А как было бы весело и даже можно сказать, экстравагантно, когда во всю мощь молодых, не единожды прорентгененных с положительным заключением, легких, можно было бы взять и грянуть в утреннем экстазе: «Щорс идет под знаменем, красный командир! Э-эээ-эх, красный командир!». Народ бы в радости кинулся открывать окна. Народ с увлечением подпевал бы! Но куда там, народу-то. Все эти немощные подпевки сразу безнадежно утонули бы в мощном и раскатистом прославлении, истекающего кровью за трудовой народ, бесстрашного командира! Восторг народа еще более усиливался бы от радостного осознания того, что военных наконец-то мыться повели! Народ внутренне преисполнялся бы тихой гордостью за нашу потенциальную непобедимость: попробовал бы кто-нибудь поднять в четыре утра изнеженного американского рейнжера и предложить ему помыться! А наши, ничего, с желанием встали и идут себе, светятся от бодрости и что-то спеть хотят они на радостях.
Даже проживающий тогда приблизительно в тех же местах и без того вечно брюзжащий, а теперь еще и не вовремя разбуженный старик Козлодоев (старик только было забылся в своем коротком и призрачно-похотливом сне), воспетый впоследствии Б. Гребенщиковым, благодушно так, без злобы просто усмехнулся бы, прошаркивая в мокрых брюках во всегда вожделенный им сортир. Но, увы, военным отдан приказ: петь сегодня нельзя, пусть даже и такая вот буйная радость раннего утреннего пробуждения переполняет их незатейливые, простые такие и, вместе с тем, полные благородства сердца.
Ну, вот и баня. Оказывается военных тут и не ждали. И не ждали каждый понедельник. Знали ведь, что военные каждый понедельник… В строго определенной время… Но почему-то каждый понедельник в это время военных и не ждали здесь никогда… То ли военных ждали в какой-то другой день и другое время, то ли все-таки военных ждали именно в понедельник, но они, военные эти, всегда умудрялись неожиданно так прокрасться и нагрянуть в одно и тоже время, чтобы использовать фактор внезапности. Зачем тут нужен-то был этот фактор? Это же не боевые действия? Извините, это уже такая у военных выработалась привычка. Такая у них уже появилась, как говориться, вторая натура. Вот и доигрались они в очередной раз со своими дурацкими привычками. Ну и что? Чего, в конце-концов, добились они? Только ошарашили, они в очередной раз, безобидных и скромных в нерадивости своей работников этой отстойной тогда сферы. Ошарашенные лентяи сферы виртуальных бытовых услуг суетливо растерялись. И тут вдруг выяснилось, что котлы с водой еще под прогрев они не ставили, но готовы сразу же исправиться. Сейчас они обязательно что-то там зальют, подожгут и что-то, наконец, включат. Включат и уже через каких-то полчаса будет уже аж + С. А через эти полчаса колонна военных уже должна двигаться в обратном направлении Выполнение распорядка дня это ведь самое святое дело абсолютно для каждого военного. Ну да ладно, зачем военным эти пижонские + С, чай не буржуи они недобитые какие. К тому же закаляться надо смолоду и всеми силами стремиться к результатам покойного ныне дедушки Порфирия Иванова. И вот уже липнут ступни к стылому кафельному полу, иней серебрит полки парного отделения, тоненькой струйкой набирается в скорбный тазик прохладненькая, приятно бодрящая и освежающая организм, мягкая такая, истинно питерская водичка. Но, ведь даже по бездушной дедушкиной методике, время закаливания должно быть строго ограничено. Военные методик никогда не читают, но уже чувствуют – дед был прав. Движения военных начинают приобретать судорожный характер и паралитически учащаются. Скорей, скорей облиться, теперь растереться и, наконец, одеться. Одеться не со стыдливо-ложной целью прикрытия безоружной своей наготы, а дабы преградить пути утечки остатков жизненного тепла из постепенно синеющего и покрывающегося озабоченно-глубокими морщинами тела.
Но вот как раз этого-то спасительно быстрого одевания может и не получиться у военных. Во всяком случае, получалось оно у них далеко не всегда. И вовсе даже не потому, что это были какие-нибудь особо медлительные военные. Все дело в том, что ношенное неделю нижнее белье изымается у каждого военного еще на входе в помывочно-морозильное отделение. Изымается строгим каптерщиком (лицо материально ответственное и морально всегда озабоченное). Изъятие происходит после тщательной проверки белья на комплектность (а не загнал ли этот военный свои потертые на коленях трусы куда-нибудь налево с целью, так сказать, своего личного обогащения?). Если каптерщик комплектностью удовлетворен, белье кидается в общую кучу. Причем каждый предмет белья имеет свою общую кучу, и общее количество куч различных предметов нижнего белья военного может приближаться к цифре пять.
И вот тут-то, в этот самый момент, раскидав белье по кучкам и выполнив полный комплекс закаливающих процедур, военный может легко попасть впросак. А просак заключался в следующем. Закончивший все помывочные тайнодейства военный тут же может прослушать информацию о том, что чистое белье еще не подвезли, т. к. какой-то прапорщик неожиданно ушел в запой и не вовремя подал куда-то заявку (подал неправильно оформленную заявку в тот орган, подал правильно оформленную заявку, но не в тот орган, подал не в тот орган неправильно оформленную заявку и т. д.), но, это ведь не беда, и не следует вовсе беспокоиться, не следует вовсе даже паниковать и очень сильно по этому поводу переживать. Белье вот-вот подвезут и все пойдет по утвержденному свыше распорядку. Далее, поток негативной информации непрерывно растет и наконец заканчивается безапеляционным уведомлением об отсутствии чистого белья на окружных складах мирного времени, а чтобы воспользоваться запасами, отложенными на черную годину времени военного надо срочно объявить кому-нибудь войну (ну хотя бы на часик, хотя бы соседней Финляндии, а пока горячие и быстрые умом финские парни будут въезжать в смысл ультиматума, умыкнуть бельишко из этих специальных хранилищ. Умыкнуть и взять свои слова обратно, мол, погорячились, премного извиняемся, мол, успели было мы позабыть уроки генерала Маннергейма, а сейчас неожиданно вспомнили и просим у вас глубочайшего пардону). Но эскалацией международной напряженности из-за каких-то голожопых военных, быстро снующих по стылой бане, в надежде не околеть окончательно, естественно, заниматься сейчас никто не будет. Не будет никто из-за них собирать внеочередной пленум Политбюро ЦК КПСС. А посему, военным тут же предлагается альтернативный вариант, подкупающий своей новизной. Военным предлагается пренебречь условностями, изгнать из себя ложную брезгливость и временно облачиться в то, что так живописно разбросано по грязному полу. Предлагается сделать все это очень быстро, так как военным уже давно пора продолжать свое неукротимое движение к определяемым для них распорядком дня жизненным целям.
Попытки использования математических знаний для определения вероятности отыскания именно своей детали туалета в каждой из пяти куч, сваленных табуном из сотни жеребцов, приводят военных к удручающим результатам. Вероятность оказывается ничтожно малой. Ею даже можно пренебречь. Но холод – не тетка. С матерком и взаимными подначками, облачившись в то, что хотя бы приблизительно подходит по размеру, военные дружно высыпают из промерзшей бани на когда-то мерзлую улицу. На раскаленной зноем улице военных ожидала награда: первая партия батонов, выпеченная ночной сменой хлебозаводов, развозится по ленинградским булочным и, не достигая прилавков, расхватывается любителями раннего мытья.
И домой! Строем! Опять без песен. Но с батонами! Условно чистые. В чужом грязном белье!
Ох, хорошо, что молоды тогда были эти военные. И СПИДа не было в те далекие и проклятущие времена. Вернее, СПИД к тому времени уже существовал. Но не в этой стране. Его только-только «на свежачка» занесли неизвестно какими путями на процветающее-загнивающий Запад голодные и поэтому очень мстительные африканские обезьяны(?). Ну а далее, уже попав на благодатно разлагающуюся почву, СПИД начал свое быстрое и повсеместное распространение. А у нас в стране развитого социализма СПИДа тогда еще и в помине не было. Не поминался он абсолютно нигде. Ни в одном источнике СМИ. А у нас ведь как тогда было? Если СМИ о чем-то не упоминают, значит этого «о чем-то» просто не существует Ну иногда, конечно же, что-то сознательно умалчивали эти обычно правдивые СМИ (например, в стране вовсю тогда уже свирепствовал секс и в условиях выпуска Баковским заводом большого количества бракованных резиновых изделий неуклонно росла рождаемость, а советские СМИ про секс ничего тогда не писали, не рассказывали и даже не показывали его по телевизору), но это совершенно другой случай. СПИДа тогда в стране не было. По крайней мере, в отдельно взятом Питере его точно не было – проверено многочисленными поколениями питерских кадетов.
Уроки отцов командиров
Даже проживающий тогда приблизительно в тех же местах и без того вечно брюзжащий, а теперь еще и не вовремя разбуженный старик Козлодоев (старик только было забылся в своем коротком и призрачно-похотливом сне), воспетый впоследствии Б. Гребенщиковым, благодушно так, без злобы просто усмехнулся бы, прошаркивая в мокрых брюках во всегда вожделенный им сортир. Но, увы, военным отдан приказ: петь сегодня нельзя, пусть даже и такая вот буйная радость раннего утреннего пробуждения переполняет их незатейливые, простые такие и, вместе с тем, полные благородства сердца.
Но вот как раз этого-то спасительно быстрого одевания может и не получиться у военных. Во всяком случае, получалось оно у них далеко не всегда. И вовсе даже не потому, что это были какие-нибудь особо медлительные военные. Все дело в том, что ношенное неделю нижнее белье изымается у каждого военного еще на входе в помывочно-морозильное отделение. Изымается строгим каптерщиком (лицо материально ответственное и морально всегда озабоченное). Изъятие происходит после тщательной проверки белья на комплектность (а не загнал ли этот военный свои потертые на коленях трусы куда-нибудь налево с целью, так сказать, своего личного обогащения?). Если каптерщик комплектностью удовлетворен, белье кидается в общую кучу. Причем каждый предмет белья имеет свою общую кучу, и общее количество куч различных предметов нижнего белья военного может приближаться к цифре пять.
И вот тут-то, в этот самый момент, раскидав белье по кучкам и выполнив полный комплекс закаливающих процедур, военный может легко попасть впросак. А просак заключался в следующем. Закончивший все помывочные тайнодейства военный тут же может прослушать информацию о том, что чистое белье еще не подвезли, т. к. какой-то прапорщик неожиданно ушел в запой и не вовремя подал куда-то заявку (подал неправильно оформленную заявку в тот орган, подал правильно оформленную заявку, но не в тот орган, подал не в тот орган неправильно оформленную заявку и т. д.), но, это ведь не беда, и не следует вовсе беспокоиться, не следует вовсе даже паниковать и очень сильно по этому поводу переживать. Белье вот-вот подвезут и все пойдет по утвержденному свыше распорядку. Далее, поток негативной информации непрерывно растет и наконец заканчивается безапеляционным уведомлением об отсутствии чистого белья на окружных складах мирного времени, а чтобы воспользоваться запасами, отложенными на черную годину времени военного надо срочно объявить кому-нибудь войну (ну хотя бы на часик, хотя бы соседней Финляндии, а пока горячие и быстрые умом финские парни будут въезжать в смысл ультиматума, умыкнуть бельишко из этих специальных хранилищ. Умыкнуть и взять свои слова обратно, мол, погорячились, премного извиняемся, мол, успели было мы позабыть уроки генерала Маннергейма, а сейчас неожиданно вспомнили и просим у вас глубочайшего пардону). Но эскалацией международной напряженности из-за каких-то голожопых военных, быстро снующих по стылой бане, в надежде не околеть окончательно, естественно, заниматься сейчас никто не будет. Не будет никто из-за них собирать внеочередной пленум Политбюро ЦК КПСС. А посему, военным тут же предлагается альтернативный вариант, подкупающий своей новизной. Военным предлагается пренебречь условностями, изгнать из себя ложную брезгливость и временно облачиться в то, что так живописно разбросано по грязному полу. Предлагается сделать все это очень быстро, так как военным уже давно пора продолжать свое неукротимое движение к определяемым для них распорядком дня жизненным целям.
Попытки использования математических знаний для определения вероятности отыскания именно своей детали туалета в каждой из пяти куч, сваленных табуном из сотни жеребцов, приводят военных к удручающим результатам. Вероятность оказывается ничтожно малой. Ею даже можно пренебречь. Но холод – не тетка. С матерком и взаимными подначками, облачившись в то, что хотя бы приблизительно подходит по размеру, военные дружно высыпают из промерзшей бани на когда-то мерзлую улицу. На раскаленной зноем улице военных ожидала награда: первая партия батонов, выпеченная ночной сменой хлебозаводов, развозится по ленинградским булочным и, не достигая прилавков, расхватывается любителями раннего мытья.
И домой! Строем! Опять без песен. Но с батонами! Условно чистые. В чужом грязном белье!
Ох, хорошо, что молоды тогда были эти военные. И СПИДа не было в те далекие и проклятущие времена. Вернее, СПИД к тому времени уже существовал. Но не в этой стране. Его только-только «на свежачка» занесли неизвестно какими путями на процветающее-загнивающий Запад голодные и поэтому очень мстительные африканские обезьяны(?). Ну а далее, уже попав на благодатно разлагающуюся почву, СПИД начал свое быстрое и повсеместное распространение. А у нас в стране развитого социализма СПИДа тогда еще и в помине не было. Не поминался он абсолютно нигде. Ни в одном источнике СМИ. А у нас ведь как тогда было? Если СМИ о чем-то не упоминают, значит этого «о чем-то» просто не существует Ну иногда, конечно же, что-то сознательно умалчивали эти обычно правдивые СМИ (например, в стране вовсю тогда уже свирепствовал секс и в условиях выпуска Баковским заводом большого количества бракованных резиновых изделий неуклонно росла рождаемость, а советские СМИ про секс ничего тогда не писали, не рассказывали и даже не показывали его по телевизору), но это совершенно другой случай. СПИДа тогда в стране не было. По крайней мере, в отдельно взятом Питере его точно не было – проверено многочисленными поколениями питерских кадетов.
Уроки отцов командиров
Надо сказать что офицерский состав «альма матер» обучаемых военных делился, по большому счету, на два неагрессивно враждующих лагеря – лагерь профессорско-преподавательского состава и лагерь командного состава. Почему все же враждующих? Дело-то вроде как делали они одно. Дело одно, а причины взаимного недолюбливания было две.
Причина первая – профессионально-психологическая. Командный состав, состоящий преимущественно из лиц военноначальствующих, реально воплощал в жизнь тезис о ненормированном рабочем дне, как норме военной жизни. Выходные дни военноначальствующие часто проводили в заботах о беспокойной своей пастве, состоящей из обучаемых военных. Ну, во первых, их довольно часто принуждали организовывать культурный досуг будущей элиты вооруженных сил. В основном культурный досуг состоял из, так называемых, культпоходов, которые, как правило, начинались словами: «Желающих идти в культпоход я назначу сам» и обычно заканчивались с окончанием многочасового созерцания какого-нибудь заведомо провального и потому бесплатного для военных и детей действа: хор ветеранов Ленинградского военного округа, зажигательные нанайские песни, весёлые ненецкие танцы и т. д… Если случалось так, что не было в Ленинграде (?!) в выходные дни ни одного мероприятия достойного элитарного взгляда и слуха, тогда для военноначальствующих начиналось «во-вторых». Неожиданно вдруг выяснялось, что на одной из овощебаз великого города гниют плоды тяжкого труда советских колхозников. И военных тут же подряжали на самые черные и бесплатные работы в эти терпящие бедствия базы, под руководством, естественно, тех же военноначальствующих. Прибывая в эти «зоны бедствия» военные, как правило, лицезрели одну и ту же картину: дурнопахнущие, покосившиеся бараки хранилищ с праздно шатающимися средь них штатных сотрудников этих самых баз. Праздношатающиеся, обычно, очень упитаны и непрерывно жуют украденные у страны овощи. От одежды бездельников всегда пахнет сгнившими фруктами. Завидев военных они все время радуются, поминутно порыгивая плодово-выгодной бормотухой. Радуются и, не прекращая жевать, тут же определяют военным, так называемый, «фронт работ». Чаще всего «фронт» предусматривает разгрузку или же погрузку чего-нибудь и куда-нибудь. «Чего-нибудь», как правило, несъедобно в сыром виде, а то и вообще уже принципиально не съедобно. Ужасно ведь хитры были эти скучающе-жующе-отрыгивающие! Отъявленными они были бездельниками. А будучи людьми еще к тому же и очень вредными, делали все они, чтобы военные что-нибудь не отъели от закромов родины в ходе выполнения этих зловонных в склизкости своей и неблагодарных таких «фронтов». Военным это очень не нравилось и они временами пытались, в поисках вознаграждения за свою черную и неблагодарную работу, проникнуть в какие-нибудь закрома с продукцией посъедобней. Ну, например, в закрома каких-нибудь фруктов. Но тут сытые бездельники были всегда настороже и тут же принимались кляузничать, присутствующим на базе военноначальствующим, всячески ублажая их пакетиками с чем-нибудь съедобно-дефицитным. Военноначальствующие, отрабатывая полученные пакетики, тут же театрально принимали сторону проходимцев-взяткодателей, деланно ругались на мародерствующих военных и демонстративно что-то чиркали в своих блокнотиках. Но, как правило, без последствий все эти чирканья проходили для начинающих мародеров. Военноначальствующим тоже было не по душе торчать все выходные в этом зловонном отстое и, лицезреть там сытые рожи полупьяных бездельников.
Случались иногда и более достойные предложения по проведению военноначальствующими своих выходных и праздничных дней. Например, как-то раз абсолютно всех военноначальствующих одновременно принудили надолго прикоснуться к самому важному для нас искусству – кинематографу. Вместе с военноначальствующими к этому искусству, естественно, прикоснулись и обучаемые военные. По полной программе, как говориться, прикоснулись. Но об этом несколько позже. Сейчас речь идет только о превратностях судьбы военноначальствующих, в течение месяца деятельно участвовавших в массовке фильма «Красные колокола». За время своего деятельного участия, военноначальствующие были апробированы в различных характерных ролях – от неформальных лидеров Петроградских окраин образца семнадцатого года прошлого столетия до лидеров белого сопротивления среднего звена. И все это в ходе осуществления непрерывного управления группами деградирующих военных и одновременно совершенствующихся массовиков-затейников. Это далеко не полный перечень «тягот и лишений», выпадавших на плечи временно назначенных отцов обучаемых военных. Хотя в дальнейшем многими обучаемыми военными было осознано, что служба эта была раем в сравнению со службой «в местах не столь отдаленных», в частях, пытавшихся «учить тому, что необходимо на войне»).
Причина первая – профессионально-психологическая. Командный состав, состоящий преимущественно из лиц военноначальствующих, реально воплощал в жизнь тезис о ненормированном рабочем дне, как норме военной жизни. Выходные дни военноначальствующие часто проводили в заботах о беспокойной своей пастве, состоящей из обучаемых военных. Ну, во первых, их довольно часто принуждали организовывать культурный досуг будущей элиты вооруженных сил. В основном культурный досуг состоял из, так называемых, культпоходов, которые, как правило, начинались словами: «Желающих идти в культпоход я назначу сам» и обычно заканчивались с окончанием многочасового созерцания какого-нибудь заведомо провального и потому бесплатного для военных и детей действа: хор ветеранов Ленинградского военного округа, зажигательные нанайские песни, весёлые ненецкие танцы и т. д… Если случалось так, что не было в Ленинграде (?!) в выходные дни ни одного мероприятия достойного элитарного взгляда и слуха, тогда для военноначальствующих начиналось «во-вторых». Неожиданно вдруг выяснялось, что на одной из овощебаз великого города гниют плоды тяжкого труда советских колхозников. И военных тут же подряжали на самые черные и бесплатные работы в эти терпящие бедствия базы, под руководством, естественно, тех же военноначальствующих. Прибывая в эти «зоны бедствия» военные, как правило, лицезрели одну и ту же картину: дурнопахнущие, покосившиеся бараки хранилищ с праздно шатающимися средь них штатных сотрудников этих самых баз. Праздношатающиеся, обычно, очень упитаны и непрерывно жуют украденные у страны овощи. От одежды бездельников всегда пахнет сгнившими фруктами. Завидев военных они все время радуются, поминутно порыгивая плодово-выгодной бормотухой. Радуются и, не прекращая жевать, тут же определяют военным, так называемый, «фронт работ». Чаще всего «фронт» предусматривает разгрузку или же погрузку чего-нибудь и куда-нибудь. «Чего-нибудь», как правило, несъедобно в сыром виде, а то и вообще уже принципиально не съедобно. Ужасно ведь хитры были эти скучающе-жующе-отрыгивающие! Отъявленными они были бездельниками. А будучи людьми еще к тому же и очень вредными, делали все они, чтобы военные что-нибудь не отъели от закромов родины в ходе выполнения этих зловонных в склизкости своей и неблагодарных таких «фронтов». Военным это очень не нравилось и они временами пытались, в поисках вознаграждения за свою черную и неблагодарную работу, проникнуть в какие-нибудь закрома с продукцией посъедобней. Ну, например, в закрома каких-нибудь фруктов. Но тут сытые бездельники были всегда настороже и тут же принимались кляузничать, присутствующим на базе военноначальствующим, всячески ублажая их пакетиками с чем-нибудь съедобно-дефицитным. Военноначальствующие, отрабатывая полученные пакетики, тут же театрально принимали сторону проходимцев-взяткодателей, деланно ругались на мародерствующих военных и демонстративно что-то чиркали в своих блокнотиках. Но, как правило, без последствий все эти чирканья проходили для начинающих мародеров. Военноначальствующим тоже было не по душе торчать все выходные в этом зловонном отстое и, лицезреть там сытые рожи полупьяных бездельников.
Случались иногда и более достойные предложения по проведению военноначальствующими своих выходных и праздничных дней. Например, как-то раз абсолютно всех военноначальствующих одновременно принудили надолго прикоснуться к самому важному для нас искусству – кинематографу. Вместе с военноначальствующими к этому искусству, естественно, прикоснулись и обучаемые военные. По полной программе, как говориться, прикоснулись. Но об этом несколько позже. Сейчас речь идет только о превратностях судьбы военноначальствующих, в течение месяца деятельно участвовавших в массовке фильма «Красные колокола». За время своего деятельного участия, военноначальствующие были апробированы в различных характерных ролях – от неформальных лидеров Петроградских окраин образца семнадцатого года прошлого столетия до лидеров белого сопротивления среднего звена. И все это в ходе осуществления непрерывного управления группами деградирующих военных и одновременно совершенствующихся массовиков-затейников. Это далеко не полный перечень «тягот и лишений», выпадавших на плечи временно назначенных отцов обучаемых военных. Хотя в дальнейшем многими обучаемыми военными было осознано, что служба эта была раем в сравнению со службой «в местах не столь отдаленных», в частях, пытавшихся «учить тому, что необходимо на войне»).
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента