– Вон и усадьба твоя.
   Силуэт старинной кирпичной постройки возвышался над туманной водой как колдовской замок. Трехэтажное здание имело две башенки и зубчатое обрамление крыши. Правда, чем ближе оно было, тем меньше оставалось волшебства – усадьба была давно заброшена, неухожена, растащена на нужные в хозяйстве кирпичи.
   – Тухлятиной какой-то воняет, – проворчал Андреич. – Скотомогильник, что ли, размыло где-то?
   Трошин посмотрел на воду. Она была такой же грязной, взбаламученной, как и везде в этом краю, но имелось кое-то еще. Поверхность ее кое-где покрывала едва заметная пленка, словно от подсолнечного масла. Пленка плавала большими неровными пятнами либо тянулась языками.
   Андреич не заметил, как Трошин быстрым движением вытер мгновенно вспотевший лоб.
   – Стой! – внезапно воскликнул он.
   Андреич аж вздрогнул.
   – Ты что?!
   – Подожди-ка… А ну, подгреби вон туда, видишь?
   Андреич увидел. Прямо под правой башенкой вода подмыла и обрушила большой пласт глинистой почвы. Получился двухметровый обрыв, в котором зияла чернотой какая-то дыра. Словно вход в пещеру или подземный ход.
   Когда подплыли, стало видно, что края провала выложены кирпичом. Это и в самом деле было подземелье, вернее, старинный подвал. Трошин обратил внимание, что странная маслянистая пленка была тут буквально везде.
   – Причаливай, – сказал он внезапно охрипшим голосом.
   – Как скажешь, – пожал плечами Андреич. – Только одного не пойму – где ты тут торфяники нашел…
   Трошин выскочил из лодки и вскарабкался по склону берега, распихивая сапогами двухметровую крапиву. Андреич закрепил лодку с помощью колышка и веревки и тоже поднялся. Трошин уже распотрошил рюкзак, достав на свет непонятные железяки, пару фонарей и деревянную коробку с какими-то пузырьками.
   – Побудь здесь, – сказал он Андреичу и скрылся в наполовину обвалившейся арке парадного входа.
   Старый егерь пожал плечами и, чтобы скрасить ожидание, отведал еще немного «беленькой» из рюкзака. Однако на этот раз веселей не стало. Обстановка почему-то давила и тревожила даже многоопытного Андреича, который за годы жизни привык к одиночеству и в лесу, и средь ночи, и в других не лучших обстоятельствах.
   Что-то было не так в этой тишине, в грязной воде с масляной поволокой, в непонятной вони, навевавшей мысли о мертвечине.
   Трошин позвал его минут через десять. Андреич осторожно вошел в гулкую развалину – и так и ахнул.
   Трошин за эти минуты постарался на славу: развесил фонари, привязал к облупленной колонне добротную веревку и сам обвязался специальными ремнями и пряжками, словно скалолаз. Но главное – он расковырял в полу какую-то дыру, вернее – люк, крышка которого валялась рядом.
   – Слушай, Андреич, обстановка усложняется, твоя помощь нужна, а?
   – А я что? Я помогу, – осторожно пожал плечами тот. – Что делать-то?
   – Да ничего особенного. Просто стой у веревки и меня слушай. Может, подтянуть придется, может, подать что… Так, на всякий пожарный.
   – Ты что? Ты туда?.. – Андреич, еще не веря, ткнул пальцем в люк.
   – Ага, туда. Так надо.
   Трошин пристегнулся к веревке, затем натянул ее, подергал для проверки и – запросто сиганул в провал, Андреич и ахнуть не успел.
   Было слышно, как внизу всплеснулась потревоженная вода. Андреич стоял и прислушивался. Веревка то натягивалась, то провисала, но никаких пожеланий снизу пока не поступало.
   Андреич не выдержал, осторожно подобрался к люку, встал на колени и заглянул туда, где метался свет от фонаря Трошина.
   То, что он увидел, его поразило. Эту усадьбу он знал всю жизнь, и не один десяток раз тут рядом бывал, случалось даже, от дождя прятался. Он привык, что этот старинный дом – всего лишь развалина, загаженная и обветшалая, что ничего, кроме мусора, в ней нет.
   Оказалось – есть!
   Увидел он немного, но этого хватило. Подвал оказался неожиданно просторным, а еще он довольно неплохо сохранился. В воде стояли в два ряда длинные столы, уставленные какими-то баночками, сложными железками и ванночками. У стены – несколько больничных шкафов со стеклянными дверцами да еще пара пузатых баков странного вида.
   Больше он ничего разглядеть не успел, потому что появился Трошин и крикнул:
   – Андреич! Я подымаюсь, придерживай веревку!
   Трошин выбрался легко и ловко, будто всю жизнь только это и делал. Отстегнул свои пряжки и тут же торопливо вышел на свет. Пораженный Андреич не отставал ни на шаг.
   На улице Трошин поспешно стянул резиновые перчатки, потом достал из-за пазухи длинный пузырек из тонкого стекла и поболтал его, глядя на просвет.
   – Чего там? – не утерпел Андреич.
   – Да так… – пробормотал Трошин. – Ничего хорошего, в общем.
   – И чего?
   Трошин посмотрел на него с некоторым удивлением, словно впервые видел.
   – Слушай, Андреич… Дело серьезное. Мне телефон срочно нужен. Что скажешь?
   – Телефон! – Андреич развел руками. – Где ж я его тебе возьму? Да еще срочно. Телефон только в городе.
   – А в поселке, ты вроде говорил…
   – Есть в поселке, только до города тут, считай, ближе получается.
   – Город, поселок – мне все равно, – Трошин махнул рукой, словно отчаялся разобраться в местной географии. – Телефон нужен.
   – Слышь… – Андреич поскреб щеку. – У геологов… ну, где мы лодку брали. У них радио есть.
   – Какое радио? Зачем нам радио?
   – Ну, радио. Они погоду запрашивают, а еще в «Гидрострой» какие-то сводки передают.
   – У них есть радиостанция?!
   – Ну да, я ж говорю, радио. Можно контору их вызвать, а там – телефон!
   – Андреич, ты гений! Пошли быстрей. Лодка наша там не уплыла?

4

   Лодка не уплыла, однако что-то с ней было не так. Задняя часть вместе с мотором почему-то оказалась задрана выше носа. Натянутая веревка уходила под воду.
   – Гляди-ка, вода снова поднялась, – оторопел Андреич. – Ну, верно, ребята ж говорили, что в верхах дожди идут…
   – И что это значит? – насторожился Трошин.
   – Да ничего, нам же лучше – теперь напрямки пройдем.
   Мотор на этот раз решил покапризничать, и завелся только раза с десятого, когда Андреич от злости едва не оборвал тросик. Трошин молча хмурился, выбивая пальцами нервную дробь на звонком железном борту.
   Наконец двинули. Андреич уже не так осторожничал, и лодку даже пару раз тряхнуло на каких-то подводных препятствиях.
   Он поглядывал на попутчика, ожидая, что тот хоть полунамеком даст знать, что происходит и почему срочно понадобился телефон.
   Пахло какой-то бедой.
   Наконец старый егерь не выдержал.
   – Тут раньше-то больница была… в усадьбе этой, – сказал он как бы между прочим.
   – Да, была… – отстраненно ответил Трошин.
   – Давно, правда, до войны еще, – продолжал Андреич. – Непростая больница. Для генералов всяких, для их жен, для детей непутевых… Охрана, ворота, все как положено. Мы пацанами бегали, подглядывали, а нас солдаты гоняли.
   – Угу… – отозвался Трошин.
   – В войну ее эвакуировали. А потом какая-то контора здесь была. То ли склад, то ли не склад, не знаю. Знакомая соседка туда ходила, они у нее молоко покупали. Каждое утро, как подоит – сразу туда. Но ничего не рассказывала.
   – Обожди-ка, Андреич, – словно спохватился Трошин. Полез в рюкзак и выудил небольшой пузырек, в котором звонко перекатывались таблетки.
   – На-ка, прими, от греха, – он протянул Андреичу пару штук. – И я приму.
   – Это что еще? – забеспокоился Андреич.
   – Да ничего, не волнуйся, это как бы антибиотик такой. Ползаешь по подвалам разным, а там и грибок, и комары, и инфузории – мало ли что…
   – Оно да… – солидно согласился Андреич и закинул обе таблетки в рот. И тут же, недолго думая, запил водкой. – Вот так оно ловчее будет, верно?
   Трошин поглядывал на часы и хмурился. Они шли сейчас в нескольких метрах от прямого пологого берега. Тут намыло особенно много всякого хлама, и запах гнилого ила густой кашей висел в воздухе. Прозрачный туман клубился над перепутанными грязными сучьями.
   Андреич вдруг вытянул шею и сбавил обороты двигателя.
   – Глянь-ка… что это? – взволнованно сказал он.
   Трошин приподнялся и тоже увидел: среди мокрых завалов у берега кто-то шевелился. Сначала показалось, что это животное – бродячая собака, например. Но лодка шла вперед, и становилось отчетливо видно – это человек.
   – Матерь божья… – Андреич вдруг схватился за сердце. – Да это ж Толик Чубуков. Тракторист с совхоза… да как же это…
   Трошин не сразу понял, почему вид совхозного тракториста так удивил попутчика. Хотя, по здравому смыслу, тут – в позаброшенном людьми краю, да еще по колено в грязной воде – делать ему было нечего.
   – Это ж Толик… – продолжал бормотать Андреич. – Три дня как пропал. На тракторе с моста перевернулся. Трактор-то сразу нашли, а его – нет. Думали – утоп, а он вон где…
   До странного тракториста оставалось десятка полтора метров, когда Трошин и сам вдруг чертыхнулся и приподнялся, рискуя перевернуть лодку.
   Толик-тракторист выглядел жутко. Изодранная, пропитанная жидкой грязью одежда висела на нем крупными клочьями. Лицо было неестественно опухшим, как поднявшееся тесто. Кожа – обвисшая, синюшная. Не человек, а леший, вылепленный из грязи…
   Самое дикое – он что-то доставал из грязной тухлой воды и горстями закидывал в рот. Скорей всего, просто комки водорослей.
   – Анатолий! – срывающимся голосом крикнул Андреич. – Ты чего тут? Заблудил, что ли? Обожди, я сейчас лодку подгоню.
   – Останови лодку, – сказал вдруг Трошин негромким, но неожиданно твердым и властным голосом.
   – Чего? – не понял Андреич, удивленно обернувшись.
   – Чего слышал.
   Толик-тракторист тем временем заметил их и застыл в скрюченном виде, с расставленными в стороны руками. Из горла его вырвался какой-то звук, похожий на бульканье густого супа в кастрюле: грлум-грлум…
   – Анатолий… – сипло проговорил Андреич и осекся. Он и сам наконец понял, что дело нечисто.
   В следующую секунду вдруг что-то грохнуло так, что Андреич едва не вывалился из лодки. Он обернулся – Трошин держал в руках оставленную без присмотра двустволку. Из обоих стволов струился дымок. Толик-тракторист с шумом упал в воду, голова его превратилась в какую-то сопливую кашу, хотя крови видно не было.
   – Ты что это? Ты что это творишь? – выдавил Андреич, отодвигаясь к корме лодки.
   – Спокойно, – Трошин переломил ружье, выбросил гильзы.
   – Ты чего сделал-то, душегуб! Ты зачем Толика-то?..
   – Толик твой давно мертв уже, – Трошин бесцеремонно залез к Андреичу в рюкзак и выудил пару патронов. – Нет его, ясно? Утонул!
   – Да ты… Я… Да что же это… – потрясенный старый егерь только всплеснул руками.
   – Спокойно, говорю! И не плачь – не барышня! – Он сел, положив ружье на колени. – Теперь слушай. Много сказать не могу, но что скажу – то запомни! Толик этот – давно труп… Да не перебивай! Эффект такой научный есть: посмертная мышечная реакция. Ты сам видел, в старой больнице все пузырьки поплыли. Лекарства, вещества. Все в воду попало. Вот он и зашевелился, твой Толик. Не переживай, к вечеру все равно обратно окочурился бы. И хорошо еще, беды никакой не наделал. Теперь ясно?
   – А ты откуда знаешь про вещества? Ты ж геолог!
   – Ох, Андреич, давай так. Я тебе кое-что покажу, и чтоб больше вопросов не было. Вот смотри… – Трошин сунул руку под штормовку и достал маленькую красную книжечку с золотым гербом. Открыл перед глазами попутчика и подержал несколько секунд.
   – Вот оно что… – Андреич сокрушенно покачал головой. – Спецорганы, стало быть. Не геолог ты никакой, а майор уполномоченный…
   – Все, хватит разговоров. Заводи мотор, гони на свою лесопилку.
   – Э-эх, связался я с тобой…
   Всю дорогу Андреич угнетенно молчал. Пару раз глотнул из своей бутылки. На Трошина не смотрел, и взглядов его избегал.
   Вода стала гораздо грязней, мусорней, вдобавок надвинулся дождливый сумрак. И снова казалось, что вся земля покрылась этой гнилой жидкой грязью, что не осталось ни одного солнечного чистого уголка, ни зеленой травы, ни золотого песочка, ни синего искристого озера, а только хмурь, да взбаламученный гнилой ил, подернутый мертвенным туманом.
   – Однако… – впервые обронил Андреич, когда вдали показались контуры лесопилки.
   Почти вся она была залита поднявшейся за последние часы водой. Лишь пара сарайчиков да бытовка еще не окунулись, но и им, судя по всему, недолго оставалось стоять на суше.
   – Мужикам ни слова, – строго предупредил Трошин.
   Мужики выглядели несколько перепуганными. Им удалось спасти от наступающей воды свой ГАЗ-66, но починить его так и не смогли, и сейчас бегали вокруг, нервно матерясь и гремя инструментами.
   – Андреич! – крикнул издалека один. – Видал, что творится-то? Сейчас дождь еще врежет, да стемнеет скоро. Сгинем тут к чертям…
   – Слушай, Петруха, – подошел к нему Андреич. – Ты скажи, у вас радио-то работает? А то вон товарищу проверяющему из Москвы сильно понадобилось.
   – Да работает, толку-то от него. Вон, в бытовке, сейчас отведу.
   В этот момент под ногами вздрогнуло. Впрочем, вздрогнуло все – и напитанный влагой воздух, и поверхность воды, но ощущение пришло яснее всего из-под ног. Это было так сильно и необычно, что все замерли, переглянувшись.
   – Что еще за напасти… – пробормотал Андреич.
   – Мож, взрывники работают? – предположил Петруха.
   – Скажешь тоже! Откуда они сюда свалились?
   – А чего? В том месяце в Троицком церковь взрывали под затопление. Только не вышло у них. Так и торчит колокольня. Мож, они опять вернулись.
   – Давай, показывай радиостанцию, – нетерпеливо напомнил Трошин.
   Подойдя к бытовке, Трошин выяснил позывные, а затем всех отогнал в сторону и закрыл за собой дверь. Но Андреич с Петрухой, не сговариваясь, снова подступили и прислушались. Петруха машинально высунул из кармана пачку «Стюардессы», но так и не воспользовался, сразу обратившись в слух.
   – «Волга», я «Тройка», как слышите… – слабо доносилось из-за двери. – Как слышите… Необходимо передать телефонограмму в Москву… пишите номер… Текст «Вода зацвела». Да, «Вода зацвела». Да, это все… какие шуточки? Какие, к черту… послушайте, женщина, я вам тут не… повторите, не слышу вас… «Волга»… не слышу вас…
   Через минуту Трошин появился, и вид у него был сумрачный.
   – Слушайте, у них там что-то стряслось, – он присел на перевернутое ведро, жестом попросил у Петрухи сигарету.
   – Передал, что хотел-то? – спросил Андреич.
   – Да черт его знает… То ли не услышали, то ли не поняли… Там, похоже, что-то не то… Слушайте, а вы машину-то сегодня почините?
   – А кто ж ее разберет… – уныло вздохнул Петруха. – Это ж такая техника, что…
   – А с кем еще связь по радио есть?
   – С четвертым постом есть, они выше по течению километров на семь…
   И тут со стороны поваленных ворот вдруг требовательно прозвучал автомобильный сигнал. Трошин приподнялся и увидел УАЗ-«буханку» с санитарными крестами на боках.
   – Это еще что? Кто-то скорую вызвал?
   – Не, это врачиха из поселка, – оживился Петруха. – Она тут какие-то бруски забирает, доски – а нам чо? Нам не жалко…
   Он свистнул в два пальца своим:
   – Пацаны! Докторша приехала!
   «Пацаны» как-то очень бодро отозвались на сигнал, бросили собственную злосчастную машину и весело выдвинулись навстречу «санитарке». Трошин заключил, что бруски и доски забираются не просто так, а все-таки за некоторое вознаграждение. А чем медики чаще всего вознаграждают – это не есть великий секрет…
   – Слышь, проверяющий, – негромко произнес вдруг Андреич. – На воду-то погляди.
   – Что там еще?
   – Вода-то опять уходит!
   Трошин сделал несколько шагов к берегу. В самом деле, вдоль кромки чернела грязная блестящая полоса, а течение на стремнине заметно усилилось – это было видно даже отсюда.
   – Слышь, чего говорю-то, – Андреич смотрел на Трошина как-то затравленно. – Тут не шуточки. Тут выходит – плотину в городе размыло, а? Помнишь, как дрогнуло-то?
   – Да ты что!.. – Трошин осекся.
   Он снова сел на бочку, потер виски пальцами.
   – Так, – он снова вскочил. – Одно к одному. Как ни крути – одно к одному, понимаешь?
   Андреич ничего не понимал.
   Трошин развернулся и решительно направился к санитарной машине, куда мужики уже таскали связки пиломатериала. Андреич старался не отставать.
   – Отставить погрузку! – скомандовал Трошин.
   Поселковый врач – статная и суровая на вид женщина лет тридцати пяти, одетая в болоньевый плащ и простые рабочие брюки, – вышла из кабины со стороны водителя. Трошин остановился напротив и проговорил, вкладывая в голос максимум официального железа:
   – Товарищ врач, ваша машина временно конфискуется для выполнения важного мероприятия государственного значения.
   – Что?! – усмехнулась женщина.
   Трошин украдкой обернулся, а затем так же тайком показал удостоверение.
   Врач тут же как-то обмякла.
   – У меня, между прочим, муж тоже старший лейтенант, – сообщила она с крохотной ноткой высокомерия.
   – Так что с досками-то делать? – озадаченно спросил Петруха.
   – Разгружай, – с досадой махнула рукой женщина. – Завтра заберу. Только машину я вам, товарищ Трошин, не доверю. Делайте что хотите, а я тоже поеду. А куда вам ехать-то надо?
   – Куда угодно. Мне нужен телефон, межгород, срочно.
   – Ближе всего прямо в город… Ну, чего встали, разгружай!
   И оторопевшие мужики бросились освобождать машину.

5

   Познакомились уже в дороге. Женщину звали Галиной, и рулила она лихо – на зависть любому мужику. На лесопилку приезжала не впервой – собирала по всей округе материалы для ремонта фельдшерского пункта в подшефном селе. За поллитру спирта мужики с радостью грузили ей остатки, брошенные прежними владельцами.
   Услышав про возможный прорыв дамбы в городе, призадумалась. А главное – перестала ворчать по поводу самоуправства Трошина.
   Правда, то и дело спорила с Андреичем, какой дорогой лучше ехать. Оба были местными, и у каждого имелось по пять точек зрения на лучший маршрут.
   Сейчас машина шла по просеке, дороги тут не было, а была хорошо утоптанная колея, по которой «санитарка» катилась как по рельсам.
   – Вдоль балки не пройдем, – сердито твердил Андреич.
   – Ничего, вчера проходила и сегодня пройду.
   – Сегодня вода поднималась. Там и так было по самое горлышко, а теперь дорогу точно залило. Встрянем в грязюку по самые уши, помянешь мое слово.
   – Что за балка? – не выдержал Трошин.
   – Да овраг там был простой, а потом по нему отводное русло проложили. Как какой дождик – все на дорогу льется через край. А сейчас и подавно.
   Вскоре Трошин и сам увидел. Отводное русло сейчас выглядело как грязная канава, забитая мусором. В такую же канаву превратилась и дорога, идущая слева от него.
   – Подумаешь, – хмыкнула Галина и решительно переключила раздатку на два моста.
   Правда, с дороги съехать все-таки пришлось – там было совершенное болото. Колесам легче было катиться по скошенному полю. Грязевые потоки вылезали на это поле длинными блестящими языками, и Галине то и дело приходилось брать левее, дальше от расплескавшегося русла.
   Темнело. Дождик, которым, казалось, был пропитан воздух, так и не начинался, но небо оставалось тяжелым и набрякшим. Колеса чавкали по размокшей почве, комья грязи летели от машины во все стороны.
   Наконец случилось то, о чем так настойчиво пророчил Андреич. УАЗ, что называется, сел, погрузившись в грязь по самые оси. Пятиминутной серии попыток выкарабкаться хватило, чтобы окончательно утопить его в трясине и понять – езда кончилась.
   – Далеко до города? – спросил Трошин, стараясь сохранять спокойствие.
   – До города еще прилично, – хмуро ответила Галина. – Но тут до большака километра два всего, там машины часто ходят. Может даже, если повезет, тракториста какого-нибудь уговорим на подмогу…
   Идти по размокшей почве оказалось тяжелей, чем представлялось сначала. Постоянные перепрыгивания и поиск мест посуше вытягивали силы, которых и так сохранилось немного.
   – Это что такое, не пойму… – пробормотал Андреич, нагибаясь к земле.
   В руках у него зашелестела новенькая двадцатипятирублевка.
   – А вон еще… – удивленно проговорила Галина. – Да их тут полно!
   Через минуту все убедились, что земля вокруг обсыпана десятками, четвертными и даже сторублевками. Влажный ветерок гнал их со стороны дороги в поле.
   Одурев от денежного дождя, все трое сначала просто бестолково слонялись, подбирая бумажки и издавая удивленные восклицания.
   – Гляди-ка… – обронил вдруг Андреич, глядя на дорогу.
   Там стояла прежде не замеченная «Нива». Двери ее были распахнуты, бампер упирался в кучу грунта, оставшегося от разработки русла. Трошин вдруг понял, что уже видел ее сегодня.
   – С леспромхоза машина, – уверенно определила Галина и вдруг потрясенно ахнула, прикрыв лицо ладонью. Она, видимо, знала, кто и зачем ездит на этой «Ниве».
   – Денежки-то казенные, – заикаясь, проговорил Андреич и рефлекторно отстранил от себя руку с пачкой собранных купюр.
   – Ну-ка, пошли… – скомандовал Трошин, правда, не слишком решительно.
   Андреич сдернул с плеча ружье. И хотя курками не щелкал, выглядел теперь непривычно сурово.
   Возле «Нивы» они увидели нечто такое, от чего Галина взвизгнула и отбежала назад, обхватив голову руками.
   В дорожной грязи, смешанной с кровью, лежали человеческие ноги, обутые в простые солдатские сапоги. Метров на пять от них тянулись кровавые следы и остатки внутренностей, и там лежала вторая половина тела – в пропитанной кровью гимнастерке. Головы не было.
   Пройдя к краю балки, Трошин увидел тело второго солдата – примерно в таком же виде. Он вдруг споткнулся обо что-то и через секунду поднял с дороги весь замазанный грязью автомат АКМ с магазином.
   – Интересные дела… – прошептал он сам себе и при этом почувствовал, как дрожат связки.
   Под ногами шелестели купюры, они летели из разодранного мешка, валявшегося возле машины.
   – Эй, гляди чего нашел! – негромко крикнул Андреич и помахал Трошину вторым найденным автоматом. Он старался держать себя в руках, но было видно, что на самом деле он в шоке. Галина была неподалеку, она отвернулась от дороги и громко всхлипывала.
   – Андреич! – позвал Трошин, стараясь, чтобы не дрожал голос. – У тебя сколько патронов с собой?
   – Коробка была.
   – Коробка, значит… Ты поглядывай вокруг, а я машину проверю, понял?
   – Ага, – старый егерь втянул голову в плечи и машинально отступил, бросая вокруг испуганные взгляды. – А чего творится-то?
   – Страшный суд творится, – пробормотал Трошин и сам своим словам удивился.
   В кабине «Нивы» почему-то было много обычной уличной грязи – и на полу, и на сиденьях, и даже на приборной доске. Трошин сел на заляпанное сиденье, ключи болтались в замке. Двигатель завелся сразу.
   – Садимся! Быстро!
   Галина пролезла назад, она больше не плакала, правда, грудь ее периодически судорожно вздымалась. Трошин нашел между сиденьями тряпку и бросил на колени Андреичу.
   – Автоматы разбери и почисть по-быстрому. Справишься?
   – Разберемся…
   Разворачивая машину, Трошин вдруг увидел в свете фар женщину. Она сидела между кучами вырванного кустарника, ни лица, ни горла у нее не было – только кровавое месиво. Она шевелилась, совершая однообразные рывки – попытки встать.
   «Это, видимо, кассирша, – понеслось в голове. – Где-то должен быть еще водитель… Саня, вроде, его звали…»
   Кассиршу никто больше не заметил, а Трошин и не стал обращать внимание. Он включил передачу и не отпускал газ, пока не отогнал машину на приличное расстояние от страшного места.
   Остановился, не выключая фары.
   – Послушайте меня, – он повернулся, чтобы видеть и Галину, и Андреича. – И успокойтесь. Главное – успокойтесь, без этого нам совсем беда…
   – Кто это сделать мог? – всхлипнула Галина. – Люди такое не могли, может, волк, медведь или собаки бродячие.
   – Да никакие не собаки. Галина, соберитесь, вы же врач, вы и не такое видели.
   – Такого точно не видела…
   – Андреич, ты этого тракториста-утопленника видел… Так вот – здесь такая же история. Если действительно был серьезный прорыв дамбы, значит, есть жертвы. А раз так – будут еще такие ходячие утопленники. Надо готовиться…
   – Вы что такое говорите? – отозвалась Галина. – Какой тракторист, какие утопленники?!
   – Скажу вам, что знаю. Хотя знаю немного. Произошла утечка особого препарата из законсервированной больничной лаборатории. Его действие – поддержание основных рефлексов организма в условиях прогрессирующего некроза всех тканей, включая мозг. Как петух без головы бегает по двору, видели? Примерно то же самое. Я не врач, не химик, в подробности вникать не могу. Да и не это сейчас главное…
   – Это для нас опасно? – перебила его Галина.
   – Это не опасно. Другое опасно. В затопленном котловане могут быть другие погибшие. Если с водой туда проник препарат, все эти мертвецы поднимутся. Ненадолго, думаю, через пару часов они опять лягут. Но сейчас они там! Первый час у них еще худо-бедно работают мозги, они даже речь понимать могут. А потом для них будет важно только одно – тепло и любая органика в пищу…