Страница:
– На каком основании вы считаете, что можете отдавать мне приказания?
– Еда вселила в вас силы, – сказал он. – Впрочем, вы и так в них не нуждались. Да, я приказываю вам отвести меня в башню. Вы должны мне хотя бы это, Андра.
– Я ничего вам не должна!
– Нет, должны. Помните, что вы мне сказали, когда велели уехать? Что я забуду вас, как только вы перестанете находиться у меня перед глазами. Ну вот, я вас не забыл. Я думаю о вас. Я вижу вас во сне. Я жажду вас, и если единственное, что я получу от вас, – это глава моей монографии, что же – я приму это и буду жить этим до самой смерти.
Его ладонь, лежащая на ее руке, была жесткой и обжигающе горячей… как и он сам. Андра помнила жар его тела, помнила, как Хэдден двигался под ней, как наносил удары сверху, и эти воспоминания заставили ее сдаться.
Она сделает все, что угодно, лишь бы он отпустил ее. Она встала, но он сжал ее руку. И не отпустил, пока она не сказала:
– Хорошо, пойдемте. Я отведу вас в башню.
Глава 3
Глава 4
Глава 5
– Еда вселила в вас силы, – сказал он. – Впрочем, вы и так в них не нуждались. Да, я приказываю вам отвести меня в башню. Вы должны мне хотя бы это, Андра.
– Я ничего вам не должна!
– Нет, должны. Помните, что вы мне сказали, когда велели уехать? Что я забуду вас, как только вы перестанете находиться у меня перед глазами. Ну вот, я вас не забыл. Я думаю о вас. Я вижу вас во сне. Я жажду вас, и если единственное, что я получу от вас, – это глава моей монографии, что же – я приму это и буду жить этим до самой смерти.
Его ладонь, лежащая на ее руке, была жесткой и обжигающе горячей… как и он сам. Андра помнила жар его тела, помнила, как Хэдден двигался под ней, как наносил удары сверху, и эти воспоминания заставили ее сдаться.
Она сделает все, что угодно, лишь бы он отпустил ее. Она встала, но он сжал ее руку. И не отпустил, пока она не сказала:
– Хорошо, пойдемте. Я отведу вас в башню.
Глава 3
Идя вслед за Андрой наверх по тусклой винтовой лестнице, Хэдден с трудом сдерживал возмущение. Андра заставила его провести в смятении целых два месяца. А теперь у нее хватает духу идти впереди по узким шатким ступеням и мучить его покачиванием своих бедер. Как долго может выносить мужчина такое бездумное поддразнивание?
Если бы только оно не было бездумным. Если бы только она дразнила его нарочно, завлекая в свои объятия. Но она хотела, чтобы он уехал.
Она ведь выгнала его.
Когда он увидел ее в первый раз, она стояла в ручье, подвязав юбки, и смеялась, глядя на уловки овец, пытающихся увильнуть от ритуального купания. Она была хороша собой и беспечна, она казалась воплощением шотландской весны и всего того, чего ему хотелось.
Он только что приехал из Лондона, где на него охотились невесты из-за состояния, благородного происхождения и привлекательной внешности. Там он стал презирать пресыщенных людей, готовых ради собственного удовольствия на все, даже на недостойные поступки. Несмотря на пылкое желание, пробежавшее по жилам, он решил, что не станет обольщать шотландскую крестьянку, которая, вероятно, не осмелится отказать богатому английскому джентльмену. Это было бы скотским поступком.
Но когда выяснилось, что это та самая Андра, к которой послала его леди Валери, все принципы как ветром сдуло.
Однако Хэдден никогда не видел, чтобы женщина работала так упорно, без остановки, словно существование ее людей зависело от нее, и только от нее.
Что, очевидно, было истинной правдой. Она следила за тем, как купают овец, советовалась с пастухами, подбадривала женщин, которые увязывали шерсть в тюки, разговаривала с мужчинами, которым предстояло отвезти эти тюки на рынок, обсуждала со своими ткачами, сколько шерсти потребуется для ее личного потребления. Одновременно с этим она заботилась о домашнем хозяйстве и прислуге и обращалась с Хэдденом гостеприимно и любезно.
Он ей понравился; он знал это. Действительно, когда кто-то из Фэрчайлдов лез из кожи вон, чтобы казаться привлекательным, мало кто из женщин мог устоять. А у Хэддена было еще и дополнительное преимущество – он мог помочь Андре в ее трудах, поскольку в отличие от большинства Фэрчайлдов был человеком знающим и не боялся тяжелой работы. Но что толку в обаянии, привлекательной внешности и многих умениях, если леди, которая вызывала в нем желание, не могла найти времени, чтобы дать себя очаровать?
И вот на третий день своего пребывания в замке Макнахтан он договорился с ее слугами, что оторвет леди Андру от тяжких трудов, составляющих ее жизнь. Когда она пришла на конюшню, он с помощью всех трудоспособных мужчин в Макнахтане усадил ее перед собой в седло и на один день похитил, а Андра смеялась и протестовала, говоря, что у нее много дел.
Но протестовала она не очень настойчиво. Оказавшись вдали от обязанностей, которые связывали ее по рукам и ногам, она с удовольствием помогла ему расправиться с едой и питьем, которые упаковала для них Сайма. Они бродили по холмам, собирая цветы, и Андра держала его за руку. Она с удовольствием слушала, как он поет старинные шотландские песни.
Когда день начал клониться к вечеру, они отправились обратно, Андра обернулась, сидя в седле, и поцеловала его. На самом деле она просто мяла ему губы, пока он не остановился и не научил ее, как это делается. Научил не торопиться, научил наслаждаться.
Хэдден остановился на лестнице и положил руку на стену, чтобы не упасть. При воспоминании об этих поцелуях кровь у него закипела. Лошадь под ним шла, не останавливаясь, Андра лежала у него на коленях, и он весь горел от желания овладеть ею. Немедленно. Все в нем требовало, чтобы он назвал эту гордую шотландку своей.
Но сейчас она никак не поощряла его. Она даже не заметила, что Хэдден остановился. Она продолжала подниматься по лестнице, а Хэдден продолжал смотреть на нее, охваченный жадными намерениями, размышляя о том вечере и о жарком, вызывающем дрожь волнении их первого поцелуя.
Тогда он не воспользовался случаем и не овладел ею. Он снова заботливо усадил ее перед собой, и они вернулись в замок Макнахтан. Воспоминание о собственной сдержанности привело его теперь в ярость, хотя позже, когда она прокралась к нему в постель и робко, изящно, как может только девственница, обольстила его, он решил, что победил. Он ликовал, он глупо влюбился, уверенный, что провел самую успешную кампанию, которую когда-либо проводил ради завоевания женского сердца.
А в конце концов она его отвергла.
– Я никак не хотела… вы не можете… я не могу выйти за вас замуж. – Она схватила одеяло за угол, натянула его на себя и отползла от Хэддена, словно в его лице было что-то угрожающее. – Почему вы просите об этом?
Он был настолько ошеломлен, словно она вытащила топор и попыталась раскроить ему череп.
– Я соблазнил вас. Вы мне не отказали. Вечером вы пришли ко мне. – Он обвел жестом старинную кровать за занавесями, бывшую свидетельницей самых сладких, самых нежных и трепетных любовных ласк, которые он знал в жизни. – Господи, вы были девственницей. Конечно, я хочу на вас жениться!
Она уже не отползала, она прижалась к нему – спутанные волосы, распухшие губы.
– Потому что я была девственницей. Тогда разрешите сказать вам…
– Я хочу жениться на вас не потому, что вы были девственницей! Я просто хочу жениться на вас… – На лице у нее мелькнуло какое-то непонятное выражение. И он поспешно добавил: – Я люблю вас. Я хотел еще вчера жениться на вас. И позавчера. Как только увидел вас.
– Пылкая страсть, – безразлично проговорила она. – Вы приятный мужчина, страдающий от пылкой страсти.
Вот тут-то он и потерял терпение.
– Я не приятный мужчина! – закричал он.
Он мог бы вообще ничего не говорить. А она сказала:
– Теперь… теперь вам нужно уехать.
Приятный мужчина. Он много думал именно об этой фразе. Приятный мужчина. Очевидно, она решила, что он со всеми женщинами ведет себя так, как повел себя с ней, что он влюбляется с предосудительным постоянством. И размышляя о происшедшем, он понял, что у нее сложилось решительно странное мнение о мужчинах, хотя так и не понял почему.
Но он это узнает. Да, узнает.
Андра выглянула из-за поворота лестницы:
– Вы, кажется, запыхались от крутого подъема? Не могу ли я помочь вам? Обхватить вас рукой за талию, старичок?
Она даже не поняла опасности, которой подвергает себя. Хэдден улыбнулся, полагая, что полумрак скроет его угрожающие намерения.
– Да, – согласился он. – Спуститесь сюда и помогите мне.
Голос ли его прозвучал как-то странно, или мелькнули открывшиеся в усмешке зубы, или сыграло роль то, что она узнала о Хэддене в ту ночь, когда сливались их тела, – но Андра бросила на него внимательный взгляд, а потом бодро сказала:
– Это ни к чему. – И голова ее исчезла из виду за поворотом.
Хэдден услышал стук ее туфелек по ступенькам – она торопливо поднималась наверх, – и его улыбка превратилась в хищную усмешку. «Убегай, девочка; от меня не убежишь».
Храбрость служила Андре оружием, и эта храбрость никогда не позволила бы ей встревожиться. Даже теперь, когда Андра пошла медленнее, Хэдден знал, что она уговаривает себя не быть такой дурочкой, что он в ее глазах цивилизованный человек и что можно быть уверенной – он поведет себя как джентльмен.
Она не понимает, что когда мужчина лишается своей пары, он становится совсем другим.
Он застал ее там, где ступени круто поднимались вверх, образуя нечто вроде приставной лестницы. Андра стояла, нагнув голову, перед тесным пространством между ступенями, стеной и потолком, взявшись за ручку двери-люка, и факел на стене едва освещал кромешный мрак, царивший здесь.
– Вы можете поднять крышку люка? – спросила Андра. – Или это сделать мне?
Ее глупая храбрость, должно быть, ослепила ее, в ней проснулись инстинкты первобытной женщины. Ей следовало бежать от него, но вместо этого она его дразнит, словно хочет проверить, не утратил ли он свои манеры джентльмена, когда она выгнала его из своей постели. Он их утратил, но не видел оснований сообщать ей об этом сейчас. Они еще находились довольно близко от обитаемой части замка, и присутствие других, более цивилизованных, людей налагало на Хэддена определенные ограничения.
Осторожно взяв Андру за самый кончик локтя, он отвел ее к стене, подальше от пролета, спускавшегося до основания башни, и прошел мимо. Потом отвел блестящие стальные засовы и поднял крепкую деревянную панель. Заскрежетал металл, заскрипело дерево, Хэдден поднял дверь люка.
Неожиданно яркий свет хлынул из верхней комнаты, и порыв свежего воздуха ворвался в духоту башни.
– Наверное, слуги оставили окна открытыми. Я поговорю с Саймой, когда мы закончим здесь наши дела. – Андре явно хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее, это было ясно по ее тону.
Пружина его возмущения сжалась еще сильнее.
– Действительно, поговорите. Ваши слуги слишком многое себе позволяют.
Раздражение, охватившее Хэддена, передалось и Андре. Он понял это по румянцу, вспыхнувшему у нее на щеках, и по блеску ее темных глаз. Но она удержалась и никак не выразила своего раздражения, и он порадовался этому. Она не хочет отвечать возмущением на его возмущение – а это значит, она опасается того, к чему это может привести.
Она любит его; он знает об этом и выяснит, какая такая прихоть заставила Андру отказаться от него. Такова его миссия на этот вечер – не оставлять Андру, как бы ни хотелось ему этого; он даже согласился посмотреть на свадебный плед Макнахтанов, воспользовавшись им как предлогом.
– Здесь есть мыши? – спросил он.
– Вероятно.
– Я не люблю мышей.
– Какая трусость.
Она высмеивала Хэддена, и он только склонил голову. Если Андра настолько глупа, что считает его трусом, она не заслуживает больше того, что имеет.
Она пошла вперед, и он отступил вниз и жестом указал ей наверх. Он увидел, что на лице у нее мелькнула настороженность, когда она поняла, как удачно он маневрирует ею, но Андра колебалась только мгновение, а потом ринулась вперед.
Она считает его джентльменом или по крайней мере думает, что может управлять им, как управляет всем в своей пустой жизни. Она не понимает, что пласты цивилизованности постепенно спадали с него: и пока он ехал сюда, и во время бесконечного обеда, и во время долгого подъема наверх. Хэдден видел, как она карабкается по лестнице, видел, как ее стройные лодыжки поднялись до уровня его глаз, видел, как она посмотрела на него сверху. Отступать ей было некуда, но она все-таки резко сказала:
– Перестаньте похотливо пялиться на мои ноги и идите за мной.
– Разве я пялюсь? – Он стал прямо позади нее, поднимаясь через две ступеньки. – Подумайте сами – с какой стати мужчина станет похотливо пялиться на лодыжки женщины, которая уже принадлежит ему.
Она поднялась наверх.
– Я не принадлежу…
Его рука ухватила ее, приподняла, повернула. Потом скользнула вниз и легким ударом заставила ее колени подогнуться. Андра упала, доски шумно вздрогнули, и он растянулся на ней во всю длину. Удерживая ее между своими расставленными руками, которыми он упирался в пол, Хэдден сказал:
– Нет, принадлежите. Разрешите вам напомнить, до какой степени вы мне принадлежите.
– Мистер Фэрчайлд… – Ее карие глаза настороженно смотрели на него, ее пальцы были совсем рядом с его грудью, но голос ее звучал бодро и безлико. – То, что произошло между нами раньше, больше не имеет значения.
– Еще совсем недавно я считал вас проницательной женщиной. – Он медленно опускался на нее. – Теперь я изменил свое мнение.
Если бы только оно не было бездумным. Если бы только она дразнила его нарочно, завлекая в свои объятия. Но она хотела, чтобы он уехал.
Она ведь выгнала его.
Когда он увидел ее в первый раз, она стояла в ручье, подвязав юбки, и смеялась, глядя на уловки овец, пытающихся увильнуть от ритуального купания. Она была хороша собой и беспечна, она казалась воплощением шотландской весны и всего того, чего ему хотелось.
Он только что приехал из Лондона, где на него охотились невесты из-за состояния, благородного происхождения и привлекательной внешности. Там он стал презирать пресыщенных людей, готовых ради собственного удовольствия на все, даже на недостойные поступки. Несмотря на пылкое желание, пробежавшее по жилам, он решил, что не станет обольщать шотландскую крестьянку, которая, вероятно, не осмелится отказать богатому английскому джентльмену. Это было бы скотским поступком.
Но когда выяснилось, что это та самая Андра, к которой послала его леди Валери, все принципы как ветром сдуло.
Однако Хэдден никогда не видел, чтобы женщина работала так упорно, без остановки, словно существование ее людей зависело от нее, и только от нее.
Что, очевидно, было истинной правдой. Она следила за тем, как купают овец, советовалась с пастухами, подбадривала женщин, которые увязывали шерсть в тюки, разговаривала с мужчинами, которым предстояло отвезти эти тюки на рынок, обсуждала со своими ткачами, сколько шерсти потребуется для ее личного потребления. Одновременно с этим она заботилась о домашнем хозяйстве и прислуге и обращалась с Хэдденом гостеприимно и любезно.
Он ей понравился; он знал это. Действительно, когда кто-то из Фэрчайлдов лез из кожи вон, чтобы казаться привлекательным, мало кто из женщин мог устоять. А у Хэддена было еще и дополнительное преимущество – он мог помочь Андре в ее трудах, поскольку в отличие от большинства Фэрчайлдов был человеком знающим и не боялся тяжелой работы. Но что толку в обаянии, привлекательной внешности и многих умениях, если леди, которая вызывала в нем желание, не могла найти времени, чтобы дать себя очаровать?
И вот на третий день своего пребывания в замке Макнахтан он договорился с ее слугами, что оторвет леди Андру от тяжких трудов, составляющих ее жизнь. Когда она пришла на конюшню, он с помощью всех трудоспособных мужчин в Макнахтане усадил ее перед собой в седло и на один день похитил, а Андра смеялась и протестовала, говоря, что у нее много дел.
Но протестовала она не очень настойчиво. Оказавшись вдали от обязанностей, которые связывали ее по рукам и ногам, она с удовольствием помогла ему расправиться с едой и питьем, которые упаковала для них Сайма. Они бродили по холмам, собирая цветы, и Андра держала его за руку. Она с удовольствием слушала, как он поет старинные шотландские песни.
Когда день начал клониться к вечеру, они отправились обратно, Андра обернулась, сидя в седле, и поцеловала его. На самом деле она просто мяла ему губы, пока он не остановился и не научил ее, как это делается. Научил не торопиться, научил наслаждаться.
Хэдден остановился на лестнице и положил руку на стену, чтобы не упасть. При воспоминании об этих поцелуях кровь у него закипела. Лошадь под ним шла, не останавливаясь, Андра лежала у него на коленях, и он весь горел от желания овладеть ею. Немедленно. Все в нем требовало, чтобы он назвал эту гордую шотландку своей.
Но сейчас она никак не поощряла его. Она даже не заметила, что Хэдден остановился. Она продолжала подниматься по лестнице, а Хэдден продолжал смотреть на нее, охваченный жадными намерениями, размышляя о том вечере и о жарком, вызывающем дрожь волнении их первого поцелуя.
Тогда он не воспользовался случаем и не овладел ею. Он снова заботливо усадил ее перед собой, и они вернулись в замок Макнахтан. Воспоминание о собственной сдержанности привело его теперь в ярость, хотя позже, когда она прокралась к нему в постель и робко, изящно, как может только девственница, обольстила его, он решил, что победил. Он ликовал, он глупо влюбился, уверенный, что провел самую успешную кампанию, которую когда-либо проводил ради завоевания женского сердца.
А в конце концов она его отвергла.
– Я никак не хотела… вы не можете… я не могу выйти за вас замуж. – Она схватила одеяло за угол, натянула его на себя и отползла от Хэддена, словно в его лице было что-то угрожающее. – Почему вы просите об этом?
Он был настолько ошеломлен, словно она вытащила топор и попыталась раскроить ему череп.
– Я соблазнил вас. Вы мне не отказали. Вечером вы пришли ко мне. – Он обвел жестом старинную кровать за занавесями, бывшую свидетельницей самых сладких, самых нежных и трепетных любовных ласк, которые он знал в жизни. – Господи, вы были девственницей. Конечно, я хочу на вас жениться!
Она уже не отползала, она прижалась к нему – спутанные волосы, распухшие губы.
– Потому что я была девственницей. Тогда разрешите сказать вам…
– Я хочу жениться на вас не потому, что вы были девственницей! Я просто хочу жениться на вас… – На лице у нее мелькнуло какое-то непонятное выражение. И он поспешно добавил: – Я люблю вас. Я хотел еще вчера жениться на вас. И позавчера. Как только увидел вас.
– Пылкая страсть, – безразлично проговорила она. – Вы приятный мужчина, страдающий от пылкой страсти.
Вот тут-то он и потерял терпение.
– Я не приятный мужчина! – закричал он.
Он мог бы вообще ничего не говорить. А она сказала:
– Теперь… теперь вам нужно уехать.
Приятный мужчина. Он много думал именно об этой фразе. Приятный мужчина. Очевидно, она решила, что он со всеми женщинами ведет себя так, как повел себя с ней, что он влюбляется с предосудительным постоянством. И размышляя о происшедшем, он понял, что у нее сложилось решительно странное мнение о мужчинах, хотя так и не понял почему.
Но он это узнает. Да, узнает.
Андра выглянула из-за поворота лестницы:
– Вы, кажется, запыхались от крутого подъема? Не могу ли я помочь вам? Обхватить вас рукой за талию, старичок?
Она даже не поняла опасности, которой подвергает себя. Хэдден улыбнулся, полагая, что полумрак скроет его угрожающие намерения.
– Да, – согласился он. – Спуститесь сюда и помогите мне.
Голос ли его прозвучал как-то странно, или мелькнули открывшиеся в усмешке зубы, или сыграло роль то, что она узнала о Хэддене в ту ночь, когда сливались их тела, – но Андра бросила на него внимательный взгляд, а потом бодро сказала:
– Это ни к чему. – И голова ее исчезла из виду за поворотом.
Хэдден услышал стук ее туфелек по ступенькам – она торопливо поднималась наверх, – и его улыбка превратилась в хищную усмешку. «Убегай, девочка; от меня не убежишь».
Храбрость служила Андре оружием, и эта храбрость никогда не позволила бы ей встревожиться. Даже теперь, когда Андра пошла медленнее, Хэдден знал, что она уговаривает себя не быть такой дурочкой, что он в ее глазах цивилизованный человек и что можно быть уверенной – он поведет себя как джентльмен.
Она не понимает, что когда мужчина лишается своей пары, он становится совсем другим.
Он застал ее там, где ступени круто поднимались вверх, образуя нечто вроде приставной лестницы. Андра стояла, нагнув голову, перед тесным пространством между ступенями, стеной и потолком, взявшись за ручку двери-люка, и факел на стене едва освещал кромешный мрак, царивший здесь.
– Вы можете поднять крышку люка? – спросила Андра. – Или это сделать мне?
Ее глупая храбрость, должно быть, ослепила ее, в ней проснулись инстинкты первобытной женщины. Ей следовало бежать от него, но вместо этого она его дразнит, словно хочет проверить, не утратил ли он свои манеры джентльмена, когда она выгнала его из своей постели. Он их утратил, но не видел оснований сообщать ей об этом сейчас. Они еще находились довольно близко от обитаемой части замка, и присутствие других, более цивилизованных, людей налагало на Хэддена определенные ограничения.
Осторожно взяв Андру за самый кончик локтя, он отвел ее к стене, подальше от пролета, спускавшегося до основания башни, и прошел мимо. Потом отвел блестящие стальные засовы и поднял крепкую деревянную панель. Заскрежетал металл, заскрипело дерево, Хэдден поднял дверь люка.
Неожиданно яркий свет хлынул из верхней комнаты, и порыв свежего воздуха ворвался в духоту башни.
– Наверное, слуги оставили окна открытыми. Я поговорю с Саймой, когда мы закончим здесь наши дела. – Андре явно хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее, это было ясно по ее тону.
Пружина его возмущения сжалась еще сильнее.
– Действительно, поговорите. Ваши слуги слишком многое себе позволяют.
Раздражение, охватившее Хэддена, передалось и Андре. Он понял это по румянцу, вспыхнувшему у нее на щеках, и по блеску ее темных глаз. Но она удержалась и никак не выразила своего раздражения, и он порадовался этому. Она не хочет отвечать возмущением на его возмущение – а это значит, она опасается того, к чему это может привести.
Она любит его; он знает об этом и выяснит, какая такая прихоть заставила Андру отказаться от него. Такова его миссия на этот вечер – не оставлять Андру, как бы ни хотелось ему этого; он даже согласился посмотреть на свадебный плед Макнахтанов, воспользовавшись им как предлогом.
– Здесь есть мыши? – спросил он.
– Вероятно.
– Я не люблю мышей.
– Какая трусость.
Она высмеивала Хэддена, и он только склонил голову. Если Андра настолько глупа, что считает его трусом, она не заслуживает больше того, что имеет.
Она пошла вперед, и он отступил вниз и жестом указал ей наверх. Он увидел, что на лице у нее мелькнула настороженность, когда она поняла, как удачно он маневрирует ею, но Андра колебалась только мгновение, а потом ринулась вперед.
Она считает его джентльменом или по крайней мере думает, что может управлять им, как управляет всем в своей пустой жизни. Она не понимает, что пласты цивилизованности постепенно спадали с него: и пока он ехал сюда, и во время бесконечного обеда, и во время долгого подъема наверх. Хэдден видел, как она карабкается по лестнице, видел, как ее стройные лодыжки поднялись до уровня его глаз, видел, как она посмотрела на него сверху. Отступать ей было некуда, но она все-таки резко сказала:
– Перестаньте похотливо пялиться на мои ноги и идите за мной.
– Разве я пялюсь? – Он стал прямо позади нее, поднимаясь через две ступеньки. – Подумайте сами – с какой стати мужчина станет похотливо пялиться на лодыжки женщины, которая уже принадлежит ему.
Она поднялась наверх.
– Я не принадлежу…
Его рука ухватила ее, приподняла, повернула. Потом скользнула вниз и легким ударом заставила ее колени подогнуться. Андра упала, доски шумно вздрогнули, и он растянулся на ней во всю длину. Удерживая ее между своими расставленными руками, которыми он упирался в пол, Хэдден сказал:
– Нет, принадлежите. Разрешите вам напомнить, до какой степени вы мне принадлежите.
– Мистер Фэрчайлд… – Ее карие глаза настороженно смотрели на него, ее пальцы были совсем рядом с его грудью, но голос ее звучал бодро и безлико. – То, что произошло между нами раньше, больше не имеет значения.
– Еще совсем недавно я считал вас проницательной женщиной. – Он медленно опускался на нее. – Теперь я изменил свое мнение.
Глава 4
Ноги Хэддена находились между ног Андры, коленями он прижимал к полу ее юбки, не давая двигаться. Запах мыла смешивался с запахом его тела, и дыхание тяжело вырывалось из полураскрытых губ. Ее пальцы были совсем рядом с его грудью, так что Андра ощущала исходящее от него тепло, но она отвела руки. Что-то в ней требовало, чтобы она не прикасалась к нему. Не прикасалась, если хочет сохранить свою независимость…
В черноте его зрачков Андра видела решимость, которая направляла его. Его дыхание касалось ее щеки.
– Андра.
Похожая решимость вспыхнула и в ней; Андра не даст ему запугать себя. Она с силой оттолкнула его.
– Слезьте с меня, здоровенный вы болван. Что вы из себя строите? Какого-то английского разбойника?
Он скатился с нее и плюхнулся на спину, прикрыв глаза рукой. Она испытала некоторое удовлетворение и тайную радость. Значит, она не так уж ошиблась в своем мнении о Хэддене. Он не пнет ногой собаку, не ударит служанку, не станет целовать девушку против ее воли. Он славный человек, уступчивый.
Со временем он поступит именно так, как она предсказывала все эти месяцы. Он о ней забудет.
Она никак не думала, что он придет в такое раздражение. Андра опасливо отодвинулась от него в глубину комнаты. Неужели в его характере есть какие-то грани, которые она неверно определила?
– Значит, дело в этом? – Голос его звучал настороженно мягко, точно у игрока, решившего не показывать свои карты. Хэдден все еще прятал глаза, закрывшись рукой.
– В чем? – осторожно спросила она.
– Вы поэтому отвергли мои ухаживания? Потому что я англичанин?
– Нет, конечно, нет.
– Значит, дело в моей семье.
– В вашей семье?
– Вероятно, дурная слава Фэрчайлдов дошла даже до Шотландского нагорья. Вы знаете, что о нас говорят, и вам не хочется прививать такой побег к вашему великолепному фамильному древу.
Она смотрела на него с удивлением; он хорош собой, порядочен, добр, его слова вызывали у нее сомнение – но будь она проклята, если скажет ему истинную причину своего отказа.
– Я ничего не знаю о вашей семье.
– Значит, вас беспокоит то, что меня воспитывала сестра, а она сделала это, конечно, не так хорошо, как сделали бы родители. Но все же уверяю вас – она нежно любила меня и хорошо учила, У меня манеры и нравственные понятия человека, которого вырастил строгий отец.
– Это я знаю, потому что у нас в Шотландском нагорье человека ценят по характеру, а не по происхождению, – гордо сказала она.
Он отвёл руку от лица и уставился в потолок.
– Вот как? И как же вы оцениваете мой характер?
Она сглотнула.
– Вы сказали, что хотите жениться на мне, но я знала, что это не так… вы просто увлечены.
Повернув голову, Хэдден окинул ее внимательным взглядом:
– Вот как.
Она еще немного отодвинулась от него, жалея, что не может промчаться вниз по лестнице, выскочить за дверь и спрятаться от этого загадочного, понимающего взгляда. Ей не нравилось сочетание напряженности и беспечности, которую представлял собой этот человек. Это вызывало у нее неуверенность в себе и в своей власти над ним. Она не привыкла чувствовать себя таким образом – нервозно, точно лошадь, которую выезжают. Во-первых, она леди, во-вторых, привыкла руководить.
Но почему же тогда сердце у нее бьется как-то слишком быстро? Почему перехватывает дыхание, а на лбу выступил легкий пот? Не потому ли, что она боится, как бы он не заставил сказать правду? А ведь даже сама с собой она притворялась, что этой правды не существует.
И Андра умышленно, уже в который раз за эти месяцы, обратила свои мысли к делам и обязанностям. Но думать об этом сейчас она не могла, поэтому оглядела комнату. В конце концов, хозяйка должна оценить, как поработала ее прислуга.
В комнате не осталось никаких следов пыли. Доски пола, старые и потрескавшиеся, были вымыты. Оконные стекла блестели, оба окна были слегка приоткрыты, чтобы дать допуск свежему воздуху. Паутина больше не висела по углам. В комнате стояла ненужная или негодная мебель – стул с ободранной обивкой, скамья, высокий старый стол-подставка для лампы.
Со всего замка собрали сундуки и подняли сюда, наверх, и Андра скривилась, представив себе, как ворчали при этом слуги. Но ей больше, чем кому-либо, была известна тщетность споров с Саймой, когда та приступала к выполнению своего замысла, а эта комната была действительно просторной и светлой. Наверное, Сайма права. Наверное, памятные фамильные вещи нужно хранить именно здесь.
Андра не очень много знала о мужчинах и мужских желаниях, но при виде грубого пристального взгляда Хэддена у нее возникло ощущение, что следует поспешить с пледом, иначе придется отбиваться.
Раньше такого не было. Нет, в прошлый раз, когда он приезжал сюда, в роли соблазнительницы выступила она, и роль ей удалась, потому что еще не настало утро, а он уже предложил ей выйти за него замуж.
Проснувшись, она обнаружила, что он смотрит на нее с необычным блеском в глазах.
– Андра. – Ласковым прикосновением пальца он отвел волосы с ее лица. – Вы женщина, которую я люблю. Прошу вас, выходите за меня замуж.
Черт бы его побрал! Зачем он привнес реальность в ее фантазии? И черт бы побрал ее саму за то, что захотелось закричать, как испуганному ребенку, когда он сделал ей предложение.
И теперь она несколько раз сглотнула, стараясь побороть почти такой же страх.
– Плед. Сайма сказала, что он в сундуке. Давайте посмотрим его, пока не стемнело.
– В сундуке? – Он окинул взглядом пять сундуков, стоявших в ряд; некоторые были настолько древними, что треснули по стыкам. – В котором именно?
Неужели нужно до такой степени все усложнять? И неужели Сайма не могла высказаться немного точнее?
– Поищите.
– А я узнаю, что это плед Макнахтанов, когда увижу его?
Он прав, с неудовольствием согласилась она. Конечно, придется помочь ему отыскать этот свадебный плед, после чего можно будет с чистой совестью отправить настырного гостя на все четыре стороны.
– Я помогу вам.
Из его груди вырвался какой-то звук – не то смех, не то ропот; скорее всего ворчание.
Поднявшись с пола, она обнаружила, что колени у нее все еще дрожат, но цель – показать ему этот несчастный плед и избавиться от непрошеной близости – помогла ей укрепиться.
– Можете не искать, если вы такой лентяй. Я сама поищу.
Она направилась к сундуку, стоявшему дальше всех, и Хэдден пошел за ней.
– Нет. – Она протянула руку, чтобы остановить его, потом быстро опустила ее, чтобы он не заметил, что рука у нее дрожит. – Мне будет удобнее, если вы не будете стоять у меня над душой.
Остановившись, он сказал:
– Вы, как всегда, любезны, леди Андра.
Любезна? Любезность ей ни к чему. Ее заботит только скорость. Она посмотрела в окно. Стоял июль, в Шотландии это разгар лета. До девяти у них есть два часа солнечного света.
Но сундуки были широкие и глубокие, все пять заполнены историей Макнахтанов, и, опускаясь на колени перед первым сундуком, Андра поняла, что лелеемая ею надежда найти здесь плед безумна.
Тем не менее Андра затаила дыхание, подняв крышку и сняв первый слой – простую бумагу, которую положили сверху, чтобы защитить содержимое от пыли. Под бумагой лежали пледы, множество пледов, и на мгновение Андра позволила себе погрузиться в запах старых тканей и старых воспоминаний.
Потом, когда Хэдден подошел к ней, она вынула эти аккуратно сложенные пледы. Плед Макаллистеров, плед Макниллов, плед Россов. Пледы всех тех семей, женщины которых в то или иное время выходили замуж за мужчин из рода Макнахтанов.
Но пледов Макнахтанов здесь не было.
Она осторожно положила пледы обратно и покрыла их бумагой.
Потом откуда-то издали до нее донесся какой-то глухой жуткий звук… Обернувшись, Андра спросила:
– Что это?
– Ваши мыши. – Хэдден стоял у высокого стола с таким хмурым видом, словно местонахождение этого стола вызывало у него раздражение.
Она напрягла слух, но больше ничего не услышала. Блуждающий ветерок взъерошил ей волосы, и Андра успокоилась. Ну конечно. Это слуги разговаривают внизу, на дворе.
Она подошла ко второму сундуку, а за спиной у нее Хэдден протащил что-то по полу. Мужчины любят переставлять мебель по-своему. Пусть себе – лишь бы не болтался рядом с ней.
Шум прекратился, и ей стало не по себе. Оглянувшись, она увидела Хэддена. Он стоял слишком близко, чтобы она могла чувствовать себя спокойно, и она сердито посмотрела на него.
Он ответил ей таким же сердитым взглядом, потом круто повернулся, а когда она подняла крышку сундука, то услышала, что по полу опять что-то протащили.
Ох уж эти мужчины. Кому, как не ей, знать, что им нужно чем-то занять себя, иначе они натворят беды.
Андра заглянула внутрь, посмотрела на завернутые в бумагу предметы странных очертаний, которыми был заполнен сундук. Взяв один из них, она взвесила его на руке. Легкий, продолговатый, бугристый. Развернув бумагу, она вздрогнула, уронила этот предмет – и рассмеялась.
В черноте его зрачков Андра видела решимость, которая направляла его. Его дыхание касалось ее щеки.
– Андра.
Похожая решимость вспыхнула и в ней; Андра не даст ему запугать себя. Она с силой оттолкнула его.
– Слезьте с меня, здоровенный вы болван. Что вы из себя строите? Какого-то английского разбойника?
Он скатился с нее и плюхнулся на спину, прикрыв глаза рукой. Она испытала некоторое удовлетворение и тайную радость. Значит, она не так уж ошиблась в своем мнении о Хэддене. Он не пнет ногой собаку, не ударит служанку, не станет целовать девушку против ее воли. Он славный человек, уступчивый.
Со временем он поступит именно так, как она предсказывала все эти месяцы. Он о ней забудет.
Она никак не думала, что он придет в такое раздражение. Андра опасливо отодвинулась от него в глубину комнаты. Неужели в его характере есть какие-то грани, которые она неверно определила?
– Значит, дело в этом? – Голос его звучал настороженно мягко, точно у игрока, решившего не показывать свои карты. Хэдден все еще прятал глаза, закрывшись рукой.
– В чем? – осторожно спросила она.
– Вы поэтому отвергли мои ухаживания? Потому что я англичанин?
– Нет, конечно, нет.
– Значит, дело в моей семье.
– В вашей семье?
– Вероятно, дурная слава Фэрчайлдов дошла даже до Шотландского нагорья. Вы знаете, что о нас говорят, и вам не хочется прививать такой побег к вашему великолепному фамильному древу.
Она смотрела на него с удивлением; он хорош собой, порядочен, добр, его слова вызывали у нее сомнение – но будь она проклята, если скажет ему истинную причину своего отказа.
– Я ничего не знаю о вашей семье.
– Значит, вас беспокоит то, что меня воспитывала сестра, а она сделала это, конечно, не так хорошо, как сделали бы родители. Но все же уверяю вас – она нежно любила меня и хорошо учила, У меня манеры и нравственные понятия человека, которого вырастил строгий отец.
– Это я знаю, потому что у нас в Шотландском нагорье человека ценят по характеру, а не по происхождению, – гордо сказала она.
Он отвёл руку от лица и уставился в потолок.
– Вот как? И как же вы оцениваете мой характер?
Она сглотнула.
– Вы сказали, что хотите жениться на мне, но я знала, что это не так… вы просто увлечены.
Повернув голову, Хэдден окинул ее внимательным взглядом:
– Вот как.
Она еще немного отодвинулась от него, жалея, что не может промчаться вниз по лестнице, выскочить за дверь и спрятаться от этого загадочного, понимающего взгляда. Ей не нравилось сочетание напряженности и беспечности, которую представлял собой этот человек. Это вызывало у нее неуверенность в себе и в своей власти над ним. Она не привыкла чувствовать себя таким образом – нервозно, точно лошадь, которую выезжают. Во-первых, она леди, во-вторых, привыкла руководить.
Но почему же тогда сердце у нее бьется как-то слишком быстро? Почему перехватывает дыхание, а на лбу выступил легкий пот? Не потому ли, что она боится, как бы он не заставил сказать правду? А ведь даже сама с собой она притворялась, что этой правды не существует.
И Андра умышленно, уже в который раз за эти месяцы, обратила свои мысли к делам и обязанностям. Но думать об этом сейчас она не могла, поэтому оглядела комнату. В конце концов, хозяйка должна оценить, как поработала ее прислуга.
В комнате не осталось никаких следов пыли. Доски пола, старые и потрескавшиеся, были вымыты. Оконные стекла блестели, оба окна были слегка приоткрыты, чтобы дать допуск свежему воздуху. Паутина больше не висела по углам. В комнате стояла ненужная или негодная мебель – стул с ободранной обивкой, скамья, высокий старый стол-подставка для лампы.
Со всего замка собрали сундуки и подняли сюда, наверх, и Андра скривилась, представив себе, как ворчали при этом слуги. Но ей больше, чем кому-либо, была известна тщетность споров с Саймой, когда та приступала к выполнению своего замысла, а эта комната была действительно просторной и светлой. Наверное, Сайма права. Наверное, памятные фамильные вещи нужно хранить именно здесь.
Андра не очень много знала о мужчинах и мужских желаниях, но при виде грубого пристального взгляда Хэддена у нее возникло ощущение, что следует поспешить с пледом, иначе придется отбиваться.
Раньше такого не было. Нет, в прошлый раз, когда он приезжал сюда, в роли соблазнительницы выступила она, и роль ей удалась, потому что еще не настало утро, а он уже предложил ей выйти за него замуж.
Проснувшись, она обнаружила, что он смотрит на нее с необычным блеском в глазах.
– Андра. – Ласковым прикосновением пальца он отвел волосы с ее лица. – Вы женщина, которую я люблю. Прошу вас, выходите за меня замуж.
Черт бы его побрал! Зачем он привнес реальность в ее фантазии? И черт бы побрал ее саму за то, что захотелось закричать, как испуганному ребенку, когда он сделал ей предложение.
И теперь она несколько раз сглотнула, стараясь побороть почти такой же страх.
– Плед. Сайма сказала, что он в сундуке. Давайте посмотрим его, пока не стемнело.
– В сундуке? – Он окинул взглядом пять сундуков, стоявших в ряд; некоторые были настолько древними, что треснули по стыкам. – В котором именно?
Неужели нужно до такой степени все усложнять? И неужели Сайма не могла высказаться немного точнее?
– Поищите.
– А я узнаю, что это плед Макнахтанов, когда увижу его?
Он прав, с неудовольствием согласилась она. Конечно, придется помочь ему отыскать этот свадебный плед, после чего можно будет с чистой совестью отправить настырного гостя на все четыре стороны.
– Я помогу вам.
Из его груди вырвался какой-то звук – не то смех, не то ропот; скорее всего ворчание.
Поднявшись с пола, она обнаружила, что колени у нее все еще дрожат, но цель – показать ему этот несчастный плед и избавиться от непрошеной близости – помогла ей укрепиться.
– Можете не искать, если вы такой лентяй. Я сама поищу.
Она направилась к сундуку, стоявшему дальше всех, и Хэдден пошел за ней.
– Нет. – Она протянула руку, чтобы остановить его, потом быстро опустила ее, чтобы он не заметил, что рука у нее дрожит. – Мне будет удобнее, если вы не будете стоять у меня над душой.
Остановившись, он сказал:
– Вы, как всегда, любезны, леди Андра.
Любезна? Любезность ей ни к чему. Ее заботит только скорость. Она посмотрела в окно. Стоял июль, в Шотландии это разгар лета. До девяти у них есть два часа солнечного света.
Но сундуки были широкие и глубокие, все пять заполнены историей Макнахтанов, и, опускаясь на колени перед первым сундуком, Андра поняла, что лелеемая ею надежда найти здесь плед безумна.
Тем не менее Андра затаила дыхание, подняв крышку и сняв первый слой – простую бумагу, которую положили сверху, чтобы защитить содержимое от пыли. Под бумагой лежали пледы, множество пледов, и на мгновение Андра позволила себе погрузиться в запах старых тканей и старых воспоминаний.
Потом, когда Хэдден подошел к ней, она вынула эти аккуратно сложенные пледы. Плед Макаллистеров, плед Макниллов, плед Россов. Пледы всех тех семей, женщины которых в то или иное время выходили замуж за мужчин из рода Макнахтанов.
Но пледов Макнахтанов здесь не было.
Она осторожно положила пледы обратно и покрыла их бумагой.
Потом откуда-то издали до нее донесся какой-то глухой жуткий звук… Обернувшись, Андра спросила:
– Что это?
– Ваши мыши. – Хэдден стоял у высокого стола с таким хмурым видом, словно местонахождение этого стола вызывало у него раздражение.
Она напрягла слух, но больше ничего не услышала. Блуждающий ветерок взъерошил ей волосы, и Андра успокоилась. Ну конечно. Это слуги разговаривают внизу, на дворе.
Она подошла ко второму сундуку, а за спиной у нее Хэдден протащил что-то по полу. Мужчины любят переставлять мебель по-своему. Пусть себе – лишь бы не болтался рядом с ней.
Шум прекратился, и ей стало не по себе. Оглянувшись, она увидела Хэддена. Он стоял слишком близко, чтобы она могла чувствовать себя спокойно, и она сердито посмотрела на него.
Он ответил ей таким же сердитым взглядом, потом круто повернулся, а когда она подняла крышку сундука, то услышала, что по полу опять что-то протащили.
Ох уж эти мужчины. Кому, как не ей, знать, что им нужно чем-то занять себя, иначе они натворят беды.
Андра заглянула внутрь, посмотрела на завернутые в бумагу предметы странных очертаний, которыми был заполнен сундук. Взяв один из них, она взвесила его на руке. Легкий, продолговатый, бугристый. Развернув бумагу, она вздрогнула, уронила этот предмет – и рассмеялась.
Глава 5
От ее смеха возмущение Хэддена стихло, и его непреодолимо потянуло к ней. Он стоял, возвышаясь над Андрой, и ему страшно хотелось отвести пряди волос с нежной кожи ее шеи и прижаться к ней губами. Ему хотелось схватить Андру в объятия и любить ее до тех пор, пока у нее не иссякнут силы. Ему хотелось… ему хотелось говорить с ней, будь она неладна. Просто говорить, исследовать закоулки ее души, узнавать ее. Но кажется, именно это-то и пугало Андру больше всего. И он спросил тихо, как обычно разговаривал с норовистыми лошадьми:
– Что вас так насмешило?
– Мой двоюродный дедушка.
Он понятия не имел, что у нее есть какой-то дедушка.
– И что такое с вашим двоюродным дедушкой?
– Он был путешественником. Уехал из Шотландии в молодости – это случилось после битвы при Куллодене – и объехал весь мир. Много лет спустя он привез с собой кое-какие необычные вещицы на память.
Она говорила свободно – так она не говорила с ним с тех пор, как он произнес роковые слова «выходите за меня замуж», – и Хэдден наклонился к ней ближе.
– Что за необычные вещицы?
Андра вынула деревянную маску, разрисованную странными рисунками, и помахала ею перед Хэдденом.
– Это из Африки. Дядя Кларенс рассказывал, что туземные женщины вешают такие маски в своих хижинах, отпугивая злых духов. – И, улыбаясь, Андра протянула ему причудливую маску.
– Меня она непременно напугала бы. – Он поворачивал маску и так и сяк.
– И вот это. – Она развернула раскрашенные часы, украшенные затейливой резьбой в виде завитушек и щеголяющие потайными дверцами. – Из Германии.
Хэдден присел на корточки, отложил маску в сторону и взял в руки часы.
– Оригинально.
– Безобразно, – поправила она.
– Ну… пожалуй. – Она тоже улыбнулась, и у него перехватило дыхание.
– Если их завести, они очень точно показывают время, и каждый час вот отсюда выскакивает птичка и поет.
– Почему же вы не держите их внизу, в большом зале? – осторожно пошутил он.
– Мы и держали, пока дедушка… пока он не уехал. – Она больше не улыбалась. – Тогда мы их убрали, потому что, увидев их, моя мать начинала плакать.
Вот один кусочек головоломки, понял Хэдден; она скучает по своему деду и переживает из-за матери.
– А почему он уехал?
– Воспоминания у нас в Шотландском нагорье живут долго. Здесь были англичане, забравшие себе поместья тех шотландцев, которых объявили вне закона, один из них помнил дедушку Кларенса и угрожал выдать его как мятежника. Дедушка понимал, что семья может очень пострадать из-за этого. – Она пожала плечами, как будто это не имело значения, хотя значение это очень даже имело. – Вот он и уехал.
Хэдден неторопливо уселся на овечью шкуру, вытянул длинные ноги и помассировал бедра, как будто они болели.
– Но ведь он был, надо думать, старым человеком! Чем он мог быть им опасен?
Она искоса посмотрела на него. Увидев, что его руки двигаются вверх-вниз по мышцам, она бессознательно стала подражать ему, растирая ноги длинными задумчивыми движениями.
– Он мог бы отнять у этого несчастного мужа-англичанина свою бывшую возлюбленную и увезти ее с собой, вот что.
Она проговорила это с юмором, но на самом деле ей было не смешно. За ее храброй улыбкой, за выгнутыми бровями скрывалась печаль.
– Значит, он был белой вороной? – проговорил Хэдден.
– Только не в семье Макнахтан. В семье Макнахтан все мужчины – белые вороны. – И, нагнувшись, она начала рыться в сундуке, словно могла спрятаться среди его содержимого.
Но спрятаться от Хэддена она уже не могла, потому что он наконец-то начал получать ответы на терзавшие его вопросы.
– Что вас так насмешило?
– Мой двоюродный дедушка.
Он понятия не имел, что у нее есть какой-то дедушка.
– И что такое с вашим двоюродным дедушкой?
– Он был путешественником. Уехал из Шотландии в молодости – это случилось после битвы при Куллодене – и объехал весь мир. Много лет спустя он привез с собой кое-какие необычные вещицы на память.
Она говорила свободно – так она не говорила с ним с тех пор, как он произнес роковые слова «выходите за меня замуж», – и Хэдден наклонился к ней ближе.
– Что за необычные вещицы?
Андра вынула деревянную маску, разрисованную странными рисунками, и помахала ею перед Хэдденом.
– Это из Африки. Дядя Кларенс рассказывал, что туземные женщины вешают такие маски в своих хижинах, отпугивая злых духов. – И, улыбаясь, Андра протянула ему причудливую маску.
– Меня она непременно напугала бы. – Он поворачивал маску и так и сяк.
– И вот это. – Она развернула раскрашенные часы, украшенные затейливой резьбой в виде завитушек и щеголяющие потайными дверцами. – Из Германии.
Хэдден присел на корточки, отложил маску в сторону и взял в руки часы.
– Оригинально.
– Безобразно, – поправила она.
– Ну… пожалуй. – Она тоже улыбнулась, и у него перехватило дыхание.
– Если их завести, они очень точно показывают время, и каждый час вот отсюда выскакивает птичка и поет.
– Почему же вы не держите их внизу, в большом зале? – осторожно пошутил он.
– Мы и держали, пока дедушка… пока он не уехал. – Она больше не улыбалась. – Тогда мы их убрали, потому что, увидев их, моя мать начинала плакать.
Вот один кусочек головоломки, понял Хэдден; она скучает по своему деду и переживает из-за матери.
– А почему он уехал?
– Воспоминания у нас в Шотландском нагорье живут долго. Здесь были англичане, забравшие себе поместья тех шотландцев, которых объявили вне закона, один из них помнил дедушку Кларенса и угрожал выдать его как мятежника. Дедушка понимал, что семья может очень пострадать из-за этого. – Она пожала плечами, как будто это не имело значения, хотя значение это очень даже имело. – Вот он и уехал.
Хэдден неторопливо уселся на овечью шкуру, вытянул длинные ноги и помассировал бедра, как будто они болели.
– Но ведь он был, надо думать, старым человеком! Чем он мог быть им опасен?
Она искоса посмотрела на него. Увидев, что его руки двигаются вверх-вниз по мышцам, она бессознательно стала подражать ему, растирая ноги длинными задумчивыми движениями.
– Он мог бы отнять у этого несчастного мужа-англичанина свою бывшую возлюбленную и увезти ее с собой, вот что.
Она проговорила это с юмором, но на самом деле ей было не смешно. За ее храброй улыбкой, за выгнутыми бровями скрывалась печаль.
– Значит, он был белой вороной? – проговорил Хэдден.
– Только не в семье Макнахтан. В семье Макнахтан все мужчины – белые вороны. – И, нагнувшись, она начала рыться в сундуке, словно могла спрятаться среди его содержимого.
Но спрятаться от Хэддена она уже не могла, потому что он наконец-то начал получать ответы на терзавшие его вопросы.