— И что же мы имеем?
   — Сплошные загадки, — ответил Райм. — Так утверждает Сакс. Загадки.
   — Ну что ж, попробуем разрешить их.
   Пока Купер натягивал латексные перчатки, Селлитто наскоро ознакомил его со сценарием убийства. Райм подкатился поближе к нему.
   — Вот это что такое? — спросил он, не отрывая взгляда от зеленой монтажной платы с прикрепленным к ней динамиком.
   — Я нашла ее в репетиционном зале, — сказала Сакс. — Что это такое, не имею понятия. Судя по следам, ее оставил там невидимка.
   Похоже на компьютерную микросхему, подумал Райм. Впрочем, это не слишком удивило его — преступники всегда находятся на гребне технического прогресса. Грабители банков вооружились полуавтоматическими «кольтами» сорок пятого калибра образца 1911 года уже через несколько дней после того, как их начали производить, хотя носить это оружие не имел права никто, кроме военных. Рации, телефоны с шифраторами, автоматы, лазерные прицелы, глобальная система навигации, сотовая технология, средства наблюдения, компьютерное кодирование — все эти средства зачастую попадали в арсенал преступников раньше, чем ими успевали воспользоваться правоохранительные органы.
   Райм всегда был готов признать, что некоторые вещи находятся вне пределов его компетенции. Всякого рода компьютеры, сотовые телефоны и тому подобные устройства — то, что он называл насдаковскими[7] уликами, Райм охотно уступал специалистам.
   — Отвезите это Тобу Геллеру, — распорядился он.
   Так звали талантливого молодого человека, работавшего в том отделе ФБР, который занимался компьютерными преступлениями. Геллер помогал им и раньше, и Райм был убежден: если кто-то и может сказать, что это за устройство и откуда оно взялось, так это Геллер.
   Сакс отдала сумку Селлитто, а тот передал ее полицейскому в форме, поручив отвезти в центр города. Честолюбивая Амелия Сакс остановила его. Сначала она удостоверилась, что полицейский заполнил специальную карточку, как и все, кто имел доступ к вещественным доказательствам, начиная с момента обнаружения преступления и до суда. Только внимательно проверив карточку, Сакс отпустила его с миром.
   — Да, а как прошли итоговые учения? — спросил вдруг Райм.
   — Ну... — начала она и, помявшись, закончила: — Думаю, я справилась неплохо.
   Такой ответ удивил Райма. Амелия Сакс обычно не любила похвал и еще реже хвалила себя сама.
   — Я в этом не сомневался, — сказал он.
   — Сержант Сакс... — задумчиво протянул Лон Селлитто. — Звучит, а?
   И они вернулись к изучению пиротехники, найденной в музыкальной школе, — фитилям и шутихе.
   По крайней мере одну загадку Сакс все же разгадала. Убийца, пояснила она, наклонил стулья так, чтобы они стояли на двух ножках, и связал их хлопчатобумажной нитью. Иначе они не удержались бы в этом положении. К средней части веревок он привязал фитили, после чего зажег. Примерно через минуту огонь пережег нить, и стулья упали на пол. Вот почему создалось впечатление, что убийца все еще внутри. Одновременно он поджег фитиль, который в конечном счете привел в действие петарду — ее хлопок ошибочно приняли за выстрел.
   — Вы можете установить их происхождение? — спросил Селлитто.
   — Фитиль самый обычный, а петарда разрушилась. Ни производителя, ничего. — Купер покачал головой. Как видел Райм, здесь остались лишь крошечные обрывки бумаги с выгоревшей металлической сердцевиной петарды. Тонкая нить, сделанная из стопроцентного хлопка, тоже оказалась самой обычной, поэтому ее происхождение проследить невозможно.
   — Была еще вспышка света, — просматривая свои записи, добавила Сакс. — Когда офицеры увидели преступника возле жертвы, он поднял руку, и последовала ослепительная вспышка. Как осветительная ракета. Она ослепила их обеих.
   — Следы какие-нибудь есть?
   — Я ничего не нашла. Они сказали, что все словно испарилось.
   — Пойдем дальше. Следы обуви есть?
   Купер сразу же открыл базу данных по отпечаткам обуви, представлявшую собой оцифрованную версию того, что составил еще Райм, когда возглавлял экспертов управления полиции Нью-Йорка.
   — Это черные туфли без шнурков фирмы «Экко», — после нескольких минут поисков сообщил он. — Вероятно, десятого размера[8].
   — Трассологические доказательства? — осведомился Райм, и Сакс достала из коробки несколько пластмассовых мешочков, в которых находились полоски липкой ленты.
   — Вот эти взяты с тех мест, где он ходил, и рядом с телом.
   Купер вытащил из мешочков куски липкой ленты и разложил по отдельным подносам, чтобы избежать взаимного загрязнения. В основном к ним пристала пыль с контрольных участков, где не могло быть следов преступника и жертвы, однако на отдельных частях ленты виднелись волокна. Их Сакс нашла там, где ходил преступник, или на предметах, к которым он притрагивался.
   — Давайте посмотрим их.
   Ловко взяв образцы пинцетом, эксперт положил их на предметное стекло бинокулярного микроскопа, лучшего инструмента для исследования волокон, и нажал кнопку. Изображение, которое он видел через окуляр, тут же появилось на большом плоском мониторе компьютера.
   Волокна выглядели здесь как толстые нити сероватого цвета.
   Волокна очень важны в криминалистике, поскольку буквально перескакивают с одного предмета на другой; к тому же их легко классифицировать. Собственно, они разделяются на две большие категории — природные и искусственные. Райм тотчас же заметил, что эти нити не похожи на вискозу или полимеры, а значит, имеют природное происхождение.
   — Но какая именно это разновидность? — произнес Мел Купер.
   — Взгляните на клеточную структуру. Готов поспорить, что это экскрементные волокна.
   — Что такое? — удивился Селлитто. — Экскрементные? Как в дерьме?
   — Экскрементные — как в шелке. Это выходит из пищеварительного тракта червей. Серый матовый краситель. А что на других образцах, Мел?
   Пропустив через микроскоп остальные образцы, Купер выяснил, что там находятся идентичные волокна.
   — Злоумышленник был в сером?
   — Нет, — ответил Селлитто.
   — И жертва тоже нет, — сказала Сакс.
   Новая загадка.
   — А! — прильнув к окуляру, воскликнул Купер. — Это, наверное, волос.
   На экране появился длинный предмет коричневого цвета.
   — Это человеческий волос, — заявил Райм, заметив на нем сотни чешуек. Волосы животных имеют максимум несколько десятков. — Но он фальшивый.
   — Фальшивый? — переспросил Селлитто.
   — В принципе волос настоящий, но он из парика, — пояснил Райм. Это совершенно очевидно. Взгляните на его кончик. Это не луковица, а клей. Скорее всего волосы не преступника, но стоит это записать.
   — Записать, что он не шатен? — спросил Том.
   — Нас интересуют только факты, — отрезал Райм. — Запиши, что невидимка, вероятно, носил каштановый парик.
   — Хорошо, мой господин.
   Продолжая изучение частей ленты, Купер вскоре обнаружил на двух из них небольшое количество грязи и какой-то растительный материал.
   — Давай сначала растительный материал, Мел.
   Купер быстро подготовил образцы.
   При анализе материалов с места преступления, совершенного в Нью-Йорке, Линкольн Райм всегда придавал большое значение всему, что связано с геологией, а также с растительным и животным миром. Дело в том, что на североамериканском материке расположена лишь одна восьмая территории города, тогда как большая ее часть находится на островах. Отсюда вытекает, что те или иные минералы и образцы флоры и фауны зачастую характерны только для определенных частей Нью-Йорка или даже отдельных районов, а это дает возможность сделать территориальную привязку.
   Мгновением позже на экране появилась красноватая веточка с кусочком листа.
   — Это хорошо! — обрадовался Райм.
   — И что же тут хорошего? — осведомился Том.
   — Хорошо то, что это редкое растение — красный земляной каштан гикори. В городе их трудно найти. Мне известно два места, где они растут, — это Центральный парк и парк Риверсайд. К тому же... о, посмотрите-ка вот на это! Видите эту сине-зеленую массу?
   — Где? — спросила Сакс.
   — Разве не видишь? Вон там, справа! — Райм пришел в отчаяние от того, что не может вскочить с кресла и постучать по экрану. — В нижнем правом углу. Если веточка напоминает Италию, то это похоже на Сицилию.
   — Вижу.
   — Что ты думаешь, Мел? Ведь это лишайник? И мне кажется, что это пармелия консперса.
   — Возможно, — осторожно сказал эксперт. — Вообще-то лишайников много.
   — Но только не сине-зеленых и серых, — сухо заметил Райм. — Точнее, их совсем мало. А именно этот в изобилии встречается в Центральном парке... Теперь у нас сразу две привязки к парку. Что ж, хорошо. Давайте взглянем на грязь.
   Купер установил новый образец. То, что удалось увидеть через микроскоп — куски грязи, похожие на астероиды, — было не особенно познавательным, и Райм распорядился:
   — Пропустите образец через ГХ.
   ГХ/МС — газовый хроматограф/масс-спектрометр — это соединение в одно целое двух приборов для химического анализа. Первый из них разделяет неизвестное вещество на составные части, второй определяет, что они собой представляют. Например, кажущийся однородным белый порошок можно разделить на дюжину различных химикалий: пищевую соду, мышьяк, детскую присыпку и кокаин. Принцип действия хроматографа вполне сопоставим со скачками: вещества начинают двигаться через прибор одновременно, но, поскольку их скорость различна, постепенно разделяются. На «финише» масс-спектрометр сравнивает каждое из них с обширной базой данных известных веществ и таким образом идентифицирует.
   Проведенный Купером анализ показал, что грязь, добытая Сакс, пропитана каким-то маслом. Идентифицировать его, однако, не удалось: прибор только показал, что оно минерального происхождения — не растительного и не животного.
   — Отправьте это в ФБР! — распорядился Райм. — Посмотрим, справятся ли с ним тамошние спецы. — И покосился на пластмассовый пакет. — Это и есть та черная тряпка, которую ты нашла?
   Может, это ключ к разгадке, а может, вообще ничего не означает...
   Сакс кивнула.
   — Она валялась в углу того помещения, где задушили жертву.
   — Это ее вещь? — поинтересовался Купер.
   — Не исключено, — ответил Райм, — но давайте сначала предположим, что тряпка принадлежит убийце.
   Осторожно подняв кусок ткани, Купер тщательно обследовал его.
   — Шелк. Подшито вручную.
   Хотя ткань можно было сложить в крошечный комок, в развернутом виде ее площадь была довольно большой — семьдесят два на сорок восемь дюймов.
   — Из расчета времени следует, что убийца дожидался жертву в вестибюле, — сказал Райм. — Уверен, он спрятался в углу и накрылся этой тканью. Таким образом, убийца стал невидимкой. Вероятно, он забрал бы ткань с собой, если бы офицеры не спугнули его.
   Что почувствовала бедная девочка, когда убийца как по волшебству материализовался из воздуха и накинул веревку ей на шею!
   Обнаружив, что к черной ткани пристало несколько частиц, Купер положил их под микроскоп. Вскоре на дисплее появилось их изображение. При увеличении они походили на телесного цвета кусочки салата. Купер потрогал их крошечным зондом — материал слегка пружинил.
   — Что за чертовщина? — пробормотал Селлитто.
   — Какой-то сорт резины, — ответил Райм. — Кусок воздушного шара... нет, для этого она слишком толстая. И посмотри на изображение, Мел. Что-то тут смазано. И опять же телесный цвет. Пропусти это через ГХ.
   Пока они дожидались результатов, в дверь позвонили. Выйдя из комнаты, чтобы открыть, Том вскоре вернулся с каким-то конвертом.
   — Скрытые улики! — провозгласил он.
   — А, это хорошо, — сказал Райм. — Наконец-то у нас есть отпечатки пальцев. Пропусти их через САИОП, Мел.
   Находящиеся в Западной Виргинии мощные серверы фэбээровской системы автоматической идентификации отпечатков пальцев проведут поиск по федеральным и штатским базам данных, выдав результаты за считанные часы или даже минуты, если служба скрытых улик нашла хорошие, четкие отпечатки.
   — Как они выглядят? — спросил Райм.
   — В целом неплохо. — Сакс показала ему снимки. Многие представляли собой лишь фрагменты, однако имелся и добротный отпечаток всей левой ладони. Первое, что отметила Сакс, у убийцы на этой руке деформированы два пальца, мизинец и безымянный. Казалось, они срослись и заканчивались совершенно гладким участком кожи, без каких-либо отпечатков. Райм неплохо разбирался в патологии, но все же не мог сказать, врожденное ли это отклонение или результат травмы.
   «Что за ирония судьбы, — думал Райм, глядя на изображение, — у преступника левый мизинец поврежден, а у меня ниже шеи это единственная часть тела, способная двигаться».
   — Задержи-ка это на минутку, Мел... — неожиданно нахмурился он. — Подойди поближе, Сакс. Я хочу внимательно разглядеть это. — Когда Амелия подошла, Райм снова стал изучать отпечатки пальцев. — Заметила что-нибудь необычное?
   — Нет. Хотя подождите... — Она засмеялась и провела пальцем по снимкам. — Они одинаковые. Все его пальцы одинаковые. Вот этот маленький шрам везде находится в одном и том же положении.
   — Должно быть, он носит особые перчатки, — сказал Купер, — с фальшивыми папиллярными линиями. Никогда такого раньше не видел — только в телевизионных шоу.
   Кто же, черт возьми, этот преступник?
   На экране компьютера появились результаты, полученные на ГХ/МС.
   — Отлично, это чистый латекс и... что же это такое? — недоумевал Купер. — Компьютер определяет это как альгинат. Никогда не слышал о...
   — Вспомни о зубах, — посоветовал Райм.
   — Что? — удивился Купер.
   — Это порошок, который смешивают с водой, чтобы сделать пломбу. Им пользуются дантисты. Возможно, наш убийца — зубной врач.
   Купер снова обернулся к экрану.
   — Еще мы имеем очень слабые следы касторового масла, пропиленгликоля, метилового спирта, слюды, окиси железа, двуокиси титана, дегтя и кое-каких нейтральных пигментов.
   — Некоторые из них используются в косметике. — Райм припомнил случай, когда убийца губной помадой жертвы написал на ее зеркале похабную фразу; пятна этой помады потом обнаружили у него на рукаве. Расследуя это дело, Райм многое узнал о косметике.
   — Это ее? — спросил Купер.
   — Нет, — ответила Сакс. — Я взяла мазки с ее кожи. Она не пользовалась косметикой.
   — Что ж, занесем это на доску. Посмотрим, значит ли это что-нибудь.
   Внимательно рассмотрев кусок веревки — орудие убийцы, Мел Купер окинул взглядом присутствующих.
   — Это белая веревка с черной сердцевиной. И то и другое сделано из шелка, легкого и тонкого; вот почему она выглядит не толще обычной веревки, хотя, по существу, это две веревки, связанные вместе.
   — И зачем это нужно? — поинтересовался Райм. — Сердцевина делает веревку прочнее? Ее легче развязывать? Или, напротив, труднее? В чем тут дело?
   — Не имею понятия.
   — Дело становится все загадочнее. — В голосе Сакс прозвучали драматические нотки, что чрезвычайно возмутило бы Райма, если бы он сам не был с ней согласен.
   — М-да, — смущенно подтвердил он. — Это для меня ново. Но давайте продолжим. Мне хотелось бы натолкнуться на что-нибудь знакомое, то, чем мы могли бы воспользоваться.
   — А узел?
   — Завязан специалистом, но я не могу его опознать, — ответил Купер.
   — Отправьте снимок узла в бюро. И... мы никого не знаем в Морском музее?
   — Они несколько раз помогали нам с узлами, — сказала Сакс. — Я им тоже отправлю снимок.
   В этот момент позвонил Тоб Геллер из отдела компьютерных преступлений.
   — Это довольно забавно, Линкольн.
   — Рад, что мы позабавили тебя, — пробормотал Райм. — Сообщишь ли нам что-нибудь полезное насчет нашей игрушки?
   Геллер, молодой человек с вьющимися волосами, на колкости Райма обычно не реагировал, особенно в тех случаях, когда дело касалось компьютеров.
   — Это цифровой магнитофон. Впечатляющая штучка. Ваш невидимка что-то записал на него, сохранил звук на жестком диске и запрограммировал так, чтобы он воспроизвел его с задержкой. Что именно записал преступник, сказать нельзя — он запустил программу, которая стерла всю информацию.
   — Там был его голос, — пробормотал Райм. — Когда он говорил, что взял заложника, это была лишь запись. Как и стулья. Преступник хотел убедить нас, что он еще в помещении.
   — В этом есть смысл. Это особый динамик — маленький, но с прекрасными басовыми и средними тонами. Он очень хорошо воспроизводит человеческий голос.
   — На диске преступник ничего не оставил?
   — Не-а. Стер навсегда.
   — Черт! А я хотел получить запись его голоса.
   — Прости, но тут уже ничего не поделаешь.
   Райм огорченно вздохнул, предоставляя Сакс возможность самой сообщить Геллеру о том, как высоко они ценят его помощь.
   После этого бригада обследовала наручные часы жертвы, разбитые преступником по какой-то непонятной причине. Им удалось выяснить только одно: время, когда они были разбиты.
   Преступники иногда разбивают часы на месте преступления, предварительно установив их на другое время, чтобы направить следствие по ложному пути. Однако эти часы остановились приблизительно в то время, когда наступила смерть. Что все это означает?
   Снова загадки...
   Когда помощник занес все их наблюдения на белую доску, Райм взглянул на пакет, где находился листок регистрации.
   — Там недостает одного имени, — размышлял он вслух. — Записались девять человек, а в списке только восемь... Думаю, нам нужно обратиться к эксперту. — Приказываю позвонить, — сказал Райм в микрофон. — Вызови Паркера Кинкейда.

Глава 6

   На дисплее появился номер 703 — код штата Виргиния, затем набираемый номер телефона.
   Гудок. Через секунду девичий голос ответил:
   — Дом Кинкейдов.
   — Паркер здесь? Я имею в виду твоего отца.
   — А кто его спрашивает?
   — Линкольн Райм. Из Нью-Йорка.
   — Подождите, пожалуйста.
   Мгновение спустя в помещении послышался неторопливый голос одного из самых известных в стране экспертов по работе с документами.
   — Привет, Линкольн! Пожалуй, ты не звонил уже месяц или два.
   — Было много дел, — сказал Райм. — А чем ты занят сейчас, Паркер?
   — О, у меня сплошные неприятности. Чуть не спровоцировал международный инцидент. Британское культурное общество пожелало, чтобы я определил подлинность записной книжки короля Эдуарда, приобретенной у одного частного коллекционера.
   — То есть за книжку уже заплатили?
   — Шестьсот тысяч.
   — Дороговато. Она была им так необходима?
   — О, там есть кое-какие пикантные сплетни о Черчилле и Чемберлене. Ну, не в этом смысле, конечно.
   — Конечно. — Как обычно, Райм проявлял терпение к тем, от кого намеревался получить бесплатную помощь.
   — Ну, я изучил ее, и что же? Мне пришлось поставить под сомнение подлинность этой книжки. — В устах такого выдающегося специалиста, как Кинкейд, это означало, что записная книжка — бесстыдная подделка. — Ну, они как-то пережили это, — продолжал он, — хотя до сих пор так и не заплатили мне за работу... Нет, милая, не ставь это в морозильник, пока не остынет... Потому что я так говорю.
   Отец-одиночка, Кинкейд оставил пост начальника отдела в ФБР и основал собственную экспертную фирму только ради того, чтобы проводить больше времени со своими детьми.
   — Как там Маргарет? — спросила Сакс.
   — Это вы, Амелия?
   — Да.
   — Прекрасно. Не видел ее уже несколько дней. В среду мы повезли Робби и Стефанию в «Плэнет плей», и едва я начал побеждать Маргарет в какой-то игре, как сработал ее пейджер. Ей пришлось куда-то вламываться и кого-то арестовывать — не то в Панаме, не то в Эквадоре. Деталей она мне не сообщила. Так в чем у вас проблема?
   — Мы ведем одно дело, и мне нужна кое-какая помощь. Вот сценарий: преступник записался в журнале регистрации у охранника. Понятно?
   — Ну да. И вам нужен анализ почерка?
   — Проблема в том, что никакой записи у нас нет.
   — Она исчезла?
   — Да.
   — И вы уверены, что он не притворялся?
   — Уверены. Охранник видел, как чернила ложились на бумагу.
   — А сейчас ничего не видно?
   — Ничего.
   Кинкейд мрачно засмеялся.
   — Это здорово. Значит, запись, сделанная преступником, не сохранилась. А потом на этом месте сделал запись кто-то еще и уничтожил даже след от его подписи.
   — Верно.
   — А на следующей странице ничего не осталось?
   Райм посмотрел на Купера, тот, держа под углом следующую страницу журнала регистрации, осветил ее ярким светом (в последнее время следы записей выявлялись именно так: страницу уже не заштриховывали карандашом), после чего отрицательно покачал головой.
   — Ничего, — сказал Райм. — Так как же ему это удалось?
   — С помощью исчезающих чернил. Раньше они включали в себя фенолфталеин, пока его не запретило Управление по контролю за продуктами и лекарствами. Таблетку растворяют в спирте и получают синие чернила со щелочным пи-аш. Потом что-то пишут, и после недолгого пребывания на воздухе синий цвет исчезает.
   — Понятно. — Райм вспомнил курс химии. — Содержащаяся в воздухе двуокись углерода воздействует на щелочь и нейтрализует цвет.
   — Именно так. Фенолфталеина вы больше не найдете. Но то же самое можно проделать с тимолфталеиновым индикатором и каустической содой.
   — И где покупают эту штуку?
   — Гм!.. — Кинкейд обратился к дочери: — Ну... подожди минутку, дорогая. Папа говорит по телефону... Нет, все нормально. В духовке все торты выглядят кривыми. Я скоро приду... Линкольн! Я как раз собирался сказать тебе, что теоретически это гениальная идея, но за все время моей работы в бюро ни один преступник или шпион не использовал на практике исчезающие чернила. Это, знаешь ли, новация. Она имела бы успех на каком-нибудь представлении.
   Ну да, представлении, мрачно подумал Райм, глядя на снимки несчастной Светланы Расниковой.
   — Где же наш убийца нашел такие чернила?
   — Скорее всего в магазинах игрушек или в магазинах театрального реквизита.
   Интересно...
   — Ну ладно, ты очень помог мне, Паркер.
   — Как-нибудь обязательно приезжайте, — сказала Сакс. — И привозите с собой детей.
   Райм недовольно скривился.
   — Ты еще пригласи всех их друзей. Всю школу... — Смеясь, она сделала знак, чтобы он замолчал. — Чем больше мы узнаем, тем меньше знаем, — угрюмо подытожил Райм, когда собеседник положил трубку.
   Позвонившие вскоре Беддинг и Сол доложили, что в музыкальной школе к Светлане хорошо относились и у нее не было врагов. Подработка тоже вряд ли вызвала какие-нибудь неприятности — она исполняла роль массовика-затейника на детских мероприятиях.
   Пришел пакет из отдела судебно-медицинской экспертизы. В нем находился пластмассовый мешок со старыми наручниками, которыми были скованы руки жертвы. Как и велел Райм, наручники не открывали. Руки жертвы сжали, и наручники стащили, чтобы, рассверливая механизм замка, не уничтожить важные улики.
   — Никогда не видел ничего подобного. — Купер поднял их. — Прямо как в кино.
   Райм согласился. Наручники были очень старые, тяжелые, к тому же выкованные неаккуратно.
   Вычистив и простукав все механизмы, Купер так и не обнаружил ничего существенного. Правда, то, что наручники были очень старыми, несколько обнадеживало: это ограничивало поиски источников их получения. Райм попросил Купера сфотографировать их и отпечатать снимки, чтобы показать фото продавцам.
   В этот момент кто-то позвонил Селлитто. Разговор привел его в недоумение.
   — Не может быть... Вы уверены?.. Ладно, ладно. Спасибо. — Отключившись, он посмотрел на Райма. — Не понимаю.
   — В чем дело? — Новые загадки уже начали раздражать Райма.
   — Звонил администратор музыкальной школы. У них нет никакого уборщика.
   — Но ведь патрульные видели его, — заметила Сакс.
   — По субботам там не убирают. Только вечером по рабочим дням. И никто из уборщиков не похож на того типа, о котором говорили патрульные.
   Уборщика не было?
   Селлитто пробежал глазами свои записи.
   — Он находился сразу за второй дверью — прибирался, Он...
   — О черт! — воскликнул Райм. — Это же был он! Уборщик ведь совсем не походил на преступника, верно? — Он взглянул на детектива.
   Селлитто сверился со своей записной книжкой.
   — Ему было на вид за шестьдесят, лысый, в сером комбинезоне.
   — В сером комбинезоне! — снова воскликнул Райм.
   — Да.
   — Вот вам и шелковое волокно. Оно от костюма.
   — О чем вы говорите? — поинтересовался Купер.
   — Наш невидимка убил студентку. Потом, когда его потревожили полицейские, он ослепил их вспышкой, убежал в репетиционный зал, установил фитили и магнитофон, чтобы они думали, будто он остался внутри, переоделся в комбинезон уборщика и выбежал из второй двери.
   — Но когда же он успел все с себя сбросить, Линк? — спросил толстый полицейский. — Как, черт возьми, он все это проделал? Он же был вне поля зрения секунд шестьдесят?
   — Если у тебя есть другое объяснение, кроме вмешательства потусторонних сил, я готов его выслушать.