Когда мы подошли к выходу из зала, я обернулся, ещё раз посмотрел на портрет над головой у диджея и вдруг понял, кто на нём изображён, – это был Максвелл, такой же точно портрет висел у нас в школе в кабинете физики. Пока я в последний раз окидывал клуб взглядом, Верба подскочила к официанту на два слова, видимо, по поводу заказа и тут же снова увязалась за мной. Мы вышли из клуба вместе.
Холодный воздух действовал отрезвляюще. Небо было ясным, и те участки улицы, где не было фонарей, освещались полной луной. Я отошёл от толпы у входа в ночной клуб и остановился у поворота в переулок. Верба стояла возле меня.
– Ну что? – спросила она.
– Что?
– Нашли то, что искали?
– Сложно сказать, – я пожал плечами, – но что-то новое узнал, это точно.
– Будете искать дальше? – Она прищурилась.
– Ну… тоже сложно сказать.
– Да бросьте! Это же так интересно! Искать пропавшего мертвеца в потусторонних комнатах! Вы обещали взять меня с собой!
Я удивлённо вскинул брови:
– Я обещал рассказать вам, почему кампанолог интересуется судьбой Русалки. И то исключительно в случае, если вы будете себя хорошо вести.
– А я хорошо себя веду! Я ещё ни разу не сказала слово «хуй» за целый вечер! Нет, правда, я могу помогать. Вам же понадобится доктор Ватсон? Я очень полезная. Я могу искать… что угодно практически. Я раньше была журналистом. Нет, серьёзно, вот засуньте иголку в стог сена – и я найду!
В мои планы, конечно, не входила попутчица, но в мои планы вообще многое раньше не входило. У меня из головы всё не шли слова Караима о помощнице.
– Ладно, я дам вам одно тестовое задание.
– Какое? Иголка в стоге сена?
– Почти что. У вас дома есть Интернет?
– У меня дома сколько угодно Интернета. У меня его просто тонны дома свалены.
– Вот поройтесь в нём и поищите сволосочетание… – Я запнулся.
– Хорошая оговорка, – вставила она.
– Сло-во-со-че-та-ние, – проговорил я по слогам, – «тростниковые волки». Всё, что сможете найти. А завтра встретимся утром, только не очень рано, и расскажете мне о результатах.
– Есть, шеф! – Она смешно отдала мне честь.
– К пустой голове руку не прикладывают, – автоматически сказал я.
– Что значит «к пустой голове»? У меня голова наполнена множеством полезных сведений. Например, я знаю, как звали подругу Фет-Фрумоса.
– В смысле, честь надо отдавать в головном уборе. Запишите номер моего мобильного.
Я продиктовал ей номер, и она вбила его в память телефона.
– Всё, – сказал я. И суровым военным голосом добавил: – Можете быть свободны.
– Так точно, – сказала она, снова приложила к голове руку, но спохватилась и опустила её вниз со смущённой улыбкой.
Я повернулся и пошёл назад, в гостиницу.
Девушка на рецепции приятно улыбнулась мне, но я прошёл мимо, не сказав ни слова.
В фойе возле кресел стояли те же самые девушки, которых я дважды видел днём. Стоя они производили совсем иное впечатление: они были высокими, статными, с какими-то властными взглядами. Одна из них перегородила мне дорогу и, когда я попытался пройти мимо, приблизила губы к моему уху:
– Молодой человек не желает отдохнуть?
– Нет, спасибо, – грубовато буркнул я, подумав, что молодой человек желает поспать.
В лифте я облокотился о стену и прикрыл глаза. «Сволосочетание», – подумал я. Последний раз я начал заговариваться к концу второго месяца пребывания в ИВС. Засыпая на ходу, я добрел до своего номера, вошёл внутрь, разделся, побросав одежду на пол, и залез под душ. Затем вышел в комнату и поднял с пола часы. Было начало второго.
Чертовски долгий день, даже для меня. Я забрался в постель, выключил свет и мгновенно заснул.
Меня разбудил телефонный звонок. Я открыл глаза и посмотрел в окно: уже был день. Часы в телефоне показывали 11.00.
– Да? – спросонья сказал я в трубку.
– Доброе утро! – бодрым голосом сказала Верба. – Я не слишком рано? Думала сначала в десять позвонить, но не решилась.
– Нормально… мне как раз пора вставать.
Расчётное время в гостинице – 12 часов, так что действительно пора было собираться.
– Отлично! Ну что, я перешерстила весь Интернет. Все несколько тонн, что свалены у меня дома. И готова отчитаться. Где встречаемся?
– Не знаю… Вы местная, предлагайте.
Она назвала кафе. Я открыл сумку, стоявшую возле кровати, выудил оттуда блокнот с карандашом и записал название и адрес. Это было где-то в центре.
– Хорошо, – сказал я, – я буду там минут через сорок пять.
– Здорово! Жду. Журнал «Огонёк» в руках держать или вы меня узнаете?
– Узнаю, – сказал я и подумал, что такую грудь я не пропущу, даже если Верба попытается от меня спрятаться.
Я позвонил на рецепцию и попросил вызвать такси, после чего положил трубку, ещё раз взглянул в окно, встал и пошёл в ванную. Я умылся, почистил зубы, затем оделся. На всё у меня ушло десять минут. Голова была ясной, только очень хотелось есть. Я вдруг вспомнил, что вчера не ужинал, и уже скоро сутки, как ничего не ел. Спускался я с опаской. Почему-то мне казалось, что меня и сейчас будут подстерегать в фойе легко одетые девушки, но их на месте не оказалось. Наработались, наверное, за ночь, теперь отдыхают.
Я выписался из номера, сдал ключи, подождал минуту, пока горничная не перезвонила сверху с отчётом о содержимом мини-бара, и поехал в центр.
Верба сидела за столиком прямо напротив входа. Она была одета совершенно по-другому: деловой костюм, юбка и пиджак, под которым трепетала лёгкая блузка с огромным декольте. Волосы были собраны в пучок, такая прическа подчёркивала её широкие скулы. Она сидела боком ко входу, вытянув вперёд красивые крепкие ноги в колготках и туфлях на высоченном каблуке.
Я поздоровался, сел напротив и сразу подозвал официантку, чтобы сделать заказ. Пока я заказывал, Верба разглядывала меня, сложив руки на столе. Когда я закончил, она сочувственно проговорила:
– Тяжёлая ночь?
Я пожал плечами.
– Да ладно, не скромничайте. Вы в какой гостинице живёте?
Я назвал.
– А-а-а, знаю такую. Там всю ночь кого-то трахать легче, чем найти в номере мини-бар.
– Ну, не знаю, мне попались только две девушки в фойе, предлагавшие… отдых. Я, правда, не спросил, почём.
– Я однажды в командировку поехала, так мне каждый день проститутки звонили. Они, видимо, обзванивают все номера подряд, а как слышат женский голос, сразу трубку бросают. На следующий день – опять по новой, вдруг я уже съехала? Когда они третий раз позвонили, я им предложила прийти ко мне в номер, постирушки устроить.
– И что они?
– Трубку бросили. Видно, у них своя прачечная.
Верба положила передо мной несколько листов А4, скреплённых степлером, и начала:
– Прежде всего, сразу несколько разных видов животных называют словосочетанием «камышовый волк». В разных местах так называют китайский подвид Чанго, волка обыкновенного, североамериканский подвид волка обыкновенного и южноевропейский подвид шакала обыкновенного, – прочла она из блокнота и подняла на меня глаза. – Но я не думаю, чтобы это что-то нам дало: во-первых, все упоминания бессистемные, во-вторых, я не нашла там и намёка на… на что-то похожее на рассказ Рыжего или… не знаю…
– Я понял, – кивнул я, – кроме того, камышовый волк – это всё-таки другое название. По тростниковым что-нибудь есть?
– Ну, улов небогатый. Я просмотрела первые сто ссылок на значение «Тростниковые волки», а также просто «тростник – волк» в четырёх разных поисковиках. Кроме этого, я проверила «очеретяні вовки», «трести де луп» и переводы фразы на английский, немецкий и французский – кейн вулвс, ди шильфвёльфе и ле лю розелье. Все эти словосочетания я искала по меньшей мере в четырёх поисковиках каждое, тоже по сто первых ссылок, и во всех известных мне энциклопедиях – их около десяти на русском и по несколько штук на каждом из остальных языков. Ссылки ведут на страницы, где «тростник» и «волк» упоминаются раздельно и не имеют никакой текстуальной взаимосвязи. Любые подозрения я дополнительно проверяла по контексту. Поиски немного осложнились тем, что словосочетанием «wolf cane» в английском языке обозначают распространённые трости с набалдашником в виде волчьей головы. – Она вдруг улыбнулась и добавила: – Кстати, я неожиданно обнаружила, что как в русском, так и в других языках чудовищная путаница с идентификацией болотных растений. Люди почти не способны различать тростник, камыш и рогоз.
– Нет, ну камыш-то легко отличить. У него такие коричневые палочки на концах стебля. Мы их ещё курили в детстве, делали вид, что это сигары.
– Так вот то, что вы курили в детстве… хм… – она ехидно улыбнулась, – то, что вы курили в детстве, – это початки рогоза – многолетней травы монотипного семейства рогозовые. А камыш, – она снова опустила взгляд в блокнот, – это прибрежно-водное растение семейства осоковых, у него никаких початков не бывает. Камышом часто называют и тростник – многолетнее растение семейства злаков, они же мятликовые, у него такие венички на концах стебля маленькие. То есть это три совершенно разных растения, они даже не родственники. И вот с переводом всей этой беды на другие языки творится настоящая вакханалия.
– Хорошо, концентрируемся на тростниковых волках.
– Собственно «тростниковых волков» как целостного словосочетания я нашла три штуки.
Одно – на малопосещаемом немецком форуме, посвящённом падению Берлинской стены. Кстати, эта ссылка в большинстве поисковиков не индексируется, только один мне её выдал, и то не в первой десятке. Один из пользователей оставил на форуме фразу, содержащую слово «schilfwölfe», вот она, на листе. – Верба ткнула пальцем в строчку на верхнем листе бумаги передо мной; там было написано: «Laß ihn Schilfwölfe fressen!». – Я не знаю немецкого, но, насколько я поняла машинный перевод, это значит «чтоб его сожрали тростниковые волки», что-то вроде ругательства или проклятия. Фраза относится к Эрику Хонеккеру, она не отвечала на чью-то конкретную запись, и на эту фразу нет прямых ответов. Она была оставлена в 14.32 12 февраля 2005 года. Пользователь, который её оставил, больше не сделал на форуме ни одной записи и зарегистрировался в тот день, когда была оставлена эта единственная фраза, словно только для этого и регистрировался. Никаких данных об этом пользователе на форуме нет, электронный адрес он при регистрации не указывал – там так можно. В общем, я думаю, это тупиковая нить, она никуда не приведёт.
Другие тростниковые волки, по-английски «cane wolves», – на крупном американском психиатрическом портале. Там есть небольшая статья, если я правильно поняла, про… «бред воздействия». Среди прочего в ней упоминалось, что серийный убийца по имени Максимилиан Солондз утверждал: после того как он сделал всё, что от него требовали «голоса», за ним стали гоняться «cane wolves» – тростниковые волки. Но поскольку сами голоса, приказывавшие Солондзу убивать, принадлежали не тростниковым волкам, автор на этом не останавливается. Я кое-что собрала на Максимилиана Солондза, тут некоторые выдержки. – Она показала на бумаги у меня в руках. – Я старалась выбирать только то, что может иметь отношение к делу.
Наконец, третье и последнее совпадение. Оно попалось мне несколько раз, в том числе на том же американском психиатрическом портале, – это исследования Николая Клочко, украинского психиатра, который утверждает, что «тростниковые волки» – элемент параноидального бреда его пациента. И он якобы, не знаю уж, осмысленно или случайно, столкнулся с тем, что этот элемент, как и целый набор других, встречался в словах других психически больных людей. По словам Клочко, цитирую: «Система бреда целого ряда параноиков демонстрирует устойчивые взаимосвязи в сюжетах и персонажах, и тот факт, что никто никогда ранее не предпринимал попыток исследовать эти взаимосвязи, можно списать только на устойчивые предубеждения психиатров к подобным явлениям». Вот. На Клочко ссылок несколько, хотя тоже немного. Забавно, – она улыбнулась, – но одна из ссылок привела меня на форум, где Клочко сетует на то, как быстро пропадают из Интернета упоминания о тростниковых волках и все его попытки оставить как можно больше таких упоминаний оборачиваются неудачей.
– А где этот Клочко находится? Здесь, на Украине?
– Психиатрическая клиника в Игрени, где бы это место ни находилось.
– Как?
– Игрень.
Это знак. Пора было возвращаться домой.
«Дас Райх»
Холодный воздух действовал отрезвляюще. Небо было ясным, и те участки улицы, где не было фонарей, освещались полной луной. Я отошёл от толпы у входа в ночной клуб и остановился у поворота в переулок. Верба стояла возле меня.
– Ну что? – спросила она.
– Что?
– Нашли то, что искали?
– Сложно сказать, – я пожал плечами, – но что-то новое узнал, это точно.
– Будете искать дальше? – Она прищурилась.
– Ну… тоже сложно сказать.
– Да бросьте! Это же так интересно! Искать пропавшего мертвеца в потусторонних комнатах! Вы обещали взять меня с собой!
Я удивлённо вскинул брови:
– Я обещал рассказать вам, почему кампанолог интересуется судьбой Русалки. И то исключительно в случае, если вы будете себя хорошо вести.
– А я хорошо себя веду! Я ещё ни разу не сказала слово «хуй» за целый вечер! Нет, правда, я могу помогать. Вам же понадобится доктор Ватсон? Я очень полезная. Я могу искать… что угодно практически. Я раньше была журналистом. Нет, серьёзно, вот засуньте иголку в стог сена – и я найду!
В мои планы, конечно, не входила попутчица, но в мои планы вообще многое раньше не входило. У меня из головы всё не шли слова Караима о помощнице.
– Ладно, я дам вам одно тестовое задание.
– Какое? Иголка в стоге сена?
– Почти что. У вас дома есть Интернет?
– У меня дома сколько угодно Интернета. У меня его просто тонны дома свалены.
– Вот поройтесь в нём и поищите сволосочетание… – Я запнулся.
– Хорошая оговорка, – вставила она.
– Сло-во-со-че-та-ние, – проговорил я по слогам, – «тростниковые волки». Всё, что сможете найти. А завтра встретимся утром, только не очень рано, и расскажете мне о результатах.
– Есть, шеф! – Она смешно отдала мне честь.
– К пустой голове руку не прикладывают, – автоматически сказал я.
– Что значит «к пустой голове»? У меня голова наполнена множеством полезных сведений. Например, я знаю, как звали подругу Фет-Фрумоса.
– В смысле, честь надо отдавать в головном уборе. Запишите номер моего мобильного.
Я продиктовал ей номер, и она вбила его в память телефона.
– Всё, – сказал я. И суровым военным голосом добавил: – Можете быть свободны.
– Так точно, – сказала она, снова приложила к голове руку, но спохватилась и опустила её вниз со смущённой улыбкой.
Я повернулся и пошёл назад, в гостиницу.
Девушка на рецепции приятно улыбнулась мне, но я прошёл мимо, не сказав ни слова.
В фойе возле кресел стояли те же самые девушки, которых я дважды видел днём. Стоя они производили совсем иное впечатление: они были высокими, статными, с какими-то властными взглядами. Одна из них перегородила мне дорогу и, когда я попытался пройти мимо, приблизила губы к моему уху:
– Молодой человек не желает отдохнуть?
– Нет, спасибо, – грубовато буркнул я, подумав, что молодой человек желает поспать.
В лифте я облокотился о стену и прикрыл глаза. «Сволосочетание», – подумал я. Последний раз я начал заговариваться к концу второго месяца пребывания в ИВС. Засыпая на ходу, я добрел до своего номера, вошёл внутрь, разделся, побросав одежду на пол, и залез под душ. Затем вышел в комнату и поднял с пола часы. Было начало второго.
Чертовски долгий день, даже для меня. Я забрался в постель, выключил свет и мгновенно заснул.
Меня разбудил телефонный звонок. Я открыл глаза и посмотрел в окно: уже был день. Часы в телефоне показывали 11.00.
– Да? – спросонья сказал я в трубку.
– Доброе утро! – бодрым голосом сказала Верба. – Я не слишком рано? Думала сначала в десять позвонить, но не решилась.
– Нормально… мне как раз пора вставать.
Расчётное время в гостинице – 12 часов, так что действительно пора было собираться.
– Отлично! Ну что, я перешерстила весь Интернет. Все несколько тонн, что свалены у меня дома. И готова отчитаться. Где встречаемся?
– Не знаю… Вы местная, предлагайте.
Она назвала кафе. Я открыл сумку, стоявшую возле кровати, выудил оттуда блокнот с карандашом и записал название и адрес. Это было где-то в центре.
– Хорошо, – сказал я, – я буду там минут через сорок пять.
– Здорово! Жду. Журнал «Огонёк» в руках держать или вы меня узнаете?
– Узнаю, – сказал я и подумал, что такую грудь я не пропущу, даже если Верба попытается от меня спрятаться.
Я позвонил на рецепцию и попросил вызвать такси, после чего положил трубку, ещё раз взглянул в окно, встал и пошёл в ванную. Я умылся, почистил зубы, затем оделся. На всё у меня ушло десять минут. Голова была ясной, только очень хотелось есть. Я вдруг вспомнил, что вчера не ужинал, и уже скоро сутки, как ничего не ел. Спускался я с опаской. Почему-то мне казалось, что меня и сейчас будут подстерегать в фойе легко одетые девушки, но их на месте не оказалось. Наработались, наверное, за ночь, теперь отдыхают.
Я выписался из номера, сдал ключи, подождал минуту, пока горничная не перезвонила сверху с отчётом о содержимом мини-бара, и поехал в центр.
Верба сидела за столиком прямо напротив входа. Она была одета совершенно по-другому: деловой костюм, юбка и пиджак, под которым трепетала лёгкая блузка с огромным декольте. Волосы были собраны в пучок, такая прическа подчёркивала её широкие скулы. Она сидела боком ко входу, вытянув вперёд красивые крепкие ноги в колготках и туфлях на высоченном каблуке.
Я поздоровался, сел напротив и сразу подозвал официантку, чтобы сделать заказ. Пока я заказывал, Верба разглядывала меня, сложив руки на столе. Когда я закончил, она сочувственно проговорила:
– Тяжёлая ночь?
Я пожал плечами.
– Да ладно, не скромничайте. Вы в какой гостинице живёте?
Я назвал.
– А-а-а, знаю такую. Там всю ночь кого-то трахать легче, чем найти в номере мини-бар.
– Ну, не знаю, мне попались только две девушки в фойе, предлагавшие… отдых. Я, правда, не спросил, почём.
– Я однажды в командировку поехала, так мне каждый день проститутки звонили. Они, видимо, обзванивают все номера подряд, а как слышат женский голос, сразу трубку бросают. На следующий день – опять по новой, вдруг я уже съехала? Когда они третий раз позвонили, я им предложила прийти ко мне в номер, постирушки устроить.
– И что они?
– Трубку бросили. Видно, у них своя прачечная.
Верба положила передо мной несколько листов А4, скреплённых степлером, и начала:
– Прежде всего, сразу несколько разных видов животных называют словосочетанием «камышовый волк». В разных местах так называют китайский подвид Чанго, волка обыкновенного, североамериканский подвид волка обыкновенного и южноевропейский подвид шакала обыкновенного, – прочла она из блокнота и подняла на меня глаза. – Но я не думаю, чтобы это что-то нам дало: во-первых, все упоминания бессистемные, во-вторых, я не нашла там и намёка на… на что-то похожее на рассказ Рыжего или… не знаю…
– Я понял, – кивнул я, – кроме того, камышовый волк – это всё-таки другое название. По тростниковым что-нибудь есть?
– Ну, улов небогатый. Я просмотрела первые сто ссылок на значение «Тростниковые волки», а также просто «тростник – волк» в четырёх разных поисковиках. Кроме этого, я проверила «очеретяні вовки», «трести де луп» и переводы фразы на английский, немецкий и французский – кейн вулвс, ди шильфвёльфе и ле лю розелье. Все эти словосочетания я искала по меньшей мере в четырёх поисковиках каждое, тоже по сто первых ссылок, и во всех известных мне энциклопедиях – их около десяти на русском и по несколько штук на каждом из остальных языков. Ссылки ведут на страницы, где «тростник» и «волк» упоминаются раздельно и не имеют никакой текстуальной взаимосвязи. Любые подозрения я дополнительно проверяла по контексту. Поиски немного осложнились тем, что словосочетанием «wolf cane» в английском языке обозначают распространённые трости с набалдашником в виде волчьей головы. – Она вдруг улыбнулась и добавила: – Кстати, я неожиданно обнаружила, что как в русском, так и в других языках чудовищная путаница с идентификацией болотных растений. Люди почти не способны различать тростник, камыш и рогоз.
– Нет, ну камыш-то легко отличить. У него такие коричневые палочки на концах стебля. Мы их ещё курили в детстве, делали вид, что это сигары.
– Так вот то, что вы курили в детстве… хм… – она ехидно улыбнулась, – то, что вы курили в детстве, – это початки рогоза – многолетней травы монотипного семейства рогозовые. А камыш, – она снова опустила взгляд в блокнот, – это прибрежно-водное растение семейства осоковых, у него никаких початков не бывает. Камышом часто называют и тростник – многолетнее растение семейства злаков, они же мятликовые, у него такие венички на концах стебля маленькие. То есть это три совершенно разных растения, они даже не родственники. И вот с переводом всей этой беды на другие языки творится настоящая вакханалия.
– Хорошо, концентрируемся на тростниковых волках.
– Собственно «тростниковых волков» как целостного словосочетания я нашла три штуки.
Одно – на малопосещаемом немецком форуме, посвящённом падению Берлинской стены. Кстати, эта ссылка в большинстве поисковиков не индексируется, только один мне её выдал, и то не в первой десятке. Один из пользователей оставил на форуме фразу, содержащую слово «schilfwölfe», вот она, на листе. – Верба ткнула пальцем в строчку на верхнем листе бумаги передо мной; там было написано: «Laß ihn Schilfwölfe fressen!». – Я не знаю немецкого, но, насколько я поняла машинный перевод, это значит «чтоб его сожрали тростниковые волки», что-то вроде ругательства или проклятия. Фраза относится к Эрику Хонеккеру, она не отвечала на чью-то конкретную запись, и на эту фразу нет прямых ответов. Она была оставлена в 14.32 12 февраля 2005 года. Пользователь, который её оставил, больше не сделал на форуме ни одной записи и зарегистрировался в тот день, когда была оставлена эта единственная фраза, словно только для этого и регистрировался. Никаких данных об этом пользователе на форуме нет, электронный адрес он при регистрации не указывал – там так можно. В общем, я думаю, это тупиковая нить, она никуда не приведёт.
Другие тростниковые волки, по-английски «cane wolves», – на крупном американском психиатрическом портале. Там есть небольшая статья, если я правильно поняла, про… «бред воздействия». Среди прочего в ней упоминалось, что серийный убийца по имени Максимилиан Солондз утверждал: после того как он сделал всё, что от него требовали «голоса», за ним стали гоняться «cane wolves» – тростниковые волки. Но поскольку сами голоса, приказывавшие Солондзу убивать, принадлежали не тростниковым волкам, автор на этом не останавливается. Я кое-что собрала на Максимилиана Солондза, тут некоторые выдержки. – Она показала на бумаги у меня в руках. – Я старалась выбирать только то, что может иметь отношение к делу.
Наконец, третье и последнее совпадение. Оно попалось мне несколько раз, в том числе на том же американском психиатрическом портале, – это исследования Николая Клочко, украинского психиатра, который утверждает, что «тростниковые волки» – элемент параноидального бреда его пациента. И он якобы, не знаю уж, осмысленно или случайно, столкнулся с тем, что этот элемент, как и целый набор других, встречался в словах других психически больных людей. По словам Клочко, цитирую: «Система бреда целого ряда параноиков демонстрирует устойчивые взаимосвязи в сюжетах и персонажах, и тот факт, что никто никогда ранее не предпринимал попыток исследовать эти взаимосвязи, можно списать только на устойчивые предубеждения психиатров к подобным явлениям». Вот. На Клочко ссылок несколько, хотя тоже немного. Забавно, – она улыбнулась, – но одна из ссылок привела меня на форум, где Клочко сетует на то, как быстро пропадают из Интернета упоминания о тростниковых волках и все его попытки оставить как можно больше таких упоминаний оборачиваются неудачей.
– А где этот Клочко находится? Здесь, на Украине?
– Психиатрическая клиника в Игрени, где бы это место ни находилось.
– Как?
– Игрень.
Это знак. Пора было возвращаться домой.
«Дас Райх»
Верба внимательно посмотрела на моё лицо и спросила, неожиданно перейдя на «ты»:
– Та знаешь, где это, да?
– Да, я знаю. Это дома.
В этот момент подошла официантка с моим заказом, и я жадно набросился на еду.
– Что будешь делать дальше?
Я не ответил.
– А возьмёшь меня? Ну пожа-алуйста.
Я оторвался от еды, вытер губы салфеткой и посмотрел на неё.
– Ну ты же увидел уже, что я умею искать. А ещё я умею… да я всё умею! Говорить с людьми, рыться в бумагах, сидеть в библиотеках. Могу еду готовить и стирать носки. Рожать детей и подносить снаряды.
Я задумался, взвешивая «за» и «против».
– Ну?
– Я думаю.
– Чего тут думать, – неожиданно выдала она убойный аргумент. – Неужели ты способен отказать девушке с пятым размером груди?
И тут я, каюсь, не удержал взгляд. Он съехал под линию ключиц и остановился на её бюсте, туго обтянутом блузой с глубоким декольте и частично серым пиджаком. Да, действительно пятый размер.
– Это удар ниже пояса, – сказал я.
– Я исчерпала все аргументы, – сказала она, – в такой ситуации девушкам простительны удары ниже пояса.
– А тебе работать не нужно? Ты ж вроде… редактор?
– Во-первых, сегодня пятница и приближаются выходные. А во-вторых, я два года уже без отпуска, так что мне просто судьба куда-нибудь выбраться.
Я посмотрел на листки с распечатками, ещё секунду поколебался и принял решение.
– Значит, условия такие, – начал я, но она меня перебила, вскочив со стула:
– Уррраааа!
– Ты чего кричишь?! – воскликнул я, тоже перейдя на «ты».
– Ты меня берёшь.
– Я тебя не беру, а нанимаю. И то, что я тебе сейчас скажу, очень серьёзно, так что слушай внимательно. Условия такие. Все дни, пока мы работаем вместе, рабочие. Время работы и время отдыха устанавливаю я. Если я говорю, что надо в воскресенье ночью в дождь ехать в лес, рыть там землю – едем в лес и роем землю, и никаких возражений или рассуждений. Ты делаешь то, что я говорю, в том объёме, который я устанавливаю. Нравится тебе или не нравится, понимаешь ты, зачем это нужно, или не понимаешь – не важно, я ничего не обязан тебе объяснять. Ты живёшь в тех условиях, в которых надо жить, ешь и пьёшь то, что есть в наличии, и не скулишь. Вообще никогда не скулишь. Если ты нарушаешь какое-то из этих правил, я тебя увольняю без выходного пособия.
– Ясно, – она с готовностью кивнула.
– Ты одеваешься по-походному и берёшь с собой минимум вещей. Возьмёшь больше одной сумки, будешь тащить на горбу сама. Я отвечаю за наличие ночлега и еды и оплачиваю все транспортные расходы. За работу я плачу тебе стандартную подённую ставку копателя на протяжении всего времени поиска. Это неделя или две.
– А «стандартная подённая ставка» – это сколько? – лукаво склонила она голову вбок, и я написал на салфетке перед ней цифру. Она кивнула.
– И ещё одно. Всё, что мы делаем, – легально, это не должно быть опасно. Меня нанял один человек для простой, нормальной вещи – кое-что найти. Он не обязывал меня к соблюдению конфиденциальности или хранению каких-то тайн. Но в начале поиска никогда нельзя сказать, что мы увидим и к чему придём в конце. Поэтому я оставляю за собой право в любой момент по поводу любой вещи сказать: «Это тайна». И тогда я должен быть уверен, что ты никому ничего не расскажешь. Предупреждаю, учитывая журналистские рефлексы. Мне бы очень хотелось договориться об этом сейчас.
– Конечно, – она кивнула, – только ты, пожалуйста, не забывай про тайны говорить, что это тайны. А то есть люди, которые треплются, а потом, когда ты кому-то что-то пересказываешь, обижаются, говорят: «Я думал, и так понятно, что это секрет».
– Не волнуйся, я не забуду. Я тебе два раза повторю.
– Здорово. А когда мы начинаем?
Я посмотрел на часы:
– Сейчас. У меня к тебе на сегодня есть ещё два задания. Первое – купи нам с тобой билеты на поезд, до дома. – Я достал бумажник и положил перед ней несколько купюр. – Отзвонись потом, скажи, какой вагон.
– А второе?
– Достань где-нибудь фотографию дочери Караима. В смысле, Русалки. Сумеешь?
– Не вопрос. – Она кивнула головой, собралась и поспешно пошла выходу.
– Верба, – окликнул я её, когда она уже была в дверях.
– Что?
– А как звали подругу Фет-Фрумоса?
– Ыляна Косынзяна, – улыбнулась она, – это Одесса, тут полно молдаван. На самом деле тут каждый третий знает, как звали подругу Фет-Фрумоса.
Я поел, расплатился и отправился искать интернет-клуб.
В почтовом ящике меня ждал ответ от Хаима. Хаим начинал прямо, без обиняков:
«Wenn ich in meinem Briefkasten einen Brief von dir sah, griff ich sofort eine nur für den Fall bei der Hand liegende Axt und zerstückelte meinen Monitor. Als ich dann abgekühlte, wurde es mir klar, dass der Monitor dafür nicht gültig ist, dass verschiedene Bastards mir plötzlich Briefe schreiben, aber es war schon zu spät: Ich musste nach einem neuen Monitor gehen. So füge die Standard LCD Kosten meinem zustehenden Betrag hinzu.
Gleich muss ich dich verstimmen, mein kleiner Liebhaber der Antike: man hat dir die Fälschung unterschoben/aufgehalst. Niemals, in keiner einzigen Einheit der Wehrmacht wurden die Runen für die Bezeichnung der Division verwendet. Sie könnte mit einer Stellennummer bezeichnet werden, mit dem Namen, oder mit einer codierten Nummer (auf den EM der Saboteurs und Luft-Kommandos). Hier nun Martha fügt von dem Sofa hinzu, dass mit den Runen auf der EM benennte sich nur «SS» – ebenso wie auf allen übrigen Regalien.
Aber wenn es so eine EM gäbe, dann könnte die wirklich nur in der zweiten SS «Das Reich» ausgegeben werden, und einem gewissen Hans Brueghel, Hauptsturmführer des psychologischen Dienstes (VI) von Divisionsstab, gehören. Um das festzustellen, muß ich auch nicht mal zu Berlin anrufen, ich habe eine Kopie des Erkennungsmarken-Verzeichnisses von der Division.
Brueghel ist eine sehr triviale Person. Während des ganzen Krieges ist er durch nichts berühmt oder gekennzeichnet geworden – und deshalb findet man fast keine Erwähnung über ihn in den Studien über die zweite SS, es sei denn, in der allgemeinen Liste. Seine Biographie ist bruchstückhaft – wurde in 1901 geboren, seit 1930 Mitglied der Partei, ein SS Veteran, in der Organisation seit 1931 (Buch # 11 111 – eine interessante Nummer, ja?), in der Division seit ihrer Gründung und bis Mitte 1943. Wird vermißt.
Ich habe gerade überprüft – ich habe nichts mehr von ihm, und in einer Entfernung von Katzensprung kann ich nichts mehr finden.
– Та знаешь, где это, да?
– Да, я знаю. Это дома.
В этот момент подошла официантка с моим заказом, и я жадно набросился на еду.
– Что будешь делать дальше?
Я не ответил.
– А возьмёшь меня? Ну пожа-алуйста.
Я оторвался от еды, вытер губы салфеткой и посмотрел на неё.
– Ну ты же увидел уже, что я умею искать. А ещё я умею… да я всё умею! Говорить с людьми, рыться в бумагах, сидеть в библиотеках. Могу еду готовить и стирать носки. Рожать детей и подносить снаряды.
Я задумался, взвешивая «за» и «против».
– Ну?
– Я думаю.
– Чего тут думать, – неожиданно выдала она убойный аргумент. – Неужели ты способен отказать девушке с пятым размером груди?
И тут я, каюсь, не удержал взгляд. Он съехал под линию ключиц и остановился на её бюсте, туго обтянутом блузой с глубоким декольте и частично серым пиджаком. Да, действительно пятый размер.
– Это удар ниже пояса, – сказал я.
– Я исчерпала все аргументы, – сказала она, – в такой ситуации девушкам простительны удары ниже пояса.
– А тебе работать не нужно? Ты ж вроде… редактор?
– Во-первых, сегодня пятница и приближаются выходные. А во-вторых, я два года уже без отпуска, так что мне просто судьба куда-нибудь выбраться.
Я посмотрел на листки с распечатками, ещё секунду поколебался и принял решение.
– Значит, условия такие, – начал я, но она меня перебила, вскочив со стула:
– Уррраааа!
– Ты чего кричишь?! – воскликнул я, тоже перейдя на «ты».
– Ты меня берёшь.
– Я тебя не беру, а нанимаю. И то, что я тебе сейчас скажу, очень серьёзно, так что слушай внимательно. Условия такие. Все дни, пока мы работаем вместе, рабочие. Время работы и время отдыха устанавливаю я. Если я говорю, что надо в воскресенье ночью в дождь ехать в лес, рыть там землю – едем в лес и роем землю, и никаких возражений или рассуждений. Ты делаешь то, что я говорю, в том объёме, который я устанавливаю. Нравится тебе или не нравится, понимаешь ты, зачем это нужно, или не понимаешь – не важно, я ничего не обязан тебе объяснять. Ты живёшь в тех условиях, в которых надо жить, ешь и пьёшь то, что есть в наличии, и не скулишь. Вообще никогда не скулишь. Если ты нарушаешь какое-то из этих правил, я тебя увольняю без выходного пособия.
– Ясно, – она с готовностью кивнула.
– Ты одеваешься по-походному и берёшь с собой минимум вещей. Возьмёшь больше одной сумки, будешь тащить на горбу сама. Я отвечаю за наличие ночлега и еды и оплачиваю все транспортные расходы. За работу я плачу тебе стандартную подённую ставку копателя на протяжении всего времени поиска. Это неделя или две.
– А «стандартная подённая ставка» – это сколько? – лукаво склонила она голову вбок, и я написал на салфетке перед ней цифру. Она кивнула.
– И ещё одно. Всё, что мы делаем, – легально, это не должно быть опасно. Меня нанял один человек для простой, нормальной вещи – кое-что найти. Он не обязывал меня к соблюдению конфиденциальности или хранению каких-то тайн. Но в начале поиска никогда нельзя сказать, что мы увидим и к чему придём в конце. Поэтому я оставляю за собой право в любой момент по поводу любой вещи сказать: «Это тайна». И тогда я должен быть уверен, что ты никому ничего не расскажешь. Предупреждаю, учитывая журналистские рефлексы. Мне бы очень хотелось договориться об этом сейчас.
– Конечно, – она кивнула, – только ты, пожалуйста, не забывай про тайны говорить, что это тайны. А то есть люди, которые треплются, а потом, когда ты кому-то что-то пересказываешь, обижаются, говорят: «Я думал, и так понятно, что это секрет».
– Не волнуйся, я не забуду. Я тебе два раза повторю.
– Здорово. А когда мы начинаем?
Я посмотрел на часы:
– Сейчас. У меня к тебе на сегодня есть ещё два задания. Первое – купи нам с тобой билеты на поезд, до дома. – Я достал бумажник и положил перед ней несколько купюр. – Отзвонись потом, скажи, какой вагон.
– А второе?
– Достань где-нибудь фотографию дочери Караима. В смысле, Русалки. Сумеешь?
– Не вопрос. – Она кивнула головой, собралась и поспешно пошла выходу.
– Верба, – окликнул я её, когда она уже была в дверях.
– Что?
– А как звали подругу Фет-Фрумоса?
– Ыляна Косынзяна, – улыбнулась она, – это Одесса, тут полно молдаван. На самом деле тут каждый третий знает, как звали подругу Фет-Фрумоса.
Я поел, расплатился и отправился искать интернет-клуб.
В почтовом ящике меня ждал ответ от Хаима. Хаим начинал прямо, без обиняков:
«Wenn ich in meinem Briefkasten einen Brief von dir sah, griff ich sofort eine nur für den Fall bei der Hand liegende Axt und zerstückelte meinen Monitor. Als ich dann abgekühlte, wurde es mir klar, dass der Monitor dafür nicht gültig ist, dass verschiedene Bastards mir plötzlich Briefe schreiben, aber es war schon zu spät: Ich musste nach einem neuen Monitor gehen. So füge die Standard LCD Kosten meinem zustehenden Betrag hinzu.
Gleich muss ich dich verstimmen, mein kleiner Liebhaber der Antike: man hat dir die Fälschung unterschoben/aufgehalst. Niemals, in keiner einzigen Einheit der Wehrmacht wurden die Runen für die Bezeichnung der Division verwendet. Sie könnte mit einer Stellennummer bezeichnet werden, mit dem Namen, oder mit einer codierten Nummer (auf den EM der Saboteurs und Luft-Kommandos). Hier nun Martha fügt von dem Sofa hinzu, dass mit den Runen auf der EM benennte sich nur «SS» – ebenso wie auf allen übrigen Regalien.
Aber wenn es so eine EM gäbe, dann könnte die wirklich nur in der zweiten SS «Das Reich» ausgegeben werden, und einem gewissen Hans Brueghel, Hauptsturmführer des psychologischen Dienstes (VI) von Divisionsstab, gehören. Um das festzustellen, muß ich auch nicht mal zu Berlin anrufen, ich habe eine Kopie des Erkennungsmarken-Verzeichnisses von der Division.
Brueghel ist eine sehr triviale Person. Während des ganzen Krieges ist er durch nichts berühmt oder gekennzeichnet geworden – und deshalb findet man fast keine Erwähnung über ihn in den Studien über die zweite SS, es sei denn, in der allgemeinen Liste. Seine Biographie ist bruchstückhaft – wurde in 1901 geboren, seit 1930 Mitglied der Partei, ein SS Veteran, in der Organisation seit 1931 (Buch # 11 111 – eine interessante Nummer, ja?), in der Division seit ihrer Gründung und bis Mitte 1943. Wird vermißt.
Ich habe gerade überprüft – ich habe nichts mehr von ihm, und in einer Entfernung von Katzensprung kann ich nichts mehr finden.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента