Дики Джеймс. Избавление

   – Дрю подстрелили, – сказал Льюис, почти не шевеля губами. – Я видел. Он убит.
   – Я не уверен в этом, – ответил я, хотя на самом деле я считал, что так оно и было. – С ним произошло что-то странное, это правда. Но что – я не знаю, я не знаю. Давай снимем с него штаны, – сказал я, обращаясь к Бобби.
   Тот обалдело уставился на меня.
   – Да не обращай внимания на слова! -крикнул я. – Теперь мы в совсем другой ситуации, дорогуша! Сними с него штаны, и посмотрим, может быть, мы сможем определить, что там у него с ногой. А я попробую поймать эту блядскую лодку. А не то мы здесь надолго застрянем.
   Я вернулся к реке, вошел в воду; с умирающим последним светом дня умирала и возможность того, что прозвучит выстрел. Я входил в воду, похожий в своем спасательном жилете на какое-то бесформенное животное, и как это обычно бывает в воде, с каждым шагом терял вес. С очень ясной головой я полностью погрузился в воду.
   Я растворился в темноте: надо мной и подо мной простирались темные глубины – теперь меня на воде никто не различит. Из темноты на меня темным пятном выплыла алюминиевая байдарка, ее медленно сносило в сторону следующих порогов. Она двигалась не спеша, неестественно замедленно, будто застревая в спокойной воде. У самой байдарки я наткнулся на что-то деревянное – оказалось, сломанное весло. Я взял его с собой.
   Я проплыл вдоль байдарки, прислушиваясь к ружейному выстрелу, второго, если бы пуля попала в меня, я никогда не услышал бы все равно. Когда выстрелом был убит Дрю – если это действительно было так, – никакого звука я не услышал. С вершины скалы меня нельзя было увидеть, я знал это наверняка. Но, наверное, можно было видеть байдарку. Хотя это вряд ли. Уверенность в том, что я невидим, успокоила меня. И я мог бы себе плавать, не прячась, вокруг байдарки всю ночь, если бы мне вдруг так захотелось.
   Спокойный участок реки был глубок, и стать на дно, чтобы вычерпать воду из лодки, я не мог. Я уцепился за ее край, торчавший под углом из воды, и стал раскачивать, пытаясь выплеснуть реку, забравшуюся в эту обработанную на фабрике алюминиевую форму. Наконец, лодка качнулась нужным образом; вода отпустила ее и потекла дальше; корпус, освободившийся от груза, почти полностью выступил из воды. Я толкнул байдарку в острую корму и поплыл за ней, подталкивая ее и мучительно дрыгая по-лягушачьи ногами. Течение лениво обтекало меня со всех сторон и двигалось дальше, в темноту. Я различал белую пену внизу по течению, но это было где-то там, блаженно далеко, за пределами спокойного участка реки. О том, что ожидает нас там, впереди, можно будет беспокоиться потом. Я подплыл к подножью скалы и тихо позвал Бобби. Он откликнулся.
   Из воды я едва мог различить его лицо. Толкнул байдарку по направлению к нему – таким же легким толчком я когда-то отправлял вперед Дина, когда он только учился ходить. Бобби зашел в воду и, ухватившись за линь, привязанный к носу, вытащил ее на песок. Потом мы вдвоем оттащили ее подальше от воды.
   Я отошел в сторону, ничего не сказав.
   – Ради Бога, – сказал Бобби, – не молчи, говори что-нибудь. Меня и так жуть берет.
   Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его и в темноте пошел к Льюису, который лежал уже не на камне, а на песке. Его обнаженные ноги, казалось, светились, и когда я склонился над ним, то увидел, что его трусы задраны с правой стороны до паха. Судя по виду верхней части ноги, у него была сломана берцовая кость. Я протянул руку и очень осторожно ощупал его ногу. Тыльная сторона моей руки случайно коснулась его пениса, и я почувствовал, как он вздрогнул от боли. Я услышал, как скрипит песок у него под головой – Льюис ворочал ею из стороны в сторону. Насколько я мог судить, это был не «осложненный перелом»: я не нащупал осколков кости – на неисчислимых, обязательных курсах «по оказанию первой помощи», которые мне приходилось посещать, учили, что в подобных случаях следует прежде всего определить вид перелома. Но под рукой у меня вздувалась огромная, теплая, живая опухоль. Казалось, она хочет раскрыться, лопнуть, что-то выпустить из себя.
   – Держись, Лью, – сказал я. – Теперь все будет в порядке.
   Темнота была уже полная. Звуки реки обступили нас со всех сторон – днем такого ощущения не могло бы возникнуть. Я сел рядом с Льюисом и жестом подозвал Бобби. Тот подошел и сел на корточки.
   – А где Дрю? – спросил Бобби.
   – Льюис говорит, что он мертв, – сказал я. – Возможно, так оно и есть. Не исключено, что убили выстрелом из ружья. Но наверняка сказать нельзя. В тот момент я смотрел прямо на него, но с уверенностью сказать, что произошло, не могу.
   Я почувствовал, как меня снизу за одежду потянул Льюис. Я наклонился поближе к его лицу. Он пытался сказать что-то, но у него ничего не выходило. Потом, в конце концов, он выговорил:
   – Ты... теперь ты должен...
   – Я, я, конечно, я, – сказал я. – Я вот сижу здесь. Рядом с тобой. Нас сейчас никто не тронет.
   – Нет, не то. Я не то хочу ска... – В шуме реки потонуло остальное.
   Потом в темноте заговорил Бобби:
   – Что мы будем делать?
   – Похоже, – сказал я, – что мы из этого ущелья живыми не выберемся.
   Неужели это я сказал? Да, сказал во мне кто-то, это ты сказал. Ты это сказал, и ты действительно так считаешь.
   – Я думаю, завтра утром он перестреляет нас, – продолжил я вслух, и это прозвучало еще более странно. Кто бы мог вообразить, что мне когда-либо придется говорить что-либо подобное?.. Боже, неужели это все происходит не в кино?
   – Что?..
   – Я бы поступил именно так. А ты разве нет?
   – Я не...
   – Если Льюис прав – а я думаю, что он прав, – та беззубая сволочь пальнула по нам как раз в тот момент, когда мы входили в пороги. Он выбрал момент, когда мы двигались не очень быстро. Он убил того, кто сидел на носу в первой лодке. Следующим должен был быть я. А потом – ты.
   – Другими словами – нам повезло, что мы перевернулись.
   – Совершенно верно. Повезло. Очень повезло.
   Это прозвучало странно, учитывая то, где и в каком состоянии мы находились. Хорошо, что мы хоть не видим выражения лиц друг Друга. Хотя мне казалось, что у меня выражение спокойное, глаза слегка прищурены... но кто знает, каково оно было в действительности. Но надо было сыграть спокойствие.
   – Что мы будем делать? – снова спросил Бобби.
   – Точнее – что онсобирается делать?
   Ответа не последовало, и я продолжал:
   – Что ему теперь терять? Он сейчас в том же положении, в котором были мы, когда закапывали его приятеля в лесу. Ему не надо бояться свидетелей. Никакого мотива убийства, по которому его могли бы вычислить. Ему проще простого доказать, что он нас никогда не видел, а мы никогда не видели его. И если все мы окажемся в реке брюхом вверх – кому до этого дело? Но счеты свои он сведет. Ну кто сюда доберется, даже если нас начнут искать? Если прилетят на вертолете – с него вглубь реки не заглянешь. Так что и это не поможет. Ты думаешь, кто-нибудь прилетит сюда на вертолете, будет летать над этим ущельем, кого-то высматривать? Ни малейшей надежды. Ну, какое-то расследование начнется. Но ничего из этого не получится. Напомню тебе на всякий случай – это совершенно дикая местность. Если он перестреляет нас, то можно надеяться лишь на то, что мы станем местной легендой. Напишут в местной газете: «Таинственное исчезновение четырех мужчин». И все. Можешь мне поверить, дорогуша.
   – Ты думаешь, он там где-то, наверху? Ты действительно так думаешь?
   – Я думаю, нам же лучше будет, если мы будем считать, что он сидит где-то там, на скалах.
   – Ну ладно. А дальше что?
   – Мы застряли в этом ущелье. Он спуститься сюда не может, а для нас единственный способ выбраться отсюда – плыть вниз по течению. Ночью этого мы сделать не сможем, а утречком, когда соберемся отплывать – он тут как тут, поджидает где-то наверху, с ружьем.
   – Господи Боже мой!
   – Да, – сказал я, – другого и не скажешь. А Льюис бы сказал: «Давай, выручай, где ты там, Иисусе, топай к нам по этой белой пенистой водичке. Ну, а если не хочешь идти к нам, тогда нам придется самим что-нибудь придумать».
   – Но послушай, Эд, – сказал Бобби, и от его голоса, прозвучавшего так по-человечески жалобно на фоне безмятежного шума реки, я съежился. – Но откуда у тебя такая уверенность?
   – Уверенность в чем?
   – В том, что ты прав. Что, если ты ошибаешься? Может быть, нам вовсе не грозит никакая опасность ни от кого, и там, наверху... этот... никто нас не поджидает.
   Он сделал жест рукой, наверное, показывая вверх, но в темноте эффект этого жеста пропал.
   – Ты что, хочешь рискнуть и притвориться, что нам ничего не угрожает?
   – Нет, не хочу. Если только не какие-нибудь там обстоятельства... Но что...
   – Что «что»?
   – Что мы можем сделать?
   – Мы можем сделать три вещи. – И какой-то совсем другой человек, сидящий во мне, начал рассказывать, что мы можем сделать: – Мы можем просто сидеть здесь, потеть от страха и звать мамочку. Можем взывать к силам природы. Можем затащить Льюиса на тот камень и устроить вокруг него шаманский танец и вызывать дождь. Чтоб нас не было так хорошо видно. Но если мы вызовем дождь, довезти живым Льюиса мы не сможем. Он в таком состоянии, что умрет от переохлаждения... Посмотри туда.
   Мне нравилось слушать собственный голос, произносящий эту нагорную проповедь, особенно в темноте; он звучал так, будто говорил человек, знающий, где он находится и что он собирается делать. Я почему-то вспомнил, как Дрю и мальчик-альбинос играли там, на заправке.
   В молчании мы смотрели вверх – туда, где между краями ущелья загорались звезды в совершенно безоблачном небе.
   – Ну ладно. А еще что? – сказал Бобби.
   – Еще что мы можем сделать? Кто-то из нас может попробовать взобраться туда и дождаться его там, наверху.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Что я этим хочу сказать? Помнишь, что говорят в этих дурацких боевиках, особенно в тех, которые показывают вечером по субботам? «Или он нас, или мы его». Мы убили человека. И он убил человека. Теперь все зависит от того, кто кого убьет. Вот так все просто.
   – Я понял, – сказал Бобби. – И я не хочу умирать.
   – Тогда, если не хочешь умирать, помоги мне сообразить, как вес сделать правильно. Нам нужно вычислить, о чем он там думает. От этого зависит все.
   – Я понятия не имею, о чем он там думает.
   – Ну, начнем с предположения, что он собирается нас убить.
   – Это я уже понял.
   – Теперь давай думать, когда ему это лучше всего сделать. Пока не начнет светать, стрелять он не сможет. А это значит, что у нас есть время до рассвета. И нам до восхода солнца нужно поспеть сделать то, что мы собираемся.
   – Но ведь я до сих пор не знаю, что именно.
   – Сейчас, подожди – я закончу мысль. Я думаю так. С такого расстояния звук выстрела не слышен, особенно в шуме реки. После того, как он выстрелил в Дрю, он, может быть, стрелял по нам еще несколько раз, но мы об этом узнали бы только в том случае, если бы он попал в кого-нибудь еще. Догадаться, что он видит с того места, где сидит, очень трудно. Но я думаю, вполне резонно предположить – он видел, что попал в Дрю и что байдарка перевернулась. Он, может быть, даже подумал, что мы все утонули, но вряд ли он успокоится на этой мысли и не проверит. Здесь очень бурное место, но то, что Льюис, ты и я выбрались живыми, доказывает, что выжить здесь можно. И я думаю, что и он об этом догадывается. Может быть, он не перестрелял нас всех здесь под скалой только потому, что с того места, где сидит, стрелять по нам было уже невозможно. Или потому, что стало слишком темно. Тут нам повезло. И это наше везение означает, что у нас есть пара выигрышных моментов. То есть, они могут стать выигрышными, если мы правильно ими воспользуемся.
   – Выигрышных? Ничего себе выигрышных! У нас на руках человек со сломанной ногой. У нашей байдарки измято дно, и она наверняка протекает. Что мы еще имеем? Двух дураков, которые ни хрена не знают о том, что нужно делать, попав в дикие места в лесу. И даже толком не знают, где находятся. А у него ружье! И он сидит там, над нами. И знает точно, где мы, и что мы отсюда никуда не денемся. А мы не имеем никакого представления о том, где он и даже, собственно, кто он. У нас нет ни малейшего шанса спастись, ну, ни самого маленького – если, конечно, вы с Льюисом правы. Если кто-то там наверху выжидает, чтобы нас убить, он может это сделать запросто. И он нас убьет.
   – Ну, пока ведь не убил. А у нас все-таки есть одна могучая козырная карта.
   – Это еще какая?
   – Он думает, что нам туда, к нему, ни за что не добраться. Но если мы это сделаем, мы можем убить его.
   – Как?
   – Ножом или стрелой из лука. Или, в конце концов, если понадобится – голыми руками.
   – Мы вдвоем?
   – Нет, только один из нас.
   – Я из лука стрелять совсем не умею, – сказал Бобби с облегчением – теперь он был избавлен, по крайней мере, на время, – от необходимости карабкаться вверх по скале.
   – Это, конечно, сужает выбор, – согласился я. – Теперь ты понимаешь, что я имею в виду, когда говорю о решении нашей проблемы? Нужно просто немного пошевелить мозгами.
   Решение возникло само по себе, но оно тут же разделило нас. Даже в темноте это отчуждение остро ощущалось.
   – Эд, скажи мне честно. Ты действительно считаешь, что можешь туда залезть в этой кромешной тьме?
   – Сказать честно? Нет, надежды у меня очень мало. Но другого выбора у нас нет.
   – А мне все-таки кажется, что он ушел. Что, если он взял и ушел?
   – А что, если он взял и остался? – сказал я. – Ошибка нам будет слишком дорого стоить. Послушай, если я свалюсь с этой ебаной скалы, тебеж от этого больно не станет. Если меняподстрелят, не тыбудешь подыхать... У тебя есть два шанса остаться в живых. Первый: он ушел или, по какой-то причине, не захочет стрелять, ну, или он начинает пальбу, но промахивается много раз, и ты в байдарке успеваешь уплыть достаточно далеко вниз по течению. И второй твой шанс остаться в живых: я залажу по скале наверх и убиваю его. Так что сиди и не дрыгайся. Дрыгаться буду я.
   – Эд...
   – Заткнись и дай мне еще подумать.
   Я окинул взглядом стену ущелья снизу доверху, но ничего особенного, кроме того, что скала очень высокая, не увидел. Но теперь я рассмотрел, что, по крайней мере, нижняя часть ее была не такой крутой, как я поначалу думал. Скала не уходила вверх вертикально, а поднималась под очень крутым наклоном. И когда вышла луна и я смог все рассмотреть немного лучше, то пришел к выводу, что смогу взобраться, по крайней мере, до половины скалы.
   – Бобби, слушай. И слушай меня очень внимательно. Я заставлю тебя повторить все, что тебе скажу. Ясно? Перед тем, как я туда полезу, ты мне расскажешь, что ты будешь делать, потому что все нужно будет сделать правильно, без единой ошибки, и правильно с первого – и единственного – раза. Вот что я хочу, чтобы ты сделал...
   – Ладно, я слушаю.
   – Сделай все, чтобы Льюису было тепло и по возможности – удобно. Как только станет светать – и, Бобби, я имею в виду буквально, как только появятся первые признаки рассвета, – ну, в общем, как только станешь видеть больше, чем сейчас, грузи Льюиса в байдарку и отплывай. А все остальное будет решаться там, наверху.
   А мне предстоит быть тем, от кого будет зависеть, как все это закончится. Я прошелся по песку, в одну, потом в другую сторону. Я чувствовал, что имею на это право. Потом почему-то подошел к краю воды. Наверное, мне хотелось снова ощутить присутствие всех тех стихий, которые меня окружали: воздуха, земли – то есть, песка, – воды. А еще иметь возможность взглянув вверх, рассмотреть скалу получше. Я стоял в холодной воде, задрав голову и рассматривая скалу, круто уходящую во тьму. Над верхним краем стены появилось очень много звезд – целая звездная река. Я натянул на лук тетиву. Провел рукой по нему – не сломано ли что-нибудь, не расщепилось ли где-нибудь стекловолокно?.. Верхняя часть лука мне показалась расцарапанной... нет, так и раньше было, так и раньше торчали занозы стекловолокна. Отцепил две остающиеся стрелы. Начинал путешествие я с четырьмя, но две стрелы выпустил по оленю. Одна из двух оставшихся была достаточно ровная – я протащил ее, вращая между пальцами, так, как учил меня Льюис. Если стрела слегка погнута или перекручена, под пальцами это сразу почувствуется. Может быть, в хвостовой части, под оперением, она была все-таки чуть-чуть погнута, но, так или иначе, ее вполне можно было использовать для стрельбы, и на небольших расстояниях можно было надеяться на достаточную точность. Вторая стрела оказалась сильно погнутой, и я руками разогнул ее, стараясь выровнять как можно лучше. Но в темноте сделать ее совершенно ровной было невозможно. Я держал ее на уровне глаза, направленной к участку неба посветлее, и все равно не смог определить, где именно и насколько серьезно она оставалась погнутой. По крайней мере, я увидел, что наконечник в порядке.
   Я вернулся к Бобби и прислонил лук к камню, торчавшему рядом с байдаркой. Потом начал разматывать тонкую веревку, которая благополучно осталась привязанной к моему поясу; Бобби стоял совсем рядом со мной. Какую, однако, я сделал удачную покупку – кто бы мог предположить, что мне придется карабкаться по такой скале, – а ведь мне действительнопридется это делать! И веревочка моя может очень пригодиться! И мне на краткий миг поверилось, что удача меня будет сопровождать и во всем том, что мне предстояло сделать. Я наматывал веревку на руку между оттопыренным большим пальцем левой руки и локтем и получил, наконец, плотное кольцо. Завязал концы и просунул пояс, на котором висел нож, сквозь этот веревочный круг.
   – Смотри не засни, – предупредил я Бобби.
   – Даже если бы я захотел заснуть, ничего из этого не получилось бы, – сказал Бобби. – О Боже!
   – А теперь слушай. Если ты отплывешь с первым светом, для того, кто будет сидеть там, наверху, ты будешь представлять очень сложную цель. Пока ты будешь проходить следующие пороги – судя по всему, это будет совсем несложно, – я думаю, ты будешь в безопасности от выстрелов сверху. Если мне вообще удастся забраться на эту скалу, то к тому времени, когда ты отплывешь, я уже должен буду быть на месте. Шансы уравняются, если Человек-Муха – то есть я – залезет по этой стене. И постараюсь сделать все, что смогу, чтобы он не начал стрелять по тебе. Из того, что я увидел раньше, чем стало совсем темно, края ущелья очень неровные. И если он промажет по тебе, стреляя с одного места – или если ты успеешь проплыть под ним так, что он тебя не заметит, – он не успеет перебежать на другое, чтобы снова стрелять. Все, что нужно сделать – это успеть проскользнуть мимо него и добраться до следующего поворота реки. Тогда считай, что ты в безопасности.
   – Эд, скажи мне такую вещь... Тебе приходила в голову мысль, что там может быть не один человек, а больше?
   – Да, я думал об этом. Признаюсь, что думал.
   – Ну и если это так, что тогда?
   – Тогда – мы скорее всего умрем... завтра, рано утром.
   – Боюсь, ты прав.
   – Но я все-таки не думаю, что он привел с собой кого-нибудь еще. И я объясню тебе почему. Вовлекать кого-нибудь еще в такое дело – совсем не в его интересах. Он бы это сделал только в случае крайней необходимости. Это с одной стороны. А с другой – у него просто не было времени бежать за подмогой. Да и так на его стороне все преимущества. И ему не нужна ничья помощь.
   – Я очень надеюсь, что ты прав.
   – Нам ничего другого не остается – только надеяться. Что-нибудь еще?
   – Да... Я должен тебе это сказать... Мне кажется, мы делаем все неправильно. Все как-то не так.
   – Моя жизнь зависит от того, насколько правильно мое решение. Если бы Льюис мог – это все сделал бы он. А теперь придется делать мне. Ну все, мне пора идти.
   – Послушай, – сказал Бобби, схватив меня за руку слабыми пальцами. – Я не могу сделать то, что ты от меня требуешь. Я не буду изображать из себя подставную утку, чтобы ты спокойно убежал в лес и оставил нас здесь на, убой. Я просто не могу, вот и все. Не могу!
   – Послушай, ты, сучий сын, если хочешь – ты можешь сам лезть на эту скалу. Вперед! Вот она, прямо перед тобой! Никуда не убегает. Но если полезу я – мы будем играть по моим правилам! И клянусь Богом: если ты не сделаешь то, что я от тебя требую – я сам тебя убью. Ты знаешь, это так просто! И если ты оставишь здесь Льюиса одного, я сделаю то же самое – убью тебя!
   – Эд, я не оставлю Льюиса одного! Ты же прекрасно знаешь, что я никогда бы этого не сделал... Я просто... не хочу плыть под носом этого ублюдочного убийцы и подставляться, чтоб он прихлопнул меня, как Дрю.
   – Если все пойдет как надо – и если ты сделаешь то, что я от тебя требую, – тебя не убьют. Послушайменя внимательно. Я повторю еще раз. И надеюсь, теперь ты запомнишь все. Я тебе расскажу, что делать, независимо от того, что произойдет... со мной.
   – Ладно, ладно, – сказал он после короткого молчания.
   – Первое. Отплывай, как только будет достаточно света, чтобы ты мог хоть что-нибудь различать на реке и проскочить следующую линию порогов. Скорее всего, чтобы стрелять прицельно оттуда, сверху, света будет еще недостаточно. Даже если окажется, что он увидит тебя на воде, когда ты доберешься до порогов, попасть в тебя, если лодку будет бросать между камней, будет очень сложно. Когда ты будешь проплывать спокойные участки, сначала греби изо всех сил, потом поубавь прыть – самое главное, нельзя двигаться с одной и той же скоростью. Если он все-таки начнет по тебе стрелять, изо всех сил старайся добраться до следующих порогов или до поворота реки. Если же увидишь, что удрать от него не сможешь – то есть, если увидишь, что он пристрелялся по тебе и попадания все ближе и ближе, вываливайся из лодки. Попытайся вытащить из лодки Льюиса, оставайся рядом с ним, подгреби к берегу и жди. Я постараюсь привести кого-нибудь на помощь. Если через сутки я не появлюсь, значит... я никуда не добрался. Тогда оставляй Льюиса и отправляйся вниз по реке. Может быть, лучше всего вплавь. Возьми все три спасательных жилета – они тебя будут держать на плаву даже в самой бурной воде. Пускай тебя сносит течение. Я думаю, до ближайшего моста через реку – миль пятнадцать, не больше. Но если ты будешь плыть сам, ради Бога, запомни хорошенько, где ты оставил Льюиса. Если ты не запомнишь, как отыскать то место, он умрет. В таком состоянии он долго не протянет.
   Бобби посмотрел на меня в упор и впервые с того момента, как зашло солнце, я увидел его глаза – в них были заметны какие-то точечки света.
   – Ну, вроде бы все, – сказал я и, подняв лук, пошел к тому месту, где рядом с байдаркой лежал Льюис, который все так же, без устали, продолжал втирать затылок в песок. Я сел рядом с ним на корточки; его трясло мелкой дрожью от боли, не от холода. Но выглядело это так, будто ему просто очень холодно. И когда он, протянув руку, коснулся моего плеча, эта дрожь частично передалась и мне.
   – Ты хорошо себе представляешь, что собираешься делать?
   – Нет, Лью, – ответил я, – не очень. Но по ходу дела я буду думать, что делать дальше.
   – Не дай ему себя заметить, – сказал Льюис. – И никакой ему пощады. Никакой!
   – Я сделаю все, чтобы он меня не заметил.
   – Сделай так, чтобы удалось и все остальное.
   Я задержал дыхание, ожидая, что Льюис скажет дальше.
   – Убей его, – сказал Льюис. И, казалось, река повторила его слова.
   – Если я его смогу найти, я убью его.
   – Вот так. Знаешь, где мы? В стране Льюиса Медлока.
   – Да, выбор один – выжить, – согласился я.
   – Я же тебе всегда говорил, – сказал он. – Все упирается в проблему выживания.
   – Да, ты мне это говорил.
   У меня было такое впечатление, что вокруг меня все изменилось. Я просунул левую руку между тетивой и луком, потом через плечо закинул его за спину таким образом, чтобы наконечники стрел смотрели вниз. Потом подошел к каменной стене ущелья и положил на нее руку – ту руку, которая была изрезана наконечником стрелы, когда я кувыркался в воде; провел по камню так, будто ладонью я мог ощупать всю поверхность скалы, ощутить всю сложность стоящей передо мной задачи и зажать ее в руке. Поверхность камня была шероховатой. И неожиданно, от моего прикосновения, от нес отлетел кусочек. Шум реки здесь казался громче, как будто камни в порогах передвинулись поближе. Через некоторое время шум вроде бы снова уменьшился – эта прибавка в звуке либо потухла, либо отползла в сторону, на середину течения.
   Я решил, что это – знак. Я отошел на несколько шагов назад, потом бегом бросился к стене, подпрыгнул, успел положить локоть на первый невысокий выступ, подтянулся и выбрался на него, ободрав при этом немного бока и ноги. Встал во весь рост. Бобби и Льюис оказались прямо подо мной, скрытые каменным выступом. А может быть, их там вообще уже нет? Стоя там, на каменном выступе, яощутил полное одиночество – такого в своей жизни я никогда раньше не чувствовал.
   И сердце мое радостно встрепенулось при мысли о том, где я нахожусь и что делаю. На воде появились отблески нового света – всходила луна, все выше и выше. Несколько минут я, стоя спиной к скале, смотрел на реку, ни о чем не думая, лишь ощущая свою беззащитность, какую-то обнаженность и тесную связь со всем, что меня окружало.
   Меленько переступая ногами, я повернулся лицом к скале, прислонился к ней телом, определяя степень ее уклона. Приложил к камню щеку и поднял вверх, в темноту, обе руки. Пальцы, казалось, сами по себе бегали по скале, ощупывая ее. Камень казался податливым, и эта податливость беспокоила меня больше всего. Я боялся, что выступы камня, за которые я буду цепляться или на которых буду стоять, рассыплются под нажимом. Правой рукой я нашарил нечто вроде трещины, запустил туда пальцы, носком левой ноги стал нащупывать какой-нибудь выступ, что-нибудь, от чего можно было бы оттолкнуться. Нащупал какую-то неровность – как вздутость на камне, – стукнул по ней ногой, чтобы проверить, насколько она прочна. Потом поставил на нее ногу, оттолкнулся, одновременно подтягиваясь на правой руке.