Диксон Гордон. Стальной брат

Диксон Гордон
Стальной брат

   Гордон Диксон
   СТАЛЬНОЙ БРАТ
   Перевод с англ. Ю. Беловой
   - ...Человек, рожденный женою, кратковремен и пресыщен пе
   чалями, как цветок; он выходит и опадает, убегает, как тень, и не останавливается..
   .[ Кн.Иова, 14, 1-2. ]
   Голос капеллана, нараспев читающего слова заупокойной службы у временного аналоя, установленного прямо внутри прозрачной стены под куполом места посадки, был пронзителен и отчетлив в разреженном воздухе. Через двойные поверхности купола и пластмассового покрытия похоронной ракеты, одетый в черную форму личный состав мог видеть тело погибшего Теда Вашкевица, удобно лежащего на спине под углом 45 градусов, покоящегося в смерти, совершенно воскового от бальзамирования и неподвижного. Глаза его были закрыты, резкие тяжелые черты лица все еще хранили выражение беспечности, как будто смерть была незначительным происшествием, от которого было можно легко избавиться; военная звезда была единственным ярким пятном на черной форме.
   - Аминь.
   Ответом был глубокий гул голосов людей, похожий на звук органа. В первом ряду кадетов с трудом двигались губы кадета Томаса Джордана, его голос механически присоединялся к их хору. Это был момент его триумфа, но, несмотря на это, вернулся старый, старый страх, давнее чувство одиночества, потери и ужаса от собственной неполноценности.
   Он стоял в напряженном внимании, глядя прямо перед собой, стараясь погрузиться в единодушие своих товарищей, заглушить голос капеллана и воспоминания, которые он будил, о враждебном рейде на беззащитный город, о доме, о погибших родителях. Он вспомнил заупокойную службу над руинами города. Его подобрало правительственное агентство - его, десятилетнего мальчика, - и заботилось о нем, учило его до нынешнего дня, но ке могло дать ему того, чем владели остальные вокруг пего по естественному праву мужества тех, кто воспитывался в безопасности.
   С того дня он был одинок и мучился от страха. Не тронутый бомбой или миной, он был покалечен в душ?::. Он сэм видел врага и с криком бежал от этой космической банды. И что после этого могло вернуть Томасу Джордану его душу?
   Но он стоял, полный внимания, как и положено часовому, он был солдатом, и это был его дом.
   Голос капеллана прервался. Он закрыл молитвенник на аналое.Его место занял капитан тренировочного корабля.
   - В соответствии с обычаями Пограничных сил, - твердо заявил он, - я предаю ныне останки коменданта первого класса Теодора Вашкевица покою во времени и космосе.
   Он нажал на кнопку в аналое. За куполом из хвоста похоронной ракеты расцвело белое пламя, нагревая на некоторое время каменный астероид до белизны. На мгновение ракета зависла, извергая пламя. Она поднималась, сначала медленно, потом быстро, рисуя огненную дорожку до тех пор, пока очень немногие люди могли разглядеть ее, и исчезла в неожиданно бесшумном взрыве ослепительного света.
   Первые ряды вокруг Джордана расслабились. Не каким-то физическим движением, но с видимым ослаблением нервного напряжения они перешли к более прозаическому завершению церемонии. Расслабление дошло даже до капитана, поскольку он повернулся с ослабленной выправкой и сказал, обращаясь к рядам кадетов:
   - Кадет Томас Джордан. Вперед и в центр.
   Команда ударила Джордана ледяной дрожью. Пока шла заупокойная служба, среди своих товарищей он имел защиту анонимности. Теперь голос капитана был ножом, который отрезал его, окончательно и безвозвратно, от единственной защиты, которую он знал, оставил его нагим и уязвимым. Его охватило бесчувствие отчаяния. Рефлексы взяли вверх, он двигался, как робот. Один шаг вперед, гладя прямо перед собой, к концу ряда молчаливых людей, налево, три шага вперед. Остановился. Салют.
   - Докладывает кадет Томас Джордан, сэр.
   - Кадет Томас Джордан, сим назначаю вас комендантом этого пограничного поста. Вы будете управлять им, пока вас не освободят. Ни при каких условиях вы не вступите в контакт с врагами и не позволите никакомусуществу или кораблю пройти через ваш сектор пространства с наружной стороны.
   - Да, сэр.
   - Принимая во внимание обязанности и ответственность, налагаемые управлением постом, вы получаете звание коменданта третьего класса.
   -Благодарю, сэр.
   Капитан поднял с аналоя шлем с серебряной проволочной сеткой и надел ему на голову. Она соединилась со специальными электродами, уже вживленными в его череп, хваткой, от которой через череп прошел звон. В течение секунды пелена света мерцала перед его глазами, и ему казалось, что он чувствует вес банков памяти, уже давящих на его сознание. Потом мерцание и давление исчезли, чтобы показать ему капитана, протягивающего руку.
   - Поздравляю, комендант.
   - Благодарю, сэр.
   Они обменялись рукопожатиями, рукопожатие капитана было быстрым, нервным и поверхностным. Он сделал резкий шаг назад и перенес свое внимание на второго по команде офицера.
   - Лейтенант! Распустите строй!
   Все было кончено. Новое служебное положение замкнулось вокруг Джордана, запечатывая страх и одиночество внутри него. Не слушая крикливые команды, которые больше не имели к нему отношения, он повернулся на каблуках и стремительно зашагал, чтобы занять свой пост у выдвинутого порта тренировочного корабля. Он стоял официально в позе "смирно", ощущая бремя своей новой власти как тяжелый плащ на слабых плечах. В один миг он стал старшим из присутствующих офицеров. Офицеры - даже капитаны - номинально находились под его властью до тех пор, пока их корабль оставался на поверхности его поста. Так он неподвижно стоял по стойке "смирно", и даже самая слабая дрожь его внутреннего трепета не появилась, чтобы предательски сотрясти его тело.
   Они подходили к нему свободной, темной массой, которая превращалась в отдельные ряды на дистанции салюта. По одиночке они проходили мимо и поднимались по лестнице в порт, и каждый отдавал ему салют. Он отвечал им салютом резко, механически, отгородясь от тех, кто были его товарищами на протяжении шести лет, барьером своего нового положения. Это был момент, когда улыбка или непринужденное рукопожатие могло бы многое значить. Но протокол отобрал у него право на фамильярность. Мимо него теперь медленно проходили ряды незнакомцев в черной форме. Его положение было уже определено, а их еще нет. Между ними не было теперь ничего общего.
   Последний человек поднялся по лестнице мимо него и исчез из виду в черном отверстии выступающего порта. Тяжелый стальной люк медленно задвинулся позади него. Он повернулся и направился к непривычной, но хорошо известной контрольной панели в главном контрольном зале Поста. На экране связи накалился красный огонек. Он повернул рубильник и заговорил в микрофон на панели.
   - Пост кораблю. Даю старт.
   Сверху ответил громкоговоритель.
   - Корабль Посту. Готовы к старту.
   Его пальцы быстро забегали по клавишам. Снаружи была убрана атмосфера, и купол отодвинулся в сторону. Автоматический тягач исчез в шахте с помощью дистанционного управления, на корабле зафиксировались огромные магнитные кулаки, развернули его на пусковую позицию, потом исчезли.
   Джордан вновь заговорил в микрофон.
   - Пост очищен. Даю старт.
   - Спасибо, Пост. - Он узнал голос капитана. - Удачи.
   Снаружи корабль поднялся на столбе пламени, сначала медленно, потом быстрее, теряясь во мраке космоса. Автоматически он задвинул купол и накачал воздух.
   Он отвернулся от контрольной панели, обхватил себя руками в то мгновение, когда ощутил свою полную изоляцию, и тут в неожиданном, резком ошеломлении он вспомнил, что на поле был еще другой, меньший корабль.
   Какое-то время он смотрел на корабль тупо и недоуменно. Потом память вернулась, и он понял, что корабль был маленьким курьерским судном разведки, которое было скрыто огромным тренировочным кораблем. Его офицер, должно быть, по-прежнему внизу, разрезал магнитофонные ленты последних воспоминаний бывшего часового для досье командования. Память моментально вытащила его из болота эмоций, призывая быть внимательным и обязательным. Он отвернулся от панели и пошел вниз.
   Когда он пришел в бронированное основание станции, человек из разведки наполовину зарылся в банк памяти, отрезая часть стальной оболочки вокруг банка так, чтобы соединить свой магнитофон непосредственно с ячейками. Вид тяжелой горы стали с неровным разрезом сбоку, усевшейся, как раненый монстр, неприятно поразил Джордана, но он убрал с лица эмоции и решительно подошел к банку. Его шаги зазвенели по металлическому полу, и человек из разведки, услышав их, быстро высунул голову.
   - Привет! - коротко бросил он и вернулся к работе. Его голос шел из внутренности банка с дружелюбным, глухим звуком. - Поздравляю, комендант.
   - Спасибо, - резко ответил Джордан. Он стоял, испытывая неловкость, неуверенный в том, что его ожидало. Пока он колебался, голос из банка продолжал.
   - Как ощущение в шлеме?
   Руки Джордана инстинктивно поднялись к голове и ячейкам из серебряной проволоки. Они неподатливо толкнулись под его пальцами, твердо удерживаемые электродами.
   - Туго, - сообщил он.
   Офицер вылез из банка, магнитофон в одной руке, а толстый глянцевый хомут ленты в другой.
   - Первое время всегда так, - сказал он, засовывая один конец ленты в пружинную наматывающую катушку. - Через пару дней вы даже не будете чувствовать, есть ли там что-нибудь.
   - Наверное.
   Офицер с любопытством посмотрел на него.
   - Ничего не мешает тут, нет? - спросил он. - Вы выглядите несколько напряженно.
   - Разве подобное не происходило с другими, когда они начинали?
   - Иногда, - уклончиво ответил тот. - А иногда нет. Не слышите ничего вроде ударов молотком, а?
   -Нет.
   - Чувствуете какое-нибудь давление внутри головы?
   -Нет.
   - Теперь глаза. Видите какие-нибудь пятна иди вспышки?
   - Нет! - выпалил Джордан.
   - Полегче, - сказал офицер разведки. - Это моя работа.
   - Прошу прощения.
   - Все в порядке. Просто, если что-нибудь неладно с вами или с банком памяти, я хочу знать об этом.
   Он поднялся от перематывающей катушки, на которую теперь была ловко собрана свободная лента. Отсоединив паяльник от своего пояса, он стал заделывать отверстие.
   - Просто бывает, что свежеиспеченные офицеры слышали слишком много сказок о банке памяти в тренировочной школе и сильно нервничали.
   - Сказок? - переспросил Джордан.
   - Разве вы не слышали? - отвечал офицер. - СказкИ о власти памяти часовые сходят с ума от воспоминаний людей, что были на посту до них. О тех, кто впадает в кататонию, когда их сознание теряется в прошлых историях банка, или о делах с замещением памяти, когда часовой идентифицирует себя с воспоминаниями и личностью человека, который предшествовал ему.
   - А, это, - протянул Джордан. - Я слышал. - Он помолчал, а когда собеседник не продолжил разговор, спросил: - И как? Это правда?
   Офицер отвернулся от наполовину заделанного отверстия и прямо взглянул в него, держа паяльник в руке.
   - Кое-что, - резко ответил он. - Таких случаев совсем немного. Хотя их вообще не должно быть. Никто не старается приукрашивать факты. Банки памяти не что иное, как склад, связанный с вами с помощью вашего серебряного шлема, - приспособление, позволяющее дать вам не только способность помнить все, что вы когда-либо делали на посту, но и все, что делал там кто-либо другой.
   Но было несколько впечатлительных часовых, которые позволили себе вообразить, что банк памяти - что-то вроде гроба с живущим внутри покойником. Когда это случается - беда.
   Он отвернулся от Джордана и вернулся к работе.
   - И поэтому вы решили, что у меня проблема, - произнес Джордан ему в спину.
   Офицер хмыкнул, это был на редкость человечный звук.
   - На границе, приятель, - сказал он, - мы проверяем все возможности.
   Он закончил работу и развернулся.
   - Никаких неприятных впечатлений? - спросил он.
   Джордан покачал головой.
   - Конечно, нет.
   - Тогда я пошел.
   Он наклонился и подобрал катушку с аккуратно намотанной лентой, выпрямился и пошел по склону, который вел от основания к стартовому полю. Джордан шагал рядом.
   - Вам больше нечего здесь делать? - спросил он.
   - Только отчет. Но я могу написать его по пути домой.
   Они прошли по пандусу через шлюз на поле.
   - Неплохую провели работу, исправляя разрушения после сражения, молвил он, оглядывая Пост.
   - Наверное, - ответил Джордан. Оба спокойно зашагали к выступающему порту корабля разведки. - Ладно, пока.
   - Пока, - ответил офицер разведки, приводя в действие механизм порта. Внешний затвор открылся, и он в несколько прыжков запрыгнул в отверстие, не дожидаясь, пока спустится маленькая лестница - Увидимся через шесть месяцев.
   Он повернулся к Джордану и отдал ему небрежный салют, держа в руке катушку. Джордан вернул салют с четкостью курсанта. Порт закрылся.
   Он вернулся в главный контрольный зал и по ритуалу наблюдал за стартом корабля. Он еще долго стоял после того, как корабль исчез, потом отвернулся со вздохом, потому что почувствовал себя, наконец, в полном одиночестве.
   Он ознакомился с Постом. На следующие шесть месяцев это будет его дом. Потом на следующие шесть месяцев он будет свободен и сможет уехать, в то время как Пост будет перемещен с линии для регулярного ремонта и усовершенствования.
   Если он проживет так долго.
   Страх, который был немного отодвинут его беседой с офицером разведки, вернулся.
   Если он проживет так долго. Он стоял, терзаемый озабоченностью.
   В глубине его сознания с четкостью воспоминаний пришли чужие слова из банка памяти. Кататония - случаи замещения памяти. Доминирование воспоминаний. Было ли так же и у других, могли ли они лучше переносить страх и ожидание?
   И вместе с этой мыслью явилась догадка, свернувшаяся в его сознании, как змея. Что, если оно нахлынет, враждебное нашествие, а Томаса Джордана не будет здесь, чтоб его встретить? Что, если останется оболочка человека, находившегося в кататонии? Что, если они придут, и человек будет здесь, но этот человек называет и знает себя только как...
   Вашкевиц!
   - Нет! - Крик непроизвольно сорвался с его губ.
   Он очнулся с искаженным лицом и руками, наполовину вытянутыми вперед в позе человека, заклинающего призрак. Он потряс головой, чтобы выкинуть из мозга отвратительное предположение, и попятился, тяжело дыша, от контрольной панели.
   Не это. Только не это. Он удивился самому себе, слабости, которая заставила его испытать дурноту от ужаса. Победить или проиграть; жить или умереть. Но как Джордан, а не кто-то другой.
   Дрожащими пальцами он зажег сигарету. Итак все прошло, и он в порядке. Он вовремя догадался. Он был предупрежден. Незаметно для него - все это время - семена главенства чужих воспоминаний, должно быть, ждала внутри. Но теперь он знал, что они были тут, он знал, какие меры принять. Опасность лежала в памяти Вашкевица.
   Он должен отключить свое сознание от нее. Будет сражаться на посту без преимущества их опыта. Первый часовой на границе действовал без помощи банка памяти, значит, и он сможет.
   Так.
   Он принял решение. Включил просмотровый экран и встал перед ним, очень напряженный и точный, в центре Поста, глядя на точки, которые были его сорока пятью механическими собаками, разбросанными на страже на протяжении миллиона километров в космосе, на управление, которое позволяло бы ему бросать их жесткие, страшные механические тела в битву с врагом, смотрел и ждал, ждал мужества, которое приходит при встрече с трудностями лицом к лицу, ждал, чтобы оно поднялось в нем и овладело им, положив конец всем страхам и сомнениям.
   И таким образом он ждал долго, но мужество не пришло.
   Быстро уходили недели; так и должно быть. Ему говорили, чего ждать, во время учебы, и неминуемо, что эти первые месяцы должны быть напряженными, чтобы часть его сознания все время была начеку и ожидала колокола тревоги, который бы означал, что "собачки" дают сигнал о появлении врага. И неминуемо, что он неожиданно будет замирать посреди обеда, с вилкой, не донесенной до рта, ежесекундно ожидая вызова, что он будет неожиданно просыпаться в полночь и лежать неподвижно и напряженно, глаза устремлены в темный потолок, и прислушиваться. Позднее, как говорили ему во время учебы, когда вы освоитесь на Посту, это постоянное напряжение ослабится, и вы станете спокойнее, и только один тихий уголок вашего сознания будет незаметно все время в тревоге. Это придет со временем, убеждали его.
   И вот он ждал, ждал, когда в его душе высвободится свернутая пружина, когда он почувствует, что Пост станет уютным и дружелюбным к нему. Когда он впервые был оставлен в одиночестве, он сказал себе, что, конечно, в его случае ожидание будет вопросом дней; потом, когда дни прошли, а он все еще был с состоянии спускового крючка, он дал себе мысленно пару недель, потом месяц.
   Но теперь без всякого расслабления прошел месяц и даже больше. Напряжение стало сказываться в нервозности его рук, появились темные круги под глазами. Он обнаружил, что не может спокойно сидеть, чтобы почитать или послушать музыку, которая имелась в библиотеке. Он без устали ходил, бесконечно проверял и перепроверял пустое пространство космоса, которое открывали ему обзоры "собачек".
   И воспоминания о том, как Вашкевиц лежал в погребальной ракете, не выходили у него из головы. И это было не так, как положено.
   Он мог отказаться от воспоминаний Вашкевица, которых никогда не испытывал сам, и сделал это. Но его личные воспоминания, проникшие в сознание, когда он ничего не подозревал, было нелегко контролировать. Все, что можно было сделать, чтобы успокоить призрак, он сделал. Он старательно прочесывал Пост в поисках малейшего ремонта и поиска удобств, которые делает в своем доме одинокий человек и переставляет их даже тогда, когда перестановка означала потерю личного комфорта. Он надежно замкнул свое сознание перед кладовой банка памяти, стараясь держаться изолировано от воспоминаний других, пока близкое знакомство не приведет его к той точке, когда он инстинктивно не почувствует, что Пост е г о, а не их. А так как мысли Вашкевица приходили, несмотря на все предосторожности, он сурово вытеснял их, говоря себе, что его предшественник не стоит того, чтобы считаться с ним.
   Но оставался другой призрак, неосязаемый и неуязвимый, как если бы он был заключен в металл каждой стены, пола и потолка Поста. Он возникал, чтобы преследовать его воспоминания о разговорах в тренировочной школе и зловещих словах офицера разведки. В такие минуты, когда призрак настигал его, он стоял в параличе, уставившись в гипнотическом очаровании на экраны с их молчаливыми механическими стражами либо на холодную сталь банка памяти, припадающего к полу, как высиживающий яйцо монстр, он боялся быть поглощенным его мыслями, пока неожиданно - дергающий рывок воли, и он вырывался из-под власти гипноза и яростно кидался в обязанности часового, проверяя и перепроверяя аппаратуру и пространство, которое она наблюдала, делая все, что возможно, чтобы утопить свои дикие эмоции в необходимости внимания к рутине.
   И в итоге он обнаружил, что почти желает, чтоб начался набег, для испытания, которое проверит его и так или иначе успокоит призрак раз и навсегда.
   Набег пришел, так как он знал, что придет, во время одного из редких моментов, когда он забывал о нависшей угрозе. Он пробудился на своей койке в начале произвольного десятичасового дня и лежал тут лениво и удобно; его мысли были неясными и бесформенными, как тени в глубине ленивого водоворота, которые медленно поворачиваются и не имеют определенного места.
   Потом - тревога!
   Оглушительный звон сверху ворвался в его жизнь, срывая его с кровати. Металлический лязг изливался в воздух, исходя из громкоговорителей в каждом помещении по всему Посту, скрежеща в неотложности, грозя бедой. Он ревел, вибрировал, грохотал, пока сами стены не стали отбрасывать этот лязг, который, кажется, в точности повторялся, так что стены приобрели собственный голос, помещение зазвенело, а потом и весь Пост загремел, как огромный колокол, зовущий его на битву.
   Он вскочил на ноги и помчался в главную контрольную комнату. Сигнальное устройство высоко на стене над обзорными экранами, красный свет от "собачки" номер тридцать восемь устрашающе вспыхивали. Он бросился в операторское кресло перед экранами, сильно стукнув ладонью по выключателю, чтобы убрать сигнал тревоги.
   Пост вошел в соприкосновение с врагом.
   Неожиданная тишина навалилась на него, и у него перехватило дыхание. Он с трудом дышал и тряс головой, как человек, которому неожиданно плеснули в лицо стакан холодной воды, потом опустил пальцы на клавиши на приборной панели перед креслом - "Включение лучей". Включение детекторных экранов, установленных теперь на расстоянии сорока тысяч километров. Включение связи со штабом сектора.
   Замурлыкал транзистор. Сверху замигал белый свет, в то время как начал пульсировать автоматический сигнал.
   - Тревога! Тревога! Далее следуют данные. Передаю. Штаб уведомляется Постом. Активизирован обзорный экран "собачки" номер тридцать восемь.
   Он смотрел на действующий экран, в широкое пространство, на которое было настроено механическое зрение "собачки". Далеко-далеко при самом большом увеличении были видны пять маленьких точек, быстро идущих по курсу десятью пунктами ниже под углом в тридцать два градуса к Посту.
   Он легонько стукнул по клавише, переводя тридцать восьмой на ближний огневой контроль, и отправил аппарат вглубь, к точкам. Он просмотрел карту района Поста для нахождения местоположения других механизмов. Не хватало тридцать девятого - он был на на территории Поста для ремонта. Остальные находились в его распоряжении. Он проверил номер сорок через номер сорок пять, а тридцать седьмой через номер тридцать, чтобы свести к курсу столкновения с врагом в семидесяти пяти тысячах километров. И номера от двадцатого к тридцатому, чтобы встретить врага в пятидесяти тысячах километрах.
   Началась ранняя стадия обороны.
   Он обратился к экрану. Номер тридцать восемь, приносимый в жертву в интересах добычи информации, пустился по направлению к кораблям на самом большом ускорении, с перегрузкой, которую не смог бы вынести ни один живой организм. Но размеры и тип кораблей-захватчиков по-прежнему были скрыты расстоянием. На панели связи резко вспыхнула белая лампа, сообщая, что штаб сектора находится в состоянии боевой тревоги и готов говорить. Джордан включил звук.
   - Контакт. Говорит Пост J-49C3. Пять кораблей, - передал он.
   - За пределами сферы идентификации. Двигаются через тридцать восьмой в десяти пунктах от тридцать второго.
   - Приняли. - Голос из штаба был ровным, точным, лишенным эмоций. Пять кораблей - тридцать восемь - девять - тридцать два. Патруль номер двадцать проходит вашу зону на расстоянии четырех часов, он информируется, сразу проследует на ваш пост и прибудет через четыре часа плюс-минус двадцать минут. Следует помощь. Остаемся здесь до вашего следующего послания.
   Белый свет исчез, и он отвернулся от приборов связи. На экране пять кораблей по-прежнему не выросли до пропорций, при которых их можно было бы идентифицировать, но по всем практическим показателям начальная стадия была завершена. У него было пятнадцать минут, в течение которых все, что можно было сделать, было уже сделано.
   Предварительная подготовка к обороне была завершена.
   Он отвернулся от приборов и пошел в спальню, где медленно, тщательно оделся в черную форму. Он расправил мундир, посмотрел в зеркало и долго пристально вглядывался в себя. Потом, поколебавшись, почти против воли, он дотянулся рукой до маленького серого ящика на полке под зеркалом, открыл его и вытащил серебряную военную звезду, которую через несколько часов он получит право носить.
   Она лежала в его ладони, мягко мерцая перед ним в отражении комнатного освещения, а также от легкого движения его руки. Маленькая гроздь бриллиантов в центре искрилась и переливалась всеми цветами радуги. Несколько минут он стоял, разглядывая звезду, потом медленно и небрежно положил ее в ящик и вышел, возвращаясь в комнату контроля.
   Корабли на экране были теперь достаточно большими, чтобы быть опознанными. Это были суда среднего размера, отметил Джордан, тип, используемый чаще всего большинством разновидностей налетчиков, - и принадлежал той же расе, что сделала его сиротой. Не могло быть никаких сомнений в их намерениях, как было иногда, когда какие-нибудь странные незнакомцы случайно пересекали границу, чтобы быть с сожалением уничтоженными людьми, чьи обязанности заключались в том, чтобы исключить любую возможность вторжения. Нет, эти были врагами, чужой, губительной формой жизни, что наносила маленькой человеческой империи тысячи атак ежегодно и сама уничтожала себя, попадая в окружение, и тратила сотни кораблей, когда удавалось прорваться через охранные посты, с тем чтобы опуститься в каком-нибудь незащищенном городе во внутреннем круге планет и ограбить его оборудование и механизмы,, которые враг либо не хотел, либо не мог сделать самостоятельно невообразимая, непонятная, дикая раса. Эти пять кораблей не предпримут попыток вести переговоры.
   Но теперь "собачка" номер тридцать восемь была обнаружена, и белые выхлопы управляемых ракет устремились к обзорному экрану. Несколько секунд маленькая машина дергалась из стороны в сторону, увертываясь, вела оборонительный огонь, расстреливала приближающиеся ракеты. Но при таком перевесе сил это была безнадежная борьба, и неожиданно одна из полос расширилась, чтобы заполнить экран ослепительным светом.