Днепров Анатолий Петрович. Подвиг

Днепров Анатолий

Подвиг

   AHAТОЛИЙ ДНЕПРОВ
   ПОДВИГ
   1
   Все началось совершенно неожиданно. Олла пришла очень взволнованная, с фототелеграммой в руках.
   - Я немедленно возвращаюсь в Москву. Плазмодин отправляется через сорок минут. Через час мне нужно встретиться с Корио.
   Я удивился. Наш отпуск только начался, а что касается Корио, то он сам должен был прибыть на берег моря со дня на день.
   - Что такое стряслось? - спросил я сестру.
   - А вот послушай. "Любимая Олла, мне очень нужно с тобой повидаться. В моем распоряжении только сутки. Сегодня в двадцать два часа решается моя судьба. Корио".
   - Это звучит, как в старых приключенческих романах, - сказал я.
   Корио - мой друг и возлюбленный Оллы. Я знаю его много лет как очень умного и уравновешенного человека. Его работы по микроструктуре энергетических полей сделали его имя известным среди ученых всей планеты. Год назад Корио получил Почетную грамоту Народов Земли второй степени и звание Ученого первого класса. Это совпало с его замечательной победой в чемпионате по игре в шахматы на стоклеточной доске.
   В скупых строках фототелеграммы я уловил нотки скрытой тревоги. Олла чувствовала тревогу значительно острее, чем я. Она торопливо начала складывать свои вещи в пакет.
   - Корио не пошлет такую телеграмму без всяких на то оснований. Если с ним все благополучно, я сегодня же вернусь, - сказала Олла. Если же нет...
   - Что ты, милая! - воскликнул я, беря сестру за руки. - Что может с ним случиться? Болезнь? Опасность? Ну, что еще там? Я себе просто не представляю, что в наше время может случиться с человеком. Был бы он космонавтом или ракетчиком-испытателем... Он ведь физик-теоретик.
   - Корио не пошлет такую телеграмму без всяких оснований, повторила Олла упорно. - До свидания, милый Авро!
   Она подошла ко мне и поцеловала меня в лоб.
   - До свидания. От меня пожми руку Корио. И еще - позвони мне вечером. Было бы хорошо, если бы у видеотелефона с тобой был и Корио.
   Олла улыбнулась и покинула комнату. С террасы я помахал ей рукой. Через несколько минут от Южной станции, прямо через горы умчался монорельсовый электровоз. В нем Олла отправилась на аэродром.
   После обеда я не пошел отдыхать в эрарий, а спустился на набережную посмотреть на море. Набережная была пустынна, только несколько любителей морского прибоя сидели с полузакрытыми глазами и слушали, как о бетонные стены разбиваются волны. Над морем висела сероватая дымка, сквозь которую солнце казалось оранжевым. Было очень жарко и влажно. У гранитного спуска к воде я посмотрел на гигантские термометр и гигрометр. Двадцать девять по Цельсию и восемьдесят процентов влажности. Если бы не одежда из гидрофобного материала, люди чувствовали бы себя погруженными в теплую ванну.
   Я долго стоял у двух колонн из стекла, которые одновременно являлись измерительными приборами и украшением лестницы к морю. Архитектору, создавшему этот ансамбль, удалось соединить воедино целесообразность и красоту.
   - Если так будет продолжаться, я отсюда уеду, - услышал я голос сзади.
   - А, старый ворчун Онкс! Что тебе здесь не нравится?
   Это был мой друг, Онкс Филитов. Ему никогда ничего не нравится. Его специальность - ворчать и во всем выискивать недостатки. Недаром он член критического совета Центрального промышленного управления.
   - Мне не нравится вот это. - Он показал пальцем на измерительные приборы.
   - А по-моему, недурно. Архитектор, безусловно, малый с фантазией.
   - Я о другом. Мне не нравятся показания приборов. Не знаю, как ты, а я жару переношу неважно. Особенно когда воздух больше чем наполовину состоит из водяных паров.
   Я рассмеялся.
   - Ну, тогда тебе нужно ехать отдыхать на север, например в Гренландию.
   Онкс поморщился. Не говоря ни слова, он протянул мне бюллетень Института погоды.
   - Вот, читай про Гренландию...
   Я прочитал:
   "Пятое января. Восточное побережье Гренландии - +10..."
   - Чудесно! Скоро там зацветут магнолии!
   - Не знаю, зацветут ли. Только на памяти человечества такого еще не бывало.
   Продолжая что-то бормотать, Онкс побрел вдоль набережной, то и дело вытирая платком потную шею.
   В пять часов я сдал в электронный профилакторий данные о своем самочувствии - кровяное давление, влагообмен, температура, электрокардиография и так далее - и, вместо того чтобы смотреть в телевизионном театре спортивную передачу из Нью-Йорка, возвратился в свою комнату и уселся у видеотелефона. Олла была в Москве уже шесть часов и должна была вот-вот сообщить мне все о Корио. Глядя на матовый экран прибора, я почему-то волновался.
   Так я просидел до ужина, не дождавшись вызова из Москвы.
   В столовой ко мне подошла Анна Шахтаева, мой лечащий врач.
   - У вас немного повысилось кровяное давление и частит сердце. Примите вот это, - она протянула мне таблетку. - Ложась спать, не забудьте включить кондиционер.
   Я посмотрел на нее с удивлением.
   - Ничего страшного, - сказала она, улыбаясь. - Это почти у всех. Из-за погоды.
   - Жарко, - сказал я смущенно и почему-то вспомнил Онкса.
   - Да. И влажно...
   Олла позвонила мне только в двадцать три часа, когда я начал дремать.
   - Что случилось? - воскликнул я, всматриваясь в лицо сестры. Оно было каким-то странным и чужим. - Что случилось, Олла? Где Корио?
   Олла жалко улыбнулась. Я видел, как дрожали ее губы.
   - Ты плачешь, милая? Ты плачешь? - закричал я.
   Я никогда не видел свою сестру плачущей. Никогда. Только в те времена, когда она была совсем-совсем маленькой. Это было невероятно! Я вообще никогда не видел плачущих людей!
   Олла отрицательно покачала головой.
   - Нет, ты плачешь! Немедленно говори, что случилось!
   - Только что я почти попрощалась с Корио, - наконец сказала Олла шепотом.
   - Он?..
   Я хотел сказать "он умер", но сестра опередила меня.
   - Нет, он жив и чувствует себя прекрасно...
   - Он тебя не любит? Он тебя больше не любит?
   Олла опустила голову и странно улыбнулась.
   - Это все так непонятно... Я ничего не понимаю в том, что произошло...
   У меня перехватило дыхание. Если бы Олла была рядом со мной! Но она была от меня на расстоянии полторы тысячи километров, и я мог лишь беспомощно наблюдать, как она страдала.
   - Милая моя. Я тебя умоляю, расскажи все по порядку. Я должен тебе помочь. Тебе все должны помочь.
   - Мне никто не сможет помочь. Никто.
   Олла отбросила прядь волос со лба и, сжав зубы, процедила:
   - Скоро Корио не будет...
   Я ухватился за металлическую раму экрана.
   - Ведь ты же сказала, что он жив и чувствует себя хорошо...
   - Да... Но...
   Я видел, как сестра не выдержала, слезы брызнули из ее глаз, и, закрыв лицо ладонями, она исчезла из поля зрения видеотелефона. Я продолжал звать ее, кричал в трубку, грозился пожаловаться на операторов, пока, наконец, на экране не появилось строгое лицо молодой девушки, которая сказала:
   - С вашим корреспондентом очень плохо. Она не в состоянии продолжать беседу. Ее увели в лабораторию первой медицинской помощи. Эмоциональный срыв, - добавила девушка грустно, и экран погас.
   По местному телефону мне сообщили, что первый плазмодин отправляется в Москву завтра в пять утра.
   2
   Поднимаясь по трапу в самолет с плазменным двигателем, я нечаянно толкнул локтем пассажира, шедшего впереди меня. Он обернулся, и я узнал Онкса Филитова.
   - Решил покинуть юг? - спросил я безразлично, думая совсем о другом.
   - Как бы не так, - проворчал старик. - Получил телефонограмму срочно выехать в Совет.
   - Появилась необходимость что-нибудь или кого-нибудь срочно раскритиковать? - почти с раздражением спросил я. На душе у меня было очень плохо.
   - Что-то важное. Ты ведь знаешь, по пустякам из отпуска не вызывают.
   Когда мы заняли места рядом, Онкс наклонился ко мне и прошептал:
   - Я, кажется, догадываюсь, в чем дело.
   - Ну?
   - В этой проклятой погоде. Перед отъездом из Москвы у нас в совете говорили о том, что началось интенсивное таяние льдов в Антарктиде и Гренландии.
   Я вопросительно посмотрел на Филитова.
   - Это грозит большими бедствиями. Представляешь, что будет, если уровень воды в океане поднимется метра на четыре?
   - Для этого нужно, чтобы растаяли все льды Гренландии и Антарктики.
   - А если они действительно растают?
   - Не вижу оснований, - возразил я, поудобнее усаживаясь в кресле.
   Вначале заревели обычные реактивные моторы, а когда самолет поднялся на высоту около двадцати тысяч метров, были включены плазменные двигатели, и в салоне установилась тишина, рассекаемая еле уловимым свистом мощного потока ионизированного газа.
   Я то и дело поглядывал на ручной хронометр, и мне казалось, что машина приближается к Москве слишком медленно. Внизу, на необъятных просторах, земля была не белой, как обычно зимой, а грязно-серой. Таял снег, таял в январе. А над плазмодином простиралась пурпурная бездна, пронизываемая оранжевыми полосами из-за горизонта, где поднималось солнце.
   Я так и не успел попрощаться с Онксом на аэродроме. Одним из первых мне удалось вскочить в монорельсовый электровоз, который тут же помчался к центру Москвы.
   Я удивился, когда обнаружил, что моя квартира заперта. Дома никого не было.
   Я очень удивился, когда соседи сообщили мне, что Олла ушла на работу. Значит, она не могла оставаться одна. Отпуск превратился для нее в муку, и она решила вернуться к своей химии физиологически-активных полимеров...
   Я застал ее в лаборатории, в белом халате, сосредоточенно рассматривающей окраску какой-то жидкости в пробирке. Она нисколько не удивилась моему появлению. Глотнув из стакана какую-то жидкость, наверное лекарство, она произнесла спокойным бесцветным голосом:
   - Случилось большое несчастье, Авро... Несчастье, которое грозит всем нам, всем людям на Земле большими бедствиями...
   Она встала и подошла к стеллажу с книгами.
   - Вот смотри, - протянула она мне листок бумаги, на которой были нарисованы четыре линии - красная, синяя, зеленая и желтая. - Это мне оставил Корио. Он сказал, что ты все поймешь. Красная линия показывает рост среднеземной температуры по дням. Синяя - рост влажности в атмосфере. Зеленая - интенсивность ультрафиолетового излучения Солнца. Желтая - интенсивность инфракрасного излучения. Смотри, как круто кривые ползут вверх. С каждым днем активность Солнца возрастает...
   Я посмотрел на кривые. На горизонтальной оси было отложено девяносто интервалов, соответствующих девяноста дням. На вертикальной оси были показаны результаты измерений температуры, влажности и интенсивности радиации. За последние три месяца кривые круто поднялись вверх. Я с удивлением взглянул на Оллу.
   - Ты сам должен понять, что случится, если так будет продолжаться.
   Я кивнул и затем спросил:
   - А при чем здесь Корио?
   - Не торопись. Научные сотрудники из Центральной службы Солнца установили, что так будет продолжаться в течение года. За январь месяц активность Солнца увеличится еще в два раза. Начнется невиданное в истории человечества стихийное бедствие. Начнут испаряться океаны, таять льды, Земля будет окутана плотной пеленой из водяных паров, сквозь которые будут проникать лишь тепловые лучи, создавая на поверхности невыносимые для всего земного температурные условия... Будут затоплены города, порты, океаны вырвутся на просторы равнин...
   Олла склонилась над микроскопом и на мгновенье умолкла.
   - Трудно себе представить, - прошептала она, - какие будут жертвы... Смогут ли люди все это перенести... Еще никто не знает, какие меры следует предпринять. Надвигающееся бедствие застало человечество врасплох.
   Я облизал пересохшие губы и хотел было спросить, какое отношение ко всему этому имеет Корио, но теперь, перед лицом картины, которую мне нарисовала Олла, вопрос показался мне и ненужным и ничтожным.
   - А что известно о причинах повышения активности Солнца?
   - В своем движении во вселенной Солнце и вся наша планетная система попали в густое облако водорода. Яркость Солнца возрастает с каждым днем. По данным спектрального анализа, мы пересечем область максимальной плотности водорода через четыре месяца...
   Мне стало жарко, я подошел к окну. Впервые за свою жизнь я посмотрел на Солнце с ненавистью. Утреннее, оранжевое, оно казалось зловещим.
   - Я уверен, что наши ученые что-нибудь придумают.
   - Я тоже уверена. Особенно в отношении Корио. Но я его так люблю...
   Я ничего не понимал.
   - Милая Олла! Очень хорошо, что Корио решил работать над проблемой обеспечения безопасности людей от надвигающейся катастрофы. Ты еще больше будешь гордиться своим любимым, своим мужем, а я своим другом.
   В этот момент дверь лаборатории отворилась, и в ней появился Корио. Не обращая на меня внимания, он бросился к Олле. Я отошел к окну и снова стал смотреть на Солнце. Как все перепуталось всего за несколько часов. Нехорошее чувство неприязни к моему другу шевельнулось в моем сердце. Что бы там ни было, но к страданиям Оллы он имел какое-то отношение.
   Я резко повернулся к ним и грубо спросил:
   - Объясните, что происходит.
   Корио поднялся с дивана и протянул мне обе руки.
   - Здравствуй, Авро.
   - Здравствуй. Что у вас здесь происходит?
   Я заметил, что лицо его было усталое, глаза ввалились.
   - Я ничего толком не могу добиться от сестры, - сказал я мягче. Она рассказала мне все про надвигающуюся катастрофу... Ну, а вы... ты здесь при чем?
   - Дело в том, что... как бы тебе сказать... я согласился работать в теоретической группе, которая будет разрабатывать меры и средства для предотвращения бедствия. Приказом по федерации меня уже освободили от обязанностей математика - консультанта по промышленности.
   - Ну и что же?
   - Времени на работу очень мало, - чересчур мало, не более десяти дней. Иначе будет поздно.
   - Так.
   - Ты сам понимаешь, проблема очень сложная. Ее решение требует огромного напряжения ума. Кроме того, решение должно быть абсолютно правильным, потому что за ним сразу последуют практические мероприятия, связанные с деятельностью большого числа людей, промышленности и так далее. Просчетов быть не должно. Иначе гибель...
   - Да. Ну и что же?
   - Значит, умы, которые эти десять дней будут работать над проблемой, должны быть необыкновенными. Это должны быть гениальные ученые.
   Я с удивлением посмотрел на Корио, и мне стало смешно. Конечно, он был выдающимся ученым, но гениальным...
   - В том-то и дело, что ты прав, - угадал мою мысль Корио. Конечно, я довольно заурядный ученый, чуть-чуть выше среднего калибра. Но беда в том, что вообще, как показали недавно выполненные исследования, на Земле не существует ученого, который бы в такой короткий срок смог переработать огромное количество научной информации и найти решение. К сожалению, сложности научных проблем, возникающих перед человечеством, растут значительно быстрее, чем интеллектуальные способности даже самых одаренных людей.
   - Для переработки научной информации можно привлечь машины.
   - Верно. Но для машин нужно составить программу.
   - И среди ученых Земли нет человека, который бы смог это сделать?
   - За такой короткий промежуток времени - нет...
   - Так что же делать?
   - Нужно создать таких ученых.
   Я остолбенел. Этого еще не хватало! За последние сто лет люди привыкли к фантастическим успехам науки. Они свыклись с полетами в космос, они больше не удивляются управляемой термоядерной реакции, они перестали восхищаться животными, выращиваемыми в искусственной среде, их больше не удивляют успехи в области экспериментальной генетики, которые позволили получить совершенно новые виды живых существ. Но создавать гениальных ученых...
   - Чушь какая-то, - пробормотал я, с подозрением глядя на Корио.
   - Я знал, что ты мне не поверишь. Я хочу, чтобы ты и Олла пошли со мной на заседание ученого совета института структурной нейрокибернетики. Там по этому вопросу сегодня будет дискуссия. Основной докладчик - доктор Фавранов...
   Фавранов - всемирно известный ученый, специалист по нейрокибернетике и по физиологии высшей нервной деятельности человека. Я вспомнил, что несколько лет назад, выступая перед широкой публикой с научно-популярным докладом, он заявил:
   - Коммунистическое общество освободило человечество от всех материальных забот, от всякого морального гнета. На повестке дня стоит важная задача - раскрепостить гений человека. Человек имеет в себе все необходимое, чтобы стать гениальным...
   3
   Доклад доктора Фавранова был не так популярен, как тот, который я слушал несколько лет назад. В кратком введении он сообщил о наблюдениях его института над часто встречающимися случаями гениальности у детей, которая с годами угасает. Он подверг анализу это явление и сообщил, что основная его причина - многочисленные побочные и ненужные в новых социальных условиях нервные связи, которые возникли у человека в процессе многовековой эволюции. Хотя коммунизм избавил человека от борьбы за существование, от страха перед неизвестным, от заботы о жизни своего потомства, физиологическая структура его нервной системы продолжает повторять схему, которая была ему нужна тогда, когда на Земле царили волчьи законы... Необходимость в аппарате приспособления к враждебным условиям жизни исчезла при социализме, а в коммунистическом обществе ее существование является главным тормозом раскрытия гигантских творческих возможностей человека.
   - Организация нервной системы человека, доставшаяся нам по наследству, слишком несовершенна и обременительна. Мы не можем ждать, пока она изменится сама собой. Еще многие поколения людей будут чувствовать безотчетный и беспричинный страх, отчаяние, ненависть, горе, печаль. Задача науки ускорить процесс духовного совершенствования человека.
   На схемах, проектируемых на экран, Фавранов показал, какие участки центральной нервной системы современного человека являются, как он выразился, "аппендицитами", тормозящими проявление гения человечества в области науки и искусства...
   - И вы предлагаете удалить эти "аппендициты"? - спросил Фавранова председательствовавший доктор Мейнеров.
   - Да, конечно.
   - И после этого человек обретет необходимые сейчас творческие способности?
   - Тот, кто обладает нужным комплексом знаний, будет пользоваться им более эффективно. Кто таких знаний не имеет, приобретет их достаточно легко Вы, конечно, понимаете, - добавил Фавранов, - что речь идет не о хирургическом вмешательстве. Ненужные традиционные нервные связи можно легко и безболезненно разорвать при помощи обыкновенной ультразвуковой иглы.
   Сидевшая рядом со мной Олла медленно поднялась.
   - Разрешите вопрос, доктор.
   - Пожалуйста.
   - Скажите, а не повлечет ли такая операция за собой полное изменение личности человека? Я имею в виду, не станет ли человек совсем другим?
   Фавранов ласково улыбнулся.
   - Конечно, человек станет другим. Он станет лучше, богаче, умнее. Он станет внутренне свободным. Он превратится в ничем не ограничиваемого мыслителя.
   Олла тяжело опустилась.
   - Вы понимаете, доктор Фавранов, что значит изменить личность человека? Вы чувствуете всю этическую глубину проблемы? - спросил Мейнеров.
   - Да, конечно. Человек, который первым согласится на такую операцию, совершит подвиг. Для того чтобы решиться стать совершенно другим, необходимо огромное мужество. Такие операции над людьми еще не проводились. Но мы абсолютно уверены в их безопасности, хотя у нас нет никакого экспериментального материала, который бы указывал на то, как глубоко и далеко пойдет изменение личности, как измененное "я" будет относиться к самому себе, к окружающим его людям. Анализ нервных путей и проведенные математические расчеты показывают, что его интеллектуальная работа будет неизмеримо продуктивней.
   - Друзья, - обратился к аудитории Мейнеров, - вы, конечно, понимаете, какими чрезвычайными обстоятельствами вызвана сегодняшняя дискуссия. Дело обстоит таким образом, что судьба человечества зависит от того, примем мы или не примем предложение доктора Фавранова. Нам необходима, абсолютно необходима группа ученых, которая бы нашла методы защиты нашей планеты от катастрофы. Только что мне передали, что среднеземная температура за сегодняшний день скачком поднялась еще на один градус. Мы получили огромное количество различных предложений, что нужно сделать, чтобы остановить процесс проникновения солнечной радиации на Землю. Но все эти предложения таковы, что их реализация потребует такого периода времени, после которого всякие попытки в этом направлении окажутся лишенными смысла. Я прошу вас высказаться по затронутым вопросам.
   - Давай выйдем, - прошептала Олла. - Я больше не могу.
   Мы вышли из здания института и уселись на скамейке прямо перед воротами в парк. Я знал, что Олла не уйдет отсюда, пока не увидит Корио.
   Под ногами на глазах таял снег, а в бетонированной канавке журчал ручеек. Мимо изгороди прошли какие-то женщины, и мы слышали, как одна сказала, что, "по данным института прогнозов, такая погода была триста лет назад..."
   - Ты знаешь, чего я боюсь? - не выдержав спросила Олла.
   - Да. Ты боишься, что после этого он перестанет тебя любить.
   - Или я его... Вдруг он станет совершенно чужим человеком...
   Снег под ногами совершенно растаял, и мы увидели кусок сырой земли и на ней зеленую прошлогоднюю траву.
   - Скоро здесь будет тепло, как летом, - пробормотал я.
   Облака странно клубились. За ними мелькали клочья голубого неба. Иногда на мгновенье проглядывало яркое солнце.
   - В результате разогрева земли последует резкое нарушение равновесия атмосферы. Начнутся фантастические по своей разрушительной силе грозы и штормы...
   - Это ужасно... Это страшно... Знаешь, мне стыдно, что я... что я не хочу, чтобы Корио...
   - Я понимаю, Олла. Может быть, ты себя так чувствуешь по тем же причинам, по каким люди не могут стать гениальными.
   - Но я не могу себе представить, как я могу чувствовать себя иначе.
   - Фавранов говорит, что таких чувств просто не должно быть, что их можно и нужно ликвидировать.
   - Я не знаю, хорошо ли это. Я бы ни за что не согласилась стать другой.
   Я пожал плечами. Если стать другим только чуть-чуть, это ничего. Но если совершенно другим, то это просто не укладывалось в моей голове.
   - Конечно, это подвиг, - после долгих раздумий сказала Олла. Подвиг, требующий не меньшего мужества и отваги, чем первый полет на аэроплане, чем первое путешествие в космос. Всегда кто-то первый, самый мужественный, должен для людей что-то совершить и своим примером увлечь других. И все же в этом есть что-то противоестественное. И в воздухе и в космосе человек остается самим собой. Здесь он никуда не девается, никуда не улетает, а становится другим.
   Она рассуждала вслух, как бы пытаясь убедить себя...
   - Кто знает, какие проблемы ждут еще своего решения для счастья всех людей на Земле. История знает много примеров, когда люди становились в полном смысле другими во имя великой идеи, - тихо сказал я.
   - Такие свойства человека, как его ум, характер, его чувства, интуиция, составляют сущность его личности, его "я". Лиши его искусственно одного из характерных только для него элементов, и он станет другим. Я глубоко убеждена, что такое искусственное вмешательство в самую сущность человеческого "я" не правомерно и не этично.
   - Даже если это необходимо для решения жизненно важной задачи во имя всего человечества?
   Она промолчала.
   - Корио станет для людей более ценным и полезным, чем сейчас.
   - Но он будет другим, понимаешь, совершенно другим, чужим...
   - Сейчас нет чужих людей, - сказал я. - Все люди - товарищи и друзья.
   Я обнял Оллу и хотел ей сказать, что сейчас в ней говорят "аппендициты", доставшиеся ей из глубины веков. Но я не сказал этого: к нам подошел Корио.
   Он был очень взволнован.
   - Ну что? - спросил я.
   - Решено. Я - первый.
   4
   Я, Олла и Корио не торопясь шли к институту структурной нейрокибернетики. Время еще было, и мы выбрали не самый короткий путь, а пошли вдоль набережной Москвы-реки и далее через парк. Лед на реке набух, под мостами, у быков, образовались лужи воды. На небе не было ни облачка, и солнце светило, как в теплый майский день.
   Олла, как бы боясь, что мы заговорим о предстоящих испытаниях, через которые все мы должны пройти, торопливо рассказывала о результатах своей работы над физиологически-активными химическими веществами. Ей удалось получить препараты, которые снимают чувство усталости у человека. Однако еще не установлено, безвредно ли их неограниченное применение. Во всяком случае, если окажется, что вещества не будут вредно влиять на физиологическую деятельность организма, их можно будет рекомендовать всем, кто должен за короткий срок вы полнить тяжелую и сложную работу.
   Сама того не замечая, она коснулась темы, о которой все мы думали. Взглянув на Корио, Олла мгновенно умолкла.
   - Эти счастливые молодые мамаши с колясками и не подозревают, как плохо, что солнце такое яркое, - задумчиво произнес мой друг.
   - Как много людей знает о том, что сейчас происходит? - спросил я Корио.
   - Очень мало. Только сотрудники Службы Солнца и еще несколько сотен во всем мире. Бить тревогу рано, да и нет никакой необходимости. Может быть, все обойдется...
   - Ты вот сейчас идешь на операцию, которая должна сделать из тебя необыкновенно умного человека, Корио. Любопытно, сейчас, в данный момент, у тебя есть какие-нибудь идеи насчет того, чтобы остановить надвигающуюся катастрофу?
   - Конечно, есть, - ответил он. - Но все они какие-то неуклюжие и, я бы сказал, неумные. Понимаешь, они, эти идеи, все построены на основе того, что науке сейчас хорошо известно. И если их начать реализовывать, то для этого не хватит ни людских, ни материальных ресурсов Земли. Необходимо что-то принципиально новое! Решение проблемы нужно искать в чем-то совершенно неожиданном.