А ведь не снилось.


Глава ВТОРАЯ


   Проснулся Лузгин от человеческого крика. Орали где-то посреди села, на много голосов. Слова разобрать было невозможно, но судя по общей интонации – собирались убивать. Лузгин знал, как в Зашишевье кричат перед дракой. Нынешнее орово тянуло на большее, чем тривиальный мордобой по-соседски.
   Еще собаки лаяли. Опять. И бабы голосили.
   Это начинало действовать на нервы. Он приехал в Зашишевье за тишиной и покоем. И выдерживать ежедневно такую свистопляску в его планы не входило.
   Лузгин рывком сел в кровати, схватился за голову, упал обратно.
   – О-о-о… У-у… Сволочи. За что?!
   И тут он вспомнил события прошедшей ночи – сразу все.
   Одновременно стало больно, стыдно, противно и… любопытно.
   Проклиная себя, оборотня, Витину самогонку, местных оптом, Муромского отдельно и вообще жизнь, Лузгин кое-как поднялся на ноги, похлебал из ведра холодной водички, быстро оделся, схватил ружье и выбежал на улицу.
   Напротив дома Муромского посреди дороги бушевал пыльный смерч, а внутри его активно шевелилась куча-мала человек на десять.
   – Пассатижи, блядь! – орали из кучи начальственным голосом. – Пассатижи, блядь, держи! Крепче!
   К обочине приткнулся древний, но еще крепкий на вид «Форд Сьерра». От машины внутрь кучи уходил трос, дергающийся и извивающийся, как змея в агонии.
   Супруга Муромского, могучего сложения женщина, стояла на крыльце, и в тональности милицейской сирены, без малейшей паузы на вдох, кричала что-то вроде «ой, чего деется, убивают, гады, пидарасы, остановите их, мудаков, кто-нибудь».
   – Палец! Палец ему! Перехвати!
   – Ой-ё-о!!!
   – Андрей! – донеслось с крыльца. – Стрели! В воздух стрели!
   Лузгин не стал раздумывать, а просто сделал, что просили, – дернул помповуху за цевье и нажал спуск.
   Бахнуло так, что заложило уши и заломило виски.
   «О, черт! Это после вчерашнего. Ей-ей, пить брошу».
   Куча-мала распалась, открыв скрючившегося вервольфа, подобравшего под себя все четыре конечности. На Лузгина уставились бешеные глаза мужиков.
   – Ты какого хрена… – начал было Муромский.
   – Какого хрена?! А за каким… вы его сюда приволокли? – перебил Лузгин. – Зачем он здесь?
   – Тебя спросить забыли!
   – Слушай, Андрюха, он Пирата зашиб, – вклинился Юра.
   Лузгин огляделся и увидел на обочине кучку шерсти с лапками и хвостиком.
   – Пират набежавши, прыгнувши, а он его…
   – И кто виноват? Тот, кто собаку с цепи спустил? Или тот, кто средь бела дня опасную тварь по улицам таскает?
   – Ишь ты, как завернул! – Муромский растолкал народ, поднялся на крыльцо, грубо оттер жену и скрылся в доме.
   Лузгин шмыгнул носом и достал сигареты. Все было ясно. Бугру понадобился небольшой триумф. Он решил на буксире протащить вервольфа по улицам села. И доигрался. Подставил собственного пса.
   Лузгин подошел к вервольфу поближе. Разглядел железный ошейник, крепкие цепи… Кандалы оборотень прятал под собой вместе с руками-ногами.
   Когти ему рвать собирались, не иначе.
   От черной шкуры осталось лишь воспоминание, теперь это был один сплошной колтун серо-желтого цвета. На песке Лузгин заметил несколько крупных темных пятен.
   А еще вервольфа била мелкая дрожь.
   – Эй! – позвал Лузгин с безопасного расстояния. – Ты живой вообще?
   – Слушай, хули ему сделается, – бросил Юра.
   – Игрушку нашли? Вы зачем его ловили, а? – Лузгин постарался быть убедительным, сейчас все зависело от того, удастся ли ему запудрить мозги озверевшим крестьянам. – Вы Зашишевье прославить хотели, кажется. Сами героями заделаться собирались. Денег заработать. Хороши же из вас герои, ничего не скажешь…
   – Агитатор, бля! – крикнул Муромский, спускаясь с крыльца. В одной руке у него был тяжелый молоток, в другой – здоровенные клещи. – А ну, кончай демагогию! Нашел за кого заступаться!
   – Да как тебе не совестно, живодер ты эдакий! – вступила жена.
   – Он нашего Пирата убил!
   – Знаю, что убил! Не нарочно ведь!
   – А ну пошла в дом, зараза! – прорычал Муромский, резко понизив голос. Это возымело действие – жена с крыльца испарилась мгновенно.
   – Значит, когти я ему вырву, – будничным тоном сообщил Муромский, подходя к собравшимся. – Ну-ка…
   Вервольф перестал мелко дрожать. Его заколотило.
   Муромский собирался еще что-то сказать, но осекся.
   Лузгин, чувствуя, что сам тоже сейчас весь затрясется, выставил в сторону Муромского ладонь.
   – Видел? – спросил он громким шепотом.
   – Зубы до следующего раза оставим, а когти – извините…
   Лузгин не мог понять, играет Муромский или нет. Как любой настоящий лидер, тот обладал качествами почти несовместимыми – умением переть танком до полного упора и способностью мгновенно ориентироваться в меняющихся обстоятельствах.
   – Взяли, перевернули, – скомандовал Муромский.
   Вервольф застонал и… расплакался. Больше всего это было похоже на жалобное нытье очень маленького ребенка.
   – И такая пое…ень – целый день! – провозгласил некто, проламываясь сквозь придорожные кусты. – Вы чего, мужики, совсем охреневши?
   Лузгин с облегчением вздохнул. Сейчас он готов был простить Вите Яшину все – даже регулярное злостное нарушение правил самогоноварения. Лишь бы тот переломил ситуацию.
   Вервольфа ухватили за бока и кувыркнули на спину. Тот не сопротивлялся, только ныл и пытался спрятать лапы. Железной трубы у него в зубах уже не было – проволока, наверное, размоталась, пока оборотня таскали по селу. Лузгин не заметил слез на изодранной в кровь черной морде, но готов был голову прозакладывать – существо действительно плачет.
   Еще стало ясно, насколько же оборотень маленький. Самому невысокому из мужчин он едва достал бы до плеча.
   – Бугор, а бугор, – позвал Витя с приторным миролюбием, выходя на дорогу. – Чегой-то ты нынче круто взявши.
   – Разберемся, – буркнул Муромский, наклоняясь над вервольфом и щелкая клещами.
   – Дя-а… – проныл оборотень. – Не-е…
   – Чего-о?!
   Впервые Лузгин увидел Муромского по-настоящему опешившим.
   Впрочем, от услышанного обалдели все.
   Кроме Вити.
   – Он говорит: дядя, не надо, – перевел Витя очень спокойным тоном.
   – Не-е… Дя-а… Не-е… Дя-а… Не-е…
   Глаза вервольфа были крепко зажмурены, он выстанывал свое «дя-не», как заклинание, чуть мотая вобранной в плечи головой.
   Муромский выпрямился, поглядел растерянно на Витю, потом на Лузгина… и вдруг лицо его озарила торжествующая ухмылка.
   – Расколол гада! – сообщил он гордо. – Вот как это делается. Желающих с ним побазарить – милости прошу. Закурить дайте мне кто-нибудь.
   Протянули сразу несколько пачек. Лузгин показал издали «Парламент» и угадал – Муромский со словами «А ну-ка, угостимся с барского стола» подошел к нему. Старательно пряча бегающие глазки.
   Никого он, конечно, специально не раскалывал. Просто хотел в припадке жестокости выдрать оборотню когти. По-человечески Лузгин его, в общем, понимал. Но что-то подсказывало: мучить пойманное существо дальше некоторого предела нельзя.
   Не потому, что ты сам окажешься хуже зверя – кого волнует философия, когда руки сами тянутся к железу… А вот довольно. Точка. Одна глава прочитана, начинается совсем другая.
   – Ловко сделано, – сказал Лузгин.
   – Дык! – кивнул Муромский, наклоняясь к зажигалке.
   – Я все думал, это игра или нет. Прямо испугался.
   – Пирата жалко… А так – конечно, игра. Что же я, и вправду живодер?
   Боковым зрением Лузгин поймал насмешливый Витин взгляд. Не удержался и подмигнул.
   Вервольф продолжал жалобно ныть. Витя осторожно ткнул его носком сапога в плечо.
   – Хватит тебе, – сказал он. – Больше не тронем. Если с нами как с людями, мы тоже как люди. Эй, пацан! Завязывай.
   – Слушай, братка, а вина ему! – предложил Юра. – В пасть. От нервов.
   – А есть вино? – мигом встрепенулся Витя, оглядывая собравшихся.
   – Не надо! – поспешил встрять Лузгин. – Свернет ему башню, сами пожалеем. Лучше просто отойдите. Он же вас боится. К вон тому столбу трос принайтуйте, а сами хотя бы шагов на двадцать в сторону. Я тут останусь, если вы не против. Я, кажется, единственный, кто его не тронул еще. Может, это подействует?
   – Дело говорит, – признал Муромский. – Но к столбу не тросом, я лучше цепь принесу и замок. А сами – ко мне на лавочку. И не близко, и слышно будет, как Андрюха его разговорит.
   – На быстрый результат я бы не надеялся, – помотал головой Лузгин. – Ему успокаиваться час. И учиться говорить – неделю. Если это возможно в принципе. И вообще… С чего мы взяли, будто он понимает нашу речь? Может, он считывает каким-то образом сами намерения. А «дядя, не надо» – единственное, что у него в мозгах осталось от прежней жизни…
   Тут Лузгина озарила неприятная догадка – а озвучил ее сообразительный Муромский.
   – Если там вообще что-то имелось, в мозгах этих! – сказал он брезгливо. – Вдруг он был алкаш, бомж или умственно отсталый… Обидно получится, столько усилий зря. И Пират – зря. А могли расстрелять и не париться.
   – Расстрелять никогда не поздно никого, – буркнул Витя. – Цепь свою неси, расстрельщик. А замок у тебя какой?
   – Какой надо замок. Ему не по зубам. Сейчас я. Давайте это… чудо пока к столбу.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента