Доктор Нонна. Зойка моя! (сборник)

   – Геннадий Матвеевич, – пыталась обратить внимание отца на ребенка няня, – с девочкой что-то происходит. Она перестала с нами общаться, с Арсением постоянно ругается, ее оценки стали намного хуже, а про пение я вообще молчу. А вещи… Ее вещи постоянно пахнут табаком – девочка курит. Надо что-то делать.
   – Я поговорю с ней, – отвечал Покровский и снова уходил в свою новую яркую жизнь, которой он был лишен долгих 16 лет.
 
   Прошло восемь месяцев. Арсений оканчивал школу и шел на золотую медаль. Мальчик упорно готовился к поступлению в медицинский вуз, причем хотел это сделать без помощи отца, который, безусловно, имел связи и мог лишить сына нервотрепки, связанной со вступительными экзаменами. Но и Геннадий, и Арсений понимали, что врач – это человек, отвечающий за жизни других людей, поэтому рассчитывать с самого момента поступления и до конца всей своей карьеры придется только на самого себя. Но если сын не приносил никаких хлопот семье, то с Зоей дела обстояли намного хуже. С момента возвращения из Иркутска девочка очень изменилась. С ней стало сложно разговаривать: она то ластилась к отцу и не отпускала его от себя ни на шаг, особенно в те редкие дни, когда Инна не приезжала в гости, то грубила, правда, если уж грубила, то попадало всем. Больнее всего девушка обижала Арсения, хотя тот души не чаял в своей сестре. И снова няня шла к Покровскому, чтобы поговорить:
   – Геннадий Матвеевич, может, ее психологу показать?
   – Это просто подростковый период, – отвечал отец, отправляя в этот момент сообщение своей женщине.
   – Может, и подростковый, но ситуация-то нездоровая, – продолжала настаивать пожилая женщина. – Девочка ревнует вас. Женились бы вы на Инне, что ли? Может, тогда Зоечка станет смотреть на вас по-другому.
   – По-другому? – переспросил Геннадий. – Что вы имеете в виду?
   – Мне кажется, что она видит в вас мужчину, а не отца, – вздохнула Галина Павловна. – Зря Борис Львович все девочке рассказал, зря…
   – Ну что вы выдумываете? – усмехнулся отец. – Она же еще ребенок, всего четырнадцать с половиной лет.
   – Раньше в это время уже женщинами становились… И она теперь такая же – взрослая и дитя одновременно. И ей сейчас очень тяжело: ведь она вас любит, но знает, что вы ей не отец, поэтому в голове все перемешалось.
   – И вы считаете, что женитьба поможет? – поинтересовался Покровский, хотя и сам подумывал о том, чтобы создать с Инной семью.
   – Может быть, – ответила няня, хотя было видно, что сомнения ее гложут.
   – Я подумаю, – пообещал мужчина и направился к дочери в комнату.
 
   Зоя сидела на кровати и рассматривала журналы.
   – Давай поговорим, дочка, – предложил Покровский.
   – О чем? – язвительно спросила та. – О твоей всепоглощающей любви?
   – Малышка моя, – ласково погладил девушку отец, – ты всегда была и будешь моей самой любимой девочкой. Я знаю, что последние события потрясли тебя, да и меня тоже, и жизнь твоя изменилась, но моя любовь к тебе вечна.
   – Я люблю тебя, – прошептала Зоя, глядя Геннадию в глаза.
   – И я тебя люблю, дочка, – ответил Покровский.
   – Ты так ничего и не понял, – промолвила девушка и, отвернувшись к стене, разрыдалась. Сердце Гены разрывалось от жалости к этой маленькой худенькой брюнеточке, которая волею судьбы стала его дочерью. Он схватил хрупкое тельце, прижал к себе и начал укачивать рыдающую дочь, как ребенка. Через какое-то время Зоя затихла и заснула. Мужчина накрыл девочку одеялом и вышел из комнаты.
 
   Думать о женитьбе Геннадию долго не пришлось – через неделю Инна сообщила, что беременна. Радости мужчины не было предела – наконец-то у него будет свой ребенок, в полной мере свой, зачатый им и его любимой женщиной в порыве осознанной страсти. Решив скрыть до поры до времени интересное положение невесты, пара подала заявление в ЗАГС и стала готовиться к торжеству. Галина Павловна активно принимала участие в организации торжества, а дети устранились от этой темы. Арсению было просто не до этого – он целыми днями просиживал над учебниками, готовился к экзаменам и читал всю доступную ему литературу профессиональной тематики, а Зоя злилась, почти не выходила из своей комнаты и отказывалась разговаривать и с отцом, и с братом, и с будущей мачехой. Лишь няню она допускала к себе.
   Свадьба и праздничный банкет прошли великолепно, и только Зоечка не видела этого. Перед таким важным событием в жизни ее отца у девушки поднялась высокая температура, которую не могли сбить ни сам Геннадий, ни Арсений, ни приглашенные Покровским врачи. Галина Павловна осталась с больной, хотя ей очень хотелось поприсутствовать там, куда было вложено так много ее сил и стараний. Именно в тот день няня обнаружила, что ее Зайка отказывается от еды, даже от куриного бульона, но решила не настаивать. Она вытирала потный белый лобик девочки влажными полотенцами, поила ее горячим чаем и целовала тонкие пальчики, а девочка лишь на минутку открывала потускневшие глаза и тут же закрывала их.
   В доме наступила мертвая тишина.

Глава 12

   – Неужели именно с нашей свадьбы Зоя перестала есть? – испуганно спросила Инна.
   – Похоже, что да, – тоскливо ответил Геннадий. – Галина Павловна, вы не помните, не изменились ли Зоины привычки за то время, что мы были в свадебном путешествии?
   – Привычки? – няня задумалась. – Ну, Зоя перестала выходить на кухню и старалась есть в комнате. Я, правда, думала, что это из-за того, что вас нет дома, а со мной и Арсюшей ей неинтересно.
   – Боюсь, тут другая причина, – сказал Покровский и провел пальцем по тексту лежащего перед ним справочника. Вот послушайте: «Девочки-подростки часто используют одинаковые отговорки, позволяющие им избежать приема пищи. Чаще всего употребляются следующие предлоги: «поела у подруги», «была в кафе», «поем в своей комнате».
   – Боже, именно это она постоянно и говорила – воскликнула Галина Павловна. – И как я могла не понять, что дело зашло так далеко?
   – Но она иногда ела с нами, – вспомнил Арсений. – Точно говорю, потому что все наши совместные ужины я помню. Она набрасывалась на еду как ненормальная и ела в несколько раз больше меня.
   – Я боюсь, что это тоже проявление болезни, – обеспокоенно посмотрел на сына Геннадий. – После такого обильного поглощения пищи больные, страдающие анорексией, потом бегут в уборную, где вызывают у себя рвоту.
   – Рвоту? – молодой человек был изумлен. – Я думал, что у нее диарея.
   – Нет, к сожалению, это не диарея, это анорексия.
   – Но ведь нас не было два месяца, как она могла продержаться так долго совсем без еды? – удивилась беременная жена.
   – Нет, Зоя часто пила чай, ела обезжиренный творог, легкие йогурты… И вареные овощи, – уверенно сказала няня. – Наверное, именно они поддерживали ее силы.
   – Но что же случилось потом? – терзался Покровский. – Если она ела кисломолочные продукты и пила чай, то ее организм не мог быть до такой степени обезвожен и истощен. Значит, есть еще какая-то причина.
   – Боюсь, эта причина во мне, – покраснев, признался Арсений. – Мне очень стыдно признаваться в этом, но молчать, когда здоровье сестры в опасности, я не могу. Пока вас не было, мы с Зоей начали хорошо общаться. Мы часто проводили время вместе, иногда – в ее комнате, иногда – в моей. В тот день мы поругались: она кричала, что у нее очень толстые ноги, а я ее убеждал, что она фантастически красива. В итоге Зоя обозвала меня простолюдином и лохом, и я вышел из комнаты, хлопнув дверью. Через какое-то время мне стало стыдно, ведь ее это на самом деле мучает, и я решил помириться с Зойкой. Чтобы показать сестре, какая у нее потрясающая фигура, я накачал в Интернете разных картинок полуобнаженных моделей. Я думал, что если девочка посмотрит на себя в зеркало, а потом на фотографии общепризнанных красавиц, то она увидит, что ее фигура ничем не отличается от их. Я позвал сестру, а она мне в ответ лишь нагрубила, и я вернулся в комнату. Пока я искал эти фотографии, я наткнулся на сайты с порно. Обиженный на Зою, я сел снова за компьютер и открыл первый попавшийся эпизод. Увиденное меня очень возбудило, и я стал удовлетворять себя. Мне было очень приятно, я стонал и был близок к завершению процесса. В этот момент в комнату зашла Зайка. Я развернулся в кресле и кончил прямо у нее на глазах. Зойка выскочила из комнаты, я побежал за ней, но не догнал. Но я слышал, что ее долго рвало в туалете… Я вообще не знаю, как она пережила это… Я же ее брат… А она такое увидела…
   – Арсений, – тихо сказал Геннадий, – ты ей не брат, и она прекрасно об этом знает.
   – Не брат? – Глаза юноши стали похожи на огромные блюдца. – Как?
   – Я потом тебе расскажу все, – устало произнес отец. – Но, видимо, ты прав… Именно ее рвота и дальнейшее голодание привели к заболеванию. Только не казни себя, сынок. Твоей вины тут нет. Зоя не увидела ничего такого, о чем она не знала раньше.
   – Папа, прости меня, – простонал мальчик.
   – Успокойся, тебе не за что просить прощения, – ответил отец и закрыл всю литературу, лежащую у него на столе. – У Зои сложные обстоятельства жизни, и она запуталась. Все, что связано с любовью, у нее стало вызывать только отрицательные эмоции. Мы все так или иначе виноваты в случившемся, и вместе с тем никто в этом не виноват. Теперь будем думать, что делать дальше. Вы идите спать, а я поищу кого-нибудь, кто работает с такими проблемами и может мне помочь. Слава Богу, врачебный мир достаточно узок и мне хорошо знаком.
 
   Покровский зашел в кабинет. Арсений готовился ко сну.
   – Сынок, я тебе не помешаю? – спросил Геннадий.
   – Нет, пап, конечно нет, – ответил юноша и лег на диван.
   Мужчина сел за свой рабочий стол, достал все записные книжки, визитки, клочки бумаг, пытаясь найти того, кто поможет его дочери. Он долго перебирал имена, фамилии и должности людей, с которыми работал или общался в течение последних 15 лет, пока вдруг не всплыла тема диплома его однокурсника: «Нервная анорексия – важнейшая проблема подростковой психиатрии».
   – Давид! – воскликнул Гена и ударил себя рукой по лбу. – Как я мог забыть об этом великом балагуре?!
   Хотя забыть было немудрено, ведь пока писался диплом, юный студент качал на руках крошку-дочь и мало общался со сверстниками. «Где же он сейчас? – размышлял мужчина. – Я ни разу не столкнулся с ним нигде и ни при каких обстоятельствах. Что с ним? Жив ли он?»
   – Арсений, – позвал сына Покровский. – Твоя мама общалась с однокурсниками?
   – С кем-то общалась, – отозвался мальчик. – У нее была старая записная книжка, еще студенческая, там была информация обо всем вашем курсе. Она методично ее изменяла, если узнавала новый адрес или телефон, при этом могла сама не звонить и не встречаться. Именно так она нашла тебя…
   – Ты знаешь, где эта книжка? – судорожно спросил отец.
   – В той квартире, наверное, – отозвался сын. – Раз в сумке, которую нам отдали, не было ничего похожего.
   – Как она выглядит?
   – Зеленая, с наклейками, довольно большого формата.
   – Я поеду за ней. Возможно, там найду телефон человека, который нам поможет, – эти слова мужчина произносил уже на ходу.
   – Я с тобой, – быстро отозвался Арсений и вскочил с дивана. – Без меня ты можешь не найти.
   – Хорошо, одевайся. Я пойду к Инне, скажу ей, чтобы она ложилась без меня.
 
   Через 40 минут Геннадий Покровский звонил в Америку, куда переехал, оказывается, сразу после получения диплома Давид Эдельштейн. Еще 20 минут разговора, сначала на английском, потом на родном русском языке, и дальнейшая судьба девочки была решена.
   – Зоя будет лечиться в Америке, – сказал сыну Гена. – Давид возьмет ее к себе в больницу и продержит дочь там как минимум до сентября. Мы с тобой сможем приехать к ней, если захочешь, сразу после того, как ты сдашь все вступительные экзамены. Поехали спать. Завтра я переговорю с врачами дочки и начну заниматься оформлением виз.

Глава 13

   Зою какое-то время подержали еще в больнице, под капельницами, а потом все-таки выписали. Дома было два медика, и такие простые вещи, как инъекция витаминов и внутривенные вливания делать могли и там. Геннадий приехал за дочерью один. Он хотел провести хоть несколько минут наедине с Зоей. Ослабевшая дочь с помощью медсестры надевала теплые вещи, а отец стоял рядом и наблюдал за своей Зайкой. Сейчас она совсем не была похожа на ту цветущую девушку, которой он любовался в аэропорту, где почти год назад встречали дедушку. Зоя выглядела ужасно: цвет лица был серый, волосы вылезали клочьями, скулы заострились, ногти ломались и слоились, мягкая девичья грудь пропала… Гена подавил стон, который вызвал у него вид дочери, а Зоя, услышав отца, оглянулась. Огромные черные глаза затянули Геннадия в омут, и ему вдруг захотелось утонуть в этих озерах, вобрать в себя все то, что несет эта родная для него бездна. Где-то в глубине души зашевелилось что-то знакомое, и мужчина вдруг вспомнил ту всепоглощающую страсть, которую он испытал в тот далекий вечер с Инной. Именно эта черная бездна увлекла его в пучину чувственности, в результате которой сейчас под сердцем его жены растет малыш. Испугавшись собственной реакции на взрослый взгляд дочери, Покровский тряхнул головой и заставил себя вернуться в ту реальность, в которой его больная девочка с трудом стояла возле кровати.
   Мужчина подошел к дочери, поднял ее на руки и вместе со своей бесценной ношей пошел к машине. Им предстояла дорога домой, во время которой отец рассказал дочери об особенностях ее заболевания и о том, что ей предстоит проходить лечение в далекой Америке. Девушка молча выслушала информацию и ничем не выдала своих эмоций. А может, этих эмоций у нее и не было…
 
   Зою встретили все члены семьи и окружили со всех сторон, а девушка смотрела только на выпирающий живот мачехи – она до сих пор не знала о том, что женщина беременна.
   – Отец, отнеси меня в мою комнату, – слабым голосом произнесла больная, не желая видеть подтверждение того, что ее обожаемый папа отдает свою любовь и страсть другой женщине.
   – Хорошо, малышка, – согласился Гена. – Сейчас ты передохнешь, а потом мы будем обедать.
   – Я не голодна, – ровным голосом ответила дочь и отвернулась наконец от Инны.
   – Но тебе нужно немного поесть, – мягко настаивал Покровский.
   – Давай я покормлю тебя, – предложил добрый Арсений. – Мы с тобой чуть-чуть поедим, всего пять ложек, а потом я тебе почитаю какую-нибудь книжку.
   Зоя смутилась, но согласно кивнула головой.
 
   Через час в комнате девочки сидели Гена и Арсений. Оба по очереди кормили свою Зайку и развлекали ее интересными рассказами. Девушка смогла проглотить только три ложки. Потом она расплакалась: «Я больше не могу».
   Грустный отец отставил тарелку в сторону и поцеловал холодные тонкие пальчики дочери, а брат стал гладить острые коленки бывшей красавицы и успокаивать ее:
   – Ничего страшного, не плачь. Ты просто устала. Сейчас ты немного отдохнешь, а потом мы снова покушаем.
   Геннадий с любовью посмотрел на своих детей, таких разных, но тем не менее очень родных, и порадовался, что между братом и сестрой все-таки возникла та душевная связь, которая должна быть между родственниками. Поцеловав дочь и потрепав сына по голове, отец вышел из девичьей спальни и пошел к жене.
   Арсений остался в комнате. Он любовался девушкой, лежащей рядом с ним, его не смущала ее болезненная худоба, поредевшие волосы, поломанные ногти и потрескавшиеся губы. Молодой человек видел лишь черные бездонные глаза, полные какой-то тайны и женской притягательности. Сейчас, когда он знал правду о Зойкином происхождении, он замечал за собой, что все чаще и чаще думает о сестре как о девушке, его чувства к ней совсем не похожи на родственные.
   – Тебе папа сказал про Америку? – поинтересовался молодой человек.
   – Ну да, – безразлично ответила сестра.
   – И что ты думаешь? – продолжал расспрашивать Арсений.
   – Мне все равно, – тем же тоном произнесла девушка.
   – А мне нет, я буду очень скучать по тебе.
   Зоя подняла глаза и улыбнулась брату: все-таки он очень похож на отца, только моложе.
 
   Целый месяц Арсений ухаживал за девочкой. Почти круглосуточно мальчик сидел возле кровати сестры, читал ей книги, иногда даже учебники, кормил ее с ложечки, выносил на прогулки. Он помогал ей мыть голову, стараясь отвлечь внимание девушки от количества волос, покрывавших белую эмаль ванной. Когда Зоя спала или смотрела телевизор в гостиной, юноша брал учебники и готовился к выпускным экзаменам, хотя до них еще было время. Геннадий тоже проводил почти все свое свободное время с дочерью, сменяя Арсения на этом добровольном посту, но этого времени было совсем немного: работа, встречи и беременная Инна забирали почти все 24 часа в сутки. Зое доставались совсем крохи – час-полтора в день.
   «Зачем я обманываю себя, – иногда думал Покровский. – Я бы мог проводить с Зайкой гораздо больше времени, но я так боюсь этого ее странного взгляда, направленного на меня, что просто теряюсь. Эта кроха вызывает во мне такие глубокие и сильные эмоции, что я просто не знаю, как себя с ней вести. Ничего, совсем скоро девочка уедет в Америку, и все чувства позабудутся, пройдут. И тогда мы снова станем счастливой семьей, такой, какой мы были до прошлого года».
   Сторонясь дочери, отец не заметил и изменений в сыне: Арсений был явно влюблен в свою сводную сестру, влюблен пылко и страстно. Молодой человек был готов сделать для Зайки все, что она попросит, а девушка смело этим пользовалась. Каким-то внутренним женским чутьем Зоечка понимала чувства молодого человека и наслаждалась этой небольшой победой. Нет, Арсений ей не нравился совсем, но то, что он был сыном Гены и имел такое явное сходство с отцом, примиряло девушку с этими ухаживаниями.
 
   В тот день, когда Геннадий привез домой паспорта с американскими визами и билеты на самолет, Инну положили в больницу.
   – Геночка, – успокаивала жена мужа по телефону, – все будет хорошо. Сейчас нас поколют, а через две недели выпустят.
   Инна говорила с мужем, а у самой сердце разрывалось от страха за своего малыша, который уже начал толкаться. Но тревожить мужа ей тоже не хотелось – он и так уже второй месяц ходил сам не свой из-за дочери.
   – Я сейчас к вам приеду, – тоном, не терпящим возражений, сказал Покровский и начал собираться. Он зашел в комнату к дочери, чтобы сказать о том, что уезжает в больницу. Открыв дверь, он увидел Зою и Арсения, сидящих на кровати и разгадывающих кроссворд.
   – Малышка, я бы очень хотел побыть с тобой, но мне придется уехать. Инну положили на сохранение, и я должен быть в этот момент рядом с женой. Завтра утром я приеду. Не грусти и покушай, хорошо?
   Зоя подняла глаза на отца и ничего не сказала.
   – Отец, не беспокойся, я покормлю Зайку, – сказал молодой человек. – Езжай к Инне и ни о чем не думай. Все будет в порядке.
   – Спасибо, сынок. Малышка, спокойной ночи. Я тебя люблю.
   Девушка опять молча посмотрела на Геннадия и отвела взгляд. Сказать ей было нечего.
 
   – А вот и ужин, – произнесла Галина Павловна, внося поднос, на котором стояла тарелка с мясом и салатными листьями и стакан свежевыжатого сока.
   – Я не голодна, – привычно ответила Зоя и снова занялась кроссвордом.
   – Зайка, надо поесть, – вмешался Арсений. – Давай заключим сделку: ты съешь пять маленьких кусочков мяса, а я тебе расскажу одну очень интересную историю.
   Зоя не хотела ни есть, ни слушать истории, но она знала, что молодой человек не отстанет от нее, пока не добьется своего, поэтому она решила сократить время обоюдной пытки.
   – Хорошо, только давай историю ты мне рассказывать не будешь.
   – По рукам, – весело ответил юноша и взял с подноса тарелку.
   Зоя честно проглотила пять кусочков, которые ей подносил ко рту брат, и отодвинула рукой тарелку. Процесс поглощения пищи ее утомил, поэтому она грациозно откинулась на подушки и потянулась. Легкая футболка обтянула ее груди, которые крошечными холмиками вздымались в такт дыханию. Арсений как завороженный смотрел на истощенное тело, а потом слегка дотронулся до тонкого плеча девушки. Желание пронзило его, и он потянулся к ее влажным губам. Зоя не сопротивлялась, однако и не отвечала на ласки. Податливость Зайки свела с ума пылкого влюбленного, и он начал неистово целовать лицо и шею своей милой. Через несколько минут его рука ласкала девичьи груди и бедра, а потом опустилась вниз и проникла в святая святых женского тела. Не встретив отказа и в этом жесте, Арсений осмелел: он осторожно уложил Зойку на спину, снял с нее трусики и приник губами к впалому животу. Юноша покрывал поцелуями любимое тело, а потом быстро разделся и навис над юной любовницей. Арсений смотрел в огромные черные глаза своей Зайки и искал ответа на вопрос: «Можно ли продолжать?»
   Зоя не чувствовала ни желания, ни отвращения. Ей казалось, что внутри она мертва и пуста, однако отталкивать юношу ей не хотелось: «Больше всего на свете я желала бы, чтобы на его месте был Гена. Но это невозможно. Так что пусть лучше сын моего любимого лишит меня девственности, чем когда-нибудь это сделает абсолютно посторонний мне человек». Зоя прикрыла глаза и представила, что сейчас она слышит тяжелое дыхание Геннадия, а не его сына, и сделала едва заметное движение навстречу.
   Арсений уловил этот жест любимой и мягко вошел в нее. Буквально через несколько минут с громким стоном и содроганием молодой человек опустился рядом с девушкой. Только что он отдал себя всего этой молчаливой принцессе с огромными глазами, в омут которых он так любил погружаться.
   Зоя подождала, пока сводный брат придет в себя, а потом сказала:
   – Вот ты извращенец! Вокруг полно красивых девушек, а ты сходишь с ума по почти лысой уродке, которая и ходить-то самостоятельно может с трудом!
   – Зоечка, – шептал молодой человек, – ты красавица. Ты самая красивая девушка на свете, и я очень люблю тебя. Я все готов для тебя сделать, только будь со мной.
   – Одевайся, извращенец, а то Галина Павловна зайдет.
   – Зоя, – надевая джинсы, продолжал Арсений, – я на самом деле люблю тебя. Я хочу быть с тобой рядом каждую секунду.
   – Я скоро улечу в Америку.
   – Я буду ждать тебя, Зайка моя.
   – Давай не будем ничего загадывать, – устало произнесла теперь уже женщина. – Отнеси этот отвратительный поднос и приходи разгадывать кроссворд дальше.
 
   Через неделю самолет унес Геннадия и Зою в далекую Америку. Арсений смотрел на отъезжающее такси и не мог отделаться от ощущения пустоты и одиночества. Этот день четко разделил жизнь всех членов семьи на два периода: с Зоей и без нее.

Глава 14

   Самолет приземлился в аэропорту Соединенных Штатов Америки. Геннадий с тревогой смотрел на Зою – такой длительный перелет дался девушке с трудом. Ослабевшая дочь почти всю дорогу спала, положив голову отцу на колени, отказывалась от еды и воды. Покровский лишь гладил черные как смоль волосы своей Зайки и пытался справиться с охватившим его отчаянием. Иногда девочка поднимала на отца взгляд, и мужчина тут же скатывался в пучину мучительно-сладостных эмоций. «О чем я думаю, – стонал про себя телеведущий. – Это же моя дочь, это та девочка, которой я менял подгузники и кормил с ложечки кашкой. Что со мной происходит? Может, у меня просто давно не было близости с женой, если каждый раз, когда Зайка смотрит на меня своим призывным взглядом, я не могу совладать с собственными чувствами?»
   Геннадий постарался переключить внимание на здоровье близких – стал думать об Инне, которая сейчас вынашивала его сына, а потом и о Зое. «Как страшно, – терзался он, – страшно то, что происходит с моей дочерью. Страшно, что она сознательно довела себя до такого состояния. Страшно, что в ее маленькой светлой головке зародилась мысль о непринятии себя как женщины. Как страшно, что ей так тяжело справляться со своими чувствами и эмоциями, что она готова похоронить себя заживо!» Покровский надеялся, что Давид поставит его дочь на ноги, однако чем дольше он об этом думал, тем больше понимал, что совсем не хочет, чтобы девочка оставалась жить вдали от него. «Может, – надеялся мужчина, – ее лечение займет совсем немного времени, и она скоро вернется ко мне… То есть к нам… Как же я буду без своей Зайки? Может, мне тоже остаться в Америке? Но там же работа, программа, Инна, сын… Что же мне делать?»
   А Зоя в это время лежала и думала о своем: «Как хорошо лежать рядом с ним. Я могу представлять, что я его молодая любовница, которую он везет показать мир… Как хорошо, когда мы с ним вдвоем, вдали от всех непонятно откуда взявшихся родственников… Вдали от его пузатой Инны… Вдали от этого странного мальчишки, который вдруг придумал, что он в меня влюблен… Конечно, он мил и добр, этот Арсений, но он не Гена… Мой Гена – самый лучший в мире… И сейчас я лежу у него на коленях, и он принадлежит мне целиком и полностью… Мы сейчас как те влюбленные, которые вдвоем под одним зонтом поднялись в небеса, где их ждало счастье…» Девушка иногда поднимала глаза на предмет своих фантазий, чтобы убедиться, что это именно он, ее Геннадий Покровский, тот мужчина, которого она долгое время называла отцом. Их взгляды встречались, и казалось, что время останавливается…