Дмитрук Андрей. Кофе в час Волка

   Полминуты спустя она уже сидела на диване и завороженно слушала. У Ланы были прекрасные, глубокие темные глаза на впалом личике; сосредоточенность обнаружила легкое косоглазие.
   Сердечная подруга освоилась быстро, ибо ожидала чуда, пожалуй, более постоянно и доверчиво, чем наш герой. Безоговорочно приняла его версию о пересечении Вселенных. Ее мало смутили загадки и даже явные нелепости островка: почему тепло и свет, звуки и запахи проникают оттуда к нам, а обратно, по-видимому, нет? Что за невидимая преграда между мирами? Отчего дождевые капли, цветочная пыльца или пух свободно странствуют по комнате, а более крупные предметы, лист или птица, не покидают своих измерений?
   Он подивился, как никогда, способности женщин осваиваться со сказкой, принимать ее в ряд житейских реалий. Что это? Тысячелетний фатализм - или, наоборот, неиссякаемая вера в достижимость идеала? Вот сидит Лана - в потертых вельветовых брючках, заправленных в сапоги; сидит, обмотав шею длинным шарфом, подперши подбородок острыми кулачками, и в смоляных распахнутых глазах - сиреневые точки. Сидит, коротко остриженная, прокуренная, будто бедовый мальчишка, и смотрит в нежное сияние, как сотни веков назад вглядывались пещерные мечтательницы в игру пламени. А потом нашептывали детям первые на планете сказки, рисовали на каменном своде пляшущих духов.
   И не существует для Ланы ничего, кроме лунного потопа, сонного шепота крон и пьянящего ночного аромата, похожего на запах душистого табака, но еще более сладкого и дурманного.
   - Никита уже видел? - приглушенно, как в музее, спросила она.
   Он объяснил ситуацию с Никитой и добавил:
   - Кстати, понять не могу, почему он до сих не здесь.
   - Ему же лучше. Пусть только попробует скандалить. Вышибу отсюда, никакой участковый не поможет.
   - Ну ты и грозная у меня...
   Теперь они оба смотрели, как перепархивает по ветвям шиповника пара жемчужно-розовых бражников с круглыми "глазками" на крыльях. Где-то захрустел хворост под осторожной звериной лапой. Нервно звякнул торопливый будильник, скрипом ответила ему со двора дверь мусорника. Диковинный коктейль звуков и впечатлений. Поздний городской вечер - и час Волка в глухом лесу.
   - Знаешь, о чем я сегодня думал?
   - О чем?
   - Ведь я, по сути, никогда не бывал в таких уголках... Здесь, у нас, на Земле. Разве что в пионерском лагере. А то еще с училищем... выезжали "на шашлыки". Шум, гам, у кого-нибудь обязательно транзистор... вина нахлещемся... тоже мне, общение с природой!
   - Давай в мае сорвемся куда-нибудь. В деревню. Я возьму дней пять за свой счет; мне дадут.
   - Не в этом дело, Лана. Я отравлен, понимаешь? "Труба" эта проклятущая, суета, дрязги, торговля собой... Мне скоро тридцать, а я до сих пор ни черта не сделал, нигде не побывал. Тяжелый какой-то стал, старый, вялый... В Сибирь куда-нибудь... в Норильск, Хатангу... Поехала бы со мной, а?
   Лана ответила матерински-терпеливо:
   - Кто-то ведь должен быть и оформителем, лапушка.
   - Да, должен. Но, наверное, только тот, для кого эта работа - одна на свете... дело жизни! Вообще, я думаю плохих работ нет, а есть люди не на своем месте. Как я. Вот посмотри... - Он с трудом заставил Лану отвернуться от оазиса, глянуть на рельефы - сухой, скучный рисунок подъемных кранов и солнц, похожих на шестерни. - Ведь есть же на свете человек, который сделал бы это гениально... а главное, сделал бы с удовольствием! А мне противно. Я себя буквально заставляю браться за нож, за краскопульт... Значит, не мое дело!
   - А какое твое?
   - Когда-то думал - писать маслом... Не вышло! Во всяком случае, сейчас мне было бы легче валить сосны где-нибудь в тайге... плотничать, столярничать... Перед собой честнее.
   - Тогда свари кофе, - неожиданно лукаво покосилась Лана. - Вполне честная работа. Все равно ведь не уснем!
   - Сахара нет.
   - Нем лучше. Шелтон советует поменьше сладкого.
   В отрешенном состоянии, шагая сквозь призрачные фиолетовые сумерки, он отыскал медную "турку", выдул из нее пыль и понес под кран - набирать воду. Он чувствовал себя участником спектакля, который вот-вот оборвется.
   Однако, стоя за дощатой перегородкой, наш герой внезапно постиг, что нынешний акт спектакля довольно-таки мрачен. Час Волка. Самая темная предрассветная стража, когда человек особенно слаб и безволен, нервы его пропитаны ядами усталости. Потому-то и приходит Волк. Человек в этот час легкая добыча. Кто может выйти на поляну в другой Вселенной? Пусть не убить, но одним своим появлением смешать строй души, внедрить в память тот гибельный ужас - один на всю жизнь, - которого помнится, ждал наш герой в детстве, ночью на пустой улице, торопясь мимо витрины с манекеном. А вдруг подмигнет манекен? Двинет рукой?.. Он представил себе, как закричала бы Лана.
   И она закричала. Сперва коротко, сдавленно ахнула; потом завопила, что называется дурным голосом. "Турка" брякнулась на дно умывальника. С мокрыми руками он выскочил из-за перегородки.
   То ли оступилась сердечная подруга, решив поближе рассмотреть цветы или ягоды, то ли намеренно сделала лишний шаг - осталось неизвестным. Властно, как бич на цирковой арене, хватил по ушам гром; ливень повалил на островок. Сразу вымокшая до нитки, дрожащая Лана топталась в орляке, втянув голову и обхватив руками плечи. Волосы прилипли к ее щекам, блестели зрачки и зубы. Она вертелась на месте, подобно щенку под ногами прохожих, и звала нашего героя по имени. И он отвечал, и бегал, разбрызгивая воду, вокруг островка, - но тщетно. Лана была слепа и глуха к оставленному миру. Мокла одна-одинешенька в запредельной чаще, под гнетом внезапно разгулявшейся грозы. Может быть, потому и разъярились стихии, что из мира иного метеоритом бухнулась Лана?..
   Блеск неба был мутен и зловещ, ручьи щупальцами протянулись через мастерскую. Вода вынесла из-под щита с проволокой для резки плит целую гору окурков.
   Вспышка - иссиня-белая, зеленоватая, беспощадная, как дуговая сварка. Треск исполинского бича - ненужный, чрезмерный для загнанного существа, пытающегося спрятаться на озаренной молниями арене. Запах озона и гари.
   Не колеблясь более, он ринулся напролом. Лбом и выброшенными вперед кулаками пробил горячий упругий барьер: и увидел кольцевую колонаду стволов вокруг черной прогалины, стволов красной меди с косматыми бледными кронами; и кипящие тучи, и молнию между ними - широкую извилистую реку пламени; и сиреневую крылатую корону с черным ядром - то, что он считал луной...
   Но очередной гром, вместо того, чтобы размозжить и расплющить двоих дерзких, вдруг затрепетал, загадочно дробясь, изошел каким-то обиженным басовым воем. Словно замедлила ход и "поплыла" магнитная запись.
   Больше не было островка. Кто знает, какие катаклизмы увечили теперь тот мир! Герой наш стоял на коленях посреди обширной лужи на полу и прижимал к себе измокшую, накрепко зажмурившуюся Лану. Кто-то сверху, возмущенный буйством грома, ложкой колотил по стояку отопления; во входную дверь тарабанил и орал Крымов. Но наш герой только смеялся счастливым смехом, шепча в маленькое ухо подруги утешительную бессмыслицу: "Уедем. Я начну все сначала. Ты веришь мне, Лана?"