Доброго и глупого, другого в Шире нет.
За друга всё готов отдать, вину взять на себя,
Поэтому и любят тебя твои друзья.
И нашу Хоббитанию готов ты защитить,
За Родину не жалко и голову сложить.
Ну что ж, иди в Пригорье, но мы с тобой пойдём,
И знай, что мы поможем, тебе, наш друг, во всём».
Торная дорога
Забрендия
Вековечный Лес
За друга всё готов отдать, вину взять на себя,
Поэтому и любят тебя твои друзья.
И нашу Хоббитанию готов ты защитить,
За Родину не жалко и голову сложить.
Ну что ж, иди в Пригорье, но мы с тобой пойдём,
И знай, что мы поможем, тебе, наш друг, во всём».
Торная дорога
СXXXVI
Остался Зайгорд далеко, и Норгорд в стороне,
Вокруг холмы зелёные, красиво в их стране.
По тропке вверх они взошли и вместе обернулись,
И неожиданно у всех слезинки навернулись.
С горы, как на ладони всё, их Родина, их Шир.
Когда ещё вернутся в свой тихий, добрый мир?
* * *
Устроились на привал, съев сытный походный обед,
В походе на свежем воздухе еды вкусней просто нет.
Сразу сморил Сэма сон, и Мери сопел тихонько,
А Фродо и Тук Перегрин беседу вели негромко.
Пин, зевая, сказал: «Я раньше много бродил,
Но дальше Заводей Серых, я никуда не ходил».
Фродо сказал: «Ты знаешь, Бильбо меня поучал,
О бескрайней дороги жизни, свой сказ для меня повторял:
“На свете дорога всего одна, она как большая река,
Истоки её у двери любой, сама же течёт без конца.
А каждая тропка, как ручеёк, что в главный поток стремится,
Не нужно из дома бездумно идти, ты в этот поток можешь
влиться.
Живо, дружок, окажешься там, куда даже ворон чёрный
Костей бы своих не занёс никогда, опасно идти из дома.
Подумай семь раз, а лучше уж сто, прежде чем
сделаешь шаг”.
То после наших прогулок Бильбо рассказывал так…»
«А я вот так тебе скажу: коль я посплю немного,
Не уведёт в тартарары меня эта дорога, —
Пин очень здраво заключил, устраиваясь спать, —
Нам надо отдых небольшой немножко ножкам дать».
Костёр догорал в ночи, лишь искры в углях мерцали,
Как звёздочки-огоньки небесам от земли сияли.
Фродо:
«Хоббиты, подъём! Смотрите, что за утро!
Прекращайте храп, подымайте брюхи!»
«Что за утро? – Пин спросил, глаз один раскрыв. —
Завтрак в десять мне подайте, чтобы не остыл».
Фродо, сдёрнув одеяло, Пину дал пинок,
Молча после этого отправился в лесок.
* * *
Под горою шумел ручей, по уступам журчал каскадик,
В хоббитский целый рост маленький водопадик.
Наполнив фляжки все и небольшой котелок,
Умылись под водопадом, став прямо под бурный поток.
Струя была ледяной, но мыться надо всегда,
Истоки жизни в воде, и освежает она.
Согрелись потом у огня, настроение было чудесным,
Собрались в дорогу дружно, болтали и пели песни…
СXXXVII
Местами дорога совсем заросла, мало кто ездил по ней,
Опасно казалось ездить в свете тревожных дней.
Солнце на запад клонилось, ярок прощальный закат,
Лучи деревьев касались, лаская лесной наряд.
Вокруг всё было спокойно, птицы перекликались,
Пели они свои песни, в гнёздах на сон собираясь.
Розово-красная зорька разлила предвечерний свет,
И хоббиты место искали устроиться на ночлег.
СXXXVIII
Внезапно ветер просвистел, провыл и вдаль умчался,
Затихла жизнь, лес не шумел, как будто испугался.
Угроза ощущалась, в сердцах росла тревога,
Туманом бледным, колдовским заполнилась дорога.
Страх объял друзей, нашло оцепенение,
Всё казалось нереальным, зыбким наваждением.
Что-то приближалось, страшное такое,
Стук копыт глухой раздался сзади на дороге.
Фродо встрепенулся и толкнул друзей:
«Все с дороги в лес, прячемся быстрей».
Под корнями древа тихо затаились,
Как по волшебству, моментально скрылись.
Затаились хоббиты, затихли, словно мышки,
За корнями их не видно и совсем не слышно.
* * *
Показался Чёрный Конь (пони не чета),
На коне высокий всадник, сгорбленный слегка.
На нём одежды чёрные, лица его не видно,
Как будто ночь сама всего собой прикрыла.
Чёрный плащ скрывал фигуру, капюшон – лицо,
В тёмных ножнах длинный меч прикрывал бедро.
Казалось, что-то ищет, ловит нюхом запах.
В нём чувствовалась злоба, и стало жутковато.
Фродо охватил ужас безрассудный,
и тут послышались слова извне и с ниоткуда:
«Надень, возьми, прими, и ты получишь силу!»
Откуда-то из темноты такие мысли плыли.
Словно раздвоился хоббит, вёл с собой борьбу,
Тяжело и очень плохо сделалось ему.
«Надеть его мне нужно во что бы то ни стало,
Силу обрести, чтобы жуть пропала».
У хоббита рука чужая будто стала,
Тихо поползла она к тайному карману.
«Гэндальф не велел, да ладно, маг не всемогущий,
Многого не знает сам, как должно быть лучше».
Вот кончиками пальцев рука нашла Кольцо,
Уже сам Фродо захотел надеть быстрей его.
Вдруг ржанье вдали раздалось, и встрепенулся враг,
А хоббит, всю волю собрав, руку стиснул в кулак.
Скрылся Чёрный Всадник, растаял в темноте,
Но малыши не вылезли, прижавшись вместе все.
«Эти чудища страшные, – Мери тихо промолвил, —
Не из Больших Громадин, не из Людского Рода.
Тут люди порой бывают, Громадины Бестолковые,
И в Южном Уделе ходят, но эти другой породы.
Ужас от всадника шёл, дрожь до костей пробрала,
Мне думалось, я упаду, это слуги врага…»
«А ты говоришь, одному – Пин Фродо под бок толкнул, —
Без нас ты бы пропал, съели тебя к утру».
«Ерунду не говори, – Сэм заворчал на Пина, —
Тебя бы съели первого, за то, что ты болтливый».
Фродо сказал: «Выбираемся, нельзя нам здесь находиться,
А то нас учуять могут, всадники эти близко…»
Хоббиты пустились в путь незаметно, тихо,
Быстро ножки их вели, уводя от лиха.
А подступили сумерки, в лесу сгущались тени,
Мерещились опасности им каждое мгновение.
То старая коряга, на всадника похожа,
То ветви от деревьев, на лапы чудищ схожи.
Страхи к ним текли, слышались им вздохи,
Духи леса ночью шутят, шлют переполохи.
Но вот на свободном пригорке друзья наткнулись на дуб
И под корнями древа устроились на приют…
* * *
Утром находчивый Мери уже подготовил свой план,
Рискованный, но единственный, его изложил друзьям:
«Нужно уходить обратно, в Заячьи Холмы,
В Забрендии зелёной укрыты будем мы.
Там до Пригорья тайный путь, я знаю, что он есть,
Тропки древние ведут сквозь Вековечный Лес».
СXXXIX
Спустившись с высокого склона, хоббиты вышли к низине,
К кромке болотных земель, где кустарник и травы большие.
Жарко и душно было, с запада шла гроза,
Тёмные тучи плыли, заслоняя собой небеса.
Заросли разнотравья были очень густыми,
Гуще, чем виделись издалека (выше хоббитов были).
Пробирались они наобум, тропок и тех не видно,
Кустарник одежды рвал, исцарапались хоббиты сильно.
Под ногами хлюпала почва, рядом с Болотищем шли,
Иногда попадали в ямы (под травою скрывались они).
Сэм оглянулся назад, на зелёный гребень холма,
И там на высоком склоне фигура в тёмном видна.
Смотрела, казалось, вниз, головой в капюшоне водила,
Хорошо, что сквозь заросли леса незаметны хоббиты были.
Затхлая духота стояла в этом лесу,
Гроза собиралась большая, всем было невмоготу.
Пропотели ну хоть отжимай, расцарапаны были все,
Да ещё измазались в глине, спускаясь с обрыва к реке.
По мелководью вброд перешли, огибая густой камыш,
А небеса потемнели, вокруг непривычная тишь.
Голодные и усталые, еле-еле на склон вползли,
Под деревом, измождённые, повалились вповалку они.
Позади непролазный участок, буераки, кочки и ямы,
Колючий терновник, осинник, болотистый край обманный.
А здесь шёл лиственный лес, молодой высокий дубняк,
А среди берёзок и клёнов рос огромный ясень, гигант.
Только под ним прикорнули, разверзлись дождём небеса,
Пронёсся по кронам ветер, и разразилась гроза.
Чёрное небо нависло, ветер взметнул листву,
Жутко вокруг полыхнуло, страшно попасть в грозу.
Гром потрясал небеса, ветер свистел и выл,
Молнии так и сверкали, ливень на землю лил.
Но вслед за гневом природы наступает успокоенье,
Круговорот мирозданья, следует жизни теченье.
Хоббиты под корнями – и огромный бушующий мир.
Действительно, как же мал их добрый и мирный Шир.
СXL
Быстро бежали лугом, солнце прожгло облака,
Опускаясь за далью холмов, озаряло поля и леса.
Но тучки опять набежали, накрапывал мелкий дождь,
Ночевать под открытым небом без припасов совсем
невмочь.
Хоть страхи их отпустили, но в сердцах росла
безнадёжность,
Тоскливая неуверенность, какая-то безысходность.
СXLI
Возделанные поля, по родной стороне они шли,
Вдоль изгороди пройдя, к усадьбе большой подошли.
Пин радостно остановился: «Я знаю, чей это дом,
Смиал Бирюка Большого, мы в нём приют найдём…»
Забрендия
СXLII
Плыли друзья на пароме по тёмной глади речной,
Рассекали великие воды Ширской реки большой…
Плескалась речная рыба, а в далёкой запруде речной,
Видно, резвилась русалка, мерцая во тьме чешуёй.
* * *
И вот уже рядом причал и дорожка на Зайгорд за домом.
Хоббиты заперли цепь, не давая уплыть парому.
Но, взглянув на далёкий берег, всех дрожь пробрала
у колен,
Фонари на столбе осветили зловещую чёрную тень.
Как чёрный живой мешок, колыхалась она у причала,
Казалось, бесилась от злости без звука в тумане кричала.
Мир зыбкий, казалось, двоится, внизу тёк туман речной,
Хоббиты вверх поднимались, оставив паром за спиной.
Наконец, донельзя устав, вышли к высокой ограде,
До Кроличьей Балки дошли, к своей небольшой усадьбе.
К новому домику Фродо, где он новоселье справлял,
Счастливым казался тот день, когда он друзей угощал.
В поход отправляясь к Пригорью, Фродо послал письмо:
«Фредегару Бобберу лично» – подписано было оно.
Толстика Фродо просил за домиком приглядеть,
Коли захочет, пожить, чтобы получше смотреть.
Толстик был добрый друг, Фродо ему доверял,
А безотказный Толстик друзьям всегда помогал.
Толстик, как мячик пушистый, без смеха смотреть
невозможно,
Очень любил чай душистый, со множеством сладких
пирожных.
СXLIII
В баньке потом плескались, отмывая дорожную грязь,
В горячей воде отмокали, мылись не торопясь.
Древний обычай хоббитов с гладкою шёрсткой ходить,
Чтобы чистое тело было, и в свежей одежде быть.
Поддали парку друзья и замурлыкали песню,
Невзгоды смыли с себя, и сразу стало чудесно.
Ужинали на кухне, за столом у большого камина,
Свечи мерцали ярким огнём, ночь обещала быть длинной.
Свой рот приоткрыв, Толстик слушал (про пирожные
сразу забыл),
То ахал, то охал, то ухал (чай тоже его остыл).
Фродо рассказывал кратко: про ворогов в тёмном Мордоре,
(О том, что они там восстали, слухи ходили в народе).
Также сказал про Кольцо: «Мол, у Бильбо было волшебное,
Враг не должен его получить, чары в нём просто
смертельные.
Про засаду на Торной дороге, что устроили злые враги,
Что погоня висит за спиной, все перекрыты пути…
Закончил Фродо словами: «Чужаки уже рыщут по Ширу,
Увести их отсюда нужно, врагов из Большого Мира…»
Дальше продолжил Мери: «Нам в чащу придётся идти.
Сквозь Вековечный лес можно к Пригорью дойти».
Узнав об этом решении, Толстик взмахнул руками:
«Идти по древнему Лесу, надо же быть дураками…
Там страшные есть места: низины, где бродят кикиморы,
И тёмные пустоши есть, там многие путники сгинули…
Но вот что сказать я забыл, здесь крутился чужак
подозрительный,
Вынюхивал что-то, искал, весь чёрный и омерзительный.
Я не знаю, как вам помочь, но поверьте, помочь хочу…
Но не пойду я в лес и вас туда не пущу».
«Милый Толстик, – прервал его Фродо, – не найдут нас
в дебрях враги,
А оставаться нельзя, сам видишь – в Шире они…»
СXLIV
План у друзей был таков: Толстику быть в доме Фродо
И, одежды его надев, притворяться как можно долго.
Пусть думают все соседи, издалека поглядев,
Что вернулся сюда Фродо Торбинс, что здесь у него
много дел.
О том, что их план для Толстика опасным может сказаться,
Тогда, в ночном разговоре, никто не сумел догадаться…
А Толстику стало спокойно, все страхи ушли его прочь,
В Лес идти он боялся, но рад был, что сможет помочь.
Толстик:
«Только бойтесь отклониться к югу от реки,
Можете попасть на плеши – Ведьмины Круги.
Коль на них попали, будете плутать,
Раз за разом к тем местам выходить опять».
* * *
Утром, чуть свет, собравшись, уложив все припасы в мешки,
По дорожке Кроличьей Балки друзья к городьбе пошли…
Толстик друзей провожал, советы давав по дороге,
А Пин, обернувшись, сказал: «Тебе же опасно быть в доме.
Не завидую я тебе, а вдруг ждёт встреча с врагами?»
А Толстик в ответ: «А я вам, не встретит вас Лес пирогами».
СXLV
Стояла недобрая ночь, туман вперемешку с мраком,
Хлад разгонял народ прочь, глухо в Кроличьей Балке.
Толстик Боббер сам не свой, было ему страшновато,
Весь уже был никакой, всё неуютно как-то.
Ночь становилась темней, а Толстик не мог уснуть
И вот услышал вдали копыт глухой перестук.
Ветер прошёлся по листьям, возникли чёрные тени,
Три тёмных пятна зловещих тихо приблизились к двери.
Толстик дома не сидел, как увидел тени,
Что ползли со злобой мрачной, прямо к его двери.
Тайным ходом побежал, через сад, полями,
Пробежал с версту к домам, рухнул под кустами.
«Нет-нет-нет, я ни причём, – тихо бормотал, —
Нету у меня его», – жалобно стонал.
Там нашли его соседи, и в тепло внесли,
И пытались Толстика в чувство привести.
Хоть про что бормочет, все не понимали,
Но что враг пробрался в Шир, главное узнали.
Из Забрендии враги из лесов дремучих.
И ударили в набат, что висел на круче.
Вековой набат гремит, древний, звучный глас.
Призывает весь народ на борьбу в сей час.
И рожки в ответ звучали, хоббиты стекались,
В час страданий и нужды вместе собирались.
Лугом стук копыт притих и ушёл во мглу,
А рожки, рожки звучали, звали на борьбу:
«Огонь! Беда! Беги! Труби!
У дома враг! Набат, греми!»
Отовсюду, отовсюду, все бегут кто в чём,
Но в руках дреколья, луки, старый Крол с мечом.
А набат тревожным звоном голосит, зовёт.
Призывает всех сплотиться, ведь беда идёт.
«Вокруг огонь! Везде враги!
Греми, Набат! Рога – труби!»
Всё осветили факелы яркими огоньками,
А хоббиты всё стекались, собираясь на бой с врагами.
«Зовёт набат! У дома враг!
Он не пройдёт! Да будет так!»
Вихрем всадники несутся, чёрен их отряд.
Невысоклики, дрожи, – злобный скачет враг.
Пронеслись как ураган прочь из Хоббитании.
В Шире нет уже Кольца, зря их все старания.
«Ничего, пускай галдят, – думают они, —
Мы ещё сюда вернемся. Око приглядит.
А пока быстрей, быстрей, рядом Зов Кольца.
Перекроем все дороги, цель уже близка».
Вековечный Лес
СXLVI
Пину было малость страшно, в лес он не ходил,
Он любил простор холмистый и весёлым был:
«А правду ль молвят про него? Боюсь я этот лес.
Как будто наблюдает за всем, кто бродит здесь».
Мери весело ответил: «Если про напасти,
То детей пугать лишь, тех страшилок тьма.
Сказы есть про леших, о волках громадных,
Водяных, кикиморах, вредных колдунах…
Всех не перечислишь, я же им не верю.
Лес, хотя и старый, не внушает страх…»
Деревья нависают, а лес темнее, гуще.
Всё кажется враждебным коряги, ветви, сучья.
Не видно туч больших, и тут пролился ливень,
Как будто специально всё дождиком размыло.
Сплошные буераки и ни одной тропы,
И все они устали, их хлюпают носы.
И уже не знают, дальше как идти?
Где же им тропинка, к речке как пройти?
На круглую полянку их ножки привели.
Всем стало неуютно, как на неё зашли.
Ощущение печали, запах ядовитый,
И больные деревца, тишина разлита.
Всё казалось тут не так, разные здесь травы,
Словно время на полянке течь иначе стало.
Время медленней течёт, тишь – как в страшных снах,
И растут болиголов, белена, дурман.
А в середке меж осинок – чахлые берёзки,
Рядом тёмною водицей – озерцо-болотце.
Отдыхать не стали, дальше в лес пошли,
Стало на полянке жутковато им…
Вышли снова на полянку (схожа ровно с той),
Мрачные деревья с тёмною водой,
Озерцо-болотце, чахлые кусты,
Ядовитый запах колдовства – травы.
И клубы дурмана их погнали дальше,
Хоть светлее здесь, лучше всё же в чаще…
Новая полянка, как и обе прежних,
Ощущенье грусти, затхлости, болезни,
Неживых рябинок деревца склонились,
Озерцо-болотце с тёмною водицей…
Все они в испуге – гиблые места,
Серые деревья, тёмная вода.
Кружит их кругами, отнимая силы,
Запах ядовитый, затхлость и унынье.
Ведьмины Кольца, иль Навьи Круги, —
с древней войны чернеют следы.
Пин перепугался: «Нет назад пути,
Здесь и днём ужасно страшно, ночью не пройти».
Мери согласился: «Точно нам конец,
Зря мы всё-таки пошли через этот лес».
Сэм смолчал, но помрачнел, очень был угрюм,
Фродо же не унывал, план пришёл на ум:
«Ходим мы кругами, нужно напролом
сквозь кусты, овраги, через бурелом.
Хоббиты, вперёд! Эй, друзья, встряхнитесь!
Выберемся мы, только не ленитесь!».
И вперёд пошли они сквозь дремучий лес,
С хвоей, с листьями деревья вперемешку здесь…
И коряги под ногами, и кустарник колкий,
И завалы, буераки, и овраг глубокий.
Вдоль глубокого оврага хоббиты бредут,
Исцарапаны их ножки, еле волокут.
Но хоть выбрались с полянок (Ведьминых Кругов).
Ручеек течёт и вьётся меж больших кустов.
Рос огромный древний вяз на краю оврага.
Словно приглашал прилечь путников усталых.
На опавшую листву прилегли они,
Час-другой поспать решили, подоткнув плащи.
Сэму что-то сон в не сон, очень неуютно,
Как на Навьиных кругах, так же стало жутко.
Дёрнулся как от озноба и на корень сел.
Поскользнулся, кувыркнулся и упал в ручей.
Сбросил сна оцепененье, вовремя вскочил,
Смотрит – корень топит Фродо, тот уже хрипит.
Ухватился он за друга, вытащил, глядит —
Плащ, разодранный за корнем, под водой торчит.
Фродо начал отходить, отдышался, сел.
«Ох, спасибо, – говорит, – друг мой верный Сэм».
Тут они вскочили оба, с мыслью о друзьях.
Смотрят – сумка, два плаща из коры торчат.
Спали под стволом Пин с Мери, захватил их вяз,
Всё тесней смыкал кору, закрывая лаз,
Руки, ноги обдирали, по коре стуча,
И кричали Сэм и Фродо, эхом крик звучал.
Недовольно ухнула сонная сова,
И деревья зашумели, сыплется листва.
А шуметь в лесу нельзя хищники услышат.
Волк завыл невдалеке, чует он добычу.
СXLVII
Вдруг песня громко раздалась, весёлый, звонкий смех.
«Похоже, я к озорнику удачно подоспел».
Казалось это невозможно в дремучем и глухом лесу.
Но кто-то шёл сюда на помощь, и сердце
верило – шёл друг.
Короб он держал с водой, с белыми цветами,
Коренастый человечек с синими глазами.
Борода взлохмачена, с белыми сединками,
Ходит в обуви по лесу (с жёлтыми ботинками).
И нахмурил брови, понял всё он сразу,
Нараспев слова звучали, обращаясь к вязу:
«Ну-ка, старый Вяз-проказник, отпусти ребят!
Безобразничать не надо, ты же мне не враг!
Если будешь хулиганить – заморожу корни!
Спи спокойно до весны! Хватит колобродить!»
И притопнул он ногой по земле холмистой.
А глаза глядят с добром, светом он лучится.
Будто устыдился старый, древний вяз.
Заскрипел своей корою, и открылся лаз.
Мери, Пин освободились, выбрались оттуда,
Сонные, дрожат они и глядят испуганно.
«Что ответите вы мне, Бомбандилу Тому?
Далеко, друзья мои, вы ушли от дому».
А в глазах его смешинки, в них веселье, доброта
И какая-то родная, от природы простота.
И назвался он для них Бомбандилом Томом.
И смотрел открыто, чудным был и добрым.
Улыбнулся всем друзьям, подмигнул он Фродо:
«В гости приглашаю вас, вы пойдете к Тому?
Мы отправимся сейчас, к милой Золотинке».
Синие глаза горят, искры в них лучинки.
«Что глядите на меня, зайчики-трусишки?
По лесу ведут меня жёлтые ботинки.
Куртку эту я люблю и большую шляпу.
Защищает от дождя, мимо чтобы капал».
Синие его глаза – как кусочек неба.
Там любовь и доброта, взгляд открытый, смелый.
И пошли сквозь лес густой вслед за Бомбандилом,
Заскрипели по траве жёлтые ботинки.
Хоббитов к себе вёл Том, песни напевая,
И не ведая войны, и невзгод не зная:
«Я несу красу цветов милой Золотинке,
Свежие, прекрасные белые кувшинки.
В воду их она посадит, станет любоваться,
Заблестят её глаза, будет улыбаться.
А кувшинки расцветут, словно в озерке,
В чаше тонкой серебра на живой воде.
Дочери реки любимой – белые кувшинки,
Что под цвет волос прекрасных милой Золотинки».
Лес в округе вздрогнул грозный рык услышав,
Вылез бурый и огромный косолапый мишка.
Из малинника навстречу к ним пошёл вразвалку.
Хоббитам он показался чудищем косматым.
И мгновенно малыши вместе дружно сжались
И к стволу шершавой ели спинами прижались.
Засмеялся Том: «Топтыгин! Не пугай ребяток!
Ты же этих малышат испугал до пяток.
За ветлянку уходи, ведай мёд у пчёлок,
Навещу тебя потом я, будешь коль весёлым».
Посмотрев, повёл ушами мишка косолапый,
И вразвалочку ушёл бурый зверь мохнатый.
* * *
Только вновь пошли друзья вслед за Томом дальше,
Тень какая-то мелькнула среди веток в чаще.
Внезапно из-за елей тёмных
Вышел серый волк огромный.
Хоббиты прижались вместе. Как не испугаться?
Том же посмотрел на них, снова рассмеялся:
«То не Варг и не Вервольф, просто умный серый волк,
Всё же руки в пасть не класть, ведь с зубами эта пасть.
Лес пугает только глупых, ведь он непростой.
Но и открывается тем, кто чист душой.
Ты же серый волк, не щёлкай, страшными зубами!
Не пугай моих друзей, не ходи за нами!
Уходи в глубь леса и пугай зайчишек,
А не этих шерстяных маленьких глупышек!»
Понимал ли волк слова, было неизвестно,
Но, вильнув своим хвостом, скрылся в чаще леса…
Лес в убранстве красочном ласково шумел,
Хоббитов к себе вёл Том и тихонько пел.
Ветерок подул попутный, кроны теребил,
В разноцветном листопаде ветви шевелил.
Том, с прищуром посмотрев, вверх взглянул:
«Кис-кис», и тотчас же с дерева спрыгнула вниз рысь,
Потянулась хищница, глазками сверкнула,
С места через бурелом враз перемахнула…
Вековечный, древний лес словно стал другой.
Есть просветы и тропинки, будто он живой.
«Всё прекрасно, хорошо, скоро будем дома.
В гости зайчики идут к Бомбандилу Тому.
Очень я люблю свои жёлтые ботинки.
Скоро мы уже придём к милой Золотинке.
Рады мы друзьям, гостям, всем хорошим людям.
Для гостей есть у меня вкусный свежий пудинг.
Золотинка – дочь реки, очень сердцу мила
И хорошая жена Тома Бомбандила».
Пел он песни обо всём, птицы щебетали,
Шёл он радостно вперёд по лесному краю.
Видно, стороной его беды обходили.
Всё хорошее к нему только приходило.
Белка, сидя на сосне, шишку шелушила,
Запустила в Бомбандила, вереща игриво.
А сорока-белобока завелась трещоткой:
«Бом-бом-дзилль, как барабан, шишкой в лоб, бам звонко…»
Засмеялся Бомбандил: «Озорница с хвостиком,
Заигралась в прыги-скоки, а сорока – склочница…»
Незаметная тропинка к дому привела
И пропала за кустами, словно не была.
«Здравствуй, домик милый мой! Ты заждался Тома.
Вон смотрите, свет горит, Золотинка дома».
СXLVIII
Деревянный ладный дом на лесной полянке.
Ветерок доносит запах – вкусный, ароматный.
Из трубы, с покатой крыши, вьётся дым из печки.
Вышла кошка, потянулась, села на крылечке.
И резьбою дом украшен, росписью красивой,
Над дверями круг резной – обережный символ.
В центре круга небольшой, маленький кружок
(Сей знак солнца золотого, знай про то дружок).
Во все стороны из центра ровно восемь линий
(Словно спицы колеса, символ правды-мира).
Огонёк гудит в печи, там готовят ужин
(Лад, покой, тепло, уют в каждом доме нужен).
Мёд, ватрушки, пирожки, самовар большой
Рады им, гостей встречают с доброю душой.
Чисто, убрано, опрятно, скатерть на столе
(Вышит лебедь серебром на речной волне).
Вышла Лада-Золотинка – волосы струятся
Белым пышным водопадом, на свету искрятся.
Невысока, но стройна, а улыбка мила.
Лик её прекрасен, светел, и душой красива.
Платье с изумрудным цветом, пояс золотой,
Вышит незабудок ряд нежно-голубой.
Мужа обняла она и к нему прижалась.
Звонким голосом – певучим к Тому обращалась:
«Здравствуй, муж ты мой родной! Гости дорогие!
Сердце подсказало мне, я ждала вас ныне.
Вижу все устали очень – ах вы малышата!
Ножки ваши шерстяные, бедные зайчата».
Ей представились друзья и назвали имена,
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента