Доценко Виктор. Остров Бешенного

   - Для Киламбе нет ничего проще! - заверил старик. - Когда это нужно сделать?
   - Минут через десять после того, когда мы с тобой расстанемся! Но ты в этот момент должен быть сбоку от них! Как только твой приятель будет с тобой, сразу уходите отсюда! Ты понял, Киламбе, сразу! - повторил Савелий.
   - Но как же ты, сынок, справишься с тремя один? - с тревогой спросил он. Может быть, я смогу как-то помочь? Ты не смотри, что Киламбе старый, он еще может этим кулаком, - он хвастливо поднял свой внушительный кулак, - успокоить кого угодно!
   - Верю, отец, но не нужно! - твердо возразил Савелий и успокаивающе заметил: - Не беспокойся за меня, отец, со мной все будет хорошо! А потом, когда все кончится, ты меня на рыбалку сводишь!
   - Так вон же то место: бухта Провидения, - указал Киламбе рукой на возвышающуюся над деревьями скалу, - замурованный вход, если приглядеться как следует, можно его обнаружить.
   - Спасибо, отец, но я имею в виду самую настоящую рыбалку! - улыбнулся Савелий.
   - Настоящую? - Старик был явно разочарован, но тут же с чувством добавил: - Желание гостя - закон для настоящего хозяина! - Но вдруг сам прижал палец к губам и восхищенно прошептал: - Ну и слух у тебя, сынок: старый Киламбе только сейчас услышал их голоса! Однако Киламбе пошел... - Он сделал шаг в сторону от тропинки и словно растворился в воздухе.
   Савелий бесшумно поспешил вперед. Он осторожно подкрался к ним сзади, но нападать со спины было не в его правилах. Первым шел Костос - старый приятель Киламбе, за ним Тим Рот - Десятый член Великого Магистрата, чуть позади него двигался насильник Донатас и замыкающим шел убийца Лагош, теперь - Дерек.
   Савелий был уверен, что старый Киламбе голосом подаст сигнал своему приятелю, и не ошибся: прозвучал истошный гортанный крик, похожий на боевой клич индейцев, и старый проводник, узнав голос своего приятеля, неожиданно метнулся в сторону.
   В тот же момент Савелий, оказавшийся прямо за спиной убийцы Лагоша-Дерека, тихо позвал его:
   - Ты куда, земляк?
   Это было столь неожиданно, что тот повернулся, чтобы взглянуть, кто к нему обращается, и лицом к лицу столкнулся с тем, кого должен был убить.
   - Ты как здесь... - машинально начал он тоже шепотом.
   Но Савелий и не думал ему отвечать: он обхватил его голову руками и резко крутанул ее. Хрустнули шейные позвонки, Дерек успел издать еле слышный хрип, мешком повалился на пышную траву и замер, уставившись остекленевшим взглядом в синее небо. И многие души его жертв нашли наконец свое успокоение...
   За мгновение до этого Тим Рот, заметив метнувшегося в сторону проводника, зло закричал:
   - Ты куда, сволочь?
   Его голос совпал с тревожным возгласом Донатаса, среагировавшего на предсмертный хрип своего приятеля:
   - Что с тобой, Дерек? - Резко повернувшись, он, к удивлению, увидел перед собой не своего товарища, который неподвижно лежал на земле, а Савелия. - Так это ты, сучонок? - неожиданно по-русски прошипел он. - Я же сейчас порву тебя! - Он поднял руки и двинулся на противника.
   - Хлопотно это! - тоже по-русски тихо проговорил Савелий, после чего со злостью выкрикнул: - Это тебе за Окоталь! - Он молниеносно выбросил правую руку вперед.
   Удар был настолько резким и сильным, что пальцы, как нож в масло, вонзились в живот Донатаса. Все произошло столь стремительно, что в первое мгновение Донатас даже не успел почувствовать боли. В следующий момент он увидел перед собой свое окровавленное сердце, от которого отходили какие-то кровавые вены-веревки. С удивлением Донатас заметил, что они тянутся из его собственного живота. Он хотел закричать то ли от боли, то ли от негодования, но из его открытого рта ничего не вырвалось, кроме приглушенного хрипа. Сейчас он напоминал огромную рыбину, выброшенную на берег, которой не хватало воздуха, и она то закрывала рот, то открывала его, пытаясь жадно заглатывать кислород.
   Все это наблюдал Тим Рот. Увиденное настолько поразило его, что он неподвижно застыл, словно парализованный. И пришел в себя только тогда, когда огромная туша верного Донатаса глухо ударилась о землю, а Савелий стоял перед ним и сжимал в руке его все еще бьющееся сердце.
   - Это способен сделать только один человек, - с ужасом прошептал Тим Рот, не мигая глядя ему в лицо, - теперь ясно, почему мне показались знакомыми эти глаза! - понимая, что ему тоже грозит смерть, он пытался заговорить Савелия, чтобы добраться до пистолета: - Может быть, договоримся, господин Бешеный? примирительно сказал он. - Допустим, за миллион баксов?
   Савелий смотрел на него исподлобья и ничего не говорил: ему было противно разговаривать с этим подонком, который в жажде славы и денег сгубил столько человеческих жизней.
   - Пять миллионов?
   Никакой реакции, кроме брезгливого взгляда.
   - Десять миллионов?
   То же самое.
   - Двадцать миллионов? - в отчаянии выкрикнул Тим Рот.
   Его рука уже добралась до рукояти пистолета, и он даже выхватил его, однако применить по назначению не успел: Савелий, внимательно следивший за ним, быстро вскинул левую руку, а другой, бросив сердце врага ему в лицо, нажал специальную кнопку своих часов. Сильная пружина выбросила вперед смертоносную сталь, которая, на долю секунды опередив члена Тайного Ордена масонов, пробила ему верхнее веко и вошла в мозг. И через мгновение со смачным чавканьем все еще бьющееся сердце вляпалось в удивленное лицо Тима Рота, затем упало у его ног, еще пару раз дернулось и затихло навсегда.
   Тиму Роту повезло, если можно говорить в таких случаях о везении: страшная игла попала в ту часть мозга, которая отвечала за удовольствие. Неожиданно Десятому члену Великого Магистрата стало так хорошо, словно он только что получил дозу наркотика, дающего небывалое наслаждение. Тим Рот даже широко улыбнулся, словно благодарил Савелия за доставленное наслаждение. Однако это была последняя удача в его жизни: он откинулся спиной на ствол пальмы, сполз по ней на землю и больше уже ничего не чувствовал, хотя и продолжал широко улыбаться.
   - Кто ты? - услышал Савелий взволнованный голос старого Киламбе.
   Он повернулся и увидел двух стариков с устремленными на него восхищенными взорами.
   - Я - Судья и Палач! - просто, без какого бы то ни было пафоса ответил Савелий.
   - Спасибо тебе за внучку! - Старый Костос опустился перед Савелием на колени, и на его глазах показались слезы благодарности, он взял руку Савелия и с благоговением прижался к ней губами.
   - Зачем, Костос, встаньте! Сейчас же встаньте! - От подобного жеста Савелий смутился. Он помог старику подняться с колен, и тот тихо сказал:
   - Храни тебя Господь, сынок! - и, трижды перекрестив Савелия, добавил: - А за этих подонков ты, сынок, не беспокойся, мы с моим приятелем Киламбе отыщем для них последнее пристанище...
   Бедная Окоталь была молодой и крепкой девушкой. Вскоре она поправилась и вернулась на свое рабочее место с повышением: она стала старшим администратором отеля. По ее заявлению было возбуждено уголовное дело об изнасиловании и попытке убийства, однако отыскать не удалось не только обвиняемого, но и его приятелей. Следователь пришел к выводу, что преступник не хотел попасть под суд и попросту сбежал со своими спутниками из страны. А по острову поползли слухи, что некоторые рыбаки видели, как трое каких-то мужчин подплыли на лодке к быстроходному катеру, который, подобрав их, тут же умчался в море.
   Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться, кто распускал эти слухи...
   Глава III
   Отчет генералу Джеймсу
   После трагических событий, которые, благодаря показаниям симпатичной Окоталь и хитрости старого Киламбе, не имели никаких последствий для Савелия, ему уже никто не мог помешать посетить место, где когда-то располагалась лаборатория русских ученых, ради чего, собственно, он и прилетел в столь отдаленный уголок Земли..
   Через несколько дней, после того как полицейские следователи оставили в покое место трагедии, старый Киламбе сам явился утром к Савелию в отель.
   - Здравствуй, сынок! - проговорил он, едва войдя в номер Савелия; его глаза прочувствованно слезились. - Старый Киламбе еще раз приносит тебе свою благодарность за спасение внучки его старинного друга. - Старик с поклоном прижался лбом к руке Савелия.
   - Мне кажется, каждый настоящий мужчина поступил бы точно так же! скромно заметил Савелий.
   - Каждый! - волнуясь, воскликнул Киламбе. - Уверен, что каждый, - с горячностью продолжил он, но, перехватив взгляд Савелия, тут же поправился: Ну почти каждый, ощутив опасность, которую ощутил ты, сынок, моментально сбежал бы прочь, бросив бедняжку умирать!
   Савелий пожал плечами.
   - По-моему, тебе, сынок, несмотря на то что ты тщательно это скрываешь, не терпится оказаться там, где работали твои соотечественники, или старый Киламбе ошибается? - Его глаза заискрились лукавым блеском.
   - От старого Киламбе разве может что укрыться? - весело рассмеялся Савелий. - Готов хоть сейчас двинуться в путь!
   - Вот и хорошо! - облегченно вздохнул старик. - В таком случае вперед!
   - Как, сейчас? - удивился Савелий: он столько уже ждал, что для него предложение Киламбе оказалось неожиданным.
   - Какие есть возражения?
   - Никаких нет! - Савелий вскочил с кресла и резво двинулся к выходу, но вдруг остановился: - А как же полиция, следователи: они же там все оцепили? спросил он.
   - Вчера вечером все оцепление снято! - успокаивающе заметил хитрый старик.
   - Так что же ты молчишь? - воскликнул Савелий.
   - Я не молчу: я говорю! - спокойно заметил тот...
   Не прошло и часа, как они вновь оказались в тех местах, где им пришлось "успокаивать" команду Тима Рота.
   - Насколько я помню, это там, - Савелий уверенно показал рукой в сторону почти незаметной тропинки.
   - Однако хорошая у тебя память, сынок! - кивнул старый Киламбе. - Еще пятьдесят метров - и мы у цели!
   - Здорово! - Савелий ускорил шаг, и через несколько минут, выйдя из густых зарослей папоротника, они оказались перед огромной скалой. Внимательно осмотрев ее, Бешеный недовольно покачал головой и задумчиво проговорил: - Да, ломом здесь можно долбить до второго пришествия: метра три толщина цемента будет...
   - Три метра шестьдесят сантиметров, - поправил старый Киламбе и тут же собрал в кучу морщины на лбу. - Откуда ты это знаешь, сынок?
   - Показалось...
   - Допустим, - кивнул старый Киламбе и задумчиво добавил: - Без специального оборудования и взрывных работ хороших профессионалов здесь вряд ли обойдешься...
   - Ты, как всегда, прав, дорогой Киламбе, - в знак согласия кивнул Савелий и, неожиданно понизив голос, тихо спросил, продолжая смотреть в одну сторону: Сзади, по правую руку от тебя, стоит какой-то человек и делает вид, что его совсем не интересует наше присутствие здесь... Скажи, он знаком тебе? Только не оборачивайся сразу... - попросил он.
   Хитрый старик понял, чего хочет от него Савелий, а потому и подыграл ему: небрежно подошел к скале, склонил над ней свое ухо и осторожно постучал кулаком по камню, как бы прислушиваясь, а сам незаметно взглянул туда, куда указал Савелий. Потом, не теряя сосредоточенности и внимания к скале, ответил:
   - Однако старый Киламбе знает этого человека: это Рауль! Единственный оставшийся на острове человек, который непосредственно работал с русскими учеными. - Заметив, как заблестели глаза Савелия, он тут же, словно догадываясь, о чем подумал его собеседник, добавил: - Познакомить с ним старый Киламбе, конечно же, может без проблем, однако это знакомство, даже если оно и состоится, вряд ли принесет тебе, сынок, пользу: после того как прогнали с острова русских, все уверены, что Рауль умом сдвинулся...
   - И ты тоже так думаешь? - спросил Савелий, почувствовав в голосе собеседника некоторую неуверенность.
   - Старый Киламбе давно живет на земле и знает, что так просто ум и память невозможно потерять, - разговаривая как бы с самим собой, с некоторым напевом проговорил старик, продолжая исследовать каменную поверхность, потом тихо добавил: - Впрочем, если и случилось что-то с его головой, то это ему самому так захотелось... - Он оставил в покое скалу, повернулся к тому, о ком шла речь, и громко крикнул: - Рауль! Иди к нам! Чего ты мнешься в стороне?
   Рауль, одетый в какое-то немыслимое тряпье, грязный, без какой бы то ни было обуви на ногах, внезапно замер и горделиво выпрямился. Если до этого ему можно было дать все семьдесят лет, а то и больше, то теперь Савелию показалось, что на самом деле ему вряд ли больше пятидесяти.
   - Иди, я познакомлю тебя! - снова позвал старый Киламбе. - Он тоже из русских...
   Если до этих слов Рауль стоял неподвижно, с любопытством разглядывая Савелия, то едва старый Киламбе сообщил о его национальности, как Рауль тут же вздрогнул, испуганно оглянулся по сторонам, словно ему угрожала опасность, потом бросил взгляд на Савелия и стремительно прыгнул в сторону, в буквальном смысле растворившись в воздухе.
   "Интересно, чем это ему так насолили русские, что одно упоминание о них вызвало у него такую странную реакцию?" - промелькнуло в голове Савелия.
   - Наверное, твои соотечественники не выплатили ему причитавшуюся зарплату, - не без юмора заметил старый Киламбе, пряча улыбку.
   - Наверное... - задумчиво отозвался Савелий. Ему почему-то захотелось броситься вслед за незнакомцем, поэтому он и сказал Киламбе: - Ты извини меня, отец, но мне очень хотелось бы поговорить с этим Раулем!
   - Сейчас?
   - Если можно...
   - Без проблем. - Хитро улыбнулся Киламбе. - Если ты сейчас пройдешь в этом направлении метров двести, - указал он в сторону, противоположную той, в которой скрылся Рауль, - то наткнешься на него...
   - Откуда... - начал Савелий, но старик его перебил:
   - Киламбе слишком долго живет на этом острове, много видит и много чего оседает в его голове, а Рауль из тех людей, поведение которых даже предсказывать неинтересно: настолько он прост. - Старик поморщился, махнул рукой и медленно пошел прочь, как бы ставя точку в разговоре своим ответом.
   Савелию ничего не оставалось, как последовать его совету. Как ни удивительно, но старый Киламбе оказался прав: вскоре Савелий, выйдя из зарослей на небольшую поляну, едва не столкнулся нос к носу с Раулем. Увидев Савелия, тот нисколько не изумился, даже не насторожился, как мог того ожидать Бешеный, учитывая его предыдущее поведение. Он лишь неподвижно замер, рассматривая незнакомца.
   Перед Савелием стоял человек, сильно напоминающий бродягу или даже юродивого - длинные немытые волосы, одежда, давно превратившаяся в лохмотья. Однако глаза этого старика не соответствовали его внешнему затрапезному виду они были настороженно-внимательные, зоркие, пронзительные и отнюдь не глупые.
   Савелий сделал несколько шагов в его сторону и попытался "прочитать" его мысли. В голове Рауля в мешанине слов и тем чаще всего появлялись слова "Москва" и "предатели". Это насторожило Савелия.
   - Вы русский? - неожиданно чисто, без какого-то акцента спросил Рауль.
   - Да, - ответил Савелий кратко.
   - Из Москвы?
   - Да. - Савелий не видел смысла лгать и притворяться. - Я хотел бы с вами поговорить.
   Но Рауль, казалось, не слышал его.
   - Из Москвы? Из Москвы теперь не летают сюда самолеты. - Он вопросительно и хитро взглянул на Савелия.
   - Сюда я прилетел из Нью-Йорка.
   - Значит, из Америки, - с каким-то непонятным, но заметным удовлетворением произнес Рауль.
   - Я хотел бы с вами немного поговорить, - вежливо, но настойчиво повторил Савелий.
   - О чем?
   - Насколько мне известно, вы когда-то работали в лаборатории с русскими учеными... А я...
   Рауль как-то по-звериному хрюкнул и громко сказал:
   - О какой работе вы говорите? Здесь меня никто не берет на работу, и я никак не могу добыть денег, чтобы уехать наконец-то домой. - Взгляд его стал тусклым и безразличным.
   - Откуда вы так хорошо знаете русский? - не отставал упрямый Савелий.
   - Я учил его у себя на родине, на Кубе. Советский Союз всегда служил для кубинцев ярким примером в строительстве социализма. И я выучил русский, чтобы побывать в Москве. Однако моя мечта так и осталась мечтой. - Рауль вяло и безнадежно махнул рукой и, низко опустив голову, пошел прочь.
   Почему-то Савелию не захотелось последовать за ним...
   Рауль, мягко говоря, очень сильно уклонился от истины, утверждая, что никогда не был в Москве. История его жизни, в сущности, весьма фантастическая, была по-своему типична для бурного и коварного двадцатого века, причудливо и жестоко распоряжавшегося судьбами многих людей. Дед Рауля, по имени Хосе, происходивший из древней испанской аристократической семьи, с юности увлекся идеями всеобщего равенства и братства, что, естественно, привело его в ряды испанских республиканцев и коммунистов.
   От природы умный, обаятельный, артистичный, с детства владевший несколькими европейскими языками, Хосе был одним из секретнейших и ценнейших агентов Коминтерна, на редкость удачливым и абсолютно безжалостным. Опытный конспиратор, никогда не искавший всеобщего признания и каких-либо наград, он был одним из непосредственных организаторов убийства Троцкого и принимал активное участие в ликвидации всевозможных уклонистов и предателей.
   Поверив в юности в идеи коммунизма и дело партии Ленина-Сталина, Хосе до конца своих дней сохранил верность идеалам. Он был из тех несгибаемых коминтерновцев, которые на всех праздниках, включая свадьбы своих детей и дни рождения внуков, поют "Интернационал" и "Бандьера росса": с этой песней испанские республиканцы шли в бой.
   Как Хосе уцелел в период всеобщих чисток и репрессий? Почему его не объявили парагвайским или, на худой конец, японским шпионом? Похоже, потому, что он всегда безупречно выполнял любые приказы своего партийного руководства, не пускаясь в рассуждения и не задавая лишних вопросов.
   Хосе скончался в Москве в конце семидесятых годов, успев повидать и обнять выпущенного из мексиканской тюрьмы ликвидатора Троцкого - Рамона Меркадера. Будучи членом Союза журналистов СССР, Хосе переводил на испанский и португальский книги для издательств "Новости" и "Прогресс". Но это было для него официальным прикрытием. На деле же он индивидуально обучал всем премудростям тайной разведки и подрывной деятельности советских разведчиков-нелегалов.
   И лучшим учеником его был собственный внук, любимый Рауль. Отец Рауля, юный Карлос, названный, естественно, в честь Карла Маркса, посланный отцом воевать с немецкими фашистами, геройски погиб под Сталинградом. Рауль родился в результате недолгой любовной интриги Карлоса с такой же юной и беззаботной девчонкой, которая только рада была отдать ребенка деду с бабкой.
   Старый Хосе вложил во внука все, что знал сам, а знал он немало, - сумел передать свободное владение несколькими языками, отлично научил скрывать свои эмоции, он привил мальчику хладнокровие и уважение к дисциплине, безжалостность к врагам революции и готовность к самопожертвованию. А самое главное - Рауль впитал верность идеалам коммунизма и мировой революции. Столь же убежденно он ненавидел международный империализм и его цитадель - США.
   Рауль обожал деда и безгранично верил ему. Только внуку рассказывал старый Хосе о своих фантастических приключениях - экспроприациях и ликвидациях, государственных переворотах, вербовке президентов и парламентариев. И все это служило на благо грядущей мировой революции.
   Подлинные свидетельства подвигов деда Хосе хранились в самых секретных закрытых архивах. В этих документах дед Хосе проходил как "Сеньор Х.", а его настоящее имя было тайной даже для самых доверенных и информированных сотрудников внешней разведки. Так что мало кому могло прийти в голову, о чем беседуют красивый породистый старик с отличной военной выправкой и строгий смуглый юноша, гуляющие воскресным днем по Нескучному саду, тем более что часто они говорили на кастильском диалекте.
   Рауль без труда и блата поступил на филологический факультет МГУ, где укрепил свои познания испанского и португальского, а также играючи выучил французский и итальянский. На филологическом факультете учились потомки "испанских детей", вывезенных из фашист-ской Испании, в частности очаровательная Консуэлла Сегура, супруга известного российского телеведущего Владимира Молчанова.
   После университета Рауль успешно занялся переводами с русского на другие языки, а с них на русский. А в свободное время до седьмого пота учился у собственного деда: органы с детства присматривались к юноше и планировали всерьез подготовить его к долгой и полной неожиданных опасностей карьере закордонного разведчика-нелегала. После окончания всестороннего обучения Рауля, с ведома кубинских секретных служб, направили на Кубу. По легенде его родителями были погибшие в застенках диктатора Батисты революционеры по фамилии Родригес, а сам Рауль якобы воспитывался в доме крупного кубинского партийного деятеля, убежденного холостяка.
   Несмотря на достаточно настороженное отношение кубинских спецслужб к их советским коллегам, Рауль быстро добился их доверия и расположения: в этом ему помогли не только блистательное владение несколькими европейскими языками, но и острый ум, удивительная для молодого человека выдержка и конечно же глубокая ненависть ко всему американскому.
   По заданиям своих кубинских командиров с кубинским дипломатическим паспортом Рауль побывал во многих странах Латинской Америки и на родине предков в Испании. Он уже как-то сроднился со своей кубинской легендой, превратившейся в его собственную жизнь, и даже перестал ожидать приказов из Москвы, как неожиданно его пригласили на прием в советское посольство. Подобные приглашения были для Рауля делом обычным, и он нисколько не удивился, когда атташе по науке представил ему дружелюбного, улыбчивого человека, назвавшегося Алексеем Сергеевичем.
   В ходе какого-то ничего не значащего разговора Алексей Сергеевич предложил встретиться. На следующий день они несколько часов гуляли по Марикону, знаменитой набережной Гаваны, и серьезный Рауль слушал и запоминал все, о чем ему говорил новый знакомый. Его задание было одновременно и простым, и сложным: обеспечить секретность и безопасность советской научной лаборатории, которую строили на никарагуанском острове Маис.
   Чем конкретно там будут заниматься советские ученые, ему не сообщили, да это его нисколько и не занимало. Ему вменялось в обязанность осуществление связи с представителями сандинистов, что при самых добрых отношениях революционных Кубы и Никарагуа было не так уж и трудно. В подчинение ему было выделено двадцать настоящих кубинцев-боевиков, прошедших специальную подготовку в военных действиях.
   Работа была спокойной и рутинной: ученые занимались своими делами, Рауль своими. Опять-таки по легенде, Рауль почти не знал русского языка и иногда пытался понять, кто из русских ученых информирован о том, кем он сам является на самом деле. Рауль никогда не подслушивал разговоров ученых, но они, уверенные, что он почти не понимает русского, нисколько не стесняясь, обсуждали свои проблемы, и Рауль, сам того не желая, понял, что он и его люди охраняют лабораторию, в которой осуществляются разработки какого-то совершенно нового, невиданного доселе рода энергии. Рауль нисколько не сомневался в том, что обнаруженную энергию поставят на службу делу мировой революции.
   Но в результате очередных выборов сандинисты потеряли власть, а пришедшее им на смену правительство потребовало немедленной эвакуации лаборатории - им не верилось, что советские ученые изучают климат и прибрежный шельф острова.
   Конечно, новым властям страны безумно хотелось выяснить, чем у них на острове занимаются русские вкупе с кубинцами - не иначе, как подготовкой мировой революции, но на территорию лаборатории они вторгнуться не посмели, прежде всего благодаря твердости и хладнокровию Рауля. Он сослался на межправительственное соглашение, гарантировавшее лаборатории особый статус, и пригрозил не только ожесточенным сопротивлением (кубинская охрана была вооружена до зубов), но и грандиозным международным скандалом.
   Когда наиболее громоздкая часть оборудования была уже вывезена, самые экстремистски настроенные представители новой власти добились-таки права участвовать в ликвидации русской лаборатории. К счастью, за несколько часов до начала ликвидации об этом стало известно офицеру по фамилии Павлов, отвечавшему за безопасность лаборатории с советской стороны. Понимая, что ему со своим малочисленным отрядом вряд ли удастся выстоять против многочисленных экстремистов, на этот раз вооруженных не хуже его боевиков, Павлов решил не испытывать судьбу и, не мешкая ни секунды, собрал самих ученых и тех, кому доверял, быстро перенес из лаборатории все, что успел, в заранее подготовленный тайник и залил его бетоном.
   Ворвавшейся группе экстремистов, среди которых находился и Тим Рот, оставалось довольствоваться лишь тем, что не успели спрятать советские специалисты.
   Тем временем Павлов, великолепно говоривший по-испански, очень вежливый, но довольно угрюмый и немногословный, дождавшись, когда закончится, как он сказал, "проправительственная вакханалия", выбрал момент, остался наедине с Раулем и неожиданно проговорил по-русски: "А я ведь у вашего деда учился!" Эта фраза была для Рауля паролем, после чего Павлов показал Раулю, где спрятана та часть оборудования, которую не удалось вывезти, и попросил, не приказал, а попросил ее сберечь. Этого для исполнительного Рауля было вполне достаточно.
   Все русские и кубинцы были выгнаны с острова. И только для Рауля сделали исключение: скорее всего потому, что он смог убедительно доказать, что для новой власти он не только не представляет никакой опасности, но и даже может принести пользу. Так Рауль остался один. С теми местными, кто работал у русских, он поддерживал добрые, но официальные отношения. Он шел на любые уловки, чтобы сберечь то, что ему было поручено охранять.