* * *
   Над историческим центром Санкт-Петербурга — всегда многолюдным Невским, над забранными в гранит каналами с переброшенными через них мостами, над тускло мерцающим золотом куполом Исаакиевского собора — низко зависло темно-серое ноздреватое небо. Смеркалось намного раньше обыкновенного — это предвещало скорый и затяжной дождь, что не редкость во второй столице России.
   Огромный неповоротливый «кадиллак» благородного серого цвета, свернув с Невского проспекта на неширокую улочку Рубинштейна, проехал несколько кварталов и, притормозив, въехал в арку дома.
   На заднем сиденье расположился высокий черноволосый красавчик явно кавказской внешности. Строгий клубный пиджак, немыслимо дорогие туфли ручной работы, стодолларовый галстук с бриллиантовой застежкой, да и сам автомобиль, наверняка сделавший бы честь любому арабскому шейху, — все это выдавало в черноволосом одного из теперешних хозяев жизни.
   Зато водитель ничем особенным не выделялся: невыразительный темно-синий костюм, стертые, словно на старой монете или медали, черты лица… Увидишь такого на улице — и через минуту не вспомнишь, как он выглядел. Правда, неестественная полнота торса позволяла предполагать, что под пиджаком шофера надет бронежилет, что, в свою очередь, указывало на то, что, кроме водительских обязанностей, он выполнял и функцию телохранителя.
   — Приехали, Хасан Казбекович, — напомнил водитель-телохранитель.
   Черноволосый закурил, с силой вдавил кнопку стеклоподъемника, пустил в окно колечко дыма, после чего раздраженно выдохнул в затылок сидевшего за рулем:
   — Вот суки, а? Русским языком им говорю: не могу вам теперь баксами платить. Вон, с пацанами сегодня тер: малышевцы, — Хасан Казбекович имел в виду так называемую малышевскую оргпреступную группировку, одну из сильнейших в Питере, — и то со своих бизнесменов по шесть тридцать берут. А эти гондоны штопаные только «зеленью» хотят. Где я ее теперь возьму, а? Еще и угрожают — мол, в договоре не рубли, а баксы стояли.
   Телохранитель деликатно промолчал — профессиональная этика не позволяла ему переспрашивать шефа о делах. Открыл дверцу, вышел из машины и, встав вполоборота, кивнул сочувственно:
   — Кризис, что поделаешь, шеф…
   — Кризис, кризис… У этих русских кризис лишь тогда кончится, когда они всю водку с пивом дожрут, протрезвеют и поймут, что работать, работать надо, а не дурака валять! Какого хрена я вообще из своего Владикавказа уехал?!
   Чего я в этом Питере позабыл?!
   — Хасан Казбекович, я в подъезде взгляну, что и как, а вы тут посидите, — произнес телохранитель, оставляя без ответа последний вопрос.
   Осмотр подъезда дома, где жил владелец роскошного «кадиллака», не вызвал подозрений. Правда, у мусорных баков стояла парочка — высокий молодой человек целовал девушку столь страстно, что позабыл даже о переполненном мусорном ведре, стоявшем у его ног.
   Еще раз оценив обстановку, телохранитель подошел к лимузину, открывая дверцу хозяина:
   — Все чисто, шеф!
   — Да ладно тебе, смотришь за мной, как за малым ребенком, — проворчал чернявый, выходя из машины. — Кого мне в этом городе бояться? У кого на меня здесь рука поднимется?
   Хлопнув дверцей, он двинулся к черному проему подъезда. Телохранитель шел впереди.
   Внезапно со стороны мусорки послышался какой-то шум, и впереди идущий резко обернулся: девушка, только что целовавшаяся с молодым человеком взасос, оставила свое занятие и почему-то двинулась наперерез, доставая сигаретную пачку.
   — Простите, у вас зажигалки не найдется? — спросила она.
   — Не курю, — ответил телохранитель и тут же боковым зрением заметил, как молодой человек, быстро высыпав на землю содержимое ведра, извлек из груды мусора нечто черное и продолговатое, напоминающее автомат…
   Рука телохранителя инстинктивно потянулась к подмышечной кобуре, но девушка оказалась проворней: в руке ее невесть откуда появился небольшой никелированный пистолетик…
   Короткий хлопок прозвучал почти неслышно, и телохранитель, так и не успевший достать оружие, отброшенный силой выстрела, отлетел к стене: на лбу его, как раз между бровями, чернела круглая точка.
   А девушка, бросив пистолетик, пригодный лишь для ближнего боя, уже отскочила в сторону, давая молодому человеку возможность прицельной стрельбы из автомата. Все произошло настолько быстро, что владелец роскошного «кадиллака» даже не успел отреагировать, — после короткой автоматной очереди он, обливаясь кровью, рухнул навзничь.
   Дальнейшие действия парочки отличались четкостью и профессиональной продуманностью. После контрольных выстрелов в головы жертвам киллеры выбросили оружие, предварительно затерев отпечатки пальцев, и, убыстряя шаг, направились через проходной двор в сторону улицы Рубинштейна, где их уже поджидала молочного цвета «семерка» с водителем. Еще минута — и неприметный «жигуль» растворился в автомобильной толпе на Невском проспекте…
   …Милиция прибыла к месту происшествия спустя пятнадцать минут — жильцы дома, заслышав стрельбу, сразу же позвонили на пульт ГОВД. Личности убитых были установлены по найденным в карманах документам (кстати, деньги, ценные вещи и оружие не прельстили убийц, что прямо свидетельствовало о заказном характере преступления).
   Хасан Казбекович Темирканов, один из богатейших людей Питера, связанных с «большой нефтью», обладал удостоверением помощника депутата Государственной Думы, что, впрочем, не мешало этому человеку, имевшему две судимости, проходить в оперативных разработках в качестве авторитета по кличке Хас-Осетин.
   А убитый с ним Иван Прокопович Сивицкий, бывший командир разведроты элитной дивизии Дзержинского, числился его личным телохранителем.
   Прокурор района, который появился во дворике на улице Рубинштейна в сопровождении милицейских и эфэсбэшных чинов спустя два часа, с ходу заявил невесть откуда взявшимся журналистам: налицо заказное убийство. Впрочем, это было понятно и без его заявлений.
   Что поделать: после августовского кризиса 1998 года в России вновь открылся сезон киллерских отстрелов. И вновь, как и во времена кровавого передела собственности начала — середины девяностых, поимка и наказание убийц оставались маловыполнимой задачей…
   Раннее субботнее утро — не лучшее время для продуктовых оптовых рынков.
   А уж тем более спустя всего лишь несколько недель после начала кризиса…
   Небольшой подмосковный рынок открывался в шесть утра. По аллейке, заставленной типовыми торговыми палатками, неторопливо катили тяжело груженные «Газели». Продавцы открывали свои киоски, выгружали картонные коробки, пересчитывалитовар, щелкаликнопкамикалькуляторов.Бомжи, старушки-пенсионерки и беспризорные дети уныло бродили вдоль палаток, выискивая в мусорках пустые бутылки, а то и что-нибудь съедобное.
   Первые посетители появились лишь в половине восьмого — это были мужчины, и почти все, как один, — грязные, небритые, благоухающие водочным перегаром. Они словно сонные мухи перемещались от палатки к палатке и, едва не засовывая головы в открывшиеся амбразуры окошек, задавали один и тот же вопрос:
   — Девоньки, похмелиться есть?
   К счастью страждущих, найти опохмел на этом рынке не было самой большой проблемой. Едва ли не половина ларьков торговала левой водкой. Цены выглядели завлекательно: «кепка», то есть бутылка с обыкновенной пробкой, — десять рублей, «винт» — двенадцать.
   Пересчитывая металлическую мелочь и мятые купюры, алкаши складывались на спасительную дозу и, купив в палатке реанимационную поллитровку, тут же выползали с территории рынка, чтобы скорее с ней расправиться.
   К десяти утра алкаши поперли, как рыба на нерест. Поддельной водкой торговали в буквальном смысле по всему рынку: и в тех ларьках, где продавали исключительно сигареты, и там, где специализировались на продаже консервов, и там, где торговали тампаксами со сникерсами, и даже в палатках азербайджанцев-цветочников. Опытные завсегдатаи даже пытались сбить цены: мол, не продашь «кепку» за девять — пойду к конкуренту. Некоторые соглашались, тем более что конкурентов у каждого виноторговца было более чем достаточно.
   Вскоре появились и мелкие оптовики. В отличие от грязных ханыг, эти не торговались и, отсчитав деньги сразу за сто — триста поллитровок, живо грузили стеклянно звенящие коробки с надписями «Тампакс» и «Стиморол» в багажники своих малолитражек.
   Уже после обеда на территорию рынка въехали две машины: молочная «девятка» и бежевая «шестерка». Первый автомобиль остановился у входа, блокируя таким образом выезд, а «шестерка» медленно катила по главной аллее. Не доезжая до конца, машина притормозила, и из салона выпрыгнуло трое коротко стриженных амбалов.
   — Боже, опять бандиты! — выдохнула торговка из палатки с надписью «Товары для дома», спешно выгоняя на улицу очередного алконавта.
   — Какое там! — отозвалась ее товарка с соседней точки. — Недавно работаешь, ничего еще не знаешь! Эти еще хуже, чем бандиты! Это менты!
   И впрямь: в тот день на оптовом рынке проводился плановый рейд УЭПа — Управления по борьбе с экономическими преступлениями. После принятия Думой известного постановления о госмонополии на производство и продажу спиртного такие рейды практиковались едва ли не по всем российским рынкам.
   Вне сомнения, сотрудники УЭПа владели какой-то оперативной информацией (то есть доносами стукачей) и потому, минуя череду однотипных киосков, бодро направились к палатке с надписью «Товары для дома».
   Один милиционер встал у окошка, а второй, белобрысый, достав из кармана удостоверение, постучал в дверь.
   — Откройте, милиция! — деревянным голосом произнес уэповец.
   За дверью послышалось бутылочное дзиньканье.
   — Что вам надо?
   — Плановая проверка.
   — Извините, мы сегодня не торгуем, — ответила находчивая продавщица, поспешно выставляя в окошке табличку «Закрыто на сан. день».
   — Но мы все равно хотели бы осмотреть ваше рабочее место! — не сдавался борец с экономической преступностью.
   — Не имеете права, частная собственность! — не сдавалась продавщица.
   — Открывай, сука старая, а то сейчас дверь на хрен высадим! — живо отреагировал милиционер.
   Делать было нечего — пришлось открывать. Сунув в лицо торговке служебное удостоверение, оперативник выгнал ее из палатки, подозвал двух сослуживцев и принялся за тщательный обыск.
   Результаты превзошли все ожидания: в ларьке, торгующем «товарами для дома», было обнаружено восемь картонных коробок «Столичной», четыре — «Московской», три — «Золотого кольца» и три — «Привета». Отсутствие акцизных марок, грубо приклеенные этикетки, перекособоченные пробки — все это свидетельствовало о том, что обнаруженная водка разливалась в кустарных условиях и, естественно, является фальшивой.
   — Ну что, придется уголовное дело заводить, — довольный собой, заявил белобрысый уэповец. — Откуда у тебя столько неоприходованной водки?
   — Для собственных нужд, — вновь нашлась продавщица.
   — Ха, неужели одна все выпьешь? Триста сорок-то бутылок! — Сотрудник явно издевался над ней.
   — Племянник через неделю женится, это ему на свадьбу. — Продавщица все еще надеялась вывернуться. — Приходите и вы, гостям всегда рады.
   — А дома не хранишь потому, что комнатка маленькая? — усмехнулся тот.
   — Нет, не поэтому: мужик у меня пьющий. Боюсь, чтобы с дружками своими все не вылакал. Вы же сами знаете, как у нас пьют-то!
   Ответ прозвучал весьма правдоподобно, однако мент не отставал:
   — А почему без акцизов?
   — Такую купила.
   — Где?
   — Да с машины на станции продавали…
   Сотрудник милиции прищурился:
   — А вот я сейчас с десяток свидетелей организую, они и покажут, что водку в твоем киоске покупали. А заодно и племянника твоего по всей программе пробьем: есть ли заявление в загс, когда подано и все такое… И уж поверь, мы тебя потом на полную катушку раскрутим, еще и за лжесвидетельство ответишь. Ну, так что скажешь?
   Аргументы выглядели неоспоримо, тем более что у этой продавщицы никогда не было не только племянника, который собирался жениться, но и мужа — пусть даже и крепко пьющего.
   — Мальчики, но ведь весь рынок такой торгует! — взмолилась продавщица.
   — Доберемся и до других, — холодно ответил милиционер, испытующе глядя на собеседницу. — Подделками, понимаешь ли, торгуешь, народ травишь, деньги бешеные гребешь… Торгаши гребаные! Кровопийцы на теле трудового народа! — Казалось, что сотрудник сам себя заводит. — А нам в отделе уже третий месяц зарплату не платят!
   Последняя фраза была ключевой — даже недалекая торговка мгновенно поняла ее незамысловатый подтекст. Прикрыв поплотнее входную дверь, продавщица произнесла заговорщицким шепотом:
   — Виноватая я: бес попутал… А потому готова пострадать материально.
   Ну, типа штраф заплатить… А можно не через сберкассу, а прямо тут, а?
   — Сколько? — казенным голосом спросил мент.
   Продавщица выгребла из кармана фартука разномастные банкноты и, отсчитав пятьсот рублей, протянула собеседнику:
   — Больше не могу…
   — А больше и не надо, — великодушно позволил милиционер. — Хотя… — он жадно взглянул на ящики с водкой, — обожди-ка. Дай-ка я у тебя несколько бутылок «Столичной» возьму. На экспертизу, а? — Он нагло усмехнулся…
   Спустя несколько минут белобрысый уже выходил из палатки «Товары для дома». Закурил, подозвал одного из коллег и, указав глазами на киоск, произнес негромко:
   — Вот повезло нам… Дура припыленная, работает недавно, нашей таксы еще не знает. — Он громко расхохотался. — Пятьсот дала, прикидываешь?..
   Через пять минут уэповцы сидели в салоне «шестерки», обсуждая план дальнейших действий.
   — Ребята, сегодня надо хоть кого-нибудь для плана закрыть, — поучал старший опергруппы, засовывая изъятые поллитровки под водительское сиденье. — А то не правдоподобно получается: рейд, постановление правительства, то да се… И ни с чем вернемся. Мне Калаш рассказывал, — говоривший назвал местного уголовного авторитета, «державшего» этот оптовый рынок, — что неделю назад тут какие-то азерботы объявились. Никому не платят, цену всем перебивают, да и борзые очень. Совсем нюх потеряли, гады! Давай их и закроем!
   — И то правда, — согласился один из коллег. — На какой, говоришь, точке они торгуют?
   …Рейд по выявлению лиц, незаконно торгующих спиртным, выдался для сотрудников Управления по борьбе с экономическими преступлениями на редкость удачным. Кроме азербайджанцев, злостных нарушителей постановления правительства, уэповцы арестовали еще двух торгашей — несчастных бабушек пенсионного возраста, вышедших на рынок с десятком поллитровок «Московской», разлитой в Осетии. Правда, азербайджанцы пытались было откупиться, но милиционеры, продемонстрировав редкую для органов, МВД принципиальность, отказались даже от долларов. Бабушки, не получавшие пенсию с мая, естественно, откупиться не могли, впрочем, к этому их никто и не понуждал. Оперативникам требовалось другое: показать видимость работы по выявлению нарушителей, что и было сделано.
   На планерке, проведенной в конце дня, начальник отдела похвалил старшего опергруппы, поставив задачу для следующего рейда: минимум три нарушителя. Впрочем, все уэповцы, от сержанта до начальника, прекрасно понимали: бутлегерство — а именно так называют незаконные производство и продажу спиртного — неискоренимо, как неискоренима любовь россиян к дешевому алкоголю и извлечению нетрудовых доходов. Лови не лови мелкооптовых торговцев, а фальшивая водка все равно будет продаваться на каждом углу.
   Подпольные водочные синдикаты ворочают сотнями миллионов долларов, имеют своих людей в правительстве, лоббируют собственные интересы в средствах массовой информации и даже содержат в Осетии собственных боевиков. А потому главное — не бороться с этими синдикатами глобально, а рапортовать наверх: в результате оперативно-розыскных действий задержано столько-то, конфисковано столько-то…
   А уж если торгаши хотят жить спокойно, делиться надо. И овцы сыты, и волки целы… Теперь эта древняя мудрость звучит так…
   После «черного понедельника» семнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто восьмого года жизнь в России постепенно возвращалась на круги своя, в дикие и кровавые времена начала девяностых. Лидеры оргпреступных группировок, лишившись прежних, относительно легальных источников доходов, вроде банков, трастовых компаний, казино, рынков и фирм, вновь деятельно принялись за передел собственности — той, что еще приносила хоть какой-то доход. Бандиты среднего и низового звена, страшась «сокращения кадров», вспомнили о традиционном ремесле: рэкете, вышибании долгов, заказных убийствах.
   Россия неудержимо скатывалась в пучину криминального беспредела.
   Органы МВД оказались явно не готовыми к такому повороту событий. Кто, кроме каких-нибудь фанатиков из МУРа, полезет под бандитские пули, если офицеры месяцами не получают зарплату и пайковые, если в следственных кабинетах замерзают батареи, если семьям погибших милиционеров не выплачивают регулярно пенсии? Да и тотальная продажность ментов давно вошла в поговорку.
   ФСБ также не оправдывала надежд: отток классных специалистов в частные фирмы, интриги между главками, кабинетная чехарда последних лет — все это постепенно выкрошило зубчатку механизма некогда грозного союзного КГБ. Лубянка погрязла в политических играх: офицеры спецслужб, начисто забыв о служебных инструкциях и профессиональном долге, раздавали телевидению скандальные интервью, сводили друг с другом счеты.
   Ситуация усугублялась полным параличом власти: законы, с трудом принятые Думой, по-прежнему не работали.
   И правительственные аналитики, и журналисты, и рядовые налогоплательщики были едины во мнении: после августовского кризиса организованная преступность стала для российской государственности опасностью номер один. Но бороться с этой опасностью не было ни сил, ни средств, ни по большому счету желания. Власть неотвратимо погружалась в летаргию. Это было подобно смертельной дремоте засыпающего на морозе: стремительное течение несет к неминуемой развязке, истрачены вера и воля, и в мозгу обреченного лишь слабо пульсирует: «Будь что будет…»
   И только немногие вспоминали: еще с начала девяностых годов среди среднего и высшего звена российского криминалитета ходили смутные и тревожные слухи о какой-то глубоко законспирированной правительственной структуре, созданной для физического уничтожения высокопоставленных бандитов. Подобная организация действительно существовала в начале девяностых: так называемый «13-й отдел», созданный для защиты закона незаконными методами, без оглядки на Генпрокуратуру. Министерство юстиции и Верховный суд, умело регулировал процессы в криминальном мире, при необходимости верша свой собственный суд.
   Впрочем, в середине девяностых «13-й отдел» был ликвидирован как неконституционный — очень уж опасным и обоюдоострым оказался никем не контролируемый меч державы.
   И правительственные аналитики, и журналисты, и рядовые налогоплательщики все чаще и чаще задавались вопросом: что делать?
   Но ответа на этот вопрос так и не находили…

Глава первая
Удар Кобры

   Впервые за последние примерно лет десять Савелий Говорков имел возможность отдохнуть по-настоящему. С полгода назад он завершил одно удачное дело, в котором был ранен в грудь и тем не менее, даже с такой раной, сумел задержать опасного рецидивиста, имевшего за плечами не одно заказное убийство.
   Это дело ему поручил генерал Богомолов год назад. Юрий Кобревский, по кличке Кобра, попал в поле зрения «конторы» Богомолова совершенно случайно, и если бы не этот случай, то, вполне возможно, он до сих пор бы убирал неугодных высокопоставленному чиновнику из правительства России банкиров и бизнесменов.
   Этот чиновник стоял так высоко, что Богомолову было на самом высоком уровне приказано не арестовывать его, а просто убрать, организовав несчастный случай.
   Все было осуществлено столь искусно, что назначенный Генпрокуратурой следователь по особо важным делам развел руками и закрыл дело с резолюцией «несчастный случай», а погибшему были устроены роскошные похороны, на которых присутствовали почти все члены Кабинета министров страны. В некрологе об умершем говорилось как об очень «талантливом организаторе, внесшем огромный вклад в развитие банковской системы страны».
   Найти Кобревского удалось чисто случайно. Он был одиноким волком и всегда действовал без помощников и ассистентов. В лицо его не знал даже этот высокопоставленный заказчик. Все контакты с ним проходили через тройной заслон Интернета. Именно поэтому его так трудно было вычислить. Однако было ясно, что преступления — дело рук одного и того же убийцы: настолько характерен был его почерк.
   К тому же он, будучи вполне уверен в безнаказанности, стал оставлять на трупах своих жертв визитную карточку, на которой было только одно слово:
   «Кобра».
   Люди генерала Богомолова в буквальном смысле сбились с ног, пытаясь выйти на след убийцы, но все было тщетно. Тогда-то генерал и решил привлечь к этому делу Савелия Говоркова.
   Трудно сказать, какую роль сыграли опыт и знания Бешеного, а какую Божье Провидение, но факт остается фактом: вмешался господин Случай.
   Но известно, что Случай помогает только тем, кто его действительно ищет и ждет…
   Взявшись за это дело, Савелий первым долгом засел за изучение всех документов, нарытых следственными бригадами, занимавшимися преступлениями Кобры. Потратив на них больше двух недель, Савелий пришел к выводу, что в этих документах нет даже намека на подсказку, с чего начинать ему самому. Савелий понял, что здесь нужен какой-то совершенно оригинальный подход к делу.
   Но какой?
   Савелий взял небольшой тайм-аут и постарался максимально отвлечься от мыслей о Кобре. Прошло несколько дней, и однажды он, как обычно просматривая газеты, наткнулся на статью одного довольно известного журналиста, пишущего на криминальные темы. Этот эрудированный писака сетовал на то, что современные розыскники и сыщики не используют опыт известных героев писателей-классиков. В качестве примера он привел Шерлока Холмса, которого его вечный помощник Ватсон снабжал выдержками из криминальной хроники большинства крупных газет.
   Журналист был уверен, что опытный детектив всегда сумеет в куче шелухи отыскать зерно истины в любой публикации о преступлении.
   Почему-то эта статья запала Савелию в голову и не давала покоя, пока он всерьез не взялся за изучение всех последних материалов о криминале в периодической печати. А чтобы работа двигалась успешнее, он решил воспользоваться Интернетом. Савелий не сомневался, что там найдет страничку, в которой аккумулированы все статьи о преступлениях, опубликованные по всей стране. Он оказался прав: страничка Интернета называлась «Криминальная Россия».
   Дни шли за днями, Савелий внимательно изучал этот раздел Интернета, но ничего заслуживающего внимания не находил. Однажды для разрядки он вошел в файл объявлений и минут через десять наткнулся на следующее сообщение:
   «Прошу откликнуться парня, на левом плече которого наколота змея.
   Милый, мне так понравилась ТА ночь, что я до сих пор не могу прийти в себя. Мне было так хорошо с тобой, что после ТОЙ ночи я не могу смотреть ни на одного мужика. Пожалей меня, бедную и несчастную! Подари хотя бы еще один часик!
   Твоя Мышка».
   Далее шел электронный адрес.
   Трудно сказать, почему Савелий обратил внимание именно на этот вопль женской души. То ли сработала интуиция, то ли привлекли внимание слова о наколке в виде змеи, то ли оттого, что дело не двигалось, но он решил повидаться с этой сексуальной страдалицей.
   Внимательно составив нейтральное послание, он отправил его по указанному адресу электронной почты и стал ждать.
   Мышка откликнулась почти сразу. К удивлению Савелия, тон ее ответа был очень сдержанным, и Савелий даже хотел отказаться от продолжения общения, но тут в голову пришла мысль, что таких шутников, как он сам, наверняка нашлось немало и потому девушке просто надоели пустые ответы. Немного подумав, он вновь послал свое сообщение, которое почему-то подписал так:
   «Тот, который хочет проглотить свою Мышку».
   Почему он так подписался? А шут его знает! Подписался, и все!
   На этот раз девушка прислала такое восторженное письмо, словно он только что вручил ей ключи от трехкомнатной квартиры. Чего только не было в ее послании! Восторг, слова любви, укор за долгое молчание и тут же извинение за назойливость… Короче говоря, обычный девичий треп.
   Пробежав это длинное послание, Савелий с облегчением наткнулся на главное, находящееся в самом конце: адрес! Тут же сообщив, чтобы ждала, он добавил: «Еду!»
   Через несколько минут он уже двигался на своей бирюзовой «шестерке» в сторону компьютерной незнакомки.