Можно было бы долго рассуждать, насколько более высокое положение заняла бы Полотчина в составе ВКЛ в случае победы Свидригайло. Или насколько более выгодный правовой режим могли бы сохранить полочане при отделении Великого княжества Русского от ВКЛ. Но ни того, ни другого не случилось. Зато поражение в гражданской войне не стало политической катастрофой. Полотчина сохранила вполне достойное положение в Великом княжестве и имела неплохие условия для дальнейшего существования в его государственном организме.
   Со второй четверти XV в. до самого конца столетия Полоцк и Полоцкая земля пребывали в мире. В середине XV в. Великое княжество достигло пика своего военно-политического могущества и было одним из сильнейших в военном смысле, а также наиболее крупной по территории державой Европы.
   Полоцк к тому времени уже перестал быть центром отдельного княжения, и лицом номер один в нем считался наместник, назначавшийся великим князем. Но статус Полоцка был весьма высоким сравнительно с прочими городами «Литовской Руси». Полоцк долгое время сохранял право иметь самостоятельные дипломатические сношения с Ригой[100]. Когда государи-Ягеллоны объезжали восточные пределы своей державы, то по обыкновению они посещали три города: Смоленск, Витебск и Полоцк. В 1411 г. король Владислав Ягайло проездом из Вильно в Киев провел по нескольку дней в Полоцке, Витебске и Смоленске. В 1451 г. король Казимир IV провел большую часть зимы, объезжая эти же три города[101]. Зимой 1470 г., после сейма в Петркове, окончившегося в декабре 1469 г., он вновь отправился из Вильно в Полоцкую, Витебскую и Смоленскую земли. Монарха сопровождали королева Эльжбета, а также почти все литовские сенаторы и магнаты. Там он «надлежащим образом приводил в порядок литовские дела». В Полоцке король провел неделю, прежде пообещав уладить споры о «порубежных местех» со Псковом, но «управы не учинил никакове» и в начале весны отъехал к Люблину[102]. Зимой 1495 г. в Полоцке, Витебске, Смоленске и Орше побывал великий князь литовский Александр со своей женой Еленой Ивановной и «панами рады»[103].
   Звание полоцкого наместника считалось почетным: например, Олелько Судимонтович был поставлен в Полоцк наместником «за большие заслуги в Хойницкой битве». В 1542 г. в числе людей, «…хорошо послуживших Речи Посполитой», получил как награду полоцкое воеводство Станислав Довойна[104].
   Неоднократно полоцким наместникам и воеводам приходилось отправлять функции официальных представителей Великого княжества Литовского в переговорах с Московским государством или же просто исполнять роль послов в Москве.
   В середине 1490‑х гг. полоцкий наместник Ян Юрьевич Заберезынский вел через воеводу новгородского Якова Захарьича переговоры о перемирии между Литвой и Москвой, а затем и о сватовстве великого князя Александра к дочери Ивана III Елене. В 1495 г. он был в числе «старших» в сопровождении Елены Ивановны из Москвы в Литву. Он же в 1501 г. пытался договориться о перемирии в очередной войне, но безуспешно. Осенью 1508 г. посольство Великого княжества в Москву возглавил полоцкий наместник Станислав Глебович. В октябре им был заключен «вечный мир». Мир продлился четыре года, и еще десять лет шла война. Новое перемирие в 1522 г. в Москву поехали заключать опять-таки полоцкий воевода Петр Станиславович Кишка и Богуш Боговитинович. Тот же П.C. Кишка возглавил литовское посольство в Москве в 1526 г., когда заключенное перемирие было продлено. Полоцкий воевода Станислав Довойна «поехав в посольстве от короля в Москву, взял перемирие…» в 1553 г.[105] Таким образом, исполнение полоцкими наместниками и воеводами одного из столь важных государственных поручений было скорее правилом, нежели исключением.
   Немалым авторитетом обладала и Полоцкая епископия (позднее архиепископия). От 1488–1489 гг. сохранилась челобитная от русских князей Великого княжества Литовского к Цареградскому патриарху о благословении на Киевскую митрополию избранного ими Полоцкого архиепископа Ионы. В 1500 г. Полоцкий архиепископ Лука участвовал в соборе, поставившем митрополитом Киевским Иосифа. Именно из Полоцка ставились православные попы в Ригу, в церковь Св. Николая[106].
   Наконец, Полоцк получил Магдебургское право в 1498 г., раньше большинства белорусских городов. В городах Московского государства «…не сложилось ни специфическое “городское” право, ни собственные городские вольности»[107], а там, где они все же имелись (Новгород, Псков), в течение XVI в. пришли в ничтожество. По сравнению с их правами и обязанностями Магдебургия давала на порядок более благоприятный правовой режим. В сравнении же со всей Европой Магдебургское право было неким «средним вариантом». Оно имело чрезвычайное распространение в Германии и Польше (в т. ч. его варианты – Хелмское и Шродское право), и с этой точки зрения присвоение его стало актом унификации белорусских и польских городов. Но существовали также версии городского права, исключавшие какое бы то ни было вмешательство внешней власти в городскую жизнь. Например, право, по которому жили города Ганзы, или полная независимость и самостоятельность итальянских городов-государств. Вечевое право Полоцка именовалось в летописях «полоцкая Венеция, або свободность». Однако со времен включения Полоцка в состав Литовско-Русского государства его самостоятельность понемногу приходила в умаление, в особенности с внешнеполитической точки зрения.
   Во времена наместников, в середине XV в. «…к суду наместников перешла часть компетенций веча…»[108]. И Магдебургия была способом точного разграничения полномочий наместника, т. е. представителя великокняжеской власти, и институтов городского самоуправления, оставшихся со времен господства вечевого права. Это был некий правовой компромисс между крупнейшим белорусским городом и великим князем литовским. В определенном смысле Магдебургия утвердила власть великого князя над Полотчиной, поскольку, приняв ее из рук сюзерена, полочане с этого момента могли ожидать изменений, уточнений, подтверждений, приказов о неукоснительном соблюдении или же, напротив, отмены оной – только от сюзерена же.
   К концу XV в. Великое княжество Литовское уже не располагало военно-политическим потенциалом, необходимым для удержания всей своей громадной государственной территории. М. Тишкевич (Михаил Литвин) следующим образом охарактеризовал литовское рыцарство конца XV – начала XVI в.: «Силы москвитян и татар значительно менее литовских, но они превосходят литовцев деятельностью, умеренностью, воздержанием, храбростью и другими добродетелями, составляющими основу государственной силы»[109]. По мнению польских историков, походы Витовта последних лет его правления составили апогей успехов Литвы в подчинении русских земель. При Казимире Ягеллончике происходит вынужденный отказ от дальнейшей экспансии на Руси, и основной внешнеполитической целью становится удержание уже подвластных территорий. Договор 1449 г. с Василием II оказался переломным моментом между эпохой литовского доминирования и эпохой быстро растущей московской мощи. Литовское рыцарство от долгого пребывания в мире обленилось и утратило воинственность, шляхетское войско Великого княжества мало соответствовало требованиям современного военного искусства, казна «никогда не бывала полной»[110].
   Военно-политическая инициатива во второй половине XV в. перешла от Литвы к Московскому государству и татарским ханствам – осколкам Золотой Орды. В Полоцке между тем внешнее давление почувствовали в последнюю очередь: город был «прикрыт» от набегов татар южнорусскими и белорусскими землями, а от походов московских армий – Витебском, Смоленском, Дорогобужем, Торопцом, входившими тогда в состав Великого княжества Литовского. Более того, до 1480‑х гг. дополнительным «щитом» были не покоренные еще Москвою Тверь и Новгород, а до 1510 г. – отчасти еще и Псков. Полоцк в последней четверти XV в. оставался «глубинным» городом Великого княжества, первые столкновения Московского государства и Литвы не задели Полотчину.
   Иван III, присоединив Тверь и Новгород, принял в 1485 г. во внешних сношениях титул «государь всея Руси» (т. е. и «Руси литовской») и позднее, в 1499 или 1500 г., потребовал «возвращения» своей «вотчины» – всех русских земель до Березины[111], в том числе Киева, Полоцка и Смоленска. Это требование настойчиво повторялось во всех московско-польско-литовских переговорах XVI в., вплоть до поражения Ивана IV в Ливонской войне.
   Тогда же усиливается натиск татар, от которого страдали прежде всего Подолия, Волынь, Киевская земля, реже – белорусские земли. Но в начале XVI в. набеги крымцев в ряде случаев достигали и белорусских городов. В 1506 г. царевич Махмет-Гирей с Бати-Гиреем и Бурносом (Бурнашем?) спалил минский посад и отправил «загоны» по всей Северной Белоруссии. Осаждены были Новогрудок, Слуцк; Полоцкая, Витебская и Друцкая земли преданы были огню и мечу. Разорив громадную территорию, Махмет-Гирей безнаказанно вернулся восвояси[112]. За один только поход в мае 1506 г. перекопские татары, согласно Хронике Кромера, увели 100 тыс. пленников. В 1509 г. огромное войско вновь вторглось в глубь территории Великого княжества, и отдельные отряды доходили даже до Вильно.
   По замечанию A.A. Зимина, «…в декабре 1489 г. начался массовый переход верховских князей на русскую сторону». Неспособность Великого княжества противостоять набегам крымцев и опасность потерять свои владения в разгорающемся конфликте с Москвой заставили многочисленных полунезависимых владык мелких княжеств на Смоленщине, Верховской и Северской землях по одному переходить на сторону более сильного государя – великого князя Московского[113].
   Поход московских войск на Любутск в августе 1492 г. открыл период непрекращающихся войн между Московским государством и Великим княжеством Литовским. В первой московско-литовской войне 1492–1494 гг. Литва потерпела поражение. Но Полоцк ни в малой степени не был задет в ходе развернувшихся боевых действий – его «прикрытие» еще не было сорвано.
   Великий князь литовский Александр предпринял действия, приведшие в итоге к самым плачевным для него последствиям. До конца XV в. нерушимость православия на русских землях Великого княжества Литовского была чем-то само собой разумеющимся. М. Меховский в своем трактате «О двух Сарматиях» писал, что «…в Полоцке, Смоленске и затем к югу за Киев все… держатся греческого обряда и подчиняются патриарху Константинопольскому»[114]. Великий князь Александр сделал попытку принудительного введения унии среди всего православного населения, а также оказал давление на свою жену Елену Ивановну, дабы она оставила православие[115]. В частности, в Полоцке между 1497 и 1500 гг. был основан бернардинский костел, и ему передана была земля, которой до этого владела православная церковь Святого Петра[116]. По причине «нужи о греческом законе» в 1500 г. на сторону Ивана III перешло сразу несколько сильнейших князей, ранее служивших Александру. Среди них – князья С.И. Бельский, С.И. Можайский и М.В. Шемячич. В 1499 г. на сейме была подтверждена Городельская уния с католической Польшей, но об этом даже опасались распространяться, не желая вызвать лавину княжеских переходов[117].
   Религиозно-политический конфликт был серьезнейшей причиной очередной московско-литовской войны, поскольку православие являлось мощным козырем великих князей московских в борьбе за влияние на территории «Литовской Руси». Авторитет московского государя был бы подорван, не прими он энергичных мер к защите православия…
   Последовавшая война 1500–1503 гг. была, по сути, растянувшейся на несколько лет военной катастрофой Великого княжества Литовского.
   Со времен этой войны начинается период непосредственного вовлечения Полотчины в орбиту нескончаемых московско-литовских столкновений. Летом 1500 г. войска Великого княжества Литовского потерпели ряд поражений, армия гетмана К. Острожского в июле была разгромлена на Ведроше. В августе московские воеводы А.Ф. Челяднин, наместник новгородский, и кн. A.B. Ростовский, наместник псковский, с князьями Волоцкими Федором Борисовичем и Иваном Борисовичем овладели Торопцом. Двигаясь дальше, они «…многие волости и села около Полоцка и Витебска поплениша и огнем пожгоша…»[118]. Для организации обороны в сентябре 1500 г. великий князь Александр прибыл в Полоцк, укрепил город, а также управлял оттуда укреплением Смоленска, Витебска и Орши. Не имея достаточно собственных сил, он набрал наемное конное и пешее войско из поляков, силезцев, чехов и моравов во главе с Яном Черным, чехом или поляком. Но в 1501 г. Александру вновь не удалось помешать наступлению армий Ивана III. 4 ноября под стенами Мстиславля кн. A.B. Ростовский нанес литовским войскам страшное поражение. Корпус Яна Черного был переброшен на защиту Полоцка. Но московские воеводы не предпринимали попыток овладеть городом. Поэтому, очевидно, литовское командование сочло возможным превратить Полоцк в операционную базу для нанесения контрудара. Осенью 1501 г. Ян Черный ходил на помощь ливонскому магистру Плеттенбергу к Острову, но, дойдя до Опочки, он узнал, что тот уже взял Остров и сжег его. Попытка Яна Черного взять Опочку не увенчалась успехом, и он отошел назад. В апреле 1502 г. королевский дворянин и боярин полоцкий Петряш Епихамович «приходил… с желныри ис Полоцка на Пуповичи (волость Великих Лук. – Д.В.)… и дети боярские от князя великого многих жолнырь избиша, а иных поимаша»[119]. Контрудара, таким образом, не получилось.
   В августе – октябре 1502 г. князь Дмитрий Иванович Жилка ходил с ратью под Смоленск, но не смог его взять. Из-под Смоленска он посылал отряды «за Мстиславль по Березыню, и по Витебск, по Полтеск и по Двину». Дело ограничилось взятием Орши, разорением волостей и сожжением посада у Витебска[120].
   Перемирие, заключенное в августе 1503 г., по мнению К. Базилевича и польского историка Я. Натансона-Лески, определив новую границу, дало Московскому государству «благоприятные условия… для наступления на Смоленск, Витебск и Полоцк»[121]. Во всяком случае, после 1503 г. Полоцк становится пограничьем. И в еще большей степени он примет роль порубежного пункта после взятия в 1514 г. Смоленска армией Василия III.
   В ходе войны 1512–1522 гг. Полоцк лишился последнего своего «щита» – Смоленска. Первые годы войны ознаменованы были упорным стремлением великого князя московского Василия III овладеть этим городом. В период борьбы за Смоленск 1512–1514 гг. Полотчина становится отдельным, самостоятельным направлением для походов московских воевод.
   К декабрю 1512 г. – марту 1513 г. относится первый неудачный поход Василия III под Смоленск, и одновременно от великих Лук на Полоцк двинулась большая армия во главе с кн. М.В. Горбатым-Шуйским по прозвищу Кислый. М.В. Горбатый вел «новгородскую силу» и «псковских детей боярских». Но Полоцка ему взять не удалось, и войска повернули к Смоленску, на соединение с Василием III[122]. Летом 1513 г. великий князь вновь пошел на Смоленск, затем остановился в Боровске, а с полками отправились кн. Репня-Оболенский и А. Сабуров. В сентябре к Смоленску двинулся и сам Василий III.
   В этот момент – когда шла ожесточенная борьба за Смоленск – «полоцкая проблема» стала «родной» для семейства Шуйских. Славный город Полоцк оставил в истории княжеского рода длинную огненную борозду…
   11 августа из Великих Лук вышли к Полоцку войска под командой князя В.В. Шуйского. В его распоряжении имелось 5 полков. Эта огромная сила предназначена была не для разорительных экспедиций, не для демонстрации московской мощи, а для взятия города… но с решением этой своей задачи не преуспела. Общее командование московскими армиями в районе Полоцка и Витебска осуществлял князь М. Глинский, располагавший, по преувеличенным, как полагал A.A. Зимин, данным, 32 тыс. чел., в том числе 24 тыс. чел. – под Полоцком. На сей раз Полоцк упорно штурмовали. Однако город был деблокирован извне действиями многочисленной литовской армии. Под стенами города полки В.В. Шуйского понесли тяжелые потери и были отозваны «из литовскиа земли и из-под Полотцка… по своим домом…». Полк же М.В. Горбатого отошел к Смоленску. Впрочем, под Смоленском московских воевод опять ожидала неудача[123].
   Летом 1514 г. Василий III в третий раз приступил к Смоленску и взял его 30 июля. Но в сентябре под Оршей была разбита армия воеводы А. Челяднина, что привело к потере ряда небольших городов: Дубровны, Мстиславля, Кричева, сдавшихся польскому королю Сигизмунду. В отместку весной 1515 г. в восточно– и северобелорусские земли отправлены были две рати: одна из них пошла под Мстиславль (с «загонами» на Оршу и Кричев), вторая же, возглавленная кн. А.Д. Ростовским и Г.Ф. Ивановым, традиционно ударила от Великих Лук на Полоцк. Но результаты этого похода были невелики: «полону имали безчисленно, а городу не взяли ни одного»[124].
   В 1517 г. король Сигизмунд, стремясь перехватить инициативу, набрал мощную наемную армию из немцев, венгров, чехов и пр. и пришел с нею в Полоцк. Оттуда он отправил войска К. Острожского, усиленные корпусом наемников, на «псковский пригород» Опочку. Сам Сигизмунд оставался «с малыми людьми» еще некоторое время в Полоцке, а затем отбыл в Вильно. К. Острожский и посланные ему на помощь отряды потерпели в октябре под Опочкой серьезное поражение[125].
   Летом 1518 года Московское государство нанесло ответный удар. Рать, состоявшую из пяти полков, посохи и наряда (псковских и новгородских пушек), вел новгородский наместник кн. В.В. Шуйский. Войско Шуйского насчитывало, по сведениям Хроники Бельских, 7000 чел.[126] К нему впоследствии прислан был на подмогу кн. М.В. Горбатый Кислый с московскими полками. Другой отряд был разбит по дороге к Полоцку Ежи Радзивиллом. И все же под стенами города собрались значительные силы, располагавшие мощной артиллерией: «наряд» вначале переправляли на судах по реке Великой, а потом везли на телегах и лошадях. Под Полоцком поставлены были туры, и осажденные несли большой урон от артиллерийского обстрела. Но гарнизон, возглавленный видным литовским магнатом А. Гаштольдом, оказывал упорное сопротивление. Московские войска голодали под Полоцком: дорог был фураж, а «колпак сухарей» стоил алтын и более. В одну из ночей Гаштольд сделал вылазку в Задвинье и перебил там фуражиров, отправившихся «на добыток». Затем к городу подошел «воевода Волынец» – очевидно, Ян Боратынский. Он переправился вброд через Двину, в то время как Гаштольд ударил в тыл московским войскам. Полки Шуйского не выдержали и отступили. 11 сентября московские воеводы пришли к Вязьме, едва ли сохранив бывший с ними под Полоцком наряд[127].