Днепров Анатолий Петрович. Уравнение Максвелла

   Крафтштудт встал и, нахмурив брови, подошел ко мне.
   - Послушайте, Раух, я советую вам меня не сердить. Я знал, что рано или поздно вы ко мне придете. Но я вовсе не рассчитывал найти в своем кабинете ученого-идиота в роли сыщика-любителя. Признаюсь, я ожидал встретить в вас, если хотите, союзника и помощника.
   - Что-о-о?! - закричал я. - Сначала вы объясните мне, что вы делаете с людьми, которые приносят вам прибыль.
   Бледно-голубые глаза Крафтштудта за стеклами пенсне превратились в две узенькие щелки. На мгновение мне показалось, что он осматривает меня, как вещь, которую собирается приобрести в собственность.
   - Значит, вы хотите, чтобы я объяснил вам, как наша фирма работает? Значит, вам мало того, что две ваши идиотские задачи были решены так, как они должны решаться в двадцатом веке? Значит, вы хотите на собственной шкуре испытать, что значит решать такие задачи? - прошипел он.
   - Я не верю, чтобы один человек, пусть даже очень талантливый, мог проделать каторжный труд за несколько десятков часов по доброй воле. Ваша репутация свидетельствует об этом. Кроме того, я имел несчастье слышать, как вопил один из ваших сотрудников…
   - Хватит! - закричал Крафтштудт. - В конечном счете я не просил, чтобы вы ко мне приходили. Но уж если вы пришли с такими настроениями, то вы нам пригодитесь, хотите вы этого или нет.
   Я не заметил, что доктор, который провел меня в кабинет Крафтштудта, все время стоял сзади меня. Глава фирмы сделал ему знак, и в одно мгновение его сильная рука обхватила мое лицо, крепко зажала рот, а вторая поднесла к носу кусок ваты, пропитанный резко пахнущим веществом, вдохнув которое я сразу потерял сознание.
 

5

 
   Я очнулся, но долго не решался открыть глаза. Вокруг я слышал голоса каких-то людей. Они о чем-то горячо спорили. Это был деловой научный спор, содержание которого некоторое время не доходило до моего сознания. Только после того как в голове у меня немного прояснилось, я начал разбираться в смысле фраз.
   - Генрих совершенно неправ. В конечном счете импульсный код, который возбуждает нейроны волевых центров, не состоит из пятидесяти выбросов с равными промежутками и пятью скважностями между равными группами. Это было вчера совершенно точно показано на опытах с Никольсом.
   - Ну, знаешь, твой Никольс не пример. Если хочешь, то кодирование возбуждения очень индивидуально. То, что возбуждает волевые центры у одного, может возбуждать совсем другое у другого. Например, электровозбуждение, которое доставляет Никольсу наслаждение, заставляет меня глохнуть. Когда я ему подвергаюсь, у меня такое ощущение, как будто в мои уши вставили две трубы и по ним вдувают в голову рев самолетных моторов.
   - Тем не менее ритм деятельности групп нейронов головного мозга у многих людей имеет много общего. Собственно, на этом и играет наш учитель.
   - Играет, да не очень, - произнес кто-то устало. - Пока что дальше математического анализа дело не пошло.
   - Это вопрос времени. В данном случае косвенные опыты имеют большее значение, чем прямые. Никто не осмелится вставить тебе в мозг электрод, и смотреть, какие импульсы там двигаются, потому что это повредит мозг, а следовательно, и сами импульсы. Другое дело, если ты имеешь генератор, на котором можно в широких пределах менять импульсно-кодовую модуляцию. Это позволяет проводить эксперименты, совершенно не нарушая целостности мозга.
   - Как сказать, - произнес все тот же усталый голос. - Твое заявление опровергает случай с Гориным и с Войдом. Первый умер через десять секунд после того, как его поместили в частотно-модулированное поле, где десять последовательных выбросов напряженности следовали с частотой в семьсот герц при скважности в пять десятых секунды. Второй так орал от боли, что пришлось немедленно выключить генератор. Вы, ребята, забываете основное положение нейрокибернетики о том, что в сетях нейронов, которые существуют в человеческом организме, реализуется огромное количество петель. Двигающиеся по ним импульсы характеризуются специфической частотой и кодом. Стоит попасть в резонанс с любой из этих циркуляций, и контур может возбудиться до невероятного состояния. Если так можно выразиться, доктор тыкает вслепую. И то, что мы еще живы, - это чистая случайность.
   Я открыл глаза. Комната, где я находился, представляла собой подобие большой больничной палаты с койками, расположенными вдоль стен. Посредине стоял большой деревянный стол, заваленный объедками пищи, пустыми консервными банками, окурками, обрывками бумаги. Все это было освещено тусклым электрическим светом, Я приподнялся на локтях и осмотрелся вокруг. Разговор сразу стих.
   - Где я нахожусь? - прошептал я, обводя взглядом лица уставившихся на меня людей.
   Я услышал, как кто-то сзади меня прошептал:
   - Новенький пришел в себя…
   - Где я нахожусь? - повторил я вопрос, обращаясь ко всем сразу.
   - Разве вам это неизвестно? - спросил меня молодой человек, сидевший в нижнем белье на койке справа. - Это фирма Крафтштудта, нашего творца и учителя.
   - Творца и учителя? - промычал я, потирая лоб. - Какой же он учитель, если он в действительности военный преступник.
   - Преступление - это относительное понятие. Все зависит от цели, ради которой действие совершается. Если цель благородна, всякое действие хорошо, - выпалил мой сосед справа.
   Пораженный образчиком вульгарного макиавеллизма, я посмотрел на него с любопытством.
   - Где это вы набрались такой мудрости, молодой человек? - спросил я, усаживаясь напротив его.
   - Господин Крафтштудт наш творец и учитель, - вдруг наперебой стали повторять все присутствующие в комнате.
   “Значит, я действительно попал в “Приют мудрецов”, - с тоской подумал я.
   - Н-да, ребята, плохи ваши дела, если вы так говорите, - сказал я, обводя всех взглядом.
   - Бьюсь об заклад, что у новенького математика лежит в частотной полосе от девяноста до девяноста пяти герц! - воскликнул привставший со следующей койки тучный парень.
   - А его боль может быть вызвана при частоте не более ста сорока герц равномерно ускоренного импульсного кода! - воскликнул другой.
   - А спать его можно заставить кодовыми посылками по восемь импульсов в секунду с паузой в две секунды после каждой посылки!
   - Уверен, что новенький будет ощущать голод при импульсном возбуждении с частотой сто три герца с логарифмическим ростом интенсивности импульсов!
   Это самое худшее, что я мог себе представить. Совершенно очевидно, все они были сумасшедшими. Меня поражало только одно обстоятельство: все они говорили об одном и том же: о каких-то кодах и каких-то импульсах, связывая их с моими ощущениями, с моим внутренним миром. Они обступили меня и, глядя мне прямо в глаза, выкрикивали какие-то цифры, упоминали о модуляциях и интенсивностях, предсказывая, как я буду вести себя “под генератором” и “между стенками” и какую мощность я буду потреблять.
   Зная из литературы, что с сумасшедшими нужно соглашаться во всем, я решил не вступать с ними в спор, а разговаривать так, как если бы я был таким же, как и они. Поэтому как можно мягче я обратился к соседу, сидевшему на койке справа от меня. Он мне показался более нормальным, чем все остальные.
   - Скажите, пожалуйста, о чем это вы все здесь толкуете? Я в этих делах совершеннейший профан. Какие-то коды, импульсы, нейроны, возбуждения. Это из какой области науки?
   Вся комната задрожала от смеха. Хохот продолжался и тогда, когда я в негодовании встал и хотел на них прикрикнуть.
   - Контур четырнадцатый. Частота восемьдесят пять герц! Возбуждение гнева! - крикнул кто-то, и смех стал еще более гомерическим.
   Тогда я уселся на свою койку и стал ждать, пока они успокоятся.
   Первым пришел в себя мой сосед справа. Он подошел ко мне, сел рядом и посмотрел мне прямо в глаза.
   - Значит, ты действительно ничего не знаешь?
   - Честное слово, ничего не знаю. И ни слова не понимаю из того, что вы говорите.
   - Честное слово?
   - Честное слово.
   - Ну ладно. Мы тебе верим, хотя это очень редкий случай. Дейнис, встань и расскажи новичку, зачем мы здесь находимся.
   - Да, Дейнис, встань и расскажи ему. Пусть и он, как мы, будет счастливым.
   - Счастливым? - удивился я. - Разве вы счастливы?
   - Конечно, конечно! - закричали все. - Ведь мы постигли самих себя. Самое высокое наслаждение человека в том, что он познает самого себя.
   - А разве до этого вы не знали самих себя? - удивился я.
   - Только те, кто знаком с нейрокибернетикой, только те знают себя.
   - Слава нашему учителю! - крикнул кто-то.
   - Слава нашему учителю! - автоматически повторили все.
   Ко мне подошел тот, которого называли Дейнисом. Он уселся на койке напротив меня и глухим, усталым голосом спросил:
   - Какое образование ты имеешь?
   - Я профессор физики.
   - Знаешь ли ты биологию?
   - Очень поверхностно.
   - Психологию?
   - Еще хуже.
   - Нейропсихологию?
   - Не знаю совсем.
   - Кибернетику?
   - Смутно.
   - Нейрокибернетику и общую теорию биологического регулирования?
   - Ни малейшего представления.
   В комнате послышался возглас удивления.
   - Плохо, - глухо промычал Дейнис. - Он не поймет.
   - Да рассказывайте же! Я постараюсь понять.
   - Он поймет после первых двадцати сеансов генератора! - воскликнул кто-то.
   - Я понял после пяти! - крикнул другой.
   - Еще лучше, если он два раза побудет между стенками.
   - Все равно, Дейнис, рассказывайте, - настаивал я. Мне почему-то становилось жутко.
   - Итак, новичок, понимаешь ли ты, что такое жизнь?
   Я долго сидел молча, глядя на Дейниса.
   - Жизнь - это очень сложное явление природы, - наконец произнес я.
   Кто-то громко хихикнул. За ним хихикнул еще один. Затем еще и еще. Все обитатели палаты смотрели на меня, как на человека, сказавшего непристойную глупость. Один Дейнис смотрел на меня укоризненно и покачивал головой.
   - Плохи твои дела. Тебе придется многому учиться, - сказал он.
   - Если я сказал неправильно, то объясни.
   - Объясни ему, Дейнис, объясни! - закричали со всех сторон.
   - Хорошо. Слушай. Жизнь - это непрерывная циркуляция кодированных электрохимических возбуждений по нейронам твоего организма.
   Я задумался. Циркуляция возбуждений по нейронам. Где-то когда-то я слышал нечто подобное.
   - Дальше, Дейнис, дальше.
   - Все твои ощущения, которые составляют сущность твоего духовного “я”, это электрохимические импульсы, двигающиеся от рецепторов в высшие регуляторы головного мозга и после обработки возвращающиеся к эффекторам.
   - Ну? Объясняй дальше.
   - Всякое ощущение внешнего мира передается по нервным волокнам в мозг. Одно ощущение отличается от другого формой кода и его частотой, а также скоростью распространения. Эти три параметра определяют качество, интенсивность и время действия ощущения. Понял?
   - Допустим.
   - Следовательно, жизнь - это и есть движение закодированной информации по твоим нервам. Ни больше, ни меньше. Мышление есть не что иное, как циркуляция частотно-модулированной информации по нейронным петлям в центральных областях нервной системы, в мозгу.
   - Я этого не понимаю.
   - Мозг состоит примерно из десяти тысяч нейронов, являющихся аналогами электрических реле. Они соединены в группы и кольца волокнами, называемыми аксонами. По аксонам возбуждения передаются от одного нейрона к другому, от одной группы нейронов к другой. Блуждание возбуждений по нейронам и есть мысль.
   Мне стало еще более страшно.
   - Он ничего не поймет до тех пор, пока не побывает под генератором или между стенками! - закричали вокруг.
   - Хорошо, допустим, ты прав. Что из этого следует? - спросил я Дейниса.
   - А то, что жизнь можно делать какой угодно. При помощи импульсных генераторов, которые возбуждают нужные коды в нейронных петлях. Это имеет огромное практическое значение.
   - Объясни какое, - прошептал я, чувствуя, что сейчас я узнаю нечто такое, что откроет мне существо деятельности фирмы Крафтштудта.
   - Лучше всего это объяснить на примере стимуляции математической деятельности, В настоящее время в отсталых странах создают так называемые электронные счетно-решающие машины. Количество триггеров, или реле, из которых такие машины составляются, не превышает пяти-десяти тысяч. Математические разделы мозга человека содержат около миллиарда таких триггеров. Никогда и никто не сможет построить машину с таким количеством триггеров.
   - Ну и что же?
   - А то, что значительно выгоднее использовать для решения математических задач аппарат, который создан самой природой и который лежит вот здесь, - Дейнис. провел рукой по надбровным дугам, - чем строить жалкие дорогостоящие машины.
   - Но машины работают быстрее! - воскликнул я. - Нейрон, насколько я знаю, может быть возбужден не более двухсот раз в секунду, а электронный триггер миллионы раз в секунду. Поэтому быстродействующие машины выгоднее.
   Вся палата снова грохнула от смеха. Один Дейнис оставался серьезным.
   - Это не так. Нейроны можно тоже заставить возбуждаться с любой частотой, если подводить к ним с достаточно высокой частотой возбуждение. Это можно делать при помощи электростатического генератора, работающего в импульсном режиме. Если мозг поместить в поле излучения такого генератора, его можно заставить работать как угодно быстро.
   - Так вот каким образом зарабатывает фирма Крафтштудта! - воскликнул я и вскочил на ноги.
   - Он наш учитель! - вдруг заголосили все. - Повторяй, новичок. Он учитель!
   - Не мешайте ему понимать, - вдруг прикрикнул на всех Дейнис. - Придет время, и он поймет, что господин Крафтштудт наш учитель. Он еще ничего не знает. Слушай, новичок, дальше. Всякое ощущение имеет свой код, свою интенсивность и свою продолжительность. Ощущение счастья - частота пятьдесят пять герц в секунду, с кодовыми группами по сто импульсов. Ощущение горя частота шестьдесят два герца, со скважностью в одну десятую секунды между посылками. Ощущение веселья - частота сорок семь герц, возрастающих по интенсивности импульсов. Ощущение грусти - частота двести три герца, боли сто двадцать три герца, любви - четырнадцать герц, поэтическое настроение - тридцать один, гнева - восемьдесят пять, усталости - семнадцать, сонливости - восемь и так далее. Кодированные импульсы этих частот двигаются по специфическим петлям нейронов, и благодаря этому ты ощущаешь все то, что я назвал. Все эти ощущения можно вызвать при помощи импульсного генератора, созданного нашим учителем. Он открыл нам глаза на то, что такое жизнь. До него люди жили во мраке и в неведении о самих себе…
   От этих объяснений у меня помутилось в голове. Это был или бред, или нечто такое, что действительно открывало новую страницу в жизни человечества. Сейчас я в этом еще не мог разобраться. Голова шумела от наркоза, который мне дали в кабинете Крафтштудта. Я вдруг почувствовал себя очень усталым и прилег на кровать, закрыв глаза.
   - У него доминирует частота в семь-восемь герц. Он хочет спать! - крикнул кто-то.
   - Пусть поспит. Завтра он начнет постигать жизнь. Завтра его поведут под генератор.
   - Нет, завтра будут снимать его спектр. На него составят карточку. Может быть, у него есть отклонения от нормы.
   Это было последнее, что я услышал. После этого я забылся.
 

6

 
   Человек, с которым я встретился на следующий день, вначале показался мне симпатичным и умным. Когда меня ввели в его кабинет на втором этаже главного здания фирмы, он, широко улыбаясь, пошел ко мне навстречу с протянутой рукой.
   - А, профессор Раух, рад вас видеть!
   - Добрый день, - ответил я сдержанно. - С кем имею честь разговаривать?
   - Называйте меня просто Больц, Ганс Больц. Наш шеф поручил мне довольно неприятную задачу - от его имени извиниться перед вами.
   - Извиниться? Разве вашего шефа могут терзать угрызения совести?
   - Не знаю. Право, не знаю, Раух. Тем не менее он приносит вам свои искренние извинения за все случившееся. Он погорячился. Он не любит, когда ему напоминают о прошлом.
   Я усмехнулся:
   - Я ведь пришел к нему вовсе не для того, чтобы напоминать ему о его прошлом. Если хотите, меня интересовало другое. Я хотел познакомиться с людьми, которые так блестяще решили…
   - Присаживайтесь, профессор. Именно об этом я и хочу с вами поговорить.
   Я уселся на предложенный мне стул и начал рассматривать улыбающегося господина Больца, сидевшего против меня за широким письменным столом. Это был типичный северный немец, с продолговатым лицом, светлыми волосами и большими голубыми глазами. В руках он вертел портсигар.
   - Здесь, у шефа, я заведую математическим отделом, - сказал он.
   - Вы? Вы математик?
   - Да, немного. Во всяком случае, я кое-что смыслю в этой науке.
   - Значит, через вас я смогу познакомиться с теми, кто решал мои уравнения…
   - Да вы с ними уже знакомы, Раух, - сказал Больц.
   Я в недоумении уставился на него.
   - Вы провели с ними вчера весь день и сегодня всю ночь.
   Я вспомнил палату с людьми, бредившими импульсами и кодами.
   - И вы хотите меня уверить, что эти сумасшедшие и есть гениальные математики, решившие мои максвелловские уравнения? - Не дожидаясь ответа, я расхохотался.
   - Тем не менее это они и есть. Вашу последнюю задачу решил некий Дейнис. Кажется, он вчера вечером преподал вам урок нейрокибернетики.
   Подумав немного, я произнес:
   - В таком случае я отказываюсь что-нибудь понимать. Может быть, вы мне разъясните.
   - Охотно, Раух. Но только после того, как вы прочтете вот это. - И Больц протянул мне свежую газету.
   Я медленно развернул ее и вдруг вскочил со стула. С первой страницы на меня смотрело… мое собственное лицо, заключенное в черную рамку. Под моим портретом значился огромный заголовок: “Трагическая гибель профессора физики доктора Рауха”.
   - Что это значит, Больц? Что это за комедия! - воскликнул я.
   - Пожалуйста, успокойтесь. Все очень просто. Вчера вечером, когда вы возвращались с прогулки на озеро и проходили по мосту через реку, на вас напали два бежавших из “Приюта мудрецов” сумасшедших, убили вас, обезобразили ваш труп и выбросили в реку. Сегодня утром вас нашли у плотины. Ваша одежда, ваши вещи и документы подтвердили, что найденный - это вы. Сегодня полиция наводила справки в “Приюте”, и все обстоятельства вашей трагической гибели разъяснились.
   Я обратил внимание на свою одежду, потрогал карманы и только сейчас убедился, что костюм на мне был чужой, а мои вещи и документы из карманов исчезли.
   - Но ведь это же наглая ложь!
   - Да, да, да. Я с вами вполне согласен. Но что делать, Раух, что делать? Фирма Крафтштудта без вас может потерпеть серьезное поражение, если хотите - крах. Мы получили такую уйму заказов. Все они военного характера и большой стоимости. Нужно считать, считать и считать. После решения первых задач для военного министерства нас буквально завалили математическими расчетами.
   - И вы хотите, чтобы я тоже стал, как ваш Дейнис и другие?
   - Нет. Конечно, нет, Раух.
   - Так зачем вы все это придумали?
   - Вы нам нужны как преподаватель математики.
   - Преподаватель?
   Я снова вскочил. Больц закурил сигарету и кивнул мне в сторону стула. Я сел, ничего не соображая.
   - Нам нужны математические кадры, профессор Раух. Без них мы сядем на мель.
   Я молча уставился на Больца, который мне теперь уже не казался таким симпатичным, как прежде. В его светлом и ничем не примечательном лице я начал замечать какие-то тонкие звериные черточки, едва уловимые, но постепенно доминировавшие над тем, что делало его физиономию ясной и открытой с первого взгляда.
   - Ну, а если я откажусь? - спросил я.
   - Это будет очень плохо. Боюсь, тогда вам придется стать одним из наших… вычислителей.
   - А разве это так уж плохо? - спросил я.
   - Да, - ответил Больц твердо и встал. - Это означало бы, что вы окончите свое существование в “Приюте мудрецов”.
   Пройдясь несколько раз по комнате, Больц заговорил тоном лектора:…
   - Расчетные способности человеческого мозга в сотни тысяч раз больше, чем у электронной счетно-решающей машины. Миллиард математических клеток коры головного мозга плюс весь вспомогательный аппарат - память, линии задержки, логика, интуиция и так далее - все это ставит человеческий мозг в выдающееся положение по сравнению с любой, даже самой совершенной, машиной. Однако у машины есть одно существенное преимущество.
   - Какое? - спросил я, не понимая, к чему он клонит.
   - Если у электронной машины выйдет из строя, скажем, одна триггерная ячейка или даже целый регистр, вы можете поменять лампы, заменить сопротивления или емкости, и машина снова заработает. А вот если в голове вылетит одна или группа клеток, выполняющих вычислительные функции, заменить их, увы, нельзя. К сожалению, мы вынуждены заставлять мозговые триггеры работать очень интенсивно, и поэтому, если так можно выразиться, скорость их срабатывания заметно увеличивается. Живой вычислительный аппарат очень быстро изнашивается, и…
   - И что тогда?
   - Тогда вычислитель попадает в “Приют”.
   - Но ведь это же бесчеловечно! Это преступление! - закричал я.
   Больц остановился передо мной, положил руку на мое плечо и, широко улыбаясь, произнес:
   - Раух, здесь вы должны забыть все эти слова и понятия. Если вы их не забудете сами, мы вытравим их из вашей памяти.
   - Этого вам никогда не удастся сделать! - закричал я, отшвыривая его руку.
   - Плохо вы усвоили лекцию Дейниса. А зря. Он говорил дело. Кстати, вы знаете, что такое память?
   - Какое это имеет отношение к нашему разговору? Какого черта все вы здесь кривляетесь? Зачем вы…
   - Память, профессор Раух, - это длительное существование возбуждения в группе нейронов благодаря положительной обратной связи. Электрохимическое возбуждение, которое циркулирует у вас в голове по данной группе клеток в течение длительного периода, и есть память. Вы физик, интересующийся электромагнитными процессами в сложных средах, и вы не понимаете, что путем наложения на вашу голову подходящего электромагнитного поля мы можем приостановить циркуляцию возбуждения в любой группе клеток! Ведь нет ничего более простого! Мы можем заставить вас не только забыть все то, что вы знаете, но и вспомнить то, чего вы никогда не знали. Однако не в наших интересах прибегать к таким… э… искусственным приемам. Мы надеемся на ваше благоразумие. Фирма будет платить вам солидную долю своих дивидендов.
   - Что я должен делать? - спросил я.
   - Я уже сказал: преподавать математику. Из числа безработных, которых, к счастью, в нашей стране всегда в избытке, мы набираем классы в двадцать-тридцать человек, наиболее способных к математике. Затем мы их обучаем высшей математике в течение двух-трех месяцев…
   - Это невозможно, - заявил я, - это абсолютно невозможно. За такой короткий срок…
   - Это возможно, Раух. Имейте в виду, что вы будете иметь перед собой весьма понятливую аудиторию, с хорошим соображением и чудесной математической памятью. Об этом мы позаботимся. Это в наших силах…
   - Тоже искусственно? При помощи импульсного генератора? - спросил я.
   Больц кивнул головой.
   - Итак, соглашаетесь?
   Я крепко сжал веки и задумался. Значит, Дейнис и все его друзья по палате нормальные люди и все то, что они вчера мне говорили, правда. Значит, эта компания действительно научилась командовать человеческими мыслями, волей и чувствами при помощи электромагнитных импульсных полей, для того чтобы наживать себе капитал. Я чувствовал, что Больц смотрит на меня внимательно, и я должен был немедленно принять решение. Это было чудовищно трудно. Если я соглашусь, значит, мне придется обучать людей математике для того, чтобы затем их искусственным путем заставляли форсированно расходовать свои умственные способности до полного их истощения, до полного износа живого вещества мозга, после чего они навсегда уйдут в “Приют”. Если я откажусь, это же произойдет со мной.
   - Итак, вы соглашаетесь? - повторил Больц, тронув меня за плечо.
   - Нет, - решительно заявил я. - Нет. Я не могу быть соучастником в этом отвратительном деле.
   - Как хотите, - вздохнул он. - Очень сожалею.
   Через минуту он деловито встал из-за стола, подошел к двери и, приоткрыв ее, крикнул:
   - Эйдер, Шранк, зайдите сюда!
   - Что вы собираетесь со мной делать? - спросил я вставая.
   - Для начала мы снимем импульсно-кодовый спектр вашей нервной системы.
   - То есть?
   - То есть составим карточку, в которую будут записаны форма, интенсивность и частота импульсов, ответственных за каждое ваше душевное и интеллектуальное состояние.
   - Но я не позволю. Я буду протестовать. Я…
   - Проводите профессора в испытательную лабораторию, - безразличным голосом произнес Больц и отвернулся от меня к окну.
 

7

 
   Вступая в пределы испытательной лаборатории фирмы Крафтштудта, я пришел к решению, которому суждено было в конце концов сыграть выдающуюся роль во всей этой гнусной истории. Я рассуждал так. Сейчас со мной будут делать нечто такое, что даст в руки Крафтштудту и его банде сведения о моем внутреннем духовном мире. Они будут пытаться установить, какими формами электромагнитного воздействия на мою нервную систему можно во мне вызвать те или иные эмоции, переживания и ощущения. Если это им удастся, тогда я буду окончательно в их власти. Если же нет, то я смогу сохранить за собой какую-то долю своей самостоятельности, которой они управлять не смогут. Это мне может в дальнейшем очень понадобиться. Следовательно, я должен буду изо всех сил стараться спутать карты этих ультра-ученых бандитов, обманывая их, насколько это будет в моих силах. А это, должно быть, в какой-то степени возможно. Ведь недаром вчера в палате я слышал, как один из рабов Крафтштудта заявлял, что импульсно-кодовая характеристика человека индивидуальна, за исключением математического мышления.