Страница:
"Девятка" сорвалась с места. Фома резко рулил, входя в повороты.
- Там, Санек, твоего одноклассника чуть удар не хватил, когда я у него деньги забрал в подъезде... Такими глазами на меня посмотрел. Я его обшмонал на всякий случай: вдруг что заныкал?
- Сколько денег? - спросил Хипарь.
- Откуда я знаю? У меня времени считать не было.
Хипарь взял пакет. На углу соседнего с Потаповым дома они забрали Николая. Незнайка, глядя на пачки долларов в руках Хипаря, которые тот ловко считал, был доволен.
- Ты ее напоследок не слабо контузил. Не скоро очнется, сотряс точно будет, - сказал он.
Дворами они выскочили на Ленинградское шоссе. Незнайка и Фома бурно обсуждали Веру. "Свинья", - сквозь зубы периодически цедил Хипарь.
Денег оказалось сорок две тысячи.
- Ты говорил, около пятидесяти будет, - заметил Николаю Фома.
"Раздербанили" по десять пятьсот на каждого.
Как и вчера, Колобова довезли до Пушкинской. Незнайка вместе с ним вышел из машины:
- Ты, Колян, это самое, загасись куда-нибудь недельки на две, дома не живи.
- Хорошо.
- Давай, не прощаемся. Если будет еще какая работа - звони.
Они пожали друг другу руки.
7
Как в полусне Николай зашел в метро. Он почувствовал облегчение, когда вокруг него оказалось много народу. Ступив на эскалатор (просто так стоять на нем не смог), он пошел вниз. В голове кружился вихрь мыслей, но ни за одну из них он не мог надолго ухватиться. На какое-то мгновение его привлекла толпа громко говорящих иностранцев, независимо от возраста одетых в цветастые футболки и шорты, но, тут же забыв о них, он вспоминал уже о том, как в полусумасшедшем состоянии, с доселе неизвестным ему нервным волнением и подъемом, вошел в квартиру Потапова, как она сразу показалась ему чужой и незнакомой. Это ощущение дополняли появившиеся новые вещи: большой вентилятор, стеклянный журнальный столик. Резко, болезненно ударила и обожгла его мысль о Вере, о той веселой хохотунье Вере, которая столько раз в этой квартире накрывала им с Сергеем на стол, подливала ему в чашку чай: "что она сейчас, избитая, униженная, делает?"
он чувствовал тяжесть в затылке, трудно было приподнять голову. Так исподлобья смотрел он на находившихся с ним в вагоне метро людей и думал: вот они спокойно куда-то едут, о чем-то разговаривают, а в нем творится такой ужас.
Когда Колобов добрался до дома, во дворе с ним поздоровался известный на всю округу алкоголик Гриша Базин, долговязый кудрявый парень на два года старше него. Сейчас это приветствие Гриши как-то согрело Николая. Он подумал, что у него есть еще знакомые, которые с ним здороваются.
Матери дома не было. В ванной Николай намочил себе лицо и волосы холодной водой. Зайдя в свою комнату, он открыл окно и, не раздеваясь, лег на диван. Он жил на третьем этаже, и сейчас ему было видно, как легкий ветерок шевелит листья деревьев. Прохладой обдавало ему лицо, он понемногу успокоился. Так, в каком-то странном забытье, он пролежал до позднего вечера, пока не пришла с работы мать. О чем-то с ней разговаривать, вести себя как прежде Николай не мог. Он переоделся, взял пачку добытых сегодня долларов, многие из которых помялись (тогда, в машине, не пересчитывая, он сунул их себе в карман). Сославшись на дела, ушел из дома. Мать чувствовала, что в последнее время с сыном происходит что-то неладное, но спросить его об этом, зная его раздражительность, побоялась. На улице Колобов поймал такси и поехал на ночную дискотеку, по дороге разменяв в обменном пункте триста долларов.
8
Возле клуба стояли фешенебельные иномарки, сновал веселый, богатый народ, красивые девушки. В зале гремела музыка. Он купил себе коктейль и уселся за отдаленный столик. Вдруг подумалось: почти у всего этого яркого, дорогого, чего так много появилось вокруг, есть другая сторона - как правило, за всем этим стоят преступления, сплошное море преступлений, и он сегодня добавил в него свою часть.
"Все, что я задумал, сделано, - думал он, - деньги у меня, как говорится, "на кармане". Почему не радуюсь? Потому что унизился перед этими скотами. Да плевать на них, я их больше никогда не увижу. Веру избили? У нас постоянно кого-нибудь бьют. Нечего было им самим "светить" свои намерения с "хатой", целы были бы. Сами виноваты. Раскрыть все могут? Пусть попробуют. Доказательств нет, меня никто не видел". но на сердце было тяжело.
В семь утра Николай возвращался домой. В эту июньскую ночь на Москву обрушился страшный ураган. Буря пронеслась с юго-востока на северо-запад со скоростью экспресса, сметая все на своем пути. С трехсот домов были сорваны крыши, поломано около пятидесяти тысяч деревьев. Такого Москва еще не знала.
Колобов смотрел на все эти страшные последствия из окна такси и не удивлялся. Наоборот, ему казалось, что так все и должно быть.
9
Николая "приняли" через два дня. Сопоставляя факты, Потапов понял, чьих это рук дело. Он обратился за помощью к своему родственнику, владельцу фармацевтической компании, зная, что у того тесные связи с одной из спецслужб.
Сделав обыск и конфисковав оставшиеся доллары, слуги закона привезли Николая в наручниках к себе в заведение. Там в уютном кабинете с двумя столами им занялся майор Тюрин, мастер своего дела, садист, очень богатый человек.
- Очкарик, сука, додик, а туда же, грабить, - сказал он, глядя на Колобова, - на колени, мразь!
Насмерть перепуганный, Николай повиновался. Здоровые сильные мужчины окружили его. Громадный, рыжий, в камуфляже ногой в тяжелом ботинке прижал его голову к холодному полу:
- Сейчас тебя, жижу, оприходуем.
- Да ему, педерасту, это в кайф! - Тюрин с размаху табуретом ударил Николая по копчику.
Дальше для Колобова творилось что-то настолько ужасное, неописуемо болезненное и гадкое, что он уже мало что осознавал, все слилось в один сплошной кошмар. Слабый, безвольный, он сразу во всем сознался, но били, измывались над ним еще долго. Завели уголовное дело. "Лет на восемь тебя закроем, наденут там на тебя короткую юбочку, потом казнят, подельников-то ты сдал", - пообещал ему Тюрин.
Затем занялись и "подельниками". Но Незнайку достать они уже не смогли. Вечером, в день ограбления, они со своим другом, неким Данилой, на радостях купили в "Кристалле" за пятьсот долларов красавицу проститутку, набрали водки, взяли уже замоченное мясо под шашлыки и укатили отдыхать на дачу. Там "набухались", затопили баню. Напуганная озверевшими бандитами, их голыми телами в наколках, опытная проститутка Ира, чтобы ничего "не рубить", сама постаралась быть в стельку. Но забыться ей было тяжело насиловали извращенно, дикими голосами орали: "Ирина, ты меня любишь?" - и смеялись таким разбойничьим хохотом, что у бедной путаны от страха замирало сердце. Напарившись, перебрались в дом. Чтобы "не соскочила кобыла", дверь заперли на ключ и уже втроем напились до беспамятства.
Ночью поднялся ураган. Он разметал угли из мангала. Деревянная дача вспыхнула. Не спасся никто.
Братьев Фомичевых "принимали" очень жестко. Без перерыва "прессовали" полчаса. Не останавливаясь даже тогда, когда казалось, что уже забили насмерть. Когда их подняли, заталкивая, как бревна, в "уазик", лица Хипаря и Фомы представляли собой сплошное кровавое месиво.
10
После того как Николая "проработал" Тюрин и он во всем сознался, его сразу же, минуя КПЗ, оформили в "Матросскую тишину". Там он попал в так называемую сборку, специальный транзитный бокс, в котором заключенных держат несколько дней и затем распределяют по камерам, но некоторые здесь задерживались на недели. Сборки, как правило, чудовищно переполнены.
Как только за Колобовым закрылась дверь "хаты" и он обвел глазами место, в которое попал, он ужаснулся: людей было настолько много, что между ними трудно было протиснуться. В камере, рассчитанной на тридцать человек, находилось сто пятьдесят. Многие стояли, воздуха не хватало. На такое количество людей был только один туалет. Сейчас, стоя на нем, какой-то страшный, весь в наколках человек, выливая из кружек на себя воду, мылся. Он показывал другим свою руку и говорил, что в карцере его укусила крыса. "Восемь лет провести в этом аду!" - ужаснулся Николай.
через час он потерял сознание.
11
Следователь Харединов, ведший дело Колобова, учитывая его состояние, назначил психиатрическую экспертизу. Николая положили в институт Сербского.
Укутавшись одеялом, он сидит на кровати и уже в который раз читает письмо матери:
"Здравствуй, сынок Коленька!
Как ты там, в этом ужасном месте, милый мой мальчик? Сердце истосковалось, изнылось по тебе. Работать не могу, все валится из рук. взяла отпуск, сижу теперь дома одна.
Вчера была хорошая погода, тихая, спокойная. Пошла в церковь, молилась, просила Бога за тебя. Дома потом рассматривала наши старые фотографии. Помнишь, как мы ездили, когда папа был жив, на море? Ты там маленький такой, такой хороший!
Одежду твою, учебники со стола не убираю: кажется, что ты вышел только на минутку.
Коля, тебе звонили ребята из института, еще девочка одна звонила.
Сегодня я встречалась с нашим адвокатом Георгием Владленовичем. Деньги ему почти все собрала. Сняла у себя все с книжки, пятьсот долларов заняла на работе, тысячу дал дядя Витя. Коля, придется продавать твою машину, этим занимается дядя Витя, он разбирается. На всякий случай он ищет вариант поменять нашу двухкомнатную на однокомнатную с доплатой.
Коля, все образуется, все станет на свои места, Бог нас простит, будем мы еще счастливы, верь, сынок".
12
Прошло полгода.
Братья Фомичевы сидят в тюрьме и ждут суда. В камере, в духоте и смраде, у Хипаря начал гноиться разбитый глаз, он им практически не видит.
Родители Незнайки, похоронив сына, стали пить больше прежнего. Телевизор "Самсунг" давно продан.
Адвокат Николая Георгий Владленович кому надо дал взятку, уголовное дело в части, касающейся действий Колобова, было прекращено вследствие изменения обстановки, вызванной его психическим расстройством.
Полную астрономическую сумму, требуемую адвокатом за всю проделанную им работу, мать Николая собрать не смогла. Но Георгий Владленович был и так доволен. "Быстрее всего стареет благодарность. Аристотель", - как бы с сожалением, качая головой, сказал он ей, принимая деньги.
Из института Сербского Колобова перевели в Московскую областную психиатрическую больницу No 3. Облупленные, грязно-зеленые стены его палаты, угрюмые лица ее обитателей не так пугают Николая, как гудки автомобилей за окном, как голоса приходящих к больным посетителей и любые другие напоминания о том мире, где опасность, по его мнению, поджидает на каждом шагу, опасность, от которой он видит для себя только один выход: спрятаться, забиться в угол и закрыть глаза.
- Там, Санек, твоего одноклассника чуть удар не хватил, когда я у него деньги забрал в подъезде... Такими глазами на меня посмотрел. Я его обшмонал на всякий случай: вдруг что заныкал?
- Сколько денег? - спросил Хипарь.
- Откуда я знаю? У меня времени считать не было.
Хипарь взял пакет. На углу соседнего с Потаповым дома они забрали Николая. Незнайка, глядя на пачки долларов в руках Хипаря, которые тот ловко считал, был доволен.
- Ты ее напоследок не слабо контузил. Не скоро очнется, сотряс точно будет, - сказал он.
Дворами они выскочили на Ленинградское шоссе. Незнайка и Фома бурно обсуждали Веру. "Свинья", - сквозь зубы периодически цедил Хипарь.
Денег оказалось сорок две тысячи.
- Ты говорил, около пятидесяти будет, - заметил Николаю Фома.
"Раздербанили" по десять пятьсот на каждого.
Как и вчера, Колобова довезли до Пушкинской. Незнайка вместе с ним вышел из машины:
- Ты, Колян, это самое, загасись куда-нибудь недельки на две, дома не живи.
- Хорошо.
- Давай, не прощаемся. Если будет еще какая работа - звони.
Они пожали друг другу руки.
7
Как в полусне Николай зашел в метро. Он почувствовал облегчение, когда вокруг него оказалось много народу. Ступив на эскалатор (просто так стоять на нем не смог), он пошел вниз. В голове кружился вихрь мыслей, но ни за одну из них он не мог надолго ухватиться. На какое-то мгновение его привлекла толпа громко говорящих иностранцев, независимо от возраста одетых в цветастые футболки и шорты, но, тут же забыв о них, он вспоминал уже о том, как в полусумасшедшем состоянии, с доселе неизвестным ему нервным волнением и подъемом, вошел в квартиру Потапова, как она сразу показалась ему чужой и незнакомой. Это ощущение дополняли появившиеся новые вещи: большой вентилятор, стеклянный журнальный столик. Резко, болезненно ударила и обожгла его мысль о Вере, о той веселой хохотунье Вере, которая столько раз в этой квартире накрывала им с Сергеем на стол, подливала ему в чашку чай: "что она сейчас, избитая, униженная, делает?"
он чувствовал тяжесть в затылке, трудно было приподнять голову. Так исподлобья смотрел он на находившихся с ним в вагоне метро людей и думал: вот они спокойно куда-то едут, о чем-то разговаривают, а в нем творится такой ужас.
Когда Колобов добрался до дома, во дворе с ним поздоровался известный на всю округу алкоголик Гриша Базин, долговязый кудрявый парень на два года старше него. Сейчас это приветствие Гриши как-то согрело Николая. Он подумал, что у него есть еще знакомые, которые с ним здороваются.
Матери дома не было. В ванной Николай намочил себе лицо и волосы холодной водой. Зайдя в свою комнату, он открыл окно и, не раздеваясь, лег на диван. Он жил на третьем этаже, и сейчас ему было видно, как легкий ветерок шевелит листья деревьев. Прохладой обдавало ему лицо, он понемногу успокоился. Так, в каком-то странном забытье, он пролежал до позднего вечера, пока не пришла с работы мать. О чем-то с ней разговаривать, вести себя как прежде Николай не мог. Он переоделся, взял пачку добытых сегодня долларов, многие из которых помялись (тогда, в машине, не пересчитывая, он сунул их себе в карман). Сославшись на дела, ушел из дома. Мать чувствовала, что в последнее время с сыном происходит что-то неладное, но спросить его об этом, зная его раздражительность, побоялась. На улице Колобов поймал такси и поехал на ночную дискотеку, по дороге разменяв в обменном пункте триста долларов.
8
Возле клуба стояли фешенебельные иномарки, сновал веселый, богатый народ, красивые девушки. В зале гремела музыка. Он купил себе коктейль и уселся за отдаленный столик. Вдруг подумалось: почти у всего этого яркого, дорогого, чего так много появилось вокруг, есть другая сторона - как правило, за всем этим стоят преступления, сплошное море преступлений, и он сегодня добавил в него свою часть.
"Все, что я задумал, сделано, - думал он, - деньги у меня, как говорится, "на кармане". Почему не радуюсь? Потому что унизился перед этими скотами. Да плевать на них, я их больше никогда не увижу. Веру избили? У нас постоянно кого-нибудь бьют. Нечего было им самим "светить" свои намерения с "хатой", целы были бы. Сами виноваты. Раскрыть все могут? Пусть попробуют. Доказательств нет, меня никто не видел". но на сердце было тяжело.
В семь утра Николай возвращался домой. В эту июньскую ночь на Москву обрушился страшный ураган. Буря пронеслась с юго-востока на северо-запад со скоростью экспресса, сметая все на своем пути. С трехсот домов были сорваны крыши, поломано около пятидесяти тысяч деревьев. Такого Москва еще не знала.
Колобов смотрел на все эти страшные последствия из окна такси и не удивлялся. Наоборот, ему казалось, что так все и должно быть.
9
Николая "приняли" через два дня. Сопоставляя факты, Потапов понял, чьих это рук дело. Он обратился за помощью к своему родственнику, владельцу фармацевтической компании, зная, что у того тесные связи с одной из спецслужб.
Сделав обыск и конфисковав оставшиеся доллары, слуги закона привезли Николая в наручниках к себе в заведение. Там в уютном кабинете с двумя столами им занялся майор Тюрин, мастер своего дела, садист, очень богатый человек.
- Очкарик, сука, додик, а туда же, грабить, - сказал он, глядя на Колобова, - на колени, мразь!
Насмерть перепуганный, Николай повиновался. Здоровые сильные мужчины окружили его. Громадный, рыжий, в камуфляже ногой в тяжелом ботинке прижал его голову к холодному полу:
- Сейчас тебя, жижу, оприходуем.
- Да ему, педерасту, это в кайф! - Тюрин с размаху табуретом ударил Николая по копчику.
Дальше для Колобова творилось что-то настолько ужасное, неописуемо болезненное и гадкое, что он уже мало что осознавал, все слилось в один сплошной кошмар. Слабый, безвольный, он сразу во всем сознался, но били, измывались над ним еще долго. Завели уголовное дело. "Лет на восемь тебя закроем, наденут там на тебя короткую юбочку, потом казнят, подельников-то ты сдал", - пообещал ему Тюрин.
Затем занялись и "подельниками". Но Незнайку достать они уже не смогли. Вечером, в день ограбления, они со своим другом, неким Данилой, на радостях купили в "Кристалле" за пятьсот долларов красавицу проститутку, набрали водки, взяли уже замоченное мясо под шашлыки и укатили отдыхать на дачу. Там "набухались", затопили баню. Напуганная озверевшими бандитами, их голыми телами в наколках, опытная проститутка Ира, чтобы ничего "не рубить", сама постаралась быть в стельку. Но забыться ей было тяжело насиловали извращенно, дикими голосами орали: "Ирина, ты меня любишь?" - и смеялись таким разбойничьим хохотом, что у бедной путаны от страха замирало сердце. Напарившись, перебрались в дом. Чтобы "не соскочила кобыла", дверь заперли на ключ и уже втроем напились до беспамятства.
Ночью поднялся ураган. Он разметал угли из мангала. Деревянная дача вспыхнула. Не спасся никто.
Братьев Фомичевых "принимали" очень жестко. Без перерыва "прессовали" полчаса. Не останавливаясь даже тогда, когда казалось, что уже забили насмерть. Когда их подняли, заталкивая, как бревна, в "уазик", лица Хипаря и Фомы представляли собой сплошное кровавое месиво.
10
После того как Николая "проработал" Тюрин и он во всем сознался, его сразу же, минуя КПЗ, оформили в "Матросскую тишину". Там он попал в так называемую сборку, специальный транзитный бокс, в котором заключенных держат несколько дней и затем распределяют по камерам, но некоторые здесь задерживались на недели. Сборки, как правило, чудовищно переполнены.
Как только за Колобовым закрылась дверь "хаты" и он обвел глазами место, в которое попал, он ужаснулся: людей было настолько много, что между ними трудно было протиснуться. В камере, рассчитанной на тридцать человек, находилось сто пятьдесят. Многие стояли, воздуха не хватало. На такое количество людей был только один туалет. Сейчас, стоя на нем, какой-то страшный, весь в наколках человек, выливая из кружек на себя воду, мылся. Он показывал другим свою руку и говорил, что в карцере его укусила крыса. "Восемь лет провести в этом аду!" - ужаснулся Николай.
через час он потерял сознание.
11
Следователь Харединов, ведший дело Колобова, учитывая его состояние, назначил психиатрическую экспертизу. Николая положили в институт Сербского.
Укутавшись одеялом, он сидит на кровати и уже в который раз читает письмо матери:
"Здравствуй, сынок Коленька!
Как ты там, в этом ужасном месте, милый мой мальчик? Сердце истосковалось, изнылось по тебе. Работать не могу, все валится из рук. взяла отпуск, сижу теперь дома одна.
Вчера была хорошая погода, тихая, спокойная. Пошла в церковь, молилась, просила Бога за тебя. Дома потом рассматривала наши старые фотографии. Помнишь, как мы ездили, когда папа был жив, на море? Ты там маленький такой, такой хороший!
Одежду твою, учебники со стола не убираю: кажется, что ты вышел только на минутку.
Коля, тебе звонили ребята из института, еще девочка одна звонила.
Сегодня я встречалась с нашим адвокатом Георгием Владленовичем. Деньги ему почти все собрала. Сняла у себя все с книжки, пятьсот долларов заняла на работе, тысячу дал дядя Витя. Коля, придется продавать твою машину, этим занимается дядя Витя, он разбирается. На всякий случай он ищет вариант поменять нашу двухкомнатную на однокомнатную с доплатой.
Коля, все образуется, все станет на свои места, Бог нас простит, будем мы еще счастливы, верь, сынок".
12
Прошло полгода.
Братья Фомичевы сидят в тюрьме и ждут суда. В камере, в духоте и смраде, у Хипаря начал гноиться разбитый глаз, он им практически не видит.
Родители Незнайки, похоронив сына, стали пить больше прежнего. Телевизор "Самсунг" давно продан.
Адвокат Николая Георгий Владленович кому надо дал взятку, уголовное дело в части, касающейся действий Колобова, было прекращено вследствие изменения обстановки, вызванной его психическим расстройством.
Полную астрономическую сумму, требуемую адвокатом за всю проделанную им работу, мать Николая собрать не смогла. Но Георгий Владленович был и так доволен. "Быстрее всего стареет благодарность. Аристотель", - как бы с сожалением, качая головой, сказал он ей, принимая деньги.
Из института Сербского Колобова перевели в Московскую областную психиатрическую больницу No 3. Облупленные, грязно-зеленые стены его палаты, угрюмые лица ее обитателей не так пугают Николая, как гудки автомобилей за окном, как голоса приходящих к больным посетителей и любые другие напоминания о том мире, где опасность, по его мнению, поджидает на каждом шагу, опасность, от которой он видит для себя только один выход: спрятаться, забиться в угол и закрыть глаза.