерпением жду смерти и буду рад, когда Лео Булеро сделает то, о чем сейчас думает…, что запланирует сейчас, когда ты отказался принять токсин, отравляющий мозг. Во всяком случае, я желаю тебе счастья здесь, на Марсе; мне бы такая жизнь вполне подошла, но что делать…, не вышло.
Элдрич встал, — Ты мог бы вернуться в прежнее состояние, — сказал Барни. — Вернуть себе тот облик, в котором пребывал, до встречи с Элдричем. Тебе незачем торчать здесь, в его теле, когда Лео откроет огонь по твоему кораблю.
— Мог бы? — насмешливо сказал тот. — Возможно, тогда меня ожидало бы нечто худшее. Ты не можешь этого понять; ты — существо, жизнь которого относительно коротка, а короткая жизнь означает намного меньше… — он замолчал, задумавшись.
— Не говори, — сказал Барни, — я не хочу этого знать.
Когда он снова поднял глаза, Палмера Элдрича уже не было.
Он закурил следующую сигарету.
"Что за болото, — подумал он. — Значит, так мы реагируем, когда, наконец, встречаем в Галактике другое разумное существо. И ведет оно себя так же глупо, как и мы, а со многих точек зрения и намного хуже. И этого никак не изменить. Уже не изменить.
А Лео хотел бороться с Элдричем с помощью этого токсина.
Забавно.
И вот он я, не сделавший того, что должен был сделать, чтобы помочь суду. Физически и психически нечистый.
Может, Энн сумеет что-то для меня сделать, — вдруг пришло ему в голову. — Может, существует какой-то способ вернуться в предыдущее состояние — прежде чем нынешнее станет постоянным". Он пытался что-то вспомнить, но он так мало знал о неохристианстве. Во всяком случае, стоило попытаться; всегда есть какая-то надежда, а в предстоящие годы она ему понадобится.
Тем не менее существо, обитающее в глубинах космоса, а теперь принявшее облик Палмера Элдрича, в определенной степени было подобно Богу. А если даже оно и не было Им, решил Барни, то, во всяком случае, являлось частью Его творения. Так что часть ответственности лежала и на Нем.
Только как заставить Его признать это? Это могло оказаться значительно более трудной задачей.
И все же стоило поговорить с Энн Хоуторн; она могла знать какой-нибудь способ, чтобы этого добиться.
Хотя вряд ли. У него было ужасное предчувствие: простое, легко облекаемое в слова, относящееся к нему самому и ко всем остальным, ко всей сложившейся ситуации.
Есть такая вещь, как спасение души. Однако…
Не для всех.
***
Возвращаясь на Землю из закончившегося неудачей полета на Марс, Лео Булеро постоянно совещался с сопрождавшим его Феликсом Блау. Наконец они поняли, что нужно делать.— Он постоянно путешествует между Венерой и другими планетами, а также своими владениями на Луне, — подытожил Феликс Блау. — А мы знаем, как легко уничтожить корабль, летящий в пустоте; даже небольшая дырочка…
Он проиллюстрировал свои слова жестом.
— Нам потребуется поддержка ООН, — угрюмо проговорил Лео.
Ему и его организации разрешалось иметь только пистолеты. Никаких вооруженных кораблей.
— У меня есть некоторые данные, которые могут пригодиться, — сказал Феликс, копаясь в своем дипломате. — Как ты, наверное, знаешь, наши люди в ООН имеют доступ в кабинет Хепберн-Гилберта. Мы не можем заставить его что-либо сделать, но, по крайней мере, можем это обсудить.
Он достал какой-то документ.
— Наш Генеральный секретарь обеспокоен постоянным появлением Палмера Элдрича во время каждого из так называемых перевоплощений, вызванных употреблением Чуинг-Зет. И он достаточно умен, чтобы правильно интерпретировать этот факт. Так что, если это будет повторяться, Хепберн-Гилберт, несомненно, окажется более склонным к сотрудничеству, по крайней мере, тихому…
— Позволь тебя кое о чем спросить, — прервал его Лео. — С каких пор у тебя искусственная рука?
Взглянув, Феликс удивленно хмыкнул. Потом, посмотрев на Лео Булеро, сказал:
— И у тебя тоже. Кроме того, у тебя что-то не в порядке с зубами; открой рот, давай посмотрим.
Лео без слов встал с кресла и пошел в туалет, чтобы взглянуть на себя в большое зеркало.
Не оставалось никаких сомнений; даже глаза. Смирившись, он вернулся на свое место. Некоторое время оба молчали; Феликс механическими движениями листал документы — о Боже, думал Лео, действительно механическими! — а его клиент попеременно смотрел то на него, то на усыпанную звездами пустоту межпланетного пространства.
Наконец, Феликс сказал:
— В первый момент человек глупеет, верно?
— Да, — хрипло согласился Лео. — И что теперь? Что будем делать?
— Примем как должное, — ответил Феликс. Он пристально разглядывал людей, сидевших по другую сторону прохода. Лео тоже посмотрел и тоже увидел. Та же деформированная челюсть. Та же блестящая металлическая правая рука, одна — держащая газету, другая — книгу, третья — нетерпеливо постукивающая пальцами. Все одинаковые, во всех креслах, до самой кабины пилотов. «И там наверняка тоже», — понял Лео. Все.
— Однако я все-таки не совсем понимаю, что это значит, — беспомощно сказал Лео. — Значит, мы…, ну, ты знаешь. Под влиянием этого ужасного наркотика и…
Он безнадежно махнул рукой.
— И мы оба сошли с ума, да?
— Ты принимал Чуинг-Зет? — спросил его Феликс.
— Нет. Со времени той инъекции на Луне — нет.
— Я тоже нет, — сказал Блау. — Совсем. Значит, оно распространяется. Даже без употребления наркотика. Он везде; вернее, оно везде. Великолепно, Хепберн-Гилберту придется пересмотреть свою позицию. Ему придется взглянуть фактам в лицо. Думаю, Палмер Элдрич совершил ошибку; он слишком далеко зашел.
— Наверно, он не смог удержаться, — сказал Лео. "Возможно, эта проклятая тварь ведет себя как протоплазма; она должна поглощать все вокруг себя и разрастаться…, инстинктивно расти и расти. Пока ее не уничтожат, — думал он. — И это должны сделать мы, в особенности я — Хомо сапиенс эвольвенс. Я — человек будущего. Если только ООН нам поможет.
Я — Спаситель новой расы", — подумал он.
Он думал о том, достигла ли уже эта зараза Земли… Цивилизация Палмеров Элдричей: седых, худых, сгорбленных и необычно высоких, и каждый с искусственной рукой, стальными зубами и электронными глазами. Выглядело не слишком приятно. Он, Спаситель, содрогнулся, представив себе подобную картину.
"А если ржа затронет и наш разум? — задавал он себе вопрос. — Не только внешний облик, но и мозг… Что тогда станется с моим планом — убить эту тварь?
Уверен, это нереально, — подумал он. — Наверняка прав я, а не Феликс; я все еще нахожусь под действием первой дозы — я так и не пришел в себя, такова правда". Эта мысль принесла ему облегчение; все еще существовала настоящая, нетронутая Земля, лишь он один пострадал. Не важно, насколько подлинными могли казаться сидевший рядом Феликс, корабль и воспоминания о визите на Марс и разговоре с Барни Майерсоном.
— Эй, Феликс, — сказал он, толкнув его локтем. — Я призрак. Понимаешь? Это мой собственный мир. Естественно, я не могу этого доказать, но…
— Мне очень жаль, но ты ошибаешься, — лаконично ответил Феликс.
— А, перестань! В конце концов я проснусь, когда этот паршивый наркотик перестанет действовать. Я буду пить много жидкости, чтобы быстрее вымыть его из организма.
Он махнул рукой.
— Стюардесса! — крикнул он. — Дайте нам выпить. Для меня бурбон с содовой.
Он вопросительно посмотрел на Феликса.
— Мне тоже, — буркнул тот. — Только с кусочком льда. Однако много льда не кладите, когда он тает, портится вкус. Вскоре стюардесса вернулась с подносом.
— Вам со льдом? — спросила она Феликса.
Это была симпатичная блондинка с зелеными, блестевшими как драгоценные камни, глазами, а когда она наклонилась, Лео заметил ее безупречной формы грудь. Лео с интересом посмотрел на девушку. Однако деформированная челюсть портила все впечатление. Он почувствовал себя обманутым, обокраденным. Он вдруг заметил, что исчезают и глаза за длинными ресницами. Они превратились в… Он отвернулся, разочарованный и подавленный, и больше не смотрел на нее, пока девушка не ушла. Он осознал, что в отношении женщин эту перемену будет особенно трудно перенести; в частности, он без особого удовольствия думал об очередной встрече с Рони Фьюгейт.
— Видел? — спросил Феликс.
— Да, и это доказывает, что мы должны действовать быстро, — сказал Лео. — Сразу же, как только приземлимся в Нью-Йорке, нужно разыскать это ничтожество, Хепберн-Гилберта.
— Зачем?
Лео внимательно посмотрел на него и показал на искусственные блестящие пальцы, в которых Феликс держал бокал.
— Собственно, я ими доволен, — ответил Феликс.
"Я тоже так думал, — подумал Лео. — Именно этого я и ожидал. Однако я все еще верю, что доберусь до тебя; если не на этой неделе, то на следующей. Если не в этом месяце, то когда-нибудь. Я знаю; я уже знаю себя и знаю, на что способен. Все зависит от меня. И очень хорошо. Я в достаточной степени заглянул в будущее, чтобы никогда не сдаваться, даже если буду единственным, кто не сдался, кто продолжает вести прежний, доэлдричевский образ жизни. Ни на что иное, кроме веры в собственную силу, я не могу опереться, чтобы победить. Так что в некотором смысле это не я, это нечто внутри меня, до чего даже Палмер Элдрич не в состоянии добраться и поглотить, поскольку это не есть часть меня и не может быть мною утрачено. Я чувствую, как оно растет. Противостоя внешним, несущественным изменениям, таким, как рука, глаза и зубы, оно свободно от всех стигматов зла, которые Палмер Элдрич привез с Проксимы: отчуждения, отрыва от действительности и отчаяния.
Мы уже жили тысячи лет под гнетом древнего проклятия, — думал он, — которое частично уничтожило нашу святость, источник которой был намного могущественнее, чем Элдрич. А если и оно не в состоянии полностью лишить нас души, то что же еще способно на это? Неужели оно собирается довершить начатое? Если оно пожелает…, если Палмер Элдрич верит, что для этого он здесь, — он ошибается. Поскольку этой силой я был наделен, не зная об этом…, и даже то древнее проклятие не смогло меня ее лишить. Ну так что же?
Об этом говорит мой эволюционировавший разум, — подумал он. — Э-Терапия не прошла даром. Возможно, с некоторой точки зрения я не буду жить так долго, как Палмер Элдрич, но с другой — значительно дольше; я прожил сто тысяч лет ускоренной эволюции и стал очень мудрым — это окупилось. Теперь для меня все ясно. А на курортах Антарктики я найду других, подобных мне; мы создадим гильдию Спасителей, спасающих остальное человечество".
— Эй, Блау, — сказал он, толкнув Феликса искусственным локтем. — Я ваш потомок. Элдрич прибыл сюда из другого пространства, а я из другого времени. Понимаешь?
— Угу, — буркнул Феликс Блау.
— Посмотри на мой череп, высокий лоб; я шароголовый, верно? А этот гребень; не только на макушке, но и на всей голове. Так что в моем случае терапия действительно дала результаты. Поэтому пока не сдавайтесь. Верьте в меня.
— Хорошо, Лео.
— Держись рядом. Ты понадобишься мне. Возможно, я буду смотреть на тебя парой люксвидовых искусственных дженсеновских глаз, но я все еще буду там, внутри. Хорошо?
— Хорошо, — ответил Феликс Блау. — Хорошо, Лео.
— «Лео»? Как ты можешь продолжать называть меня Лео? Выпрямившись в кресле, изо всех сил стиснув подлокотники, Феликс Блау умоляюще посмотрел на него:
— Подумай, Лео. Ради Бога, подумай.
— Ну да, — внезапно протрезвев, кивнул Лео. — Извини. Это пройдет. Я знаю, что ты имеешь в виду; я знаю, чего ты боишься. Однако это ничего не значит.
Потом он добавил:
— Я буду думать, как ты говоришь. Я не забуду.
Он торжественно кивнул в знак обещания.
Корабль мчался вперед, все ближе и ближе к Земле.