Страница:
Дмитрий Дубинин
Узурпатор ниоткуда
…Многие африканские царьки чрезвычайно ревниво относятся к неприкосновенности своих владений. Не то чтобы они были так уж свирепы и чтобы они вообще отказывались пускать к себе путешественников, но за разрешение пересечь их территорию они требуют плату, и нередко довольно высокую.
Луи Буссенар, «Похитители бриллиантов»
Когда мы позволяем правительствам разваливаться, на их место приходят военные диктаторы, преступники, наркобароны или террористы.
Робин Кук, министр иностранных дел Великобритании
Все совпадения имен и фамилий действующих лиц с именами и фамилиями реальных людей совершенно случайны. Территории под названием «Контвигия» на карте нашего мира не существует, однако у нее имеется вполне реальный географический прототип. Название другой страны сегодня может считаться неактуальным, но автор полагает, что «Заир» и «заирцы» в контексте данной книги будут звучать более адекватно и благозвучно, чем «Демократическая Республика Конго» и «конголезцы».
Часть первая. Слепой крокодил
Глава первая
– Взлетай! – Анатолий напряженно смотрел на фигуры людей в камуфляже, бегущие по кромке летного поля, поросшей бушем.
Ответ командира экипажа состоял сплошь из литовского пятиэтажия. Я понял, что первому пилоту стало по-настоящему страшно. Мне тоже было страшно. Несмотря на китайский «Калашников» образца сорок седьмого года, который я ощутил своей спиной.
– Verdammte Scheisse! У них гранатомет! – закричал штурман, заметивший зловещую трубу в руках у одного из негров. – Шарахнут – и всем капут! Надо остановить двигатели!
Время терять было нельзя.
– Дэйв, я пошел, – спокойно, но громко, чтобы перекричать шум двигателей, сказал я командиру. – Попробую их придержать. – Затем сорвал автомат с крючка, шагнул к двери и положил руку на рычаг.
– Остановись, Dummerbert! – попытался вразумить меня штурман.
– Только не говори потом, что это я тебя послал! – сказал командир.
Реплику находившегося за его спиной босса я уже не услышал, потому что распахнул дверь, и рев турбин сделал невозможным дальнейшую дискуссию. «Ан-26», наверняка уставший от бесчисленных стартов и приземлений, содрогался, словно страшась очередного подъема с грунтовой полосы, лишенной каких бы то ни было знаков. Впрочем, взлет все еще был под вопросом. Солдаты неизвестной нам армии или боевики не более известной бандитской группировки, похоже, готовились к тому, чтобы не дать самолету уйти.
Двигатели «Антонова» продолжали работать на малом газе. Я выпрыгнул на красно-коричневый грунт, и тут же отбежал в сторону, надеясь за камнями спрятаться от выстрелов. Трудно было не заметить выскочившего из самолета человека с автоматом. Но вооруженные люди пока никаких действий не предпринимали. Они ждали, очевидно, того, что пилоты, поняв, что уйти не удастся, остановят двигатели и сдадутся на милость боевиков… захватчиков? повстанцев?
Лежа за камнями, я думал о сидящем в самолете авантюристе, возомнившем себя самым умным бизнесменом по обе стороны экватора. Робертас Кеженис действительно вздумал сделать бизнес в Африке, полагая, что там еще есть где развернуться. Конечно, развернуться здесь можно, но если бы он взялся за что-нибудь другое… А ведь этот деятель вздумал поставить в ЮАР не что-нибудь, а марочные грузинские вина. Неужели не знал наш босс, что южноафриканские вина во всем мире ценятся настолько же выше грузинских, насколько американский пилот зарабатывает больше литовского? И что получилось? Чтобы избежать таможенных проблем, пришлось выгружать это вино чуть ли не в джунглях, а взамен возить головорезов и браконьерскую слоновую кость… Которую еще, чего доброго, придется самим перевозить дальше… И неужели ему не было известно, что экспорт слоновой кости в Европу запрещен, а попытка ее перепродажи – дело уголовно наказуемое? Знал, наверное. Но даже если и не так, его истинные цели так и остались для меня загадкой. И вот теперь, похоже, закономерный результат всех этих авантюр – захват воздушного судна… Хорошо, если мы потеряем только потенциальный жирный куш, а ну как если придется оставить в этой земле свои кости?
…Поскольку никаких изменений пока что не происходило, боевики решили действовать дальше. Человек с гранатометом, не очень-то и спеша, выбрался из кустов и стал приближаться к самолету. Зловещую трубу он перебросил за спину, наивно полагая, что сам находится в безопасности.
«Извинятся буду потом», – решил я, плавно нажимая спуск. Короткая очередь заставила негра взмахнуть руками и повалиться ничком на землю.
Впрочем, я был уверен, что промахнулся, потому что взял почти на полметра выше головы этого парня, а стрелять еще не разучился. Или, может быть, стоило бить в упор?..
Из зарослей буша послышались нечеловеческие вопли. Боевики, очевидно, имели приказ до поры до времени не стрелять по самолету, зато по камням, за которыми скрывался я, ударило несколько очередей. Каменное крошево посыпалось мне за шиворот.
Пора было действовать агрессивнее. Превозмогая страх, какого в жизни не испытывал, я на получетвереньках метнулся из-за гряды в сторону, подальше от самолета. Упав прямо на жесткую траву, которой густо порос край летного поля, я дал еще одну очередь поверх основной кучки моих противников. Я еще надеялся, что кто-нибудь из экипажа возьмет второй автомат и даст по этим мерзавцам как следует, пока я прижимаю их к земле.
Но со стороны самолета так никто и не начинал стрельбу. Зато пули боевиков взметнули несколько фонтанчиков пыли неподалеку от меня (хорошо, хоть эти типы стреляют как колхозники), а я тем временем дал третью очередь и, видимо, в кого-то попал, потому что двое, имевшие неосторожность высунуть свои словно начищенные ваксой физиономии из кустов, вмиг завопили дурными голосами и прекратили огонь. Вслед за этим я вознамерился вернуться на позицию за каменной грядой, но даже чуть приподняться теперь было невозможно – остальные боевики не на шутку рассвирепели, и пули начали свистеть уже, наверное, в сантиметре от моей головы.
Видно, боец я еще тот… Ладно. Подождав, когда зловещая музыка немного стихнет, я по-пластунски пополз к камням. И тут понял, что почти попался. Черные люди уже находились метрах в пятнадцати – они быстренько переместились ближе ко мне и теперь находились за большими деревянными ящиками, составленными около ближайшего сарая, по всем признакам, оборудованного под склад.
Я дал очередь по этим ящикам… Ничего не понимаю, неужели кроме меня, больше некому защищать самолет?! А у меня патроны вот-вот кончатся… Дождавшись, когда чья-то голова высунется из-за края ящика, я снова выстрелил.
И едва не оглох и не ослеп. Вспышка пламени, сопровождающаяся адским грохотом, была мне ответом. Горячая ударная волна подбросила меня не меньше, чем на метр, а мгновение спустя я приложился лицом к земле, причем приложился крепко.
Наверное, несколько минут я пробыл без сознания. Боль во всем теле была ужасной, в глазах словно сыпался песок, а в ушах стоял неприятный звон. Но раз так, я был еще жив, а это сейчас казалось главным.
Что случилось? Подняв голову, я увидел, что от ящиков не осталось ровным счетом ничего, склад вовсю пылает, и вроде как больше никто в меня не целится. А самолет… О черт, самолет, взметнув тучу красной пыли, уже катится по грунтовой полосе, причем очень резво набирает скорость! Сволочи!
Я с трудом приподнялся. Заорал вслед самолету. Истратив последние патроны, дал очередь в воздух, почти не слыша выстрелов. Толку-то! «Ан-26» уходил все дальше. Что же случилось? Почему они так поступили?
…Весело горел склад. Вокруг воронки валялись изуродованные взрывом трупы. Медленно оседала красная пыль. Я стоял в центре всего этого, с пустым автоматом в руке, оглохший и ободранный. А самолет улетел.
– Это что? – спросила Таня, взяв ее в руки. И тут же прочла: – «Лиетувос Республика. Пасас». Что это значит, черт возьми?
– На работу устроился, – усмехнулся я. – А поскольку литовцы не берут иностранцев на работу, пришлось мне стать гражданином этой страны…
– Надеюсь, не официально? Как тебя зовут-то теперь?.. «Андриус Маскявичюс». Да-а.
– Все в порядке, – сказал я. Меня в свое время еще и не так звали.
– Сколько платить-то будут?
– Достаточно. Пятьсот долларов зарплата, плюс почти триста полетных.
Про двести, которые летчики называли «гробовыми», я решил умолчать. Про возможные премиальные пока тоже рано было распространяться.
– Опять дома неделями появляться не будешь?
– Где-то так. Двенадцатого числа из Вильнюса пригонят самолет для сибирского филиала, и мы вылетаем на работу. Недели две взлетов и посадок, потом – домой. Неделю гуляем, потом снова в дорогу. И так – целый год. Если не передумаю. Если передумаю, – с меня небольшая неустойка, долларов двести.
Я занизил сумму больше чем вдвое… Да и насчет двух недель несколько погорячился, – фрахт мог затянуться на месяц и более.
– Звучит не очень-то заманчиво, – сказала Таня.
– Да ладно… У нас есть варианты?
– Были же.
– Ага. Восемь тысяч рублей «вчерную» и никаких гарантий.
– Тебе предлагали тринадцать!
– Это в другом месте. Но я опоздал.
«В другом месте» директрисой оказалась моя старая знакомая. Когда мне было двадцать два, а ей тридцать четыре, какое-то время казалось забавным просыпаться вместе, но с тех пор прошло порядочно времени. Посмотрел я, как она сейчас выглядит, выслушал несколько намеков и решил, что пусть на нее поработает кто-нибудь другой. Мне не нужны были подобные приключения. Мне нужна была работа.
Таня пожала плечами и отправилась на кухню греметь горшками. Я вышел на балкон покурить и, шаря по карманам, наткнулся на свой трудовик.
Действительно забавно, думал я, листая вкладыш к трудовой книжке. Стоит мне куда-то устроиться, как контору тут же начинает лихорадить. Сначала, как водится, начинаются проблемы либо с финансированием, либо с объемом продаж. Потом шеф начинает думать, кого сокращать. Или задерживает зарплату. А вообще похоронил я за свою трудовую деятельность предприятий десять самых разных форм собственности, начиная с большого завода и заканчивая мелким рекламным агентством. Боюсь, что среди потенциальных работодателей я числюсь в «черном списке», иначе, с чего быпосле успешного собеседования с персональщиком, – буквально на следующий день звонит от них девочка и тоненьким голоском важно сообщает: мы, типа отдали предпочтение другому человеку.
Или взять мои «дикие» способы заработка. Я мотался «челноком» в Китай, держал точки на барахолке, не говоря уж о том, что мне подворачивались дельца, – спекулировать медью, торговать краденой соляркой, сдавать американским миссионерам садовые домики под видом коттеджей, в результате чего я влезал в такие авантюры, из которых удивительно как, вообще, живым-то выбрался… И без денег, хотя, казалось бы, вот они, уже сами в карман прыгнули. А что делать? Жить-то надо. Татьяну тоже взять – сколько мы с ней живем, и она подолгу на одной работе не засиживается. Алименты, опять же…
Думать о грустном не хотелось, поэтому я переключился на перспективы. В трудовике моя должность экспедитора в авиакомпании «Аэлитас», что вполне понятно, никак не была отражена, зато в паспорте гражданина Литвы лежал сложенный вчетверо контракт, составленный на литовском языке. Дэйв мне его перевел, думаю, не обманул. Ну, что же, год работы в воздухе за хорошие деньги, – не самое паршивое, что можно было себе представить.
Более паршивое я себе представлял, когда, покуривая, сидел в сквере у Оперного и тщетно пытался настроиться на посещение центра занятости, который находился неподалеку. Погода была для июля, мягко говоря, неважной, – дул порывистый ветер, мотающий пыль и тополиный пух, сигарета казалась горькой, денег в кармане брякало всего чуть, мобильник молчал по причине неожиданно опустевшего счета. Финансовые тылы ничем не были прикрыты. Если бы моего дальневосточного друга, с которым мы пережили сущий кошмар на Курилах, не задержала береговая охрана в море, когда он вез через пролив Измены наши золотые монеты, жить сейчас было бы существенно проще. А так, по его словам, он лишился большей части золота, а все остальное потратил на лечение жены, которая в противном случае уже отправилась бы на тот свет. Японская медицина, сказал он, творит чудеса, но уж очень дорого она обходятся…
Докурив, я уже собрался подниматься, как вдруг рядом на лавочку сел, с только что открытым пивом, смутно знакомый мне мужчина, на вид немногим старше меня.
Елки зеленые! Ведь это же Толя! Летчик Анатолий, который когда-то на «Ан-2» вывез меня с охваченного огнем Кавказа. Изменился мужик! Несмотря на то, что познакомились мы с ним в настоящем бараке для рабов, тогда он выглядел покрепче и помассивнее. Однако, тогда он больше походил на неандертальца, а сейчас рядом со мной находился в меру респектабельный горожанин, правда, не в очень свежей рубашке, да и отросшие черные волосы блестели несколько подозрительно.
Думаю, что с тех пор я и сам немного изменился, но он тоже узнал меня несколько секунд спустя, и потому вопрос, брать еще пива или нет, не вставал ребром. Зато в процессе беседы двух старых знакомых просто не мог не появиться вопрос иного рода:
– Чем занимаешься? – спросил Толя, после того, как сообщил, какими путями он добирался из Ставрополья до Сибири.
– Как тебе сказать? – Я не слишком был расположен к откровениям, потому что не считаю статус безработного таким уж почетным.
– Понял… – Толя хлебнул пива и начал рассказывать:
– Я тоже около года занимался черт знает чем. Малая авиация, сам знаешь, сейчас в глубокой заднице, а в большую меня уже никто не возьмет. Месяца четыре назад подвернулась интересная работенка… Полеты за рубеж. Литовская авиакомпания. Два самолета «Ан-двадцать шесть». Один обычно базируется в Вильнюсе, другой – здесь. Взяли меня вторым пилотом с испытательным. Сделали рейс – предложили контракт.
– Хороший хоть контракт?
– Почти на полторы штуки в месяц.
Я мысленно перевел сумму в рубли и позавидовал. Правда, не вслух. Предложи подобную сумму тогда моя старая (в полном смысле этого слова) приятельница-директриса, глядишь, и показалась бы она мне более привлекательной…
– Баксов? – риторически поинтересовался я.
– Евриков.
Еще не хуже. Но на такие деньги Толя мог и выглядеть бы по-другому. И не шататься по скверу с бутылкой дешевого пива. А пригласить друга куда-нибудь. В кабак, к примеру. Сто лет в ресторане не был, забыл уже, что это такое.
– Но за них вкалывать пришлось, скажу тебе…
– А что так?
– Понимаешь, из этих рейсов есть шанс не вернуться домой.
Я вдруг вспомнил, чем Толя промышлял до нашего знакомства. А промышлял он тем, что возил грузы и пассажиров по заказам чеченских или еще каких-то близких им по духу сепаратистов. Какого рода были эти грузы и пассажиры, Толя не рассказывал, но я почему-то предполагал, что он вряд ли возил свинину или христианских священников.
– Наверное, возите что-то такое, чем лучше не хвастаться? – прямо спросил я.
– Знаешь, я особо не лезу в это дело. В нашем экипаже был экспедитор, который занимался грузами и строил черных ублюдков, но он не докладывал мне обо всех тонкостях своего дела. Командир знает больше, ну еще представитель хозяина.
– Хозяин – литовец?
– Вроде бы, да. Зовут Робертас. Робертас Кеженис. Редкостная скотина и хамло. Правда, Дэйв уверяет, что не литовец он никакой.
– Дэйв?
– Командир. Первый пилот. Мужик, к слову, отличный. Имя – Давидас Карбаускис, но предпочитает, чтобы его звали Дэйв.
– И как ты только эти имена запоминаешь? – искренне удивился я.
– Когда самого зовут Анатолисом Самайтисом, еще и не то запомнишь, – усмехнулся Толя.
– Сроду бы не подумал, что ты прибалт, – сказал я, но уже не искренне.
Толя хохотнул.
– Я по паспорту – Анатолий. Фамилия – Самаев. Ну, да ты же помнишь.
– А почему теперь так?
Тут Толя, похоже, подумал, а есть ли смысл выкладывать секреты фирмы постороннему, в сущности, человеку.
– Ну, так в команде принято… Еще по пивку? Я угощаю, Андрюха.
После третьей бутылочки Толя еще немного разговорился. Выяснилось, что работу он нашел не случайно, просто руководству компании каким-то образом стали известны прежние Толины грешки. Нет, никакого шантажа, боже упаси! Видимо, они просто решили, что такой, как Самаев, не будет задавать лишних вопросов, если что и увидит.
Мне стало ясно и направление тех самых зарубежных рейсов, откуда можно не вернуться. Бравые литовцы, оказывается, мотались по Африке. Найроби, Луанда, Браззавиль, Лагос… Толя так и сыпал названиями экзотических столиц. Рассказал он о страшных ливнях, под которыми аэродромы в считанные минуты превращаются в болота. Рассказал о бешеном слоне, выбежавшем из леса на стоянку самолетов и протаранившем один из незастрахованных аппаратов, да так, что командир предпочел сбежать к масаям, чтобы не платить по возвращении домой двести тысяч долларов. Рассказал о партизанах, которые обстреливают ракетами любой пролетающий над джунглями объект, который хоть немного крупнее марабу. Рассказал и о печальной судьбе их экспедитора, который сейчас сидит в тюрьме недалеко от столицы Конго без всякой надежды на освобождение: местные копы поймали его с оружием прямо у трапа самолета незадолго до вылета в обратный путь.
– Это с каким еще оружием? – не сразу понял я. Все-таки это была уже четвертая бутылка. – Полицейские с оружием за вами гонялись?
– Да, надо было им гоняться… Кто-то заметил и донес. Нас эти черные свиньи терпеть не могут. Хотя сами же открыто говорят, что без иностранной авиации давно бы загнулись.
– Так, а что там с оружием-то?
– Ну, как что? Экспедитору бывает необходимо с собой пиримпимпим таскать. Мало ли что? Это нам приходится почти безвылазно торчать в самолете, а экспедитор мотается…
– В иностранный город с оружием?
– Я разве сказал «в город»? Э, в город не всегда можно, ты прав… Ладно. Слушай, чертовски рад был тебя увидеть… Может, телефонами обменяемся, вдруг что понадобится? Хочешь, какой-нибудь сувенир из Африки привезу?
Толя начал вставать со скамейки.
– Челюсть Бокассы, – мрачно пошутил я. Пиво не спасало меня от мыслей о завтрашнем дне, а сейчас и думать было нечего о том, чтобы идти на биржу труда.
Толя захохотал. Глядя на него, я тоже немного посмеялся, как вдруг Самаев оборвал смех.
– Челюсть… – повторил он. – Слушай, челюсть, а ведь ты по снабженческой части когда-то суетился?
– Было дело, – согласился я.
– Так что же ты думаешь? Иди к нам?
– Куда «к вам»?
– В нашу фирму. И в нашу команду. Экспедитор нам в любом случае нужен.
– Ты с ума сошел! Кто же меня в Африку-то без намордника пустит?
– Авиакомпания «Аэлитас», – уверенно ответил Толя и снова сел рядом со мной. – А что? Ты парень не промах, я ведь помню тебя по Кавказу…
– Тогда все было иначе, – сказал я.
– Согласен. Но рискнуть за хорошие деньги ты можешь?
– Уголовщиной пахнет, – сказал я. – За что, говоришь, ваш товарищ в Конго срок мотает?
– Зато, брат ты мой, такое повидаешь! Африка, Андрюха, это сказка! Сон наяву!
– На каком языке там говорят, в этой сказке наяву?
– На разных… На Западе – португальский в ходу. Французский. На Востоке – суахили. Да это ерунда, примитивный американский там даже пигмеи знают.
– Ты думаешь, я так уж хорошо знаю примитивный американский? И вообще, странно, что кто-то по своей воле подпишется на подобную работу. Если он не сумасшедший.
– I couldn't be crazy, – вдруг сказал Толя.
– But you became such, – словно бы само собой вырвалось у меня.
Толя снова засмеялся:
– Вот видишь! Нет, ты будешь полным идиотом, если откажешься хотя бы поговорить с Робертасом.
– Ты же сам сказал, что он скотина.
– Но он платит мне. И неплохо. А это, знаешь ли, делает любую скотину похожей на человека.
– Давай твой телефон, черт с тобой! – произнес я, доставая мобильник.
– Забивай, – сказал Толя. А когда я снова убрал трубку в карман, предложил:
– По последней? – И, глядя на мое лицо, на котором, видимо, узрел сомнение, добавил: – На сегодня.
Ответ командира экипажа состоял сплошь из литовского пятиэтажия. Я понял, что первому пилоту стало по-настоящему страшно. Мне тоже было страшно. Несмотря на китайский «Калашников» образца сорок седьмого года, который я ощутил своей спиной.
– Verdammte Scheisse! У них гранатомет! – закричал штурман, заметивший зловещую трубу в руках у одного из негров. – Шарахнут – и всем капут! Надо остановить двигатели!
Время терять было нельзя.
– Дэйв, я пошел, – спокойно, но громко, чтобы перекричать шум двигателей, сказал я командиру. – Попробую их придержать. – Затем сорвал автомат с крючка, шагнул к двери и положил руку на рычаг.
– Остановись, Dummerbert! – попытался вразумить меня штурман.
– Только не говори потом, что это я тебя послал! – сказал командир.
Реплику находившегося за его спиной босса я уже не услышал, потому что распахнул дверь, и рев турбин сделал невозможным дальнейшую дискуссию. «Ан-26», наверняка уставший от бесчисленных стартов и приземлений, содрогался, словно страшась очередного подъема с грунтовой полосы, лишенной каких бы то ни было знаков. Впрочем, взлет все еще был под вопросом. Солдаты неизвестной нам армии или боевики не более известной бандитской группировки, похоже, готовились к тому, чтобы не дать самолету уйти.
Двигатели «Антонова» продолжали работать на малом газе. Я выпрыгнул на красно-коричневый грунт, и тут же отбежал в сторону, надеясь за камнями спрятаться от выстрелов. Трудно было не заметить выскочившего из самолета человека с автоматом. Но вооруженные люди пока никаких действий не предпринимали. Они ждали, очевидно, того, что пилоты, поняв, что уйти не удастся, остановят двигатели и сдадутся на милость боевиков… захватчиков? повстанцев?
Лежа за камнями, я думал о сидящем в самолете авантюристе, возомнившем себя самым умным бизнесменом по обе стороны экватора. Робертас Кеженис действительно вздумал сделать бизнес в Африке, полагая, что там еще есть где развернуться. Конечно, развернуться здесь можно, но если бы он взялся за что-нибудь другое… А ведь этот деятель вздумал поставить в ЮАР не что-нибудь, а марочные грузинские вина. Неужели не знал наш босс, что южноафриканские вина во всем мире ценятся настолько же выше грузинских, насколько американский пилот зарабатывает больше литовского? И что получилось? Чтобы избежать таможенных проблем, пришлось выгружать это вино чуть ли не в джунглях, а взамен возить головорезов и браконьерскую слоновую кость… Которую еще, чего доброго, придется самим перевозить дальше… И неужели ему не было известно, что экспорт слоновой кости в Европу запрещен, а попытка ее перепродажи – дело уголовно наказуемое? Знал, наверное. Но даже если и не так, его истинные цели так и остались для меня загадкой. И вот теперь, похоже, закономерный результат всех этих авантюр – захват воздушного судна… Хорошо, если мы потеряем только потенциальный жирный куш, а ну как если придется оставить в этой земле свои кости?
…Поскольку никаких изменений пока что не происходило, боевики решили действовать дальше. Человек с гранатометом, не очень-то и спеша, выбрался из кустов и стал приближаться к самолету. Зловещую трубу он перебросил за спину, наивно полагая, что сам находится в безопасности.
«Извинятся буду потом», – решил я, плавно нажимая спуск. Короткая очередь заставила негра взмахнуть руками и повалиться ничком на землю.
Впрочем, я был уверен, что промахнулся, потому что взял почти на полметра выше головы этого парня, а стрелять еще не разучился. Или, может быть, стоило бить в упор?..
Из зарослей буша послышались нечеловеческие вопли. Боевики, очевидно, имели приказ до поры до времени не стрелять по самолету, зато по камням, за которыми скрывался я, ударило несколько очередей. Каменное крошево посыпалось мне за шиворот.
Пора было действовать агрессивнее. Превозмогая страх, какого в жизни не испытывал, я на получетвереньках метнулся из-за гряды в сторону, подальше от самолета. Упав прямо на жесткую траву, которой густо порос край летного поля, я дал еще одну очередь поверх основной кучки моих противников. Я еще надеялся, что кто-нибудь из экипажа возьмет второй автомат и даст по этим мерзавцам как следует, пока я прижимаю их к земле.
Но со стороны самолета так никто и не начинал стрельбу. Зато пули боевиков взметнули несколько фонтанчиков пыли неподалеку от меня (хорошо, хоть эти типы стреляют как колхозники), а я тем временем дал третью очередь и, видимо, в кого-то попал, потому что двое, имевшие неосторожность высунуть свои словно начищенные ваксой физиономии из кустов, вмиг завопили дурными голосами и прекратили огонь. Вслед за этим я вознамерился вернуться на позицию за каменной грядой, но даже чуть приподняться теперь было невозможно – остальные боевики не на шутку рассвирепели, и пули начали свистеть уже, наверное, в сантиметре от моей головы.
Видно, боец я еще тот… Ладно. Подождав, когда зловещая музыка немного стихнет, я по-пластунски пополз к камням. И тут понял, что почти попался. Черные люди уже находились метрах в пятнадцати – они быстренько переместились ближе ко мне и теперь находились за большими деревянными ящиками, составленными около ближайшего сарая, по всем признакам, оборудованного под склад.
Я дал очередь по этим ящикам… Ничего не понимаю, неужели кроме меня, больше некому защищать самолет?! А у меня патроны вот-вот кончатся… Дождавшись, когда чья-то голова высунется из-за края ящика, я снова выстрелил.
И едва не оглох и не ослеп. Вспышка пламени, сопровождающаяся адским грохотом, была мне ответом. Горячая ударная волна подбросила меня не меньше, чем на метр, а мгновение спустя я приложился лицом к земле, причем приложился крепко.
Наверное, несколько минут я пробыл без сознания. Боль во всем теле была ужасной, в глазах словно сыпался песок, а в ушах стоял неприятный звон. Но раз так, я был еще жив, а это сейчас казалось главным.
Что случилось? Подняв голову, я увидел, что от ящиков не осталось ровным счетом ничего, склад вовсю пылает, и вроде как больше никто в меня не целится. А самолет… О черт, самолет, взметнув тучу красной пыли, уже катится по грунтовой полосе, причем очень резво набирает скорость! Сволочи!
Я с трудом приподнялся. Заорал вслед самолету. Истратив последние патроны, дал очередь в воздух, почти не слыша выстрелов. Толку-то! «Ан-26» уходил все дальше. Что же случилось? Почему они так поступили?
…Весело горел склад. Вокруг воронки валялись изуродованные взрывом трупы. Медленно оседала красная пыль. Я стоял в центре всего этого, с пустым автоматом в руке, оглохший и ободранный. А самолет улетел.
* * *
– Время менять имена, – сказал я, хлопнув темно-зеленой книжечкой, с изображением вооруженного мечом всадника, о стол.– Это что? – спросила Таня, взяв ее в руки. И тут же прочла: – «Лиетувос Республика. Пасас». Что это значит, черт возьми?
– На работу устроился, – усмехнулся я. – А поскольку литовцы не берут иностранцев на работу, пришлось мне стать гражданином этой страны…
– Надеюсь, не официально? Как тебя зовут-то теперь?.. «Андриус Маскявичюс». Да-а.
– Все в порядке, – сказал я. Меня в свое время еще и не так звали.
– Сколько платить-то будут?
– Достаточно. Пятьсот долларов зарплата, плюс почти триста полетных.
Про двести, которые летчики называли «гробовыми», я решил умолчать. Про возможные премиальные пока тоже рано было распространяться.
– Опять дома неделями появляться не будешь?
– Где-то так. Двенадцатого числа из Вильнюса пригонят самолет для сибирского филиала, и мы вылетаем на работу. Недели две взлетов и посадок, потом – домой. Неделю гуляем, потом снова в дорогу. И так – целый год. Если не передумаю. Если передумаю, – с меня небольшая неустойка, долларов двести.
Я занизил сумму больше чем вдвое… Да и насчет двух недель несколько погорячился, – фрахт мог затянуться на месяц и более.
– Звучит не очень-то заманчиво, – сказала Таня.
– Да ладно… У нас есть варианты?
– Были же.
– Ага. Восемь тысяч рублей «вчерную» и никаких гарантий.
– Тебе предлагали тринадцать!
– Это в другом месте. Но я опоздал.
«В другом месте» директрисой оказалась моя старая знакомая. Когда мне было двадцать два, а ей тридцать четыре, какое-то время казалось забавным просыпаться вместе, но с тех пор прошло порядочно времени. Посмотрел я, как она сейчас выглядит, выслушал несколько намеков и решил, что пусть на нее поработает кто-нибудь другой. Мне не нужны были подобные приключения. Мне нужна была работа.
Таня пожала плечами и отправилась на кухню греметь горшками. Я вышел на балкон покурить и, шаря по карманам, наткнулся на свой трудовик.
Действительно забавно, думал я, листая вкладыш к трудовой книжке. Стоит мне куда-то устроиться, как контору тут же начинает лихорадить. Сначала, как водится, начинаются проблемы либо с финансированием, либо с объемом продаж. Потом шеф начинает думать, кого сокращать. Или задерживает зарплату. А вообще похоронил я за свою трудовую деятельность предприятий десять самых разных форм собственности, начиная с большого завода и заканчивая мелким рекламным агентством. Боюсь, что среди потенциальных работодателей я числюсь в «черном списке», иначе, с чего быпосле успешного собеседования с персональщиком, – буквально на следующий день звонит от них девочка и тоненьким голоском важно сообщает: мы, типа отдали предпочтение другому человеку.
Или взять мои «дикие» способы заработка. Я мотался «челноком» в Китай, держал точки на барахолке, не говоря уж о том, что мне подворачивались дельца, – спекулировать медью, торговать краденой соляркой, сдавать американским миссионерам садовые домики под видом коттеджей, в результате чего я влезал в такие авантюры, из которых удивительно как, вообще, живым-то выбрался… И без денег, хотя, казалось бы, вот они, уже сами в карман прыгнули. А что делать? Жить-то надо. Татьяну тоже взять – сколько мы с ней живем, и она подолгу на одной работе не засиживается. Алименты, опять же…
Думать о грустном не хотелось, поэтому я переключился на перспективы. В трудовике моя должность экспедитора в авиакомпании «Аэлитас», что вполне понятно, никак не была отражена, зато в паспорте гражданина Литвы лежал сложенный вчетверо контракт, составленный на литовском языке. Дэйв мне его перевел, думаю, не обманул. Ну, что же, год работы в воздухе за хорошие деньги, – не самое паршивое, что можно было себе представить.
Более паршивое я себе представлял, когда, покуривая, сидел в сквере у Оперного и тщетно пытался настроиться на посещение центра занятости, который находился неподалеку. Погода была для июля, мягко говоря, неважной, – дул порывистый ветер, мотающий пыль и тополиный пух, сигарета казалась горькой, денег в кармане брякало всего чуть, мобильник молчал по причине неожиданно опустевшего счета. Финансовые тылы ничем не были прикрыты. Если бы моего дальневосточного друга, с которым мы пережили сущий кошмар на Курилах, не задержала береговая охрана в море, когда он вез через пролив Измены наши золотые монеты, жить сейчас было бы существенно проще. А так, по его словам, он лишился большей части золота, а все остальное потратил на лечение жены, которая в противном случае уже отправилась бы на тот свет. Японская медицина, сказал он, творит чудеса, но уж очень дорого она обходятся…
Докурив, я уже собрался подниматься, как вдруг рядом на лавочку сел, с только что открытым пивом, смутно знакомый мне мужчина, на вид немногим старше меня.
Елки зеленые! Ведь это же Толя! Летчик Анатолий, который когда-то на «Ан-2» вывез меня с охваченного огнем Кавказа. Изменился мужик! Несмотря на то, что познакомились мы с ним в настоящем бараке для рабов, тогда он выглядел покрепче и помассивнее. Однако, тогда он больше походил на неандертальца, а сейчас рядом со мной находился в меру респектабельный горожанин, правда, не в очень свежей рубашке, да и отросшие черные волосы блестели несколько подозрительно.
Думаю, что с тех пор я и сам немного изменился, но он тоже узнал меня несколько секунд спустя, и потому вопрос, брать еще пива или нет, не вставал ребром. Зато в процессе беседы двух старых знакомых просто не мог не появиться вопрос иного рода:
– Чем занимаешься? – спросил Толя, после того, как сообщил, какими путями он добирался из Ставрополья до Сибири.
– Как тебе сказать? – Я не слишком был расположен к откровениям, потому что не считаю статус безработного таким уж почетным.
– Понял… – Толя хлебнул пива и начал рассказывать:
– Я тоже около года занимался черт знает чем. Малая авиация, сам знаешь, сейчас в глубокой заднице, а в большую меня уже никто не возьмет. Месяца четыре назад подвернулась интересная работенка… Полеты за рубеж. Литовская авиакомпания. Два самолета «Ан-двадцать шесть». Один обычно базируется в Вильнюсе, другой – здесь. Взяли меня вторым пилотом с испытательным. Сделали рейс – предложили контракт.
– Хороший хоть контракт?
– Почти на полторы штуки в месяц.
Я мысленно перевел сумму в рубли и позавидовал. Правда, не вслух. Предложи подобную сумму тогда моя старая (в полном смысле этого слова) приятельница-директриса, глядишь, и показалась бы она мне более привлекательной…
– Баксов? – риторически поинтересовался я.
– Евриков.
Еще не хуже. Но на такие деньги Толя мог и выглядеть бы по-другому. И не шататься по скверу с бутылкой дешевого пива. А пригласить друга куда-нибудь. В кабак, к примеру. Сто лет в ресторане не был, забыл уже, что это такое.
– Но за них вкалывать пришлось, скажу тебе…
– А что так?
– Понимаешь, из этих рейсов есть шанс не вернуться домой.
Я вдруг вспомнил, чем Толя промышлял до нашего знакомства. А промышлял он тем, что возил грузы и пассажиров по заказам чеченских или еще каких-то близких им по духу сепаратистов. Какого рода были эти грузы и пассажиры, Толя не рассказывал, но я почему-то предполагал, что он вряд ли возил свинину или христианских священников.
– Наверное, возите что-то такое, чем лучше не хвастаться? – прямо спросил я.
– Знаешь, я особо не лезу в это дело. В нашем экипаже был экспедитор, который занимался грузами и строил черных ублюдков, но он не докладывал мне обо всех тонкостях своего дела. Командир знает больше, ну еще представитель хозяина.
– Хозяин – литовец?
– Вроде бы, да. Зовут Робертас. Робертас Кеженис. Редкостная скотина и хамло. Правда, Дэйв уверяет, что не литовец он никакой.
– Дэйв?
– Командир. Первый пилот. Мужик, к слову, отличный. Имя – Давидас Карбаускис, но предпочитает, чтобы его звали Дэйв.
– И как ты только эти имена запоминаешь? – искренне удивился я.
– Когда самого зовут Анатолисом Самайтисом, еще и не то запомнишь, – усмехнулся Толя.
– Сроду бы не подумал, что ты прибалт, – сказал я, но уже не искренне.
Толя хохотнул.
– Я по паспорту – Анатолий. Фамилия – Самаев. Ну, да ты же помнишь.
– А почему теперь так?
Тут Толя, похоже, подумал, а есть ли смысл выкладывать секреты фирмы постороннему, в сущности, человеку.
– Ну, так в команде принято… Еще по пивку? Я угощаю, Андрюха.
После третьей бутылочки Толя еще немного разговорился. Выяснилось, что работу он нашел не случайно, просто руководству компании каким-то образом стали известны прежние Толины грешки. Нет, никакого шантажа, боже упаси! Видимо, они просто решили, что такой, как Самаев, не будет задавать лишних вопросов, если что и увидит.
Мне стало ясно и направление тех самых зарубежных рейсов, откуда можно не вернуться. Бравые литовцы, оказывается, мотались по Африке. Найроби, Луанда, Браззавиль, Лагос… Толя так и сыпал названиями экзотических столиц. Рассказал он о страшных ливнях, под которыми аэродромы в считанные минуты превращаются в болота. Рассказал о бешеном слоне, выбежавшем из леса на стоянку самолетов и протаранившем один из незастрахованных аппаратов, да так, что командир предпочел сбежать к масаям, чтобы не платить по возвращении домой двести тысяч долларов. Рассказал о партизанах, которые обстреливают ракетами любой пролетающий над джунглями объект, который хоть немного крупнее марабу. Рассказал и о печальной судьбе их экспедитора, который сейчас сидит в тюрьме недалеко от столицы Конго без всякой надежды на освобождение: местные копы поймали его с оружием прямо у трапа самолета незадолго до вылета в обратный путь.
– Это с каким еще оружием? – не сразу понял я. Все-таки это была уже четвертая бутылка. – Полицейские с оружием за вами гонялись?
– Да, надо было им гоняться… Кто-то заметил и донес. Нас эти черные свиньи терпеть не могут. Хотя сами же открыто говорят, что без иностранной авиации давно бы загнулись.
– Так, а что там с оружием-то?
– Ну, как что? Экспедитору бывает необходимо с собой пиримпимпим таскать. Мало ли что? Это нам приходится почти безвылазно торчать в самолете, а экспедитор мотается…
– В иностранный город с оружием?
– Я разве сказал «в город»? Э, в город не всегда можно, ты прав… Ладно. Слушай, чертовски рад был тебя увидеть… Может, телефонами обменяемся, вдруг что понадобится? Хочешь, какой-нибудь сувенир из Африки привезу?
Толя начал вставать со скамейки.
– Челюсть Бокассы, – мрачно пошутил я. Пиво не спасало меня от мыслей о завтрашнем дне, а сейчас и думать было нечего о том, чтобы идти на биржу труда.
Толя захохотал. Глядя на него, я тоже немного посмеялся, как вдруг Самаев оборвал смех.
– Челюсть… – повторил он. – Слушай, челюсть, а ведь ты по снабженческой части когда-то суетился?
– Было дело, – согласился я.
– Так что же ты думаешь? Иди к нам?
– Куда «к вам»?
– В нашу фирму. И в нашу команду. Экспедитор нам в любом случае нужен.
– Ты с ума сошел! Кто же меня в Африку-то без намордника пустит?
– Авиакомпания «Аэлитас», – уверенно ответил Толя и снова сел рядом со мной. – А что? Ты парень не промах, я ведь помню тебя по Кавказу…
– Тогда все было иначе, – сказал я.
– Согласен. Но рискнуть за хорошие деньги ты можешь?
– Уголовщиной пахнет, – сказал я. – За что, говоришь, ваш товарищ в Конго срок мотает?
– Зато, брат ты мой, такое повидаешь! Африка, Андрюха, это сказка! Сон наяву!
– На каком языке там говорят, в этой сказке наяву?
– На разных… На Западе – португальский в ходу. Французский. На Востоке – суахили. Да это ерунда, примитивный американский там даже пигмеи знают.
– Ты думаешь, я так уж хорошо знаю примитивный американский? И вообще, странно, что кто-то по своей воле подпишется на подобную работу. Если он не сумасшедший.
– I couldn't be crazy, – вдруг сказал Толя.
– But you became such, – словно бы само собой вырвалось у меня.
Толя снова засмеялся:
– Вот видишь! Нет, ты будешь полным идиотом, если откажешься хотя бы поговорить с Робертасом.
– Ты же сам сказал, что он скотина.
– Но он платит мне. И неплохо. А это, знаешь ли, делает любую скотину похожей на человека.
– Давай твой телефон, черт с тобой! – произнес я, доставая мобильник.
– Забивай, – сказал Толя. А когда я снова убрал трубку в карман, предложил:
– По последней? – И, глядя на мое лицо, на котором, видимо, узрел сомнение, добавил: – На сегодня.
Глава вторая
Гул самолета стих окончательно, и над аэродромом воцарилась тишина, нарушаемая только треском горящей древесины и воплями какой-то твари в кустах. Аэродромом теперь это место назвать было еще труднее, потому что из наземных сооружений самое большое почти сгорело, а стоящие поодаль постройки, похожие на хибары масаев, на авиационную инфраструктуру, мягко говоря, не тянули. Там, где наш «Антонов» еще совсем недавно стоял, готовясь к взлету, валялось несколько обугленных досок – все, что осталось от ящиков. Динамит там был, что ли? Ближе к горящему складу лежали убиенные. Вот она, экзотика, обещанная мне Толей, черт бы ее драл…
Я рискнул пересечь летное поле, чтобы пошарить в хибарах. До них оказалось значительно дальше, чем это я поначалу предполагал, и когда минут через десять передо мной выросли два довольно больших сооружения, похожие на складские, я уже представлял себе банки с тушенкой и бутылки с минеральной водой.
Замок на сарае, стоящем слева, не поддавался. Я несколько раз вдарил по нему прикладом, но добился лишь того, что наверху что-то треснуло, а потом меня осыпало мусором и здоровенными пауками. Можно было разломать стенку, но на это бы ушло порядочно времени – постройка хоть и создавалась не на века, но была сделана добротно, а у меня не было никаких инструментов, кроме автомата… Хотя, стоп, у меня вообще ничего больше не было! Даже патронов к этому автомату… И ни капли воды – ведь я даже представить себе не мог, что экипаж самолета способен на подобное коварство!
Действительно, я бы в жизни не подумал, что Дэйв может учинить такую пакость. Пожалуй, только Миколас, да еще, наверное, странный Курт могли сделать что-то подобное. Правда, без разрешения Дэйва самолет ни за что бы не взлетел… Неужели на борту произошло что-то похожее на смену власти?
Думать обо всем этом было нельзя – и без того я чувствовал, что мозг перегревается, а пить хотелось все сильнее. Думать нельзя было и о том, насколько глубока та задница, в которой я сейчас оказался. Не нужно думать и о том, насколько далеко я нахожусь сейчас от дома.
Надо думать только о том, что происходит сейчас со мной здесь – и именно в эту минуту. И что за эту минуту надо сделать.
Замок на двери второго сарая поддался легко, и я вошел внутрь. В сарае стоял джип. Вовсе не «Паджеро» и даже не «Судзуки-Эскудо», а военных обводов открытая машина, довольно древняя и приличных размеров. На тронутой ржавчиной решетке радиатора красовалась трехлучевая звездочка «Мерседеса». Если не ошибаюсь, немцы уже тогда дали подобным машинам название «гелендваген».
Бардачок открылся точно также – только после хорошего удара прикладом по замку. Внутри я обнаружил полевой бинокль и сложенный вчетверо листок бумаги, хорошо потертый и заляпанный. Карта какой-то местности… На сиденье валялась брезентовая сумка, и после проверки содержимого, у меня в руке оказались два ключа на кольце с брелком в виде страшной маски, а также довольно удобный складной нож.
Рядом с рулевой колонкой нашелся замок зажигания. Усевшись на место водителя, я попытался запустить двигатель. Вставил поочередно оба ключа в отверстие замка (второй подошел) и повернул. В моторе что-то щелкнуло. И – будя.
Открыв капот, я осмотрел двигатель. Типичный дизель образца пятидесятых или шестидесятых годов. На вид он казался исправным, хотя и грязным до отвращения. Щуп показал, что уровень масла близок к норме, да и в системе охлаждения обнаружилось достаточно антифриза. Который, возможно, значительно дешевле воды, особенно в полевых условиях. А вот аккумулятор выглядел паршиво… Да уж. Когда кому-то пришло в голову выстрелить поблизости, пуля пробила левое переднее крыло и попала в аккумулятор – не меньше половины электролита вытекло и изуродовало металл кузова. Хорошо, если не пострадали детали подвески.
Походило на то, что этот рыдван с того момента так и стоит без движения. А сколько прошло времени? Два дня? Две недели? Между баранкой и приборной панелью обнаружились частые нити паутины, но я уже знал местных пауков – шустрые они.
И с горючим оказалась проблема. В баках машины вряд ли плескалось больше стакана солярки, в чем я убедился, когда снял поочередно обе крышки. Валяющаяся на земляном полу канистра с открытой горловиной не внушала оптимизма. В ней вообще было сухо, как в пустыне Намиб. И содержимое багажника не сильно обнадежило – набор инструмента, запасное колесо и саперная лопатка. И большое паучье гнездо – как же здесь без этого?!
Я поглядел на техническую и прочую утварь, собранную в гараже. Обычные водительские цацки типа запчастей, домкрата и лебедки. На примитивном верстаке стоит некий электрический агрегат, с клеммами под автомобильный аккумулятор, но на зарядное устройство не очень похожий… Электрический двигатель… Индуктор с регулятором оборотов… Трансформатор… И два длинных провода, прикрученные каждый к стальному раздвижному хомуту, диаметром как раз примерно в толщину лодыжки среднего взрослого человека.
Я рискнул пересечь летное поле, чтобы пошарить в хибарах. До них оказалось значительно дальше, чем это я поначалу предполагал, и когда минут через десять передо мной выросли два довольно больших сооружения, похожие на складские, я уже представлял себе банки с тушенкой и бутылки с минеральной водой.
Замок на сарае, стоящем слева, не поддавался. Я несколько раз вдарил по нему прикладом, но добился лишь того, что наверху что-то треснуло, а потом меня осыпало мусором и здоровенными пауками. Можно было разломать стенку, но на это бы ушло порядочно времени – постройка хоть и создавалась не на века, но была сделана добротно, а у меня не было никаких инструментов, кроме автомата… Хотя, стоп, у меня вообще ничего больше не было! Даже патронов к этому автомату… И ни капли воды – ведь я даже представить себе не мог, что экипаж самолета способен на подобное коварство!
Действительно, я бы в жизни не подумал, что Дэйв может учинить такую пакость. Пожалуй, только Миколас, да еще, наверное, странный Курт могли сделать что-то подобное. Правда, без разрешения Дэйва самолет ни за что бы не взлетел… Неужели на борту произошло что-то похожее на смену власти?
Думать обо всем этом было нельзя – и без того я чувствовал, что мозг перегревается, а пить хотелось все сильнее. Думать нельзя было и о том, насколько глубока та задница, в которой я сейчас оказался. Не нужно думать и о том, насколько далеко я нахожусь сейчас от дома.
Надо думать только о том, что происходит сейчас со мной здесь – и именно в эту минуту. И что за эту минуту надо сделать.
Замок на двери второго сарая поддался легко, и я вошел внутрь. В сарае стоял джип. Вовсе не «Паджеро» и даже не «Судзуки-Эскудо», а военных обводов открытая машина, довольно древняя и приличных размеров. На тронутой ржавчиной решетке радиатора красовалась трехлучевая звездочка «Мерседеса». Если не ошибаюсь, немцы уже тогда дали подобным машинам название «гелендваген».
Бардачок открылся точно также – только после хорошего удара прикладом по замку. Внутри я обнаружил полевой бинокль и сложенный вчетверо листок бумаги, хорошо потертый и заляпанный. Карта какой-то местности… На сиденье валялась брезентовая сумка, и после проверки содержимого, у меня в руке оказались два ключа на кольце с брелком в виде страшной маски, а также довольно удобный складной нож.
Рядом с рулевой колонкой нашелся замок зажигания. Усевшись на место водителя, я попытался запустить двигатель. Вставил поочередно оба ключа в отверстие замка (второй подошел) и повернул. В моторе что-то щелкнуло. И – будя.
Открыв капот, я осмотрел двигатель. Типичный дизель образца пятидесятых или шестидесятых годов. На вид он казался исправным, хотя и грязным до отвращения. Щуп показал, что уровень масла близок к норме, да и в системе охлаждения обнаружилось достаточно антифриза. Который, возможно, значительно дешевле воды, особенно в полевых условиях. А вот аккумулятор выглядел паршиво… Да уж. Когда кому-то пришло в голову выстрелить поблизости, пуля пробила левое переднее крыло и попала в аккумулятор – не меньше половины электролита вытекло и изуродовало металл кузова. Хорошо, если не пострадали детали подвески.
Походило на то, что этот рыдван с того момента так и стоит без движения. А сколько прошло времени? Два дня? Две недели? Между баранкой и приборной панелью обнаружились частые нити паутины, но я уже знал местных пауков – шустрые они.
И с горючим оказалась проблема. В баках машины вряд ли плескалось больше стакана солярки, в чем я убедился, когда снял поочередно обе крышки. Валяющаяся на земляном полу канистра с открытой горловиной не внушала оптимизма. В ней вообще было сухо, как в пустыне Намиб. И содержимое багажника не сильно обнадежило – набор инструмента, запасное колесо и саперная лопатка. И большое паучье гнездо – как же здесь без этого?!
Я поглядел на техническую и прочую утварь, собранную в гараже. Обычные водительские цацки типа запчастей, домкрата и лебедки. На примитивном верстаке стоит некий электрический агрегат, с клеммами под автомобильный аккумулятор, но на зарядное устройство не очень похожий… Электрический двигатель… Индуктор с регулятором оборотов… Трансформатор… И два длинных провода, прикрученные каждый к стальному раздвижному хомуту, диаметром как раз примерно в толщину лодыжки среднего взрослого человека.